Текст книги "Рюрик"

Автор книги: Александр Красницкий

Соавторы: Галина Петреченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц)

Рюрик, так и не сумев открыть дверь, дослушал всю речь жреца и хмуро обдумывал её.

Бэрин ещё несколько мгновений простоял с закрытыми глазами и молитвенно вознесёнными вверх руками. Медленно отходя от божественного вдохновения, он, казалось, забыл о присутствии князя.

– Если бы у меня сейчас под рукой был бык, я подарил бы его тебе для жертвоприношения за твоё слово-знание! – хмуро проговорил Рюрик, со странным чувством наблюдая за состоянием жреца: – О боги! Ты! Вытираешь слезы?! Неужели же у тебя не иссяк ещё их благодатный источник! Я не удивился бы, если такое случилось с друидом Вальдсом. – Рюрик постарался произнести эти слова как можно ехиднее, хотя сам уже понимал, что речь Бэрина застряла у него в сердце занозой.

– Рюрик, ты на опасном пути! – медленно и внушительно молвил Бэрин, стараясь не обращать внимания на ехидство молодого князя, хотя это ему давалось с трудом. – Как рано ты лишился отца! – с сожалением воскликнул вдруг жрец, успокаивая себя этим доводом.

– Ни слова об отце! – крикнул Рюрик так зло, словно его полоснули острой секирой ещё раз.

– Почему? – невозмутимо и тихо отозвался жрец и повернул к князю своё вдруг похорошевшее лицо. – Ты думаешь, ежели я не имею детей, то бесконечно порочен и ни к кому не могу испытывать отцовские чувства?

– Почему ни к кому? – уязвил его ещё раз Рюрик. – Перед тобой верховным жрецом – всё племя в сыновнем долгу.

– Всё племя – это не сын, князь! – сорвавшимся голосом вдруг проговорил Бэрин. – Ты храбр! Это прекрасно! Но не ищи, князь, себе смерти раньше времени! – добавил жрец совсем тихо и склонил голову перед Рюриком, чтобы скрыть волнение, боль души и непрошеные слезы.

Рюрик и верил, и не верил в его искренность.

– Послушай, Бэрин, ведь ты жрец солнца, но почему всё это утро твоим языком говорит жрец смерти? Или сам он лишился языка? – съязвил Рюрик, всё ещё не понимая причины столь разительной перемены в облике верховного жреца. И почему он так долго стоит в этом унизительном поклоне?..

Наконец Бэрин поднял голову и улыбнулся: чем больше дерзил ему Рюрик, тем больше он ему нравился. Жрец уже с откровенной любовью оглядел молодого, ладно скроенного, но такого горячего князя.

– Я знаю, князь, ты хочешь свершить над Аскольдом свой самосуд…

– Фу! – вырвалось у Рюрика. – Только друиду солнца могла прийти в голову такая дума! Отпусти Аскольда! – устало потребовал Рюрик, решив больше не верить ни единому слову, ни единому взгляду верховного жреца.

– Прежде всего надо выпустить… тебя! – как ребёнку, пояснил князю Бэрин и опять ласково улыбнулся ему.

Рюрик торкнулся в дверь. Сна не поддалась.

– Боги! Неужели ты меня за дурака принимаешь?! Да если я к утренней трапезе не прибуду в свой дом, то частокол твоего двора мгновенно превратится в пепел, – с пренебрежением заявил Рюрик и торкнулся ещё раз. Выпусти с миром, пока не поздно! – крикнул он, не на шутку разозлившись. Он не ожидал от верховного жреца такого явного коварства.

Бэрин медленно тяжёлым взглядом оглядел князя с головы до ног, словно прицениваясь, хватит ли терпения у молодого предводителя рарогов выслушать его, главного жреца, и, подавив в себе желание уступить" князю, повелительно сказал:

– Не выпущу! У меня к тебе нынче долгий разговор. Не злись, а внемли всему, что скажу. – Он первым сел за стол, и, чтобы заставить Рюрика слушать его, начал с откровения, которое, как правильно он предположил, остановило князя в его порыве: – Я – верховный жрец и потому могу лишить власти вождя… и тебя. – Рюрик вздрогнул, но от двери не отошёл. – Да и друиды склоняют нынче меня к этому. – Князь упрямо выпятил подбородок и нарочно старался смотреть мимо головы верховного жреца. Он сузил глаза и всем своим видом давал понять, что не верит Бэрину, но уж раз так получилось, то придётся выслушать все, что жрец решил тут ему наплести.

– Все тридцать лет, с того дня, что я стал главным жрецом племени, я потратил на то, чтобы поддержать Верцина в его замыслах, не разозлив жрецов, – сурово продолжал Бэрин, приняв и эту пренебрежительную позу Рюрика. – Как ты думаешь, почему наше племя до сих пор держится в борьбе против германцев, тогда как другие давно признали их владычество? неожиданно спросил жрец, вглядываясь в глаза князя.

Рюрик отошёл от двери.

– Это заслуга вождя, моего отца и всего племени! – уверенно ответил он, злясь на упорство жреца и собственное вынужденное повиновение ему.

– Ты слеп, как новорождённый щенок! – со свистом выдохнул воздух Бэрин. – Это моя заслуга! Я не поз-во-лил себя подкупить! – кипя гневом, жрец хотел крикнуть, но сдержался. Он отвернулся от князя, недовольный собой: "Зачем я ему всё это говорю?! Всё равно ничему не поверит…"

Рюрик опешил. Он ожидал чего угодно, но только не такого перехода в разговоре.

Наступила минута замешательства.

Князь был ошеломлён обрушившейся на него новостью, а верховный жрец утишал вспыхнувшие в нём гнев и жалость.

Молчание явно затянулось. Рюрик не знал, что возразить. Он новыми глазами посмотрел на жилище друида солнца, на бедность и убогость его быта, я в душе его родилось сознание собственной вины перед верховным жрецом.

– Ты думаешь, я не мог жениться и иметь такого же сильного и красивого сына, какого имел твой отец? – тихо и как-то растерянно спросил Бэрин, не глядя на князя, а потому и не видя его блуждающего и виноватого взора.

Рюрик подошёл к Бэрину. Его уже не отталкивало страшное, размалёванное лицо друида. Сквозь мазню он увидел на нём страдание и терпение, почувствовал высоту помыслов своего друида солнца. В одно мгновение князь вдруг причислил Бэрина к рангу своих людей. Кроме того, князь вдруг понял, что сейчас услышит от жреца то, чего тот никогда и никому не доверял.

– Говори, прошу тебя, – вдруг тихо попросил Бэрина князь и сел на скамью, что стояла вдоль восточной стены гридни.

Жрец, с такой жадностью ожидавший доброго порыва со стороны Рюрика, дождавшись, словно спрятал свою душу под замок, и, не улыбаясь, суровым голосом заговорил:

– Ты вряд ли помнишь моего отца. Он был прекрасным оратором. Речь царя Бренна римским послам о причинах нападения галлов на этрусский город Клузий я от него знал почти назубок…[57]57
  Речь царя Бренна римским послам о причинах нападения галлов на этрусский город Клузий я от него знал почти назубок… - Речь идёт о событиях, происходивших в Древнем Риме в IV в. до н.э., когда Средняя Италия подверглась нападению галлов. Галлы осадили этрусский город Клузий, жители которого обратились в Рим за помощью. Когда римские послы спросили галлов, за что они напали на Клузий, предводитель галлов Бренн произнёс процитированную жрецом речь.


[Закрыть]

Бэрин медленно, со злым сарказмом, ни разу не сбившись, проговорил, глядя в лицо молодому князю, отрывок из знаменитой речи Бренна, произнесённой более одиннадцати столетий назад:

– "Клузийцы тем чинят нам несправедливость, что вспахать и засеять могут мало, иметь же хотят много и ни клочка земли не уступают нам, чужеземцам, хотя мы и многочисленны, и бедны. Не так ли точно и вам, римляне, чинили несправедливость прежде альбаны, фиденаты, ардейцы и… И, если они не желают уделить вам части своего добра, вы идёте на них походом, обращаете в рабство, грабите, разрушаете города и при всём этом не делаете ничего ужасного или несправедливого, но следуете древнейшему из законов, который отдаёт сильному имущество слабых и которому подчиняются все, начиная с Бога и кончая диким зверем! Да, ибо даже звери от природы таковы, что сильные стремятся владеть большим, нежели слабые. Бросьте-ка лучше жалеть осаждённых клузийцев, чтобы не научить галлов мягкосердечию и состраданию к тем, кто терпит несправедливость от римлян!"[58]58
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1961. Т. 1. С. 177.


[Закрыть]

Рюрик затаённо молчал, впервые прикоснувшись к столь непонятной и великой судьбе. Он внял смыслу отрывка из речи Бренна, смотрел на одухотворённое лицо верховного жреца и вдруг отчётливо осознал, как глубоко связаны стремления всех великих людей, независимо от того, где и когда они жили. Великих людей отличает стремление постичь силу и владеть ею вечно. И он, Рюрик, тоже хочет быть сильным… Но всегда ли бывает так, как хочет человек?.. Почти никогда так не бывает, горько сознался себе Рюрик и растерянно взглянул в грустные глаза друида.

Бэрин же, казалось, думал, продолжать разговор или нет. "Раз начал, то надо постараться убедить молодого, только начинающего постигать жизнь князя в разумности своих намерений, сделать его своим другом, раскрыв ему страдания своей души".

– Ребёнком я уже знал речь Бренна, – повторил жрец уже спокойнее, изредка поглядывая на притихшего и задумавшегося Рюрика, – но не вникал в её смысл. Отец же строго-настрого запрещал мне произносить её на людях. "Держи знание для себя и учись понимать жизнь!" – вот был его завет. Я много размышлял и к твоим нынешним годам понял, что движет людьми, но ни разу не сознался в этом отцу. Я решил, что ни за что не повторю его ошибок…

Бэрин встал, вышел из-за стола, чуть-чуть помедлил и вдруг яростно произнёс:

– Как я завидовал твоему отцу! Рюрик вспыхнул. Бэрин заметил это и, успокаивая его, торопливо продолжил:

– Нет, здесь не замешана твоя мать, хотя она и была красавицей. Я… добровольно отказался от неё, – пояснил он, не опустив глаз под пронизывающим взглядом князя. – Да она и не подозревала, что я любил её. Бэрин вдруг обхватил голову руками. – Это была только моя тайна! Но сколько ещё тайн витает вокруг тебя, мой рикс!.. – воскликнул он.

Рюрик покачнулся. Звук, похожий на слабый стон, вырвался из его груди и напугал жреца.

– Что с тобой? – испугался Бэрин и бросился к князю. – Сядь сюда, к столу, и выпей вот этот отвар, – настойчиво предложил жрец, заботливо пододвигая глиняный кувшин, стоявший на столе. – Пей, не бойся, изводить я тебя не собираюсь, – заверил он рикса и неожиданно для себя погладил его по плечу. – Как ты слаб! – тихо вздохнул верховный жрец и почти грубо потребовал: – Пей же! И скорее!

Рюрик взял кувшин, подержал его в руках, затем поднёс ко рту и попробовал отвара.

– Вкусно, – сознался он и, отпив несколько глотков, нерешительно поставил кувшин на стол.

– Понравилось? – тепло спросил Бэрин. Рюрик молча кивнул головой.

– Тогда пей ещё! Ты мало выпил.

– А тебе? – улыбнулся князь. – Это же очень ценный цветочный отвар… удивлённо заметил он и нерешительно протянул руку к кувшину.

– Не беспокойся, мне хватит. Пей! – потребовал Бэрин, уже смеясь. Он подвинул кувшин ближе к князю, а сам дотронулся до его шеи. – Да у тебя жар! – воскликнул жрец и засуетился всерьёз.

Но Рюрик ощущал только озноб и странную слабость во всём теле.

– Ты должен допить отвар до конца. Он целебный… – уже приказал друид солнца, и князь повиновался ему.

Бэрин облегчённо вздохнул.

– Теперь отдохни, – ласково предложил он князю, – полежи. – Жрец метнулся к широкой скамье, покрытой потёртым ковром. – Иди сюда. Сон, наверное, давно бежит от тебя: слишком большую ношу принял ты на свои молодые плечи…

– Нет, – твёрдо ответил Рюрик. – Скоро пройдёт… Мне уже лучше, устало проговорил он и спиной привалился к стене.

– Это у тебя от раны. Ты повязку утром менял? – снова заботливо и обеспокоенно спросил Бэрин, суетясь возле князя.

– Не помню, – отмахнулся Рюрик. – Я к тебе торопился: за Аскольда боялся, – слабым голосом добавил он и закрыл на минуту глаза.

– С ним ничего не случится, пока я беседую с тобой, – внимательно наблюдая за состоянием рикса, медленно и опять по-доброму проговорил друид.

– Глашатаи уже бегают по селению? – Сомнение всё же не оставляло Рюрика. Он посмотрел на окно гридни, хотел подняться со скамьи, но, к стыду своему, почувствовал, что ещё слишком слаб.

– Ещё нет. – Бэрин перехватил взгляд князя и потому постарался придать своему голосу особую убедительность. – Если не хочешь лежать, тогда хоть сиди спокойно!

Рюрик решил всё же предупредить жреца:

– Знай, всемогущий друид солнца, что глашатаи не успеют и рта раскрыть, как будут схвачены моими людьми: Аскольда я казнить не дам! – Рюрик вдруг почувствовал в себе силу говорить, и говорить громко.

Бэрин весело рассмеялся:

– До чего же ты хорош в гневе! И как похож на мать! – воскликнул он и тут же осёкся. "Ну как мне высказать тебе все, что накопилось у меня в сердце?!" – с горечью подумал он.

Рюрик чутко уловил его волнение. В его памяти всплыло слово "тайны", так поразившее его в устах жреца. "Тайны!.. Какие ещё тайны могут витать вокруг меня?" – чуть ли не вслух произнёс он, но сдержался; страх, неожиданный страх сковал его уста. Он испугался, что не выдержит новых откровений.

Бэрин внимательно посмотрел на князя: лицо Рюрика слегка порозовело и стало сосредоточенным, он чуть собрался, словно для прыжка или ловкого удара по противнику: руки полусогнуты и напряжены – поза ожидания неизвестности.

– Итак, ты завидовал моему отцу, но моя мать здесь ни при чём, поспешил напомнить князь жрецу, чтобы вернуть его мысли в прежнее русло.

Бэрин молчал.

– Ты раздумал говорить? – удивился Рюрик, но тут же понял, что происходит со жрецом, и сделал паузу, давая ему время вновь войти в роль вещего прорицателя. Озноб у князя действительно стал проходить, и он почувствовал себя значительно лучше, но только физически. Состояние его души оставалось трепетным и тревожным, и это не нравилось ему.

Наконец Бэрин решительно продолжил:

– Я завидовал твоему отцу только потому, что он был сыном князя, внуком и правнуком князя, а я был сыном верховного жреца, внуком и правнуком верховного жреца. Наше положение в племени ничто не могло изменить, – с явной досадой проговорил Бэрин, довольный тем, что Рюрик ждал продолжения разговора и так непосредственно проявил интерес к той, скрытой от всех остальных соплеменников второй стороне жизни верховного жреца.

– Уже твой прадед вёл воинов племени против данов, свеев и жестоких германцев. Уже дед Верцина вершил дела племени, веря в воинское искусство твоего прадеда! А мой прадед лисой метался из стороны в сторону и выгадывал, что лучше – позор в золоте или нищета в почёте. – Бэрин глубоко вздохнул, тайком глянул на Рюрика, который с любопытством слушал его, гут же отвёл глаза и продолжил: – В тот день, когда мой прадед должен был встретиться с дозорными данов и передать им боевые секреты твоего прадеда, его спасла разведка твоего предка, решившая, что он за-блу-дил-ся в поисках целебных трав и ракушек. Он так дрожал от страха и был таким жалким, что никто не заподозрил его в измене, – брезгливо проговорил Бэрин, передёрнул плечами и как-то весь съёжился. Рюрик внимал друиду солнца с той жадностью, с какой преклоняют слух только к истине. – Такова наша семейная тайна. Я жил с грузом этой тайны тридцать лет – теперь нет семьи и нет позора, – заключил Бэрин. Он поймал себя на мысли, что его откровения тяжелы для князя, что тот не может понять его, что его отчаяние чуждо ему, но непонятная сила заставила его продолжить.

– Подожди, это ещё не все! – тихо сказал Бэрин. – Когда я стал допытываться до первопричины позора своего прадеда, то мой дед объяснил это одним: желанием избавить свою семью от нищеты… Дети – вот что толкает родителей на преступления!

– Неправда! – возмутился Рюрик. – Отец был князем, но он был справедлив. И меня учил тому же!

"Такие люди, как твой отец, – редкость", – хотел было сказать жрец, но сказал другое:

– Ты не понял меня! Твой отец, как и твой прадед, – по наследству! возглавлял борьбу нашего племени против разноликих врагов. А я – по наследству! – должен был возглавить борьбу параситов[59]59
  Параситы (кельт., греч.) – питающиеся около – помощники друидов.


[Закрыть] с твоим отцом или пойти против и стать их жертвой. Твой отец был всегда на виду. Его победа – это победа всего племени. – Бэрин боялся, что Рюрик прервёт его, и в своём страстном порыве говорил не останавливаясь. – Наше племя единственное, которое выдерживает пока ещё натиск германцев. Род князей-соколов единственный род племени рарогов, который даёт князей-победителей. «Молитесь богам и взывайте к их благословению, чтоб вечно длился род князей-соколов!» И все молятся богам за твой род! А кто молится за мой род?.. – жалостно спросил вдруг верховный жрец, но ожидать ответа не собирался. Он посмотрел на Рюрика разгорячённым взглядом и тихо продолжил: – Когда в нашем селении, появилась семья свеев-русов[60]60
  Свеи (нем., слав.) – шведы – германское племя, жившее в южной части Скандинавии.


[Закрыть], в которой родилась твоя мать, изгнанникам никто и никогда не угрожал и не побуждал их к уходу, хотя с их соплеменниками нашим воинам приходилось биться не раз. Твой дед по матери был умелым оружейником. Его мастерство пришлось по, сердцу твоему деду по отцу, и твой отец женился на дочери свея. Никто не возмущался неравным браком, ибо все воины были одинаково бедны. Весь прибыток, и прежде всего серебро, уходил на покупку металлов для изготовления мечей, шлемов, секир и медно-красных щи" тов. Иначе вели себя жрецы и параситы. После удачной битвы они начинали одолевать и князя, и вождя, приписывая победу себе и богам и требуя вознаграждения. И надо думать, ни вожди, ни князья им ни разу не отказали! – возмущённо проговорил жрец, испытующе глянув на князя.

– Они не хотели розни! – тихо пояснил Рюрик, не зная, чем ещё объяснить сказанное.

– Ни розни, ни правды! – проворчал вдруг Бэрин, соображая, выдержит ли Рюрик ещё и этот круг беседы. "Не слишком ли круто для первого раза?" подумал он, но решил, что второй такой случай вряд ли представится: этот юнак либо воюет, либо с бабами тешится. Пора поговорить с ним как со взрослым мужчиной.

Бэрин сдвинул брови и спокойно выдержал вопросительный взгляд князя.

– …Ни правды? – переспросил озадаченно Рюрик. – А в чём же она кроется для нас и для… вас?

– Для вас – в праведной борьбе, а для нас… в постоянной заботе о вашем боевом духе, без притязаний на жирный кусок, – грустно пояснил Бэрин.

– А кто же у нас ест жирный кусок? Постного-то не всегда всем хватает, – сокрушённо покачал головой Рюрик.

Они говорили, казалось, от всей души, но Бэрин чувствовал, что князь не полностью раскрывается перед ним. "Уж слишком неожиданно затеял я такой горький разговор с этим отчаянным риксом и чувствую, что смятение одолевает его не только потому, что германцы теснят и Аскольд вонзился в сердце пиявьим укусом. Что-то ещё терзает его. Но что?.." – тревожно подумал жрец и пристально вгляделся в сосредоточенное лицо Рюрика. "Верцин говорил мне, что князь терзается, сомневаясь в наших богах, и христианству пока не может внять… И не надо бы силить его душу, ведь не всё так просто, – вздохнул Бэрин и вдруг взбодрился. – А это хорошо, что он наших богов так легко не предаёт забвению… Это хорошо", – решил жрец, с пониманием и сочувствием взирая на князя.

– Мой отец всегда мечтал о жирном куске, – сознательно растерянно произнёс Бэрин, надеясь на полное откровение князя, но тот в ответ сказал только одно:

– А мне не хватает моего отца.

– …Этого я не подозревал, – искренне растерялся жрец. – Я думал, ты рад владеть дружиной один, – осторожно предположил он и осёкся: не обиделся бы Рюрик…

Но князь не обиделся.

– Вначале да, был рад, – сознался он и не смутился: откровенность за откровенность, – но по ночам постоянно снился отец, и это меня стало… страшить. Тогда я и женился на Руцине… – И, чтобы больше не бередить рану, Рюрик быстро спросил: – А что ещё чуждо было тебе в твоём отце?

Жрец ответил не сразу. Он внимательно вгляделся во вновь посеревшее лицо молодого предводителя, понял, что враз всё высказать невозможно, да и незачем, но то главное, что должно было произойти рано или поздно, а именно – признание необходимости друг для друга – произошло, и Бэрин был счастлив от этой мысли. Но глухое одиночество души человека, привыкшего постоянно скрывать свои мысли, сегодня, словно прорванная плотина, не могло сдержать порыва безудержного откровения. Бэрин и злился на себя, и пытался остеречь себя, не распускаться перед сыном своего бывшего соперника, но не высказаться уже не мог. Ему давно нужен был такой собеседник, и вот случай свёл их. Святовит видит все!

– Каждый раз, когда мой отец придумывал новые "солнечные" сказания и молитвы для того, чтобы "просветить" головы своих параситов, меня поражала его способность обходить стороной виденное зло, – жёстко проговорил жрец, глядя на Рюрика. Тот вопросительно вскинул брови и сосредоточенно ждал продолжения.

– Никто другой не умел так лихо переплетать "советы" солнца и друидов-параситов, как мой отец, – продолжал Бэрин резким голосом, заставляя Рюрика живо внимать себе. – И все верили ему, даже твой дед и отец Верцина! – горячо воскликнул Бэрин и удивлённо повторил: – Верили! Ты же знаешь, что у самых умных и достойных людей племени были свои сомнения и тайны, и мой отец умел этим пользоваться. Он не лечил их душевные раны, а, наоборот, бередил их, заставляя их искать успокоения не столько в трудах и боях, сколько в вере… И они всей душой верили действиям его молитв! – с широко раскрытыми глазами тихо воскликнул жрец.

– Я это знаю, – подтвердил Рюрик.

– Но мой отец… видел, как с каждым годом зрелости во мне растёт сопротивление его хитростям, – горько продолжал Бэрин, едва кивнув князю в ответ на его замечание. – Я восторгался твоими дедом и отцом, видел их раны и боевые награды, и мне было стыдно за своего отца. Месяцами я не разговаривал с ним, не стремился запоминать его сказания и молитвы, но жадно внимал сказаниям о жизни великих греков, римлян и предков наших племён славян и кельтов. Однажды отец попросил меня сочинить речь перед одной из самых больших в то время битв с данами. Я просидел всю ночь и написал её без единого упоминания о божествах. В ней я рассказал о героических подвигах наших предков: знаменитого Амбиорига, легендарного Бренна, и о славных битвах галлов в первой галльской войне с гельветами и тигуринами, и о доблести царя Ариовиста.[61]61
  …В ней я рассказал о героических подвигах наших предков: знаменитого Амбиорига, легендарного Бренна, и о славных битвах галлов в первой галльской войне с гельветами и тигуринами, и о доблести царя Ариовиста. – Амбиориг – один из руководителей восстания галлов против римлян. Ариовист – вождь германского племени свевов, с которым воевал Цезарь в 58 г. до н.э.


[Закрыть]

Я горел лихорадочным огнём, когда писал эту речь, а наутро потребовал от отца, чтобы он позволил мне самому произнести её перед войском. Отец долго обдумывал моё требование и наконец согласился. Я помню это утро, как будто оно было вчера, – сознался верховный жрец, и голос его дрогнул. – Я трепетал, когда надевал на себя обрядовые одежды друида солнца, и волновался, как греческий жрец перед посвящением в тайны храма Гелиоса, но, когда поднялся на высокий помост, сооружённый для жрецов, и окинул взором огромное войско соплеменников, готовых по-гиб-нуть за свою землю и за землю своих предков, страх покинул меня, и я воскликнул: "О, славные воины! О люди солнца, земли и воды рарогов! Вы идёте биться за правое дело! И нет человека, который бы не желал вам полной победы и возвращения домой!.." Затем я перечислил все подвиги знаменитых людей нашего племени и ещё раз пожелал воинам быстрой победы, – возбуждённо проговорил жрец, и глаза его повлажнели.

– Твой отец… – Бэрин проговорил эти слова быстро, и при этом настороженно бросил взгляд в сторону князя, будто спрашивал: "Ты ничего не заметил? Ну и хорошо… Пока не надо…" – Твой отец был добр, – как бы вспоминая что-то, проговорил жрец и пояснил: – Он сказал, что воины после моей речи стали сильнее духом и в бою были твёрже, чем обычно…

Рюрик, с неподдельным вниманием слушавший жреца, кивнул ему.

– Да, они победили, и даны тогда года три не показывали к нам носа, задумчиво проговорил друид солнца и, усмехнувшись, добавил: – Мой же отец после той речи очень долго молчал, а потом грозно молвил, что если бы я не был его сыном, то он высек бы меня за такую речь. "Нельзя подрывать авторитет жреческой касты", – изрёк он тогда и напомнил, что кормят жрецов за молитвы-советы, а чтобы их сотворить, надо знать и божье откровение, и дух своего народа. "Не будет пророчества, – сказал он, – не будет и боевого духа у воинов. А ты нынче обидел наших богов, и они вряд ли тебе это простят". Но я был тогда молод, как ты, самонадеян и отцу, конечно, не поверил. Но великий Гавел был терпелив и на прощание мне посоветовал: "Если хочешь убедиться в благосклонности к тебе бога, то попробуй, начни жить только праведным трудом, – сказал он и пояснил: – Паши, но не молись никаким богам, и ты изведаешь все!"

– И ты… изведал?! – скорее утверждая, чем вопрошая, сказал Рюрик, глядя на убогое убранство жилища жреца.

– Изведал! – яростно признался он. – Я пахал, не молясь и не заходя к Камню Одина на исповедь – и у меня не вырастали ни хлеб, ни овощи. Дождь или град уничтожали у меня плоды моих трудов, и я голодал.

Рюрик согласно кивнул головой. Он тоже не представлял, как можно обойтись без молитв перед битвой. Так и должно быть: если забыто божество, покровительствующее тебе, то какое же дело без его благословения могут принять земля или небо?

– И тогда я понял, – словно отвечая на кивок князя, проговорил жрец, пахать не молясь – это одно, а пахать тому, кто должен молиться за всех, кто пашет и воюет, – это другое! Я пробовал пахать и молясь, но бог всё так же беспощадно наказывал меня за отступничество.

Рюрик удивлённо вскинул голову.

– Не удивляйся! Бог покарал меня однажды, и теперь я смиренно выполняю его волю. Я жрец бога солнца и твёрдо знаю, что первая моя забота – это молитва, обращённая к богу солнца о твоей победе над германцами, вторая молитва за тех, кто сеет и пашет, охотится. А вот как быть с третьей заботой? – как-то загадочно проговорил жрец и пытливо заглянул в глаза рикса.

– Не понял, – мотнул головой князь.

– Заговор друидов может вспыхнуть в любое время, – пояснил Бэрин и, не дав что-либо сказать Рюрику, продолжил: – Я решил отступить от заветов нашей жреческой касты и не женюсь ни на одной из их дочерей. Но друиды хотят, чтобы и у меня был сын, иначе…

"Не понимаю, – подумал Рюрик. – Я ведь уже дважды женат, имею дочь… Почему же Бэрин упорствует? Ведь у него есть наложницы, и он может дать полные права их детям". Он хотел сказать это жрецу, но не успел, так как тот вновь заговорил:

– Рано ещё мне попадать в ловушку параситов. Арестом Аскольда я их несколько озадачил, но… это ненадолго… И я… боюсь собственных слуг… Я всё время настороже, как гонимый лис, – глухо, монотонно пробормотал жрец, не глядя на князя и не ожидая уже от него сочувствия.

Рюрик выслушал и это признание жреца и наивно предложил:

– Надо всё это поведать Верцину и всем вместе помешать друидам, раскрыть их злые козни. Бэрин в ответ грустно улыбнулся.

– Не было ещё такого в жизни племени, чтобы вожди спасали жрецов! Верцин признает наше влияние, но не любит нас. Ты ему и понятнее и ближе, хмуро воскликнул он и взмахнул рукой. – Довольно об этом! Ведь тебя тревожит только волох по имени Аскольд! – огорчённо произнёс жрец и посмотрел на князя.

Обида, прозвучавшая в голосе главного жреца, неприятно поразила Рюрика, но смущение своё князь скрыл:

– Ты мне столько поведал нынче, что я невольно забыл о нём, – тихо возразил он и с честью выдержал недоверчивый взгляд друида солнца.

Бэрин понял ход мыслей князя и подавил вздох. "Хорошо ещё, что хоть соврать сумел, – подумал он и тут же обругал себя: – Старый пень! С чего это ты решил, что этот задира захочет понять тебя!"

Рюрик видел, как жрец уходит в себя, пожалел, что не смог, не сумел удержать его доверие, и вдруг услышал:

– Значит, волох тебе не нужен? – обманчиво простодушно спросил его верховный жрец.

– Аскольда надо немедленно вернуть в дружину, которой я сам объявил о своей ошибке в учебном бою, – тихо возразил Рюрик, сдерживая рвущееся наружу сожаление.

– Я знаю все, – с досадой ответил Бэрин, – но сам хотел понаблюдать за ним. Я увидел в его поступке повадки шакала и испугался за тебя. – Его голос вновь зазвучал по-отцовски нежно. Выдержав удивлённый взгляд князя, друид про себя подумал: "Ты же сто раз прав! Все мы должны жить только твоими делами!"

Рюрик молча обдумал доводы жреца и, словно по наитию, тихо спросил:

– Ты разрешишь, я допрошу его при тебе? Бэрин обрадовался, но порыв сдержал: он выдержал долгую паузу, а затем сухо ответил:

– Этого-то я и ждал от тебя. Пошли! – сказал он. Жрец первым подошёл к двери и несколько раз условными ударами постучал по ней. Загрохотал наружный засов, и дверь гридни верховного жреца отворилась. Рюрик покачал головой, но ничего не сказал и вступил в коридор вслед за друидом. В коридоре, у стены, что примыкала к двери гридни, словно изваяние, стоял слуга. Князь взглянул в его лицо и узнал в нём утреннего парасита.

– Ты идёшь? – обернулся к нему Бэрин.

– Да, – хмуро подтвердил князь.

– Как ты себя чувствуешь? – спохватился жрец.

– После твоего отвара – лучше! – искренне ответил Рюрик, ускорил шаг и чуть не наткнулся на жреца.

– Осторожно, здесь поворот к той клети, где заперт Аскольд, предупредил его жрец.

Рюрик хмуро огляделся и понял, что в клети нет окон. Это заставило сжаться его сердце. "Но почему? – размышлял князь. – Ведь там чёрный волох, тот самый, который вчера так коварно нанёс рану своей быстрой секирой, а сегодня тебе его уже жаль?"

Сделав поворот, Рюрик увидел дверь клети, освещённую неярким пламенем факела. Сторожевых возле клети не было.

Бэрин молча наблюдал за князем и, уловив его внимание, похвалил за осторожность и рассердился на подозрительность. "Ну, чем ты, князь, недоволен ещё? Жив твой Аскольд, жив. Сейчас ты увидишь его и всё поймёшь сам… Поймёшь сам! Поймёшь сам, иначе и быть не может!.." – думал жрец, идя рядом с князем и чувствуя его растущее недовольство собой.

– Факел возьми с собой, – попросил жрец, когда они поравнялись с клетью, где друиды устраивали свои испытания. На двери клети Рюрик увидел вырезанную букву "И".

Загромыхала связка ключей. Жрец безошибочно нашёл нужный ключ и с трудом вставил его в замочную скважину. Скрипнул замок и обнажил мощную дужку. Справившись с замком, Бэрин медленно отворил дверь в зловещую клеть, и в душе Рюрика в то же мгновение что-то произошло.

Чувство отвращения в душе князя нарастало по мере его продвижения по коридору друидова дома, а когда Рюрик увидел дверь клети и замок на ней, это чувство стало настолько ощутимым, что на лбу у него выступил холодный пот. Да, Аскольд – опасный сподвижник. Да, он крепко обидел князя. Но не так же надо обращаться с человеком, который дом свой оставил, спеша к ним на помощь. Картина, которую увидел Рюрик, потрясла его. Дверь клети с той стороны была забрана железной решёткой, за которой на расстоянии двух шагов находилась ещё одна решётка, но уже в меньшую клетку. За ней-то и находился Аскольд, сидевший на охапке сухой травы.

Предводитель дружины волохов молча, исподлобья оглядел пришедших и, узнав Рюрика, казалось, удивился, но смолчал. Князь догадывался, в каком состоянии перед испытанием находятся жертвы жрецов, но вид безучастного к своей судьбе волоха сразил его.

Наступила тягостная тишина. Рюрик держал факел взмокшей рукой, а Бэрин переводил взгляд с одного военачальника на другого, ожидая, когда же кончится замешательство, вызванное излишней впечатлительностью князя рарогов.

– Аскольд, – наконец произнёс севшим голосом Рюрик, – ты случайно ранил меня вчера в учебном бою, а это карается нашими законами как измена. – Рюрик медленно подбирал только кельтско-романские слова, зная, как трудно даётся славянская речь новичкам.