Текст книги "На суше и на море. 1962. Выпуск 3"
Автор книги: Александр Колпаков
Соавторы: Игорь Акимушкин,Сергей Соловьев,Александр Мееров,Александр Тараданкин,Семен Узин,Лев Василевский,Георгий Кубанский,Геннадий Фиш,В. Ковалевский,Гец Рихтер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)
Дж. Паттерсон
ЛЮДОЕДЫ ИЗ ЦАВО
Главы из книги
НЕСКОЛЬКО СЛОВ
О КНИГЕ ПАТТЕРСОНА «ЛЮДОЕДЫ ИЗ ЦАВО»
КНИГА английского инженера Джемса Паттерсона получила международную известность в начале нашего столетия. Она выдержала несколько изданий и переведена на многие европейские языки (на русский не переводилась). Книга «Людоеды из Цаво» рассказывает о строительстве железной дороги в Восточной Африке. Она содержит попутно очерки природы и этнографии Кении и рассказы об охотничьих приключениях автора. Однако не эти, пусть живо написанные, но все же дилетантские сведения обусловили широкую известность книги. Центральный стержень ее – повесть о борьбе с двумя львами-людоедами, которые прервали строительство важного моста и замедлили всю постройку дороги. Именно эта повесть о большой трагедии и выдающемся человеческом мужестве сделала книгу Паттерсона документом отважной борьбы с природой, документом, который не потерял своего интереса и для последующих поколений, в том числе и для наших советских читателей, умеющих ценить стойкость, храбрость и самоотверженный труд.
Поэтому из всей книги были выбраны лишь главы, рассказывающие о борьбе Паттерсона с львами-людоедами, все другие части опущены как устарелые. Может быть, любители истории исследования Африки и этнографии посетуют на этот выбор и сочтут, что книгу следовало бы перевести полностью. Однако мне кажется, что интерес драматической центральной части книги не идет ни в какое сравнение с отрывочными и случайными наблюдениями автора над этнографией и природой Кении конца прошлого века. Вот почему в нашем сборнике для массового читателя мы ограничились лишь главами о борьбе с львами-людоедами.
Повесть «Людоеды из Цаво» перекликается с написанными сорок лет спустя замечательными книгами Джима Корбетта об индийских тиграх-людоедах. В книгах невольно обращает на себя внимание громадное количество людей, погибших от тигров и леопардов-людоедов, и полная беспомощность населения перед страшным хищником. Целые районы покидались людьми, пустели ярмарки, замирала жизнь на дорогах, прекращались заготовки леса. Очень похожую картину рисует Паттерсон на строительстве железной дороги. Всего два льва-людоеда появляются в районе строительства, и тысячи рабочих живут в постоянном ужасе, работы дезорганизуются и даже совсем прерываются. Это сходство историй Корбетта и Паттерсона не случайно. Строительство железной дороги вели привезенные в Африку рабочие-индийцы. Они сохранили в Африке характерные черты быта индийского народа и в том числе религиозное отвращение к убийству любого животного. Пассивность и покорность предопределению судьбы также характерны для главных религий Индии – брахманской и буддийской.
Можно уверенностью утверждать, что в других условиях животные-людоеды не могли бы так свирепствовать. Жизнь их была бы очень короткой и число жертв несравненно меньшим.
И дело тут не только в отсутствии огнестрельного оружия.
Не окажись здесь инженера Паттерсона, вместо него отлично расправились бы с людоедами своими копьями воины из племени масаев.
Итак, два льва-людоеда разгулялись на маленьком кусочке Индии, перенесенном в Африку, в полную силу своих азиатских коллег. Но есть существенная разница между Джимом Корбеттом и инженером Джемсом Паттерсоном. Корбетт был прирожденным охотником, уроженцем Индии, и те места, в которых он охотился за людоедами, были знакомы ему, как комната родного дома. Этот человек, в беспримерном мужестве которого не может быть никаких сомнений, выступил на борьбу с людоедами, будучи вооружен отличным знанием джунглей и привычек зверей, какое дало ему более чем четвертьвековое знакомство с ними.
Инженер Паттерсон взялся за такую же задачу в чужой стране, едва знакомой ему, и его охотничий опыт не шел ни в какое сравнение с опытом Джима Корбетта. Конечно, скажут иные бывалые путешественники, тигр опаснее льва! Па это можно ответить, что у Паттерсона не было столь совершенного оружия, электрических фонарей и магниевых вспышек, какими обладал Корбетт. Молодая самоуверенность и отвага, да может быть еще и удача, спасли инженера Паттерсона и помогли ему выйти победителем. Достаточно прочитать захватывающие страницы о его дежурстве на наспех сколоченном низком помосте, в непроглядной темноте, один на один с людоедом, чтобы понять, что борьба эта не всегда была равной и что явный перевес был на стороне львов-людоедов.
Я убежден, что наши читатели с интересом примут эту повесть о большом мужестве человека, сумевшего спасти жизнь многим простым людям – индийским рабочим, к которым он относился с неизменным уважением, так же как и к спутникам своих охот – коренным жителям Африки.
Профессор И. А. Ефремов
ПРИЕЗД В ЦАВО
ПОЛДЕНЬ 1 марта 1898 года застал меня на борту корабля, входящего в узкую и довольно опасную гавань Момбасы, порта на восточном берегу Африки. Город расположен на острове того же названия, отделенном от материка очень узким проливом, который и образует гавань. Пока наше судно медленно разворачивалось неподалеку от старой причудливой португальской крепости, построенной более трех столетий назад, я все больше и больше поражался необычной красоте пейзажа, постепенно раскрывающегося передо мной. Вопреки ожиданиям все вокруг выглядело свежим и цветущим. Древний город нежился в сверкающих лучах солнца, лениво отражаясь в неподвижном море; плоские крыши и ослепительно белые стены домов мечтательно проглядывали меж покачивающихся стволов стройных кокосовых пальм, огромных баобабов и раскидистых манговых деревьев, а темно-зеленые, поросшие густым лесом холмы и склоны материка служили выразительным фоном для этой прекрасной и неожиданной для меня картины.
Вся гавань была усеяна дау[65]65
Дау (суахили) – большая лодка с треугольным парусом и высокой кормой. Часто встречается у народов, населяющих побережье Восточной Африки. – Прим. ред.
[Закрыть]. Я никогда не мог понять, как моряки этих маленьких судов находят путь от порта к порту без компаса и секстанта и как они ухитряются выдерживать страшные штормы, которые в определенные сезоны обрушиваются на восточные моря. Я помню, однажды мы встретили такое суденышко, попавшее в штиль посреди Индийского океана. Заметив сигналы о помощи, капитан нашего корабля отдал приказ замедлить ход, чтобы узнать, в чем дело. На борту дау оказалось четыре человека, почти умиравшие от жажды. Они сбились с курса и уже несколько дней у них не было ни глотка воды. Мы спустили им несколько бочонков с водой и указали путь к Маскату (порт, в который они плыли).
Наше судно продолжало свой путь, оставив их в безветрии посреди зеркальной глади моря. Я так никогда и не узнал, удалось ли им добраться до места назначения.
Пока наш корабль осторожно продвигался к якорной стоянке, полный романтизма пейзаж воскрешал в моей памяти картины волнующих приключений прошлого, безумных и отважных деяний пиратов и мореходов из книг, которыми я зачитывался еще в детстве. Я вспомнил, что именно здесь в 1498 году великий Васко да Гама чуть не поплатился своим кораблем и жизнью из-за предательства лоцмана араба, который намеревался разбить корабль о рифы, и но сей день почти наполовину загораживающие вход в бухту. Правда, заговор был раскрыт, и отважный мореплаватель приказал незамедлительно повесить лоцмана. Он разрушил бы город, если бы султан вовремя не принес ему извинений и не заверил его в своей полной покорности. На главной улице Момбасы, которая называется улицей Васко да Гама, до сих пор сохранился странного вида обелиск, воздвигнутый, как говорят, великим мореплавателем в память посещения им острова.
Едва был брошен якорь, как, словно по волшебству, корабль окружила целая флотилия лодок и маленьких лодочек, переполненных шумными, жестикулирующими африканцами. Последовала небольшая схватка из-за моей персоны и багажа между двумя соперничающими лодочниками, и одержавший победу бахариа[66]66
Бахариа (суахили) – моряк, матрос.
[Закрыть] быстро доставил меня на берег.
Мой приезд в Восточную Африку был вызван назначением на работу на строительство железной дороги в Уганду.
Сразу же по прибытии я справился у чиновников таможни, где мне найти управление дороги. Мне объяснили, что оно находится в трех милях отсюда, в местечке под названием Килиядини, на другой стороне острова. И ехать туда лучше всего на гари[67]67
Гари (суахили) – вагон. – Прим. ред.
[Закрыть], маленьком открытом трамвае с двумя скамейками, соединенными спинками, под небольшим навесом. Два рослых мальчика толкали сзади вагон, и он двигался по узким рельсам, идущим вдоль главной улицы города. Я тут же заручился местом на этом транспорте и вскоре катил по центральной улице. Как только дорога выходит за пределы города, она идет мимо густых рощ манговых деревьев, баобабов и пальм, перевитых яркими лианами, свисающими красочными петлями с ветвей.
Прибыв в Килиндини, я сразу же направился в Дорожное управление, где мне сообщили, что я должен буду работать в глубине страны и что все дальнейшие инструкции будут даны в течение ближайших дней.
Я поставил палатку в тени под пальмами, у самой линии гари, и решил заняться изучением острова, а также пополнением запасов и необходимого оборудования для длительного пребывания внутри страны. Естественно, что больше всего меня занимал сам город Момбаса. Считается, что он был основан приблизительно в IX веке нашей эры, но находки древнеегипетских фигурок богов и монет рапнеперсидских и китайских династий говорят о нем, как о месте поселения народов очень древних цивилизаций. В более позднее время, в период с 1505 по 1729 год, город несколько раз захватывали португальцы, оставившие память о своем владычестве в виде старой мрачной крепости, построенной около 1593 года, как принято считать, на месте более древней цитадели. Эти предприимчивые морские разбойники благочестиво назвали крепость Фортом Иисуса, и надпись, сообщающую об этом, все еще можно видеть над главным входом.
Момбаса – ворота в Кению и Уганду – ведет большую торговлю с отдаленными районами страны. В городе сейчас есть большие современные магазины, где можно найти все что угодно – от иголки до якоря.
Килиндини, как я уже упоминал, находится на противоположном берегу острова Момбаса. Название Килиндини на суахили означает «глубоководное место» и говорит о том, что порт обладает гораздо более удобной гаванью, чем Момбаса. Пролив, отделяющий остров от материка, служит удобной и безопасной стоянкой для самых крупных океанских судов. Благодаря тому, что город связан с Угандой железной дорогой, Кплппдшш в настоящее время становится главным портом, куда часто заходят океанские лайнеры и большие суда.
Я почти педелю прожил в Момбасе, с нетерпением ожидая назначения, и однажды утром получил официальное письмо, в котором говорилось, что я должен направиться на станцию Цаво, находящуюся в ста тридцати двух милях от берега, и взять на себя руководство работами по строительству на участке, куда только что провели линию. На рассвете следующего утра я отправился к месту назначения в специальном поезде в сопровождении мистера Андерсона, управляющего работами, и доктора Мак-Каллоха. Поскольку страна была мне незнакома, путешествие это обещало много интересного.
Остров Момбаса отделен от материка проливом Макупа, и железная дорога проходит по мосту, длина которого достигает около трех четвертей мили. После того как поезд попадает на континент, он около двадцати миль, петляя, ползет вверх по склонам, поросшим густыми лесами, напоминающими огромный парк.
Из окна вагона то и дело открывался вид на Момбасу и Килиндини, а за ними, насколько мог видеть глаз, в сверкающих лунах солнца простирался Индийский океан. Достигнув, вершины горы Рабаи, мы въехали в область пустыни Тару, поросшей кое-где низким кустарником и карликовыми деревьями, а в жаркое время покрытой слоем мелкой красной: пыли. Эта пыль обладает удивительным свойством проникать во все щели вагона. Здесь уже встречаются дикие животные, и нам, правда с трудом, удалось рассмотреть нескольких в густом кустарнике. Один раз мы заметили группу африканцев.
Около Маунгу, в восьми милях от побережья, пустыня кончилась, но смену ландшафта можно было заметить только по изменившемуся цвету пыли. Когда наш поезд шел по плоскогорью, из окна мы увидели великолепного страуса, который бежал параллельно с поездом, как бы состязаясь с нами. Доктор Мак-Каллох тут же схватил ружье и удачным; выстрелом уложил огромную птицу. Самым трудным оказалось для нас получить добычу. Долгое время машинист не» замечал сигналов и криков, но когда, наконец, нам удалось, привлечь его внимание, он подал поезд назад, к месту, где упал страус. Это был исключительно большой экземпляр, и мы с трудом втащили его в вагон.
Вскоре после этого мы достигли Вой, расположенной в сотне миль от побережья, и на этой самой крупной станции: на линии сделали короткую остановку, чтобы проверить состояние. работ. Затем мы двинулись дальше и вскоре заметили приятную перемену в характере ландшафта. От местечка Ндни дорога несколько миль идет по густому красивому лесу, выглядевшему очень привлекательно после унылого однообразия пустыни, через которую мы проехали. К югу тянулась Ндийская гряда гор, а справа возвышался гористый массив Ндунгу, который тянется десятки миль на запад. Отсюда поезд стал двигаться медленнее, так как нам то и дело приходилось останавливаться, чтобы проверить ход строительных работ. Только к вечеру мы прибыли к месту назначения – на станцию Цаво.
Первую ночь я провел в маленькой, крытой пальмовыми листьями хижине, построенной каким-то путешественником. В то время она, к счастью, пустовала. В этой старой полу-развалившейся хижине не было даже двери, и, лежа на своей узкой походной кровати, я сквозь крышу видел яркие мерцающие звезды. Я тогда еще не представлял, какие приключения ожидают меня. И если бы я знал в ту ночь, что два свирепых людоеда бродят вокруг хижины в поисках очередной жертвы, едва ли смог бы так спокойно спать в этом ненадежном убежище.
Поднялся я засветло, горя нетерпением поскорее ознакомиться со всем, что меня окружало. Когда вышел из хижины, первым впечатлением было, что со всех сторон меня обступил непроходимый лес. Поднявшись на невысокий пригорок у самой хижины, я обнаружил, что все пространство вокруг было покрыто чахлыми низкорослыми деревьями и густым колючим кустарником. Расчищена была лишь узкая полоса железной дороги. Бесконечная ньика – заросли беловатых и лишенных листьев карликовых деревьев – имела вид унылой, выжженной солнцем пустыни. Кое-где темно-красные, потрескавшиеся от жары скалы выступали над кустарником, придавая еще более безрадостный вид этому мрачному ландшафту. К северо-востоку тянулся непрерывной линией Ндунгу, а далеко на юге виднелась снежная шапка Килиманджаро. Единственное, что радовало взор, – река, которая и дала имя станции. Это был прохладный поток и, что характерно для рек этой части Восточной Африки, никогда не пересыхающий; кайма высоких деревьев вдоль берегов составляла приятный контраст скучному однообразию общего пейзажа.
Осмотрев окружающую местность, я вернулся в хижину и начал готовиться к тому, чтобы остаться надолго в этом заброшенном уголке. Распаковали ящики, и рабочие натянули палатку у главного лагеря, неподалеку от того места, где я провел ночь. Дорога к этому времени уже достигла западного берега реки. В лагере жило несколько тысяч индийских рабочих. Так как дорогу нужно было закончить в очень короткий срок, пришлось построить временный мост и подвести к нему линию. Основная цель моей работы заключалась в том, чтобы соорудить капитальный мост и закончить все строительные работы на расстоянии тридцати миль по обе стороны от Цаво. Я прикинул, что мне было необходимо для этого, и отправил заказ на рабочую силу и оборудование в управление в Килиндини. Вскоре прибыли новые рабочие, доставлены строительные материалы, и стук молотков и визг лебедок весело разносились по всей округе.
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ЛЮДОЕДАМИ
К сожалению, спокойная жизнь продолжалась недолго: вскоре наша работа оказалась прерванной весьма грубым и бесцеремонным образом. Два жадных и свирепых льва-людоеда появились в округе и в течение девяти месяцев с перерывами вели «военные действия» против железной дороги и всего связанного с нею в окрестностях Цаво. Ужас охватил всех, и в декабре 1898 года из-за них более чем на три недели полностью приостановилось строительство дороги. Сначала им не всегда удавалось захватывать людей, но время шло, и они все больше наглели и уже шли на любой риск, лишь бы заполучить лакомое блюдо. Их приемы постепенно становились все более беззастенчивыми, а охота на людей такой безошибочной и смелой, что рабочие-индийцы твердо уверовали в то, что это вовсе не львы, а дьяволы в львиной шкуре. Не раз люди меня убеждали, что бесполезны все попытки застрелить льва. Они были уверены, что злые духи двух умерших местных вождей приняли обличье львов в знак протеста против проведения железной дороги через их страну и решили помешать строительству, чтобы отомстить за нанесенное им оскорбление. Уже через несколько дней после моего приезда мне сообщили, что хищников видели неподалеку от Цаво. Вскоре после этого таинственно исчезли двое рабочих-индийцев, и мне сказали, что их ночью прямо из палатки утащили львы.
В то время я не поверил этим рассказам и был склонен думать, что несчастные оказались жертвой какой-нибудь нечистой игры. Оба они, как выяснилось, были хорошими рабочими, скопили уже немного рупий, и поэтому казалось вполне вероятным, что какие-нибудь негодяи убили их из-за денег. Однако мои подозрения вскоре рассеялись. Примерно через три недели, после того как я приехал, меня разбудили на рассвете и сообщили, что один из джемадаров[68]68
Джемадар (инд.) – здесь десятник. – Прим. ред.
[Закрыть], громадный сикх по имени Унган Сингх, ночью прямо в палатке был схвачен львом, который утащил и сожрал его.
Я тут же решил не теряя ни минуты обследовать местность и вскоре убедился, что Унгана Сингха действительно утащил лев. На песке возле самой палатки были отчетливо видны отпечатки львиных лап, а бороздка, видимо, от пяток жертвы, указывала, в какую сторону лев тащил свою добычу. Более того, джемадар жил в палатке вместе с десятком других рабочих, один из которых оказался свидетелем ужасной сцены. Он подробно описал мне, как в полночь лев неожиданно просунул голову в открытую дверцу палатки и схватил за горло Унгана Сингха, спавшего у самого входа. Несчастный только успел крикнуть «Чоро!» («Пусти») и обхватил руками шею льва. В следующую секунду он уже исчез, а его охваченные ужасом товарищи лежали, прислушиваясь к ужасной борьбе, которая шла снаружи, и не знали, как помочь ему. Должно быть, конец несчастного Унгана Сингха был нелегким. «Но что он мог поделать? – печально заметил один рабочий. – Разве он не боролся со львом?»
Услышав этот страшный рассказ, я тут же отправился по следу хищника. Меня вызвался сопровождать капитан Хэслем, в это время случайно оказавшийся в Цаво. Мы без труда нашли дорогу, по которой шел лев, так как он, очевидно, несколько раз делал остановки, прежде чем приняться за трапезу. Лужи крови отмечали эти «привалы», где он, по обыкновению людоедов, «слизывал» со своей жертвы кожу, чтобы полакомиться свежей кровью. Я убедился в существовании этой страшной привычки только после того, как сам увидел останки нескольких львиных жертв.
Когда мы дошли до места, где лев пожирал свою добычу, нашим глазам предстало ужасное зрелище: земля вокруг была залита кровью, повсюду валялись человеческие кости. Голова несчастного джемадара была не тронута, если не считать нескольких рваных ран, оставшихся от клыков льва, когда тот схватил его, и лежала в стороне; в широко раскрытых глазах застыл ужас. Трава вокруг была измята. При более тщательном осмотре мы обнаружили, что здесь ночью было два хищника, которые, должно быть, дрались за обладание добычей. Это было самое зловещее зрелище из всех, что мне когда-либо доводилось видеть. Мы собрали останки и завалили их камнями, а голову с ее застывшим испуганным взглядом, который, казалось, все время преследовал пас, забрали с собой для опознания.
Так произошло мое первое знакомство со львами-людоедами. Тогда же я дал себе слово, что не пощажу сил, чтобы избавить округу от этих хищников. В то время я еще не подозревал, какие трудности ожидают меня и как я был близок к тому, чтобы разделить судьбу несчастного Уигана Сингха.
В ту же ночь я выбрал место на дереве, недалеко от палатки покойного джемадара, в надежде, что львы придут за новой жертвой. Вместе со мной на ночное дежурство отправилось несколько совершенно перепуганных рабочих, которые умоляли меня разрешить им сидеть на дереве. Остальные рабочие остались в палатке, но на этот раз все двери были плотно закрыты. Я захватил с собой двенадцатизарядную винтовку и охотничье ружье, один ствол которого зарядил пулей, а другой – дробью.
Вскоре после того как устроились на дереве, мы услышали постепенно приближающийся страшный рев. Это укрепило мою веру в то, что я смогу застрелить хищника. Затем рев прекратился, и на час или два воцарилась тишина. Львы всегда выслеживают добычу в полном безмолвии. Вдруг мы услышали шум и неистовые крики из лагеря, расположенного в полумиле от нас. Нам стало ясно (так нам и рассказали потом), что льву удалось схватить человека и что мы больше ничего не услышим в эту ночь. Наутро мне рассказали, как один из хищников ворвался в палатку большого лагеря – откуда ночью мы и слышали крики – и разделался с беднягой, который там спал. Отдохнув сутки, я выбрал новый наблюдательный пункт на большом дереве около палатки, куда накануне приходил лев. Or нашего лагеря до нее было около полумили ходу, и мне очень не хотелось выходить после наступления темноты, но все же я чувствовал себя в некоторой безопасности, так как один из рабочих нес за мной лампу; за ним следовал еще один и вел на веревке козу, которую я привязал под дерево в надежде, что она послужит приманкой для льва и он схватит ее вместо человека.
Мелкий, затяжной дождь начался сразу же после того, как я заступил на свой пост, и вскоре я насквозь вымок и продрог, но все же решил не покидать своего неуютного места, надеясь, что на этот раз мне посчастливится и охота будет более удачной. Я до сих пор отчетливо помню чувство бессильной ярости и обиды, охватившее меня, когда посреди ночи вдруг услышал шум и душераздирающие крики, красноречиво говорившие, что людоеды снова обманули меня и где-то погиб еще один человек.
В то время лагеря для рабочих были разбросаны на большом расстоянии друг от друга, и львы имели возможность хозяйничать на территории не менее восьми миль по обеим сторонам от реки Цаво. Так как тактика их заключалась в том, чтобы каждую ночь нападать на разные лагеря, было очень трудно что-либо предусмотреть заранее. Хищники, казалось, обладали необычайной и какой-то сверхъестественной способностью проникать во все наши планы, и какой бы хитроумной, по нашему мнению, ни была засада, они неизменно обходили ее и хватали ночью очередную жертву. Охотиться на них днем, да еще в таких густых зарослях, было делом чрезвычайно утомительным и безрассудным. В непроходимых джунглях вокруг Цаво преследуемый зверь имеет все преимущества перед охотником, и как бы последний ни был осторожен, сухая веточка непременно хрустнет в последний момент и вспугнет зверя. Но я никак не мог отказаться от надежды отыскать логово льва, и поэтому все свободное время проводил в зарослях, с трудом продираясь сквозь чащу. Моему слуге, носившему ружье, не раз приходилось освобождать меня от цепких колючек. Несколько раз с огромным трудом мне удавалось находить следы львов, когда они после очередного нападения направлялись к реке, но затем следы терялись на каменистой почве, которую звери, казалось, специально выбирали при отступлении к своему логову. Но и на этом раннем этапе борьбы, львам не всегда удавалось заполучить на ужин лакомое блюдо.
Иногда случались даже смешные инциденты, которые несколько ослабляли нервное напряжение у людей. Как-то раз предприимчивый баниа – торговец из Индии – ехал ночью на осле, когда на него неожиданно прыгнул лев и сбил с ног осла и хозяина. Лев только собирался схватить купца, как вдруг каким-то странным образом ноги его запутались в веревке, связывавшей два пустых бидона из-под масла. Грохот и звон бидонов, которые он потащил за собой, так напугали зверя, что, задрав хвост, он бросился в заросли к радости перепуганного баниа. Торговец быстро забрался на ближайшее дерево и просидел там остаток ночи, дрожа от страха.
Вскоре после этого случая такая же невероятная удача выпала на долю подрядчика грека Фемистоклюса Паппадимитрини. Он мирно спал ночью в палатке, когда туда ворвался лев, и схватив матрац, на котором лежал грек, унес его с собой. Бесцеремонно разбуженный подрядчик остался цел и невредим и отделался лишь сильным испугом. В другой раз четырнадцать кули, спавшие в большой палатке, ночью были разбужены львом, который прыгнул сверху на тент и прорвал его. При падении людоед оцарапал плечо одному из рабочих, но вместо человека в спешке схватил большой мешок с рисом и выскочил с ним из палатки. Как только лев понял свою ошибку, он бросил мешок неподалеку.
Это, однако, были первые шаги людоедов. Позже, как вы увидите, ничто уже не могло смутить или напугать их, и они выказывали всяческое презрение людям. Ничто не могло помешать им заполучить намеченную жертву: ни высокий забор, ни яркий костер, ни закрытая дверца палатки. Выстрелы, крики, горящие головни – все было им нипочем.
НАПАДЕНИЕ НА ТОВАРНЫЙ ВАГОН
Все это время моя палатка стояла на расчищенной открытой площадке и даже не была защищена забором. Однажды, когда у меня ночевал доктор Брок, мы проснулись оттого, что кто-то дергал веревки от палатки. Выйдя с фонарем, я никого не обнаружил. Однако при дневном свете мы разглядели на песке следы львиных лап, и нам стало ясно, что один из нас просто чудом избежал смерти. Напуганный этим ночным происшествием, я тут. же решил передвинуть свою палатку и объединиться с доктором Броком, только что прибывшим в Цаво, чтобы возглавить медицинскую службу района. Мы поселились с ним в хижине, которую соорудили из пальмовых веток и листьев на восточном берегу реки, недалеко от старой караванной дороги в Уганду. Мы велели обнести ее круглой бома – высокой колючей изгородью. Наши слуги жили вместе с нами, и все ночи напролет у наших палаток горели яркие костры. По вечерам мы с Броком обычно сидели внизу, под верандой хижины, где было прохладней. Но даже книга была слишком большим напряжением для наших нервов. Мы боялись читать, так как в любую минуту лев мог перепрыгнуть через изгородь и броситься на нас, прежде чем мы успеем сообразить, в чем дело. Поэтому мы всегда держали наготове ружья и сидели, все время беспокойно вглядываясь в темноту за освещенным кругом от лампы. Один или два раза наутро мы узнавали, что лев подходил совсем близко к забору, но, к счастью, ни разу не проник внутрь.
К этому времени все лагеря для рабочих тоже были обнесены высокой колючей изгородью, но львы все-таки умудрялись пролезать сквозь нее и почти каждую ночь хватали очередную жертву. Все чаще и чаще до меня доходили печальные вести об исчезновении рабочих. Однако пока основной лагерь, в котором жили две или три тысячи рабочих, находился в Цаво, эти смертные случаи не вызывали общей паники. Каждый считал, что у льва большой выбор и что жребий вряд ли падет на него. Когда же вместе с железнодорожной линией главный лагерь передвинулся дальше, картина сразу изменилась. Со мной осталось несколько сот рабочих, которые должны были закончить строительство. Все теперь жили вместе, и поэтому внимание к нам со стороны львов стало заметнее и вызывало большее беспокойство. Постепенно всех охватило паническое настроение, и мне с трудом удавалось уговорить людей не бросать работу и остаться в Цаво.
Я велел прекратить все работы до тех пор, пока лагеря не будут обнесены прочными, густыми, высокими изгородями. Внутри всю ночь горели костры, и дежурные, сидя в палатке, должны были время от времени дергать за длинную веревку, приводящую в движение сложную систему висящих на дереве пустых банок из-под масла, и тогда поднимался страшный грохот. И так несколько раз за ночь. Мы надеялись, что шум отпугнет львов, но, несмотря на все меры предосторожности, люди продолжали исчезать.
Когда центральный лагерь передвинулся дальше, госпиталь остался на старом месте. Он находился несколько поодаль от лагерей на расчищенном участке, почти в полумиле от моей хижины. Госпиталь был защищен высоким забором и казался вполне надежным убежищем. Однако никакие заборы уже не могли служить препятствием для этих дьяволов, и очень скоро один из них нашел лазейку в изгороди и проник внутрь. Это едва не стоило жизни госпитальному врачу. Услыхав шум, он открыл дверцу палатки и оказался лицом к лицу с огромным львом, который стоял к нескольких ярдах от палатки и смотрел на него. Хищник сделал прыжок, а насмерть перепуганный эскулап отскочил назад и перевернул ящик с медикаментами. Звон разбитого стекла на секунду испугал льва, он метнулся к другому концу изгороди и, на беду, прыгнул на палатку, где спали восемь больных. Двоих из них тяжело ранил, а третьего схватил и утащил сквозь колючую изгородь. Двое раненых рабочих так и остались лежать под упавшим тентом, где мы и нашли их утром, когда прибыли на место происшествия. Тут же решили передвинуть госпиталь поближе к центральному лагерю. Для этой цели расчистили новый участок и обнесли его густой и высокой изгородью, а к вечеру перенесли туда всех больных.
Я слышал, что львы любят посещать недавно оставленные лагеря, поэтому решил дежурить всю ночь внутри загородки, в надежде захватить одного из хищников. Во время моего одинокого дежурства я услышал крики и шум, доносившиеся из нового госпиталя. Нашему врагу снова удалось провести меня. Как только рассвело, я поспешил на место происшествия и узнал, что один из хищников перепрыгнул через забор и утащил госпитального бхисти – водоношу. Несколько рабочих были невольными свидетелями ужасной сцены, которая произошла у них на глазах внутри освещенного большим лагерным костром круга. Бхисти, очевидно, лежал на полу, головой к центру палатки, когда лев просунул голову под тент, схватил его за ноги и вытащил.
В отчаянной попытке удержаться несчастный водоноша ухватился за тяжелый ящик и тащил его за собой, пока ящик не застрял у стенки палатки; затем он уцепился за веревку, но она лопнула. Льву наконец удалось вытащить свою несчастную жертву наружу, и здесь он бросился на нее. Водоноша несколько раз вскрикнул и затих. Лев взял его в пасть, как кошка берет мышь, и стал бегать взад и вперед по загону, ища выход. Наконец он нашел лазейку в изгороди и протиснулся сквозь нее вместе со своей добычей.
