Текст книги "Нерон"

Автор книги: Александр Кравчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Усыновление

Вражда между Агриппиной и Нарциссом была тем ожесточеннее, что сопровождалась борьбой между вольноотпущенниками. Паллант был связан с императрицей еще теснее, чем перед ее замужеством. Ходили упорные слухи о том, что этих двоих сплотила не только политика и не только борьба с Нарциссом.

Не прошло и года со дня свадьбы Клавдия и Агриппины, как Паллант приступил к осуществлению плана, который для императрицы был, пожалуй, даже поважнее, чем сам брак. Вольноотпущенник принялся убеждать властителя в том, что он должен усыновить Луция Домиция, сына Агриппины!

Паллант ссылался на достойные примеры из недавнего прошлого. Ведь сам великий император Август усыновил своих пасынков, сыновей Ливии от ее предыдущего брака, Тиберия и Друза; этот последний был отцом Клавдия. Однако он забыл добавить, что Август, в отличие от Клавдия, у которого был Британник, не имел сына. Достаточно убедительным выглядел тот аргумент, что Луций старше Британника на четыре года и скорее сможет стать помощником в управлении империей. Но это обстоятельство предрешало и вопрос о престолонаследии! В случае усыновления Луций формально получал те же самые права, что и Британник, фактически же он оказывался в более выгодном положении как старший по возрасту, уже причастный к государственным делам.

Неужели Клавдий не отдавал себе отчет в этом?

Когда девять лет назад сын его и Мессалины явился на свет, император был преисполнен отцовской гордости. Держа ребенка на руках, он выступал на воинских митингах и появлялся в театрах, представляя армии и народу будущего властителя. Теперь же он, как бы совершенно лишенный собственной воли и разумения, повторял перед сенатом аргументы, которые ему подсунул Паллант. Более того, чтобы подчеркнуть необычность и значение своего шага, он напомнил, что с тех пор, как семья Клавдиев живет в Риме, никто еще не был ею усыновлен!

Сенат тотчас же одобрил намерения властителя. Вскоре в силу специального указа, с учетом всякого рода правовых формальностей акт усыновления совершился. Это произошло 25 февраля 50 года. С тех пор полное имя сына Агриппины и Гнея Домиция звучало: Нерон Клавдий Друз Германик Цезарь и, стало быть, точно так, как звали Клавдиева отца, но с добавлением «Цезарь». Отец Клавдия, которого обычно называли просто Друз, прославился во времена Августа завоеванием Германии – страны между Рейном и Эльбой. Отсюда возникло его прозвище «Германик», которое, впрочем, ему присвоили посмертно. Ведь Друз умер в 9 году перед новой эрой, едва достигнув тридцати лет, – из-за неудачного падения с лошади. Клавдию исполнился тогда только год, Германику же, будущему отцу Калигулы, Агриппины, Друзиллы и Ливиллы, было шесть лет. Друза оплакивала не только императорская семья, но и весь народ. Юный военачальник уходил из жизни, озаренный славой героя и завоевателя, и был повсеместно любим как очень непосредственный и добрый человек. Увенчанный славой, Нерон Друз теперь должен был возродиться в новом представителе рода Клавдиев. Сумеет ли Луций, потомок Домициев, оказаться достойным воспоминаний и надежд, связанных с этим высоким именем?

«Нерон» – слово сабинское, означает «мужественный». Род Клавдиев переселился несколько веков назад в Рим именно из горного края сабинян, расположенного почти в самом сердце полуострова, к востоку от среднего течения Тибра. Многие из Клавдиев именовались Неронами, но то было лишь прозвище. Только Друз, а после него усыновленный Луций Домиций носили его как имя.

В Риме к усыновлению Луция отнеслись достаточно равнодушно. Ни у кого не было особых причин радоваться успеху Агриппины или тревожиться за судьбу сына Мессалины. Зато небольшой городок Помпеи сразу назначил жрецов Неронова культа: им присваивался титул flamines Neronis[11]11
  Жрецы Нерона (лит.).


[Закрыть]. Таких жрецов назначили, вероятно, и в других городах Италии и провинций, чем выражалась преданность царствующему ому. Однако в самом Риме никогда не существовало религиозного культа здравствующих особ. Такой чести удостаивались только некоторые императоры и члены их семей после смерти и «освящения» или же причисления их к числу божеств сенатом.

Британник, уже девятилетний мальчик, не радовался новому своему брату. Ребенок ясно видел, к чему может привести это усыновление. Сын Мессалины, однако, был беззащитен. Единственное, что ему оставалось, это игнорировать сам факт. Поэтому он приветствовал Нерона, называя его настоящим именем и фамилией:

– Здравствуй, Луций Домиций!

Тот сразу пожаловался на это приемному отцу. В своем окружении (разумеется, по инициативе матери) он толковал, что-де неизвестно еще, чей сын Британник на самом деле.

Возможно, после того как раскрылись похождения Мессалины, подобные сомнения возникали и у самого Клавдия. Можно также предположить, что он перенес на ребенка неприязнь, которую испытывал к его матери. Только это оправдывает и делает понятным столь решительное предпочтение, которое он оказывал пасынку.

Британника покинули почти все. Даже слуги и рабы демонстрировали свое пренебрежение к мальчику, над которым нависла зловещая тень гибели. Необходимо признать, что Агриппина стремилась сохранить видимость приличия и проявляла к нему деланную нежность.

Однако в это время своим вниманием начали дарить Британника некоторые влиятельные персоны, что, разумеется, объяснялось не жалостью к ребенку, но страхом перед далеко идущими планами императрицы. Покровительствовал Британнику даже убийца его матери, Нарцисс, все еще могущественный. Только его заботой и можно было объяснить, что в окружении Британника остался его ровесник Тит, сын сенатора Флавия Веспасиана.

Мальчики вместе играли и учились под руководством одних и тех же педагогов. Отец Тита прекрасно ориентировался в создавшемся положении, тем не менее настолько верил во влияние своего друга Нарцисса, что не забрал сына из царствующего дома. Он понимал, что идет на риск, но, с другой стороны, в глубине души лелеял мысль о том, что вопреки всему Британник в будущем станет императором и перед Гитом, другом его младенческих лет, откроются блестящие перспективы!

Флавий Веспасиан

Чрезмерным честолюбием этот человек не страдал. Однако если уж однажды он вступил на путь политической карьеры, то не видел ни повода, ни причины устраниться – тем более что это отвечало планам его семьи. В доме Флавиев не стояли бюсты славных предков. Прадед, как говорят, был выходцем из-за Пада[12]12
  Ныне река По.


[Закрыть]; он посредничал в найме сезонных сельских работников, которые ежегодно, в период полевых работ, прибывали из перенаселенных районов Умбрии в край сабинян, который, хотя и был гористым, однако, по причине близости к Риму, зажиточным. Особенно славилась долина, в которой находился город Реата. Предприимчивый наемщик подыскал себе здесь жену и зажил семьей как степенный горожанин. Его сын, Петрон, командовал легионерами в гражданской войне между Цезарем и Помпеем на стороне последнего, однако получил от победившего Цезаря прощение. С тех пор он занимался ссудными делами. Богатство семьи увеличил сын Петрона Сабин; он был сборщиком налогов в провинциях Азии, позднее же давал деньги под проценты в стране гельветов.

Располагая огромным богатством, собранным тремя поколениями наемщиков, мытарей и ростовщиков, два Сабиновых сына уже могли помышлять о политическом поприще. Старший из них, названный, как и отец, Сабином, быстро дослужился до высоких должностей, зато младший, Флавий Веспасиан, вовсе не мечтал о славе и блеске. Ему больше по душе была тихая сельская жизнь. Он воспитывался у бабки в селении около приморского города Этрурии – Коса. Флавий привязался к этой местности и всю жизнь возвращался туда, едва только представлялась возможность. Он не позволил ничего перестраивать и изменять в доме, с которым были связаны детские, дорогие его сердцу воспоминания. Сохранил он память и о своей бабке. До конца жизни в дни праздников он пользовался серебряным кубком, который принадлежал ей.

Однако честолюбивая мать сумела склонить Веспасиана к тому, чтобы он пошел по следам брата и занялся политикой. В итоге любитель сельского уединения начал добиваться должностей и с тех пор старательно шел в гору. Был военачальником, позднее, при Тиберии и Калигуле, поочередно квестором, эдилом, претором.

Именно тогда Веспасиан полюбил девушку по имени Ценида. Жениться на ней, всего лишь вольноотпущеннице, он не мог. Ее прежней госпожой была Антония, та самая, которая предоставила свободу также Феликсу и Палланту, бабка Калигулы и мать Клавдия. Через Цениду Веспасиан познакомился и с другими людьми, связанными с домом Антонии, особенно же с вольноотпущенниками. Дружеские отношения возникли у него и с Нарциссом. Разумеется, все это тогда особого значения не имело. Ибо кто при Тиберии считался с Антонией, женщиной на склоне лет? А кто при Калигуле всерьез принимал Клавдия, посмешище всего двора?

В конце 39 года Веспасиан женился на Домицилле, в результате этого брака родился его первенец – Тит. Роман с Ценидой оборвался, но дружба с Нарциссом крепла. Она принесла свои результаты тотчас по приходе Клавдия к власти, когда началось правление вольноотпущенников. Нарцисс выхлопотал Веспасиану высокую воинскую должность – легата, или командира легиона, носящего имя «legio II Augusta».

Легион в это время дислоцировался на берегах Рейна в городке Аргенторат, нынешнем Страсбурге. Как видно по названию, сформировал его сам Август. Сначала легион находился в Испании, но в 9 году после поражения римских войск в Германии его перебросили на Рейн. Вместе с другими легионами его использовали для несения сторожевой службы на великой пограничной реке.

Вскоре после того, как Веспасиан принял командование легионом, ему выпал шанс прославиться. В 43 году император и его советники решили завоевать Британию. Выполнение этой задачи поручили четырем легионам: трем на Рейне и одному на Дунае. В их числе оказался и «legio II Augusta».

Необходим ли был захват острова? Полвека назад, еще при Августе, взвешивалась целесообразность захвата Британии. Тогда восторжествовала следующая точка зрения на эту проблему:

Цезарь дважды высаживался на остров, но ничего существенного не добился. В глубь территории он не пошел. Случилось так потому, что в Галлии в это время назревал мятеж, вдобавок из-за морского прилива погибло много судов. Теперь некоторые из вождей британских племен, дружески к нам настроенных, шлют посланников и оказывают нам различные услуги. Они открыли для наших торговцев почти весь остров. Бритты поставляют нам главным образом стеклянные сосуды, цепочки, украшения из слоновой кости для сбруи и другие предметы, не представляющие большой ценности. Ввозная и вывозная пошлины очень низки. Если бы мы захотели захватить остров, потребовалось бы постоянно держать там по крайней мере один легион и большое количество конницы. Подати от этих земель целиком ушли бы на расходы по содержанию гарнизонов, с другой стороны, сократились бы поступления от таможенных пошлин. Отсюда следует, что для блага империи захват Британии не нужен. Ее жители нам не опасны, остров в случае его присоединения не обогатит государство.

Верные этой позиции. Август и Тиберий оставили Британию в покое. Калигула хотя и планировал вторжение, однако всерьез его планы никто не принимал. Почему же Клавдий изменил традиционной политике империи на третьем году своего царствования?

Для этого были разные причины.

Среди племен, населяющих Британию, начались стычки. В некоторых землях право голоса обрели люди, враждебные римлянам. Наряду с этим римские торговцы утверждали, что остров не так беден, как это считалось ранее. Там вызревает недурной урожай, нет недостатка в стадах, добычу полезных ископаемых можно увеличить. Не последнюю роль сыграли и внутриримские отношения. В 42 году вспыхнул мятеж Скрибониана, наместника Далмации. И хотя солдаты не пошли за этим полководцем и мятеж без труда был подавлен, в окружении Клавдия родились опасения, что другие армии могут пойти на поводу у мятежников. Решено было представить войскам императора, убедить их в том, что он – выдающийся полководец. При случае предполагалось и произвести перемещения в крупнейших сосредоточениях легионов, в частности направить в Британию некоторые части, долгое время пребывавшие на Рейне и Дунае.

Назначенные для похода легионы не были в восторге от переброски их на остров и войны в незнакомой местности. В крупном военном лагере около нынешней Булони вспыхнули волнения. Успокоить солдат император повелел Нарциссу. Сенаторы в любую минуту готовы были пасть перед ним на колени, но легионеры встретили вольноотпущенника бранью и насмешками. Стремясь выказать еще большее свое презрение к нему, они тотчас же беспрекословно повиновались приказам возглавившего поход Авла Плавтия.

Римская армия высадилась на восточной оконечности острова. Ожесточенные бои с британцами, которыми предводительствовали вожди племен Каратак и Тогодумн, завязались на территории нынешнего Кента. Великолепно проявил себя там Флавий Веспасиан. Позже сражение произошло и у переправ на нижней Темзе.

Тогда-то прибыл в Британию и сам император. Он привел своих преторианцев, с ним также прибыли слоны. Римляне продвигались вперед, не встречая сопротивления. Они захватили центр непокорной земли – Камулодун (нынешний Кольчестер), которому суждено было стать столицей новой провинции. Клавдий принял здесь присягу на верность вождей местных племен.

Император пробыл на острове лишь шестнадцать дней. Он возвратился в Рим, чтобы отпраздновать триумф, военачальники, однако, остались в Британии, ведя незначительные бои. Веспасиан, командовавший на южном участке, прославился захватом острова Вектис (ныне Уайт).

Плавт и Веспасиан покинули Британию только через пять лет, в 47 году. Оставшиеся легионы под водительством их преемников постепенно подчиняли племена бриттов римскому владычеству.

Живя в столице, Веспасиан не был лишь равнодушным наблюдателем всех драматических событий при дворе. Он видел полновластие и смерть Мессалины, соперничество трех женщин, стремящихся женить на себе императора, победу и месть Агриппины, усыновление Клавдием ее сына. Как друг Нарцисса и отец мальчика, воспитывавшегося вместе с Британником, Веспасиан был кровно заинтересован в исходе многих дел. С особым беспокойством следил он за растущим влиянием Агриппины.

Он опасался этого еще и потому, что она была несравненно расчетливей Мессалины. Тою владели чувства, зато Агриппиной – жажда власти. Не спесь и разврат, но суровая мораль задавала теперь тон при императорском дворе, по крайней мере такова была видимость. Но постоянные, доверительные контакты властительницы с Паллантом заставляли многих подозревать, что она готова стать любовницей даже вольноотпущенника, только бы добиться своей далеко идущей цели.

Агриппина, Нерон и подданные

Императрица не скрывала страстного своего стремления к титулам, блеску и славе. Почти одновременно с усыновлением ее отпрыска Клавдием она получила от сената почетный титул Августы. В том же самом 50 году бывших солдат начали направлять колонистами в город, в котором она тридцать пять лет назад родилась. Теперь этому городу присвоили название Colonia Claudia Augusta Agrippina. Это нынешний Кёльн на Рейне. До той поры он назывался Oppidum Ubiorum – Город убиев, ибо находился на землях, где жило это небольшое германское племя. Во времена Августа, а равно и Тиберия, это была главная опорная база в борьбе против германцев. Здесь размещались целых два легиона, а кроме того, располагалась и штаб-квартира командующего армией на Рейне. Несколько лет им был Германик, отец Агриппины, она родилась в этом северном гарнизонном городе, в варварской стране, потому что ее мать всюду сопровождала мужа.

Посылки колонистов в этот город и присвоение ему имени императрицы приписывали тщеславию Агриппины. Однако в принятии такого решения сыграли роль и другие, более существенные факторы. Граница на Рейне была неспокойной, то и дело в Германии происходили тревожные события.

Грабительское нападение готов, одного из германских племен, на пограничные территории теперь было легко отражено. Зато развитие событий в государстве царя Ванния вызывало серьезную тревогу. Этот царь управлял квадами на землях нынешней Словакии. Тридцать лет он был верным и преданным союзником римлян, что обеспечивало мир не только на среднем Дунае, но также и среди народов Северной Германии. Но теперь против Ванния выступила часть аристократии квадов, возглавляемая двумя его племянниками. Восставшим оказали помощь два могущественных народа, соседствующих с квадами на севере, – гермундуры и лугии. Обе стороны ходатайствовали перед римлянами о заступничестве. Император предусмотрительно не стал поддерживать ни одну из сторон, но распорядился усилить римские гарнизоны на Дунае.

В создавшейся ситуации образование колонии ветеранов на Рейне, названной именем императрицы, имело особый смысл: надежная охрана поставлена у границ империи в Центральной Европе.

Вскоре после этого Ванний, побежденный врагами, попросил убежища в римских владениях. Клавдий великодушно позволил ему поселиться вместе с приверженцами в провинции Паннония. Быстро обнаружилось, что победители хотели лишь занять место долголетнего властителя и у них нет никаких враждебных намерений относительно Рима. Наоборот, они угодливо старались заслужить полное к себе доверие.

Итак, хотя это был первый в истории империи случай поименования города в честь императрицы, Агриппина со всей вескостью могла утверждать, что Colonia Agrippina была образована в силу политических соображений. Однако в следующем году она позволила себе такое, что свидетельствовало только о ее спеси и тщеславии.

Никогда еще с тех пор, как Рим стал Римом, не случалось женщине оказаться на трибуне, принимая почести от побежденного военачальника. Толпы жителей столицы, собравшиеся на лугу возле казарм преторианцев, взирали на эту сцену с возмущением. Необходимо, однако, признать, что это было впечатляющее зрелище.

Плотные шеренги преторианцев сияют серебром доспехов и оружия; впереди на одной трибуне император в окружении сановников, на другой – Агриппина; к ним шествуют длинными колоннами войска побежденного вождя. Далее его братья, дочь, жена; все они стенают и молят о сострадании; замыкает процессию сам Каратак. Тот, который девять лет оказывал сопротивление римским легионам, оставленный всеми, теснимый во все более недоступные горы Британии. Он держится с достоинством. Остановившись перед императором, безбоязненно говорит:

– …У меня были кони, воины, оружие, власть; нужно ли удивляться, что всего этого я не хотел лишаться? Если вы стремитесь всеми повелевать, то следует ли из этого, что все безропотно согласны стать рабами? Если бы я беспрекословно отдался под твою руку, то и моя участь не обрела бы известности, и ты не обрел бы новой славы победою надо мной. Моя казнь вскоре будет забыта, но если ты оставишь мне жизнь, в веках будут славить твое милосердие!

По приказу императора с Каратака и с его семьи тотчас же сняли цепи. Разумеется, этот великодушный акт не был вызван сердечным порывом Клавдия. Его заранее предусмотрели в программе торжества. Вслед за этим, тоже в соответствии с программой, вождь и его свита приблизились ко второй трибуне, чтобы восславить Агриппину.

Каратаку довелось провести долгие годы в Риме. Прогуливаясь по столице империи, оглядывая ее величественные здания, этот вождь маленького народца с далекого Севера не мог удержаться от восклицания:

– И вы, владея таким богатством, позарились на нашу бедность!..

Он не понимал, что нет столь бедной страны, из которой безжалостный богач не сумел бы выжать толику золота.

Агриппина продемонстрировала как населению соседних городов, так и жителям столицы, что она не только жена императора, но и подлинная властительница. При всем при том, столь падкая на личную славу, она ни на минуту не забывала о самом главном деле – об укреплении позиций сына.

4 марта 51 года Нерон облачился в мужскую тогу и, следовательно, формально сделался совершеннолетним. Ему исполнилось только 14 лет, обычно же этот торжественный акт совершался в семнадцатилетнем возрасте. Однако здесь не существовало никакой четкой возрастной границы, это зависело, в сущности, лишь от воли родителей. Воля же Агриппины направлена была к одному – приблизить день совершеннолетия сына, и неудивительно.

Ритуал подобного обряда был освящен многовековой традицией.

Мальчик клал у алтаря домашних божеств ту тогу, которую до сих пор носил, – обрамленная красочной каймой, она называлась praetexta.

Вместо нее он надевал белую мужскую тогу и вверял в руки заботливых Ларов[13]13
  Лар – дух-хранитель очага.


[Закрыть] буллу – золотой медальон-амулет, висевший у него на шее. В окружении родных и друзей он спускался на Форум и направлялся в государственный архив у подножия Капитолия. Здесь имя его вносили в список римских граждан. Торжественный день завершался пиром. Лица, занимавшие высокое положение, пользовались случаем снискать для новоявленного гражданина благосклонность простого люда, устраивали угощение для бедных и даже игры. Разумеется, Агриппина не забыла об этом, представляя сына жителям столицы. По этому случаю преторианцев оделили дополнительным жалованьем, а простой люд – хлебом. Состоялся также военный парад, в котором участвовал сам Нерон. Игры устроили в Большом цирке. Прибыли оба сына императора: приемный, Нерон – в пурпурно-золотистом одеянии триумфатора, родной же, Британник, – в скромной мальчишеской тоге. Симпатии многотысячной толпы, как обычно в таких случаях, оказались на стороне ущемленного, что лишь осложнило его положение.

Благодеяния хлынули дождем на Нерона. Благодаря приемного отца за доброжелательность, Нерон произнес речь в сенате, преисполненную признательности к отчиму. В кругу сенаторов тотчас же нашлись люди, жаждущие доказать, что и сенат не менее благосклонен к столь замечательному юноше. Был принят указ (разумеется, с одобрения властителя), что Нерон получит должность консула уже в двадцатилетием возрасте, хотя обычно ее доверяли лицам не моложе тридцати трех лет. Безотлагательным решением сената Нерону присвоили звание imperium proconsulare[14]14
  Должность или звание проконсула.


[Закрыть], то есть он отныне был наделен полнотой власти наместника сенатских провинций. Ему также присвоили титул princeps juventutis[15]15
  Эта формулировка означала, что данное лицо числится первым в списке всадников, в императорскую эпоху так именовали и наследника престола.


[Закрыть], или «предводитель молодежи». Он стал членом всех жреческих коллегий.

Теперь оставалось прославить имя Нерона по всей Италии и империи. Следовало показать всем, что император сделал хороший выбор: его приемный сын проявляет заботу о простых людях, интересуется судьбой даже самых отдаленных городов, выступает покровителем, готовым разобраться в их нуждах и проблемах. Проблем же было немало, как в том, так и в последующие годы.

Грандиозный пожар уничтожил Бононию в Северной Италии – Нерон произнес в сенате речь, прося оказать помощь пострадавшим. Помощь была оказана в размере десяти миллионов сестерциев.

Землетрясение разрушило город Апамею в Малой Азии – благодаря ходатайству Нерона население его на пять лет освободили от податей.

Жители острова Родос с помощью Нерона добились самоуправления, которого их лишили несколько лет назад, когда имели место антиримские выступления.

Троянцев, обитателей воспетого Гомером города Илион, Нерон отметил особенным образом. Он произнес в сенате прекрасную речь на греческом языке. Напомнил, что римляне, а также род Юлиев, потомков Энея, происходят из Трои, что к этому-то роду принадлежали Цезарь и Август, а в результате усыновления и Тиберий, по материнской же линии и он сам, Нерон. Выводы приемного сына поддержал Клавдий, увлекавшийся историей. Он огласил некий документ трехсотлетней давности, где сенат признавал, что троянцев и римлян связывает общность крови.

Благодаря столь высокому заступничеству город Приама и Гектора был навсегда освобожден от всех повинностей и податей в пользу государства.