Текст книги "Миромагия"

Автор книги: Александр Матюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Семен прищурился, глаза заболели от внезапного перехода. Позади удивленно воскликнула Вячеслава.

– Цветочки! – завопила она, – Бабочки!

– Я тебе дам, цветочки! Ни шагу от бабушки! Мало ли что здесь водиться! А вдруг если пауки какие-нибудь или змеи?

Бабушка Фима очень ловко умела разрушать иллюзии.

Семен дождался, пока глаза привыкнут к яркому свету, и огляделся. На вершине холма стоял огромный зеркальный дворец. Видимо, тот самый Храм. Стены его сверкали на солнце, отражая сотни (а то и тысячи) солнечных лучей. Создавалось ощущение, что Храм тонет в огне, что он и есть – часть этого ослепительно света… Лестница тянулась прямо к Храму, извивалась и терялась где-то у его подножия. Значит, другого пути нет. Только вперед.

Семен сделал несколько шагов и оглянулся. Внизу простирались розовые облака. Они вальяжно плыли вокруг холма, омывали его розовыми хлопьями, и устремлялись в свое бесконечное путешествие. Розовое море – глубокое и бесконечное. А что там под ним? Что за мир? Что за земля?..

Бабушка Фима легонько толкнула Семена в коленку.

– Замечтался что ли? – пробормотала она. – Я бы на твоем месте поторопилась! Кушать хочется!

– Вы уверены, что нас покормят? – усмехнулся Семен и запрыгал по ступенькам.

– Нет, но хозяина Храма все равно же придется убивать. А зачем ему, мертвому, еда?

Семен сомневался, что хозяину Храма и живому-то нужна была еда, но благоразумно промолчал.

Лестница показалась ему бесконечной.

Крысолов остановился перед дверьми Храма Зеркал и Улыбок. Крысолов был счастлив. Он улыбался. Счастье, будто паразит, проникало в организм крысолова и там, внутри, дергало за какие-то невидимые ниточки, заставляя улыбаться, испытывать удовольствие, радоваться жизни. Без этого в Храме нельзя. Иначе можно задохнуться от одиночества. А так – растягиваешь рот в улыбке, вдыхаешь полной грудью и медленно распахиваешь огромные двери. И счастье там, внутри, ворочается, защищает…

– Ты странно выглядишь. – спросила муза. – Так надо?

– И ты тоже улыбайся! – наставительно сказал крысолов, после чего отворил двери.

Храм никогда не запирался. Это вообще глупо – запирать что-то в своем сознании.

Храм начинался с длинного и узкого коридора. На полу лежал бархатный ковер красного цвета, стены были зеркальными, а с потолка на тонких нитях свисали светящиеся круглые шарики.

Зеркала ловили отражение музы и крысолова и запускали их в бесконечность, отражая и отражая – все дальше, в глубину собственных иллюзий.

Муза с любопытством оглядывалась по сторонам, хотя смотреть здесь было, в общем-то, не на что. Следы от ее босых грязных ног тянулись ровной цепочкой по ковру от самых дверей.

– Он сразу уничтожит мир? – спросила муза.

– Что?

– Ты дашь Брокку артефакт… и он сразу возьмет и уничтожит весь мир?

– Я не знаю. Мне надо будет с ним поговорить. – крысолов никогда в жизни не испытывал столь острую нехватку времени. Ему казалось, что он так много не успел. Например, просто, по человечески, пожить… – Я не хочу, чтобы Хозяин уничтожал мир. Я… мне надо подумать, понимаешь?

– Понимаю. Каждому из вас есть, что терять.

– А тебе нет?

Муза пожала плечами:

– Я же выдуманная. Я не скучаю. Разве что иногда от безделья.

Они подошли к еще одним дверям. Двери были черного цвета, покрытые густой паутиной трещин (да и обыкновенной паутиной тоже), с нелепой овальной ручкой и крохотным отверстием замочной скважины.

Крысолов напряженно выдохнул. Он хоть и был счастлив (в этот самый момент, в эту самую секунду), но не смог сдерживать волнения. Ох, сколько мыслей, мыслишек суетится в голове, будто взбесившиеся тараканы, вздумавшие захватить мир.

– Что-то не так? – спросила муза, переминаясь с ноги на ногу.

Крысолов обнял ее за плечи. Сам не знал почему. Пробормотал:

– Ты, это… главное, ничего не говори. А то знаю я тебя. Вылезешь вперед, начнешь Брокку что-нибудь доказывать… А он этого не любит. Храм – это его мир, его воображение. Здесь мы всего лишь гости. Поэтому, ну, знаешь, будь осторожнее.

– Я что, похожа на сумасшедшую? – отозвалась муза. – Конечно, буду осторожнее. В ином случае, всему миру конец, верно?

– Да, верно… постой, что? Причем здесь конец света и твое молчание?

Муза хитро подмигнула подбитым глазом и внезапно толкнула дверь ногой. Дверь со скрипом распахнулась. Повеяло теплотой, запахом свежих булочек с кремом, сыростью и плесенью. В глаза ударил яркий свет.

Муза легонько, почти неощутимо, чмокнула крысолова в щеку, потом шепнула:

– Спасибо. – и первой прошла в приемный зал Храма Зеркал и Улыбок.

Крысолов удивленно моргнул.

– Ты идешь? – спросила муза, не поворачивая головы.

– Что происходит?

– Все в порядке. Я же муза.

Крысолов переступил через порог и оказался в приемном зале. Дверь за ним захлопнулась. Внезапно запахло рафинадом.

– Лестница. – сказал Вальдемар. – Я так и знал! Секретная лазейка в Храм!

Снежок еще не до конца присыпал следы недавнего пребывания здесь людей. Хватка присела на корточки, задумчиво водя ладонью по земле. Клим присел рядышком, для порядка, и разглядывал лестницу.

– И что дальше? – поинтересовалась Наташенька. – я тоже могу присесть с вами, но это вряд ли поможет, верно?

С неба упал сотовый телефон и при этом не разбился. Линия света исчезла. Вальдемар поднял сотовый и убрал его в карман.

– Мне кажется, – сказал он, – нам нужно перейти по лестнице на ту сторону.

– На ту сторону?

– Вот именно. – Вальдмер отошел на несколько шагов в бок и протянул вперед руку. Рука уперлась в прозрачное, невидимое НИЧТО. В стену. В совершенную неизвестность.

– Впереди конец мира. – объяснил Вальдемар. – Это место, где заканчивается Мрак и остается пустота.

– Земля круглая. – уточнила Наташенька на всякий случай. – в школе все проходят!

– Никто и не спорит. Но дальше этой невидимой границы мы сможем пройти только по мосту.

– И мы попадем в Храм. – отозвалась Хватка. – Мы с Умником искали лазейку в Храм целую вечность… с того момента, как появились на свет. Он был так близок…

– Ты все еще жалеешь его? – осторожно спросил Клим.

– Невозможно любить кого-то, а потом сразу его ненавидеть. Даже если этот человек псих.

– Он убил всех твоих друзей.

– И в чем-то я его понимаю. Он стремился к своей цели.

– Но ведь…

– У Умника была цель в жизни. И он старался ее достичь. У меня, вот, цели нет. Я всего лишь Хранитель. А это не цель, а обязанность. Понимаешь разницу?

Клим кивнул. В какой-то степени, у него тоже не было цели в жизни. Он просто рисовал в свое удовольствие, просиживал штаны в университете, через три года стал бы дипломированным специалистом в области маркетинга и устроился бы на работу с папиной помощью. А дальше – карьерная лестница, привилегии, сытая семейная жизнь, почетная старость… и никаких достигнутых целей. Ни единой. И через много-много лет Клим бы заглянул в подвал загородного дома и обнаружил бы старые, стершиеся холсты, покрытые пылью и паутиной. И на этих холстах была бы изображена его несбывшаяся мечта. И, возможно, тогда бы до Клима дошло, что где-то в своей жизни он свернул не туда. Но ведь жизнь всего одна. И вернуться на верную тропинку уже никогда не получится…

Хватка похлопала Клима по плечу:

– Поздравляю. Ты немного повзрослел. – потом поднялась и сказала. – Волшебник прав. Нам нужно перебраться по мосту в Храм. Не знаю, как это действует, но попытаться следует. Кто пойдет первым?

– Считаешь, что кто-то рискнет, кроме тебя? – нервно хихикнул Вальдемар. – Я всего лишь бродячий волшебник. Я не умею совершать подвиги, геройствовать или спасать чьи-то жизни…

– Но ты пошел на край света за своей музой.

– Меня заставили. – напомнил Вальдемар. – Подло и без возможности выбора, между прочим.

– Что ж, тогда я пошла, а вы догоняйте.

Кажется, Хватка вообще ничего не боялась в этой жизни. Она ловко ступила на первую ступеньку. Мост заскрипел, стряхивая снежное покрывало. Ветер подхватил веревочные перильца и замотал ими из стороны в сторону. Хватка сделала еще один шаг. Доска под ее ногой жалобно застонала. Казалось, еще миг – и доска сломается… но Хватка переступила дальше… и пропала.

Семен достиг последней ступеньки, сел на нее и попытался перевести дух. Все-таки говорила мама заниматься физкультурой, а он не верил. Или ленился. Или еще что. Не занимался, в общем. И вот результат – сердце выпрыгивает из груди, а в горло будто раскаленных углей натолкали.

Рядышком примостилась бабушка Фима, посадившая на колени Вячеславу. Бабушка Фима выглядела бодрой и даже слегка помолодевшей. На щеках играл бледный румянец. Вячеслава ковырялась в носу, разглядывая сверкающий Храм. Видимо, Вячеслава хотела разбить хотя бы пару зеркал (в качестве эксперимента).

– Даю на отдых две минуты, а потом идем дальше! – сказала бабушка Фима.

– Две минуты? – ужаснулся Семен.

– Много? Хорошо, полторы. Время, знаешь ли, не ждет. Это ты молодой, кровь бурлит и все такое, а я пожилая старушка, у меня каждая секунда на счету. Я, вот, с Вячеславой вожусь, а сама на нее смотрю и думаю: какая же она еще молодая. Только-только жить начинает. Самый сок, можно сказать. Впереди у нее долгая и счастливая жизнь… может быть… если мозги вправить, а то совсем от рук отбилась! Ладно, хватит отдыхать, пошли.

Семен тяжело поднялся, размышляя, прошли обещанные полторы минуты или нет. Впрочем, возмущаться не имело смысла.

Они пошли по утоптанной узкой тропинке из золотистого песка, которая вилась среди травы, будто юркая змейка. Семен – впереди, бабушка Фима и Вячеслава позади.

Храм ослепительно сверкал на солнце. Идти до него было не больше километра. Семен старался перевести дух, но все равно ощущал дикую усталость. А еще урчало в животе. Это же надо – в воображаемом мире может урчать в животе!

Вскоре он приметил небольшую деревянную дверь, которая казалась архаизмом в общей целостности зеркальной стены Храма. Как если бы к новенькому автомобилю приделали деревянные колеса. К тому же дверь была приоткрыта.

Неужели, их ждали?

Впрочем, чему удивляться? Это же мир, созданный в голове Брокка. А он наверняка нашел способ наблюдать за собственными фантазиями. Ведь верно?

Хватка вывалилась из пустоты в нежные объятия изумрудной травы. Сложно было противостоять давлению бездушного, холодного, необъятного НИЧТО. Почти невозможно.

Дыхание перехватило, в глазах прыгали огоньки. И хотя тело окутал теплый, по-летнему теплый, ветерок, Хватку колотило от холода. Зубы клацали друг о дружку.

– А я ждал. – сказал кто-то. – Правда, не так скоро. А еще я думал, что вас будет больше, честное слово.

Голос был тихим и скрипучим, будто доносился из динамиков старенького магнитофона.

Хватка подняла голову. Неподалеку стоял человек, одетый в ослепительно белый костюм, при галстуке и в шляпе с широкими полями, скрывающими в тени лицо. Человек опирался о трость. Больше всего человек походил на какого-нибудь университетского профессора (хотя сейчас так одеваются и водители такси, а, порой, и воры или даже маньяки). Дорогой костюм не признак ума, а признак хорошего заработка…

– Ты Брокк? – уточнила Хватка, отчаянно собирая все силы в кулак.

– Кто же еще? – усмехнулся человек.

Хватка стремительно прыгнула. Ей нужно было мгновение, чтобы оказаться рядом с Брокком и накинуть удавку ему на шею. А потом связать руки и ноги, повалить на землю и… всего лишь мгновение…

Человек небрежно, будто никуда не торопился, а совершенно случайно оказался неподалеку, сделал шаг в сторону, взмахнул тростью и парировал первый удар. Хватка почувствовала острую боль в груди. В глазах потемнело вновь, словно поток горячего ветра превратился вдруг в гигантскую боксерскую перчатку и нанес сокрушительный удар. Ее отшвырнуло в сторону. Хватка покатилась по траве, выронив удавку.

– Ох, не надо! – посоветовал Брокк тихим голосом с магнитофонной пленки. – Это же мой мир. Я тут, знаете ли, почти что бог… хм, еще один?

Из воздуха вывалился Клим. Упал на колени, мотая головой, не соображая, что происходит и где он очутился. Брокк захохотал.

– Интересное развлеченьице! А я тут сижу, сижу, скучаю себе в одиночестве!

Хватка подпрыгнула. Брокк, не оборачиваясь, выставил вперед трость. Хватка ударилась о плотную невидимую стену и упала вновь.

– Не надо, говорю! – повторил Брокк. – Ну, зачем?

Возле Клима появилась Наташенька. С протяжным воплем он покатилась по траве, теряя туфли. Брокк захохотал еще громче. Ситуация его чрезвычайно веселила.

– Давно я так не развлекался!

И в этот момент прямо перед Брокком возник Вальдемар. Бродячий волшебник рухнул на одно колено, но почти мгновенно выпрямился. Смех затих. Улыбку словно стерли с лица Брокка.

– Ты?

Вальдемар кивнул.

Брокк отступил на шаг назад, тяжело опираясь на трость. Веселья как не бывало. Хватка нащупала в траве удавку и крепко сжала ее в руках. Теперь надо выбрать удобный момент, чтобы прыгнуть, чтобы связать…

– Я долго тебя искал. – сказал Вальдемар, и в голосе его не было того странного старческого веселья, как раньше.

– Ты все равно не успел. – отозвался Брокк. – Так что…

– Неплохо выглядишь.

– Ты тоже. Не постарел совсем.

– Я думал, ты окончательно развоплотился.

– Нелегко жить в мире собственных фантазий, знаешь ли… – Брокк задумался, будто решал, как поступить дальше. Потом сказал. – Ладно, хотя бы поглядишь, как все произойдет.

Вальдемар едва заметно улыбнулся. Хватка прыгнула в третий раз. Брокк рассеянно поднял трость. Воздух внезапно сделался вязким, будто кисель. Хватка застыла в нем, не в силах пошевелиться. Клим и Наташенька тоже застыли. Да и Вальдемар обратился в статую. В улыбающуюся статую. Только Брокк двигался, как ни в чем не бывало. На его лице проступили капли пота. Он снял шляпу и швырнул ее далеко в траву. Потом развернулся и поспешил по невидимой тропинке в сторону Храма Зеркал и Улыбок. Застывшие фигуры взмыли в воздух и полетели за ним, похожие на трехмерных воздушных змеев.

Семен взялся за дверную ручку как раз в тот момент, когда кто-то ударил по двери с обратной стороны. Семен отпрыгнул назад, едва не задев Вячеславу. Бабушка Фима тихо ругнулась сквозь зубы, потом сама же себе пригрозила, мол, нельзя ругаться при детях.

А в дверях показался человек в ослепительном белом костюме и с тростью. Он был лысоват и не очень красив: уши торчали в стороны, нос с горбинкой, а один глаз ощутимо косил в сторону.

– Приветствую. – сказал человек в белом костюме. – Знаете, мне расхотелось со всеми вами играть, поэтому давайте-ка, следуйте за мной. Я покажу вам конец света. Благо, в вашем мире остался один единственный человек, который все еще умеет нормально воровать.

Бабушка Фима открыла было рот, чтобы возразить, но человек в белом взмахнул тростью, и бабушка Фима застыла, будто статуя. Семен и Вячеслава, к слову, тоже застыли. Семен, вдобавок, ощутил, что у него невыносимо чешется под лопаткой.

Человек в белом развернулся и исчез в дверном проеме. Три застывшие фигуры поднялись в воздух и полетели за ним. У Семена в таком положении закружилась голова – в общем, чувствовал он себя неважно.

– О, мой друг! – воскликнул Брокк, появляясь в главном зале Храма Зеркал и Улыбок.

Это был один из ста главных залов Храма. Брокк возводил их один за другим, едва ли не каждый месяц. Не очень хороший способ уйти от одиночества – всего лишь тысячный способ сократить вечность.

В голосе Брокка, как и обычно, не было слышно никаких эмоций. Он просто констатировал факт.

Крысолов и муза сидели на упругом диване, обтянутым кожей. Муза с интересом разглядывала овальные своды, расписанные удивительными картинами. Сложно было поверить, что эти картины – не творение гениальнейших художников, а всего лишь легкие наброски воображения одного гениальнейшего волшебника.

Поскольку главный зал был огромен (настолько огромен, что одна из его стен исчезала в полумраке, а чтобы пересечь зал потребовался бы час), то эхо чувствовало себя здесь полноправным хозяином.

– Как же я рад тебя видеть! – сказал Брокк, пересекая холл по диагонали, наплевав на ковровые дорожки. По кафельному полу гулко цокали каблуки.

Крысолов поднялся, прижимая руку к болевшему боку. Боль заставляла крысолова нервничать.

– Это кто с тобой? – поинтересовался Брокк, подходя ближе. – Подружку привел? Не ожидал…

Крысолов пожал протянутую руку. Пошатнулся. Брокк подхватил его и осторожно усадил рядом с музой.

– Кого вы мне напоминаете, уважаемая… – пробормотал он, вглядываясь в голубые глаза изрядно потрепанной невесты.

– Наверное, музу. – обронила муза небрежно. – Такую, настоящую, не выдуманную, реальную и готовую абсолютно на все ради спасения мира музу. Верно?

Брокк отступил на шаг, стремительно бледнея. Лицо исказилось. В это же мгновение за его спиной возникли застывшие фигурки – Семен, Наташенька, Вальдемар, бабушка Фима, Хватка, Клим и Вячеслава. Фигурки парили в нескольких сантиметрах от пола. Они казались куклами – только живые глаза испуганно бегали из стороны в сторону.

Брокк повернулся к ним, дотронулся концом трости до Вальдемара – и бродячий волшебник шумно рухнул на кафельный пол. Глухой кашель разнесся по главному залу. Волшебник поднялся, вытирая рукавом бороду. Левая бровь у него была разбита, струйка крови медленно, будто змея, ползла по щеке вниз.

– Рассказывай. – потребовал Брокк. – Что это еще за шутки?

В этот же момент со своего места вскочила муза. Зашлепала босыми ногами по кафелю, поравнялась с Вальдемаром. Бродячий волшебник хитро улыбался, кося глазом на Брокка. Происходящее доставляло ему удовольствие. Ни с чем несравнимое удовольствие.

– Можно, я расскажу? – попросила муза.

Крысолов уже ничего не понимал. Вернее, он понимал, что дело не чисто, но никак не мог взять в толк, что происходит. Перед его глазами стремительно наступала ночь. В боку ворочали раскаленным ломом. Очень хотелось рафинада, и лечь поспать. Веки сделались тяжелыми.

– Крысолов, дружище! – пробормотал Брокк, не оборачиваясь. – Достань-ка артефакт, будь добр.

Крысолов хотел потянуться к плащу, но руки были такими тяжелыми, что попросту висели плетьми вдоль тела. Крысолов почувствовал, что медленно сползает на бок.

– Крысолов!

– Он может скоро умереть. – сказала муза. – Если вы не выслушаете хотя бы меня.

– Или меня. – добавил Вальдемар. – Хватит уже, а? Мы же старые знакомые, давно не виделись. Может быть, поговорим по душам?

– К чему весь этот спектакль? – Брокк кивнул на людей, застывших в воздухе.

Вальдемар пожал плечами:

– Сами увязались. Я никого с собой не звал. Но ведь героический отряд, не правда ли? Посмотри. Здесь три родственника Виноградова, а еще один из Хранителей.

Брокк усмехнулся:

– Ее притащил за кампанию?

– Хотел посмотреть на плод своих фантазий. – отозвался Вальдемар. – Я же их никогда не видел…

– Мог бы познакомиться, раз создал. Я к своим детям отношусь более благосклонно.

– И все же, я хочу рассказать! – вмешалась муза.

Брокк внезапно развернулся и бросился к крысолову. Муза и Вальдемар не двинулись с места.

– Крысолов! Мальчик мой! Подожди! Где артефакт, а? Не умирай, не теряй сознание, скажи… – Брокк приподнял крысолова и принялся обшаривать его плащ, выворачивать наизнанку скрытые карманы, тайные нашивки. На пол упало несколько авторучек, с шелестом спикировал носовой платок. Следом – кожаный кошелек, потрепанный календарик с изображением обнаженной женщины, посыпались хлебные крошки, упал крохотный кусочек сахара.

– Не суетись. – сказал Вальдемар. – Поздно. Мы уже здесь. Или ты думаешь, что артефакт способен что-то изменить?

– Артефакт вернет меня к нормальной жизни! – пропыхтел Брокк. – Ну, или, по крайней мере, закончит эту!

– А ты хочешь умереть?

– Еще как! Еще как!

Крысолов обмяк окончательно. Или умер или потерял сознание. Брокк положил его на диван и повернулся, сжимая в руке рожок, очень похожий на сувенирный, какие продают в магазинах "Подарки для мужчин", и из каких иногда выпивают жители Северного Кавказа. Данный рожок был покрыт золотом и, кажется, слегка светился.

– Я не понимаю, зачем вы держитесь за свои никчемные жизни! – сказал Брокк. – Нет смысла в одиночестве. Нет смысла в вечном существовании. О, я почти сошел с ума здесь. Я так счастлив, что смогу устроить конец света…

– Не надо. – шепнул Вальдемар.

Брокк захохотал. Этот смех разлетелся по главному залу, отражаясь от гигантских стен, утонул в темноте, заставил вздрогнуть тени.

От смеха или еще по какой причине, застывшие в воздухе фигурки пришли в движение и упали на пол. Вячеслава тут же завопила, держась за подбитую коленку. Бабушка Фима кинулась к ней, причитая что-то о любви, заботе и неудачниках. Наташенька растянулась на полу, вытянув ноги, пытаясь прийти в себя. Туфлей на ней как не бывало, колготки порвались, а тушь растеклась по щекам. Семен тот час бросился к ней – и они обнялись с такой силой, будто не виделись тысячу лет. Клим стоял в растерянности. А Хватка сделала несколько резких шагов в сторону Брокка, но остановилась, поглядывая на Вальдемара.

Все вышеописанное прошло за считанные секунды. Еще не успех затихнуть смех, а муза сказала, обращаясь к одинокому колдуну.

– Расскажи мне об одиночестве!

И если бы кто-нибудь в главном зале (да и во всем Храме Зеркал и Улыбок) мог представить силу воздействия музы на одинокий разум человека, много лет назад лишившегося собственной души…

Взгляд Брокка затуманился.

– Я… это неверный способ. Я не хочу больше так жить. – шепнул Брокк.

– Я же всего лишь муза. Если честно, я существую на земле всего месяц. Я еще не успела разобраться в том, что вы, люди, называете одиночеством или любовью, тоской или паникой, страхом или привязанностью. Я такая молодая и неопытная…

Муза сделала первый робкий шаг. Брокк мотнул головой. Трость выпала из его руки.

– Я знаю, что ты хочешь сделать. Ты собираешься меня околдовать, чтобы забрать артефакт. – сказал он неуверенно. – и даже если ты будешь все отрицать, я не поверю. Слышишь? Не поверю! И тебя, Вальдемар, это тоже касается.

– Я всего лишь бродячий волшебник. – отозвался Вальдемар. – Я тут практически, совершенно, не причем.

– Ты собираешься уничтожить целый мир, потому что считаешь, что мир отвернулся от тебя? – поинтересовалась муза. Видимо, в данный момент ее ничто не интересовало больше, чем Брокк.

Брокк поежился, но артефакт не опустил.

– А почему мир должен жить? Мир не дал мне ничего хорошего.

– Может быть, ты сам не брал? Много лет назад ты выбрал свой путь, по которому и шел долгое время, пока не добрался сюда, в обитель одиночества… Зачем тебе нужны были души гениев?

– Я сам мечтал стать гением…

– Но ведь есть множество разных способов добиться собственной цели, правда? Ведь у каждого в мире есть свое предназначение.

– Может быть, мое предназначение в том, что я уничтожу, наконец, этот мир.

– Мне так не кажется. Ты привнес в мир магию. Ты создал тот мир, который находиться за пределами твоего сознания. Просто ты никогда не выбирался из Храма и даже не можешь себе представить, что происходит за его стенами.

– Я не могу выбраться! – воскликнул Брокк, и даже Вячеслава перестала реветь, удивленно вытаращив глаза. – О, если бы я мог снова вернуться к нормальной жизни! Но этого не случится! Я пленник Храма! Я пленник собственного разума! Я не знаю, как это произошло, я даже не смогу описать каково это – быть живым призраком собственного воображения! Я так одинок, что даже собственная душа покинула меня много лет назад! И именно поэтому я хочу умереть, понимаешь?

– А ты никогда не задумывался, что твоя душа… она может вернуться? – спросил Вальдемар.

Брокк удивленно моргнул.

– Ты раздал свою душу бродячим волшебникам, которые взамен отдали тебе таланты. Ты не подозревал, что с каждый новым обменом становишься все более бездушным, все более одиноким. Но рано или поздно ты должен был почувствовать это…

– Я почувствовал… Но какой мне смысл…

– Это был хорошо продуманный план. – вмешалась муза. – Вальдемар создал Хранителей не только для того, чтобы они помешали тебе уничтожить артефакт. Это еще позволяло оттянуть время на поиски твоей души.

– Я решил, что пора покончить с тобой раз и навсегда. Не в смысле – убить, а в смысле, чтобы миру больше ничего не угрожало. А то надоело, честное слово, спасать всех.

– И долго ты… искал мою душу? – нетвердым голосом поинтересовался Брокк.

– Долго. Для бродячего волшебника прошла всего лишь секунда, но для некоторых пролетела целая жизнь.

– Я тоже тебя помню! – внезапно заявила бабушка Фима. – В пятьдесят шестом ты проходил по делу о бродячих волшебниках. Ты что-то вынюхивал в отделе секретных материалов.

– Хорошая у вас память! – отозвался Вальдемар.

– Стараюсь… – потупила взор бабушка Фима.

– Однако я хочу продолжить! – сказал Вальдемар.

Брокк кивнул:

– Да, да, продолжай! Где же оказалась моя душа, если не секрет?

– Складывается ощущение, что ты думаешь, будто душа – это набор кубиков, которые были разбросаны по всему свету, а я взял их и собрал. Но это не так. К сожалению, твоя душа исчезла раз и навсегда. Она растворилась в душах бродячих волшебников, у которых ты отобрал их таланты.

Взгляд Брокка потускнел.

– Но с другой стороны, можно считать, что ты теперь бессмертен, потому что сотни других бессмертных с частичкой твоей души бродят по свету.

– Слабое утешение.

– Но это еще не все. – Вальдемар презрительно фыркнул, будто сказанное им было всего лишь предисловием. – Думаешь, я остановился на середине пути? Не тут-то было! Я решил создать, эээ, ну скажем так – душезаменитель. То, что сможет вернуть тебя к жизни.

– Душезаменитель?

– Ага. Музу.

Наступила тишина. Брокк посмотрел на музу. У нее были спутанные грязные волосы, лицо в грязи, под глазом лиловел синяк. Свадебное платье превратилось в лохмотья, босые ноги покрылись царапинами и ссадинами.

– Ты шутишь? – спросил Брокк.

– Ни капли. Я двадцать лет создавал… её.

– Что больше всего не хватает тебе в жизни? – спросила муза, делая еще один шаг в сторону Брокка.

Брокк замялся.

– Во-первых, ты эгоист. – подсказала муза. – Никогда не думал о людях, а только о себе. Так нельзя жить. Эгоисты всегда одиноки. Всегда. Ты хочешь уничтожить мир, но ведь ты сам его создал много лет назад. Это единственное, что ты сделал для людей. И что в итоге? Плюнешь на все, освободишь энергию артефакта и умрешь тем же эгоистом, каким был прежде?

– А есть причины этого не делать?

– Посмотри. – муза показала на кучку людей, стоящую в темноте. – Внимательнее посмотри. Перед тобой целый мир. В миниатюре, конечно.

Бабушка Фима, которой показалось, что муза указывает конкретно на нее, на всякий случай прикрыла собой Вячеславу.

– Это мир, который может жить дальше, развиваться и помнить о тебе, как о создателе. Ведь магия – твоих рук дело, верно?

– В некотором роде, да…

– Вон там наше, мирское, прошлое. – муза показала на бабушку Фиму. – А рядом с ней – будущее, которому еще предстоит быть. (Вячеслава поежилась от внезапного внимания к своей персоне и попросила у бабушки хотя бы конфетку). А вон стоит любовь, у которой еще все впереди. Настоящая любовь, безо всяких там оговорок. (Муза показала на Семена и Наташеньку, который просто крепко и с наслаждением обнимались). А еще есть творчество, фантазия, смелость – двигатель мира (Клим даже раскраснелся от столь ярких сравнений). И, наконец, магия. (Хватка). Без нее в современном мире никуда. Она сердце нашего общества. Без магии мир пропадет. И не останется ничего. Ни прошлого, ни будущего, ни любви.

– Только одиночество… – эхом отозвался Брокк.

– И если ты умрешь, то там, в мире после смерти, ты все равно останешься одиноким. Но помимо одиночества тебя будет грызть отчаяние и совесть. А они чрезвычайно вредные паразиты.

Брокк тяжело опустился на диван, рядом с крысоловом (мертв он или, кажется, дышит?). Артефакт в руке дрожал.

– Давайте-ка вернемся к душезаменителю. – пробормотал Брокк. – Ты же муза, верно? Что ты можешь сделать для меня? Для чего ты… создана?

– Я расскажу. – муза подошла ближе. Присела перед Брокком на колено и осторожно, нежно, дотронулась до его руки. Брокк вздрогнул.

– Поле. – сказал он внезапно. – И новый город. Море. Нет, даже – океан. Рельсы. Поезд. Многоэтажные дома и мельница…

– Ты не ограничен в своих фантазиях. – подсказала муза так тихо, что никто, кроме Брокка, ее не услышал. – Раз уж ты здесь, то почему бы не построить целый город и не населить его людьми? Почему ты ограничился только Храмом?

– Потому что я не мог. – шепнул в ответ Брокк. – Я не знал как… Я был пленником, понимаешь? Пленником…

– Ну вот теперь я, как твоя персональная муза, даю свободу. Пойдем. Покажешь мне, что ты хочешь построить.

– Мельницу! – воскликнул Брокк. – Я хочу построить огромную мельницу на берегу реки. С деревянным колесом!

Артефакт, мгновенно забытый, упал на пол и, звеня, закатился под диван.

Брокк приобнял музу за плечо и, воодушевленный до предела, повел ее в темноту, тараторя на каждом шагу:

– А еще я мог бы построить метро, в котором вместо обыкновенных вагонов летал бы настоящий дракон! Ну, просто так, для эффекта. Люди садились бы ему на спину и летели бы до нужной станции. А безбилетников можно было бы сбрасывать…

Голоса затихли. Муза и Брокк исчезли в темноте. Главная зала погрузилась в тишину.

– Что все это значит? – спросила бабушка Фима. – Я совершенно ничего не понимаю.

Вальдемар хитро подмигнул, подошел к дивану и выудил из-под него артефакт. Повертел его в руке и неспешно убрал в карман, а потом сказал:

– Я только что предотвратил конец света!

– Это я поняла. Меня больше интересует, как ты умудрился?

– О, все очень просто. Я создал музу, которая должна была нейтрализовать сумасшествие Брокка, а потом придумал, как доставить музу непосредственно в Храм Зеркал и Улыбок. Для этого мне понадобился день рождения Клима, врожденная жадность господина Виноградова и крысолов, который умеет отлично воровать. Вот, собственно, и все.

– Так это было продумано заранее? – воскликнул Клим.

– За исключением нескольких моментов. Во-первых, я собирался отправиться за музой один, а не в огромной кампании. Но кто-то ударил меня по голове, потом я оказался в плену, ну дальше вы все знаете. Короче говоря, никого из вас здесь не должно было быть. Но я рад, что все именно так закончилось. У музы появилась удачная возможность для яркой метафоры.

– Это я ударила тебя по голове. – внезапно сказала Хватка. – Извини. Мы с цербером как раз проходили мимо…

– Это все хорошо, – вмешалась бабушка Фима, – но у меня два вопроса. Во-первых, что теперь будет с Брокком?

– О, тут все просто. Брокк останется жить в собственных фантазиях вместе с музой. Она напрочь отбила у него желание уничтожать мир. Брокк теперь не одинок, у него появились новые цели в жизни. Он наверняка найдет, как скоротать вечность.