Текст книги "Миромагия"

Автор книги: Александр Матюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Или, я вовремя увернулся. – крысолов невольно потер затылок. Боль отступала.

– Как бы там ни было, все в прошлом. – заключил паренек в очках. – Мы с тобой встретились снова. Можно сказать, это судьба. Я хочу убить Брокка, чего уж скрывать, а ты хочешь помочь ему уничтожить мир. При этом, я выступаю в роли злого гения, а ты у нас этакий добрый малый. Правда, муза? Нашепчешь ему на ухо, какой он милый парень?

– Еще чего. – фыркнула муза. – будем считать, что я на нейтральной стороне.

– Вообще-то, Брокк не собирается уничтожать мир… – произнес крысолов, внезапно испытав чувство неловкости перед музой. – Он хочет уничтожить магию. Собрать ее из всего мира и уничтожить. Сделать мир таким, каким он был много лет назад… Обыкновенным.

– Ты думаешь, мир без магии выживет? – усмехнулся паренек в очках. – Люди останутся без света, тепла, самолетов, поездов, телефонов. У них не будет возможности верить в чудеса! А ведь все так привыкли, что могут сойти с ума… А еще этот Мрак…

– Ты ведь тоже хочешь уничтожить магию! – воскликнул крысолов.

– Я так не говорил. Я хочу уничтожить Брокка, потому что он хочет уничтожить магию. Было бы у нас больше времени, я бы с удовольствием рассказал тебе, что за сила хранится в артефакте. Когда я убью Брокка, я заберу у тебя эту штуковину и закину ее далеко-далеко в океан, в самую глубокую расщелину, туда, где ее не сможет достать ни один водолаз, даже при помощи магии. И вот тогда я заживу спокойно.

Крысолов открыл, потом закрыл рот. Что-то не укладывалось у него в голове. Возникли сложные противоречия, о которых он не хотел думать… не сейчас… но они лезли, настырно, вытесняли все остальные мысли.

И, о боже, как же хотелось сладкого.

– Ты покажешь мне путь к Храму Зеркал и Улыбок, а я оставлю тебя в живых, и больше никогда не буду трогать. В принципе, после смерти Брокка, мне будет на всех наплевать. – паренек в очках поднялся и сделал несколько шагов в сторону койки. – По рукам?

– Ты думаешь, я предам своего хозяина?

– Я думаю, пора бы повзрослеть и понять, что ты самостоятельная личность, а не выращенный Брокком раб.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Противоречий становилось все больше. Велосипедные спицы в мозгу дрожали и причиняли боль. Как все сложно в этой жизни! Как же сложно жить!

– Если не покажешь дорогу, – вкрадчиво сказал паренек в очках, – я сначала убью вон того врача, потом музу, а потом тебя. Может быть, так нам удастся договориться?

– Ты думаешь, у меня мягкий характер? – крысолов отвел взгляд и сел. Чудовищно заболел бок, но крысолову надо было встать на ноги, подняться, ощутить, что он все еще может двигаться. Почему-то это было очень важно.

– Я уверен, ты перенесешь их смерти. – ответил паренек в очках. – Но вот свою смерть, увы, ты перенести не сможешь.

– Черт возьми! – внезапно вмешалась муза. – Что за разговоры? Причем тут мы? Убей его, да и дело с концом! Или не убивай! Только нас не трогай, а? Мы-то здесь причем? Ты же спаситель человечества, подумай о нас, о людях!

– Ты не человек, а плод магии одного из бродячих волшебников. А докторишка слишком жалок, чтобы оставлять его на этом свете! И вообще, не стоит мне указывать! – сказал паренек в очках тихим и совершенно не дрогнувшим голосом, однако всем в комнате стало не по себе.

Крысолов тяжело оперся о металлическую спинку кровати и встал на ноги. Что-то звонко щелкнуло в пояснице. Пока Хранитель выяснял отношения с музой, можно было бы броситься на него, обезоружить и связать… вот только сейчас по ловкости и по скорости движения крысолова мог обставить даже слюнявый малыш трех лет от роду. Крысолов повернулся к окну. Из-за света лампы улицы видно не было – в отражении на крысолова смотрел небритый, помятый мужчина средних лет, с острым подбородком и выпирающими скулами, со следами сажи на щеках и лбу и с небольшим синяком под левым глазом. Неважно ты выглядишь, крысолов, неважно… Сверкнула молния, выхватив из небытия ряды надгробных плит, неровные кресты и церковную башенку в темноте…

– Мы что, возле кладбища? – спросил крысолов, подходя ближе к окну.

– Первое, что попалось. – отозвался паренек в очках. – Мне нужно было привести тебя в сознание. А есть какие-то предрассудки, относительно кладбищенской сторожки?

Крысолов прислонил ладони к окну "лодочкой" и присмотрелся внимательнее. За окном лил дождь. Темнота была странной, неестественной. В темноте что-то шевелилось.

– Мы во Мраке. – пробормотал он.

– А ты себя, кажется, чувствуешь намного лучше. – заметил паренек в очках. – Давай, я перефразирую наш договор. Если мы не отправимся к Храму через десять минут, я убью музу. Идет?

Муза вскрикнула. В сознание крысолова проникло легкое желание сейчас же, сиюминутно, отправится на поиски самолета – проникло и растворилось, будто взяли кровь из пальца.

– Почему музу? – спросил он.

– Потому что у докторишки машина. – ответил паренек в очках. – Вроде бы логично.

Крысолов отвернулся от окна. Он изо всех сил старался сдерживать улыбку.

– Хорошо. Пойдем прямо сейчас.

– Нам долго ехать? Мы на середине трассы М16.

– От силы два часа. Если ничего не случится.

– Я уверен, что ничего не случится. – паренек в очках достал из кармана револьвер – его, крысолова, револьвер. – Прошу на выход, дамы и господа.

Они вышли из комнаты, не выключив свет.

За сторожкой, на кладбище, тени продолжали шевелиться. Их становилось все больше.

В любви с первого взгляда Климу не везло. Климу казалось, что подобная любовь – безрассудство, ребячество и признак юношеской глупости. А девушкам, знакомым с Климом, казалось, что он слишком молод, чтобы в него влюбляться, а еще чрезмерно романтичен и вообще художник. Поэтому к своему совершеннолетию Клим подошел убежденным реалистом. Если он и собирался влюбиться, то только после того, как добьется серьезных успехов в карьере – неважно в какой: пойдет ли по стопам отца или окунется в мир творческих грез.

Но вот отвести взгляда от Хватки Клим не мог.

Юное сердечко колотилось с такой силой, будто в него каждую секунду ударял разряд молнии. Пальцы рук дрожали. Голос предательски осип.

Клим хотел ее нарисовать. Хватку. Желательно обнаженной, а там, как пойдет. Столь совершенно создания Клим не встречал никогда в жизни. И, глядя на нее, Клим понимал, что очень стремительно и очень неожиданно достиг того момента, когда, что называется, может "снести крышу".

Они шли воль дороги, освещенной мутным светом луны. Справа стелилось ровное, бесконечное поле, слева подступал лес – голый, без единого листочка, и черный, словно душа дьявола.

– А что такое Мрак? – спросил Клим. Он вышагивал рядом с Хваткой и уже минут двадцать тщетно пытался придумать интересную тему для разговора.

– У бродячего спроси. Он лучше знает. – кивнула Хватка.

Вальдемар и Наташенька шли чуть поодаль. Наташенька прихрамывала на левую ногу и проклинала туфли на шпильках.

– Я-то что? Я ничего. – отозвался Вальдемар. – Мое дело маленькое. Мне музу найти надо. Про Мрак я почти ничего не знаю.

– И все же? – настаивал Клим, украдкой разглядывая Хватку. Ну, не мог он просто так отвести взгляд. – Вы же, наверное, тоже знаете. Вы же… Хранитель!

– Мрак – это излишки волшебства. – сказала Хватка. – Первобытная магия, которая оседает в укромных уголках мира и там и остается, пока ее не потревожат. Представь, что Мрак – это облако газа, которое клубится в недрах гор или в жерле вулкана. Клубится оно там до определенного времени, а потом что-нибудь взорвется, или землетрясение произойдет – и газ разлетится по всему миру и накроет всех с головами. Вот так и Мрак. Он накрывает землю облаком, погружает мир в темноту.

– А куда деваются люди?

– Они пока еще на своей стороне.

– Ничего не понимаю. – признался Клим. – А вам сколько лет?

Хватка на мгновение перевела взгляд на Клима. Усмехнулась.

– Я не знаю. Должно быть, много. Намного больше, чем тебе, юноша.

– И вы все время жили в нашем мире?

– Я могу перемещаться с одной стороны на другую. Ваш мир похож на слоеный пирог. Есть один слой, где живут люди, есть другой слой, где обитает магия и магические существа, есть слой, где людские фантазии и мечты становятся материальными… Иногда с одного слоя на другой перетекает начинка, и тогда слои смешиваются. А я, вот, могу прыгать по слоям туда-сюда.

– Это невероятно! – восхитился Клим.

– Интересное описание мира. – заметил Вальдемар. – И почему же Хранителям не сидится на месте в каком-нибудь одном слое? Я бы на вашем месте выбрал, ммм, слой с брусничным джемом. Он воистину хорош!

– Наша задача охранять артефакт. – ответила Хватка спокойным голосом. – А по слоям мы прыгаем в другое время.

– Как долго нам идти? – спросил Клим.

– Зависит от тех, кого мы преследуем. Может быть, несколько часов.

Сзади застонала Наташенька.

– Я так и умру на этой дороге!

– Я никого не звала с собой! – снова совершенно спокойно ответила Хватка. Клим так и не понял, испытывает ли она хоть какие-нибудь эмоции. Может быть, стоит проверить?

– А кто был в палате, когда мы появились? – спросил он. – Кто убил ваших друзей?

– Ты всегда такой любопытный, юноша?

– Нет. Только когда нахожусь, эээ, рядом с вами. – Клим слегка смутился. Но только слегка. – А можно я перейду на "ты"?

– Ничего не имею против.

– Это были Хранители. Деликатный, Странный и Умник, верно? – Подал голос Вальдемар. – И еще Вор, который лежал на кровати. Я его сразу узнал. Мы, бродячие волшебники, много о нем знаем. Мне вот только интересно…

– Он сошел с ума. – сказала Хватка, не оборачиваясь. – Если тебе именно это интересно. Совсем выжил. Думает, что если уничтожит Брокка, то все встанет на свои места. Он не понимает, какую опасность несет разрушение артефакта и убийство Брокка.

– Я краем уха слышал о конце света. – Сказал Клим.

– Если Ум найдет Брокка и уничтожит артефакт – случится конец света. Мир погибнет без магии.

– Если говорить образно, – Подсказал Вальдемар, – То слой пирога без джема засохнет и развалится.

– Точно. Поэтому нужно остановить и моего напарника и Вора.

– А почему нельзя убить Брокка? – голос Вальдемара едва заметно дрогнул. – Почему он не заслуживает смерти за свои поступки? За ту пустоту в душе, которая не дает мне спать на протяжении многих лет? Почему это существо, похитившее тысячи душ. Исковеркавшее сотни тысяч судеб, не заслуживает смерти? Объяснишь мне?

Хватка помолчала. Клим решил, что она вновь ничего не скажет. Но потом раздался ее тихий голос.

– Я Хранитель, а не убийца. Нас создали, чтобы охранять артефакт. Я никогда не задумывалась о том, что будет, если убить Брокка. В голову не приходило.

– А твоему напарнику, вот, пришло. Может, он правильно делает? Может, не стоит ему мешать?

– Я должна забрать у Вора артефакт. – сказала Хватка твердо. – На напарника мне… наплевать.

– Есть сомнения.

Хватка резко остановилась.

Сейчас она выхватит нож и молниеносным движением снесет Вальдемару голову, – решил Клим. В полной тишине раздастся глухой и частный стук – это отсеченная голова покатиться по дороге в овраг. Вот тебе и Хранитель, а не убийца… На всякий случай, Клим решил не встревать с комментариями.

– Хорошо. – произнесла Хватка, и голос ее был холоднее, чем ветер в Антарктиде. – Мне не наплевать. Мы с Умником шесть лет жили вместе. Мы любили друг друга. Мы купили дом с видом на океан, мы загорали, пели песни, жарили мясо на огне и летали в путешествия на Север и в горы. У нас даже был медовый месяц, хотя мы так и не поженились… но потом появились слухи о том, что артефакт не утерян навсегда, что его кто-то нашел. Деликатный прилетал к нам, он курировал поиски, и оставил координаты. С того момента Умник стал словно сам не свой, замкнулся, часто улетал по каким-то делам… и однажды он не вернулся. От него пришло письмо, что он решил уйти…

– На другой слой пирога. – подсказал Вальдемар.

– Можно и так. Я не знаю, что случилось, но я большего его не видела. Умник пропал. И я постаралась вычеркнуть его из своей жизни. Странный и Деликат несколько раз виделись с ним. Умник был так поглощен идеей поиска артефакта, что препвратился в монстира. А потом он и вовсе решил, что этот мир его не достоин.

– Он просто очень умный. – вновь подсказал Вальдемар. – Была бы у меня такая возможность…

– И еще чертовски красивый. – добавила Хватка.

– Вот это история. – пробормотала Наташенька, которой очень хотелось снять туфли и размять ноги. – Никогда бы не подумала, что можно так любить…

Хватка кивнула.

– Мир такой большой. – сказала она негромко. – Неужели вы думаете, что среди миллиардов людей нет того, в кого можно было бы по-настоящему, крепко, без оглядки влюбиться?

– Может быть…

– Просто надо уметь смотреть по сторонам. А иногда так бывает, что нужный человек уже давно рядом, просто ты слишком рьяно ищешь и не замечаешь естественного хода вещей. Смотришь на горизонт, а не под ноги.

Глаза Наташеньки сделались влажными от слез. Еще секунда – и она бы вновь разрыдалась (в который уже раз за минувшую вечность). Что там говорить, даже Клим ощутил прилив сильнейших чувств, будто увидел перед собой ангела.

– То есть, дело не только в артефакте. – вставил свои пять копеек Вальдемар. – Это месть.

Хватка пожала плечами.

– Сначала я заберу у Вора артефакт, а там посмотрим…

Она развернулась и пошла по дороге, впереди всех. Темные деревья гнулись под напором ветра. Мрак швырял в сторону Хватки неясные тени. Начал накрапывать мелкий дождик.

Больше всего Семен жалел, что нельзя укрыться от дождя. Сначала он подумывал встать под ветки огромного дерева, но не успел – по стволу спускался Человек без имени.

Был это человечек небольшого роста, очень худой, с выпирающими ребрами, четко проступающими позвонками, впалыми щеками и острыми скулами. На вытянутом и остром со всех сторон лице горели два больших красных глаза. Человек больше всего напоминал отшельника из какого-нибудь популярного фильма про отшельников (названий, правда, Семен вспомнить не смог). В одной руке человек держал деревянный посох с себя ростом. В другой руке горел зажженный факел. Человек ловко спустился по стволу, спрыгнул на землю и некоторое время разглядывал присутствующих.

Поток призраков приутих. Полупрозрачная, мутно-зеленая река стала спокойней.

Разговор начала бабушка Фима, которой ужасно надело стоять и кого-то там ожидать. Это было не в ее характере.

– Может быть, представитесь? – произнесла бабушка Фима ледяным тоном.

– У меня так много имен, что я затрудняюсь ответить. – сказал человек. – Поэтому предпочитаю, чтобы меня называли Никак. Или Человек без Имени. Или Безымянный. Многие зовут меня – Многоимен… Другие называют – Морепрозвищ. Как вам будет удобнее, в общем.

– Хм. – сказала бабушка Фима. – Давайте остановимся на Никак. Меня зовут Фима Витальевна, Это мой муж – Ефим Евгеньевич, моя внучка Вячеслава Юрьевна, а это… Семен.

Семен сконфуженно кивнул.

– Теперь к делу. Что происходит? Кто вы такой? Кого надо убить, чтобы вернуться к нормальной, человеческой жизни? Шучу. Мне почти все известно. Вы хотите помешать некоему Брокку уничтожить некий артефакт. А я, стало быть, должна вам помочь. Я тут сказала нашему общему другу Гайозету, что нужно подумать, поэтому мне нужно подумать. Бабуля быстро соображает, не переживайте.

От столь дикого словесного потока Никак растерялся и не сразу нашелся, что ответить. По бледному лицу пошли от волнения красные пятна.

– Хорошо. – пробормотал Никак. – Подумайте.

– Вот и славно. – бабушка Фима подтянула к себе Вячеславу, присела на корточки и принялась заправлять девочке платье. Платье, к слову, было все в грязи, а полы покрылись мокрой зеленой субстанцией – то ли из-за призраков, то ли еще из-за чего.

Никак ткнул факел в мокрую траву, и тот погас, испустив струйку черного дыма.

– А ты что здесь делаешь, друг мой? – обратился Никак к Семену.

– Я? Ну… вроде как пришел на помощь… Вообще-то, я случайно…

– Вижу в тебе силу. – сообщил Никак таким тоном, будто приметил, что у Семена расстегнута ширинка. – От бабушки досталась. А твоей бабушке от ее бабушки. Сила твоя из глубин веков идет, из тех времен, когда сила магии не соприкасалась с этим миром. Бесов изгоняешь, да?

– В некотором роде.

– Общаешься?

– С бесами? О чем же с ними общаться. Они же в людей вселяются, душу едят…

– Бесы интересные собеседники. Много чего знают, видят, рассказать могут.

– Был один болтливый, рассказывал о невинных девицах с того света, как он за ними ухаживал. Угольки им таскал разноцветные, прямо из адова кострища, потом души блудников, которые многому научить могли… – Семен осекся. Никак хитро улыбался.

– Твой дар не в том, что ты бесов изгонять можешь, а в том, что ты их видишь. – сказал Никак. – Подумай об этом. Может и в жизни легче станет.

– А с чего вы решили, что у меня в жизни все нелегко? – осторожно поинтересовался Семен. Мало ли что можно о себе узнать.

Никак не ответил, а снова хитро улыбнулся.

– Вы, я так поняла, главный. – вставила бабушка Фима, поднимаясь с корточек. Вячеславу она крепко держала под локоток.

– Это все призраки. Они думают, что я великая сила магии, источник всего сущего и прочее в том же духе.

– А кто вы на самом деле?

– Я многолик. – скромно сказал Никак. – Я наблюдаю за тонкой гранью миров. Я путеводитель между реальным миром и миром фантазий. Я могу отличить выдумку от правды и увидеть то, чего другие не увидят никогда.

– Вы похожи на эльфа. – сказал Семен. – На очень пожилого эльфа.

– Оставьте эльфов писателям. – отмахнулся Никак. – Друиды здесь тоже не причем. Мое дерево не имеет к ним никакого отношения. Я посадил его десять лет назад из маленького волшебного орешка, а вымахала этакая громада. Вообще-то, бродячий волшебник говорил, что на дереве можно будет жить, но он забыл упомянуть, что там нет туалета, ванной, горячей воды (холодной, впрочем, тоже), и нормальной кровати.

– Вы верите бродячим волшебникам? – усмехнулась бабушка Фима.

Господин Виноградов невыразительно помахал перед носом бутылкой с коньяком.

– Никогда не верьте бродячим волшебникам! – буркнул он и потерял к беседе интерес.

– Дерево выросло. – улыбнулся Никак. – Прямо под ним переход во Мрак, а далее – путь к Храму Зеркал и Улыбок. Как только я прослышал о том, что Брокк хочет уничтожить мир, я решил, что пора бы вмешаться. С концом света, знаете ли, я рискую умереть. А мне не хочется. Я так Брокку и сказал, но он не стал меня слушать…

– Вы знаете Брокка?

– Бывал у него в гостях несколько раз. – пожал плечами Никак. – Он не очень-то гостеприимен. Знаете, все эти купленные души, гениальность, отчаяние, зло – они не красят человека, они делают его несчастным. Брокк очень несчастный. Он совсем обезумел в плену, но еще больше, чем безумие, его гложет тоска по нормальной жизни. Он даже не предложил мне чаю…

– И вы хотите, чтобы мы остановили Брокка.

– Забрали у него артефакт. Или не позволили бы артефакт уничтожить. Такова моя цель. А я в данный момент отвечаю за большинство магических существ. Как минимум, за призраков.

Призрачная волна зашелестела, зашептала взволнованно, но разом стихла, стоило Никак поднять тощую руку.

– Я всего лишь проводник. Я умею показывать путь и много болтаю. – сказал он. – А вы те, кто умеет действовать. Спасите мир от уничтожения, и этот мир не останется перед вами в долгу.

Бабушка Фима задумчиво потерла подбородок. Господин Виноградов все еще возился с бутылкой. Дедушка Ефим был само внимание (он вообще-то не хотел никуда идти, а хотел вернуться к себе домой и принять теплую ванну, но прекрасно понимал, что выбора у него нет). Семен же переводил взгляд с бабушки Фимы на Никак. В силу своей натуры, он не умел принимать самостоятельных решений – особенно когда дело касалось спасения целого мира.

– Я надеюсь, там, во Мраке, будет тепло и сухо? – спросила, наконец, бабушка Фима.

– Во всяком случае, лучше, чем здесь. – пообещал Никак.

– Тогда показывайте дорогу, уважаемый. Я много лет защищала мир от всяческого безобразия. Меня провожали на пенсию всем бюро. У меня шесть почетных грамот, две медали и именной ТТ ручной работы. Я вот этими мозолистыми руками воспитываю уже двенадцать лет личное маленькое проклятье (родили же на мою голову). Так неужели я не справлюсь с каким-то там концом света?

– Вот именно! – обрадовано вставил Семен.

Бабушка Фима перевела на него хмурый взгляд.

– А вы, молодой человек, держитесь меня, и все в вашей жизни будет просто замечательно.

Семену очень хотелось в это верить. У него из головы не уходил разговор с Никак. Семен решил, что сначала спасет мир от конца света, а потом займется собственной жизнью. Неплохой план на ближайшее будущее, верно?

Ночное кладбище. Здесь тихо и безлюдно. Здесь нет посторонних людей, которые бы засоряли воздух словами и дыханием, нарушали бы прелестную тишину звуками шагов, похрустыванием косточек в суставах, шмыганьем носов или мелодиями мобильных телефонов. Кладбище – это место вечного покоя. Абсолютного и безоговорочного. Как правило, никого не спрашивают, хотят ли они провести вечность на кладбище. Как правило, люди узнают об этом уже после своей смерти, но когда их кладут в гроб, а гроб опускают в двухметровую яму, а потом закидывают землей – сопротивляться уже не только бесполезно, но и физически невозможно. Как бы ты там ни вопил внутри черепной коробки.

Ночное кладбище во Мраке. Здесь всегда ночь, всегда ветер, капает легкий дождик, а луна, будто одинокий фонарь над целым миром, лепит тени в уголках надгробных плит, у склепов и на крестах. У луны это единственное развлечение, и не надо ее упрекать. Мрак преобразует, превращает обычные вещи в нечто совершенно непредсказуемое. Голые ветки деревьев над гробовой плитой какого-нибудь графа Сухавальского кажутся руками давно умерших людей, застывших в нелепой позе, будто зовущих кого-то, или ждущих… Холмики свежих могил, с сырой землей, еще не успевшей осесть, похожи на норы мифических существ, которые живут в недрах земли, в том самом Мраке, и выползают на поверхность, чтобы забрать очередную жертву. Они выбираются из-под земли неторопливо, разгребая вокруг себя землю, щурятся подслеповато и сверяются с древними списками – кто же сегодня умрет? Кого привезут в обед, а кого ближе к вечеру?.. Во Мраке все не так, как кажется, не стоит забывать об этом.

Крысолов шел медленно и тяжело. От каждого шага в боку словно проворачивался раскаленный кулак, наматывающий кишки. Перед глазами плясали огоньки, мысли путались. Одно было ясно – дела плохи.

Еще и Ыть пропал. Без его тепла под сердцем было совсем неуютно.

Они вышли на улицу, под дождь – сначала водитель, потом муза, следом крысолов, замыкал паренек в очках и с револьвером

Справа и слева от сторожки раскинулось кладбище. Впереди тянулась тропинка утоптанного песка, упиравшаяся в металлические ворота. За воротами стоял припаркованный автомобиль. До автомобиля идти не больше трехсот метров, но крысолов подозревал, что это будет долгая прогулка. С его-то здоровьем… и с некоторыми обстоятельствами…

Слева мрак казался гуще, тени от деревьев ласкали надгробные плиты. Справа темноту разгонял одинокий фонарь. Света было достаточно для того, чтобы очертить неровный круг, позади фонаря все исчезало во всепроникающем Мраке.

– Не задерживаемся. – приказал паренек в очках. – Не малые же дети, зачем мне вас уговаривать? Давайте, быстро разделаемся со всем и по домам, идет?

– Я хоть сейчас. – призналась муза. – Мне все это порядком надоело.

– А мне из-за тебя так и хочется заняться изучением азов тригонометрии! – заметил человек в очках. – Я вот о чем подумал. Может, поработаешь на меня?

Кажется, муза оскорбилась.

– В каком смысле?

– Ну, ты же муза. Поработай на меня музой. Я тебе денег заплачу. Сколько ты хочешь? Сотню? Две?

Муза фыркнула. Столько презрения крысолов слышал разве что в перепалках между его матерью и отчимом. Оба ненавидели друг друга, будто один был ангелом, а вторая бесом. Хотя, они оба были бесами.

Внезапно крысолов музу зауважал. А еще начал осторожно оглядываться по сторонам. Ему очень хотелось увидеть хотя бы одну могилу, увидеть, как дрожит земля, поросший легкой травой холмик, будто кто-то мертвый пытается выбраться из-под земли наружу…

– Ты думаешь, мы за деньги работаем? – спросила муза. – Может быть, ты думаешь, что мы какой-то там профсоюз по вдохновению? Расписание, там, составляем, график или еще что?

Паренек в очках пожал плечами.

– Вам виднее. – сказал он. – Мое дело предложить.

– Все вы в этом мире одинаковые! Вы любите достигать своих целей просто так, с легкой руки, чтобы муза вам в помощь. И губите себя, душу травите, сознание рвете, спиваетесь, самоубийством жизнь кончаете… Думаешь, я мало видела непризнанных гениев, которые решили, что раз муза появилась, то и дело в кармане? Думаешь, у них что-то получилось? Вы все всегда ищете легкости. В заработке, в жизни, в смерти даже. Все жалуетесь на муз, которые не пришли вовремя и не сделали вашу работу такой легкой и воздушной. И ведь никто из вас не замечает, что работа, она не делается, если вы ее сами не начнете делать, безо всякой посторонней помощи! Запомнить надо!

Паренек в очках зааплодировал. Звонко, восхищенно, от чистого сердца.

– Браво! – воскликнул он. – Блестящая речь! Похвально! Ценю! Тогда, объясни мне, что ты делаешь у Вора? Вдохновляешь его на следующую кражу? Или перевоспитываешь? Или он тебе заплатил? А?

Крысолов сделал несколько шагов по дороге. Ему очень хотелось, чтобы тени по сторонам зашевелились – и совсем не просто так. Ну, же. Кладбище, полное мрака и зомби. Брокк, где же ты?

– Чем я занимаюсь – не твое дело! – решительно отрезала муза. – Ты меня чуть не взорвал в поезде, а теперь предлагаешь работу? Будь я тысячу раз продажная, я бы ни за что не согласилась.

– У тебя есть два часа, чтобы подумать. – заметил человек в очках.

– У меня есть два часа, чтобы выцарапать тебе глаза!

Обмен любезностями закончился. Крысолов украдкой смотрел по сторонам. До ворот осталось не больше двухсот метров. Еще несколько шагов – расстояние таяло. Неужели помощи не ждать?..

– Хозяин хотел бы узнать, что тут происходит.

Из темноты слева показался зомби. Старый разлагающийся зомби. Из подбородка торчали редкие седые волоски, зубы топорщились шатким заборчиком, из глаз сочилась прозрачная жидкость. Видимо, зомби никого, кроме крысолова не заметил.

– Я теперь пленник. – шепнул крысолов.

– Не понимаю.

В этот момент прозвучал выстрел. Зомби отшвырнуло в темноту, остро запахло паленой кожей.

– Тут и понимать нечего. – улыбнулся паренек в очках, картинно сдувая дым, струившийся с дула револьвера. – А теперь живее! Мы и так тут задержались до безобразия! Кто последний – останется в сторожке до самого конца света. Не до того, который мог бы наступить, а до самого настоящего, неопределенного и далекого. Почти вечного!

Хохотнув, паренек в очках принялся подталкивать крысолова в спину револьвером. Они дошли до автомобиля и сели в салон. Испуганный водитель завел мотор, автомобиль тронулся с места.

А крысолову очень хотелось верить, что зомби пришел не один.

– Сначала нам вниз. – сказал Никак, и они провалились под землю.

Вот так, все разом. Вячеслава завопила где-то в темноте (света, естественно, не было, а вокруг царил неописуемый Мрак, будто сначала выкололи глаза… а потом еще раз выкололи глаза, для верности).

Семен почувствовал, как ледяной ветер начинает хозяйничать под его одеждой. В ноздрях защипало.

– И долго нам так лететь?! – донеслось из темноты.

– Еще секунду! – отозвался Никак. – Теперь нам нужно осмотреться!

И под ногами появилась земля. Мягкая и упругая, будто свежая корка хлеба. Вокруг по прежнему было темно, но Семен вдруг ощутил нежность этой темноты, ее неуловимую наполненность светом, который словно бы зарождался где-то вдалеке, а потом растекался и растекался киселем вокруг, заполняв пространство, лез в глаза… Сначала Семен разглядел неясные очертания, силуэты, затем увидел бабушку Фиму, следом из темноты показалась Вячеслава. Подковылял господин Виноградов, крепко и заботливо прижимая к груди бутылку коньяка. Господин Виноградов озирался по сторонам, и вид у него был слегка разочарован.

Оказалось, что они стоят в центре гигантского холла. Со всех сторон уходили вверх массивные колонны, их верхушки исчезали в непроглядном мраке. Видны были только три стены – абсолютно белые и ничем не украшенные. Этот холл мог бы с равной легкостью исполнять обязанности склепа, или тюрьмы. Семен живо представил себе арестантов, набитых плечом к плечу до самого основания. Сколько их здесь могло бы уместиться? Тысяча? Две тысячи?

– Теперь нам нужно идти туда, где темнота. – направлял Никак. Голос его разбежался многоликим эхом.

– Это склеп? – вырвалось у Семена.

– Это начало путешествия. – отозвался Никак. – Любое воображение начинается с голых стен. Сначала пустота, а потом – голые стены. Эти стены – начальная точка любой мысли. Отсюда она начинает путешествие в темноту, потому что никто не может знать наперед, что сформируется в вашем воображении, в вашей голове. Куда заведут вас ваши мысли, верно?

– А что же там в темноте?

Никак пожал плечами:

– То, что вы вообразите. Я же говорю, что путь к Храму сложен и полон опасностей. Прежде всего, потому, что не все люди умеют контролировать свои мысли. Думайте о дороге, которая приведет вас к Храму, и эта дорога появится перед вами.

– В чем тогда твоя функция проводника? – поинтересовалась бабушка Фима, крепко беря Вячеславу под локоть.

– Я вас предупреждаю. – улыбнулся Никак. – Пойдемте в темноту, узнаем, что ждет нас дальше.

Семену вдруг расхотелось, куда бы то ни было идти. Совсем. Но он тоже зашагал следом за бабушкой Фимой и остальными.

Темнота на месте четвертой стены стала растворяться. Люди приближались – темнота таяла, будто боялась их, ускользала, отступала, сдавая рубежи.

– В вас есть сила! – в который раз повторил Никак, обращаясь к бабушке Фиме. – Представьте себе то место, где бы вы хотели оказаться. Ваше воображение слепит во Мраке любой образ. Ваше воображение – это умелый художник, талантливый скульптор и гениальных фотограф в одном лице. Просто попробуйте.

– Я и так стараюсь! – скрывая неуверенность, пробормотала бабушка Фима.

Темнота отступила окончательно. Они уперлись в стык двух стен. Вместо логичного угла обнаружилась деревянная дверь с металлической ручкой. Никак пожал плечами.

– Я не знаю, что за дверью, – сказал он. – Но если мы ее не откроем, то никогда и не узнаем, верно?

Еще не успел раствориться запах выхлопных газов, не затих звук двигателя, земля дрожала от колес автомобиля… а на кладбище вовсю кружились тени. Может быть, земля дрожала не только из-за автомобиля. Может быть, это сотни оживших мертвецов прогрызали себе дорогу наверх.