Текст книги "На суше и на море. 1962. Выпуск 3"
Автор книги: Александр Колпаков
Соавторы: Игорь Акимушкин,Сергей Соловьев,Александр Мееров,Александр Тараданкин,Семен Узин,Лев Василевский,Георгий Кубанский,Геннадий Фиш,В. Ковалевский,Гец Рихтер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 45 страниц)
Поинтересовался тогда Соколов, помнит ли Павел Акимович их первую встречу. Капитан наморщил лоб, помолчал с минуту, а потом просто, с улыбкой ответил: «Убей бог, запамятовал. Ведь сколько вас плавало со мной молоденьких курсантов. Теперь уж не забуду: хороших штурманов я всегда запоминаю. А вы старайтесь, у вас получится…»
После этой встречи Соколов повидал много морей, плавал на различных кораблях, ходил в Арктику на ледоколах «Сибиряков», «Белоусов», зимовал в море Лаптевых. Стал старшим штурманом. В портах нередко виделся с Пономаревым. Тот всегда с интересом расспрашивал о делах, а в конце разговора повторял когда-то сказанную фразу: «Старайтесь, у вас получится…»
В ноябре 1958 года Бориса Макаровича назначили старшим помощником капитана на «Обь», она отправлялась в Антарктику. Побывал Соколов в Мирном, на Земле Королевы Мод. Руководил высадкой научной станции Лазарев. Триста километров облетел на вертолете вдоль шельфового ледника с пилотом В. Афониным. Определил место станции и строил ее вместе со всеми. А вернулся домой, послали на «Оби», уже капитаном, к Земле Франца-Иосифа. Рейс этот оценили высоко, похвалили.
Вот тогда и встретились они опять. Не успел Борис Макарович вернуться из похода, пришла телеграмма. Приглашали в Ленинград.
– Пойдете дублером капитана на атомный корабль? – спросили его. – Павел Акимович очень бы желал. Все время следил за вашей работой.
Кровь ударила в лицо от радости. Так, значит, не случайно проявлял к нему всегда такой интерес Пономарев.
Навигация 1960 года была для Соколова одной из самых знаменательных в жизни. Теперь он неотлучно стоял рядом с Павлом Акимовичем на мостике «Ленина». Пономарев уже не экзаменовал, а молча, с улыбкой наблюдал за тем, как работает молодой капитан. Иногда приходилось трудно, нужно было крепко биться со льдами. Если это случалось в вахту Павла Акимовича, за его спиной неизменно появлялся дублер.
– Что, не сидится в каюте? – спрашивал Пономарев. – Ну давай тогда. А я пойду согреюсь.
Капитан спускался вниз. Молча пил крепкий чай, поглядывая в иллюминатор. Он любовался тем, как его молодой друг умело читает ледовую книгу, как послушен ему корабль Впрок пошла наука. Когда Павел Акимович собирался уходить с атомохода, его спросили, кого он хотел бы видеть своим преемником. И он порекомендовал назначить капитаном Соколова. Так и поступили.
…Под вечер остановка. Я вышел на палубу, разузнать в чем дело.
– Сейчас будем делать околку! – с видом знатока сказал Саша Зюганов. – Льды годовалые с вкраплением пака.
Минутой позже Саша признался, что сам еще никогда не видел, как делается околка – это его первый рейс в Арктику.
Что же произошло? Оказывается, канал, оставляемый «Лениным», быстро сужался, началось сжатие. Взломанные атомоходом льды сравнительно легко раздвигались «Ермаком», но для парохода «Механик Бондик» были опасны – борта у него тонкие, его затирало, он отставал.
Атомоход прошел немного вперед, потом развернулся и двинулся назад. С хрустом лопалось белое поле, во все стороны поползли трещины. «Ленин» миновал караван, снова сделал поворот и направился обратно вдоль других бортов кораблей: он словно вспахивал ледяную броню вокруг судов. Чтобы идти быстрей, без задержки, «Ермак» взял «Бондика» на буксир, плотно притянув нос парохода в специальный вырез на своей корме. Караван тронулся дальше.
Боцман Мишин с улыбкой наблюдал за работой атомохода. Он-то, старый полярный моряк, знал толк в ледовых кораблях Не выдержал, пробасил:
– Ну и силища, скажу я вам. Как по чистой воде ходит: расступись, Арктика!..
Челночная операция. День и ночь грохочет в борта ледяная стихия. Особенно тяжело было в районе между мысом Шмидта и западной частью моря Лаптевых, близ островов Комсомольской Правды. Тут и работал атомоход. Проведен «ЦимлянскГЭС», «Псков». Они идут в Мурманск, а наш «челнок» снова спешит на восток, сражаясь со льдом. Льдины разные – толстые и совсем тоненькие, хрупкие и плотные, крепкие и мягкие, как сыр.
ЛЬДЫ
Я новичок в арктических морях и, скажу честно, поначалу не очень-то интересовался, какие бывают льды. К тому же атомоход так легко с ними расправлялся. Непонятным только было иной раз, почему это капитан или вахтенные штурманы меняют курс, останавливают ледокол, а порой даже отходят назад – шли бы себе прямо. Однако именно тут, в проливе Вилькицкого, привелось познакомиться мне с такими странными, на первый взгляд, терминами: «водяное небо», «ледовое небо».
Следует сделать небольшое отступление и поговорить вообще о том, что такое ледовое плавание и какие бывают льды. Поучительны беседы об этом с Георгием Осиповичем Кононовичем, большим знатоком северных морей. Более двадцати лет провел он в Арктике: летом плавал, зимой ездил на собаках и оленях. В этот рейс Кононович был назначен капитаном-наставником. Кстати, почему наставником, спросите вы. Разве нельзя доверять выполнение задачи одному капитану? Объясню. Наставник в данном случае не означает учитель или строгий инспектор. Это слово имеет у моряков другое понятие: добрый советчик, помощник, если хотите – друг. И кто бы ни командовал в этом походе атомным кораблем, на пего обязательно назначают и наставника.
Дневную вахту на мостике Георгий Осипович нес обычно с 12.00 и до 18.00 (вахта на судах – четыре часа). В тот раз атомоход проводил караван сквозь восьми-девятибалльный лед. Опять же следует объяснить: балльность определяется степенью покрытия льдом поверхности моря. Десять баллов – значит, все вокруг сплошь затянуто льдом (толщина его не берется во внимание).
Кононович в бинокль внимательно оглядел горизонт и скомандовал матросу:
– Лево руля!
Корабль сделал плавный доворот в указанном направлении.
– Так держать!
– Есть так держать!
Теперь нос ледокола смотрел на темное туманное облако, смазывающее черту горизонта.
– Почему вы повернули атомоход именно в эту сторону? – полюбопытствовал я.
Кононович улыбнулся. Посопел потухшей трубкой и ответил, растягивая слова:
– Знамение северной природы! Глядите: справа горизонт чист, светлое белесое небо – значит, там сплошные льды, а слева темно – это парят разводья, там вода. Отсюда и понятия «ледовое небо», «водяное небо». Сама природа помогает нам, капитанам.
– Но ведь если искать воду – значит, петлять, удлинять путь?
– На этот вопрос я отвечу вам старым академическим определением: «длинный путь по чистой воде всегда короче короткого пути во льдах». И любое судно, даже ледокол, даже такой мощный, как наш корабль, всегда будет избегать встречи с тяжелым льдом и искать разводья. Мастерство полярного капитана оценивается тем дороже, чем выше его умение определять структуру льда и находить среди полей чистую воду. Арктический судоводитель должен вызубрить наизусть книгу ледовых законов, проникнуться уважением к каждому ее параграфу. Иначе ему нельзя доверять судно.
Уже поздней, на мостике, в рубке, библиотеке, в каюте капитана, у камина, который очень располагает к беседе, я пополнил свои познания в области льдов.
Коротко поделюсь.
Морская вода замерзает при температурах ниже нуля. Чем солоней вода, тем ниже температура ее замерзания. Лед начинает образовываться постепенно. Сперва появляются первичные кристаллы, имеющие форму очень тонких шестигранных призм, похожих на иголочки. Они пресные. Скопление таких кристаллов на поверхности воды очень напоминает пятна жира на остывшем супе, и моряки называют их салом.
При дальнейшем охлаждении сало начинает смерзаться, и. если море спокойно, появляется прозрачная, как стекло, ледяная корка – нилас. Этот лед уже соленый. Если в это время идет снег, образуется мутный, белесоватый, непрозрачный и неровный лед – молодняк. При ветре и волнении нилас и молодняк разламываются на куски, которые, сталкиваясь, обивают углы. Тогда появляются круглые льдины – блинки. А станет тихо, они смерзнутся и образуют сплошной блинчатый лед.
Пост энергетики и живучести судна (ПЭЖ).
Отсюда инженеры-операторы управляют атомными реакторами и всеми силовыми установками корабля
Айонский массив. Здесь атомному кораблю пришлось вести не один ледовый бой
Началось строительство станции СП-10. Санный поезд двинулся к центру ледяного острова
В ходовой рубке. Капитан атомохода Борне Макарович Соколов (слева) и капитан-наставник Георгий Осипович Кононович
Атомоход делает околку льда вокруг каравана судов, помогает своему дедушке «Ермаку»
Начальник радиостанции Владимир Петошин исправляет антенну на грот-мачте
Лаборанты Валентин Верещагин и Леонид Лопатин производят очередной радиохимический анализ
На отмелях и у берегов лед образуется быстрее. Примерзший к берегу лед называют припаем. В тихую и морозную погоду он растет очень быстро, а поднимется волнение – отрывается и уносится в открытое море. Так возникают плавучие льды. Если их площадь более одной морской мили – их называют ледяными полями. Между такими полями быстро образуется лед и в открытом море. Поля растут все больше и больше с усилением зимних холодов. Поля многолетние, многометровые ученые и моряки называют паком.
В рейсе атомоход захватил начало арктической зимы, и мне посчастливилось посмотреть самому всю эту метаморфозу. Лед растет очень быстро и в толщину. Помню результаты заморов. При морозе минус двадцать пять градусов за сутки лед прибавлял до трех сантиметров. С каждым днем ломать его было все труднее. Упомянем еще несколько ледовых терминов. Ропак – это одиночная толстая льдина, вставшая на дыбы и в таком положении вмерзшая в окружающее поле. Торосы – ледяные валы, образующиеся при сжатии ледяных полей. Иногда торосы достигают высоты в несколько десятков метров и представляют собой серьезное препятствие даже для самых мощных ледоколов. Обломок тороса, плавающий в море, называют несяком, а севший на мель – стамухой.
Вот кратко, с чем может встретиться в пути корабль, лопавший в Арктику. Короткое лето, еще более короткие весна и осень и длиннющая зима. Это и есть Арктика. К зиме, когда ледовая броня крепчает, все корабли должны своевременно покинуть моря, иначе затрет в белых полях, и тогда дрейфуй до весны. Никогда еще ни одно судно не отправлялось в высокие широты с началом зимы и не вырывалось из них зимой. Никогда, и вот…
На борт «Ленина» поступила телеграмма. В ней лаконично излагалось новое важное задание атомному кораблю. Предписывалось принять с идущего на запад ледокольного парохода «Леваневский» зимовщиков СП-10 с полным снаряжением будущей станции; затем взять курс на восток, пересечь море Лаптевых, Восточно-Сибирское море, вблизи острова Врангеля повернуть на север и войти в тяжелые льды Айонского массива. У семьдесят пятого градуса северной широты с борта корабля должна быть произведена высадка станции СП-10 на разведанную с воздуха льдину. В короткий срок с помощью экипажа судна на льдине нужно построить взлетно-посадочную полосу, которая будет промежуточной базой авиасвязи со станцией СП-8[45]45
Дрейфующая станция СП-8 просуществовала до начала марта 1962 года. Ее сняли самолетами, так как льдина разрушилась.
[Закрыть]. Дрейфуя, она в ту пору оказалась относительно нас по ту сторону полюса. Такой была первая часть задачи.
Выполнив ее, атомоход с участниками экспедиции «Север-13» должен был отправиться в еще более высокие широты и, следуя на запад вдоль границы паков, установить на них пятнадцать дрейфующих радиометеостанций и радиовех. Эта работа очень сложна и необычна, ведь корабль должен производить ее в условиях полярной ночи. Еще никогда в истории в такую пору суда не ходили по Арктике.
Через час о предстоящем походе было объявлено всему экипажу. Состоялось общее собрание. Рейс единогласно решили посвятить XXII съезду Коммунистической партии.
ЭКСПЕДИЦИЯ НАЧАЛАСЬ
У мыса Челюскина атомоход встретился с «Красиным», который с трудом пробивался по проливу, ведя за собой «Леваневского». Наш исполин встал впереди каравана и вывел его на западную кромку льда. Началась перегрузка оборудования станции СП-10. На борт атомохода стрелами подавались сотни ящиков, бочек с горючим, тюков, строительные материалы, тракторы, ледорезная фрезерная машина. Работали все без исключения. За полтора суток в глубокие трюмы корабля и на палубы было размещено более четырехсот тонн груза. На площадку над кормой ровными штабелями сложили сборные домики, тут же опустился, перепорхнув с «Красина», камовский вертолет, пузатенький, ярко-красный, похожий на попугайчика. Из него вылез кожаный бородатый человек с добрыми, чуть удивленными глазами – Иван Иванович Гуринов.
Интересная биография у этого летчика. В Арктике он всего второй год. До этого жил в Крыму, и главным его делом было аэроопыление виноградников. Но слава о мастерстве Ивана Ивановича, о его виртуозном управлении винтокрылыми машинами разнеслась далеко. Полярная авиация пригласила Гури-нова в 1960 году на одну навигацию. С делом справился отлично. Теперь его попросили принять участие в экспедиции. Он с радостью согласился – Арктика понравилась южанину.
Среди груза СП-10 оказались четыре небольших ящика. Они появились перед отправкой экспедиции неожиданно. На верхней крышке было написано: «Полярникам СП-10» и в скобках: «Осторожно, яйца». Обратный адрес: «Омск, Сибниисхоз, лаборатория птицеводства». И посылка дошла.
Яйца! Многие отнеслись с подозрением к содержимому ящиков. «С момента их отправки прошло уже много времени, не иначе, испортились», – рассуждали полярники, не решаясь распаковывать посылку. Все выяснилось, когда об этом доложили начальнику экспедиции «Север-13» Дмитрию Дмитриевичу Максутову.
– Грузите, останетесь довольны, – сказал он и улыбнулся в мою сторону. – Помните?
Ну, конечно, я хорошо помню разговор с Львом Натановичем Вейцманом – руководителем лаборатории птицеводства Сибниисхоза. Он заходил ко мне незадолго до отъезда. В эти же дни в Москве был и Максутов. Узнав, что готовится высадка СП-10 (тогда еще предполагалось транспортировать СП-10 на самолетах), птицевод предложил прислать полярникам тысячу цесарских яиц – ведь они не портятся. Я рассказал об этом Дмитрию Дмитриевичу Максутову. Он ответил, что это было бы очень кстати, так как в рационе СП-10 есть только яичный порошок – куриные яйца не поддаются длительному хранению.
Такова история четырех ящиков из Омска. В них оказалось около тысячи яиц. Подарок сибирских птицеводов пришелся по вкусу полярникам. После первой же дегустации они отправили благодарственную телеграмму в Сибниисхоз.
Рано утром девятого октября атомоход двинулся на восток в свой необыкновенный рейс. Набирая скорость, «Ленин» дал прощальный гудок, ему ответили «Красин» и «Леваневский» – последние корабли на дальней дороге. Теперь уже никто не мог встретиться. Навигация кончилась.
Как изменился вид ледокола с прибытием экспедиции! Впереди, на баке, сплошь бочки с горючим. На палубах ящики с мудреными надписями, тракторы, дюралевые каркасы для палаток. Изменилась и жизнь на корабле. Теперь в центре внимания оказались четырнадцать полярников СП-10. Это в основном молодой, но видавший виды народ, уже позимовавший в Антарктиде либо в Арктике. Начальнику станции Николаю Александровичу Корнилову тридцать один год. Самому старшему в группе инженеру-метеорологу Георгию Андреевичу Хлопушину – сорок четыре, а младшим (их двое), актинометристу Николаю Макарову и аэрологу Василию Митрофанову, – по двадцати пяти.
Не сидится полярникам на месте. На следующий же день они начали хлопотать на вертолетной палубе. Нечего ждать – ведь домики можно собрать тут же на корабле, а на льдину опустить готовыми. Все стали предлагать свои услуги. К «охотникам» сначала отнеслись благосклонно, но вскоре начали гнать – проку мало. Правильно собрать домик – большое искусство, и оно дается далеко не каждому.
Вскоре рядом с зачехленным вертолетом появился игрушечный хуторок; сделали электропроводку, и ночью пять готовых «хаток» весело смотрели на море огнями круглых глаз-иллюминаторов. Полярники были так довольны, что, несмотря на морозный ветер, большую часть времени проводили в домиках – примерялись, обживали, судачили о предстоящей зимовке.
А «Ленин» шел дальше. Позади осталось море Лаптевых. Впереди – пролив Санникова. Все участники похода надолго запомнят его.
Найдите этот пролив в группе Новосибирских островов, между Малым Ляховским и Котельным. Несмотря на свою ширину, пролив Санникова пользуется у полярных моряков дурной славой – уж больно он мелководен. На каждом шагу можно встретить лютого врага кораблей – стамуху. Порой прижатые полями эти толстенные льдины уходят под воду и, притиснутые ко дну, там остаются. Встреча с ними равносильна столкновению со скалой.
И все же капитан «Ленина» решился провести корабль проливом Санникова. Значительно сокращался путь к месту высадки СП-10, экономилось драгоценное светлое время. В середине октября каждый день убывает на тридцать минут.
В пролив вошли поздно вечером. И сразу все впереди заволокло туманом. Словно злой волшебник воздвигал на нашем пути преграды, закрывая путь в свое царство. Два прожектора с мачт ледокола, сведя лучи, едва пробивали белесую кисею. Где-то рядом, у берегов острова Котельный, были разводья. Они и дышали холодным паром. А идти приходилось сквозь льды, узким фарватером, где глубины были побольше.
На мостик и в ходовую рубку собрались все, от кого зависела сейчас точность движения судна. Капитан Соколов, капитан-наставник Кононович, старший помощник Кашицкий каждые двадцать минут держали совет. Штурманы, не переставая, орудовали циркулем и транспортером над картой. В сторону – ни-ни! Полсотни метров от курса – и может случиться беда! Мелко! Осадка у атомохода большая. Киль идет чуть ли не над самым дном. За кормой рыжий след ила.
Судоводители, чередуясь, дежурили у локатора.
Яркий лучик быстро бегает по кругу, высветляя белые точки – это стамухи.
– Под килем три метра, – докладывает электронавигатор Александр Гамбургер, не отрывая взгляда от показаний эхолота. – Два… полтора…
Капитан снижает ход корабля до минимума. Он движется теперь не быстрее пешехода. И так около получаса.
– Три… – снова докладывает электронавигатор.
Ледокол пошел скорее, но недолго.
– Два, полтора…
И так десять с лишним часов, пока в судовом журнале не появилась лаконичная запись: «Вышли из пролива Санникова».
Утром в кают-компании капитаны и штурманы завтракали вместе с нами, смеялись шуткам, сами шутили. Тревоги кончились. Только потяжелевшие веки выдавали усталость. Это была бессонная, чертовски трудная ночь. Впервые в истории Арктики такое большое судно прошло проливом Санникова, да еще в такую позднюю пору.
Восточно-Сибирское море встретило нас довольно радушно, оно было чистым. Хруст льда сменился шипением воды. Ледокол мчался со скоростью восемнадцати узлов. Но это было только первое знакомство с четвертым на нашем пути морем. Через несколько часов небо нахмурилось, на вершинах волн появились белые дымки срываемых ветром брызг, повалил густой снег. Палубы покрылись сугробами, домики СП-10 одели мохнатые шапки, а между ними обозначились тропинки – точь-в-точь как в зимней деревеньке. Только бушевавшая внизу водная стихия нарушала эту мирную картину.
– Ответственные по каютам, проверить крепление предметов, – объявил по радио вахтенный штурман.
Двенадцатого октября «Ленин» резко изменил курс и пошел прямо на север. К вечеру навстречу стали попадаться большие льдины – первые вестники Айонского массива, в глубь которого нужно было врубаться ледоколу. Ряды их становились тесней и тесней, пока не сомкнулись в сплошное поле. Над ним вздымались ропаки и торосы. Вокруг ни разводий, ни трещин, кажется, что корабль идет по суше. Только гулкие удары в борта и всплески за кормой дают понять, что это не суша, а многометровая холодная, изрубцованная кожа полярного моря. Иногда льды настолько крепки, что корабль не в силах сразу подмять их под себя и сокрушить. Тогда короткая остановка, отход назад и стремительная атака. И снова все трещит вокруг.
На следующее утро над «Лениным» появился самолет ИЛ-14. Он сбросил карту ледовой обстановки. Уже близко. Летчики сообщили новость: на выбранной для станции льдине живут медведи. При виде крылатой машины они начинают беспокойно бегать по своим владениям.
– Ничего, потеснятся, – услышав эту весть, рассмеялся Николай Александрович Корнилов, – объясним косолапым, что для науки стараемся.
Шутки шутками, а в экспедиции разработан специальный план борьбы с медвежьей опасностью. Их в этом районе очень много. Десятка два мы уже встретили на своем пути. И странно. Эти громадные желто-белые хищники вовсе не были похожи на мишек, которых я видел раньше. Те, что в московском зоопарке, просто маломерки по сравнению с этими могучими зверями.
При встречах с ледоколом медведи вели себя до глупости одинаково. Если они оказывались перед носом корабля, то не сворачивали, а начинали улепетывать вперед. Бежали боком, повернув голову назад, забавно переваливая зад из стороны в сторону. Так продолжалось порой пятнадцать-двадцать минут. Помню, один медведь соревновался с нами в скорости добрых полчаса, изнемог от быстрого бега, но никак не мог «догадаться», что следует уступить дорогу.
– Глупый, пропусти нас, – кричали с борта моряки, – Тебя же хватит инфаркт!
Люди свистели, улюлюкали, корабль давал гудки, но упрямец был глух к добрым советам.
И тогда не выдержал капитан. Он приказал рулевому обойти медведя стороной.
Так пугливо и забавно ведет себя косолапый перед ледоколом, но от человека он не побежит, встреча может кончиться трагично…
НА ЛЬДИНЕ
– Вот она, взгляните! – Протянул мне бинокль Анатолий Матвеевич Кашицкий.
Я увидел… то же, что и везде, – сплошное белое поле, только на нем чуть больше снежных холмов и причудливых ропаков. Так, значит, это и есть «наша» льдина.
Все, кто не был занят на вахте, в эту минуту стояли у борта атомохода, с любопытством разглядывая бродячий ледяной остров, который должен был на год приютить четырнадцать наших товарищей.
– На льдине самолет? – удивленно крикнул кто-то.
– Это дед Мазай, – улыбнулся Кашицкий.
Так на Севере в шутку величают старейшего полярного летчика Героя Советского Союза Виталия Ивановича Масленникова. С рассвета он барраяшровал над кораблем, а потом куда-то исчез. Оказывается, пилот уже посадил свой ЛИ-2 на приглянувшийся ему «аэродром» и ждет нас.
«Ленин» медленно движется по узкому разводью. И вот остановка.
– Приехали, братцы, «домой»! – кричит товарищам инженер-гидролог Михаил Извеков. Он будет зимовать этак пятый раз, поселки на льдах давно для него стали вторым домом. По штормтрапу полярники первыми – это их право – спускаются вниз. Потом несколько матросов.
– Отдать ледовые якоря! – звучит с мостика команда.
В шестнадцать часов пятнадцатого октября корабль ошвартовался. Гидрологи обследовали льдину. Она оказалась многолетним полем, достигающим в некоторых местах толщины десяти метров. Все отлично. Только одна беда: строить взлетно-посадочную полосу будет трудновато – нет ровных площадок. Придется расчищать наиболее подходящее место от торосов и ропаков. А как же сел Масленников? Я, помню, глянул в сторону, где еще недавно был самолет, и не нашел его сразу – он переместился метров на четыреста.
Уже поздней от штурмана Владимира Гришелева, давнего моего друга еще по Москве, я узнал подробности.
– Мы сели на очень тонкий лед, образовавшийся у пака, – рассказал он. – Другой площадки не было. Постояли немного, «аэродром» наш начал пищать, потрескивать, под лыжами проступила вода. Завели моторы, поехали на повое место. Через час та же картина.
– Так это же опасно!
Володя рассмеялся:
– Льду опасно. Вот мы и крутились, чтобы не попортить его, не проломить. Дело привычное.
Шутка сказать – «привычное». Летчики почти сутки переезжали с места на место, чтобы самолет не провалился под лед.
Когда объявляют аврал, работают все. Вечером при свете прожекторов мы катали бочки с горючим на левый борт атомохода. Там их затягивали стропой и канатом опускали на льдину. Бочки железные, тяжелые, их трудно толкать по заснеженной палубе, а у борта, где снег сдуло, они стремительно катятся под горку – только держи.
На морозном ветру лица у одних темнеют, и тогда ярче проступают морщины, у других, кто помоложе, цветут задорным здоровым румянцем. Капитан здоров и молод, щеки иное раскраснелись, глаза и рот смеются. Ему весело работать вот так на морозе, где от людей валит пар. Команда, глядя на капитана, работает с огоньком.
– Майнай!.. Вирай!.. – то и дело слышатся команды. Эти непременные при разгрузке слова уже хорошо усвоены всеми, и кричит их не один бригадир, ему помогает нестройный хор работающих на борту, хоть это им и не положено.
Почему-то человек, впервые попавший на такие работы, уже через час начинает считать себя великим знатоком корабельной разгрузки. Так и подмывает первым крикнуть «вира!», когда груз закреплен и посажен на гак, или ругнуться на зазевавшегося соседа, ругнуться не по злобе, а так, от избытка чувств, переполнивших душу.
А как лихо спится после четырехчасовой работы на ветру и морозе. Отдохнешь, плотно подзаправишься в кают-компании и снова на палубу или лед, где трудится твоя бригада.
Первым делом решено было построить станцию. Но как мало светлого времени – каких-то два-три часа. Поэтому почти не гаснут прожекторы. Но ими не осветить всю льдину. С корабля протянули провода, на вехах, воткнутых в снег, повесили фонари. Свет нужен и для безопасности – могут пожаловать медведи.
Они, кстати, не заставили себя ждать. Выгрузили продукты – и ночью косолапые тут как тут. Заметил их первым матрос, работавший на тракторе. Подъехал ближе – три медведя. И что бы вы думали, их прельстили в первую очередь… сосиски. Никогда раньше не приходилось им в Арктике пробовать столь отменные лакомства. Разбили ящик и пируют. Матрос решил припугнуть обжор: пустил на них машину. Но не тут-то было. Один из медведей смело пошел навстречу «знакомиться». Трактористу это очень не понравилось, и он поспешно ретировался.
Тогда направили прожекторы с ледокола. Тоже не помогло: закрылись от света лапами и принялись за говяжью тушу. Как ни жалко было, но пришлось применить оружие. Соседство этой милой семейки не сулило добра.
Быстро строился лагерь. В центре льдины появились семь домиков, кают-компания, склады, электростанция. Из камбуза неслись аппетитные запахи. Там хозяйничал повар ленинградского ресторана «Метрополь» Степан Пестов, пожелавший работать на СП-10.
Строили и полосу. Наш отряд в семьдесят пять человек возглавлял первый помощник капитана Юрий Владимирович Савин. Журналисты между собой называли его комиссаром. И не случайно. Есть в этом человеке такое, что очень роднит его с нашим представлением о комиссарах времен гражданской войны. Он хорошо, складно, с огоньком говорит и всегда к месту, и всегда дело. Глаза внимательные, понимающие – будто в душу твою заглянул.
Легко и просто как-то все у него получается, без нажима. Скажет спокойно, посоветует и чувствуешь – иначе поступить нельзя. Характер у Юрия Владимировича крепкий и сердце большое – на всех хватает. Удивительно, пришел на корабль за день до рейса, а всех уже знает по имени и отчеству. Большой опыт у Савина. Воевал, был политработником в Военно-морском флоте, потом в торговом. Плавал первым помощником на «Оби» в Арктику и Антарктику. А теперь перевели сюда, на «Ленин».
В нашем отряде три бригады. Одной, самой молодой, руководит Александр Зюганов, другой – штурман Александр Чупыра, третьей – океанолог Юрий Константинов. Медленно бредем по сыпучему глубокому снегу, на плечах лопаты, мотыги, пешни. Прошли всего два километра, а ноги отказываются слушаться, дышишь часто, тяжело. Очень трудно ходить по такому снегу: он не утаптывается, а, как сухой песок, уплывает из-под ступни. Пока достигли места работы, устали до изнеможения.
Юрий Владимирович вместе с гидрологом Михаилом Извековым распределили кому что делать. Основная задача – выравнивать торосы и ропаки. На каждую бригаду по торосу. Освободили от снега вмерзшие в поле льдины, в поперечнике каждая добрых десять метров. Начали. Кирки и пешни разом застучали по звонкому телу тороса. Именно застучали: лед, как камень, не хочет колоться. Размахнешься вроде изо всей силы, ударишь – отскакивает хрустальный кусочек величиной со спичечный коробок. Вот те на, сколько же придется потратить времени, чтобы расчистить километровую полосу?
– Не горюйте, хлопцы! – кричит Извеков. – Сейчас мы его не так, так эдак.
В руках у гидролога длинный бурав. Он залезает на торос, сверлит дырку. Минут через двадцать все отходят в сторону. В морозном воздухе гулко разносится хлопок взрыва.
– Навались!
Теперь торос стал податливей, монолитность его сокрушена, дело пошло быстрей.
Светло стало только к двенадцати часам. С корабля прилетел вертолет, привез бутерброды и горячее какао в термосе. Выпьешь кружку, погреешь об нее руки – разморит, спать хочется, да некогда. Снова в руках кирка. Так работать еще ладно, но подумаешь, что нужно будет идти назад к ледоколу по колено в снегу, и становится грустно…
И вот – знаменательный день. Помню морозные ветреные сумерки. У нас было семнадцать часов, а в Москве – восемь утра. Все, кто мог, прошли с ледокола к домикам станции. На мачте взвилось алое полотнище. За два километра сквозь колючие облака поземки с корабля пробился луч прожектора, и трепещущее на ветру знамя кажется языком пламени. К небу взметнулись ракеты, резко щелкнули выстрелы карабинов.
Через два часа в Москве начнется съезд.
В эфир из глубины Арктики полетели слова: «Москва, Кремль, Дворец съездов… Впервые в истории на льдах Центрального полярного бассейна с помощью ледокола создана новая научная дрейфующая станция «Северный полюс-10»…»
Люди обнимают друг друга. Начальник станции Николай Александрович Корнилов крепко жмет руку капитану «Ленина».
– Спасибо, Борис, за все!
На другой день в адрес ледокола и станции прибыли тысячи телеграмм и среди них сердечное поздравление первого командира атомного корабля Пономарева. Он искренне радовался успеху экипажа и своего молодого друга, которого ценил, в которого верил.
СТАВИМ ДАРМСЫ
Распрощавшись с четырнадцатью полярниками, атомоход снова тронулся в путь. Хрустко стучит в борта поверженный лед. Жизнь на «Ленине» обрела строгий регламент. Сменяются вахты, идет учеба: техническая, общеобразовательная, политическая; самодеятельные артисты готовят концерт.
Наш конечный пункт – Мурманск. Он находится на западе, а мы почему-то двинулись на восток. В чем дело? Оказывается, так нужно молодому сероглазому человеку с полярной фамилией – Мороз. Заместителю начальника экспедиции «Север-13» по научной части Владимиру Георгиевичу Морозу тридцать шесть лет, однако его опыту могут позавидовать многие старые полярники. Участник двенадцати экспедиций по установке дрейфующих автоматических радиометеостанций (ДАРМС) и радиовех, Мороз в одиннадцати случаях назначался руководителем. Заставить льды говорить – вот задача, которую он должен решить.
