Текст книги "Атеизм и другие работы"
Автор книги: Александр Кожев
Жанры:
Прочая религиозная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)
Декарт и Будда
Печатается по копии с написанного по – русски манускрипта 1920 года, хранящегося в личном архиве А. Кожева в Париже и любезно предоставленного составителю вдовой А. Кожева Н. В. Ивановой. Публикуется впервые
В этот день я очень поздно работал: было уже около пяти, когда я решил наконец отдохнуть. Я работал в библиотеке. В комнате было совсем темно, и лампа, стоявшая на столе, освещала лишь небольшое пространство стены, на которой висел портрет Декарта, и самый стол, заваленный книгами и бумагой, на углу которого стояла небольшая, резко выделяющаяся на темном фоне статуэтка Будды. Все же остальное было погружено в тень, и можно было скорее предполагать, чем видеть длинные ряды полок с книгами. Я сильно устал, и мною понемногу овладело то странное, таинственное настроение, которое всегда царствует там, где собрано очень много книг. Я сидел, откинувшись на спинку кресла, и думал о написанном, о двух культурах, о Востоке и Западе, причем взор мой все время покоился на двух единственных освещенных предметах комнаты, – портрете и статуэтке. Не знаю, долго ли я так сидел; мне кажется, что я даже задремал; вдруг что‑то заставило меня встрепенуться. Я не сразу мог сообразить в чем дело, но вскоре увидел, что и с портретом и с Буддой происходило что‑то особенное, из ряда вон выходящее, что и заставило меня обратить на них внимание. Лицо Декарта на портрете как бы оживилось, приобрело выпуклые формы, и мне показалось, что губы его шевелились. То же изменение произошло со статуэткой. Бронза перестала блестеть и приняла цвет загорелого тела, похожего на старую слоновую кость, а в пустых глазах фигурки появилось человеческое выражение. Будда оживился и смотрел на Декарта с неуловимым выражением насмешки на лице. Я стал прислушиваться и скоро уловил их разговор. По– видимому, они беседовали уже довольно долго, так как в первых словах, которые я услышал, – в словах Декарта – сквозило уже раздражение.
– Позвольте, – говорил он, – так мы никогда не договоримся. Нам надо найти какую‑либо аксиому, наподобие геометрической, одинаково приемлемую для меня и для вас, исходя из которой мы могли бы построить философскую систему, конечные выводы которой должны быть обязательны для каждого, поскольку они логически выведены из этой аксиомы. Такой аксиомой, по – моему, может служить утверждение, по которому из того, что я думаю, следует то, что я существую, – Cogito, ergo sum. Я высказывал это утверждение еще очень давно, тогда, когда я был еще живым человеком, а не висел, в виде украшения, в чужих библиотеках, и до сих пор еще никому не приходило в голову его опровергнуть. Я надеюсь, что и вы, наконец, в этом со мной согласитесь.
– Нет, почему же? Хотя я и имел удовольствие услышать это положение лишь после того, как стал путешествовать по всему миру в виде бронзовых статуэток, но все же могу кое‑что на него возразить. Вы говорите: «Я думаю, следовательно, я существую». Следовательно, думать и существовать, по – вашему, одно и то же или по крайней мере всякая мысль является синонимом существования, т. к. я не могу думать, что вы полагаете, будто всякое существование влечет за собой и мышление. Не так ли?
– Совершенно верно. Возможность процесса мышления сама по себе доказывает наличность реального существования. По – моему, это достаточно ясно.
– Возможно, но я продолжаю. Процесс мышления обуславливает бытие, следовательно, мысль, как таковая, есть бытие, реальность. Всякое же существующее есть тоже реальность, тоже бытие. Таким образом, в вашем утверждении вы высказываете только то, что наличность известной реальности обуславливает бытие. С этим, конечно, нельзя огласиться, но большой вопрос, можно ли делать да этого те выводы, которые делаете вы. Вы пытаетесь доказать реальность своего Я, как мыслящей единицы, исходя из положения: есть реальность бытие. Следовательно, утверждение «Cogito ergo sum» не есть аксиома, а само нуждается в этой пред досылке.
– Допустим, что так. Но ведь вы не можете утверждать, что мышление есть небытие. Бытие, как противоположность небытию, есть реальность и всякое не бытие есть не реальность, т. е. следовательно, существует. Но если мы вообще можем говорить о мысли, то мы тем самым признаем и существование а следовательно, и бытие, и реальность.
– Это еще вопрос. Все ваше миропонимание покоится на предположении, по которому всякое бытие есть реальность, а всякое не бытие не реально не существует и, следовательно, не принимается в расчет. Но, с другой стороны, самое понятие бытия может ли быть понято иначе, чем как понятие, противоположное понятию небытия?
Конечно нет. Понятие существования воз. можно лишь как антитеза несуществованию, реальность – нереальности, бытие – небытию. Но я не понимаю, что вы хотите этим сказать.
Сейчас увидите. По – вашему, мышление обуславливает бытие, следовательно, и продукт мышления есть бытие, реальность, есть продукт мысли Если мы признаем однородность мыслительного Процесса, то мы можем сказать, что всякая мысль как таковая, адекватна понятию бытия. Но лишь осмысленное бытие становится реальностью, или иначе: всякое мышление потенциально заключаем в себе реализацию мыслимого. Следовательно, если мысль, мысля бытие, конкретизирует и реализует его, и тем самым сама выявляется как реально существующее, то та же мысль, мысля небытие, как нереальную антитезу бытия, сама и не существует. Ибо если мысль реальна, то реальны и продукты мышления; т. е. понятие небытия – продукт мысли – тоже реально как таковое. Но понятие бытия и небытия могут быть мыслимы лишь как понятия противоположные. Ergo – либо мысль мыслит понятие небытия как несуществующее и тем самым не существует с момента появления понятия несуществующего, либо мыслит все, как реальное, и тем самым творит себя, как существующее. Но в таком случае, из того, что бытие реализуется путем мышления, что реальное бытие может быть лишь продуктом реального мышления, что несуществующее есть продукт мысли, что реальная мысль не может мыслить несуществующее, что реальное бытие может быть мыслимо лишь как антитеза несуществующего небытия, следует то, что реальная мысль не может мыслить бытия. Не мыслимое же бытие не существует. Следовательно, если мысль реальна, то и продукт ее не может быть реальным. Поэтому самопонимание мысли, самая возможность мысли о мысли, в таком случае показывает необходимость понимания мысли как небытия.
– Позвольте. Я вас совершенно перестаю понимать. Все ваши рассуждения сплошной софизм. Неужели вы хотите сказать, что когда я мыслю, я не существую, или когда я существую, то я не мыслю?
Нет, нисколько. Я только хочу сказать, что если всякая возможность мышления и существования возможна лишь при понимании мысли, или реальности бытия, то я должен сказать, что по – мое – му.
Но тут целаякипа книг, стоявшая приложенной к письменному столу, вдруг с шумом рассыпалась по комнате. От неожиданности я инстинктивно вскочил со стула, и когда я сообразил, в чем дело, и, успокоившись, снова обратил внимание на портрет и фигурку, то уже ничего не мог в них заметить. Поблескивающая при свете лампы статуэтка смотрела на меня своими пустыми глазами, а на месте только что разговаривающего Декарта висел портрет, с ясно заметными штрихами рисунка.
(Варшава, 12.6.20)
Атеизм
От редактора – составителя
Публикуемая ниже рукопись А. Кожева, создание которой относится к 1931 году, представляет собой черновик и не предназначалась для публикации. Однако пару лет назад вышел перевод ее на французский язык, а потому встал вопрос о публикации первоисточника. Расшифровка чрезвычайно трудного почерка Кожева ставит множество проблем, поскольку на сегодняшний день читать его способна только Н. В. Иванова, которая откровенно признается в том, что ничего в философии не понимает. Иначе говоря, эта расшифровка может содержать ошибки, а рукопись находится в Париже. Текст публикуется в том виде, как он был прочтен Н. В. Ивановой в 1987 году (при помощи ее племянницы Ю. Кузнецовой).
При подготовке текста к публикации были сохранены некоторые особенности авторского написания имен собственных, названий и терминов, приводимых как в самом тексте, так и в примечаниях к нему. За исключением отдельных случаев, пунктуация дана в соответствии с нормами современного литературного языка. При подготовке текста к публикации были использованы следующие условные обозначения:
[] квадратные скобки в тексте используются для вставок слов или частей слов, пропущенных или неразборчиво написанных в тексте, а также для расшифровки иноязычных слов и выражений и принадлежат составителю сборника;
угловые скобки со знаком вопроса использовались в том случае, когда расшифровка рукописи оставляла сомнение;
<…> многоточие в угловых скобках служит для обозначения обрыва или пропуска в рукописи;
<нрзб.> обозначает слова и выражения, не поддающиеся расшифровке.
A. М. Руткевич
Атеизм
Иногда приходится слышать, что буддизм – атеистическая религия. Это утверждение звучит странно, вроде квадратного круга и тому подобное. Однако парадоксальность здесь только кажущаяся. Конечно, если под атеизмом мы будем понимать просто игнорирование религиозной проблемы как таковой, отказ от всякого выхода за пределы чувственного данного, то словосочетание «атеистическая религия» окажется нелепым и бессмысленным. Такой «атеизм» (вне вопроса о том, существует ли такой человеческий атеизм, помимо атеизма животного, растений и неорганического мира) безусловно исключает всякую религию. Но если под атеизмом понимать, как то обычно и делается, – отрицание Бога, то понятие «атеистической религии» может иметь смысл, если только понимать религию достаточно широко.
Мы определяем атеизм как отрицание Бога. Но этого недостаточно. Отрицание какого Бога и какое отрицание?
Если стать на точку зрения какой‑либо определенной религии [1] [1]
Ср. например: Dьrkheim [E.] Les formes йlйmentaires [de la vie religieuse]. 2йd. Paris, 1925, стр. 40. Он в своей терминологии допускает возможность атеистической религии, но в моей терминологии нет, так как для него религия включает понятие «совсем иного» (sacrй), чем Бога.
[Закрыть], то отрицание данной формы божественного есть отрицание Бога вообще, раз Бог (или боги) именно такой, каким его считает данная религия. С этой точки зрения атеистической будет всякая религия, отличная от данной. Ясно, что для внеконфессионального народа и проблем атеизма такое определение неприемлемо. Но как общее правило оно неприемлемо и для представителей отдельных религий. В отношении к религиозным учениям, отличным от его собственного, такой представитель будет говорить о ереси, инословии, иноверии, или сатанизме, или, наконец, суеверии, но не об атеизме. Как же он назовет атеизм?
На первый взгляд ответ очень прост: иноверцем (в самом широком смысле слова) будет тот, кто наделяет Бога ложными качествами (например, зло, множественность, конечность и т. д.), атеистом же тот, кто просто отрицает его существование. При ближайшем рассмотрении, однако, оказывается, что и это определение еще слишком широко. Если такое простое отрицание есть игнорирование проблем Бога, то мы возвращаемся к первому тоже отброшенному нами определению: внутри религии такой атеизм, конечно, невозможен. Значит, отрицание существования Бога должно быть ответом на вопрос о Боге. Но, что значит это «существование», которое атеистом отрицается?
Не вдаваясь в сложные онтологические изыскания, можно кое‑что по этому поводу сказать. Если придать понятию существования тот смысл, который мы придаем ему, когда говорим, что существует эта бумага, стол, комната, наша земля или даже весь материальный мир в целом, то отрицание существования в этом смысле Бога вряд ли можно назвать атеизмом. Во всяком случае, тогда мы должны будем назвать атеизмом большинство так называемых «высших религий» (а может быть, и все религии вообще). Обычно отрицание физического, временнопространственного существования Бога, атеизмом и не называется; это – особый вид учения о божестве и только. И действительно, отрицание только существования Бога не значит еще его отрицание вообще. Это верно не только в отношении Бога. Ведь не существует, скажем, пятимерное пространство и не может существовать квадратный круг; но это не мешает нам говорить и определять качество того и Другого, так как и то и другое как‑то есть.
А что если атеист отрицает существование Бога в том смысле, в котором он утверждает свое собствен – ное существование? Такой атеист как будто бы заслуживает свое название. Но здесь надо сделать одно существенное различие: надо отделить форму моего существования от факта существования. Никакая религия, вероятно, не утверждает полную идентичность человеческого и божественного существования, так что говорить об атеизме в этом смысле не стоит. Форма существования Бога может определяться самым разнообразным образом; поскольку факт существования не отрицается, об атеизме говорить нельзя. Но что остается от сознания моего существования, если я отвлекусь от той особой формы, в которой оно мне дано? Снова оставляя в стороне тонкости онтологического (и психологического) анализа [2] [2]
Я не касаюсь онтологического вопроса о том, можно ли со смыслом говорить о факте бытия вне особой формы этого бытия; здесь мне было только важно отметить, что утверждение факта бытия Бога, в любойформе несовместимо с понятием атеизма. Психологически мы, по – видимому, никогда не ощущаем наше (или вообще) бытие («нечтость») в чистом виде (может быть, в момент смерти? Angst Heidegger'a?? [ «Страх» у Хайдеггера (нем.)]);но мы – в «нормальном» состоянии – всегда ощущаем «нечтость», что бы мы не ощущали. (Эта «нечтость» может быть и не моя«нечтость» – (Ср. «я поглощен человеком, вещью, идеей»).
[Закрыть], можно сказать, что остается яркое и несомненное сознание, что я нечто, а не ничто. И вот того, кто отрицает, что не только он (или другое небожественное) есть нечто, но что и Бог есть отличное от ничто нечто, того, я думаю, можно и нужно назвать атеистом.
Вводя новый термин, мы скажем, что всякое нечто есть бытие и всякое бытие нечто, а отличное от всего нечто ничто – небытие; что всякое нечто есть, а ничто нет [3] [3]
Говоря о ничто, приходится пользоваться нелепыми оборотами: «ничто есть…», «ничто не есть…» и т. д.; это не недостаток языка; язык не мешает нам высказать что‑либо о ничто по той простой причине, что о ничто нечего сказать, раз его нет; но вот я только что что‑то сказал (что нельзя сказать) – значит, я о ничто говорил; и т. д. и т. д. Вот этой «диалектикой» и обнаруживается «присутствие» ничто: – говоря, мы говорим не о ни– Чт°, ничто нет в наших словах, но его и не должно быть в них, раз его вообще нет. Несмотря на это, мы как‑то понимаем, о чем идет речь, говоря популярно. Матерьялистической интерпретацией этого положения я здесь заниматься не буду.
[Закрыть]. Тогда атеизм, отрицая, что Бог есть нечто, отрицает его бытие (обычная формулировка – Бога нет), а представитель не атеистической религии бытие Бога утверждает. Но он утверждает не одно только бытие Бога, а и ряд других его предикатов, скажем всезнание, всеблагость и т. п., где бытие кажется лишь одним из многих таких предикатов. Почему же отрицание именно этого предиката обозначается особым именем и отрицание его – у нас на Западе по крайней мере (не мистики) – противопоставляется всем религиозным моделям? Очевидно, потому, что, отрицая бытие Бога, атеист отрицает тем самым и все другие его предикаты. Он не отрицает данный комплекс атрибутов Божества, чтобы заменить его другими, как это делает иноверец, а отрицает всякие атрибуты вообще. Или точнее говоря, он отрицает не атрибуты, а самою субстанцию: атрибуты неприменимы не потому, что не соответствуют субстанции, а потому, что субстанции вовсе нет.
Здесь надо быть очень осторожным. – Атеист отрицает бытие Бога? Да, но в его устах это не значит, что Бог есть ничто, к чему понятие бытия неприменимо; он не говорит, что Бог есть небытие, это было бы лишь особой формой теизма [4] [4]
Под «теизмом» я здесь понимаю противоположное атеизму, то есть утверждение, что Бог есть нечто.
[Закрыть], утверждающего, что Бог имеет одно – единственное качество, а именно отсутствие бытия [5] [5]
Все сказанное применимо, как мне кажется, к Единому (τό εν) Плотина.
[Закрыть]. Объективно это значит, что Бог есть нечто радикально отличное от всякого другого нечто, о котором мы можем сказать, что оно есть то– то и то‑то. О Боге же мы можем только сказать, что Он есть нечто, а не ничто, что Он есть. Субъективно все сводится таким образом к отрицанию качественной познаваемости Бога: мы можем познать факт, но не можем познать форму его существования (бытия) [6] [6]
Опятьоставляю в стороне связанное с этим вопросом. Гегель возможность такого познания как будто отрицает; две интерпретации Гегеля: а) из понятия бытия можно дедуцировать все его атрибуты, т. е. вообще все атрибуты; в) мы не можем помыслить бытие вне определенного комплекса атрибутов (попытка помыслить чистое бытие приводит к небытию, т. е. бытие оказывается становлением и т. д. через логику, натурфилософию и философию духа – бытие есть все это; что же именно? Повтори все сначала!
[Закрыть]. Здесь, впрочем, возможны две установки: менее и более радикальная. С точки зрения первой мы знаем что (dass) Бог есть, и не знаем, что (was) Бог есть; но мы знаем тоже, что Бог не есть (was Gott nicht ist), поскольку знаем внебожественное бытие. Эта установка так называемого отрицательного богословия, которое, вообще говоря (и совершенно правильно[)], не считается атеизмом, так же как утверждение, что 2*2 не имеет мускулов, не является отрицанием 2*2, также и отрицание применимости к Богу всех мыслимых предикатов не должно означать отрицания Бога [7] [7]
ормально наиболее радикальная форма апофатического богословия (например у Nagвrjщna [Нагарджуны]): Бог не есть: 1) а 2) non – а 3) а и поп – а 4) ни а, ни поп – а. Здесь переход к более радикальной установке, с той разницей, что еще допускается разговор (logos) о Боге (аналогия: невозможность на □ помыслить квадратный круг, это невозможная мысль, но все же мысль, нечто, в корне отличная, скажем, от зубной боли).
[Закрыть]. Более радикальная установка отрицает и такое отрицательное качественное познание Бога: он абсолютно непознаваем (в обычном смысле) и о нем нельзя говорить. Но Бог все же есть в том смысле, что он не ничто и что к нему возможны не когнитивные отношения (скажем, любовь) [8] [8]
Не касаясь вопроса о том, возможны ли «эмоциональные» (в широком смысле) установки, не включающие когнитивных.
[Закрыть]. Наконец, наиболее радикальной установкой будет та, с точки зрения которой вообще не может быть «нормальных» отношений между Богом и человеком. Отношения человека к Богу возможны лишь в однойособой форме (благость, мистический экстаз, вера, противоположность всякому знанию и т. п.), отличной от всех форм отношений между человеком и всем тем, что не есть Бог. Мы не знаем, какое это отношение и что (was) в нем дано. Мы знаем (в обычном смысле) только, что (dass) оно существует, умеем отличить его от всякой другой формы возможных отношений и, зная, что один член отношения – человек, я – есть нечто, знаем что и другой член – Бог – не есть ничто.
«Апофатические» формы теизма очень разнообразны. Описывать и разбирать их я не буду. Мне достаточно отметить, что всех их объединяет одно, а именно то, что отличает их от атеизма – утверждение (в самом широком смысле, не только «когнитивно»), что Бог есть нечто. Под этим нечто можно понимать самые разные вещи – многообразие теистических форм необъятно, – но одно необходимо понимать: нечто отлично от ничто. А в этом заключено очень много. Бог есть нечто отличное от ничто; но и я нечто, от ничто отличное. Это отличие от ничто одинаково присуще мне и Богу, и как бы ни было отлично это нечто, которое есть Бог, от того, которое есть я, между ними все же есть отношение, хотя бы и в форме различной и абсолютной несоизмеримости [9] [9]
Я знаю, что подобное логическое рассуждение может показаться неприменимым в той атеистической установке, которая отрицает возможность речи о Боге. Здесь большие трудности, которых я не касаюсь, но, повторяю, «популярно» мы ясно понимаем разницу между теистом, для которого Бог нечто, и в этом смысле как‑то для него есть, и атеистом, для которого Бога нет.
[Закрыть].
Для атеиста же Бог не есть нечто. Бог – ничто, и между мной и Богом не может быть отношения, не может быть ничего общего, т. е. я как‑то существую (я есть нечто), а Бога просто нет. Нельзя, конечно, сказать, что такое это ничто, раз его нет. О нем не только ничего нельзясказать, но о нем и нечегосказать. Отрицание атеистом Бога надо понимать радикально и «просто»… – для атеиста Бога нет [10] [10]
Как для камня, скажем. Только камень (и «наивный атеист», если таковой существует) не знает, что Бога нет, а атеист знает. Аналогия: я не вижу стола; я вижу, что стола нет. Атеизм предполагает теизм?
[Закрыть].
Если понимать атеизм в смысле такого радикального отрицания Бога, то можно ли еще говорить об атеистической религии? Конечно, если словом религия мы выражаем какую‑либо форму отношения между человеком и Богом, то «атеистическая религия» [ – ] нелепое словосочетание. С другой стороны, мы, конечно, можем назвать атеизм религией, но такое название будет лишено всякого интереса, если мы не сможем указать основание для объединения теизма и атеизма под общим понятием религия. Но чтобы указать такое основание, нам надо сказать, что мы понимаем под религией, и определить, что такое Бог. Тогда мы сможем сказать, включает ли сущность религии необходимо веру в Бога, или же возможна религиозная установка, имманентная миру, в которой о Боге вообще речи не будет. Если да, то мы тем самым установим принципиальную возможность (мыслимость) атеистической религии [11] [11]
Этим еще, конечно, не сказано, что такая религия где и когда‑либо существовала.
[Закрыть]. Атеистическая религия в чистом виде, очевидно, не должна содержать какое‑либо упоминание о Боге, раз для нее он ничто в буквальном смыслеслова. Речь о Боге может в ней появиться лишь в связи с отрицанием других теистических религий и должна сводиться к его абсолютному отрицанию.
Однако здесь я не могу дать феноменологию такого сложного явления, как религия. Поэтому я избрал более легкий путь. Исходя из факта существования буддизма и из того, что нет разумного основания не считать это явление религией, я попытаюсь – возвращаясь к исходному пункту статьи – выяснить, не является ли буддийское учение атеизмом в установленном мною радикальном смысле. Если да, то вопрос о возможности атеистической религии будет тем самым решен, а анализ буддийского мировоззрения позволит уяснить себе сущность атеистической религии (да и религии вообще) [12] [12]
Конечно, легкий анализ буддизма возможен только на основании феноменологии религии вообще. Но эту феноменологию, по – моему, нельзя дать на основании чистой Wesenschau; она должна постепенно вырастать из анализа фактических религий. Правильный путь исследования: 1) предварительный анализ исторических религий, дающих материал для феноменологии религиозной установки как таковой; 2) феноменология религии вообще; 3) полный осмысленный анализ исторических религий на основе феноменологии религиозного явления.
[Закрыть].
Но прежде чем приступить к этому, надо сделать еще несколько общих замечаний.
В моей терминологии отрицание каких‑либо атрибутов Божества не является отрицанием, поскольку признается, что Бог есть нечто, а не ничто. Для всякого теиста Бог есть нечто, но обычно это нечто наделяется рядом качеств. Но я уже сказал, что не называю атеизмом не только такой, так сказать, квалифицированный теизм, но и даже который можно назвать чистым [13] [13]
Вне вопроса о том, существует ли фактически такой чистый теизм?
[Закрыть]и для которого к тому, что Бог есть нечто, ничего больше прибавить нельзя. Для чистого теиста содержание понятия «Бог» исчерпывается содержанием понятия «нечто», и в его устах утверждение «Бог есть нечто» эквивалентно утверждению «нечто есть нечто», то есть явной тавтологии. Конечно, теист не ограничивается этой формальной тавтологией. Утверждая ее, он одновременно утверждает: «нечто есть», т. е. что есть нечто, а не только ничто. Это утверждение имеет смысл и даже не формальность : что даже абсолютно истина, лежащая в основе всех других утверждений; но ясно, что такое утверждение не характерно для религии вообще и разума в частности. Если метафизический вопрос «что есть нечто (бытие)» и «почему нечто, а не ничто» [14] [14]
Ср.: Heidegger [М.]: Was ist Metaphysik? [Bonn, 1930].
[Закрыть]и имеет смысл, т[ак] к[ак] утверждение «ничего нет» смысла не имеет и ни один человек, серьезно относящийся к своим словам, его не сделает. В частности, абсолютный солипсист тоже утверждает, что «есть нечто», а именно он сам. Но если вообще существует атеистическая установка, то это будет именно установка солипсиста: ведь о Боге, если он вообще о нем говорит, он сможет сказать только одно: Бог есть я, я это Бог. Но нечто подобное может сказать только либо сумасшедший, либо сам Бог, а никак не homo religiosus [22] 22
Человек религиозный (лат.).
[Закрыть], и тем менее теист [15] [15]
Интересно проанализировать кажущееся исключение. Хлысты, <нрзб.> и т. д.
[Закрыть].
С другой стороны, атеист, в своем споре с чистым теистом, может либо говорить, что «ничего нет» (чего он не делает, так как это нелепо во всех отношениях), либо утверждать, что «нечто» есть «ничто» (это нелепо в смысле формальной логики), либо, наконец, ограничиться тавтологией «ничто есть ничто» («ничто нет»). Это последнее утверждение, если отвлечься от нелепой словесной формы, имеет, конечно, смысл и является абсолютной истиной (к сожалению, очень часто забываемой!), но опять же [не] характерно для атеиста; оно должно признаваться всяким разумным человеком.
Итак, мы попали как будто в безвыходное положение. Однако это не так. На примере солипсиста мы видим, что для теиста Бог (=нечто) безусловно не он сам [16] [16]
Здесь возникает вопрос так называемой мистической идентификации человека с Богом. Я думаю, что никто никогда этого не утверждал, но надо проверить. Надо проанализировать и вопрос о Богочеловечестве.
[Закрыть]. Можно, пожалуй сказать, что этим мы выходим за пределы чистого теизма, раз мы даем – пусть отрицательный – атрибут Богу: Бог есть нечто, которое не есть я. Но можно подойти к вопросу и иначе. Чистый теист не отрицает возможность квалифицировать это нечто, которым является он сам, и утверждение «Бог не я» в его устах значит только «я не Бог» [17] [17]
Вопрос об отрицательных атрибутах. Это значит «я не Бог», если о Боге я знаю только что он нечто и я тоже нечто?
[Закрыть]. Как бы там ни было, этот формальный вопрос нас сейчас не интересует. Мы просто назовем чистым теистом того, для которого есть, во – первых, нечто, которое есть он сам, и, во– вторых нечто, которое не он сам. Но этого, очевидно, не достаточно, ибо с этой точки зрения атеистом будет только солипсист.
Человек религиозный (лат.). Солипсизм [ – ] установка искусственная и если не формальная, то по существу нелепая и невозможная. Всякий нормальный человек знает, что есть нечто, которое не есть он сам («не – я»[)], и что бы ни говорили философы, я и не – я при всем их неизгладимом различии, в смысле их нечтости совершенно одинаково достоверны: человек дан себе не в пустоте, а в мире [18] [18]
Ср., например, Heidegger'a [Хайдеггера].
[Закрыть]. Но даже если допустить, что всякий человек теист, то ясно все же, что теист он не потому, что он не солипсист. А если допустить существование атеистов, то нельзя, конечно, отождествлять их с солипсистами.
Но как же отличить чистого теиста от атеиста, если для него Бог есть лишь нечто без всяких атрибутов? Вопрос на первый взгляд трудный, но на самом деле очень простой, настолько простой, что ответ заключен в самом вопросе. Чистый теист тот, кто утверждает, что есть нечто без всяких атрибутов, а атеист тот, кто это отрицает [19] [19]
В этом смысле Гегель [ – ] атеист.
[Закрыть]. Действительно, человек дан самому себе в мире, он всегда одновременно знает нечто – я и не – я. Но в обоих видах это нечто всегда дано ему не только как нечто, но и [как] нечто качественное [20] [20]
Из чистого нечто, что бы ни говорил Гегель, ничего «дедуцировать» нельзя. Поэтому: либо (нелепый) солипсизм, в котором все дано как я, либо данность качественногоне – я.
[Закрыть]. Таким образом, утверждая неквалифицированность Божества, чистый теист тем самым отличает его не только от я, но и от всего качественного не – я, которое можно назвать «миром» (в самом широком смысле, включающем и так называемый «идеальный мир»). Итак, для чистого теиста есть нечто качественное, которое дано в двух видах, как я (он сам) и не – я (мир), и нечто не качественное, которое он называет Богом [21] [21]
Отсюда видно, что атрибут «не – я» не является, строго говоря, атрибутом Бога (это атрибут мира, который и для чистого теиста познаваем). Единственный атрибут Бога есть отсутствие всяких атрибутов (даже отрицательных? Значит, чистый теизм не отрицательное богословие?)
[Закрыть]. Ясно, что не может быть несколько таких неквалифицированных нечто (чем бы они отличались друг от друга?!) [22] [22]
Несколько идентичных вещей образуют «пространство» (вернее, мир = Welt) или, если угодно, множество идентичных вещей может быть только в «пространстве»; таким образом, утверждая несколько нечто, мы тем самым квалифицируем их как «пространство» (либо как находящихся в пространстве).
[Закрыть], то есть, если угодно, можно сказать, что чистый теизм является необходимо «монотеизмом», но, конечно, не в том смысле, что Бог один (категория количества к нему неприменима), а в том, что богов не несколько [23] [23]
Точнее: строго говоря, чистый теизм и того не может утверждать (это утверждает отрицательное богословие); можно только сказать, что политеизм не [есть] чистый теизм.
[Закрыть].
С другой стороны, и атеизм есть всегда, если можно так выразиться, «монотеизм». Пусть атеист (скажем, атеист внутри политеизма) отрицает многих богов – отрицая их, отрицая, что они нечто, он отрицает все их качества, то есть и все их различия. Да и не только богов. Что бы ни отрицал человек, в отрицании все отрицаемое сольется, растворится в однородной черноте ничто. В этом смысле атеизм является настоящей антитезой чистого теизма. Все то, что для теиста сливается в однородном неквалифицированном нечто, все это атеист, не дифференцируя и не изменяя, повергает в бездну небытия. Но что же именно он уничтожает? Не что иное, как неквалифицированное нечто. Таким образом, получается, что чистый теист утверждает, что есть нечто, лишенное всяких атрибутов, кроме той самой нечтости, а атеист это отрицает. Ясно, что обе установки имеют смысл и что спор чистого теиста с атеистом очень интересен и значителен. Но также ясно и то, что это спор логический, психологический, онтологический и т. д., но никак не религиозный. По отношению к атеизму это не страшно. Ведь обычно считается, что атеизм есть тем самым и арелигиозность. Атеист «не верит ни в Бога, ни в черта», он знает только качественное нечто, я и не – я, только человека (себя) в мире [и] кроме этого ничего; или, если угодно, вне этого для него только ничто. И наше определение атеиста на первый взгляд совпадает с этим обычным взглядом на атеизм. Но с теизмом дело обстоит хуже. Обычно теизм как таковой считается религиозной установкой, а мы решительно отказываемся считать кого‑либо homo religiosusтолько потому, что он утверждает, что есть квалифицированное нечто. Однако этот конфликт не серьезен. С обычной точки зрения он не страшен потому, что мы говорим о чистом теизме; а его реальность более чем сомнительна, и во всяком случае не его имеют в виду, когда говорят о религиозном теизме (даже в широком смысле слова). Еще менее страшен конфликт с нашей точки зрения. Ведь мы с самого начала допускали возможность атеистической религии (вопрос о ней был, конечно, риторический!). А раз отрицание Бога в наших глазах не отрицает религиозную установку, то нет ничего удивительного в том, что чистое утверждение его не означает наличие таковой. Спор между чистым теистом и атеистом в том виде, в котором он до сих пор был представлен, есть действительно внерелигиозный спор. Если религиозная установка возможна в рамках как теистического, так и атеистического мировоззрения, то ясно, что религиозность должна быть в некотором отношении независима от решения проблем Бога, то есть спор о Боге не всегда должен быть спором религиозным [24] [24]
Примером внерелигиозной функции Бога может служить всякий deus ex machina[бог из машины (лат.)] старой космологии или физики. Хороший пример у Franklin'a [Франклина] (у Meunier [Менье], стр. 49).
[Закрыть]. Таким религиозным спором является, в частности, конечно, и спор о неквалифицируемом нечто [25] [25]
Из этого не следует, что спор о Боге не имеет никакого религиозного значения. Споры различных качественных теистов имеют, конечно, религиозные значения. Тем более спор теистов с атеистами (религиозными!). Теистическая и атеистическая религии, оставаясь обе религиями, все же радикально различны. Анализируя атеистическую религию (буддизм) и сравнивая ее с теистическими, можно выяснить как независимую от вопроса о Боге сторону религии, так и основные черты его теистического и атеистического модуса.
[Закрыть]. Этот конфликт станет религиозным лишь тогда, когда столкнется религиознаяустановка человека (теиста), знающего, что вне его и мира есть еще нечто, и опять же религиознаяустановка атеиста, для которого вне мира нет ничего. В чем состоят эти религиозныеустановки, нам и надо выяснить.
Но с моим определением атеизма связана еще другая, более серьезная трудность. Атеист тот, кто отрицает неквалифицированное нечто. Но ведь это может отрицать и качественный теист. Положение казалось простым, пока мы противополагали атеизму только чистый теизм. Но во – первых, можно сомневаться, существовал ли вообще чистый теизм, а во – вторых, даже если он и существует, то все же явно нелепо считать качественного теиста атеистом только потому, что он квалифицирует Бога и отрицает неквалифицированное нечто. Пусть даже он и не отрицает последнее. Тогда возможно одно из двух. Либо это нечто для качественного теиста вовсе не Бог, а чисто теоретическая (онтологическая) категория. В таком случае считать его (религиозным) теистом только на этом основании явно нелепо [26] [26]
Сейчас я, правда, трактую спор теизма с атеизмом, как внерелигиозный спор. Но в конечном счете этот антагонизм интересует меня лишь поскольку он фундирует антагонизм теистической и атеистической религий.А если неквалифицируе– мое нечто не является Богом, то это значит, что оно не имеет (для теиста) религиозной функции.
[Закрыть]. Либо это нечто входит в теистический пантеон (в качестве, скажем, высшего Бога) [27] [27]
Как например в некоторых формах браманизма, в неоплатонизме и т. д.
[Закрыть]. Но это лишь одна из возможных форм теизма, так как относить все остальные, не включающие неквалифицируемого Бога к атеизму, слишком искусственно. Итак, мое определение, позволяющее правильно (хотя пока еще и внерелигиозно) отделить атеизм от чистого теизма, совершенно не годится для проведения границы между атеизмом и теизмом вообще. При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что провести эту границу чрезвычайно трудно.
Возьмем качественного теиста, отрицающего неквалифицируемое нечто. Как отличить его от атеиста? От определенного нами атеиста его отличить нельзя, этот вопрос сводится к новому определению атеизма (и теизма), позволяющему такое отличие. При этом старое определение, позволяющее отличить атеиста от чистого теиста (если бы теист был ipso facto [23] 23
Тем самым (лат.).
[Закрыть]чистый теист!), должно сохраниться и войти в новое определение. Кроме того, определение качественного теизма должно быть таково, что оно обосновывает причисление чистого теизма к теизму, так чтобы а – качественный – теист был бы тем самым и а – чистый – теист, т. е. атеист вообще. Как это сделать?
Вернемся к нашему теисту. Он отрицает неквалифицируемое нечто, но признает качественное нечто, отличное от него самого. В этом отношении он еще ничем не отличается от нашего атеиста. Отличие начинается тогда, когда теист (мы берем для простоты монотеиста) говорит, что наделенное теми же и теми же качествами нечто есть Бог (в то время как для атеиста Бога нет, он – ничто). Однако, если «атеист» признает наличие этого нечто со всеми его качествами (в самом широком смысле слова, то есть качествами не только статическими, но и динамическими, функциональными, в частности функциональное качествованье этого нечто в религиозной установке) иотказывается в то же время называть его Богом, то есть его спор с теистом будет спором чисто словесным. Таким образом, он вовсе не атеист, а теист и даже тот же самый теист, что и его противник, с которым он спорит только об имени Божьем [28] [28]
Спор о словах, в частности об имени Бога, имеет, по – видимому, глубокое религиозное значение. Этому порукой те глубокие конфликты, которые возникают в истории на этой почве. Но здесь я этого вопроса не касаюсь. Спор об имени, очевидно, не [есть] спор теизма с атеизмом.
[Закрыть]. Чтобы спор не был спором о словах, атеист должен по меньшей мере отрицать какое‑либо качество этого нечто. Но ясно, что отрицание одного, нескольких (или даже всех) качеств недостаточно. Такой отрицатель будет по отношению к нашему теисту еретиком, иноверцем, но не атеистом. В частности, отрицателем всех качеств является чистый теист, а его мы ни в каком случае не хотим считать атеистом. То обстоятельство, что всякий теист говорит о Боге, а атеист нет, дела не меняет. Атеист говорит, что Бога нет. Но что есть Бог, которого он отрицает? Если Бог – ничто, то его утверждение – «ничто (=Бог) нет» – «святая истина» обязательна для всех разумных людей. Если Бог – нечто и только нечто, то мы возвращаемся к исходному положению. Если он нечто качественное, то атеизмом можно считать только отрицание этого качества, которое делает его Богом (иначе это иноверие). Но если есть качество, без которого нечто неможет быть Богом, то чистый теист, отрицающий все качества своего Бога, – атеист.
