Текст книги "Рюрик"

Автор книги: Александр Красницкий

Соавторы: Галина Петреченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

Бэрин выпрямил спину. "Неплохо для начала", – похвалил он про себя рикса и быстро глянул на волоха, – что же тот ответит?

Аскольд молчал. Он с недоумением ещё раз оглядел князя и слегка пожал плечами. "Я весь в твоей власти, – казалось, говорил его потухший взгляд. О чём же можно рядиться!"

– Ты правильно поступил, найдя на моём теле уязвимое место и показав всем, как можно легко справиться с беспечным воином, – между тем твёрдым голосом продолжал Рюрик. – Нельзя выходить на поле брани, не защитив своего тела. Мой отец учил меня ловкости, смелости, хитрости, но ты превзошёл меня! – намеренно солгал Рюрик, и на эти его слова ответом было холодное молчание волоха. Дальше Рюрик уже сознательно говорил медленно и торжественно – ему нужно было окончательно убедиться в правоте верховного жреца: – Я пришёл к друиду солнца с просьбой снять с тебя обвинение в измене и вернуть в дружину. Твои воины хорошо обучены, преданы тебе и отважны – это радует меня и вождя племени, – убеждённо закончил Рюрик.

Бэрин уловил едва заметный всплеск радости в глазах волоха и хотел, чтобы тот хоть что-нибудь вымолвил в ответ князю, но тот продолжал упорно молчать.

"Если я вам нужен живой, то, что я должен говорить?" – вопрошали его огромные чёрные глаза, а уста, словно скованные чьей-то невидимой волей, так и не раскрылись, и он не проронил ни единого звука.

– Что ты скажешь на это? – спросил, не выдержав, князь, вглядываясь в лицо чёрного волоха и боясь сознаться самому себе, что верховный жрец прав.

Аскольд спокойно выдержал горящий взгляд князя и повернул лицо в сторону Бэрина. "Ты-то знаешь, что такое жизнь! – Глаза его стали колючими. – Этот молод, самоуверен, неосторожен. А вот с тобой, старый лис, следует быть настороже. Что ж! Потерпи, князь paрогов! Потерпи и ты, верховный жрец. Сейчас сила на вашей стороне, и я должен молчать", – угрюмо думал волох и сознательно промолчал ещё несколько тяжёлых мгновений.

"Да, Бэрин разгадал его! – понял Рюрик. – Он зол на меня, потому что я наследник княжеской власти, вождь в дружине, а он – безродный, хоть и сильный воин…"

– Аскольд, ты не должен быть таким тщеславным, – вырвалось у Рюрика, и волох вскочил. – Ты отважный предводитель, – не удивившись, что попал в цель, спокойно продолжил князь и, не дав ему возразить, добавил; – Все князьями не рождаются, и в том я не виноват, но даю тебе клятву: как только почую, что не в силах держать дружину, тут же распущу её и уйду в глухой лес умирать!

Аскольд сжал побелевшими от огромного напряжения пальцами прутья решётки, но ничего не ответил и на этот раз.

– О, всемилостивый и всемогущий друид солнца! – торжественно воскликнул князь, обращаясь к Бэрину, намеренно не замечая бури, бушевавшей в душе волоха. – Клянусь, этот храбрый и сильный предводитель войска волохов никогда не совершит измены и покажет великий пример мужества в борьбе против свирепых германцев, – громко изрёк Рюрик, низко склонив голову перед жрецом и стойко выдержав минуту просительного поклона.

Бэрин, сдерживая гнев и недоумение, вынужден был ответить:

– К утренней трапезе предводитель волохов будет отпущен в твой дом, князь, под твоё покровительство!

Рюрик удивился последнему условию жреца, но не подал вида. Он ещё раз поклонился жрецу и, вставив факел в железное дружко, быстро пошёл по коридору вон из мрачного дома главного друида племени. Проходя через двор, он снова ощутил ту смутную тревогу, которая им владела в гридне жреца. "Что-то ещё… Что-то ещё Бэрин должен был мне поведать", – вспомнил вдруг князь и задумался, не замечая ни яркого тёплого солнца, ни голубого неба, ни буйной зелени летней листвы, щедро украшавшей двор верховного жреца. Рюрик в нерешительности остановился, повернул было к крыльцу, но, увидев на его ступенях слугу, круто развернулся и зло дёрнул калитку на себя.

В ИУДЕЙСКОЙ ДЕРЕВНЕ

Трудно было князю выбрать свободное время накануне предстоящей битвы, но он всё же нашёл его, чтобы исполнить своё горячее желание вникнуть в то, как и чем живут евреи в его селении. Да, предлог был, и ещё какой! На носу битва с германцами, а у Геторикса не всем воинам хватает оружия. Надо проверить, не припрятано ли оно этими удачливыми и услужливыми торговыми людьми в потайных местах. Да и вообще, крепки ли те изделия, которые евреи недавно привезли от арабов? Почему так мало в дружине металлических шлемов, щитов, секир и мечей для знатных дружинников? Почему? Да и неплохо бы уговорить достопочтенного Абрама попросить у еврейской общины великого Волина денег для покупки у ютов оружия.

Рюрик, разгорячённый, шёл размашистым, крупным шагом и громко убеждал Дагара, своего первого меченосца, помочь ему, князю, в столь щекотливом деле. Дагар, искоса наблюдая за князем, про себя отметил, что не помнит Рюрика таким возбуждённым. "И чего это рикс так разошёлся, – терзался он догадками. – Чем не угодили ему евреи? Ещё совсем недавно Рюрик удивлялся их трудолюбию и сметливости. Считал их мудрыми, а тут… прямо пар от него валит, как не терпится, бедному, расправиться с кем-нибудь из них…"

– Ну куда ты так бежишь, князь? – не выдержав, наконец спросил его Дагар и резко добавил: – Ты что, и среди наших евреев нашёл врагов?

Рюрик остановился как вкопанный. Ох уж эта проницательность могучего меченосца! "Я-то думал, что ты только отличный воин, Дагар, а ты, оказывается, ясновидящий…" – угрюмо подумал князь, но раскрываться меченосцу не стал. Он натянуто улыбнулся, поскрёб взмокшей рукой по небритой щеке и с показной бодростью ответил:

– Нет, что ты! Святовит хранит нас от такой напасти! Я просто знаю, как они бережливы, и надо их потрясти немножко, только и всего!

– Только и всего? – недоверчиво пробурчал Дагар и вдруг взял князя за руку. – Не лги, Рюрик, – тихо, но требовательно попросил он и, глядя в раскрасневшееся лицо своего молодого предводителя, посетовал: – Не хочешь быть откровенным со мной? Не надо…

Рюрик смутился: всё сложно было у него с Дагаром.

Добрый сердцем и чистый душой, Дагар был старше Рюрика почти на двадцать лет, и князь глубоко уважал его, а ещё – ревновал… Рюрик частенько ловил долгие горячие взгляды своего меченосца, обращённые к Руцине, и хотя он был уверен, что Руцина любит его и только его, ревность мучила князя. А ещё он завидовал силе меченосца и поклонялся ей. И это естественно, ибо сила всегда вызывает такое чувство.

– Я… Я не могу быть с тобой откровенным, Дагар, – сознался князь, ответив меченосцу крепким пожатием. – Я должен убедиться во всём сначала сам, а уж потом и твою душу смущать.

– Смущать?! – удивился знаменитый меченосец.

– Да! – хмуро ответил Рюрик и потянул своего дружинника вперёд. Пошли! Потом, Дагар, я тебе всё поведаю, но сейчас у меня одна забота оружие для дружины Геторикса.

Два коротких предложения на арамейском языке:

"Услышь, Израиль! Господь наш – господь один!" – были вырезаны на воротах еврейской улицы, которая начиналась с приземистого, но длинного дома старейшины иудеев Абрама. Ни Рюрик, ни Дагар не обратили внимание на символическую надпись, которой жители этой улицы предупреждали пришельцев о своей связи с небесным всесильным Богом. Растворив калитку для неконных гостей, они сразу же услышали звонкий мальчишеский голос:

– Князь рарогов и его главный меченосец пожаловали к нам! Сюда! Все сюда! – Босоногий, черноглазый, кудрявый мальчуган трижды оповестил улицу о появлении знатных людей Рарожского побережья и сбил с толку Рюрика: князь хотел внезапно войти в дом Абрама. Он наверняка увидел бы там что-нибудь… любопытное! Его опередили! Улица быстро заполнялась евреями разных возрастов, которые шумной и пёстрой толпой стекались к неожиданным гостям. Дагар взглянул на озадаченное лицо князя и подумал: "Ну и что ты будешь дальше делать, князь?"

– Что случилось, Рюрик? – услышали вдруг военачальники тихий, искренне обеспокоенный голос. Рюрик вздрогнул, глазами отыскал в толпе того, кто задал ему этот вопрос, и громко ответил:

– Случилось, Абрам! И вот что! Пятидесятилетний глава иудейской общины, жившей на земле рарожского племени, спокойно смотрел в глаза молодого князя и ждал объяснения столь необычного визита.

– В моём войске теперь много воинов! – сурово, но явно волнуясь, начал объяснять причину своего вторжения Рюрик: ему не нравилась открытость и порывистая доброта евреев, которых он видел вокруг себя. Ему не нравилась и такая приторно доброжелательная и, как ему показалось, заранее обдуманная заинтересованность, выказанная иудейским купцом. Рюрик почувствовал, что беспомощно краснеет, заволновался ещё больше, и вся его злость, заставлявшая забрасывать Дагара множеством колких вопросов, понемногу стала куда-то уходить…

– Я знаю, мой князь! – почувствовав смущение Рюрика, Абрам ответил ему с ещё более открытой улыбкой. – У нас есть немного оружия…

– Есть, а молчал! – грозно прервал его Рюрик. – Как же ты смог скрыть это от меня?! – Князь почувствовал облегчение оттого, что гнев его обоснован: иудеи действительно хитры и коварны. Толпа зашевелилась, загудела. Послышались возмущённые восклицания, взгляды всех были обращены к Абраму, но того, казалось, нисколько не напугал ни княжеский гнев, ни возмущение толпы. Он спокойно взирал на юного, необузданного предводителя рарогов и ждал, когда улягутся страсти.

– Но оружие ещё горячее, Рюрик! – произнёс наконец Абрам и, показав рукой в сторону своего дома, громко добавил: – Приглашаю, князь, к себе. Ты всё увидишь своими глазами! И тебя, Дагар! Прошу! – Иудейский старейшина слегка поклонился им и первым стал продвигаться сквозь толпу, которая мгновенно затихла. Люди как заворожённые шли за ними следом до тех пор, пока хозяин и его гости не переступили порог дома.

Абрам, не останавливаясь, провёл Рюрика и Дагара сквозь жилое помещение, вывел их на просторный двор к новой добротной кузне. Здесь всё дышало жаром. На земле перед ней гости увидели более двух десятков секир и мечей.

– С чего это вдруг твой сын, Хайм, решил заняться сварожичьим делом? растерянно спросил Рюрик, стараясь не смотреть в глаза иудейскому старейшине.

Абрам тяжело вздохнул, немного помолчал, а затем тихо спросил:

– Скажи, князь, если мы иудеи, то нам и в глаза не надо смотреть?

Рюрик вспыхнул, развернулся всем телом к Абраму и, не дрогнув, выдержал взгляд старейшины:

– Почему кузня построена без нашего дозволения?

– Мой сын, князь, оказался очень плохим мореходом, – чувствовалось, что признание это далось Абраму трудно. – Мы долго думали, чем ему заняться, и решили, что ему под силу кузнечное дело. Вот он и взял себе в покровители вашего бога Сварога.

– Но почему без нашего ведома? – упорствовал недоверчиво Рюрик, но Абрам позволил себе перебить князя:

– Ты решил, что мы предадим тебя, Рюрик?

– Да! – последовал мгновенно ответ.

– Ты глубоко заблуждаешься. – Абрам приложил правую руку к сердцу. – Мы сначала решили себя испытать, способны ли изготовить оружие. Ежели получится, то преподнесём все до последнего клинка в подарок тебе и твоим славным гриденям. Хайм! – крикнул вдруг Абрам. – Иди сюда и покажи князю, как ты работаешь.

Хайм вышел из-за перегородки кузни по пояс голый, потный, грязный и, слегка поклонившись, спокойно сказал:

– Ты прости, князь, что мы решили стать лучше твоих сварожичей. Мои родичи с Понта давно славились кузнечным мастерством, ну и раз я не могу быть ни мореходом, ни купцом… Что же мне, такому детине, оставалось делать? – И он красноречиво обрисовал свою огромную фигуру руками.

– Хватит об этом! – досадливо прервал его князь и, бегло осмотрев оружие, хмуро заметил: – Этого всё равно мало.

– Я знаю, что этого мало. – Абрам отстранил сына и, указывая князю па секиры и мечи, продолжил: – Железа мало. Да и та дорога, по которой его доставляли раньше, теперь плохо охраняется…

Дагар во время их разговора внимательно рассматривал оружие, ещё горячее, и старался не смотреть на возбуждённого князя.

– Ведаю, – хмуро прервал Абрама князь и сухо спросил: – Когда оружие будет у моих воинов?

– Только завтра к утру, – ответил Хайм, выступая вперёд из-за спины отца. Раздражённость князя была ему непонятна, а потому смотрел он не на Рюрика, а на его меченосца.

Дагар понял, что иудейский старейшина и его сын правы, и согласно кивнул Хайму головой, искоса посмотрев на сконфуженного Рюрика.

– Да, раньше оно готово не будет! – хмуро подтвердил князь и, не глядя на отца с сыном, стремительно вышел из кузни.

Дагар и Абрам последовали за ним, не зная, что ещё взбредёт в голову их неуёмному риксу. Они были готовы к любой неожиданности.

– А там… кто живёт? – сдержанно, но явно заинтересованно спросил Рюрик Абрама, когда тот с Дагаром догнали его во дворе. Князь указал на небольшой глинобитный домик, утопающий в зелени ракитника и стоящий рядом с домом иудейского старейшины.

– Мой отец, – ответил Абрам и понял, что должен в эту минуту почувствовать Рюрик: "Да, я знаю, твой отец жив…", и Абрам, набравшись мужества, продолжил: – Я знаю, князь, твой отец погиб от руки злого Лотария. А мой отец жив только потому, что ещё твой дед высоко ценил его мореходное искусство и не разрешал участвовать в битвах. Я в чём-нибудь провинился перед тобой, мой князь? – живо спросил Абрам, зная, что мог поставить ему в вину Рюрик.

Князь вспыхнул. Замолчал, заметив мрачный огонёк, загоревшийся в чёрных глазах достопочтенного иудея.

Побагровевшая шея Абрама говорила о той буре, которую невольно вызвал своим вопросом князь в его душе.

"Да, тебя ни в чём нельзя обвинить! – хотел крикнуть Рюрик, но сдержался. – И всё равно я не могу простить тебе того, что ты и твой отец ещё живы, а мой…" На его глазах появились слезы, он резко отвернулся от Дагара и иудейского старейшины и прямо через огород направился к дому отца Абрама.

– Если ты хочешь, то я нынче же вместе с сыном войду в твоё войско! крикнул, не выдержав, Абрам, понявший боль князя.

Он вынужден был бежать за риксом, но делал это осторожно, так, чтобы не повредить грядки с овощами, па которых остались следы от быстрых и неразборчивых шагов князя.

– Если я хочу… – передразнил вдруг князь иудея. – Я хочу послушать… молитвы твоего отца, – желчно ответил, не оборачиваясь на купца, Рюрик, и Дагар понял наконец все. "Ну разве достойно князя так вести себя, Рюрик?" хотел было остановить его меченосец, но опоздал.

Рикс уже открывал деревянную скрипучую дверь, на которой был вырезан треугольник со странным глазом в центре. Глаз смотрел на входящего строго и предупреждающе. Рюрик усмехнулся, вспомнив, как объяснили значение этого символа миссионеры: символ совершенства духа, божеское начало. "Итак, осторожно, здесь живёт божеское начало, – иронично подумал молодой князь, но тут же остановил себя: у каждого народа свой бог, и задевать его нельзя!" (То был извечный завет предков, и нарушать его не смел никто из словен.) "Не нарушу и я", – растерянно подумал князь, и вдруг бег его мыслей был остановлен низким, чуть глуховатым старческим голосом:

– Ты хочешь знать, что такое смятение души, Давид? Не верти головой, когда ждёшь ответа. Смятение души – это первоначало премудрости. Как золотые слезы пробиваются на мрачном ковре, так и смятение должно пробиться сквозь нашу чувственность и возродить наши падшие духовные силы. – Голос старца звучал спокойно и убеждённо. Рюрик вспыхнул и заглянул в комнату. На ковре перед отцом Абрама сидели юноши, едва достигшие пятнадцатилетнего возраста. Они терпеливо внимали старику, но скуку на лицах своих скрыть не могли. Они не понимали, что это за мрачный ковёр, на котором выступают золотые слезы, и почему должны возродиться падшие духовные силы.

Вот что такое чувственность, они уже познали и потому тяжело завздыхали и закивали головами в ответ на слова отца Абрама.

Непоседливый Давид вновь обратился с вопросом к учителю, и вопрос его отозвался в душе Рюрика странным звоном:

– А кто такой Адонирам, учитель?

– Добрый и важный вопрос, егозёнок, ты задал! Так слушайте, юноши, все! Адонирам – это существо! – И юноши ахнули, не поверив, но старик продолжил: – Да, да, существо! И существо, вечно сокрытое в человеке и вечно пребывающее в нём!

Давид всплеснул руками и, округлив блестящие чёрные глаза, прошептал:

– Учитель, а я… чувствую его иногда!

– И прекрасно, внук мой! – живо отозвался старик. – И я почувствовал его в себе примерно в твои же годы,– спокойно и без иронии проговорил он и оглядел ласковым взглядом призадумавшихся юношей.

– А… как распознать его в себе, учитель? – обеспокоенно спросил другой юноша, сидевший поодаль от Давида и жадно внимавший каждому слову старого морехода и торговца.

– Очень просто! – охотно ответил старик. – Надо только слушать и слышать… свою душу! – чуть помедлив, посоветовал он.

– А как это? – удивился юноша.

– А так, – пояснил старик. – Вот захотелось тебе сблудить… Прежде чем совершить недостойное отцов твоих и дедов дело, посмотри на свои руки и послушай своё сердце.

Юноши тут же поглядели на свои руки, и каждый, не улыбаясь, приложил правую руку к сердцу.

– Да, да, вот так, – похвалил мастер юношей и продолжал: – Если сердце громко стучит и волнуется, а руки взмокли, значит, твой Адонирам запрещает тебе совершить задуманное, – лукаво, но вместе с тем с убедительной серьёзностью проговорил старик, тряхнув седовласой головой.

Дагар улыбнулся, прослушав речь отца Абрама. А Рюрик глубоко задумался. Поучения старого иудея так похожи на советы, которые давал ему отец, но чем-то они и разнятся. Чем? Вот и верховный жрец близок в своих размышлениях к мудрости отца Абрама, хотя у него свои боги и свои страхи. Может быть, он и был прав, когда звал князя хотя бы изредка приходить и слушать жрецов…

Абрам не мешал ни Дагару, ни Рюрику и не проявлял беспокойства. Он, казалось, впитывал в себя мудрые поучения отца, так необходимые для юношей, и начинал понимать причины грозовых всплесков в душе молодого князя.

Однако он понял не всё, а лишь то, что лежало на поверхности. Вглубь её Абраму было пока не дано заглянуть.

Все трое стояли в сенях, у раскрытой двери, оперевшись на глинобитную стену, и задумчиво слушали старого иудея.

А тот, вспомнив что-то очень важное, вновь привлёк внимание юношей и продолжил:

– Существо Адонирам присутствует в людях в виде особого голоса. Этот голос одобряет только дела и намерения благие, богоугодные… Вот как, например, борьба с врагами, – пояснил иудей и быстро добавил: – Но голос уязвляет нас, если мы думаем о тщетном и преходящем…

Рюрик вздрогнул, повёл головой в сторону Абрама и чуть было не крикнул: "Что же это я тщетного и преходящего надумал?", но спохватился и только переступил с ноги на ногу.

– И этот голос всегда звучит в нас? – снова спросил обеспокоенный Давид.

– Нет, – твёрдо ответил старый иудей и пояснил: – Этот голос иногда умолкает в нас под ударами трёх злодеев.

– Злодеев?! – хором выдохнули юноши и в страхе уставились на учителя.

Тот подождал, пока успокоятся его слушатели, и торжественно объявил:

– Этот голос умолкает в нас под воздействием гордости, корыстолюбия и… сластолюбия!

– А-а-а! – разочарованно протянули слушатели: им чудились невероятные злодеи в виде германских воинов, а тут…

Юноши вдруг разом затихли: они услышали тяжёлые, быстрые шаги и резкий удар закрывшейся двери…

Растревоженный услышанным Рюрик шёл стремительно. "Гордость возвели во грех! – негодовал он, поняв наконец, почему иудеи уживаются с другими народами. – Они искореняют её уже в душах своих детей! А наши рарожские, венетские, словенские парни… Попробуй скажи им, что германцы сильнее их! Да они животов своих не пожалеют, чтобы добиться победы над врагом! Да если бы не наша гордость, разве держались бы мы столько лет в борьбе с проклятыми германцами?!"

Дагар едва поспевал за князем. Он тоже находился под впечатлением поучений старого иудейского купца и старался осмыслить суть их. "Много мудрости ведает это племя, – изумлённо думал знатный меченосец. – Видно, не зря Руцина вняла их вере… Она гораздо суровее и живучее нашей… А Рюрик?.. Похоже, что наш юный князь не принял душой того, что давалось ему само собой… Не может… Слишком молод?! И, наверное, бесполезно ему сейчас доказывать мудрость Христову.

Слишком уж сильна в князе гордыня…"

Головой Дагар понимал, что надо догнать строптивого рикса, обнять его за плечи и согреть ему душу тёплым, добрым словом. Но князь бежал так быстро, что меченосец стал отставать от него. "Как ему не хватает отца конунга Белы! – с горьким сожалением подумал Дагар, вспомнив своего друга. Наверное, Бела невольно в Рюрике что-то разрушил… Ведь князь вырос среди нас, дружинников, совсем не зная женской мудрости… Ему надо бы почаще видеть Руцину!" Дагар покраснел: даже имя жены князя вызывало в нём трепет. Она же и не смотрела в его сторону, как бы он ни изощрялся, выискивая всяческие поводы, чтобы подойти к ней, просто постоять рядом, поговорить… Но всякий раз эти попытки были безуспешными, и Дагару становилось жаль самого себя. Он на мгновенье закрыл глаза и представил Руцину: порывистую, стройную, увлечённую только Рюриком. Да, в её сердце нет места никому, кроме вот этого разбушевавшегося ратоборца, мысли которого заняты предстоящей битвой с германцами и яростным сопротивлением уже неизбежному – мудрости Христовой, которой вняли и которую приняли многие народы.