Текст книги "Глаз Лобенгулы"

Автор книги: Александр Косарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Договорившись с Акининым о краткосрочном отпуске и уточнив рижский адрес дядиной родни, я без излишних сантиментов попрощался с Раисой и теперь ехал в полупустом из-за бешеного скачка цен на билеты плацкартном вагоне.

«Всё-таки Земля делится не по пограничным линиям на карте, – размышлял я, всматриваясь в проносящиеся мимо пейзажи, – а по тому, как и какой на ней живет народ. Ведь вот сразу же видно, где заканчивается Россия и начинается Прибалтика. Вроде, и страна совсем недавно была единой, и воспитывали всех одинаково, а вот поди ж ты! И люди иначе одеты, и на улицах гораздо чище… О домах вообще разговора нет. Дворцы, а не дома! Выходит, по обе стороны невидимой границы жили доселе два совершенно разных народа, и никакие социалистические идеи так и не смогли их объединить? Да, дела…»

Заныли тормоза, поезд дернулся и замер. Закинув на плечо спортивную сумку, я по-мальчишечьи спрыгнул на перрон. Когда за спиной хлопнули массивные двери зала ожидания, встал, гордо вскинув подбородок, в недлинную очередь под желтым щитом с черными шашечками.

– Привет землякам! – возник откуда-то парень лет 25-ти в не слишком новой кожаной куртке и в кожаной же, сдвинутой на левое ухо фуражке. – Вижу, вы в первый раз здесь, решил вот помочь… Имейте в виду: на «частнике» тут куда выгоднее передвигаться, – пояснил он. – Треть сэкономите, не меньше!

– А они тогда чего же стоят? – кивнул я в сторону очереди.

– Так это ж коренные латыши, – склонился к моему уху «бомбила», – они нас в упор не замечают. Мы ж для них, вроде как, оккупантами считаемся…

– А сколько стоит доехать до местечка Рамава? – поинтересовался я, решив, что не время сейчас разбираться в хитросплетениях местной политики.

– Так это смотря как платить будете…

– Марки немецкие подойдут?

– Вполне. За пятнадцать марок доставлю за полчаса!

Серая «девятка» стояла буквально в ста метрах от вокзала, и через три минуты мы уже мчались по узким улицам латышской столицы.

– Как тут жизнь идет, – полюбопытствовал я, – куда горбачевская перестройка вырулила?

– У кого как, – отозвался водитель, строго выдерживая разрешенную скорость. – Те, что крутятся возле транспорта или порта, зацепились неплохо, а остальным туговато приходится. Прямо хоть, подобно евреям, ехать искать землю обетованную. Мой кореш Васька Гольтяпин так и поступил, между прочим. Не могу, говорит, здесь больше оставаться, всё одно нормальной жизни уже не будет. Квартиру продал и рванул…

– И что, неужто нашел землю обетованную?

– Похоже на то, – усмехнулся словоохотливый собеседник. – В каком-то Кейптауне обосновался. Вон в какую даль укатил – аж в Южную Африку! Денег на дорогу у всего дома назанимал, но вернул. Нескоро, правда, но в итоге расплатился со всеми…

«Опять Южная Африка! – беспокойно заерзал я. – Мистика? Совпадение? Судьба?»

– Извините, уважаемый, а нельзя ли попросить у вас координаты вашего друга? Я, знаете ли, надумал на писательскую ниву податься, вот и собираю разные занимательные истории, – принялся я на ходу сочинять «легенду». – А история вашего друга весьма меня, признаться, заинтересовала. Хотелось бы, так сказать, получить информацию из первых рук, узнать о его впечатлениях, переживаниях…

– Да какие у него могут быть впечатления? – ухмыльнулся водитель. – Вкалывает небось на какой-нибудь шахте… Вон, кстати, и Рамава ваша показалась. Улица какая нужна?

– Дапкунайтиса, 22, – отрапортовал я, с интересом разглядывая утопающие в зелени домики. – Вы, простите, не подождете меня несколько минут? Вдруг дома никого нет?…

– Подожду, конечно, – согласно кивнул парень, принимая от меня купюры, – но желательно недолго: время – деньги!

Я торопливо направился к ближайшей двери, намереваясь выяснить, где находится третья квартира. Но едва я протянул палец к звонку, как распахнулись створки соседнего окна, и из него высунулась миниатюрная голова благообразной седой старушки.

– Вы к кому, молодой человек? – обратилась она ко мне неожиданно высоким голосом.

– Третью квартиру ищу, – учтиво поклонился я, – Галину Койтовну приехал навестить. Я ее племянник, из Москвы…

– А-а, – почему-то разочарованно протянула старушка, – тогда вам надо в другой подъезд. Только у них никого нет дома, а Кристиночка разве что к вечеру прибежит.

– Спасибо большое, – поклонился я и вернулся к таксисту.

– Что, – сразу уловил он мое настроение, – никого не застали?

– Увы, такая вот незадача. Но я, пожалуй, во дворе посижу, вернется же кто-нибудь рано или поздно…

– Удачи! Если надумаете поездить по окрестностям, – протянул мне водитель визитную карточку, – звоните! Всегда буду рад помочь.

* * *

Скучая, я провел на скамейке часа два или чуть больше. Всё это время неугомонная старушка внимательно наблюдала за мной, выставив во фрамугу небольшое зеркальце. Я, разумеется, замечал ее хитрые маневры, но в душе лишь посмеивался. Наверное, на старости лет человеком овладевает такая тоска, что приходится компенсировать ее хотя бы такими несерьезными занятиями.

Вдруг хлопнула калитка, и во дворе появилась девушка лет семнадцати. Стройная, с роскошной косой, перекинутой через плечо, она так легко и изящно двигалась по дорожке, что я невольно залюбовался ею. Встрепенулся, лишь когда красавица подошла к двери нужного мне подъезда.

– Одну минуточку, барышня, – воскликнул я, за считанные секунды преодолев расстояние от скамейки до нее.

Девушка удивленно взмахнула длиннющими ресницами и застыла, словно олененок, неожиданно наткнувшийся на волка.

– Извините, если напугал… Вы случайно не Кристина, дочь Галины Боевой?

– Да, это я.

– Тогда разрешите представиться, – протянул я ей руку. – Александр Костин, ваш двоюродный дядя из Москвы.

– Ой, – слегка отпрянула она, – какой сюрприз! Но ни мама, ни бабушка ничего не говорили о вашем приезде!

– Да я и сам не ожидал от себя подобной прыти, – пожал я ее прохладные тонкие пальчики. – Просто решил выяснить хоть что-то о судьбе вашего папы и, соответственно, моего дяди.

– Папы? – еще более растерялась Кристина. – Но вы разве не в курсе, что он давно нас оставил?

– Что значит «оставил»? – пришел мой черед удивляться. – Я был уверен, что он пропал без вести где-то на юге Африки…

– Пропал? – неуверенно повторила девушка, отпирая входную дверь. – Но мне всегда говорили…

Она ступила на уходящую вверх лестницу и начала неторопливо подниматься. Я следовал за ней, продолжая любоваться богатой косой, змеящейся по стройной спине. Я по природе вообще неравнодушен к длинным женским волосам: именно из-за рыжей косы до пояса в свое время и на Раисе женился. Но она этого не поняла и буквально через месяц после свадьбы коротко подстриглась… Дура.

– Заходите, пожалуйста, – прервала мои воспоминания Кристина. – Сумку можете поставить сюда, на стул. А куртку повесьте на вешалку.

Едва я разделся и помыл с дороги руки, как сразу же был увлечен на кухню, где уже закипал чайник, а из старомодного настенного шкафчика выставлялись на стол чайные чашки, домашние сладости и вазочка с вишневым вареньем.

– Чай? Кофе? – повернулась ко мне девушка.

– Кофе, пожалуй. Только, чур, я сам буду его готовить!

– Какой-то особенный рецепт? – прищурилась Кристина. – Поделитесь?

– Собираете кулинарные рецепты?

– Да! Я вообще очень люблю готовить. Потому и в техникум общественного питания решила поступать. Между прочим, я и сама уже рецепты тортов и печений изобретаю. Муки перевела – ужас сколько! Вот, кстати, попробуйте, оцените мои старания, – подвинула она ко мне овальное блюдо с витиевато закрученными коржиками.

Какое-то время мы неторопливо пили кофе, попутно отпуская друг другу примитивные комплименты. Я вполне искренне похвалил несколько пересушенное печенье Кристины, а она, ежеминутно поправляя прическу, в сотый раз уже повторяла, что никто из ее знакомых не умеет варить кофе лучше, чем я.

Покончив с напитком, мы переместились в гостиную. К этому времени я уже знал, что мама и бабушка Кристины поехали помогать какой-то своей знакомой «поднимать» заброшенную дачу и что ни сегодня, ни завтра не вернутся. Я уже начал было подумывать о напрасности своей затеи, как вдруг Кристина сама завела разговор о Владимире Васильевиче. Темнить и наводить тень на плетень в мои планы не входило, поэтому я напрямик выложил всё, что знал о судьбе ее отца. В заключение добавил, что пропавшим бесследно его не считаю.

– Я, если честно, давно уже подозревала, что что-то здесь не так, – перешла отчего-то на шепот Кристина. – Во-первых, ни мама, ни бабушка никогда не разговаривают при мне о нем… Но однажды, мне тогда лет тринадцать было, я случайно подслушала их разговор о каком-то Володе, и при этом они его за что-то благодарили. Во-вторых, я совершенно не понимаю, откуда в нашей семье берутся деньги. Бабушка давно не работает, пенсия у нее крохотная, а мама со своим дипломом библиотекаря зарабатывает очень даже скромно.

– А в-третьих? – не сдержал я любопытства.

– А в-третьих, нам приходят очень странные письма! – таинственно округлила глаза девушка. – Примерно раз в полгода, а иногда и чаще. Конверты толстые такие, разноцветные, иностранные печати на всех углах, в общем… какие-то необычные! И я не помню случая, чтобы хоть одно из этих писем вскрылось или прочиталось при мне…

– Хм, прямо-таки детектив! А ты не пробовала найти эти письма? – перешел я непроизвольно на «ты».

– Пыталась, – смущенно ответила Кристина. – Однажды под видом уборки ползала с тряпкой в спальне бабушки по углам, но получила от мамы по рукам…

– Может, поищем еще раз, но теперь уже вдвоем? – предложил я, почувствовав сыщицкий зуд в ладонях. – Пока никого нет, а?

Кристина колебалась недолго: уже через минуту мы стояли в скупо обставленной комнатке площадью не более двенадцати квадратных метров.

– Бабушкина спальня, – объявила девушка.

– Та-а-ак, обыск будем проводить в разные стороны от входа, – воспользовался я фразой, услышанной в какой-то иностранной картине про частных сыщиков. – Я начинаю от двери направо, а ты иди налево. Идем медленно, досконально всё осматривая и тщательно простукивая, обращаем внимание на любые мелочи!

В глубине души я надеялся, что «необычные конверты» мы найдем самое большее через полчаса: старинная полуторная кровать, посудный шкаф с разноцветными чашками и фигурками из фарфора, туалетный столик с большим круглым зеркалом, могучий шифоньер из темного, почти черного дерева – вот, собственно, и вся обстановка. Ну, если не считать парочки навесных книжных полок и обильно развешанных по стенам картин и вышивок в рамках.

Свою половину комнаты я обследовал буквально до квадратного сантиметра. Простучал каждую полочку, прощупал и матрас, и подушки – пусто! Столкнувшись с Кристиной, выжидающе уставился на нее.

– Ничего, – виновато развела она руками.

За окном к тому времени сгустились сумерки, и игру в сыщиков пришлось закончить. Я помог юной хозяйке навести в комнате порядок, и мы отправились на кухню. Поужинав стаканом молока с рассыпчатым имбирным печеньем, я в полусонном уже состоянии добрался до дивана, выделенного мне Кристиной, и практически мгновенно уснул.

…Сон мне приснился на удивление странный. Будто бы сижу я на том же самом диване, а слева ко мне прислонилась спиной какая-то женщина. Лица ее я не вижу – лишь высокую рыжеватую прическу. Женщина что-то быстро и взволнованно говорит мне на незнакомом языке, но я ее прекрасно понимаю: она указывает на укромную нишу в стене и советует поскорее впустить гостя, который стучится снаружи. Я повинуюсь: протягиваю руку через всю комнату, отодвигаю заслоняющую нишу картину, и через образовавшееся в стене отверстие в комнату протискивается… громадный негр! Он хватает мою всё еще протянутую руку и, хищно открыв рот, изо всех сил впивается в нее зубами…

Я проснулся, едва не закричав от дикого страха. Потер онемевшую от неудобного положения руку и постепенно пришел в себя. Прислушался. Со стороны кухни доносились приглушенное шкворчание масла на сковородке и бульканье вскипающего чайника. Быстро одевшись и деликатно кашлянув, чтобы не напугать внезапным появлением племянницу, я переступил кухонный порог.

Бог ты мой! На столе меня ждал поистине королевский завтрак: исходила паром яичница с золотистым беконом, на горячих тостах плавились кусочки сыра, радовали глаз посыпанные сахарным песком запеченные яблоки, красовались многочисленные вазочки с джемом, медом, сливками…

– Спасибо, племянница! – сыто поблагодарил я девушку, расправившись со столь роскошным угощением. – Давно уже меня никто так не баловал… Ну что, продолжим наше расследование?

– Вы еще на что-то надеетесь? – вздохнула Кристина.

– Если честно, уже не очень, но попробовать еще раз, думаю, стоит, – я поднялся из-за стола и стремительно направился в уже знакомую комнату.

Вошел и… невольно замер. Стена, что напротив двери, мгновенно напомнила стену из моего сна! То же изголовье кровати на ее фоне, те же картины и полки с книгами… Взгляд невольно заскользил вниз. И вдруг я уловил в убранстве спальни что-то необычное, какую-то дисгармонию, что ли… Большая часть застекленных фотографий и вышивок находилась на уровне глаз и даже выше, и лишь одна из них, причем самая значительная по размерам, висела почему-то примерно на уровне пояса. Я, словно почуявший добычу кот, на цыпочках приблизился к ней и опустился на одно колено. Осторожно протянул руку к полированной деревянной раме с размещенным в ней снимком выстроившихся в две шеренги учеников.

– Это мамина фотография, ее выпускного класса, – прозвучал за спиной голос неслышно подошедшей Кристины.

– Я догадался. Но тебе не кажется, что она висит слишком низко?

– И правда, – присела девушка рядом. – Как же я раньше не замечала?

Я попробовал сдвинуть массивную раму в сторону – она даже не шелохнулась.

Кристина, разгадав мою мысль, тут же прикоснулась к ближайшей вышивке, изображающей большого синего пса с оранжевым цветком в лапах. Та закачалась. Потом легонько толкнула висящий чуть далее морской пейзаж – он тоже сдвинулся с места.

– Итак, что мы имеем? – принялся рассуждать я, загибая пальцы. – Первое. Рама со школьным снимком висит явно не на месте. Второе. Фотография, в нее вставленная, сильно уступает по размерам своей окантовке…

– И третье – ее невозможно сдвинуть! – продолжила за меня Кристина. – Действительно странно…

– Не будем торопиться с выводами, – медленно проговорил я, придвигаясь к раме почти вплотную. – Смотри сюда! Видишь, здесь, с левой стороны? Верхний и нижний уголки по сравнению с теми, что справа, выглядят более потертыми. Получается, их касались чаще… Ну что, рискнем и нажмем?…

Легкий щелчок откинувшейся прямо на меня «фотографии» прервал мой монолог, заставив от неожиданности вздрогнуть. Глазам предстала дверца небольшого сейфа, заподлицо вмурованного в капитальную стену.

– By а ля, – картинно развел я руками, – вот вам, сударыня, и искомый тайник!

– И как же нам его открыть? – протиснулась вперед Кристина.

– Дело мастера боится, – самоуверенно отозвался я. – Раз дверца сейфа выкрашена масляной краской, значит, на ней тоже остались отпечатки! Неси фонарик и лупу, если есть!

Дело «боялось мастера» почти два часа, но на комбинации 68MAR дверца сейфа наконец мелодично щелкнула.

– Ура! – дружно вскричали мы, одновременно хватаясь за фигурную скобу-ручку.

Дверца легко распахнулась, и нашим горящим взорам предстала небольшая камера, почти доверху набитая неровными стопками бумаги. Стараниями бабушки и мамы моей помощницы сохранились и пожелтевшие листы писчей бумаги, и истертые, усыпанные почтовыми штемпелями и марками конверты, и даже мятые денежные купюры, небрежно втиснутые между ними.

– Вообще-то читать чужие письма неприлично, – робко проговорила Кристина, увидев, что я бойко потянулся за верхним конвертом.

– Во-первых, мы с тобой далеко не чужие, – резонно возразил я. – А во-вторых, нами же движет не досужее любопытство! Нас действительно интересует судьба родного нам человека – твоего отца и моего дяди. Если хочешь знать, я и приехал-то сюда лишь затем, чтобы хоть отчасти прояснить тайну его исчезновения. А потом, между прочим, собираюсь отправиться на поиски Владимира Васильевича. Да, да, даже деньги специально копил для этого! Но должен же я знать, куда именно мне ехать?!

– Ой, как интересно! – радостно всплеснула руками Кристина. – Возьмите и меня с собой! Тогда, конечно же, письма надо обязательно прочитать!

Получив «добро», я снова вернулся к содержимому сейфа. Аккуратно переписав в свою записную книжку обратный адрес с верхнего конверта, я мельком взглянул на письмо с более ранней датой и… застыл. Обратный адрес на предыдущем конверте значился совершенно другой! Как, впрочем, и почерк, которым был начертан… Уже с некоторой опаской я придвинул к себе третий конверт. Увы, на нем меня ждало то же самое.

Вывод напрашивался один: либо дядя не имел постоянного места жительства, либо у него болели руки и потому письма от его имени отправляли посторонние люди. Но ведь сами-то послания были написаны явно одной и той же рукой! В чем же дело?!

Обратив внимание Кристины на обнаруженную мною странность, я принялся за чтение, начав, правда, с последнего письма:

«…Что касается того кристалла, о котором я упоминал ранее, то его великолепие мне довелось впоследствии наблюдать неоднократно. В лесном лагере, куда меня перевезли для лечения, каждую неделю проводится что-то вроде обрядового праздника. И каждый раз, находясь неподалеку от главного местного чудодея, я видел и его подготовку к торжественному выходу в народ, и всю дальнейшую церемонию во всех подробностях. Алмаз носит странное название „Глаз Лобенгулы“. Аминокан хранит его в специальном мешочке у себя в хижине…»

Чтение увлекло меня не на шутку. Перечитав все письма дважды, я в полной мере осознал причины, заставляющие моего родственника до сих пор оставаться в джунглях Мозамбика, а его супругу – тщательно скрывать сей факт от окружающих.

Владимир Васильевич оказался в ситуации столь дикой и безысходной, что сомнений не оставалось: выбраться из лесных глубин Мозамбика без посторонней помощи ему не удастся. Волею случая он оказался на положении раба и наемника одновременно, а в последнее время – еще и прикованным болезнью к постели. По всему выходило, что только помощь извне могла изменить его дальнейшую судьбу.

Поэтому я еще раз поблагодарил юную хозяйку за гостеприимство и вызвал по телефону знакомого таксиста, который, надо отдать ему должное, не только мигом домчал меня до вокзала, но даже вручил на прощание адрес своего приятеля в Кейптауне.

* * *

Дома ничего не изменилось. Разбросанные по углам женские вещи, пластиковые пакеты с небрежно скомканным барахлом, неопрятными гроздьями висящие на ручках дверей… Еще почему-то сильно пахло табаком, накрепко въевшимся в давно не стиранные занавески.

– Явился, голубчик, – хмыкнула вместо приветствия Раиса. – Ну как, нагулялся?

Хуже нет пытаться изменить характер взрослого человека, особенно если этот человек – твоя жена. Не прошло и пяти минут, как меж нами разгорелся традиционный скандал, и вечер пришлось потратить не на рассказ о злоключениях своего дяди, а на восстановление, пусть и хрупкого, мира в семье. Потом я долго лежал без сна, размышляя, почему люди столь радикально меняются в браке. «Ведь была же Раиса раньше доброй и покладистой! – думал я. – Может, если мне удастся вызволить дядю из африканского плена, ее отношение ко мне изменится, и наша жизнь опять наладится?»

Спать расхотелось, и я засел на кухне с атласом мира, чтобы набросать маршрут, по которому предстояло вскоре отправиться. Выяснил, что Мозамбик граничит с Танзанией, Замбией и Южно-Африканской Республикой. Последнее название заставило немедленно вспомнить о милейшем господине Игги и о русскоязычном таксисте, поселившемся в Кейптауне. Поскольку оба проживали именно в ЮАР, я решил, что любой из них сможет или приютить меня ненадолго, или, на худой конец, познакомить с местными обычаями и тем самым помочь сориентироваться в чужой в стране.

Разумеется, столь ответственная миссия, как спасательная экспедиция, требовала соответствующей подготовки: и физической, и интеллектуальной. Проще говоря, надо было основательно подкачать мускулы и не менее основательно освежить в памяти английский. Поэтому теперь после работы (отпуск благополучно закончился) трижды в неделю я ходил в спортзал, а по вторникам и четвергам посещал языковые курсы. По субботам же, в качестве дополнительного факультатива, ездил тренировать меткость в тир.

В один из таких дней, возвращаясь с очередного занятия, я нос к носу столкнулся в Сокольническом парке со старым знакомым Вадиком Залесским, в «застойные» времена снабжавшим меня дефицитными книгами. Зацепились языками, и между делом Вадик обмолвился, что, бросив ставшее малоприбыльным книжное дело, перекинулся на скупку предметов из серебра и бронзы у обнищавших за время «перестройки» стариков. Сообразив, что он как никто другой способен реализовать мои запасы драгоценных металлов, я намекнул на свою сопричастность смежному производству. Мигом учуявший возможность поживиться, наполовину еврей Залесский поволок меня в ближайший ресторан, где и предложил взаимовыгодное сотрудничество: я поставляю ему золото и платину, а он мне – любую желаемую валюту.

Когда я сбыл – в три приема – через Вадика все свои накопления, настала пора получать визу и покупать билет на самолет. К счастью, в совсем еще недавно третируемую нашей прессой ЮАР самолеты, пусть и не регулярно, уже летали.

Стойко выдержав все бюрократические процедуры, к концу января 92-го я был уже готов – и морально, и материально, – отправиться в дальний путь. Оставалось только попрощаться со своей фурией и выхлопотать у Акинина отпуск – на сей раз долгосрочный, но положенный мне по трудовому договору. Здесь-то, однако, и возникла непредвиденная заминка: моя бесценная помощница Валентина, быстро освоившись на московских дискотеках, успела подцепить себе жениха и теперь активно готовилась к декретному отпуску. Словом, пока я нашел на ее место человека, пока обучил его всем технологическим премудростям, минуло еще два месяца. Так что в аэропорту «Шереметьево» я появился лишь в апреле. Позвонить Игги и предупредить его о своем скором приезде тоже, увы, не получилось: та бумажка, на которой он когда-то черкнул мне номер своего телефона, благополучно сгинула после одной из нечастых Раисиных уборок… Оставалось уповать лишь на то, что ранней весной яхтсмены в походы не пускаются.