Текст книги "Рюрик"

Автор книги: Александр Красницкий

Соавторы: Галина Петреченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)

– Я не могу ручаться за всё племя, вождь, – немного подумав, сказал князь, – это дело каждого, кто имеет душу. – Он проговорил это растерянно и отвернулся от Верцина, боясь, что тот заметит его душевную боль.

– Как верно ты заметил про душу! – восхищённо, но тихо воскликнул вождь и понял, за что Рюрика любят на Рарожском побережье. "Нет, он, наверное, не так уж и фанатичен, как кажется, – подумал вождь. – Здесь дело в другом. Просто он не может, не умеет сдаваться сразу, без боя".

– Хорошо, князь, – вдруг решившись, твёрдо сказал вождь. – Ты можешь поступать так, как подсказывает тебе твоё сердце, а вот я немногие оставшиеся мне годы хочу прожить, испытывая богов.

– Испытывая бо-гов?! – оторопело переспросил Рюрик и неожиданно для себя взял в свои ладони старую смуглую руку вождя. – Возможно ли это? Только огромное почтение, с которым Рюрик с детства относился к знаменитому на всё побережье залива вождю, помешало ему больно сжать эту морщинистую, побывавшую в стольких сражениях руку и закричать на всё селение:

"Что ты говоришь, вождь племени рарогов? Опомнись! Ведь это… Это же начало… конца!"

– Но я не предам тебя, мой князь, – горячо прошептал старый Верцин, освобождая свою руку из сильных рук Рюрика. – Не предам! – убеждённо повторил он, – И не смотри на меня так. Не надо! Я душою… чую, что должен са-ам испытать… богов! Всех! Будь то Христос, Йогве или Святовит! Всех-всех! Понимаешь? Я сам должен понять, кто из богов сильнее…

Рюрик отшатнулся от вождя.

Верцин следил за каждым жестом князя, знал цену его чувствам, но не смог остановиться в своём неизъяснимом стремлении высказать все, что обязан пережить сам.

– Какой из богов сильнее?! – снова оторопело переспросил Рюрик вождя, нахмурив брови. – Значит, и… и всем нам надо служить тому народу, у которого самый сильный бог, так, мой вождь? – Он сузил глаза и не отрываясь смотрел в побледневшее лицо вождя.

– Не смотри на меня так, Рюрик, – снова с горечью попросил старый Верцин и пояснил, усмиряя свой и княжий гнев: – Я не виноват, что под закат лет своих вдруг засомневался в своём боге. Но знаешь об этом только ты! – с болью предупредил вождь, затем встал, положил обе руки на плечи молодого князя и добавил с той беспомощностью и безнадёжностью, которые появляются только при безысходности: – Я обязан сказать тебе это. Я вождь – и сомневаюсь!.. Но не это для тебя страшно. Я тебя не предам. Я до последнего вздоха буду предан твоему делу. А вот дружина и друиды – это наши раны, – горячо прошептал он в лицо князю.

Рюрик вновь отпрянул от вождя, словно кто-то толкнул его в грудь.

– Постой, не уходи! Горько слышать правду, но у нас с тобой нет другого выхода, – жёстко проговорил Верцин, силой заставляя Рюрика оставаться на месте. – Выслушай всё до конца.

Рюрик поник. Опустил плечи. Не было никакого желания ощущать прикосновение рук человека, который так глубоко ранил его душу. Но Верцин был настойчив. Он упорно держал свои руки на плечах упрямого князя и, уже не щадя ни себя, ни князя, проговорил:

– Страх мне внушают друиды и дружина, но запрещать миссионерам быть среди них бесполезно. А посему я позволил им вести беседы с друидами, дружинниками и даже с твоими жёнами и наложницами.

Рюрик вырвался из цепких рук старого вождя и в запальчивости крикнул ему в лицо:

– Ни за что больше не подойду ни к одной из них!

– Это твоё дело, – не улыбнувшись, прошептал Верцин. – Моё дело предупредить тебя.

Рюрик в нерешительности постоял возле вождя, затем рванулся к выходу, но через некоторое время опять оказался рядом с Верцином.

– А верховный жрец? – выпалил он, и старый рикдаг его понял.

– Бэрин всё ведает и внял моей истине, – спокойно ответил вождь, вглядываясь в тревожное лицо молодого князя.

Рюрик вновь задохнулся от нахлынувшего прилива негодования.

Верцин понял его и как можно ласковее проговорил:

– Бэрин, как и я, ручается только за себя, но не за друидов. Этих "ясновидцев" ты знаешь не хуже меня, Рюрик.

Князь опустил руки и горько усмехнулся:

– Ну и благословил же ты меня, рикдаг! Через три дня в помощь ко мне прибудет войско фризов, а я словно пакля… Я не знаю, что буду говорить им!

С этими словами Рюрик рухнул на колени у ног старого вождя. Верцин вздрогнул, вскинул руки на плечи молодого князя, ласково погладил их, коснулся пальцами головы.

– Бедный мальчик! – прошептал Верцин, глядя на Рюрика. – На твою долю, чую, выпало самое тяжкое княжение, но ты… должен выдержать это божье испытание! – пророчески потребовал вождь.

В ответ князь издал звук, напоминающий глухое рычание, и ещё ниже склонил голову…

* * *

Три следующих дня Рюрик жил как на углях. В нём пылало все: и душа, яростно сопротивляющаяся услышанному; и ум, кричащий о невозможности подчинения исподволь подкрадывающейся силе и корчащийся в поисках выхода; и сердце, горящее ярче смоляного факела. «Зачем же ты здесь будешь нужен, князь, – напряжённо размышлял он, – ежели придёт другая, более сильная духом рать и сметёт тебя?.. Меня сомнут?.. Меня?.. Нет! Этого не будет никогда!.. Сходить к Руцине и выведать у неё все, что она знает о миссионерах?» промелькнула мысль, но в следующее же мгновение в нём взыграла гордыня. Князь метался в своей маленькой спальне, как зверь в клетке, не зная, что надо сделать, чтобы избежать беды…

Три бессонные ночи сделали лицо князя серым, взгляд – мрачным, душу злой, а ноги – бессильными. И только ум продолжал буйствовать и сопротивляться. Ум предлагал сначала один вариант действий, а затем желчно отвергал его по той простой причина, что план этот основывался на убийстве, но Рюрик мог убить врага только в битве с ним. Убить же за веру? Только за то, что кто-то пытается его вовлечь в другую веру?.. Нет, этого сделать он не сможет. У него рука не поднимется. И пусть живут эти проклятые миссионеры, пусть глаголят о своих заповедях и житии святых, пусть любые толки идут из их уст – не убивать же их за это! Но… и… слушать их бредни он тоже не станет. Да, не станет, хотя где-то в глубине души чувствует, что их правда где-то рядом, она почти ощутима. Стоит только едва напрячь память, и он уже утвердительно кивнёт головой, согласившись с их притчей о добре и зле. Да, кивнёт головой. Да, согласится, но тут же отвергнет, ибо это не им выстраданная притча. "И ни к чему меня предостерегать, советовать, чтоб я берег свои силы и силы своей дружины… Мне нельзя медлить! У меня одна беда – германцы! И я должен их одолеть! Вот тогда и посмотрим, чей бог будет сильней… Пусть хитрят, пусть ловчат, но я разобью их, этих ненасытных грабителей! – кричал князь в своей маленькой, глухой одрине. – Я положу конец их разбою на нашей земле!" – клятвенно заверил он себя, не переставая метаться.

Он ходил от окна к постели, отшвыривая ногой мешавший ему табурет, снова ставил его в центр одрины и злился на себя за свою неприкаянность. Нет, нет, никаких сомнений не должно быть! Не может быть! Он теперь же у себя в селении уничтожит улицу иудеев. Это они, они во всём виноваты! Их не видно и не слышно, но все в них нуждаются; лучший товар – у них, но кто слышал хоть раз, о чём молит иудей своего Бога? Никто! Предатели! Встретятся – кланяются низко, на вопросы отвечают словоохотливо, всегда угодливы, терпеливы, во всём и всегда умелы, а в душе?! Никогда у них на языке не бывает того, что происходит в душе. "Ну и народ!.. Сильный народ! вдруг сделал вывод князь и, ошеломлённый, застыл на месте. – А когда они появились у нас?.. Давно!.. Отец говорил – задолго до появления свеев. Смиренны, сметливы, хорошие купцы и мореходы… С великим городом Волином связь держали… А мой дед по линии матери… кем был? – с испугом вдруг спросил самого себя князь и облегчённо вздохнул: – Нет, он был свеем. Да-да, он из рода северных готов… – Рюрик вытер пот со лба, – Так как же быть?.. – прошептал он и сел на табурет. Рванул ворот рубахи – зазвенела тяжёлая серебряная цепь… – Нет, мериться силой с их Богом он не будет. Он просто забудет о нём, и всё! Нет никакого Иогве! И нет никакого Христа! Есть только Свя-то-вит! И всё! Но если так будет угодно Святовиту, то мы померимся силой! – зловеще изрёк Рюрик и недобро усмехнулся. – Не подвёл бы Юббе! Вот дело, угодное Святовиту!.."

В это время во дворе княжеского дома что-то произошло. Но Рюрик не стал вслушиваться. Он всем своим существом почувствовал, что там, во дворе, всё успокоилось и успокоилось так, как бывает, когда собираются все его приближенные – военачальники, их жены и дети, чтобы послушать песни Хетты.

Так и есть. Вот раздались мелодичные, такие родные и тёплые звуки кантеле, и что-то встрепенулось в душе князя. Он почувствовал, что злость и неуёмность не исчезли, но переместились в те далёкие закоулки его души, о которых он боялся и думать. Он сам поразился этой неприятной новости, но понял, что груз его души теперь не просто тяжёл, а ещё и неразрешим. "Неужели так будет тянуться всю жизнь? Помоги, Святовит!" – чуть слышно прошептал князь и встал с табурета.

Рюрик подошёл к окну и вгляделся в происходящее на поляне. Там полукругом сидели дружинники и слушали пение его второй жены. Хетта не звала его и пела не о нём. Он это знал. Она пела о смелом соколе, о соколятах, ещё не умеющих летать… И пусть поёт… Вот если бы Руцина!.. Все знали, что сердцем Рюрика владеет только она. Идти к ней прямо сейчас?.. Можно, но нет сил…

Он стоял у окна и не шевелился.

Но любимая жена есть любимая жена. И ей дозволено все. Она может даже пройти на мужскую половину княжеского дома, если там нет гостей. И рыжеволосая Руцина решительно направилась к своему повелителю, чувствуя необычность и опасность происходящего. Укрепили её в желании увидеть мужа и речи мудрого Верцина, который с тревогой говорил о смуте в душе князя.

– Не смей боле оставлять молодого мужа одного! – советовал ей встревоженный вождь, – Ты жена его! И самая любимая! – Верцин знал, как самолюбива Руцина. – Бди его вседенно и всенощно! Слушай все, о чём он будет кричать и стонать! Пусть кричит до хрипоты, а ты молчи и не перечь ему! напутствовал вождь княжескую жену, и та не могла ему не повиноваться.

Но, подойдя к спальне своего мужа, Руцина оробела вдруг и с трудом открыла скрипучую дверь. Рюрик стоял сгорбившись у окна и, не чувствуя духоты, мрачно смотрел на заполненную людьми поляну. Он не оглянулся на скрип двери и не вздрогнул, когда Руцина приблизилась к нему и положила обе руки на его спину, прижалась к ней щекой, поцеловала.

Рюрик закрыл глаза и поблагодарил Святовита за то, что бог понял его тайное желание.

Да, он ждал её. И это чудо, что она почувствовала его зов и сама пришла в мужскую половину дома. Да, он устал. Устал от бед, свалившихся на его двадцатилетнюю голову. Да, признать он может многое: и то, что жрецы могут изменить; и то, что племя его бедно, и то, что дружине его не хватает оружия, коней, но своё бессилие перед надвигающейся бедой – приходом новых богов – он признать не может! Уйти, спрятаться от этих дум в двадцать лет это так естественно!

– Как хорошо, Руц, что ты пришла… – сказал он тихо, поворачиваясь к ней покорно, как ребёнок. Затем обнял её как-то по-стариковски, почему-то поцеловал в лоб, страдальчески глянул в глаза, а в следующее мгновенье уже лежал с ней на ложе и безропотно отдавался её горячим ласкам.

* * *

– Ну, в последний раз! – громко скомандовал Рюрик, потный, раскрасневшийся, но, казалось, ничуть не уставший. – Тысячникам! Приготовить своих воинов!

Первыми выходят лучники! – приказал он и зорко проследил за тем, как выполнялась его воля.

…Большое поле возле грабовой рощи, на многих стволах которой были оставлены роковые отметины (роща должна была быть выкорчевана и сожжена, земля вспахана, чтобы принять в своё лоно зерно, но вождь приказал её не трогать и срока не определил), – заполнила семитысячная дружина. Пятый день подряд воины – рароги, волохи и фризы – учились сражаться объединёнными силами, и всё это время Юббе наблюдал за Рюриком и поражался быстроте его мыслей и точности в действиях, умению заставить бывалых служилых дружинников выполнять сложные упражнения на конях с мечами и секирами. Пятый день Юббе видел, как слаженно действуют тысячники Рюрика и как изнуряет учение ополченцев.

Ополчением, состоящим из двух тысяч соплеменников Рюрика, командовал коренастый, чуть сутуловатый Ромульд – один из самых близких и знатных друзей князя. Он был ровесником отца Рюрика и верно служил отцу и сыну. Когда князем стал Рюрик, Ромульд первым сказал, что будет до конца дней своих находиться в дружине. Обучать ополченцев правилам боя Ромульду помогал черноглазый, быстрый на ногу и на руку Гюрги, сын Всеволода, который тоже был соратником и другом отца Рюрика.

На Ромульда и Гюрги Рюрик надеялся, как на самого себя: знал, что они смогут сберечь силы ополченцев, научат правильно поднимать руку с мечом, секирой или копьём, чтобы не перетрудить плечи и кисти рук. Пока же ополченцы, добровольно истязая себя, махали мечами что было сил, и Ромульд и Гюрги не знали, как унять их злую прыть.

Рюрик, заметив растерянность своих военачальников, подозвал к себе Ромульда и, глядя на разошедшихся ополченцев, которые в течение всех пяти дней учёбы не хотели отстать в ловкости от дружинников, улыбнувшись, проговорил:

– Милый Ромульд, так дело не пойдёт. Они измотают себя, а во время битвы не смогут поднять рук. Распусти их по домам.

Ромульд улыбнулся, но не забыл приосаниться: Юббе был рядом, взгляд его – проницателен, а посему не надо, чтоб он заметил усталость бывалого воина.

– Попробую. А завтра как с ними быть? – задержав дыхание, проговорил Ромульд и перевёл взгляд с Рюрика на Юббе. Фриз доброжелательно смотрел на того и другого. Ныне он был одет скромно: кожаная сустуга плотно облегала его крепкое мускулистое тело, красные полотняные штаны туго облегали упругие ноги, на голове – серая шерстяная вязанка. Но вся осанка, острый взгляд и особенно ловкие руки выдавали в нём хваткого рикса неумных пиратов-фризов.

– Пригласи их на учёбу позже дружины на полдня. Надо, чтобы они не видели ловкости дружинников, – посоветовал молодой рикс и перехватил потеплевшие взгляды Ромульда и знатного фриза.

– Хорошо! – кивнул головой Ромульд, тронул коня и, поклонившись князьям, рысцой поскакал к ополченцам. Собрав сотников, он передал им приказ всем разойтись по домам. Каково же было удивление князей, когда никто из ополченцев не подчинился приказу. Растерявшиеся сотники беспомощно и недоумённо поглядывали на черноволосого Гюрги. Тот, недоумённо пожав плечами, нахмурился, сосредоточенно соображая, как он может помочь Ромульду.

– Не хотим срама на свою голову! – крикнул рыжий взмокший венет[55]55
  Венеты (кельт., слав.) – славяно-кельтское племя, жившее в Привисленье и Северной Италии.


[Закрыть] хриплым от натуги голосом. – Биться, так биться умеючи! – добавил он и взмахнул тяжёлым мечом в воздухе.

– Вот именно, умеючи! – успокаиваясь, проговорил Ромульд. – А ты ещё не умеешь, – мягко, но настойчиво добавил он.

– А коли отправишь меня домой – я опять за соху возьмусь и когда же буду учиться держать в руках меч? – спросил упрямый венет.

Ромульд призадумался. Ополченцы зашумели, загалдели, хотя лица у всех были уставшие, мокрые от пота и грязные.

– Вождь и тот на учениях бывает!

– Не пойдём домой!– кричали они. Рюрик, видя затруднение Ромульда, подъехал к нему на коне и громко крикнул:

– Други мои, дорогие и надобные в деле! Опустите длани свои, положите мечи и слушайте меня!

Ополченцы притихли. Нехотя положили мечи на землю у ног и уставились на Рюрика.

– Дорогие мои! – воскликнул Рюрик, приложив руку к груди, и поклонился ополченцам.

Ополченцы устыдились и совсем затихли, внимая словам молодого князя.

– Когда вы работаете не щадя себя, ваши мышцы превращаются в ядовитых змей для вас, – громко проговорил Рюрик.

– Как это?! – в ужасе загудели ополченцы.

– Так, – ответил князь. – Руки и ноги ваши должны постепенно наращивать силу и ловкость. Если же перетрудить их в короткий срок – они из друзей ваших станут врагами вашими, – горячо предупредил князь.

– Тогда зачем же позвали нас? – недоумевал рыжий венет.

– Да! – поддержали его другие.

– Вы нам очень нужны. И вы сможете помочь нам, когда не хватит дружинников, – просто объяснил князь. – Сразу в бой вас пускать не будем. Вы придёте на помощь только в самый тяжёлый час. Понятно?

– Понятно! Понятно! – раздались кое-где успокоенные голоса.

– А сейчас идите домой! Отдыхайте! Меча нынче в руки больше не берите! Берегите силы! Все! Не мешайте лучникам! – скомандовал Рюрик и оглянулся на Юббе. Тот увлечённо распоряжался лучниками, и князь загорелся. Метко стрелять научил его отец. С первого выстрела попадал на лету в любую птицу! Вырос в Дружине. С младых ногтей отец брал его всюду с собой… Оставив Ромульда, Рюрик натянул поводья, и конь быстро помчал его к лучникам.

– Молодец, Юббе! Хорошо получился бой врассыпную! – воскликнул, подъезжая, Рюрик. Он видел, как из сотни, состоящей из плотно прижавшихся друг к другу воинов, выбежали лучники и рассыпались на десятки, стрелки натянули луки в руках.

– Не стрелять! – хрипло крикнул им фриз. – Берегите стрелы!

Стрелки опустили луки. Одеты они были легко: кожаные сустуги надеты были прямо на голые тела, короткие красные штаны не доходили до колен. Ноги почти у всех обуты в кожаные сандалии.

Рюрик улыбался, глядя на лучников.

– Каков бег у них? – спросил он фриза.

– Как у оленя, бегущего от волка! – пошутил Юббе. Говорить по-славянски он стал заметно лучше.

Шутка понравилась Рюрику, и он впервые за пять дней учения громко рассмеялся.

– Этих тоже пора по домам отпускать, – просмеявшись, предложил Рюрик.

– Сейчас отпущу, – ответил знатный фриз и тронул было коня, но увидел быстро несущихся в их сторону трёх всадников и в ожидании остановился.

Рюрик перехватил выжидательный взгляд своего сподвижника и удивился:

– Это ещё в честь чего?!

– Сейчас узнаем, – едва успел договорить фриз, как сторожевые послы с пристани уже осадили коней.

– Рюрик! – запыхавшись, проговорил один из них. – К вечеру прибудет войско, возвращающееся от ильменских словен!

– Что-о?! – в один голос вскричали Рюрик и Юббе.

– Возвращается дружина из ильменских словен!.. Их изгнали бояре! повторил старший сторожевой посол.

– Чем они прогневали Гостомысла? – вырвалось у Рюрика.

– Пока ничего не знаем, – ответил посол и развёл руками.

– Хорошо! Я буду на пристани к их прибытию. – В голосе Рюрика легко угадывались удивление и растерянность. Он кивнул послам, и те, развернув коней, помчались к дому вождя венетов-рарогов.

– Вот это весть! А? – воскликнул фриз. Он тоже был не в силах сдержать удивления и присвистнул.– Что ни живу, впервые… такое слышу!

– Да, ни в годы княжения отца, ни позднее я такого тоже не слышал, глухо молвил Рюрик и тут же подумал: "Может, и эти воины вольются в мою дружину?" – а вслух произнёс: – Строптивость ильменских бояр всем известна, но изгнание?! – Он пожал плечами, как-то странно повёл головой, словно не желая принять и эту грозную весть, а затем вздохнул и обречённо изрёк: – Ну и пора выдалась…

Юббе понял по-своему горечь друга, отнеся его слона к тому, что пополнение волохов, влившихся в дружину рарогов, было слишком малочисленным, и ни о чём не спросил его. Немного помолчав, он предложил:

– Я отпущу лучников, а ты езжай к конникам, посмотри – как там у них, а потом я подъеду к тебе.

Знаменитый фриз заторопился, ему уже явно не терпелось отбыть на пристань…

У конницы учения проходили под предводительством сорокалетнего статного Дагара, одного из благоразумных и преданных тысячников Рюрика, унаследовавшего не только красивое с голубыми глазами лицо, но и прекрасное имя своего отца, происходившего из того знатного рода эстиев, богатые люди которого пьют кобылье молоко, а бедные и рабы пьют мёд.

Возле Дагара находились Аскольд и Дир со своими соплеменниками.

– Повтори учение ещё раз. Хочу видеть секироносцев первыми! – обратился Рюрик к знатному эстию, слегка поклонившись именитым волохам.

Дагар кивнул головой и, окинув взглядом огромное войско конников, вооружённых кто мечами, а кто секирами, громко крикнул:

– Секироносцы! К бою!

Рюрик заметил, как в любопытном ожидании застыли лица военачальников-волохов.

– Сколько их? – спросил Рюрик Дагара, оглядывая лёгкую, подвижную конницу секироносцев.

– Всего тысяча, вместе с сотней ополченцев. – В голосе его чувствовалось недовольство.

– Маловато, – хмуро подтвердил Рюрик, невольно перехватив выжидательный взгляд Аскольда, но ничего не сказал ему, подавив в себе какое-то странное чувство отчуждённости.

Секироносцы выстроились в две колонны по пятьсот воинов в каждой.

– К бою! – чётко скомандовал Дагар.

Взметнулись секиры и, описав в воздухе круги, со свистом врезались в землю. Секироносцы, быстро спрыгнув с коней, ловкими, сильными рывками вытащили секиры из земли и, блеснув оголёнными ногами, снова оказались верхом на конях, готовые повторить ещё раз наступательное упражнение.

– Довольно! – крикнул Рюрик, зная, что все устали. Секироносцы прижали древки своего боевого оружия к крупам коней, не смея вытереть пот с разгорячённых лиц.

Рюрик внимательно оглядел боевых коней: далеко не на всех под сёдлами были полотняные покрывала, предохраняющие ноги воина и тела животных от пота.

В таком виде в далёкий поход не пойдёшь: и кони и люди быстро станут калеками.

– Дагар, ежели нынче к вечеру не все воины найдут покрытия для коней, скажи мне; мы с вождём соберём их у народа племени, – скорее попросил, чем приказал Рюрик.

– Хорошо, а оборонительные упражнения будешь смотреть? – бодро спросил благородный Дагар, чуя, что за ними постоянно и настороженно наблюдают Аскольд с Диром.

– Нет, распусти их по домам и выполни мою просьбу, – подтвердил своё распоряжение Рюрик, стараясь лишний раз не смотреть в сторону знатных волохов.

Дагар, согласившись, кивнул головой и отъехал к секироносцам.

Рюрик, Аскольд и Дир остались одни. Волохи, наблюдая за действиями Дагара, выжидали, скажет ли им что-нибудь князь рарогов. Но тот угрюмо молчал.

– Как ты думаешь, князь, ежели все воины были бы так же легки и быстры, яко секироносцы, биться было б куда легче? – спросил, не выдержав, Аскольд, путаясь в славянских и романских словах. За неделю жизни среди венетов-рарогов он понял, что здесь говорят по крайней мере на шести языках, но венетский и славянский преобладают.

– Лёгкая секира – завидное оружие в руках умелого воина, но она бессильна против тяжёлого меча, а почти у всех соседних племён бойцы вооружены очень длинными мечами и тяжёлыми медными щитами, – медленно выговаривая каждое слово, ответил Рюрик, пытаясь скрыть своё превосходство в знании ратного дела.

Аскольд понимающе кивнул.

– А твоя разведка ныне была у германцев? – несмело спросил Дир. Ему тоже понравились ловкие секироносцы.

Рюрик улыбнулся: смешнее вопроса не придумать.

– Да. У них преобладают длинные мечи и плотные щиты, – спокойно ответил он и печально посмотрел на рыжего волоха. Дир понимающе кивнул в ответ и отвёл пытливый взор от рарога.

Секироносцы, отпущенные Дагаром, ровными рядами покидали поле. Рюрик посмотрел им вслед и увидел привычную картину: кони несли на своих спинах уставших, но довольных собой воинов. Их головы были обнажены, и длинные волосы, распущенные во время боя, были у всех одинаково забраны в пучки. Крепкие тела бойцов мерно покачивались в такт движению тел животных. Два цвета господствовали в их строю – красный цвет коротких холщовых штанов и коричневый цвет кожаных сустуг и короткой шерсти коней.

Рюрик вздохнул. Аскольд улыбнулся. Дир со смутным любопытством смотрел на того и другого.

– Ну, Дагар, а сейчас самое главное – оборонительные упражнения меченосцев, – спокойно обратился Рюрик к подъехавшему знатному эсту.

– А он молодец! – тихо воскликнул Дир, обращаясь к Аскольду, указывая на князя венетов-рарогов.

Аскольд ничего не ответил. Взгляд, который он бросил на своего сподвижника, был скор и колюч. Дир съёжился и отвернулся от Аскольда.

Дагар скомандовал, и оба романских военачальника застыли: среди этих двух тысяч меченосцев находились и две сотни тяжеловооружённых волохов.

Меченосцы грузно восседали на конях, крупы которых были покрыты красными домоткаными полотнами.

– В бой! – бросил клич Дагар и тронул своего коня, отъезжая на позицию, с которой удобно было наблюдать за боем.

Разбитые на два лагеря меченосцы развернули коней и бросились в бой. Тяжело взметнулись мечи, заскрежетали щиты, послышались крики и вопли, возбуждающие воинов.

Дагар и Рюрик, наблюдая за учебным боем, опытным взглядом сразу же определили, что не у каждого воина умный, боевой конь.

– Слабы кони, – вздохнул знатный эстий. Рюрик кивнул головой и обнадёживающе ответил:

– За семь дён до боя друиды будут поить их особым отваром трав. Кони должны войти в силу. Главный жрец мне это обещал.

– Тогда есть надежда на успех, – облегчённо вздохнул Дагар. – А как тебе… волохи? – осторожно спросил он, зная, что вопрос этот не будет слышен чуть отъехавшим в сторону от них Аскольду и Диру.

– Которые? – улыбнулся Рюрик. – Те или эти? – Он указал сначала на бьющихся меченосцев, а затем плечом повёл в сторону чёрного и рыжего волохов.

Дагар засмеялся.

– И те и эти, – уточнил он.

– …Молодцы, что прибыли. За одно за это я уже готов первую же сотню пленных быков принести в жертву богам! – бодро ответил Рюрик и вдруг поймал себя на мысли, что начинает ощущать тот прилив сил, который делает его князем, могущественным витязем и мудрым правителем. "Не расплескать бы силы эти по мелочам!.." – подумал он и сделал паузу, вслушиваясь в то, что происходит в его душе. "Учись… Следи за собой!.. Копи силы!.. Берегись!.." – чётко и ясно прозвучал вдруг в ушах знатного рарога голос его отца.

Рюрик сидел в седле как влитой, и удивлённый Дагар заметил, что доставшийся князю в наследство от деда Сакровира щит не велик внуку, а, напротив, мал. "И совсем не молод наш князь… А в самый раз! И дружина любит своего предводителя!" – пронеслось в его голове.

– На учениях волохи горячее наших, – тихо заметил Дагар, справившись со своим удивлением.

– Вижу! Пора остановить бой! Пусть отдыхают! – твёрдо скомандовал Рюрик и тронул коня.

Дагар слегка поклонился князю и отъехал к воинам, чтобы выполнить приказ своего предводителя.

– Я рад был видеть ваших воинов лучшими, чем своих! – чётко, но сухо сказал Рюрик Аскольду и Диру.

Те, польщённые справедливой оценкой, склонили головы в знак благодарности перед своим новым предводителем. В это время подъехал знаменитый фриз. Он услышал слова Рюрика, с интересом взглянув на предводителей волохов, и молча ждал, что будет дальше.

– Учения продлятся ещё три дня, затем – отдых, а о начале битвы я оповещу, – отрывисто командным тоном молвил Рюрик, не дав волохам что-либо сказать в ответ. Он уже хотел присоединиться к Юббе, но вновь подъехал Дагар и озабоченно проговорил:

– Рюрик, воины хотят видеть твой учебный бой! Все четверо оглянулись на вытянутые ряды меченосцев. "Не время бы! – хотел было возразить Рюрик. Скоро надо на пристань, встречать изгнанников, но… отказываться нельзя! Это их затея…" – понял князь, увидев любопытство на лицах волохов, но на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Бой так бой! – спокойно ответил он и даже не взглянул в сторону обеспокоенных Дагара и Юббе. – Кто из вас будет биться со мной? – решительно обратился князь к знатным волохам. Те, переглянувшись, согласно кивнули друг другу, и Дир ответил:

– Аскольд!

"Я так и знал!" – подумал Рюрик, вынул из запасного мешочка кожаные щитки для предохранения локтей и молча надел их. Затем подтянул щит, натянул на голову шлем.

Аскольд проделал то же самое.

– Я готов! – крикнул Рюрик, отъехав немного назад, и, бросив секиру, отметил место битвы. Затем резко натянул повод: конь заржал и, встав на дыбы, начал разбег.

Меченосцы быстро сомкнулись в круг. Рюрик выхватил меч и, держа его на коротком взмахе, ринулся на соперника. И вновь в сознании возник голос отца: "Учебный бой – самый показательный. Ежели хоть раз допустишь промах, воины не простят тебе и всегда будут помнить о нём… Будь ловок, как бес, и хитёр, как старый лис…"

Аскольд издал боевой вопль, чтобы разъярить себя, и стремглав набросился на Рюрика.

– Раз! – рявкнул он, нанося удар по щиту Рюрика.

– Есть! – осветил ударом меча князь венетов-рарогов. Далеко был слышен звон их мечей. Удары сыпались один за другим: нападающий, защитный, атакующий – и так без конца.

– Секиры! – крикнул Аскольд и опять, издав гортанный воинственный вопль, налетел на Рюрика с двойным оружием: в правой руке блестел тяжёлый меч, а в левой – боевая секира.

Рюрик, вспомнив, что вонзил свою секиру в землю где-то тут, рядом, быстро огляделся и проворно ушёл от атакующего волоха.

Восторженный гул пронёсся по рядам меченосцев. Изловчившись, Рюрик завладел своей секирой и, держа её в правой руке, дал на мгновение остыть своей злости. Ему не нравились боевые вопли волоха. Отец говорил: "Кто кричит в начале боя, тот молчит в конце; не следует тратить лишние силы в бою, береги их на ловкость, бери ловкостью и хитростью!"

Рюрик сжал левой рукой верный меч и ринулся на соперника, зная, что тот потерял много сил на холостой, удар по воздуху. Так и есть: Аскольд тяжело дышал и с удивлением поглядывал на Рюрика: "Такой хилый, а дыхание… ровное…"

– А-а-а! – пронёсся над меченосцами раздирающий душу крик, и тут же вслед за ним – глухие удары секир друг о друга. Звон! Это удар секиры Рюрика о железный щит Аскольда. Ещё звон! Это ответный удар волоха.

Аскольд тряхнул головой и снова издал страшный вопль. Рюрик отпрянул в сторону: конь испугался вопля и едва не скинул своего наездника. Этого Аскольд не ожидал, и опять его удар пришёлся по воздуху.

Меченосцы захохотали, ударяя рукоятками мечей по своим щитам: одобряя ловкость одного предводителя, они позорили другого.

– Воины должны быть едины духом! – воскликнул обозлённый волох.

Рюрик взмахом меча прекратил шум меченосцев, на мгновенье выпустив из виду противника. Возвращаясь в боевую позицию, он почувствовал резкий холодок в правом предплечье и удивлённо посмотрел на волоха; тот поменял в руках меч и секиру.

– Измена! – крикнул Олег, наблюдавший за странным боем из рядов своей сотни меченосцев. – Рюрик ранен! – дико закричал он, рванул коня и помчался к князю.

Да, Олег был слишком молод и слишком горяч, чтобы постичь все хитрости княжеской дипломатии. Он находился возле Рюрика, когда замешательство, вызванное его криком, уже прекратилось.

Аскольд невозмутимо удивлялся: