Текст книги "Нерон"

Автор книги: Александр Кравчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Риторика

Агриппина не упускала ни одной возможности завоевать сыну популярность. Именно поэтому Нерон произносил речи не только в сенате и не только по вопросам государственной важности. Он дважды выступил в частных домах, в кругу гостей, произнося речи на произвольные, отвлеченные темы. Подобные показательные выступления ораторов тогда называли декламациями. Они оставались в моде на протяжении трех поколений, начиная со времен Августа. Свои ораторские способности выказывали даже представители высочайших аристократических сфер. До сих пор, однако, никому не удавалось слушать декламации члена императорской семьи, предполагаемого наследника престола.

Выступление Нерона, благодаря его артистизму, слушатели встретили благожелательно: юноша действительно был наделен определенным талантом, имея к тому же прекрасных учителей. Но важнее было нечто другое: Нерон проявил свой интерес к свободным искусствам, а также являл собой пример доступности, простоты, уважения к чужому суду.

Слух о декламациях Нерона имел определенные последствия. Популярность школ риторики, и так достаточно значительная, возросла еще больше. Если сын императора считает нужным овладеть искусством красноречия и демонстрирует свои достижения публике, то, очевидно, так следует поступать и каждому юноше, который надеется чего-то добиться в жизни.

Учителя риторики, и ранее не жаловавшиеся на нехватку учеников, пользовались все большим спросом. Это происходило не только в столице, но и повсеместно в городах Италии и всей империи. Школы отличались уровнем преподавания, но методы обучения, которое стало обязательным этапом в деле воспитания молодежи, были в основе своей одинаковыми. Сколько дискуссий и споров вызывала эта односторонняя система образования, засилье риторики, диковинные темы публичных речей! Ни один из просвещенных людей не мог равнодушно относиться к этому явлению. Оно вызывало критику и насмешки, но ему нельзя было отказать в известных положительных сторонах.

Школами красноречия заинтересовался также Петроний. Его сатирический роман должен был отражать, правда, с сознательными преувеличениями – действительное положение дел. А поскольку Петроний обладал не только высокой литературной культурой, но и великолепным даром наблюдателя, этот карикатурный образ эпохи получился одновременно и забавным, и поучительным. Основной замысел был изысканно пикантным: с Энколпием, главным героем, происходят удивительные приключения на суше и на море, ибо его преследует гнев божка Приапа, похотливого стража садов и покровителя любовных интрижек. Как можно догадаться, Энколпий не воодушевил божка своим прилежным трудолюбием, а поэтому героя ждали все новые и новые передряги. Вот одно из его злоключений: «Пока я раздумывал над сказанным, портик наполнился толпой молодежи, возвращавшейся, как мне кажется, с импровизированной речи кого-то неизвестного, возражавшего на „суазорию“ Агамемнона<sup>[16]16
  Увещевательная или защитительная речь.


[Закрыть]</sup>. Пока молодые люди, осуждая строй речи, насмехались над ее содержанием, я потихоньку ушел, желая разыскать Аскильта. Но, к несчастью, я ни дороги точно не знал, ни местоположения нашей гостиницы не помнил. В какую бы сторону я ни направлялся – все приходил на прежнее место. Наконец, утомленный беготней и весь обливаясь потом, я обратился к какой-то старушонке, торговавшей овощами.

– Матушка, – сказал я, – не знаешь ли часом, где я живу?

– Как не знать! – отвечала она, рассмеявшись столь глупой остроте.

Встала и пошла впереди, показывая мне дорогу. Я решил в душе, что она ясновидящая. Вскоре, однако, старуха, заведя меня в глухой переулок, распахнула лоскутную завесу и сказала:

– Вот где ты должен жить!

Пока я уверял ее, что дома этого не знаю, я увидел внутри какие-то надписи, голых потаскушек, пугливо разгуливающих под ними. Слишком поздно я понял, что попал в дом разврата! Проклиная вероломную старуху, я, закрыв голову плащом, бегом бросился через весь лупанар в другой конец. Как вдруг уже у самого выхода меня нагнал Аскильт, тоже полумертвый от усталости. Можно было подумать, что его привела сюда та же старушонка!»[17]17
  Петроний. Сатирикон. М. – Л… 1924. С. 46–47. Пер. Б. Ярхо.


[Закрыть]

Друзья встретились только для того, чтобы и далее подвергаться преследующим их неприятностям. А как они потеряли друг друга?

В тот день они посетили школу учителя риторики Агамемнона. Они слушали речи, произносимые его учениками, пока наконец Энколпий сам не попросил слова. Со всем темпераментом он заявил, что больше уже не в состоянии слушать все эти бредни. Впрочем, это не означало, что школа Агамемнона плоха. Наоборот, быстро выяснилось, что руководит школой вполне разумный человек. Он согласился с тем, что Энколпий во многом прав, но сделал это наедине во время прогулки в саду:

«Менее всего виноваты в этом деле учителя, которым поневоле приходится изображать безумца среди безумцев. Ибо, начни учителя преподавать не то, что нравится мальчишкам, „они остались бы в школе одни-одинешеньки“, как сказал Цицерон. В этом случае они поступают совершенно как льстецы-притворщики, желающие попасть на обед к богачу: только о том и заботятся, как бы сказать что-либо, по их мнению, приятное, ибо без ловушек им никогда не добиться своего. Вот так и учителя красноречия. Если, подобно рыбаку, не взденет на крючок заведомо привлекательной для ребятишек приманки, то и останется сидеть на скале, без надежды на улов… Порицания достойны родители, не желающие воспитывать своих детей в строгих правилах… Совсем другое дело было бы, если бы они допустили, чтобы преподавание велось последовательно и постепенно, чтобы учащиеся юноши приучались читать внимательно и усваивать всей душой правила мудрости, чтобы исчезло с их языка ужасное пустословие убийственного стиля, чтобы они внимательно изучали образцы, назначенные им к подражанию…»[18]18
  Там же. С. 43.


[Закрыть]

Так рассуждал Агамемнон. Но насколько действительность отличалась от прекрасной теории! Юноша, который чему-то научился в школе грамматики, поступал под опеку ритора, разумеется, если у родителей хватало на это средств, ибо государственных школ не существовало. За все нужно было платить из своего кармана. Обучение у ритора заменяло высшее учебное заведение. Сперва молодой человек проходил там курс составления защитительных речей. Это и были так называемые суазории. Вот примерные темы таких сочинений:

«Спартанцы под Фермопилами размышляют, оказывать ли сопротивление персам или отступить»;

«Александр Великий раздумывает, вступить ли в Вавилон, где, согласно предсказанию, его ждет несчастье»;

«Цицерон, преследуемый палачами Антония, размышляет, не вернуться ли ему и не молить ли о милосердии самого Антония».

Подобные темы мало были связаны с жизнью. Но все это ничто в сравнении с высшим курсом красноречия, где учили компоновать так называемые спорные речи, контроверзы. Вот типичные их примеры:

«Летом несколько юношей отправились в Остию. Стоя на берегу, они увидели рыбаков, тянущих сеть. Они подошли к рыбакам и уговорились, что за определенную плату получат весь улов, независимо от того, что окажется в сети. Когда наконец сеть вытянули на берег, обнаружилось, что там вместо рыбы мешочек с золотыми монетами. Кому принадлежит золото – рыбакам или юношам? Доводы обеих сторон надлежит изложить в форме судебных речей».

«Пираты захватили в плен молодого человека. Тщетно он молил в письмах отца уплатить выкуп. У предводителя пиратов была дочь. Та велела парню присягнуть, что он женится на ней, если им удастся бежать. Им повезло. Тем временем отец приглядел для сына некую богатую невесту. Сын отказывается от брака. Отец гонит его из дому. Задача: составить речи дочери пирата и отца. Первая отстаивает свои права на мужа, которого вызволила из плена, второй же – права на сына, которого он породил».

Энколпий во многом был прав, заметив Агамемнону:

«Юноши в этих школах окончательно глупеют. Там они имеют дело вовсе не с тем, что ожидает их в жизни. Позже, оказавшись в суде или в каком-то собрании, они чувствуют себя так, словно перенеслись в другой мир».

Он несколько преувеличивал. Занятия риторикой по-своему оказывались полезными не только для учителей, но и для учеников. Нелепые, пустые споры о том, можно ли бросить ставшую женой дочь пирата, прививали определенный языковой опыт, блеск аргументации, которые вызывали восхищение не только как пример ораторского искусства, но и в ходе заседаний трибунала. Воспитанник ритора блистал там красноречием, поражал противника острой шуткой, вводил в заблуждение неожиданным ходом аргументации. А как он компенсировал отсутствие юридической подготовки? Очень просто.

Когда требовалось сослаться на закон, интерпретировать его, привести аналогичные судебные решения в делах такого рода, процитировать мнения экспертов, известный оратор делал презрительный жест в сторону услужливых адвокатов. Их называли также прагматиками или каузидиками[19]19
  Защитник, стряпчий (лат.).


[Закрыть]. Это им вменялось в обязанность знать назубок законы и уставы. Они копались в архивах и собирали доказательный материал. Подчас им и самим доводилось выступать в судах по каким-то малозначительным делам. Они не пользовались уважением и были только ремесленниками, к тому же плохо оплачиваемыми. При любой возможности старались надуть клиентов. Грызлись между собой за пустячные судебные дела. Ибо разве можно было получить крупное дело в каком-либо городке или в самом Риме, не обладая авторитетом выдающегося оратора и человека со связями? Тем не менее для многих людей из бедных слоев это был предел мечтаний: выступать в тоге перед судебным трибуналом, соприкасаться с сильными мира сего, постепенно поднимаясь все выше и выше.

В романе Петрония один из обитателей маленького городка так говорит об образовании своего отпрыска: «Итак, я купил мальчишке несколько таких книг с красными надписями, поскольку хочу, чтобы он для домашнего пользования немного ознакомился с правовыми вопросами: это даст ему кусок хлеба. Он уже достаточно образован для этого. Если бы он отказался от этого дела, я тогда обучил бы его какому-нибудь ремеслу – или цирюльника, или адвоката, и только смерть могла бы лишить его этого. Поэтому я ежедневно говорю ему:

„Примигений, верь мне, всему, чему ты учишься, ты учишься для себя. Ты знаешь адвоката Филера, если бы он прилежно не учился, сидел бы теперь без куска хлеба. Еще недавно он таскал мешки на продажу, а теперь загоняет в угол даже Норбана. Образование – это сокровище, а знания никогда не пропадут“»[20]20
  Там же. С. 43.


[Закрыть].

Юридические науки изучали в специальных школах, в которых не было недостатка, особенно в самом Риме. Но школа школе рознь. Большинство из них выпускали именно заурядных адвокатов-прагматиков. Но были серьезные учебные заведения, где преподавание права велось на самом высоком уровне, ибо там воспитывалась молодежь из знатных домов. Та молодежь, которая должна была управлять судьбами империи, занимая соответствующие должности наместников, префектов, высших военачальников, заседая в сенате, выполняя сложные обязанности консулов, преторов, квесторов.

Самым высоким авторитетом пользовались две школы. Одну из них основал еще во времена Августа Лабеон. Вторая возникла несколько позже, при Тиберии и Клавдии. Начало ей положил Сабин, но подлинным основателем являлся Кассий, поскольку Сабин, человек бедный, занимавший в обществе невысокое положение, не мог придать своему детищу необходимого блеска.

Другое дело Кассий. Он происходил из древнего аристократического рода. Его прадед вместе с Брутом возглавил заговор против диктатуры Цезаря, он был одним из убийц этого великого полководца. Но потомки врага единовластия как-то смирились с новым строем. Сам Кассий при Тиберии и Клавдии достиг высших должностей. Пять лет он был наместником Сирии. На его долю выпало тогда почетное задание – сопровождать до Евфратской границы царя Митридата, владыку Понтийского царства, то есть Ирана и Месопотамии. Митридат когда-то воспитывался в Риме; в 49 году депутация понтийских аристократов, врагов царствовавшего тогда царя Готарза, упросила Клавдия прислать к ним властителем Митридата. Император охотно согласился. Однако скоро обнаружилось, что надежды, связанные с Митридатом, не оправдались. Поддерживавшая его партия магнатов оказалась слишком слабой. Претендент на трон, покинутый и преданный всеми, наконец сдался Готарзу, который приказал отрезать ему уши.

В качестве наместника Сирии Кассий контролировал и Иудею. Получив известие о том, что там начались какие-то волнения, он тотчас отправился в Иерусалим. Но тогдашний прокуратор уже подавил беспорядки; однако, чтобы и впредь удержать евреев в повиновении, изъял у них литургическое одеяние, поместив его в крепости Антония под охраной римского гарнизона, то есть лишил их привилегии, дарованной евреям десять лет назад Вителлием! Разумеется, дело заключалось не в самом одеянии, а в способе борьбы с евреями. Начни они бунтовать, можно было бы просто отказать им в выдаче одеяния, без которого нельзя исполнять службу. С разрешения Кассия евреи послали к императору делегацию; она возвратилась с письмом, в котором прокуратора обязывали вернуть изъятое одеяние.

В 50 году Кассий был уже в Риме и с той поры посвятил себя главным образом изучению права и воспитанию молодежи. Как человек богатый и высокого происхождения, он организовал школу не ради заработка, но рассматривал это скорее как свой патриотический долг. Он считал себя последователем великих мужей времен республики, которые приобщали учеников к вопросам права путем бесед, свободного посещения лекций.

Принимал ли Кассий, самый выдающийся юрист того времени, участие в грандиозном правовом зрелище, какое состоялось в столице летом 52 года? Если даже старец лично и не явился на праздник Юпитера, то наверняка там были многие из его учеников. Ибо празднество стоило того, чтобы его увидеть.

Обычно во время праздника Юпитера Латинского все чины высших категорий на несколько дней покидали Рим. Они удалялись в святилище бога на гористом берегу Альбанского озера, в нескольких десятках миль от города. Там они приносили жертвы. Однако, чтобы не оставить столицу без присмотра и не прерывать хода безотлагательных дел, равно и судебных, на эти несколько дней назначался так называемый «префект города в период латинских праздников». Префект заседал на Форуме и имел право выносить приговоры по представляемым ему искам. Но уже давно никто не принимал этот обычай всерьез. Должность префекта рассматривалась как почетная, без всяких практических последствий. Этим титулом чаще всего одаривали молодых людей из знаменитых домов. Клавдий, однако, запретил подавать на рассмотрение этим молодым префектам дела, имевшие сколько-нибудь серьезный характер. Ибо их приговор формально имел силу.

На этот раз префектом на дни латинских празднеств Клавдий назначил Нерона. Многие римляне, наверняка по подсказке Агриппины, тотчас поспешили воспользоваться возможностью прославить юношу. Как только он воссел в базилике на Форуме, к нему толпой повалили самые выдающиеся ораторы и знатоки права. Перебивая друг друга, они старались изложить ему особенно важные и сложные вопросы. Пятнадцатилетний префект с большим знанием предмета разрешал их проблемы так, что вызвал всеобщее восхищение, выносил приговоры, поражавшие своей проницательностью. Могло показаться, что явился гений, который, несмотря на свой юный возраст, освоил уже всю премудрость римского права, имеющего за собой шестивековую традицию.

Цирк и партии

Чем же интересовался Нерон на самом деле? Разумеется, вовсе не правом и не основами риторики. Он любил то, что и все его сверстники в любую эпоху: легкую музыку, модные песни, захватывающие зрелища. Он увлекался, как и весь Рим, состязаниями колесниц. Об этом он готов был рассуждать постоянно, выказывая немалую проницательность. Он оценивал тактику ездоков, взвешивал шансы на победу каждой из четырех цирковых партий. Однажды учитель застал его в тот момент, когда Нерон вместе с другими учениками оплакивал разбившегося возницу, тот не успел обрубить вожжи, которые, как обычно, были привязаны к поясу, и разогнавшиеся кони протащили несчастного через весь стадион! Учитель принялся их ругать, но Нерон с достойной восхищения находчивостью воскликнул:

– Да ведь мы говорим о боях под стенами Трои и о том, как Ахилл волок тело убитого им Гектора!

Нерон был горячим сторонником Зеленых. Ибо партии имели названия тех цветов, в каких выступали их ездоки. Тридцать лет назад, при Тиберии, самой популярной была партия Красных. Люди постарше хорошо помнили, что творилось на похоронах одного из возниц: какой-то человек прыгнул в пламя костра, на котором сжигали труп. Белые, враги Красных, позже рассказывали, что его одурманили благовония, которые целыми ручьями выплескивали на костер; у него началось головокружение, он потерял равновесие и свалился прямо в огонь. Однако это действительно было самоубийство. Человек тот душой и телом принадлежал к партии Красных. Он и представить себе не мог, что никогда уже не лицезреть ему лучшего ездока своей партии. Никогда не увидеть, как прочно стоит он, подобно юному богу, на квадриге, запряженной великолепными лошадьми, одетый в облегающую красную тунику без рукавов, со шлемом на голове, с кнутом в руке, с вожжами, прикрепленными к поясу, за который заткнут и нож. Триста тысяч зрителей замирают в ожидании, взоры всех обращаются к четырем колесницам и четырем возничим. Внезапно из ложи, возвышающейся над повозками, падает на арену белый платок. Словно от удара грома четыре колесницы, шестнадцать коней, мчатся вперед. В небо над стадионом вырывается дружный, несмолкающий крик. Они уже прошли прямую! Теперь поворот, самый опасный момент. Именно здесь демонстрируется смелость и мастерство ездоков. Крутой поворот, скрип колес, колесо левой квадриги чуть ли не задевает о столб. И снова по прямой. Стадион почти в полмили длиной, его Требовалось обскакать семь раз. После каждого круга опускается вниз одна из семи фигурок дельфинов, расположенных на оси стадиона. И после каждого круга нарастают страсти, крики усиливаются, переходя в безумный вой, когда колесницы в седьмой раз приближаются к белой черте финиша.

Конец получасового напряжения, минуту спустя начинается новый заезд. Состязания – а их ежедневно более десятка, иногда даже двадцать четыре – продолжаются почти целый день. И весь день преданно толпятся на трибунах тысячи фанатичных болельщиков. Торговцы разносят еду, а в перерывах можно прогуляться и пофлиртовать под арками громадного цирка. Здесь подлинное сердце столицы!

Раз в несколько лет появлялись новые звезды среди возниц, старые же угасали. На счету у самых прославленных были сотни побед, и эти победы приносили им богатства, ибо, помимо символических премий, пальмы и венка, они получали также значительные денежные суммы от поклонников и высокие оклады от самих партий. Партии эти были еще и хорошо организованными предприятиями. Они имели своих постоянных управляющих, свои конюшни, множество умелых работников: колесников, шорников, коновалов, распорядителей. Тот, кто устраивал состязания (по обычаю, какой-нибудь знатный римлянин или, в особых случаях, и сам император), оплачивал также расходы партий, разумеется, всех четырех, независимо от того, какую из них он представлял сам, ибо в противном случае игры не вызывали бы такого накала эмоций.

Популярность каждой отдельной партии со временем менялась. Калигула был фанатиком Зеленых. Как говорят, он даже ел в их конюшне. И по этой причине возросла популярность противной партии Голубых. Ибо так случалось всегда: если влиятельные люди начинали поддерживать одну партию, тотчас же находились другие, которые, хотя бы только из чистого упрямства, втайне поддерживали ее противников.

В начале 52 года Клавдий заболел. Впрочем, он никогда не отличался крепким здоровьем и особенно часто страдал острыми желудочными болями. Агриппина сумела и это обстоятельство обратить на пользу своему сыну. Нерон выступил с торжественным публичным заявлением, что в случае выздоровления императора он на собственный счет устроит гонки колесниц и бои диких животных. У Нерона было двойное право давать подобный зарок, он являлся не только сыном, но совсем недавно сделался и зятем Клавдия. Брак с Октавией был заключен в первых днях 52 года. Как только император почувствовал себя лучше, Нерон исполнил зарок. Как устроитель состязаний, он имел удовольствие лично бросить из ложи белый платок на арену.