Текст книги "Слёзы Лимба (СИ)"

Автор книги: Александр Нефёдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 60 страниц)

Глава шестая. Мгла

Мы всю свою жизнь гоняемся за мимолетными ощущениями, глупыми целями, постоянно стремимся к какому-то заключению, находившемуся от нас на расстоянии в целую вечность. Но в конечном итоге не проходим и половины пути, останавливаемся на распутье, где встречаем особу, вселяющую ужас в каждого, кто произнесет ее имя. Это Госпожа Смерть.

Татьяна за свою жизнь видела смерть множество раз. Вначале это пугает, доводит до приступа паники, иногда даже вызывает тошноту и головокружение, но затем нервная система будто получает иммунитет и справляется с такими психологическими нагрузками без особого стресса. Девушка уже совершенно спокойно смотрела на мертвые тела, словно перед ней обычный объект для изучения, помогавший в очередном расследовании загадочного убийства.

В комнате было холодно, словно сюда раньше срока пробралась зима. И Татьяна уже жалела, что не захватила свое драгоценное пальто бежевого цвета. Но вряд ли бы кто-то с серьезностью воспринял ее, стоявшую в верхней одежде в операционной. Это бы выглядело глупо. Она не хотела казаться нелепой среди своих коллег, это ее пугало до потери памяти. Поэтому никто никогда не видел девушку без аккуратной укладки волос, тщательно выглаженного женского костюма приятного серого цвета с тугим ремешком на поясе, донельзя чистых туфель и легкого макияжа, подчеркивавшего выразительные глаза, красивые ухоженные брови и пухлые губы натурального цвета.

Но холод будто шел не из воздуха, он затаился внутри Татьяны, разрастаясь с каждой минутой, становясь все больше и больше, перекрывая путь легким. Но девушка держалась стойко и делала вид, что все хорошо, что ничего неприятного с ней не происходит.

Сейчас перед ней лежал очередной труп мужчины, тщательно вымытый и совершенно ничем не пахнувший, лишь медикаментами, которыми он уже полностью пропитан. Выглядел он умиротворенно, не выдавал никаких посмертных эмоций: ни страха, ни боли. Лишь пугающее спокойствие. Это спокойствие всего вокруг уже доводило психику Татьяны до точки кипения. Все здесь вело себя так, словно жизнь текла в своем привычном направлении.

Себастьян быстро заметил, что с его напарницей что-то не то. В последнее время та была совсем на себя не похожа, словно она совершенно чужой человек.

– Ты уверена, что хочешь здесь присутствовать? Выглядишь неважно, – Себастьян с беспокойством взглянул на побледневшую напарницу, которая с непривычным для нее отвращением смотрела на мертвого азиата.

– Все в порядке, – отрезала та холодным тоном, с трудом сглотнув, будто в горле застрял твердый ком, который мешал ей свободно дышать. – Просто я переживаю за своего мужа.

– Я отправил двоих полицейских съездить на твою квартиру. Телефон дома не отвечает, но я уверен, что он там. Возможно, просто уснул.

– Почему он не дождался меня?

– Это тебе лучше спросить у него самого. Твоего мужа назвать нормальным довольно тяжело… Но все же… У всех есть свои странности.

– Начинаю вскрытие, – произнес женский голос в палате, заставивший Татьяну невольно вздрогнуть. – Передо мной мужчина, лет сорока, монголоидной расы. Причина гибели – ножевое ранение. Вес составляет семьдесят один килограмм, смерть наступила предположительно три дня назад, – женщина в белом халате обошла операционный стол несколько раз, внимательно рассматривая мертвое тело, затем склонилась над лицом покойника и с помощью электрического фонарика посветила в открытый с помощью ее пальца зрачок мертвеца. – Радушная оболочка глаза заметно потускнела, приобрела странный сероватый оттенок. Возможно, это случилось на стадии разложения.

– Мою теорию вы не брали в счет? – Татьяна с долей обиды посмотрела на своего напарника, который завороженно наблюдал за началом вскрытия, словно смотрел спектакль в театре.

– Мы рассматриваем все варианты, Танюша. Но вряд ли мы имеем дело со сверхъестественным. Испанка уже навсегда покинула этот мир, грипп мутировал в безопасную для человека форму и просто не мог восстать из мертвых, чтобы снова убить сто миллионов европейцев. Ты просто запуталась.

– Извини, мне нужно выйти, – Татьяна резко нахмурилась, словно проглотила что-то одновременно острое и кислое, затем вышла из операционной, стараясь не смотреть в сторону мертвого азиата, от которого веяло до боли знакомым холодом.

***

Туалет, на удивление, был пуст, что являлось нетипичным явлением для такого времени суток. Обычно в эти часы дамы занимали сюда очередь, считая, что пришли в участок не помогать полиции бороться с преступностью, выдавая им имена нарушителей закона, а попудрить носик перед чистым зеркалом в слегка потускневшей позолоченной оправе. Татьяна старалась в это помещение не заглядывать, так как не выносила светские женские разговоры рядом со своим ухом, но сейчас она была в таком состоянии, что забежала в туалетную комнату, словно здесь находилась последняя надежда на хорошее будущее.

Сегодня почему-то технические работники не стали вылизывать женский туалет, оставив разводы и неприятный запах канализации в живых. Но если бы они не сделали это один день… Все пребывало в таком состоянии, будто никто не убирался здесь целый год.

На полу была разлита талая вода с примесью ржавчины и небольшого количества горючего, неизвестным образом попавшего в эту мутную дурно пахнувшую жидкость, зеркала покрылись толстым слоем налета, а сантехника сменила свой идеальный блеск на тусклые рыжеватые цвета, что говорило о сильной влажности и бурном окислении металла.

Татьяне хотелось как можно скорее умыться и покинуть это место, поэтому она, стараясь наступать на сухие участки пола, подошла к до безобразия грязной раковине и повернула кран, из которого с громким фырканьем и чавканьем полилась вода буроватого цвета, навсегда смыв с раковины небольшие остатки былой чистоты. Девушка не рискнула прикасаться к подобной жидкости, поэтому сразу же отдернула руку и в спешке завернула кран, брезгливо стряхивая с себя следы ржавчины.

– Черт! – выругалась девушка, увидев, что капля бурой воды все же попала на ее белоснежный воротничок и оставила на нем пятна неприятного цвета. Слова дались ей с трудом, так как после них сразу же последовал кашель, продлившийся очень долгое время. То, что разносило омерзительный холод по ее телу будто начинало вылезать из нее наружу, с силой и невыносимой болью.

Татьяна не могла больше сдерживаться и вцепилась руками в край раковины, стараясь держаться на ногах, которые странным образом ослабели и отказывались держать ее стройное тело на себе. Перед глазами начали плясать звездочки, туалет самопроизвольно следовал их движению и, подобно карусели, закружился перед потерянной Татьяной, которая чувствовала, как что-то неприятное на вкус заполняет ее ротовую полость, желая покинуть тело.

Девушка со стонами от жгучей боли в груди выплюнула солоноватую на вкус жидкость и увидела, что та имела агрессивный красный цвет. Татьяна сразу поняла, что это кровь, ее собственная, которая продолжала покидать тело через онемевшую от холода ротовую полость, заставляя до смерти побледневшую девушку сгибаться от приступа кашля. Через пару минут приступ резко прервался, оставив мокрую от собственного пота девушку наедине с собой. Татьяна поняла, что сидит на мокром полу, а вокруг разбрызгана еще совсем свежая кровь, затмившая своим запахом тошнотворный аромат канализации.

С трудом сдерживая стоны и ощущая отголоски боли в груди, Татьяна поднялась на ноги, опираясь всем весом на бедную раковину, которая из-за своей неухоженности была готова расколоться на части. Вытащив из кармана носовой платок, Татьяна второпях вытерла с губ и подбородка слегка присохшую кровь, затем им же немного почистила пальцы, после чего в панике выбежала из туалета, с громким хлопком закрыв за собой дверь, словно боялась, что атмосфера той комнаты вылетит оттуда и будет преследовать ее каждый день.

***

Эти люди его совершенно не пугали: в них было что-то неописуемое, до жути интересное. Он разглядывал их глазами голодного художника, в руках которого очень давно не было кисти, но пальцы жаждали перенести свои мысли на бумагу, создать возникший в голове образ. Это чувство напоминало дрожь, с потом разносившуюся по всему телу. Его зрачки подобно фотоаппарату запоминали каждую деталь этих личностей, любую мелочь, даже незаметную и порой невидимую для обычных глаз.

Прядь светлых волос упала на его лицо, будто пыталась скрыть глаза, которые с жадным любопытством изучали окружавших людей. Их пугало спокойствие этого юноши, его симпатичная наружность, невероятно красивые и пронзительные глаза, бегавшие по их униформе. Было в нем что-то чужеродное, ранее невиданное. Для них он воспринимался не как человек, а как сошедший с небес приспешник самого Дьявола, пытавшийся соблазнить их на грехи и питавшийся их лезущими наружу страхами. Еще ни один сидящий в комнате не был так умиротворен, как этот странный светловолосый молодой человек. Он явно знал, что будет здесь, заранее был готов к такому ходу событий. Его не пугала ни тюрьма, ни закон, для него было страшно не достигнуть какой-то личной цели.

В комнате было непривычно холодно, словно за окном стоял лютый мороз, а система отопления была навсегда отключена. Казалось, что вот-вот и изо рта начнет вылетать пар, говоря о сильном понижении температуры. Полицейские невольно стали тихо топать ногами, чтобы разнести по телу горячую кровь, но все было бесполезно, их тела остывали с неизмеримой скоростью.

Но на юношу этот холод почему-то не действовал, он все так же неподвижно сидел на стуле и пронзал всех своим миловидным добрым взглядом преданного пса, увидевшего своего хозяина после долгой разлуки.

– Татьяна Хапперт сейчас не может поговорить с вами, Кристофер Ричард Стрингини…

– Можно просто Ричи, – с легкой улыбкой ответил парень и нервозно стал теребить пальцы, но когда заметил на себе злобные взгляды, то быстро спрятал руки под стол, положив их на колени.

– Что ж, – следователь расплылся в широчайшей улыбке. – Мы очень рады, Ричи, что ты заглянул к нам с визитом, но…

– Я угрожал огнестрельным оружием гражданскому населению, поэтому меня будут держать под стражей до решения следствия. Скорее всего меня отправят за решетку, либо в психиатрическую клинику, если обнаружат психическое расстройство после медицинского осмотра. Вы это хотели сказать, мистер Джонсон?

– Вижу, ты умный парень, – было видно, что следователь начал не на шутку злиться. Ричи это сразу заметил по его колючему взгляду, напрягшимся мышцам, выглядывавшим из-под мятой рубашки. Юноша успел тщательно изучить образ мужчины и сделать для себя выводы.

На левой щеке был легкий порез после бритья, что говорит о его плотном графике. Возможно, он сегодня проспал, торопился в полицейский участок. Этот факт могут подтвердить и его грязные зализанные назад волосы с легкой сединой. Мятый костюм и нечищеные туфли намекают на то, что следователь живет один, не доволен собственной жизнью и живет одним днем, не думая о будущем. В нем не прослеживалась жизнерадостность, доброта, честность. Его радовали лишь деньги, которые тот, скорее всего, спускал на спиртные напитки, чьи следы отразились на отекшем некрасивом и даже слегка мерзком лице. Но его вполне устраивал такой образ жизни, Ричи сразу заметил это по его самодовольной ухмылке, уверенной походке и твердому взгляду. Этого человека невозможно задобрить, обмануть, он видит каждую мысль сидящего здесь преступника, выстраивая в голове целые теории и мотивы преступления. Как раз сейчас он был занят этим мыслительным процессом, изучал юношу, пытался составить его портрет. Но Ричи внимательно всматривался в его глаза и четко видел в них сомнение. Впервые этот человек не мог увидеть внутренний мир подозреваемого, не мог счесть его мысли. Ричи напоминал сейф без ключа, из которого невозможно вытащить содержимое. И это пугало следователя.

***

– Ларри! Слава Богу, ты здесь! – Себастьян нашел медэксперта в лаборатории, которая находилась по соседству с операционной, где только что проводилось вскрытие.

– Привет, Себ. Как раз заканчиваю анализ крови нашего пациента, – пробубнил тот себе под нос, вставляя пробирки с какими-то веществами в маленький контейнер.

– Кажется, теория Татьяны имеет место быть.

– Я тоже склонен к ее точке зрения. В крови я нашел следы испанки, но грипп уже был мертв, совершенно обезврежен. Словно что-то заставило его впасть в спячку. Просматриваются следы активности, но сейчас вирус, можно сказать, мертв. Это удивительно! Такого я еще никогда не видел!

– Мы тоже нашли следы испанки. Легкие напоминают гнилой кусок мяса, издавая запах, как при гангрене. К счастью, все органы на месте. Но тело находится на поздней стадии разложения. Внутренности будто начали свое отмирание месяц назад, хотя снаружи тело еще совсем свежее!

– Только не говори, что перед нами оживший мертвец, которого зарезала бедная старушка. Я в такое никогда не поверю.

– Насчет ожившего мертвеца не знаю, но этот человек умер не вчера, Ларри…

– Здесь я бессилен, Себ. Этот человек умер от испанки. Скорее всего эта Анна просто поиздевалась над трупом. В психушке работают только психи. Я бы без раздумий отправил ее за решетку, пока она нас ножичком не пырнула.

– Не все так просто, Ларри. Татьяна не верит, что эта старушка способна на такое. Еще этот белобрысый молокосос нас всех на уши поднял. В общем, этот день не обошелся без сюрпризов.

– Уже вечер, Себ. Тебе бы домой следовало съездить. Ты сам не свой. Уже который день не спишь.

– Да… Эта неделя была адской. Но мне нужно рассказать о нашей находке Танюше. Ты не видел ее?

– Нет. В последний раз она была на вскрытии.

– Ладно. Я жду от тебя медэкспертизу.

– Завтра будет лежать у тебя на столе, – кивнул ему тот и вернулся к своим пробиркам.

Себастьян махнул коллеге на прощание рукой и с тревогой на сердце вышел в коридор, надеясь, что больше сюрпризов в этот день не будет.

***

Татьяна, с трудом передвигая ноги, шла по коридору, словно находилась в трансе. Легкое головокружение до сих пор преследовало ее, размывая очертания действительности. Все потеряло контур, детали, даже цвета утратили бывалую сочность, яркость, став чем-то серым и однообразным. Девушка боялась идти вперед, но ноги шли сами по себе, все дальше и дальше, следуя по неизвестному пути, слушая чей-то неслышимый голос.

Было ужасно тихо, воздух утратил прокуренный запах с густой примесью пыли и приобрел до боли знакомый мятный аромат, обжигавший нос каждого, кто вдохнет его хотя бы на секунду. Но это легкое жжение доставляло неописуемое удовольствие, стирало всякие преграды для света внутри человеческого сознания, страх и боль. Все вокруг будто становилось чем-то легким, невесомым, даже самая ужасная проблема теперь виделась обычным маловажным пустяком.

Запах усиливался, делался острее.

Девушка поняла, что находится рядом с кабинетом своего напарника. И этот факт помог ей немного расслабиться и прийти в себя. Теперь Татьяне было легче различать все перед собой, туман перед глазами рассеялся и дал возможность видеть все, что происходило вокруг.

Едва девушка сделала шаг, как в ее ухо ворвался чарующий звук пианино, такой сладкий и нежный, что по телу Татьяны пронесся теплый ручеек эйфории, вызвавший улыбку. Эти прекрасные звуки музыки стали для нее такими родными, такими жизненно необходимыми, что она боялась, что они замолкнут, вновь оставят ее одну среди этой мертвой пугавшей тишины.

Татьяна сделала еще один шаг.

– Она слышит нас! Она слышит нас, – прямо около ее уха вновь раздался хор тихих голосов, но теперь они стали лишь радовать, словно произошла встреча со знакомыми близкими людьми. – Она не чувствует страх. Ее тело расслабленно. Оно не чувствует боли!

Музыка стала громче, в ней чувствовалась властность, сила, легкая тревога. Она будто передавала все эмоции медленно идущей вперед Татьяне, слилась с ее разумом и звала к себе. И девушка шла на ее зов, старалась ступать бесшумно, боялась спугнуть эти одурманивающие звуки, которые были так близко, что казалось, что их можно потрогать рукой.

Когда Татьяна вошла в комнату, музыка внезапно растворилась, словно ее никогда здесь и не было. Но девушка это даже не заметила, все ее внимание быстро переключилось на человека, стоявшего посреди кабинета. Тот услышал шаги детектива и быстро повернулся, показав Татьяне свое лицо.

Когда девушка поняла, кто стоит перед ней, то с трудом смогла сдержать панический крик, который так и желал вырваться из нее наружу. Но, к счастью, она смогла подавить свои эмоции и быстро организовать собственные действия.

– Стойте на месте, доктор! – Татьяна машинально вытащила из своей кобуры пистолет и наставила его на совершенно спокойного Доктора Ломана, который с легким смущением оглядел девушку. – Как?! Как?!

– Если бы это было так просто, Татьяна, – прошептал мужчина, сжимая в руке папку бумаг, которую тот, как поняла девушка, вытащил из ящика стола ее напарника. – Все не так, как вы думаете.

– Не двигайтесь, Ломан!

– Что вас пугает? Чего вы боитесь? Что вами движет?

– Что у вас в руке?

– Правда. Правда, которую вы так долго искали, которая столько лет ускользала от вас.

Девушка еще сильнее сжала в руке пистолет и заметила, что Доктор тайком смотрит на вторую дверь, ведущую прямо в холл.

– Только посмейте шелохнуться, и я пущу пулю прямо вам в лоб.

– Я нужен вам. Ведь именно я знаю всю правду об этих убийствах и о вашем возлюбленном.

Доктор смелым движением открыл злополучную дверь, оставив девушку в полном замешательстве, и быстро покинул кабинет, подарив свинцовую тучу новых вопросов. Татьяна еще минуту стояла на месте, пытаясь справиться с шоковым состоянием, парализовавшим все ее тело. Затем, выругавшись, она тут же бросилась вслед за восставшим из мертвых доктором, выбежав в идеально пустой холл, где не было никого, кроме мертвой тишины и далеких звуков города.

Еще крепче сжав в руке пистолет, Татьяна в приступе паники выбежала на улицу, почувствовав, как в нее врезался морозный воздух осеннего Лондона. Оказавшись среди оживленной толпы, девушка не сразу вспомнила, почему она выбежала на улицу, но когда поняла, что вынудило ее прийти сюда, то быстро стала пробираться сквозь густой поток людей, попутно извиняясь перед прохожими. Но Доктор Ломан растворился в ночи большого города, бесследно исчез, вновь забрал с собой то, что так было нужно несчастной девушке: правду о человеке, ради которого она идет дальше, ради которого она все это время дышала и радовалась каждому дню. Но сейчас надежда стремительно растворялась в ее сердце, словно на нее брызнули едкой кислотой.

Девушка просто замерла на месте, дав возможность своим эмоциям выбраться из нее наружу, ведь их за последние сутки скопилось так много, что тело уже не было способно сдерживать их внутри.

***

Следующий день выдался намного холоднее предыдущего. Постепенно так ненавистная сырая осень переходила в белоснежную зиму, об этом знаменательном событии сообщил первый снегопад, который выдался столь значительным, что невольно создал проблемы на дорогах, так как жители были не готовы к таким переменам погоды и слишком поздно стали чистить дороги от осадков.

Температура воздуха сильно понизилась, поэтому Татьяне пришлось надеть зимнее пальто, которое она так не любила. И дело не в удобстве, а в отвратительном сером цвете. Эту вещицу ей когда-то подарил Петр, даже не поинтересовался предпочтениями жены. Но говорить этому человеку, что ей не понравился подарок, было для нее худшим действием. Поэтому она сделала вид, что безумно любит это пальто и старалась надевать его как можно чаще, хотя сама чувствовала себя в нем солдатом в кольчуге. Прошло уже столько лет, а эти неприятные ощущения так и не прошли, но что-то все-таки сроднило ее с этим предметом гардероба. Возможно, пальто смогло заполучить небольшую симпатию своей хозяйки.

Деревья, по линеечке посаженные на узких застроенных улицах Лондона, еще не успели осознать приход суровой зимы. Вследствие чего можно было наблюдать на них шапку из хлопьев снега и грязно-желтых листьев, которые до самого конца держались на иссохших ветвях. Птицы же не были довольны подобной ситуацией. Из-за тяжести ветви просто не выдерживали и сбрасывали вместе с листьями и снегом притаившиеся птичьи гнезда, безжалостно убивая еще не вылупившихся птенцов. Татьяне было жаль этих пернатых созданий, но ее удивил тот факт, что эти прекрасные создания не пожелали улетать на юг. Что их держит в этом холодном сыром городе? Почему они не беспокоятся о своей жизни? Птиц было так много, что они покрыли большинство деревьев и фонарных столбов на этой пустынной улице. И всех их объединяло одно: они смотрели в одну и ту же сторону. На Татьяну.

Татьяна приехала в больницу намного позднее, чем планировала.

В машине стоял неприятный запах горючего, притуплявший ледяной аромат снега. Девушка во время пути так и норовила высунуть свою рыжеволосую голову из окна, чтобы ее окатил поток остывшего воздуха и тем самым помог собрать все кусочки разбившихся мыслей воедино. Но хмурое лицо водителя быстро отговорило ее от этой ребячьей затеи.

Иногда она себя чувствовала девочкой-подростком, наивной и донельзя веселой, а порой Татьяна становилась пятидесятилетней женщиной, которая давно утратила смысл в существовании. К сожалению, детская натура в последнее время просыпалась в ней все реже и реже, что сказывалось на ее внешности, которая с каждым днем утрачивала былую красоту и некую кукольную прелесть. В глазах уже нет того блеска, азарта, взгляд слишком пустой и слегка остекленевший. Она будто внутри уже давно умерла, но ее тело продолжало жить и изображать привычные и выученные наизусть эмоции, которые до безобразия фальшивые и вычурные.

Машинист остановил автомобиль прямо у ворот медицинского учреждения. Татьяна, поблагодарив машиниста, дала ему чаевые и, в спешке накинув на шею белый шарф, вышла из машины. Ветер, к счастью, был не сильный, а даже довольно слабый, будто воздух вовсе утратил свое движение и замер на месте. Поэтому снегопад падал непривычно ровно: каждая снежинка ложилась на землю параллельно другой.

Татьяна не знала, сколько простояла на месте, вглядываясь в окна трехэтажного массивного здания кремового цвета. Она будто боялась входить туда, наблюдать человеческую боль, страдания. Но желание увидеть Джорджа крепло с каждой минутой. Она знала, как этот человек был одинок, что никто, кроме нее, не навестит его, не скажет доброго слова. Он был скрытен, замкнут, но всегда находился рядом, знал ответ на любой вопрос. Джордж ничего не требовал взамен, ему нравилось лишь отдавать всего себя до последней капли. Она ценила их дружбу больше всего. Ведь их общение было искренним, – несмотря на громкие обиды прошлого, – настоящим, без фальши, которая была для Татьяны подобна яду замедленного действия.

Девушка сделала шаг и вскоре вошла внутрь здания, ощутив запах больного человеческого тела и медикаментов. Людей было немного, в основном пожилые люди и женщины с детьми, все они с удивлением поглядывали на Татьяну, будто та выделялась среди них чем-то особенным, отчего девушке стало не по себе. Такие взгляды всегда пугали ее, вызывали внутри чувство не прекращавшегося страха. Казалось, что эти люди разрезают Татьяну глазами, рассматривают внутренности, получая от этого небывалое удовольствие. Но девушка успокаивала себя, пыталась верить, что это просто необоснованное беспокойство, вызванное сменой погодных условий.

Внутри здания было довольно прохладно, словно повсюду настежь открыты окна, впускавшие в помещение зимний ледяной воздух. Но Татьяна, оглядевшись, поняла, что это не так. Окна были плотно закрыты, а в щели рам была напихана гнилая бумага, препятствовавшая проникновению холода, но это, похоже, не помогало, как и включенная система отопления, тепло которой странным образом улетучилось.

Палата Джорджа находилась в ожоговом отделении, медсестра любезно проводила Татьяну к койке молодого человека и оставила их наедине, лишь сказав, что посещение пациента не должно длиться дольше тридцати минут, так как скоро будут проходить лечебные процедуры.

В палате пахло чем-то мятным, отчего у девушки в голове всплыл образ той психиатрической больницы, которую она хочет забыть, как страшный сон. Ей сообщили, что у Джорджа пострадало девяносто процентов кожного покрова, на полное восстановление рассчитывать не стоило, что говорит о том, что жизнь этого человека никогда не станет прежней, он навсегда утратил самого себя, перешел черту жизни и смерти, побывал на обоих сторонах того мира. Сейчас этот некогда симпатичный молодой человек лежал на неудобной жесткой койке, полностью перебинтованный и обездвиженный, в нем трудно разглядеть знакомого Татьяне Джорджа, всегда позитивного и жизнерадостного. Теперь это полуживое существо, лишившееся возможности жить, как человек.

Улыбнувшись, медсестра осторожно прикрыла дверь, пытаясь исчезнуть из палаты как можно незаметнее, но скрип половиц мог выдать даже муху, приземлившуюся на пол. Внутри здания ремонт, судя по состоянию помещений, не делали очень давно. Половицы расшатаны и с легкостью ездят по полу, стены покрыты старой паутиной трещин, внутри которых слышна жизнедеятельность голодных насекомых, а источника искусственного света и вовсе не было, на столе осталась лишь полностью расплавленная свеча, испачкавшая застывшим воском отсыревший покосившийся стол.

Поморщившись от ужасной обстановки этой больницы, Татьяна осторожно пододвинула стул поближе к кровати и села, молча наблюдая за дыханием молодого человека, прислушиваясь к его слабому хрипу и стонам. Он явно спал и вряд ли услышал ее приход. Его красные слегка раздувшиеся веки тихо дрожали от хаотичного движения глазного яблока. Татьяна поняла, что Джордж видит сон, но не хотела думать, что этот сон мог быть плохим. Она мечтала, чтобы в спящем состоянии молодой человек мог на короткое время забыть о своем состоянии, забыть о боли и ограниченности движений, мог свободно идти по улице и радоваться каждому сделанному шагу, ведь ходить – это так прекрасно.

– Здравствуй, Джордж, это я, Татьяна. Мне сказали, что твое состояние улучшилось, что ты уже пришел в сознание и даже можешь немного есть. Ты не представляешь, как я рада этому, – Татьяна чувствовала, как эмоции заставляли ее голос невольно дрожать, искажать слова, но девушка пыталась подавлять подступившие слезы, чтобы не терять последние силы. – В последнее время произошло столько плохого, передо мной появились новые преграды, через которые мне не по силу перешагнуть. Я впервые чувствую себя такой беспомощной, маленькой, крошечной девочкой, у которой нет права на выбор. Меня словно заключили в клетку, я зову на помощь, но никто не может услышать мой зов, всех будто что-то оглушило, отстранило от меня. Ты как никто другой понимаешь меня… Но что мне делать дальше? Куда идти? Я запуталась… Пытаясь отыскать истину, я погрузилась в несуществующее прошлое, надеялась его найти, вновь потрогать и ощутить на своей коже… Но… правда оказалась иной…

Впервые она почувствовала, как этот молодой человек ей дорог, как важен для нее. Она проклинала каждого, кто был причастен к случившемуся, ненавидела себя за то, что не смогла предотвратить тот пожар. Девушка верила, что знала заранее о той трагедии, знала, кто преступник. Но в итоге что-то ее ослепило, сбило со следа. Но внутреннее я ласково успокаивало, говорило, что нельзя все предвидеть. Их враг силен, его шаги непредсказуемы, в них нет ни последовательности, ни логического мотива. Он слишком скрытен, слишком умен, слишком увёртлив. Им движет безмерная жестокость, некий гнев, обида на всех людей. Но что вызвало эти чувства? Что заставило этого безымянного человека совершить подобное? Что им руководит?

Татьяна смахнула движением ладони слезу, медленно стекавшую по ее бледной щеке. Сегодня она не стала наносить макияж, небрежно затянула волосы в хвост, даже не расчесав их любимым гребнем, ее больше не волновал собственный внешний вид, девушка погрузилась в свои мысли с головой, покинула эту реальность, забылась в своих суждениях.

***

Татьяна с большим и неприятным удивлением поняла, что сумела незаметно для самой себя уснуть, когда ее где-то на подсознательном уровне разбудил чей-то странный и весьма зловещий шепот, похожий на чье-то голодное и возбужденное рычание. Он был тихим, практически неуловимым, но в то же время проносился по всему телу с мурашками, заставляя появляться на бледной коже капельки холодного пота. Шепот можно было с легкостью спутать с обыкновенным шумом труб или ремонтной работой где-то в подвале, но, прислушавшись, девушка начала различать в этом пугающем шипении понятные ей слова, которые затем складывались в загадочную фразу.

Первое, что ее удивило, так это то, что медсестра не сообщила ей о том, что время визита подошло к концу. Возможно, Татьяна заснула на пару минут, но, взглянув в окно, поняла, что прошло уже много времени – на улице стояла глубокая снежная ночь.

Во время краткого осмотра, девушка успела заметить, что в комнате было невероятно пусто, словно кто-то успел за время, что Татьяна спала, хорошенько прибраться в палате и унести с собой некие вещи. Протерев глаза, девушка внимательно огляделась, продолжая слышать под ухом чей-то шепот. Он был непостоянным, словно в какой-то промежуток времени удалялся куда-то вглубь здания, играя со слушателем в детскую игру.

Татьяна медленно поднялась на онемевшие ноги и слегка потянулась, чтобы возобновить кровоток в организме после непривычного сна на старом деревянном стуле. В пятках чувствовалось легкое покалывание, словно в пальцах шипела газированная вода.

Сколько же она проспала? Почему никто не удосужился ее разбудить раньше? Неужели все забыли об этой палате и даже не смотрят за посетителями? Татьяна уже была не в состоянии об этом думать, она лишь хотела поскорее уйти отсюда, но мысль об уходе быстро вылетела из ее головы, когда та краем глаза взглянула на больничную койку, на которой лежал Джордж.

Молодой человек исчез, словно его здесь и не было. Кровать идеально заправлена, постельное белье убрано, остался лишь жесткий древний матрас, в котором процветала цивилизация клопов, и колючее зеленое покрывало, аккуратно сложенное в углу больничной койки.

– Что здесь происходит, черт возьми? – невольно выругалась девушка и выбежала из палаты в длинный коридор, надеясь там услышать ответ на свой вопрос, но вместо этого Татьяна лицом к лицу столкнулась с мертвой тишиной и обжигавшей глаза темнотой, которая теперь была повсюду.