Текст книги "Слёзы Лимба (СИ)"

Автор книги: Александр Нефёдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 60 страниц)

В этот момент к ним вышла еще одна личность, практически идентичная. Только на этот раз в ней прослеживались черты женщины. Та тоже не подарила Эрвану доброжелательное приветствие и попыталась наброситься на замешкавшегося от ужаса парня. Юноша в самый последний момент увернулся и со всей силы ударил нападавшую ногой в живот, отчего та на время покачнулась и чуть было не упала на спину, но удержалась на костлявых ногах и лишь усилила свою ярость.

Эрван бросился вперед и сделал попытку удрать, но тут он увидел впереди себя новую порцию незваных гостей. На него мчалась целая армия людей, орущих что-то непонятное, и не смела останавливаться ни на шаг. Юноша был окружен. Бежать было некуда. Буря тем временем усилилась и растворила озлобленных личностей во мгле, оставив после них лишь голодные крики, которые заставляли сердце бешено колотиться из-за охватившего тело ледяного страха.

– Свет. Ты должен найти свет. Они боятся света, – прошептал Эрван, устало прикрыв глаза.

– Эрван, помоги мне! Эрван! – послышался плач маленькой девочки где-то позади него, но из-за песчаной стены невозможно было увидеть никого, кто мог бы находиться поблизости. Лишь редкие размытые тени, которые хаотично гуляли в воздухе, дразня Эрвана своим присутствием.

– Эмми! – закричал он, но ветер не позволил его голосу уйти вперед хотя бы на пару метров.

Он почувствовал удар в спину. Потеряв равновесие, юноша упал на землю и почувствовал тяжесть чьего-то тела на себе. С помощью удара ноги, ему удалось перевернуться и увидеть противника лицом к лицу. И это было отнюдь не самая симпатичная мордочка, которую ему удалось здесь увидеть. Физиономия этого человека практически полностью лишилась кожи, и наружу выглядывали высохшие на солнце мышцы, в которых прорыли многочисленные туннели трупные черви. Молодой человек попытался отдалить это обезображенное лицо от себя, но противник оказался таким сильным, что едва не впился своими гнилыми зубами в его шею. Парень из последних сил ударил напавшего на него монстра кулаком, выиграв немного времени, после чего немного отполз назад и выставил перед собой ладонь, надеясь отразить очередной удар.

Ни с того ни с сего наполовину разложившийся мертвец остановился и будто скорчился от боли. Эрван почувствовал тепло в своей руке и зажмурился, так как глаза ослепила мощная вспышка белого света. Раздался крик, и монстр, в буквальном смысле, загорелся, пытаясь из последних сил сбить со своего гнилого тела пламя. Его сородичи, находившиеся неподалеку, замерли на месте и стали отходить назад, будто Эрван сделал что-то такое, что их до смерти напугало.

Эрван поднялся на ноги и с удивлением посмотрел на свою руку. Она почернела, будто была испачкана углем и пощипывала, что обычно бывает после сильного ожога.

– Что за?.. – прошептал он и посмотрел на лежавшее перед ним тело, которое через какое-то время стало рассыпаться на глазах, оставляя после себя только рваные лохмотья, некогда являвшиеся одеждой.

Юноша устало провел рукой по лицу и попытался прийти в себя, осознать, что только что произошло.

– Эрван! – голос Эмми вновь послышался где-то поблизости. – Эрван. Не оставляй меня одну. Не уходи! Пожалуйста!

***

Песчаная буря начала немного затухать, постепенно приобретая вид обыкновенного сильного ветра. Острый песок по-прежнему царапал глаза, но уже не приходилось прикрывать лицо рукой, чтобы иметь возможность видеть что-то впереди себя, достаточно было просто прищуриться. Жаркая погода неблагоприятно влияла на потоотделение. Жажды на удивление не было, зато сам Эрван превратился в самый настоящий фонтан. Пришлось снять с себя рубашку и идти по пустыне в одних брюках с голым торсом. К счастью, солнце не жгло кожу, поэтому опасаться кожных ожогов он перестал спустя какое-то время и уже не закрывал плечи свернутой одеждой.

Позже Эрвану пришлось снять и ботинки, чтобы без затруднений продвигаться вперед, так как обувь неожиданно стала натирать стопу, отчего каждый новый шаг сопровождался болью. Он не знал, почему они резко стали ему некомфортны, ведь молодой человек проносил их довольно огромный промежуток времени. Но в данный момент его совершенно не волновала привязанность к предмету гардероба. Песок хотя и был раскаленным, как поверхность кочерги, которую только что вытащили из печи, но идти по нему было не такой уж неприятной затеей, его горячие прикосновения стали даже приятными, и легкие пощипывания кожи стоп напоминали легкую щекотку.

Голос Эмми внезапно стих, девочка растворилась среди песчаного тумана. Но молодой человек продолжал идти вслед за ее зовом, стараясь держать в голове то самое направление, откуда доносились жалобные ослабшие крики. Но пустыня выглядела слишком одинаковой, и молодой человек очень быстро потерял единственную цель, последнюю зацепку, которая могла хотя бы немного объяснить причину всего творившегося вокруг него. Юноша остановился и обессиленно сел на песок, поджав под себя ноги.

Парень изо всех сил пытался понять, найти истину всего происходящего вокруг, понять смысл бессмысленного. Его окружали образы, доселе незнакомые. Он никогда не был в пустыне, тем более не слышал историй об этом месте, ведь уроки истории и философии еще будучи школьником парень намеренно прогуливал, предпочитая вместе с такими же, как и он, прятаться в соседнем переулке и выкуривать несколько сигарет вместе с рабочими близ расположенной фабрики, которые ничуть не смущались, что им составляли компанию десятилетние ребята. Его подростковая жизнь не была мирной, спокойной. Каждый день случалась новая драма, из которой он все чаще и чаще выходил совершенно сухим, что только сильнее побуждало его продолжать подобные времяпрепровождения. Позже начались кражи, разбои, уличные драки. Эрван впервые ощутил вкус крови, запах палёного человеческого мяса когда ему было всего лишь одиннадцать. Молодой человек вместе со своей компанией под покровом ночи разбили витрину местной булочной и вынесли оттуда практически половину всей выручки. Но их уход с места преступления был затруднен хозяином, который в тот день решил переночевать на своем рабочем месте. Эрван до сих пор прокручивает в голове эпизод, где он вонзил в руку округлившегося мужчины нож, а после совершенно автоматически включил плиту и намеренно вынудил хозяина поджарить запястье. Им удалось убежать. Но Эрван никогда не забудет те надрывные крики, которые еще очень долго слышались на улице. Хозяин не видел лицо парня, так как подросток скрыл свою мордашку под самодельной маской. Эрван больше не появлялся в той булочной, так как боялся, что глаза его попросту выдадут, расскажут всю правду. И тогда наказания вряд ли удастся избежать.

Но молодой человек имел интересы и в науке, коих было намного меньше, чем у большинства людей, но они присутствовали, что, собственно, не удивляло его самого, так как глупым парнем он себя отнюдь не считал.

Математика была его любимым предметом. И он полностью отдавал себя ей, в первые годы обучения даже представляя в голове, что в будущем ему удастся достичь чего-то высокого, стать таким же, как его отец, который был замечательным инженером и участвовал в строительстве мостов в Берлине. Он не считал родителя героем или своим кумиром, так как знал, что тот являлся обыкновенным тихим человеком, ничем не выделявшимся из толпы. Но господин Стрингини мог с легкостью вдохновить своим трудолюбием даже самого безнадежного лентяя Германии, мужчина практически не появлялся домом, что, собственно, неблагоприятно отразилось на его общении с сыном, который, фактически, с раннего возраста обитал сам по себе. Мать Эрвана ушла от них, когда мальчику исполнилось шесть. Она была городской проституткой, и отец маленького Ричи насильно женил ее на себе, когда узнал, что та беременна от него. Изначально мужчину мучили сомнения, он не верил слезам этой красивой хрупкой женщины, которая едва ли не в молитве клялась, что ребенок появится на свет от его семени. Но стоило мальчику родиться, и вся неуверенность отпала. Темноволосый малыш был копией своего отца, что трудно было не заметить. Возможно, первый год его брак с молодой женой был счастливым. Та оставила свой прежний образ жизни и занялась родившимся ребенком, что, возможно, случилось из-за усилившегося материнского инстинкта. Но через пару лет она вернулась в прошлое. И тогда Эрван впервые почувствовал одиночество. Он стал сиротой при живых родителях.

Мать после ухода из дома не прервала общения с ним. Иногда присылала письма, где рассказывала о своей жизни, которая явно в действительности не была столь гладкой, как она описывала, задавала сыну вопросы и говорила, что мечтает снова свидеться, что, безусловно, являлось чистой ложью. Эрван отвечал на послания, с большой неохотой, из жалости. И никогда не чувствовал неких теплых чувств при написании ответа этой женщине. Такая странная форма общения между матерью и сыном продолжалась до начала войны. С тех пор Эрван не получал о ней никаких известий. Возможно, она умерла или посчитала, что уже нет смысла лгать и стоит молчанием открыть всю правду. Эрван не знал этого. И знать не хотел. Он ее ненавидел. И презирает по сей день.

Все что он помнит о ней, так это сидевшую ее за столом рядом с бутылкой водки. Ее опухшее лицо приклеилось к столешнице, полностью скривилось и напоминало испорченную сливу своей болезненной синевой из-за обилия спирта в организме. От ее прежней красоты не осталось и следа. Молодой человек до сих не мог стереть из памяти тот момент, когда он заметил вязкую ниточку слюны, которая стекала с края ее потрескавшихся губ и медленно падала на пыльный стол. Она за пару лет преобразилась в блеклую пародию на саму себя. И если ей удалось дожить до этого года, то вряд ли Эрван узнает в ней свою мать.

Пятилетнему Ричи едва ли не каждый день приходилось оттаскивать эту исхудавшую женщину, от которой пахло спиртом и спермой, от стола и практически насильно тащить в спальню, где та могла выспаться и вернуть ясный ум, хотя бы на короткое время. Эрван практически не лицезрел ее трезвой. И предпочитал видеть пьяной, так как в здравом уме она чаще всего блевала прямо посреди комнаты, мочилась и ничуть этого не стеснялась, лишь дико посмеивалась и кричала что-то неразборчивое. Иногда она разговаривала с ним, утверждала, что не хотела его, пыталась убить и до сих пор мечтает это сделать. Эрвану оставалось только молча слушать и внушать себя, что она так на самом деле не думает, что это говорит совершенно чужой человек, засевший в теле этой женщины.

Эрван впервые попробовал спиртное именно в то время. Оттащив маму от бутылки, он не смог сдержаться, не сумел воспротивиться этому. Ему не казалось, что это неправильно и противоестественно. Это можно охарактеризовать как любопытство. Не более того. Один глоток, второй. В желудке появилось болезненное жжение, а во рту резко все пересохло, словно вмиг слюна испарилась с поверхности языка. Но потом организм стал привыкать. И Эрван уже не чувствовал той боли, что была после первых глотков. Ему стало нравиться делать это. И он выпивал постоянно, каждый день. Сначала были маленькие глотки один раз за сутки, но к пятнадцати годам эти глотки превратились в пару бутылок. И Эрван не считал это неправильным. Больше не мог.

Отец после ее ухода постарался стереть все напоминания о ней. В их квартире не осталось ни одной фотографии, где та была запечатлена, он их попросту сжег в камине, не моргнув глазом, и посоветовал сыну поступить так же, иногда даже специально давал мальчику в руки стопочку со снимками матери, чтобы тот самостоятельно избавился от них и «унял боль в сердце». Но Эрван не смог уничтожить один снимок. Он был самым старым и сильно выцветшим, отчего сложно было понять, что на нем действительно изображено. Молодой человек помнил, что на нем матери было девятнадцать, она сидела в каком-то парке и сжимала в руке большой сверток, в котором был завернут он сам, маленький и только что родившийся. Он хранил эту фотографию очень долго. До тех пор, пока не попал на фронт. Юноша точно не мог сказать, каким образом избавился от снимка. Кажется, он свернул его в трубочку, забил травой и просто закурил, оставив после фотографии только пепел, который после унес ветер. Возможно, юноша поступил мерзко, но никакого чувства стыда ему не удалось испытать. Никакой любви к матери не осталось. Никакой благодарности.

Господин Стрингини не очень долго пробыл холостяком и одиноким папочкой. Когда Эрвану исполнилось семь, мужчина привел в их уютную квартиру на окраине города миловидную женщину с маленькой девочкой. И объявил о скорой свадьбе. Эрвану оставалось только порадоваться за отца. С мачехой у него сложились вполне дружеские отношения, иногда он называл ее даже матерью, что чуть позже стало происходить практически постоянно, чему та ничуть не противилась. Ее родная дочь, Кэтрин, стала жить вместе с ними. Молодой человек помнит двоякое чувство от первой встречи с этой кудрявой маленькой шатенкой. Она была капризной и в то же время ангелоподобной. Было бы странно, если бы они не нашли общий язык. Сначала это было сложно сделать. У них не было ни общих тем для разговора, ни похожих интересов. Но постепенно они стали разными полюсами магнита и притянулись друг другу. С большой натяжкой можно было назвать их отношения обычными, те были сложными, практически невыносимыми. Но, повзрослев, дети просто стали неразлучными.

Эрван прекрасно понимал, что отец не забыл мать. И новая жена была лишь временным лекарством, которое помогало забыться на короткий промежуток времени. Мальчик редко их видел вместе, не замечал в их отношениях что-то похожее на то, что обычно возникало у влюбленных. Господин Стрингини любил свою первую жену и даже не пытался этот факт скрыть от окружающих. Вторая супруга это понимала, сложно было не увидеть печаль в ее глаза. Но вскоре у них появился общий ребенок, Эрван обзавелся младшим братом, который заполучил такую же форму носа, как и у него. И с тех пор его взаимодействия с отцом начали рушиться на глазах, вся отцовская любовь Стрингини Старшего передалась новоиспеченному младенцу. И теперь семилетний Эрван окончательно лишился отца.

Он верил, что все наладится, что рано или поздно папа сможет его заметить, хотя бы на день. Но надежды были пустыми. И Эрван перестал ждать. Мачеха полностью заменила ему его, но должного воспитания дать так и не смогла, так как женщина не обладала жестким характером, который бы смог выковырять всю ту грязь, которая снежным комом накапливалась в подраставшем Ричи. Она была слишком добра к нему. И парень просто лишился необходимого контроля. Он разучился видеть запреты. Стал неконтролируемым. Превратился в подобие своей родной матери. И этот факт до смерти пугал его самого. Он знал, что совершает ужасные вещи, но остановиться не мог. Юноша не ведал, как жить по-другому, правильно.

На уроках математики ему, возможно, удавалось стать тем, кем он уже вряд ли сможет стать, поэтому парень все чаще и чаще проводил время в том маленьком душном кабинете наедине с пожилым преподавателем, который в шутку называл его своим внуком. Юноша нашел в этом неродном человеке то, что не нашел в родном отце. Обнаружил поддержку. И общение с учителем позволило Эрвану ощутить вкус правильности. Это произошло не сразу, данный процесс протекал в молодом человеке чересчур медленно. Было трудно отказываться от тех привычных будней, которые стали частью его самого. Но преподаватель знал, что Эрван заслуживает лучшей жизни, он разглядел в нем талант, который не смог увидеть ни один человек. Юноша получил в дар от этого мужчины веру в себя. И эта вера живет в нем и по сей день. Молодой человек готов расплакаться при одном воспоминании об этом человеке. Эти пышные усы над верхней губой, нелепые и криво подстриженные, скрытые под сероватыми нависшими веками крошечные глаза, которые никогда не излучали эмоцию, хотя бы немного не походившую на доброту и сожаление. Эти две детали характеризовали учителя математики лучше всего, главные его недостатки, которые теперь виделись в памяти в качестве главного достоинства. Этот пожилой мужчина умер совсем рано, Эрвану тогда было всего одиннадцать. Тогда мальчик снова осиротел, лишился отца во второй раз.

Юноша помнит тот день слишком ясно и вряд ли сможет забыть. Узнав о кончине человека, к которому он привязался недопустимо сильно, он без раздумий пошел в уже знакомый ему переулок. Встретил своих ребят. Они были по своему привычному обыкновению пьяны и избивали мимо проходивших мальчишек, полностью обезобразив их лица ударами ноги. Эрван оказался среди них, вновь ощутил запах крови, вкус насилия, по его крови разнесся алкоголь, так хорошо знакомый и так необходимый. Табачный дым замылил рассудок. Когда стемнело, он пошел домой. Ричи был пьян, снова это приятное головокружение, эти чарующие эмоции, вызывающие беспричинный смех. У порога его встретил отец. Возможно, тот уже был готов к подобному состоянию сына, поэтому неожиданных действий не последовало.

От дальнейших событий остались только обрывки воспоминаний, словно длинный промежуток времени кто-то нарочно вырезал ножницами, неаккуратно до безобразия. Отец тащил его за волосы в спальню матери, Эрван не помнил боли, в тот момент он лишь смеялся и что-то выговаривал, явно относившееся к отцу. Мужчина его бил, по всем частям тела, совершенно не контролируя силу удара. Эрван слышал, как тот называл его именем матери и словно видел в сыне ее образ. В квартире были только они, мальчик не слышал ни испуганных криков мачехи, не плача своего нового брата. Только голос отца, полностью потерявший человеческий оттенок. Эрван почувствовал прикосновение подушки к своему лицу, дыхание прервалось, а тело было прижато к поверхности жесткой кровати. Ничего… Эрван не знает, каким образом закончился тот день, как ему удалось вернуть дыхание. Он очнулся в своей кровати утром. И пытался осознать, что с ним произошло прошлым вечером.

Отец хотел его убить, задушить подушкой. Что его остановило? Какой фактор?

Эрван вздрогнул и осознал, что из-за навалившихся на него раздумий он даже не заметил, что в пустыне настал вечер. Солнце уже практически полностью скрылось за горизонтом и окрасило не утихавшую песчаную бурю в темно-рыжеватые тона. Молодой человек стряхнул со своих плеч накопившийся песок и поднялся на ноги. Что ему делать? Куда идти дальше?

***

Песчаная буря стала утрачивать свою силу, но видимость по-прежнему была далеко не самой идеальной, возможно, даже стала хуже. Над пустыней навис туман, серовато-белого оттенка, отдаленно напоминавший пар от горячей воды, так как имел весьма высокую температуру, отчего весь мускулистый торс молодого человека покрылся крупными капельками пота.

Юноша стал оглядываться по сторонам, надеясь найти хотя бы что-то, что не будет похоже на песок, но поверхность пустыни была идеально гладкой, даже маленького высохшего кустика на ней не наблюдалось, и камни загадочным образом испарились. Парень медленно шел вперед, стараясь не останавливаться ни на шаг, полагая, что, возможно, через какое-то время он с чем-нибудь да столкнется. Тело одолевала щекотка, испарения стекали вниз и вызывали неприятные ощущения на коже.

Он не знал, сколько времени пришлось идти вперед, чтобы наконец увидеть впереди себя нечто необычное, выделявшееся из всего этого скудного окружения. Поблизости в метрах двадцати от него стояла высокая постройка, которую наполовину занесло песком. Та представляла из себя сооружение с полуразрушенными колоннами и треугольной крышей. Кажется, это древнегреческий храм, подобные Эрван видел в книгах, что изредка попадались ему на глаза еще в школе. Странно, что он запомнил те изображения в учебниках и теперь ассоциировал их с появившимся перед ним зданием. Подойдя к храму поближе, Эрван внимательно осмотрел колонны. Они были сделаны из известняка из отдельных кольцеобразных блоков, которые стояли друг на друге без какого-либо цемента, их скрепляла между собой лишь собственная тяжесть, ничего более. Те колонны, которые по странным причинам упали, даже не треснули, лишь разделились на составные части и наполовину скрылись под сугробами песка. Внутри храма наблюдались поредевшие кирпичные отростки стен, от чьего былого величия и великолепия не осталось практически ничего. Странно, что крыша по-прежнему стоит на месте, и ее даже не смущает тот факт, что большая часть колонн попросту рухнула вниз, не оставив ей практически никакой опоры. Она словно парила в воздухе, как птица, и боялась коснуться раскаленной земли. Молодой человек прижался к одной из колонн и устало скатился вниз, обхватив мокрые из-за пота плечи. Он надеялся, что здесь удастся скрыться от палящего вечернего солнца, которое даже сквозь туман умудрялось обжигать его тело своими померкшими ржавыми лучами.

Эрван знал, что следует на короткое время остановиться, отдышаться и подождать, пока что-нибудь да произойдет. Возможно, он наконец проснется и посмеется над этим странные бессмысленным кошмаром. Немного ожидания. И все это закончится. Молодой человек верил в это. Нужно лишь открыть глаза. Попытаться.

Юноша поджал под себя ноги и уткнулся подбородком в колени, уставив свои покрасневшие неестественно красивые глаза на песок, который из-за падавшего за горизонт солнца приобрел цвет мутной грязной воды.

– Проснись, Эрван. Ты должен проснуться, – зашевелил обсохшими губами он и с грустью вздохнул. – Я хочу пить, есть, спать, мое тело болит, словно его били плетью… Это должно закончиться. Этот кошмар слишком затянулся. Ему следует остановиться. Сейчас…

Неожиданно кожу обожгло что-то холодное, крошечное, потом снова, но в другом месте. И эти неприятные ощущения так участились, будто Эрвана атаковала стая голодных ос, которые без доли сожаления кусали молодого человека, пытаясь проникнуть в глубины его плоти и добраться до самого заветного кусочка. Посмотрев вверх, он увидел, что с неба посыпались крупные хлопья чего-то белого, невероятно легкого. Это был снег… Такой холодный и знакомый, что Эрван не заметил, как в восхищении открыл рот и позволил нескольким снежинкам опуститься на онемевший из-за отсутствия влаги кончик языка.

Температура воздуха резко понизилась, и вся беспощадная жара пустыни в мгновения ока улетучилась вместе с самим солнцем, которое окончательно погрузилось за горизонт и окрасило все вокруг в мрачные темно-бардовые тона. Снегопад тем временем усилился, и белое покрывало полностью скрыло под собой так наскучивший песок. Если бы Эрван не скрылся под крышей храма, то вероятнее всего стал бы походить на самого настоящего снеговика, ибо разразился самый настоящий зимний ливень, который затопил своим ледяным снегом все, до чего смог дотянуться.

Кожа Эрвана побелела и местами покраснела из-за прилившей к поверхности тела крови, которая надеялась остановить резкое замерзание организма. Но молодой человек не торопился надевать рубашку, которая по-прежнему находилась вместе с ним и была повязана на бедрах. Он не чувствовал стужи, лишь странный жар, который, наверное, испытываешь после того, как окунешься в ледяную воду и резко оттуда вылезешь. Юноша даже не заметил, как стал дрожать, стонать от холода, стучать зубами и шмыгать порозовевшим носом. Лишь в смятении наблюдал за резко сменившимися погодными условиями, которые не вызывали в душе ничего, кроме недоумения и наигранного восторга.

Внезапно позади раздался скрежет. Эрван в страхе обернулся и увидел, что внутри храма на засыпанном песком полу начал образовываться проход, ведущий вниз. Огромная каменная плита вынырнула из-под песка, без какого-либо участия отъехала в сторону и предъявила глазам парня узкую лестницу, которая призывала молодого человека устремиться под землю, в скрытую комнату, что находилась под храмом. Эрван не знал, почему он приблизился к столь жутковатому проходу. Тьма скрывала все то, что находилось внизу, не было возможности увидеть, где именно заканчивалась лестница, та казалась абсолютно бесконечной.

– Эрван! – голос Эмми вновь проник в уши юноши, он исходил из возникшего прохода, из самого низа, куда вряд ли хоть раз проникал хотя бы крошечный лучик света. – Эрван! Помоги мне! На помощь! Пожалуйста!

– Черт! – простонал молодой человек и испуганно отошел от лестницы. – Ты не должен туда идти. Ты не знаешь, что там. Нельзя. Нет…

Тем временем снежная буря резко набрала силу и стала беспощадно бить неустойчивые колонны храма, которые были готовы в любой момент рухнуть, как карточные домики, и обрушить на засомневавшегося парня многотонную крышу, что способна расплющить любое зазевавшееся существо, не успевшее вовремя отойти в сторону.

Эрван с горечью в душе осознал, что у него нет выбора. Он должен спуститься вниз. Возможно, так ему удастся выбраться из этого странного неприятного места, завершить столь дивный жуткий сон, который явно не желал в данный момент времени обрываться.

Нога Эрвана ступила на первую ступеньку, затем на вторую. Он боялся, ненавидел то, что его ждет там, внизу, в сплошной тьме. У него не было света, он был совершенно беззащитен перед неизвестностью. Еще пару ступенек, и вот парень спустился уже довольно низко, теперь даже его собственные руки перестали быть видимыми, растворились во мгле.

Тем временем наверху раздался шум. Возможно, одна из колонн не выдержала ударов ветра и рухнула, за ней, судя по не стихавшим громким звукам, последовала другая, потом третья. Эрван посмотрел наверх, где пока что виднелся прямоугольник из света, и от испуга моргнул, когда после оглушающего грохота он остался наедине с полной беспроглядной тьмой. Юноша теперь полностью замурован под землей. И больше нет никакого выхода. Остается лишь спускаться вниз, слушать пробирающий до костей вой холодного ветра и искать где-то поблизости звавший его голос. Но Эмми вновь оставила его, убежала в неизвестном направлении. И не собиралась в ближайшее время возвращаться.

Эрван нервно сглотнул и сжал кулаки.

– Свет, мне нужен свет, – стиснув зубы, прорычал он. – Я уже делал это. Получится и сейчас. Ты сможешь. Почувствую его в себе. Давай же.

Жгучая боль пронзила ладони, будто юноша окунул их в кипящую воду. Вскрикнув, парень посмотрел на них, разжав пальцы, и резко зажмурился, так как вырвавшийся свет из его рук был столь ярким, что смог затмить своим сиянием даже солнце. Парень быстро отвел ладони от своего изумленного лица и направил их вниз, освещая себе путь. Сияния, которое породили его руки, хватило, чтобы разогнать тьму практически полностью, отчего появилась отличная возможность увидеть то, что находилось в конце лестницы. Эрван увидел край помещения, возможно, довольно большого, так как в поле зрения попадались массивные мраморные колонны, которые, как зеркала, отражали падавший на них сверху свет. Юноша постепенно привык к боли, которая свела его ладони, и медленно стал спускаться вниз, пытаясь по чистой случайности не повернуть ладони в сторону лица. Одного лучика этого света хватит, чтобы его глаза поджарились.

– Эрван! – Эмми вновь дала о себе знать. И теперь ее голос не казался таким уж далеким, он был рядом, в зоне досягаемости. – Не останавливайся. Ты должен идти. Должен увидеть это. Необходимо вспомнить те события, которые не позволяли твоей душе существовать без боли. Тебе следует отпустить те забытые воспоминания, позволить им упасть в пропасть Бездны. Следуй за мной, – слова девочки уже не произносились ребенком, их обладательница резко повзрослела и стала говорить, как взрослая женщина. – Она поведет тебя, будет нести мое имя, станет твоим светом. Ты должен запомнить мою историю, найти мое тело и похоронить. Тогда Эмми родится снова. В ее теле будет моя душа. Найди малышку. И не отпускай. Она твой последний шанс.

***

Спуск вниз занял не так много времени, как это предполагалась изначально. Эрван попрощался с лестницей уже через пару минут и теперь стоял посреди невероятно просторной комнаты, которая напоминала обеденный зал какого-нибудь роскошного заведения, но была лишена всей мебели и, что была самым главным, посетителей. Потолок поддерживался мраморными колоннами, чересчур толстыми, словно архитектор боялся, что потолок рухнет на людей, если опора будет хотя бы на миллиметр тоньше. В центре зала колонн не было, что было оправдано наличием стеклянного купола, хрупкая стеклянная конструкция без страха парила над полом и напоминала дневное светило, которое слишком близко приблизилось к земле. Эрвану пришлось погасить свои ладони, так как в его чудодейственном даре уже не было столь острой необходимости.

– Что это за место? – удивленно оглядел помещение Эрван и стал с восторженно распахнутым ртом оглядываться, пытаясь запомнить каждую деталь столь поразительной роскоши.

В ушах зазвенела музыка, сначала тихая, потом все более и более прибавившая в силе. Композиция была знакома, но молодой человек не мог вспомнить ни автора, ни названия. В этих звуках чувствовалась радость, грациозность, некая непередаваемая смелость, гордость. Музыка лилась в голове Эрвана бурной могучей рекой и расползалась по телу горячим потоком. Молодой человек попытался найти человека, который создавал столь очаровавшие его звуки, но музыкант предпочел остаться невидимым.

Чем дольше Эрван слушал прекрасное музыкальное произведение, тем сильнее начал проникаться атмосферой этого места. Он стал видеть то, что было скрыто от него совсем недавно. Рядом с ним закружились в сплоченном страстном танце многочисленные пары, облаченные в довольно старомодные наряды, будто эти люди прыгнули в этот зал из глубин далекого прошлого. Они совершенно не замечали наблюдавшего за ними молодого человека, будто его здесь вовсе и не было. Эрван оглянулся и приметил автора этих звуков. Он был увлечен своей работой и совершенно не отвлекался на удивительную обстановку вокруг себя. Весь его напряженный взгляд сосредоточился на музыкальном инструменте, массивном черном рояле. Между ним и фортепиано создалась некая любовная связь, неразрывная. Пальцы музыканта даже не отрывались от клавиш при смене ноты, они словно скользили по ним, как водомерка по поверхности пруда. Эрван приблизился к этому человеку. Совершенно не боясь его.

Он смотрел на себя, изучал собственные движения, чувствовал до боли знакомое напряжение. И легкость. Легкость души, которая обрела крылья благодаря музыке. Но неожиданно музыкант вздрогнул, будто почувствовал колющую боль в груди и вздрогнул, посмотрев в сторону. Эрван встретился с ним глазами. Встретился со своим отражением. Напуганным, как и он сам.