Текст книги "Рюрик"

Автор книги: Александр Красницкий

Соавторы: Галина Петреченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)

– Как? Я ранил Рюрика?

– Никто меня не ранил, – оборвал возмущения князь венетов-рарогов. – Я сам неосторожно наткнулся на секиру!

– Наткнулся? – бесновался Олег. – Но я же видел!..

– Я знаю, что говорю! – резко перебил его Рюрик и ещё резче добавил: Хоть ты и посвящён в мужчины, но ничего ты не видел! Всем на свои места! быстро и громко скомандовал он. – Учения закончены! Аскольд, дай мне твою руку! Ты победил меня! – звонко крикнул Рюрик, чем окончательно ошеломил всех.

Аскольд, нисколько не смутившись, протянул князю левую руку с секирой, на которой ещё поблёскивала кровь Рюрика.

Дагар схватился за голову и не знал, что сказать. Юббе закусил губу и выжидательно молчал. Рюрик опустил руку Аскольда и слегка поморщился. Дружинники-рароги и меченосцы-волохи, до предела натянув поводья коней, исподлобья взирали на мужественного князя-рарога. Олег горько рыдал от обиды и безысходности. Дир сокрушённо качал головой.

Дагар опомнился, натянул поводья, скомандовал отбой и первым пришпорил коня. Возбуждённые меченосцы стали разъезжаться по домам.

ВСТРЕЧА ИЗГНАННИКОВ

А вечером того же дня князь венетов-рарогов в парадной одежде стоял на пристани и со смешанным чувством тревоги и надежды встречал изгнанников. Князя тревожил исход битвы с германцами – слишком малочисленной была его дружина, но в душе его теплилась надежда, что войско Геторикса укрепит силы рарогов и он наконец-то окончательно разобьёт германцев.

Пятитысячное войско Геторикса возвращалось вместе с жёнами, детьми и стариками, и всех их надо было немедленно где-то разместить, а свободных жилищ на побережье после расселения волохов не осталось. Завтра же необходимо начать строительство больших домов, а коварные германцы могут напасть даже нынче ночью. Было над чем поломать голову, и потому на пристани, кроме князя и его гостя Юббе, собралось почти всё племя рарогов. Впереди, чуть в стороне от всех, стояли сам вождь, знаменитый и почитаемый всеми старый Верцин, и пять друидов-жрецов, каждый из которых представлял на земле рарогов одну из стихий – солнце, воздух и ветер, воду и дождь, молнию и огонь, землю.

Чуть поодаль от толпы, изредка беспокойно поглядывая на князя венетов-рарогов, стояли две молодые красивые женщины. Сиротливость их так и бросалась в глаза, хотя каждая из них, соперничая друг с другом, пыталась сохранить горделивый вид. На точёные плечи их были накинуты пурпурного цвета финикийские шёлковые накидки, сцепленные причудливыми фибулами. Ноги, стройные, ловкие ноги обеих княгинь, обутые в лёгкие кожаные сандалии, казалось, готовы были вот-вот сорваться с места. Их тонкие, с золотым загаром руки, унизанные драгоценными браслетами, своим беспокойством выдавали злое бессилие княгинь. Неуютно им было и непривычно, что с ними никто здесь не желал беседовать. Всем по понятным причинам было не до этих гордых красавиц; и самым чужим для них сейчас был их муж, князь рарогов Рюрик.

Старшая – рыжеволосая, темпераментная Руцина, та, что прибыла в Рарожскую бухту из великого города Эмдена, – молча наблюдала за встречей изгнанников и невольно вспоминала своих воинственных соплеменников руссов, которые тоже нередко в поисках средств для жизни нанимались на службу к киевским правителям. Руцина невольно округлила глаза, поразившись своей догадке: Киев и Ильмень так далеко друг от друга, а как только гриденям[56]56
  Гриден и гридни (слав.) – именитые, знатные воины князя.


[Закрыть] нечем становилось платить, так что ильменский Гостомысл, что киевский правитель Хакан устраивали какую-нибудь склоку, затем находили виновного, и этим виновным, как правило, объявлялся наймит, очень быстро становящийся изгоем. И её дед пережил подобное унижение. И она, будучи ребёнком, надолго запомнила слезы позора своего предка. Но сейчас Руцина, хотя и сопереживала изгнанникам, ждала своего момента и была уверена, что этот момент близок. Она то пристально вглядывалась в море, то в лица изгоев, то иногда, украдкой, бросала взор на Рюрика.

Эта рыжая, пылкая русса была старше своего мужа на десять лет и знала, что его интерес к ней ещё не остыл. Как опытная и грамотная дочь жрицы любви она ведала все слабости своего мужа и всегда безошибочно угадывала и его настроение, и его желания. Но последнее время она терялась в догадках и не могла понять, почему Рюрик, её малыш-князь, избегал встреч с нею. И хотя маленькая дочь порою отвлекала её мысли, старшая княгиня всё же частенько с тревогой думала о причинах невесть откуда взявшейся холодности мужа к ней.

Стоя на мостках, она иногда незаметно, тревожно оглядывала с ног до головы фигуру стоящей рядом второй жены Рюрика. Может быть, смуглолицая, сероглазая Хетта перехитрила её и, пользуясь своей молодостью, прельстила князя упругим телом? Но когда Руцина увидела сузившиеся глаза второй жены своего повелителя, её тонкие, длинные пальцы, нервно играющие браслетами, то поняла, что ошиблась. Нет, и к Хетте, этой искусной музыкантше, он тоже не приходил. Тогда в чём же дело? Что могло его отвлечь от женщин?.. К наложницам он обычно ходил только после буйных пиров, на то они и наложницы. Пиров же давненько не было…

Неужели это фриз не пускает его к ней? Ну нет, хватит! Сегодня же она придёт на его половину и потребует, чтобы он исполнил свои мужские обязанности! Не то, не то… Взгляд Руцины отыскал напряжённую спину мужа и потеплел. Нет! Она любит его, как и прежде! Четыре года, как она стала его женой, а он… он даже и не подозревает, как он ей всё ещё дорог…

Но вот толпа зашевелилась, задвигалась. Сторожевые с факелами ближе спустились к воде. Миновали уже Камень Одина, который в Рарожье всегда первым встречает любых посетителей и, в зависимости от цели их миссии, холодеет и сжимается или добреет и расширяется. Рюрику в этот раз показалось, что "Один" раздул "щеки" и улыбается. Рюрик глубоко вздохнул и просветлел лицом. Ладьи изгнанников стали причаливать к берегу. Первой пристала ладья Геторикса, который, едва встав на землю рарогов, бросился в объятия старого Верцина и разрыдался на его груди.

Встречающие смущённо опустили головы. То там, то здесь слышались горестные вздохи.

– Мужайся, Геторикс! Мужайся! – только и смог проговорить вождь, сам едва сдерживая слезы обиды за позор былого предводителя рарогов.

– Я должен был убить себя! – удручённо воскликнул Геторикс, которому было под пятьдесят, и он уже не способен был горячиться, как в годы юности.

Вождь участливо смотрел на него: он знал, что расставаться с жизнью трудно.

– Рюрик! – позвал Верцин. – Верни этому славному военачальнику веру в жизнь! – решительно объявил он свою волю.

На лицах друидов, тесно сгрудившихся возле вождя, застыло недоумение: "Почему Рюрик должен вселять веру в Геторикса, а не они, жрецы, почитаемые богами?"

Рюрик медлил: не передумает ли Верцин?

Друиды, уловив возникшую неловкость, уже торжествовали: Верцин стар думы его неспешны, и он наверняка переменит, он должен переменить своё решение. Но ждали они напрасно. Верцин устремил твёрдый взгляд своих ясных серых глаз на князя и повторил:

– Рюрик! Я жду!

Друиды вздрогнули и расступились. Рюрик подошёл к Геториксу, который, опустившись на колени, ожидал своей участи:

– Я приветствую тебя, о, легендарный, могучий воин Геторикс, взволнованно заговорил Рюрик и ритуально завершил эту решающую первую фразу: – …на древней земле твоих отцов!

Геторикс, потрясённый, медленно поднял голову и удивлённо стал разглядывать внука знаменитого Сакровира, едва вслушиваясь в смысл произносимых им слов. Геторикса поразил голос князя. Это был голое предводителя и человека, познавшего уже немало горя. Голос был страстным и звенящим, но в нём слышались участие и печаль и вместе с тем… призыв! Призыв к чему? Неужели он, опозоренный ильменцами военачальник, ещё нужен здесь, у себя на родине?

А Рюрик между тем продолжал всё так же горячо и убеждённо:

– Ты долго и честно служил ильменским словенам, но их вожди и князья не сумели достойно оценить твоё воинское искусство и благородство… – Геторикс понуро опустил голову, а Рюрик уже жёстко продолжал: – Для них ты стал лишним.

Геторикс взялся за голову и издал тяжкий стон, но рарожский князь поднял его и, держа руки на плечах бывалого воина, глядя ему прямо в глаза, громко и твёрдо сказал:

– Но твой быстрый ум, твоё благородное сердце, твой ратный опыт всегда будут нужны нашему племени.

Геторикс невольно положил правую руку на сердце: он услышал те слова, о которых мечтал! Ведь он ещё не стар! Он ещё силён! Он, конечно, нужен земле своих отцов, которую терзают неугомонные германцы! Он будет верен этому молодому конунгу, который понял горечь его сердца. Отныне враги князя – его враги.

Рюрик увидел слезы на глазах былого гриденя и проговорил:

– Нынче всей семьёй вы переночуете в моём доме, а утром следующего дня мы предстанем перед друидами, и они благословят нас на борьбу с жестокими германцами. – И князь склонил голову перед жрецами в уважительном поклоне.

Друиды вздёрнули подбородки, удивившись столь необычному повороту дела. Они не поверили в искренность князя. Глядя на изгнанника, смиренно склонившего голову перед верховным жрецом племени, они думали об одном: чем грозит им единение Рюрика и Геторикса?

Рюрик поймал взгляд и едва заметную улыбку Верцина: вождь был доволен находчивостью князя, но пытался скрыть это ото всех. Кое от кого скрыть это, может быть, и удалось, но от друидов ничего не скроешь. Они проследили, как провожатые провели Геторикса с его семьёй к дому князя, и удивлённо воззрились на самого Рюрика: "У тебя дом полон гостей, а ты всё здесь обретаешься. Что ещё задумал?.." – казалось, говорил их взгляд. Рюрик же искал глазами в толпе встречавших предводителя пиратов-фризов Юббе.

Фриз, наблюдая за встречей изгнанников, в гуще постоянно двигавшихся разноликих и разноязыких людей высматривал только одного человека, так поразившего нынче всех (и рарогов, и поморцев, и иудеев, и волохов) на учении. Он высматривал Аскольда. Где этот наглый волох? Ранить князя перед битвой – не измена ли это?

– Нет, нигде нет, – проговорил он тихо на языке своего племени и, наконец, обратился по-кельтски к Олегу, беспокойно сновавшему в толпе: – Ты не видел здесь предводителей волохов?

– Нет! – живо ответил Олег по-кельтски. – И ты их не увидишь! таинственно добавил он.

– Это почему? – улыбнулся Юббе и посмотрел на Рюрика: князь прислушивался к их разговору, но не вмешивался в него.

Рана была не опасной, но довольно глубокой: острая секира распорола Мышцу предплечья, не задев сухожилия. Рюрик с горечью подумал: "Рука через месяц заживёт, но душа… душа долго будет помнить коварный лисий укус… Родиться бы жрецом! Носить бы одежду друида… ветра!" Князь отыскал глазами жреца, олицетворяющего силу ветра. Тот стоял в хламиде, украшенной разноцветными лоскутьями, длинноволосый, высокий, прямой, с размалёванным лицом, величественный, как сама стихия, и молча внимал указаниям вождя.

"Сплясать бы бешеный танец бури! Унять бы злость! Или… превратиться в древнего кельта и рубить, и рубить без конца…" – думал Рюрик и ни с кем ни о чём не хотел говорить.

– Так почему я их не увижу? – В голосе фриза чувствовалась заинтересованность.

– Их упрятали друиды! – торжественно шепнул Олег фризу и победоносно добавил, глядя на Рюрика: – Завтра утром – испытание огнём!

– Я не допущу этого! – воскликнул возмущённый Рюрик. – Сейчас не время! – крикнул он, забыв про осторожность.

Друиды повели головами в его сторону, но смолчали. С любопытством смотрели на князя и Руцина с Хеттой.

Не выдержал и Юббе.

– А если это измена, а не искус позорного тщеславия? – тихо спросил он, взяв князя венетов-рарогов за левую руку.

– Нет! – упрямо возразил Рюрик. – Здесь что-то не то. – Он тряхнул головой, припоминая детали дневного боя с волохом, и, высвободив руку, ещё твёрже сказал: – Если бы это была измена, то моё ранение послужило бы сигналом для избиения моих меченосцев – волохи действительно бойчее их. Так?

Фриз растерянно развёл руками.

– А всё кончилось быстро и мирно, – спокойно уже рассудил князь рарогов, хотя эта спокойная рассудительность стоила ему больших усилий.

Пока Олег соображал, что можно возразить своему знатному родственнику, Рюрик упрямо повторил:

– Нет! Это похвальное тщеславие! А его приём надо использовать в борьбе против врага! Я обучу ему всех своих воинов! – торжественно заверил он своих гриденей и смело глянул в глаза бойкого пирата.

– А если измена впереди? – нашёлся что сказать Олег. – Во время боя?

– Ничего не получится! – уверенно ответил Рюрик и засмеялся. – Все знают, что за час до боя я меняю предводителей, и никто не знает, да я и сам не знаю, как они будут расставлены! – добавил он и хотел сделать было уже прощальный жест, как почувствовал на себе чей-то настороженный и сосредоточенный взгляд. "Кто это? – мелькнул тревожный вопрос. – Где-то я уже видел этих двух… но выражение их лиц было другим? Так кто же они? Волохи?.." – Рюрик откровенно уставился в эти безотрывно наблюдавшие за ним глаза и вдруг догадался. "Миссионеры!.." – со вздохом подумал он, затем почему-то кивнул им головой, но тотчас отвернулся, давая понять, что теперь ему не до них. Его теребил за плечо Олег.

– А почему ты ни разу не переставлял меня? – лукаво спрашивал он князя.

– А-а! Ты ещё слишком молод для измены! – отшутился Рюрик, поправив повязку на руке: из-под тряпичной перевязи виднелись листья целительной пареной крапивы. – Пошли спать. Завтра на рассвете необходимо спасти Аскольда, – хмуро проговорил он, ещё раз оглянулся на миссионеров: взгляд их тёмных глаз был непроницаем для окружающих, но Рюрик душой почувствовал вдруг силу их призыва. "Нет! Не сейчас… Нет", – уговаривал себя князь и с трудом перевёл взгляд на Геториксову дружину, выгрузившуюся на родной плёс.

А в толпе прибывших уже слышались возгласы радости: соплеменники коснулись святыни – родной земли! Рюрик улыбнулся. "Жизнь сильнее всего на свете! Она торжествует и в горе, и в радости", – подумал он и медленно повернулся в сторону своих жён. Они который день ждут его!

Почувствовав взгляд своего повелителя, Руцина поправила на груди изящную фибулу и разочарованно вздохнула: и сегодня Рюрик не придёт в её одрину. Смуглолицая Хетта перехватила выжидательный взгляд старшей жены, и сердце её сжалось: нынче вновь его не будет рядом…

– Здесь разберутся без нас, – сказал князь скорее самому себе, чем Юббе и Олегу. – Пошли спать! – И повернул к дому.

ВЕРХОВНЫЙ ЖРЕЦ ПЛЕМЕНИ

Рассвет следующего дня пробудил чуткого Рюрика раньше обычного. Совершив омовение и поклонившись священному котелку, он, не отведав пищи, быстро выбежал из дома. Сторожа, не удивившись раннему пробуждению князя, молча отворили тяжёлые дубовые ворота и, сонно тараща глаза, спросили, не снарядить ли коня. Князь отмахнулся и, едва закрыли за ним ворота, поспешил в восточную сторону селения, где за такими же тяжёлыми и крепкими воротами жили судьи всех мирских дел рарогов – друиды.

Главный жрец племени друид солнца Бэрин жил в центре улицы друидов. Высокий, просторный, дубовый дом Бэрина скрывался за мощным частоколом с крепкими воротами, открыть которые сейчас было невозможно. Рюрик тронул огромное железное кольцо, висевшее на воротах, и громко стукнул им. Никто не отозвался. Он немного подождал и ещё раз грохнул кольцом. Где-то в глубине двора загоготали гуси. Залаяли собаки. Чуть спустя чей-то хриплый голос спросил:

– Кто беспокоит дом друида солнца рарогов-русичей-венетов?

– Рюрик, князь, – слегка волнуясь, назвался предводитель рарогов.

Последовало молчание.

Рюрик забеспокоился: неужели опоздал? Он с досадой смотрел на громадные ворота, из брёвен которых прямо на него торчали огромные металлические пики. Каким беззащитным и одиноким чувствовал себя сейчас князь рарогов, но признаваться в этом не хотелось.

– Что хочет князь от друида солнца? – услышал вдруг Рюрик осторожный вопрос.

"Ну нет! – возмутился рикдаг. – Разговаривать с собой через закрытые ворота я не позволю!"

– Я хочу немедленно видеть друида солнца и говорить с ним! – подавив в себе гнев, ответил Рюрик.

– Зачем? – пытал за воротами голос, осторожный и вкрадчивый до тошноты.

"Воры! Подглядывают друг за другом!" – зло подумал Рюрик, зная, что друиды устраивают своих родственников слугами друг к другу и получают от них вести обо всем, что делается и о чём говорится в доме соперника.

– Об этом я скажу только друиду солнца! – отчеканил Рюрик.

Наступило молчание, Рюрик ещё немного подождал, а затем разгневанно крикнул:

– Если ты, мерзкий слуга, не откроешь ворота сию минуту, я разбужу всё селение!

Угроза подействовала: загрохотали засовы, заскрипели цепи, и наконец открылись маленькие ворота для неконных гостей.

– Я решил проверить, действительно ли так рано к нам пожаловал сам князь рарогов! – слащаво пропел старый, с длинными сальными жёлтыми волосами, в истёртой сустуге и в заношенной грязной рубахе хитрый дворовый верховного жреца. Он бежал позади Рюрика через весь двор к дому Бэрина, повторяя эту придуманную им на ходу фразу.

– Разбуди друида солнца, уважаемого и почтенного Бэрина! – приказал ему князь, остановившись у крыльца.

Дворовый взмахом руки указал на верхнюю площадку крыльца дома, на которой уже стоял сам Бэрин, одетый в обрядную одежду: длинная жёлтая рубаха с красной вышивкой на груди, изображавшей солнце, была заметно грязной и помятой; рукава рубахи спускались до колен, что делало друида ещё более высоким; выкрашенные в жёлтый цвет, давно не мытые всклокоченные волосы его были распущены по плечам и доставали до пояса; лицо своё, раскрашенное, как маска, этот всёзнай, казалось, не умывал целую вечность. Но сквозь маску проглядывала хитрая физиономия старого бездельника.

Глядя в лицо Бэрину, Рюрик едва не произнёс: "Как жаль, что ты вечно соперничаешь с друидом воды! Ты, наверное, от рождения не совершал омовения!" – но сдержался и торжественно, с поклоном, который полагалось отвешивать верховному жрецу, громко произнёс;

– Князь рарогов приветствует тебя, о почитаемый друид солнца Бэрин!

– Да согреют тебя и твою доблесть, наш дорогой князь, первые лучи солнца! – с лукавой благожелательностью ответил Бэрин, взмахнув обеими руками и символически очертив ими в воздухе солнечный круг, – Что привело тебя в мой дом? – настороженно спросил главный друид, не спускаясь к Рюрику, но всем своим видом как бы говоря: "Наконец-то, князь, ты пришёл ко мне!"

Рюрик оглянулся на слугу: тот даже рот открыл, внимая обоим. Но Бэрин упорно не хотел видеть того, что возмутило молодого князя.

– Так я жду! – воскликнул друид и демонстративно поёжился от рассветной свежести.

– Я могу сказать об этом только тебе одному, – ответил князь, намеренно не отводя взгляда от хитрой физиономии жреца.

– Тогда пошли в дом, – невозмутимо предложил друид, разведя руками, и первый шагнул к двери.

Рюрик взлетел по крутой лестнице вверх и через мгновенье очутился в гридне друида солнца. Здесь всё было, как и в других домах жреческой знати: старые ритуальные ковры на скамьях, огромный деревянный стол с массивными подсвечниками. Рюрик невольно пересчитал свечи: их было где восемь, где десять. Он облегчённо вздохнул: семи свечей – этого символа семи светлых храмов христианства – в гридне верховного жреца не было. Священный котелок на серебряной треноге победоносно стоял в правом углу гридни, а на восточной стене красовалось большое льняное покрывало с изображением солнца в центре свидетельство того, что хозяин дома принадлежит к высшей касте – к касте жрецов.

– Ну, – заявил Бэрин, откинув все условности, как только за Рюриком закрылась дверь. Он сел как ни в чем не бывало за стол и показал рукой на место рядом с собой Рюрику. – Садись и рассказывай, а то скоро суд над Аскольдом…

– Он у тебя? – в упор спросил Рюрик и сел в стороне от друида.

– Нет, – спокойно солгал Бэрин, скорее по привычке, чем намеренно. Ему явно не понравилось, что Рюрик сел так далеко.

– Бэрин, сейчас не время для игр, – терпеливо сказал Рюрик и, казалось, дружелюбно оглядел друида солнца. – Аскольд у тебя, я это точно знаю!

Они померились взглядами, и хитрый Бэрин неожиданно отступил.

– Да! Он у меня, – как-то опустошённо ответил Бэрин и обессиленно махнул рукой. – Но… не скажешь ли ты мне, зачем тебе понадобилось защищать этого чёрного волоха? – вдруг яростно спросил верховный жрец и внимательно посмотрел на князя.

– Само солнце может подсказать тебе ответ на этот вопрос, и, я уверен, он уже у тебя на устах, – лукаво, подыгрывая друиду, нашёлся Рюрик, а про себя подумал;

"Не хватало только ещё объяснений с этим бездельником".

– Тогда ты его не получишь! – медленно и, казалось, безразлично проговорил друид, окинув холодным взглядом слегка обеспокоенного князя. "Ты не знал, к кому ты шёл, лихой наездник, сейчас узнаешь", – говорил всем своим видом жрец, на мгновение даже закрыв глаза.

"Ах ты, старый мошенник! Так ты решил поиграть со мной! – зло отметил Рюрик, наблюдая за резко меняющимся выражением лица верховного жреца. – Что ж, держись, старый осел!" – решился князь и вскочил на ноги.

– Когда-то очень давно те самые великие кельты, наследственное имя которых носишь ты, погребли великий Рим, – зловеще начал князь, подходя к друиду.

Бэрин едва заметно встрепенулся. Он лениво приоткрыл глаза, слегка насторожился, вслушиваясь в необычное начало княжеской речи, но не сдвинулся с места.

– Ты помнишь, сколько раз Рим содрогался под натиском наших славных предков? – гневно крикнул Рюрик. – Ты знаешь, как трепетали соседи от приближения кельтских воинов? – почти прохрипел он, подойдя к верховному жрецу и с ненавистью глядя в его размалёванное лицо.

– Я ещё с детства отличался хорошей памятью! – холодно ответил Бэрин и презрительно улыбнулся.

Вот теперь он действительно проснулся. Но сейчас ему надо было немедленно охладить разгорячённый пыл молодого прыткого князя, и Бэрин постарался: выпрямил спину, расправил оплывшие плечи.

– Но те времена, о которых ты говоришь, – почти ласково проговорил он, терпеливо улыбаясь Рюрику, – давно ушли в небеса! Сейчас нет… ни того громадного кельтского союзного войска, которое заставляло дрожать всё вокруг, ни рарожского, ни славянского союзов. – Он пожал плечами и, казалось, задумался: говорить или нет? И вдруг решился съязвить и съязвил ещё более ласковым голосом: – Вчера вечером прыткого князя славных рарогов достал секирой паршивый волох, а потерпевший… – Он протянул руку в сторону Рюрика, как бы желая его приласкать, но понял, что это уже слишком неизвестно, как поступит горячий и гордый князь. Жрец остановил движение руки так естественно и даже изящно, что, казалось, он и не думал уязвить молодого воина. Соединив руки, Бэрин с естественной якобы затяжкой положил их поверх стола. Но в следующее мгновение голос верховного жреца вдруг резко изменился: ни слащавости, ни даже тени заигрывания в нём не было. – А потерпевший хочет припасть к ногам своего оскорбителя, как в своё время сделал несравненный Верцингеториг перед богоподобным… Цезарем! – колко изрёк жрец. – Стоило ли смешить мир, освещённый моим могучим божеством, получив за один час позорного триумфа в Риме шесть лет тюрьмы и смерть! Представляю, как гоготал ненасытный на зрелища люд этого адского города: сам главнокомандующий… всего восставшего кельтского народа! добровольно! во всём великолепии царского убранства и при всём вооружении сдался! на милость бесстрашного Цезаря! Если верить сказителям, поведавшим об этом восстании, то Верцингеториг располагал войском, в десять раз превосходящим силы Цезаря! – зло бросил последнюю фразу Бэрин и остановился.

– Великолепно! – прошептал Рюрик и подавил прилив ярости. – Так почему же ты с такой же страстью не вопишь о том, как предали знаменитого вождя жрецы и их не наказали за это ни духи, ни боги небесные? Почему ты не кричишь о том, что золото было для них дороже земли наших отцов? Молчишь, тварь червячная! – задыхаясь от ярости, крикнул Рюрик, схватил друида за плечи и вытащил его из-за стола. – Отвечай, где Аскольд! – прохрипел он в лицо жреца и ожесточённо добавил: – Хоть он и "паршивый волох", как ты его назвал, но он откликнулся на призыв помочь нам в борьбе с германцами! А ты, служитель солнечного бога, – снова съехидничал Рюрик и прислонил жреца к стене, покрытой священным покрывалом, и в голосе его явно прозвучала издёвка, – освети этим светом свои мозги. – Он ткнул Бэрина головой в покрывало. – Волохи прибыли на твою землю со священной миссией, и ты немедленно примыкай к ним. Не то… Бойся смеха соплеменников, верховный жрец! Он пострашнее железных стрел германцев! – Рюрик отшвырнул от себя главного друида и перевёл дух.

Воздух в гридне верховного жреца стал раскалённым. Бэрин вспыхнул, двинулся было на князя, чтоб наказать его за осквернение жилища друида солнца, но в это время первый луч солнца коснулся его лица и оживил гридню. Жрец остановился на полушаге, тяжело вздохнул и иронично улыбнулся. "Мне в моей жизни уже почти ничего не надо… А честь верховного жреца? Что ж, она оскорблена без свидетелей… А мой бог?.. Пусть он не увидит смятения моей души!" – снисходительно пожелал себе Бэрин и с трудом перевёл взгляд на возмутителя своего душевного покоя.

Князь стоял в двух шагах от верховного жреца и, казалось, весь ушёл в себя.

"Береги силы на праведный бой!" – вдруг явно, в который раз прозвучали в ушах молодого князя слова его отца, и Рюрик вздрогнул, невольно закрыв глаза. В гридне стояла плотная тишина. Ещё мгновение князь прислушивался к самому себе, затем усмехнулся и горько подумал: "Где взять меру и измерить силы, идущие на душевный, словесный бой?.. Правы были греки, когда за победу в словесном бою отдавали в жертву любимым богам быка, а за победу в бою с оружием в руках – лишь петуха…"

Князь мотнул головой, с болью отгоняя воспоминания об отце, и глянул исподлобья на друида солнца.

Бэрин справился со смущением куда быстрее, чем сам ожидал. Он потёр шею – после цепких пальцев Рюрика она побагровела – и просто, буднично проговорил:

– Если ты получишь Аскольда просто так, без испытания, то он первый будет смеяться не только над тобой, но и над всем племенем. А во время боя будет беречь силы не только свои, но и всего войска.

– Ещё хуже будет, если я силой отниму его у вас: погубить его вам, друидам, я не дам, – зло, быстро ответил жрецу князь, смахнув мокрые пряди с потного лба, и снова презрительно отвернулся от хитрого друида.

– А почему ты решил, что на испытании он погибнет? – загадочно улыбаясь, спросил Бэрин, наблюдая за строптивым риксом, и снова, как ни в чём не бывало, сел за стол. – Садись-садись, князь! Ты мне очень нравишься, – неожиданно искренне проговорил жрец и опять потёр шею. – Ну и руки у тебя! Не зря тебя вождь ценит больше нас, друидов, – не без растерянности сознался он и нахмурился. – Я-то с этим мирюсь, но остальные… за-та-ились! – доверительно вдруг прошептал верховный жрец и испытующе глянул на князя.

Рюрик сморщился, задев раненую руку, возмущённо повёл плечами, но всё же сел за стол, и вновь на солидном расстоянии от друида солнца.

– Отпусти Аскольда! – упрямо и устало потребовал князь.

– Его необходимо… попугать! – вернувшись к взятому в начале разговора с Рюриком лениво-покровительственному тону взрослого советчика, хитрая старая лиса вновь ушла от ответа. – Как ты этого не понимаешь?!

– Но почему?! – Игра Бэрина вновь разозлила Рюрика. – Когда надо сплотиться всему народу в единый кулак и когда это понимают все, и даже гуси, оберегающие двор твоего дома, вы, друиды, как болотные пиявки, ищете себе тёплую ранку и начинаете впиваться в неё. Аскольд – смелый, отважный воин! – убеждённо добавил князь, и голос его заметно окреп. – Он показал, на что способен, в учебном бою! Это я виноват! Мои щитки оказались короче… Кого бы не прельстила голая рука в бою? Да я первый отрубил бы её! А он не отрубил! Он только ранил меня, – с горячей искренностью завершил Рюрик.

Бэрин перестал улыбаться. "Если ты действительно думаешь так, а похоже, что это так, – не на шутку призадумался жрец, – то не зря Верцин безоговорочно доверил тебе всю дружину рарогов. От заветов наших богов ты отступаешь, но христианским и иудейским ты следовать тоже пока не хочешь. По-своему хочешь поступать, а к этому боги поначалу относятся с любопытством… Посмотрим, чем же закончится твоё противоборство с богами… Молод ты, князь, и потому хочешь показать, как ты крепок духом", – со странным для него чувством растерянности подумал Бэрин и чуть было не изрёк:

"Это плохо для нас, друидов…" – но вовремя остановился.

– Аскольда ты не получишь! – настойчиво повторил Бэрин и устроил небольшое испытание князю. Он встал, обошёл молча вокруг огромного стола, вернулся на место и несколько раз повернулся вокруг себя с молитвенно возведёнными вверх руками. Широкие рукава его рубахи спустились до плеч, обнажив волосатые руки. Запрокинутое к потолку размалёванное лицо рарожского солнцепросителя изображало ужас, мольбу и непоправимое горе.

– О прекраснейший из богов! – проговорил Бэрин, казалось полностью отрешившись от окружающего мира.

– Что ты задумал? – недоумённо спросил Рюрик. Он знал этот особый дар Бэрина – его обращение к богам, всегда страстное, необычное по форме и содержанию, покоряло не только людей их племени, но и пиратов всего славянского побережья Восточного моря. – Прекрати своё кривляние! – попросил князь.

Друид, не обращая внимания на Рюрика, закрыл глаза и продолжал трагическим голосом:

– О величайший из богов! Освети своими волшебными лучами помутившийся разум нашего храброго предводителя! О могущественный! Тебя молит о помощи твой раб, слуга и помощник…

– Прекрати! – закричал Рюрик. – Ты не раб! Не может человек нашего племени быть рабом!

– Твой бедный раб, слуга и помощник в твоих делах на земле рарогов, друид солнца Бэрин, – повторил жрец, не меняя ни тона, ни размеренности, ни весомой трагичности голоса.

Рюрик махнул рукой и встал. Он нарочито шумно и резко вышел из-за стола и направился к порогу гридни.

– …и внемли моим горестным стонам, помоги одолеть безудержную храбрость нашего любимого князя, ибо войско доблестных рарогов, русичей, венетов, славян, фризов и волохов может осиротеть…

– Что ты мелешь? – возмутился Рюрик, пытаясь открыть тяжёлую дверь гридни. – Выпусти меня отсюда! – не справившись с дверью, потребовал князь.

– …О великое светило! Пролей свой божественный свет на его горячую голову, чистую душу и незапятнанную совесть! – всё так же горячо и искренне продолжал Бэрин. – Скажи этому младенцу от меча, – просил своего покровителя жрец, не глядя на князя, – что чёрный волох, который так предательски ужалил его в учебном бою, ещё отомстит князю рарогов за чистоту его помыслов! Люди – звери! – хмуро пояснил жрец бога солнца и зло добавил: – Они не прощают доброту помыслов другим! Скажи этому неугомонному коннику, что за поругание совести нужно платить тем же! – Жрец вдруг резко остановился и хрипло выкрикнул: – Скажи, о великий и мудрый! Скажи ему! Вразуми его!