Текст книги "Нерон"

Автор книги: Александр Кравчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Выступление в Неаполе

В 64 году, когда Иосиф Флавий прибыл в Италию, двор часто переезжал к Неаполитанскому заливу. Это было вызвано не только красотой тамошних окрестностей, но и тем, что император решил выступать как певец именно в неаполитанском театре. До той поры он делал это в Риме только частным образом, в своих ватиканских садах во время Ювеналий. У него не хватало духу выйти на столичную сцену актером-певцом. Здесь же он чувствовал себя свободнее, так как в Неаполе и округе жило много греков, которые относились к искусству иначе, нежели римляне.

В неаполитанском театре собрались громадные толпы. Прибыли зрители со всей Кампании. Среди них можно было увидеть и солдат, и профессиональных клакеров. Клакерскую организацию Нерон постепенно улучшал и наконец довел до совершенства. В нее входили пять тысяч прекрасно сложенных юношей, разделенных на три группы. Первая выражала свой восторг завыванием, вторая – аплодируя вогнутыми ладонями, а представители третьей группы хлопали, держа ладони плоско. Главари групп получали по четыреста тысяч сестерциев. Клакеры выделялись искусными прическами и умением великолепно одеваться.

Императорские выступления продолжались несколько дней. Более всего был восхищен сам Нерон. Новое развлечение захватило его до такой степени, что, отлучившись принять для отдыха ванну, он тотчас же возвратился на сцену и, подкрепляясь прямо на глазах зрителей, заверил:

– Если я немного выпью, звонче запою!

Огромную радость Нерону доставили слаженные, одобрительные крики моряков из Александрии. Они прибыли в Путеолы с грузом зерна. Для пущего разнообразия клаки император распорядился на будущее вызвать моряков из самого Египта и в большем количестве.

Даже легкое землетрясение не испугало певца. Он спокойно закончил свою арию. Когда последние зрители покинули театр, здание рухнуло. Император счел это свидетельством особой милости богов и ознаменовал чудесное событие стихами.

Из Неаполя Нерон отбыл в сторону Брундизия. Объявил, что оттуда поплывет в Грецию, чтобы выступить в святынях муз. По его словам, это поощрит соотечественников более увлеченно заниматься искусством. Однако до Брундизия император вообще не доехал. Он задержался в городе Беневенте, откуда происходил его приближенный, любимец Ватиний – сапожник по профессии, а по пристрастию паяц. Нерон почтил здесь своим присутствием великолепные игры гладиаторов, после чего (неведомо по каким причинам) возвратился в Рим.

Здесь он вновь начал подготовку к путешествию, на этот раз в Египет. Появился даже императорский эдикт, в котором он заверял народ, что его отсутствие будет недолгим. Перед столь далекой поездкой Нерон принял решение принести жертвы богам. Для этого он вошел в храм Весты. Когда цезарь поднимался с колен, то зацепился за что-то краем тоги, а вскоре после этого у него началось головокружение. Это его сильно напугало, он расценил случившееся как дурное предзнаменование и тотчас же отказался от своего намерения. Он велел огласить следующее воззвание:

Любовь к родине для меня превыше всех личных стремлений. Я видел печальные лица граждан, слышал тихие сетования: вот, император должен уехать так далеко, нам же тягостны даже краткие его отлучки, ведь мы привыкли в тяжкие минуты черпать бодрость, лицезрея властителя. В частной жизни самое главное – это семья, для меня же в моем сане самое главное – народ римский. Ему я должен повиноваться, если он меня удерживает.

Народ действительно радовался тому, что император отказался от путешествия в Египет, опасаясь, что в его отсутствие меньше будет игр и доставок зерна.

Нерон окунулся в вихрь развлечений. Разнообразные забавы устраивали по всему городу или сам император, или его друзья. Наибольшую славу приобрел прием, который устроил Тигеллин на искусственном Агрипповом озере на Марсовом поле. Посреди озера медленно покачивался огромный плот. Там на пурпурных коврах и мягких подушках возлежали император и его окружение. Плот тянули по озеру лодки, украшенные золотом и слоновой костью, гребцами же были красивые юноши. Вокруг озера расставили постройки, выполнявшие роль публичных домов; в них находились и дамы из высших слоев, и обыкновенные проститутки. Они не отказывали никому из пирующих. Ночью весь парк был освещен, повсюду гремела музыка.

Дабы не упустить ни одного из распутств, Нерон облюбовал себе некоего юного вольноотпущенника по имени Пифагор. Он вступил с ним в брачный союз с соблюдением всех брачных церемоний.

В начале июля, когда жара стала обременительной, императорский двор выехал на море, в Анций.

Пожар

В 64 году Тацит был еще ребенком, ему исполнилось десять лет. Но мальчик в этом возрасте многое уже понимает и помнит. Если даже сам Тацит не был в ту пору в Риме, то наверняка столкнулся с тысячами очевидцев трагической катастрофы, которая обрушилась на город в ту прекрасную лунную ночь с 18 на 19 июля. Поэтому рассказ великого историка, хотя и записан через много лет после этих событий, сохраняет достоинства первоисточника.

Пожар вспыхнул в южной части Большого цирка. Там были лавчонки, забитые легко воспламеняющимися товарами. Ветер разметал пламя, и в мгновение ока все строения были охвачены огнем. Потом пламя перекинулось на жилые дома в нижних кварталах города и на холмах. Пожар быстро и легко распространялся, ибо улицы тогдашнего Рима были крайне узкие и извилистые. Гасить огонь мешали и толпы жителей, которые в панике и ужасе бежали из своих жилищ.

«И нередко случалось, что на оглядывавшихся назад пламя обрушивалось с боков или спереди. Иные пытались спастись в соседних улицах, а когда огонь настигал их и там, они обнаруживали, что места, ранее представлявшиеся им отдаленными, находятся в столь же бедственном состоянии. Под конец, не зная, откуда нужно бежать, куда направляться, люди заполняют пригородные дороги, располагаются на полях; некоторые погибли, лишившись всего имущества и даже дневного пропитания, другие, хотя им и был открыт путь к спасению, – из любви и привязанности к близким, которых они не смогли вырвать из пламени. И никто не решался принять меры предосторожности, чтобы обезопасить свое жилище, вследствие угроз тех, кто запрещал бороться с пожаром; были и такие, которые открыто кидали в еще не тронутые огнем дома горящие факелы, крича, что они выполняют приказ, либо для того, чтобы беспрепятственно грабить, либо и в самом деле послушные чуждой воле»[60]60
  К. Тацит. Сочинения: В 2 т. Т. I. Анналы. Л., 1969. С. 295–296. Пер. А. Бобовича.


[Закрыть].

В Риме со времен Августа существовали сильные и хорошо организованные постоянные отряды пожарной службы, называемые cohortes vigilum, в целом они насчитывали семь тысяч человек. Существовал также гарнизон преторианцев, а также десятки тысяч императорских и частных рабов. Но всего этого оказалось недостаточно для борьбы с могучей стихией, усиленной порывистым ветром. Остановить огонь удалось только на шестой день у подножия Эсквилинского холма, после того, как на громадном пространстве города были уничтожены все постройки. Но на этом несчастья еще не кончились. Пламя, словно затаившееся под пеплом, вспыхивало время от времени с новой силой в различных местах, наиболее угрожающие размеры это приобрело во владениях Тигеллина, между холмами Капитолий и Квиринал; три дня пожар свирепствовал в северных районах города.

Из четырнадцати районов, на которые Август разделил столицу, только три остались нетронутыми; в семи уцелели некоторые здания, четыре же сгорели дотла. На протяжении своей истории Рим уже неоднократно страдал от пожаров, но этот оказался самым страшным. Его можно сравнить только с тем, который за четыреста пятьдесят лет до этого устроили галлы, захватившие город. Тотчас же вспомнили, что и тогда катастрофа наступила 19 июля. Материальные потери не поддавались исчислению. Однако хуже всего (поскольку это было невосстановимо) оказалось то, что жертвой огня стали многие самые ценные памятники римского прошлого, особенно на Форуме; зато Капитолий и часть Палатина вышли из огня почти невредимыми. Столь же болезненной была утрата многих великолепных шедевров искусства, которые украшали частные дома, а также дворцы и храмы.

Нерон не сразу уразумел масштабы катастрофы. Он вернулся в город из Анция только тогда, когда ему сообщили, что огонь охватывает новую часть дворца, которая связывала Палатин с садами на Эсквилине. Император со всей своей энергией взялся за ликвидацию пожара и прежде всего занялся оказанием помощи толпам бездомных и голодных. Он открыл им и свои собственные сады, и все постройки на Марсовом поле. Он приказал также строить повсюду временные жилища. Всего этого было, однако, недостаточно. Тысячи погорельцев заняли склепы у дорог вокруг города. По распоряжению Нерона снизили цены на хлеб, а также завезли продукты из всех близлежащих городов.

Для наблюдения за пожаром и ходом спасательных мер император часто поднимался на башню, находящуюся в бывших садах Мецената на Эсквилинском холме. Среди охваченных отчаянием масс разнесся слух, что император с восхищением взирает оттуда на разбушевавшуюся стихию и декламирует на фоне грозного пламени свою поэму «Взятие Трои». Множество врагов Нерона не только повторяли эти сплетни, но еще и по-разному разукрашивали их. Одни утверждали, что именно Нерон приказал поджечь Рим, чтобы насладиться неповторимым зрелищем. Другие заявляли, что он совершил это из ненависти к роду людскому: матереубийца жаждет ввергнуть в огонь погибели вместе с собой всю столицу. А когда Нерон немедля приступил к восстановлению города, не жалея средств и усилий, тотчас же появилось другое объяснение: цезарь сознательно поджег Рим ради того, чтобы получить возможность на его развалинах возвести новую столицу, согласно своим планам и прихотям.

Эти слухи и сплетни долго ходили по городу. Они могли представлять опасность: ведь с мнением и настроением людей вынужден считаться любой правитель. Необходимо было найти козла отпущения, чтобы отвлечь внимание масс.

Христиане

Все, что нам известно о преследовании христиан во времена Нерона, содержится в записи Тацита, сделанной им полвека спустя: «Но ни средствами человеческими, ни щедротами принцепса, ни обращением за содействием к божествам невозможно было пресечь бесчестящую его молву, что пожар был устроен по его приказанию. И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время, это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты, ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады; тогда же он дал представление в цирке, во время которого сидел среди толпы в одежде возничего или правил упряжкой, участвуя в состязании колесниц. И хотя на христианах лежала вина и они заслуживали суровой кары, все же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их истребляют не в видах общественной пользы, а вследствие кровожадности одного Нерона»[61]61
  К. Тацит. Сочинения: В 2 т. Т. I. Анналы. Л., 1969. С. 295–296. Пер. А. Бобовича.


[Закрыть].

Светоний писал свою «Жизнь двенадцати цезарей» через полтора десятка лет после Тацита. Перечисляя заслуги Нерона, наводившего порядок в городе, он произносит на одном дыхании: «Многие строгости и ограничения были при нем восстановлены, многие введены впервые: ограничена роскошь; всенародные угощения заменены раздачей закусок, в харчевнях запрещено продавать вареную пищу, кроме овощей и зелени, – а раньше там торговали любыми кушаньями; наказаны христиане, приверженцы нового и зловредного суеверия; запрещены забавы колесничных возниц, которым давний обычай позволял бродить повсюду, для потехи обманывая и грабя прохожих; отправлены в ссылку мимы со всеми своими сторонниками»[62]62
  Г. Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1964. С. 154. Пер. М. Гаспарова.


[Закрыть].

Все позднейшие упоминания в античной литературе о христианах – это всего лишь эхо описания, сделанного Тацитом. Каждого, прочитавшего его, должна поразить решительная неприязнь, с какой этот великий историк относился к последователям Христа. Это был человек, в принципе отвергающий насилия и жестокости, но, несмотря на это, он считает, что христиане заслуживают наказания, осуждая лишь слишком суровые пытки. Чем объяснить такую его позицию?

Ряды тогдашних христиан пополнялись из самых низших социальных слоев, в Италии же – главным образом из людей восточного происхождения. Уже это должно было вызывать подозрительность родовитых римлян, особенно состоятельных. Свои обряды христиане держали в секрете, что порождало множество недоразумений и фантастических слухов. Знали также, что они ожидают близкого конца света и прихода царя, который подвергнет вечным мукам все человечество, за исключением горстки избранных. А кем будут эти избранные? Те, кто презирает все, что составляет радость и прелесть жизни: любовь, забавы, игры, науку и искусство, даже родную землю. Все это перед лицом Судного дня для христиан не имело никакого значения, более того, считалось дурным, вредным, греховным.

Фанатизм и примитивность подобных взглядов должны были ужасать каждого образованного и приверженного великим духовным достижениям человека. Христианство в своем первородном виде представлялось угрозой для всей цивилизации.

В течение второго века, уже после эпохи Тацита и Светония, в этом религиозном движении стали происходить постепенные перемены. Конец света и царство Мессии не наступали. Пламенная вера и жесткость в убеждениях первых поколений должны были уступить требованиям жизни. Необходимо было примириться с обществом и культурой, приспособить идеалы царства небесного к условиям земного существования. Эти перемены, столь чреватые результатами, совершались постепенно. В первом веке нашей эры, во времена Нерона, никто еще не мог предвидеть, что горстка простаков и фанатиков положит начало движению, которому суждено передать сокровища античной мысли варварским народам новой Европы.

Старохристианская традиция утверждает, что жертвами преследований при Нероне пали в Риме также и два апостола: Петр и Павел. Тело первого было похоронено на Ватиканском холме, при Via Cornelia. Как уже говорилось, на этом месте в IV веке император Константин построил базилику, которая в свою очередь во времена Возрождения уступила место великолепному собору, стоящему и поныне. Действительно ли традиция соответствует истине и в подземельях собора находится могила апостола Петра, решить трудно. Последние раскопки не подтвердили, но и не опровергли этот факт. Могила с останками относится ко второму веку.

В конце того же века, то есть примерно через сто двадцать лет после преследований Нерона, на греческом языке появился трактат под названием «Деяния Петра». Это повествование о судьбе и смерти апостола, не имеющее, однако, ничего общего с историей. Автор не стеснял свою фантазию, желая создать вещь действенную, поражающую воображение читателя.

Поэтому-то уже в средние века христиане не признали это произведение подлинным и не включили в канонические тексты Нового завета. Однако оно заслуживает внимания, так как отражает взгляды христиан той эпохи, а также их точку зрения на преследования; кроме того, это источник некоторых легенд, позже хорошо известных.

Рассказ о причинах поимки и о смерти апостола – вот тема этого сочинения, в котором наивность переплетается с серьезностью замысла.

Петр пребывал в Риме, где радовался вместе с братьями неустанно, благодаря Господа за то множество людей, которые ежедневно присоединялись к ним, влекомые благодатью. Обратились в веру также четыре наложницы префекта Агриппы; их вернула на праведный путь проповедь апостола о целомудрии. Они решили, что отныне ни одна из них не приблизится к Агриппе. Тот не знал, что предпринять, так как очень их любил. Агриппа направил своих людей, чтобы они проследили, куда ходят наложницы. Когда они однажды вернулись домой, он сказал:

– Это тот христианин подговорил вас, чтобы вы не жили со мной. Так знайте же, я и вас уничтожу, и его живым предам огню!

Была также некая римлянка необычайной красоты, Ксантиппа, жена Альбина, друга императора. И она с тех пор, как услышала слова Петра, не хотела делить ложе с мужем. Альбин, пылая страстью, разъяренный как зверь, хотел схватить Петра, догадавшись, что тот во всем повинен. Точно так же отделились от своих мужей и многие женщины и некоторые мужчины покинули жен, ибо жаждали служить Петру в чистоте. В Риме из-за этого начались серьезные волнения. Альбин сговорился с Агриппой о совместных действиях, но их беседу подслушала Ксантиппа. Она посоветовала Петру немедленно покинуть столицу. К этому склоняли его и другие единоверцы. Петр противился, вопрошая:

– Я должен уходить, братья?

Они же отвечали:

– Ты должен уйти отсюда, чтобы служить Господу где-то в других местах.

Петр наконец покинул город. Но за городскими вратами встретил Господа, направлявшегося в Рим. Он спросил его:

– Куда идешь, Господи?

И услышал в ответ:

– Иду в Рим, дабы меня распяли.

И сказал Петр:

– Как же это так. Господи, ты еще раз будешь умирать на кресте?

– Да, Петр, еще раз…

Тогда Петр вернулся. Вскоре его схватили солдаты Агриппы, который приговорил апостола к смерти, повелев распять на кресте.

Ареной мук первых христиан был ватиканский парк Нерона и расположенный там цирк. Может показаться сомнительным, что тело галилейского рыбака действительно покоится под великолепным куполом громадной базилики: несомненно, однако, что она стоит неподалеку от того места, где двадцать столетий назад единоверцы Петра пылали как живые факелы.

Преследования при Нероне носили единовременный характер и ограничивались столицей. Впрочем, и при более поздних властителях преследования, охватывавшие всю империю целиком, были чем-то исключительным, обычно они имели место только в самом Риме или в некоторых провинциях.

Восстановление столицы

К восстановлению города Нерон приступил тотчас же после того, как был потушен пожар. Это были работы, проводившиеся по плану и в огромных масштабах. Рим наконец-то должен был приобрести очертания столицы мира и эпохи Нерона.

Была намечена равномерная сеть широких улиц и площадей. Указана максимальная высота домов. Часть каждой парцеллы должна была оставаться незастроенной. Император на собственные средства очищал строительные площадки и возводил портики, которые согласно новым распоряжениям должны были украшать каждый дом со стороны улицы. Он также выплачивал денежную награду тем владельцам домов, которые в установленный срок заканчивали строительство по новому плану. Организация работ была великолепной. Так, например, при уборке щебня использовали корабли, которые поднимались к самому Риму по Тибру, доставляя зерно; они спускались вниз, загруженные щебнем, и ссыпали его в приморские болота.

Серьезной заботой императора и главных архитекторов стало предохранение города от будущих пожаров. Уже сама ширина улиц и портики перед домами должны были помешать быстрому распространению огня. Но предусматривались и другие средства защиты. Верхние части зданий полагалось возводить без балок, зато из огнеупорного камня. Запрещали также строить общие стены между домами. Противопожарные орудия у каждого домовладельца должны были находиться на видном, доступном месте. Ограничили отвод воды из акведуков в частные дома, сделали это для того, чтобы ее всегда было достаточно в больших резервуарах возле выходных отверстий водопроводов, размещенных по всему городу.

Восстанавливая столицу во всей красе, Нерон позаботился также об удобствах ее жителей. Уже четыре года назад, в шестидесятом, он возвел на Марсовом поле здание для спортивных упражнений по греческому образцу, то есть гимнасий, который сгорел еще в 62 году. Ныне на его месте император построил большие бани, или, как говорили римляне, термы.

Первые термы в Риме были построены Агриппой во времена императора Августа. Они примыкали к сооруженному тем же Агриппой храму на Марсовом поле, называемому Пантеон, который существует и поныне. Термы Агриппы стали излюбленным местом встречи и развлечений римского люда. Там имелись залы для холодных и горячих душей, для гимнастических упражнений и для игры в мяч.

Термы Нерона тоже находились на Марсовом поле. Постройки образовали огромный прямоугольник со сторонами протяженностью 190 на 120 метров. Они тянулись от Пантеона до того амфитеатра, который Нерон возвел в самом начале своего правления, в 57 году. Позже на месте этого амфитеатра император Домициан построил огромный стадион; его очертания точно сохраняет нынешняя Пьяцца Навона, одна из красивейших площадей Рима.

Новые бани своим величием и великолепием оснащения затмили термы Агриппы. Громадные залы были украшены мрамором, мозаиками, рельефами. Даже враги Нерона вынуждены были признать, что это впечатляющее сооружение. Позже говорили:

– Было ли что-либо худшее, нежели Нерон? Существует ли нечто более прекрасное, чем его термы?

Бани перестроили в начале III века; руины их сохранялись долго, вплоть до XVI века.

Однако больше всего страсти и энергии император тратил на восстановление дворца. Теперь он занимал огромное пространство, простершись на пять холмов в самом городе. То были холмы Палатин, Велия, Оппий, Целий и часть Эсквилина. Словом, дворец замыкал центр столицы с южной стороны. Разумеется, это не было единое строение, но комплекс зданий, свободно разбросанных среди обширных парков и садов. Античные писатели просто не находят слов для описания всего великолепия этого дворца, который носил гордое название Domus Aurea – Золотой дом.

Главный вход располагался на Forum Romanum. К нему вела часть Священной дороги. Для придания ей монументального характера Нерон распорядился построить по обе ее стороны большие арки. Перед самым вестибюлем дворца высилась огромная статуя императора, отлитая в бронзе, высотой около тридцати пяти метров. Через вестибюль входили в просторный дворцовый атрий, который занимал весь холм Велия. В долине за атрием и холмом простиралось искусственное озеро; оно занимало как раз то место, где позже появился амфитеатр императоров и династии Флавиев, обычно именуемый Колизеем. Между отдельными частями Неронова дворца тянулись длинные портики – перекрытия, поддерживаемые рядами колонн. Некоторые из этих портиков имели по три ряда колонн, а в длину целую римскую милю, то есть около полутора километров. Тот, кто прогуливался по этим портикам, через каждые полтора десятка шагов как бы переносился во все новые края. Здесь ему улыбались яркие цветы тщательно ухоженного сада, там же манила к отдохновению сень рощ и зелень пастбищ; по парку свободно разгуливали прирученные звери.

Самые красивые дворцовые палаты и залы находились на Оппиевом холме, если смотреть прямо на юг.

Там размещались залы, украшенные золотом, серебром, жемчужными раковинами, не говоря уже об изысканных росписях и замечательных античных скульптурах греческих мастеров; шедевры свозились со всего Востока. Потолки некоторых залов были отделаны плиткой из слоновой кости. Во время пиршеств через приоткрывавшиеся створы потолка медленно спускались лепестки душистых цветов либо ниспадали мелкие капли ароматной воды. Один из центральных пиршественных залов был круглой формы. Его купол вращался день и ночь, отражая движение небосвода.

Дворец строился долго, несколько лет. Когда строительство подходило к концу, Нерон с удовольствием изрек: «Наконец я смогу жить как человек!»

Однако жители Рима смотрели на этот Domus Aurea по-другому. Они видели в нем памятник тиранства и чванливости, возведенный за счет населения всей империи. Комплекс дворцовых построек перерезал город пополам, затруднял сообщение, поглотил лучшие жилые районы. Появились полные возмущения стихи и надписи, вроде таких: «Римляне, переселяйтесь из столицы! Весь город – это дом только для одного человека!»

Поэтому через несколько лет после смерти Нерона император Веспасиан, первый из династии Флавиев, открыл для нормального движения часть дворца около Велии. Он и его преемники осушили искусственное озеро и возвели на этом месте упомянутый уже амфитеатр, массивные стены которого стоят и поныне. Сотни шедевров искусства, собранных Нероном в Золотом доме, Веспасиан перенес в храмы. В 80 году в царствование Тита пожар уничтожил палатинскую часть Неронова дворца; Домициан, брат и преемник Тита, построил на этом месте новую резиденцию. Четверть века спустя, при Траяне, жертвой огня стал прекраснейший комплекс Золотого дома – залы на Оппиевом холме. Уцелели лишь нижние комнаты. Траян приказал засыпать их щебнем и замуровать, а на этом месте возвел огромные термы.

Во времена раннего Возрождения засыпанный Траяном нижний этаж Золотого дома был снова открыт. Росписи его прекрасно сохранились. Эти залы посещали многие путешественники, среди них и ученики Рафаэля. В 1811 году открыли и другие его помещения.

Из всех частей дворца Нерона дольше всех сохранялся вестибюль. Разрушил его только император Адриан в 121 году, чтобы на старом фундаменте возвести храм Ромы и Венеры.

Громадный памятник Нерону простоял до начала средневековья, на протяжении веков претерпевая постоянные изменения. Веспасиан распорядился снять голову Нерона и водрузить на ее место голову Бога Солнца. Адриан передвинул этот колосс на несколько десятков шагов, чтобы очистить место для вновь возводимого храма. Император Коммод, царствовавший в конце II века, сделал из памятника свое подобие, но сразу же после его смерти статуе вернули голову Бога Солнца. Колосс рухнул и был переплавлен в средние века. Название его перешло на соседний амфитеатр Флавиев, отсюда и его известное современное наименование – Колизей.

Восстановление Рима и постройка великолепного дворца были в ту пору не единственными начинаниями Нерона. Он принял решение прорыть канал от залива у Путеол вплоть до Остии. Протяженность канала должна была составлять свыше 160 миль, то есть более 230 километров, а ширина такой, что суда при встрече могли бы свободно разминуться. Наметили прокладку канала прямо через горы, болота, низины. Его строительство имело свое обоснование и не было простой причудой властителя. Речь шла о том, чтобы облегчить доставку зерна из Путеол в Рим, сделать ее независимой от капризов моря, времени года, опасностей прибрежного судоходства. Для рытья канала пригнали узников со всей империи; император принял решение в будущем всех преступников приговаривать к принудительным работам.

Но по мере того, как развертывались эти колоссальные строительные работы, все острее становилась проблема их финансирования. Оказалось, что и труд арестантов – не дармовой, так как им требуется еда, инструмент, нужны охранники. Обычных налоговых поступлений из провинций не хватало. Бюджетное равновесие империи всегда было неустойчивым, ибо приходилось содержать огромную армию. Сейчас накладными для государственной казны оказались и расточительность императора в личной жизни, и его строительная мания.

Подлинную ценность денег Нерон никогда не представлял, ибо никогда не испытывал нужды. Расточительность даже сделалась его девизом:

– Только гнусные скупцы считают, сколько они потратили. Щедрые и истинно благородные люди – это те, которые все проматывают и тратят. Славлю и восхищаюсь моим дядей Калигулой прежде всего потому, что за такое короткое время он сумел пустить на ветер громадные богатства, накопленные до него Тиберием.

Надо признать, однако, что под давлением необходимости Нерон проявил достойную восхищения находчивость и предусмотрительность в изыскании источников дохода. Он издал множество указов, которые позволяли завладеть частным капиталом везде, где это было возможно.

Вошло в обычай и стало законом, что вольноотпущенники оставляли своим господам по завещанию половину накопленного богатства. Нерон ввел дополнительное постановление: если вольноотпущенник без всяких оснований носит фамилию семьи, состоящей в родственных связях с семьей императора, он обязан завещать императору пять шестых своего состояния. На практике это давало государственной казне возможность предъявлять иск вольноотпущенникам, носящим фамилии: Юлий, Домиций, Клавдий, Октавий, а именно они и были самыми распространенными!

Еще более широкое применение мог получить другой закон: в собственность казны переходят целиком богатства лиц, которые в своих завещаниях проявили неблагодарность к императору; подлежал наказанию даже юрист, который участвовал в составлении подобного завещания. Иными словами, этот закон означал, что каждый состоятельный человек, если он намеревается что-то завещать семье, должен оставить императору по крайней мере половину своего богатства, иначе тот захватит все!

Нерон не останавливался даже перед действиями, которые приносили только временную и ничтожную прибыль. Так, он запретил носить одежду пурпурных и аметистовых цветов. Затем подкупил торговца, и тот в базарный день продал небольшое количество такой материи. Воспользовавшись этим, императорские сборщики налогов тотчас захватили все торговые склады. Точно так же лишили состояния женщину, которая появилась в театре (а выступал тогда именно Нерон) в пурпурном платье! Император, не прекращая пения, пальцем указал на нее своим людям.

Но самым ярким свидетельством финансовых затруднений Нерона была обширная монетная реформа, проведенная в конце 64 или в 65 году. Со времен Августа золотая монета, называемая aureus, весила 1/40 римского фунта, серебряная же, денарий, 1/90. Нерон снизил вес первой из них до 1/45, второй же до 1/96 фунта. Снижение веса было незначительным, почти незаметным, зато казне это немедленно дало громадную прибыль. Эта новая монетная система просуществовала долго, вплоть до начала III века.

64 год был богат событиями. Когда в конце его на небе появилась огненная комета – уже вторично в правление Нерона, – воцарилось всеобщее беспокойство. Какие катастрофы она предвещает? Голод, войну, эпидемию или смерть властителя?