Текст книги "Глаз Лобенгулы"

Автор книги: Александр Косарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Решив осветить ему путь, я, приподнявшись, вскинул фонарь над головой и тут же увидел то, чего никак не ожидал увидеть: на самом обрезе светящегося полукруга смутно мелькали искаженные расстоянием человеческие тени! Потрясая факелами, они стремительно двигались в нашу сторону.

– Вилли, уходим! – крикнул я, безуспешно пытаясь выдернуть из дна увязший в иле шест. – Кажется, за нами погоня!…

Вместо ответа Зомфельд навалился на мой ялик и с хриплым стоном вытолкнул его на середину речки.

– Уходи первым, Алекс, – метнул он мне вдогонку свою палку, – вам с дядей нужнее. А я вас прикрою.

В несколько сильных толчков я пересек реку и, спрыгнув прямо в воду, выволок носовую часть лодки на прибрежную отмель.

– Найтли! – уже не маскируясь, громко прокричал я.

– Я здесь, Санья, – отозвалась девушка, решительно прыгнув к нам с двухметрового обрыва. – Что случилось? Что за шум?

– Потом, Найтли, всё потом, – подхватил я дядю под мышки. – Сейчас нам надо поскорее выбраться наверх, к лошадям!

Шумно дыша и наступая друг другу на ноги, мы с ней подняли и перевалили легкое тело Владимира Васильевича на береговой гребень, после чего вскарабкались и сами.

– Саня, а что, собственно, происходит? – поинтересовался дядя, когда мы уложили его наконец в самодельный гамак. – Что за спешка?

– Потом поговорим. – Мне было не до дискуссий – требовалось спасать Зомфельда.

Схватив сумку с автоматом и фонарь, я рванул обратно к обрыву. В это время с противоположного берега донеслись прямо-таки звериные вопли и оглушительный треск крепких древесных сучьев. Я включил фонарь. Мертвенный свет криптоновой лампы выхватил из темноты фигуру Зомфельда, отчаянно дерущегося аж с четырьмя противниками Гансези, и еще нескольких человек, прорывающихся к месту схватки со стороны рощи.

– Стоять! – по-русски заорал я с высоты своего положения. – Стрелять буду!

Мой крик, слепящий свет фонаря и, главное, эффект неожиданности на какое-то время скомпенсировали нам численный перевес преследователей. Воспользовавшись замешательством своих противников, здоровяк несколькими сокрушительными ударами разделался с ними, подхватил что-то с земли и со всех ног бросился к реке. В ту же секунду грянул выстрел из карабина, и выброшенная затвором гильза с шипением юркнула в воду. Я тоже принялся терзать молнию сумки, в которой лежал автомат, но открыть ее одной рукой, да еще при таком мандраже, сразу не смог. Тогда, упав на колени и отбросив фонарь, начал орудовать обеими. Над головой что-то дважды свистнуло, потом вновь бабахнул карабин, заглушив своим грохотом непрекращающиеся враждебные вопли. Словом, когда я подготовил наконец оружие к стрельбе, Зомфельду и Гансези уже удалось каким-то чудом преодолеть водную преграду.

Би-джу-у, би-джу-у – вновь просвистели над моей головой невидимые «сверчки», и в тот же момент почти уже вскарабкавшийся на гребень обрыва Уно болезненно вскрикнул. Ухватив здоровяка за руку, я энергично потащил его в сторону тревожно ржущих лошадей. Мощная вспышка зарницы осветила на мгновение бледное лицо Найтли, отчаянно удерживающей за повод рвущуюся лошадь, окровавленный лоб Зомфельда и неуклюже усаживающегося на мою лошадь Гансези. Схватив поводья стоявших чуть поодаль спаренных лошадей, я торопливо повел обоз за собой, благоразумно посчитав, что безоглядное бегство в нашем случае – наилучший выход из создавшегося положения.

Благополучно миновав Матембе, мы притормозили, лишь когда деревня полностью скрылась в набегающих со стороны реки плотных пластах тумана. Переведя дыхание, я включил фонарь и двинулся вдоль нашей вразброд притормозившей кавалькады. На мои вопросы о самочувствии каждый отреагировал по-своему. Вилли только кивнул, не проронив ни слова, а Найтли, хоть и слабо улыбнулась, похоже, всё еще пребывала в легком шоке. И лишь громадный Ган, казалось, совсем не слышит меня: он сидел неподвижно, словно статуя с острова Пасхи, и его странно сузившиеся зрачки тупо смотрели сквозь меня в безбрежную сумеречную даль.

– Эй, друг, – похлопал я его по колену, – что с тобой? Хочешь воды?

Медленно, словно преодолевая непонятное внутреннее сопротивление, здоровяк качнулся в седле и, неуклюже завалившись вперед, принялся выпутывать ногу из явно узкого для него стремени. Спешившись, он громко икнул и неуверенной походкой побрел в сторону от дороги.

– Никогда, что ли, на лошади не ездил? – посочувствовал я ему вслед. – Укачало?

Ничего не ответив и продолжая странно пошатываться, Гансези вдруг остановился и резко уронил голову на грудь, будто сзади ее подрезали чем-то острым. Предчувствуя недоброе, я шагнул к нему, чтобы поддержать, но в этот момент он, коротко что-то пробормотав, навзничь рухнул в траву. Вместе с подоспевшим Вилли мы приблизились к несчастному.

– Эй, Уно, – потряс его за плечо Зомфельд, – поднимайся! У нас времени мало.

– Может, сознание потерял? – предположил я.

– Да нет, кажется, не дышит уже, – сплюнул в сердцах немец. – Умер, похоже.

– Пульс проверить сможешь? – опасливо сделал я шаг назад.

– У мертвецов пульса не бывает, – буркнул Зомфельд, но всё же присел и приложил пальцы к шее лежащего. – Точно, готов, – констатировал он, поднимаясь.

– А это не ты его подстрелил? Я имею в виду, случайно…

– Если бы я, – Вилли брезгливо отер руки о траву, – он бы через реку вообще не перебрался. Тридцать восьмой калибр – штука серьезная. Давай-ка лучше перевернем его спиной вверх. Может, и найдем разгадку…

Перевернув Гансези лицом вниз, мы не сразу разглядели пятно застывшей крови, еле заметное на фоне темно-синего балахона.

– Невелика ранка, – пробормотал я, с удивлением рассматривая небольшую прорезь в рубахе Гансези. – Выглядит как обычная царапина… Да для такого здоровяка, как Уно, этот порез – что для слона дробина!

Зомфельд молча вытащил охотничий нож, распорол им ткань рубахи до самой шеи погибшего и тотчас воскликнул:

– Ого! Да у него в спине застрял наконечник стрелы! Скорее всего, отравленной… Алекс, Найтли, быстро и осторожно осмотрите друг друга! Не дай бог, если в чьей-то одежде застряла еще одна такая же стрела – достаточно будет просто оцарапаться об нее, и результат окажется аналогичным, – цинично пнул он неподвижное тело мозамбикца.

Не успел Вилли договорить, как одна из наших лошадей вдруг сдавленно захрипела, зашаталась и… завалилась на бок.

– Ой, что с моим Кентавром?! – вскрикнула Найтли, опрометью кидаясь к рухнувшему животному.

– Куда?! Назад! – еле успел я перехватить ее. – Найтли, лошади, я думаю, уже не помочь, а вот ты можешь случайно пораниться об эту проклятую стрелу!

Склонившись над дергающимся в предсмертных конвульсиях животным, я начал внимательно осматривать его. Вскоре выяснилось, что в Кентавра угодили аж две стрелы: одна, правда, безвредно застряла в клапане дорожной сумки, а вот вторая вонзилась в бок буквально в сантиметре от обреза седла.

– Они же могли и в нас попасть, – прошептал я, только теперь осознав всю меру грозившей нам и особенно Найтли опасности.

– Надо поскорее сматываться отсюда, – глухо и зловеще прозвучал рядом голос Зомфельда.

– Да, да, конечно, – растерянно пробормотал я и в ту же секунду вспомнил о подозрительно молчащем до сих пор дяде.

Бросившись к стоящей несколько поодаль спарке, я откинул край одеяла. Дядя крепко спал! Убедившись, что с ним всё в порядке, я на всякий случай осветил фонарем и лошадей. Опасения оказались ненапрасными: у одной из них смертоносная стрела запуталась в гриве, а у другой обломанный наконечник торчал из ногавки. Осторожно изъяв их и забросив в кусты как можно дальше, я подвел лошадей к несколько уже успокоившейся Найтли. Телохранитель стоял рядом. Сняв с павшего Кентавра седло, он крутил его в руках, явно прикидывая, куда бы пристроить.

– Да брось ты его! – нетерпеливо посоветовал я. – Надо просто перевесить мешки с Кентавра и поскорее рвать отсюда.

Пока мои спутники распределяли поклажу по другим лошадям, я вернулся к начавшему уже деревенеть трупу Уно. По христианским канонам его следовало бы предать земле, но прежде я хотел осмотреть карманы: вдруг отыщется какой-нибудь документ, чтобы при случае можно было сообщить о его смерти родственникам? Увы, при покойном оказались лишь несколько патронов к револьверу, кусок желтой тряпки с завернутым в нее рулончиком денежных купюр и перочинный нож. Перевернув труп на спину, я, ни на что уже особо не надеясь, бегло ощупал нагрудные карманы, но именно в этот момент мои пальцы и наткнулись на нечто странное. Причем не в карманах, а под рубахой несчастного. Расстегнув несколько пуговиц и распахнув ворот, я увидел продолговатый замшевый мешочек, держащийся на довольно толстом кожаном ремешке.

– Алекс, чего ты там с ним возишься? – нервно окликнул меня уже вскочивший в седло телохранитель, и я, механически сдернув мешочек с погибшего, навесил его на себя.

– Может, стоит всё-таки предать тело Гана земле? – неуверенно предложил я, вернувшись к спутникам.

– Если ты хочешь замести следы, то придется и лошадь закапывать. Но время, Алекс, время! Сам же только что призывал нас поторопиться!

– Действительно, Алекс, – слабым голосом поддержала его Найтли, – меня уже тошнит от вида трупов. Бр-р-р, ужас!

– Уже сажусь, – успокоил я ее.

Поскольку ни Вилли, ни Найтли не выказали готовности поделиться со мной местом на их лошадях, пришлось оседлать одну из лошадок, перевозящих носилки с дядей. Одной ноге не хватало стремени, но постепенно я смирился с этим досадным неудобством, благо двигались мы со скоростью не более пяти километров в час. Чем больше мы углублялись в лес, с каждым шагом удаляясь от Матембе, тем больше я надеялся, что все неприятности остались позади. Да и общение с проснувшимся часам к одиннадцати родственником помогало отвлечься от невеселых дум. Очнувшись, Владимир Васильевич первым делом поинтересовался, почему он раскачивается в люльке между двумя лошадьми. Оказывается, события минувшей ночи были восприняты им лишь как кошмарный сон. Я не стал разубеждать – к чему больному человеку лишние волнения? Вместо этого обстоятельно рассказал обо всем, что почерпнул в рижском предместье от его дочери.

Владимир Васильевич явно находился под действием какого-то снотворного: во время моего монолога он то и дело блаженно закрывал глаза, подолгу пребывая в неподвижном молчании. Когда же дядя попросил наконец воды, я остановился: провизия была прикреплена именно к моей лошади. Заметив остановку, к нам подъехали и мои спутники. Любезно поздоровавшись с дядей и справившись о его самочувствии, они поинтересовались, не хочет ли он отдохнуть от пусть легкой, но всё же тряски, а заодно и поесть горячего. Поняв по их запыленным и измученным лицам, что они и сами не прочь передохнуть, дядя с удовольствием согласился на привал. Через несколько метров, словно по заказу, лес расступился, и мы выехали на залитую солнцем поляну, украшенную с одной стороны стадом антилоп, которых все здесь называли маленькими импала, а с другой – небольшой аккуратной деревушкой.

– Если слева от нас, – заглянул я в карту, – деревня Мессаване, тогда до следующего населенного пункта предстоит одолеть не менее двадцати километров совершенно дикого пространства. Так что, мне кажется, заночевать следует именно здесь. Тем более что прошлой ночью мы вообще не спали…

– А я предлагаю здесь только пообедать и переждать полуденную жару, – снял с плеча карабин Зомфельд, – а потом, до наступления сумерек, продвинуться еще немного.

– Думаешь, лошади успеют отдохнуть? – предпринял я слабую попытку возразить.

– Успеют, – заверил меня телохранитель. – Травы здесь много, воды вблизи селения тоже должно хватать.

В подтверждение своих слов, будто желая поставить точку в споре, Вилли ловко сбил пулей бродящую неподалеку антилопу. Так мы и въехали в деревню – с только что добытым трофеем, но мечтая в основном не о еде, а об элементарном сне.

Именно тогда я в полной мере и осознал, какой это нелегкий труд – ухаживать за лежачим больным. Понимая, что многие движения для дяди еще очень болезненны, я постарался спустить его на землю как можно аккуратнее. Затем пришлось еще найти удобное место для носилок (причем обязательно в тени), накормить, помочь сходить в туалет, распрячь лошадей, найти для них пастбище посочнее… В общем, обязанностям не было конца. Правда, надо отдать должное и моим спутникам: несмотря на полную измотанность, они без лишних слов принялись помогать мне ухаживать за беспомощным пациентом. Дядя, кстати, тоже старался изо всех сил: ловко подтягиваясь на руках, самостоятельно садился, приваливаясь спиной к какой-нибудь твердой опоре.

– Ничего, ничего, Сашок, – подбадривал он меня за обедом, – вряд ли я долго прослужу вам обузой. Аминокан хоть и тот еще зазнайка, но всё же помог мне крепко. Ноги-то ведь чувствуют уже силу! Если б не эта проклятая железка в спине, я бы, может, смог и в седле держаться самостоятельно… Но как же тебе в голову пришло разыскать меня?

– Долгая история, – скромно потупил я взор. – Намыл по случаю деньжат, вот и решил, что негоже бросать в беде родного человека.

– «Намыл» – это что значит? – недоуменно переспросил дядя.

– Значит… добыл, ну-у… почти что как заработал.

– Странно всё как-то, – приподнял старпом выцветшие брови. – Разве в нашей стране можно заработать на поездку в Африку? Зарплата большая или премию за что-то получил?

– Ох, Владимир Васильевич, – скептически усмехнулся я, – вы в этой глуши совсем от жизни отстали! Какая зарплата? О чем вы говорите? В России всё перевернулось с ног на голову! Это раньше у нас человек человеку был друг, товарищ и брат, а теперь – волк, мерзавец и гад! Союз распался, каждый сейчас выживает, как может. Кто получше устроился, кто – похуже, а некоторым и вообще жить не на что стало…

– А куда же власть смотрит, правительство, наконец? – продолжал удивляться дядя.

– Нынешние власть и правительство, дорвавшись до гигантской кормушки, заботятся прежде всего о своих кошельках и думают только о собственной шкуре. Надежда на одно: авось, когда карманы набьют, и обратят всё-таки внимание на нужды простых людей…

– Плохо дело, – нахмурился дядя. – Выходит, в России опять смута началась… Видать, никак русскому народу без этого не обойтись.

– Может, и так, – подсунул я ему мелко нарезанные кусочки жареного мяса, – но вас-то теперь, я надеюсь, судьба ждет получше, вам больше повезло. Вернетесь ведь уже в почти европейскую державу – пусть и маленькую, но зато независимую Латвию! Положат вам пенсию от Евросоюза, Кристинка отучится – откроет кондитерскую лавку… Не жизнь, а праздник!

– Честно сказать, вовсе не о такой жизни мечтал я все последние годы, – недовольно нахмурился Владимир Васильевич. – Да, надеялся, конечно, рано или поздно вернуться домой, но – в Союз, в страну победившего социализма!

– А вернетесь в страну победившего капитализма, – хохотнул я. – Впрочем, что это мы всё о политике да о политике? Ешьте лучше, вам сил нужно набираться. Отдыхать осталось максимум час, а потом – снова по коням!

– А куда мы, кстати, направляемся? – поинтересовался наконец старпом. – И кто эти люди, что едут с нами? Они, кажется, представились ночью, но я тогда словно в дурмане каком-то был и, к сожалению, имен их не запомнил…

– Девушку зовут Найтли Лау, она дочь моего знакомого золотопромышленника из Южной Африки. А второй спутник – ее телохранитель, Вилли Зомфельд, он родом из Германии.

– Ну и жизнь пошла, – покачал головой дядя. – Золотопромышленники, охранники тела… А почему, позволь спросить, они едут с нами? Или у тебя с этой девицей роман? Если так – поздравляю! На лошади держится, словно королева! Да и глаза… ишь, прямо как звезды горят!

– Согласен, – кивнул я, – девушка она замечательная. Это вы еще в вечернем платье ее не видели – вообще глаз не отвести!

– То-то я заметил, ты на нее всё время поглядываешь, – подмигнул дядя.

– Нет, нет, это совсем не то, о чем вы думаете! Я ведь уже несколько лет как женат, так что стараюсь соблюдать дистанцию. Тем более с дочерью человека, который во многом помог мне. Просто… просто так сложилось… – разумных слов и аргументов не хватало, – короче, просто я не смог отказать ей в совместной поездке.

– Пусть так, – хитро улыбнулся дядя в усы, – только, чувствую, будет у тебя с ней продолжение…

– Ох, Владимир Васильевич, – искренне вздохнул я, – мне, честно говоря, сейчас не до романов. Выпутаться бы поскорее из того положения, в котором мы здесь оказались.

Голубые глаза старпома зажглись неподдельным интересом, но тут подошел озабоченный, как всегда, Зомфельд и, красноречиво взглянув на часы, скомандовал подъем.

Лишь поздно вечером, на очередном привале, я вкратце изложил дяде подробности: начиная с момента своего приезда в Лауфилд и заканчивая событиями минувшей ночи. Рассказывая о последних минутах жизни-здоровяка Уно, вспомнил вдруг о снятом с него кожаном мешочке, который я еще днем, когда он начал ощутимо натирать мне шею, переложил в сумку. Теперь же, как бы в подтверждение своего рассказа, я извлек его наружу:

– Вот этот кисет болтался у бедолаги на шее, а я второпях прихватил его…

Глаза Владимира Васильевича расширились.

– Если в нем лежит то, что я думаю, – внезапно охрипшим голосом произнес он, забирая у меня мешочек, – тогда наши с тобой жизни, Сашок, не стоят теперь и полушки.

С этими словами он ослабил затяжку ремешка и высыпал содержимое мешочка в стоящую перед ним пустую тарелку. О дно с характерным звуком звякнули белесые полупрозрачные камешки, а поверх них – треугольный, довольно грубо отполированный кристалл размером с детскую ладонь.

– Нам конец, – нервно отшатнулся Владимир Васильевич, – теперь с нас точно кожу сдерут!

– Из-за этих осколков кварца? – недоверчиво протянул я руку к самому большому и красивому камню.

– Какого кварца?! – дядя уже торопливо складывал камушки обратно в мешочек. – Это, чтоб ты знал, самые настоящие алмазы! Просто они не обработаны, потому и выглядят столь невзрачно. А у тебя в руке – самая главная и ценная реликвия Аминокана, предмет его гордости! У этого камня даже имя есть – «Глаз Лобенгулы»!

– Лобенгулы? – механически переспросил я, не в силах оторвать взгляд от кристалла.

– Я, Сань, хоть и небольшой знаток местных легенд, но слышал, что Лобенгула был самым жестоким и скорым на расправу королем кафров, а этот камень наделен, вроде бы, какими-то магическими свойствами… Кстати, – понизил старпом голос, отнимая у меня кристалл, – а твои друзья в курсе, что ты снял мешочек с Гансези?

– Вряд ли, – пожал я плечами, – откуда? Говорю же, спонтанно всё случилось, по наитию… Я и сам-то сразу об этом забыл…

– Вот и ладненько, Сашок, вот и пусть до поры до времени ничего не знают, – вернул он мне мешочек. И вдруг совсем по-стариковски заскулил: – Вот ведь напасть-то какая!

– Да не волнуйтесь вы так, Владимир Васильевич, – попробовал я ободрить родственника. – Подумаешь, пара горстей алмазов! Зато вернемся в Россию, продадим их, махнем в Канны, Париж с Амстердамом посетим…

– Эх, Саня, Саня, – вздохнул дядя, – как же ты не понимаешь, что похищение такого рода камней не проходит безнаказанно? Самое позднее завтра нас поймают и начнут потрошить, как поросят перед пасхальным разговением… Ведь, судя по всему, Гансези эту сумочку украл, да еще и убежать с ней собирался!… Стоп! – вскинул дядя указательный палец. – А куда ему, собственно, было бежать? Разве что в лагерь, к своему хозяину Мунги. Но тогда, выходит, сам Мунги и заказал ему похищение алмаза?! Теперь понятно, для чего командир дал колдуну взятку и упросил приставить ко мне своего помощника. А тут вдруг и вы со своим предложением насчет моего выкупа очень удачно подвернулись… Вот Гансези, скорее всего, и решил обеспечить себе прикрытие: камни выкрасть, а похитителями в случае чего выставить именно вас! И, думаю, если б не шальная стрела, ему отлично всё удалось бы…

– Не может быть! – усомнился я. – Мы ж ему заплатили!

– Вот за ваши деньги он и подставил бы вас по полной программе. И если б рано или поздно посланцы колдуна до него добрались, он бы им с чистой совестью заявил, что именно спешно покинувшие деревню белые, выкрав своего соплеменника, утащили заодно и бесценные камни. Главным ведь, Сань, для него было с вашей помощью поскорее соединиться со своим отрядом и тем самым обеспечить себе безопасность от людей Аминокана.

– Но если тело Уно обнаружат, – развил я дядину мысль, – то нас обвинят и в похищении алмазов, и в его убийстве… Так, что ли, получается?

– Именно так, Сашок. И тогда за нами начнут охотиться не только люди Аминокана, но и бойцы Мунги. Чтобы и камешки отнять, и за погибшего соратника отомстить. Так что единственный выход сейчас – поскорее седлать лошадей и гнать отсюда что есть мочи. Иначе точно голов лишимся.

– Может, нам разделиться? – предложил я. – Вилли и Найтли поедут в одном направлении, а мы с вами – в другом. Глядишь, и собьем преследователей со следа…

– Кхе-кхе, – скептически прокряхтел Владимир Васильевич, – сразу видно, что ты новичок в Мозамбике. Да здесь, Сашок, дорог слишком мало, чтоб так запросто затеряться. Тем более что люди, которые отправятся за нами в погоню, будут расспрашивать по пути каждого встречного. И не забывай, что все они – местные, а мы для них – чужие! Не завтра, так послезавтра, но преследователи быстро поймут, что мы разделились, и пустятся по всем направлениям. Не спорь, я лучше знаю. Поднимай друзей, седлайте коней!

– Нет, дядя, нам всем крайне необходимо хоть немного поспать, – решительно возразил я. – Утро вечера, как говорится, мудренее…

Втащив носилки с Владимиром Васильевичем в палатку, я пристроился рядом и прикрыл веки. В памяти тут же начали всплывать лица встреченных за сегодняшний день людей. Мальчик-пастушок лет двенадцати, гнавший вдоль дороги коров… Пожилая женщина, похожая на сельскую учительницу, в очках и на велосипеде… Жители деревни, в которой мы останавливались на обед… Несколько крестьян, столпившихся у обочины возле заглохшего трактора… И ни одного европейского лица за весь день! Разве что мы – в городских охотничьих костюмчиках, с модными рюкзаками и сумками, с пусть и изрядно загорелыми, но всё же белымилицами! Да, дядя прав: здесь нам не спрятаться…

Проснувшись в половине шестого утра, я повесил на шею автомат и выбрался наружу. В нашем крошечном лагере царили спокойствие и благодушие. Сонно пофыркивали лошади, сгрудившиеся у импровизированной коновязи, чуть слышно похрапывал дядя, а воздух был до того свеж и прозрачен, что хотелось лишь тихо радоваться жизни и ни о чем не думать. Однако вчерашний разговор с дядей не позволял уже наслаждаться окружающей красотой в полной мере. Ополоснув лицо и решив никого пока не будить, я пристроился под ближайшим деревом и развернул карту.

«Допустим, – принялся рассуждать я, – за нами действительно выслали погоню. Но на каком виде транспорта? Учитывая, что выбор у местных невелик, люди колдуна могли выдвинуться из Матембе либо пешком, либо на велосипеде, либо на лошади. Быки не в счет – скорость их передвижения сравнима лишь со скоростью того же пешехода, а угнаться пешему за всадником невозможно. Предположим худшее: преследователи тоже выехали на лошадях. Однако поскольку мы покинули деревню много раньше и наши лошади наверняка качественнее деревенских кляч, значит, до одного только озера мы выиграли минимум три часа. Правда, от озера мы двигались уже довольно медленно, да и на обед потеряли часа два с половиной, но зато всё остальное время ехали почти без остановок! Тогда как тем, кто нас преследует, пришлось бы часто останавливаться для расспросов местного населения. Да и отдых их лошадям тоже необходим».

В ходе размышлений я пришел к выводу: отказаться от лошадей и как можно скорее пересесть на более скоростной вид транспорта. Однако, судя но наблюдениям предыдущих дней, механическим транспортом данный район Мозамбика не изобиловал: старые колесные трактора да редкие лесовозы – вот, собственно, и всё, что нам здесь встречалось. И всё-таки в сложившейся ситуации выбирать не приходилось: лично я согласен был даже на скрипящий лесовоз, лишь бы вез. Только вот как объяснить необходимость смены транспорта непосвященным в тайну алмазов спутникам?

«Ладно, – решил я, увидев, что из своей палатки выходит Найтли, – положимся на волю случая».

– Как спалось, Санья? – поприветствовала меня она, задорно тряхнув копной волос и причесываясь прямо на ходу.

– Прекрасно! – вмиг позабыл я обо всём на свете. – Могу проводить до ручья.

– Э, нет, – тотчас вылетел из другой палатки Зомфельд, – сегодня моя очередь!

– Ой, мальчики, до чего ж вы у меня оба активные, – одарила нас девушка обворожительной улыбкой. – Только не подеритесь, ладно? А умыться и сама как-нибудь сумею. Помогите лучше нашему новенькому.

Я зашел в нашу с дядей палатку. Самостоятельно сполоснувшись водой из фляги, Владимир Васильевич уже деятельно вскрывал пачку с галетами. Увидев меня, демонстративно постучал пальцем по циферблату: мол, время не терпит, поторапливайся!

После скоропалительного завтрака – для приготовления кофе даже костер на сей раз не стали разводить, обошлись газовой плиткой, – мы вновь тронулись в путь. Первые полтора часа двигались в сопровождении лишь стаи небольших взъерошенных обезьян, с оглушительным гвалтом носящихся над нашими головами по кронам деревьев. Когда же местность пошла под уклон и всё чаще стали попадаться обширные поляны, на которых помимо зебр вполне можно было наткнуться и на хищников, обезьянки отстали. А вскоре начали встречаться и люди. Прошествовали неподалеку два вооруженных луками охотника с дичью, подвешенной к длинным палкам. По дороге пронеслись два военных джипа, вслед за ними с ревом и лязгом проследовали три или четыре лесовоза. В обратную сторону прокатил автобус, изрыгая из выхлопной трубы жуткое зловоние. Словом, вокруг продолжалась вполне будничная жизнь, и только я, став нежданно-негаданно обладателем огромного и, увы, опасного состояния, чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке.

Спутники мои громко смеялись, шутили и балагурили, а я… я то и дело напряженно оглядывался. Потому, видимо, первым и заметил догоняющий нас грузовик. Развернув лошадей поперек дороги, я снял шлем и призывно замахал им, привлекая внимание водителя. Заныли тормоза, и окутанная клубами пыли машина замерла метрах в десяти от нас. Я спешился и подошел. Из окна кабины высунулась курчавая взъерошенная голова круглолицего парня.

– Говоришь по-английски? – спросил я.

– Мало-мало, – коряво прошепелявил он щербатым ртом.

– Довезешь до Массангены? У нас с собой больной, хотим поскорее доставить его в больницу.

– Людей могу, – пожал парень плечами, – а вот лошадей…

– Ничего сложного, – перебил я его, – мы привяжем их в кузове к бортам и будем страховать. Просто не гони слишком быстро.

Закончив переговоры с водителем, я вернулся к спутникам.

– Предлагаю часть пути проделать на автомобиле, – кивнул я в сторону грузовика. – К сожалению, мой дядя неважно себя чувствует.

Возражений не последовало, и, опустив носилки с дядей на землю, мы с Вилли быстро распрягли лошадей и завели их в кузов по настилу, сооруженному из досок от «гамака». Затем осторожно подняли носилки и разместили дядю у переднего борта. Найтли села в кабину, а мы с Вилли заняли места у боковых бортов, чтобы страховать животных. К счастью, лошади госпожи Ван Гельт, видавшие в своей жизни, возможно, и не такое, держались вполне смирно. Вначале мы ехали относительно медленно, но вскоре водитель, убедившись, видимо, в безопасности нашей транспортировки, увеличил скорость примерно до пятидесяти миль в час.

Держась одной рукой за скрипящий борт грузовика, а другой – за шею стоящей рядом лошади, я с удовольствием вдыхал сладковатый воздух тропиков, ликуя в душе, что удалось избежать опасности. Ну кто сможет нас теперь догнать? Бандиты какого-то мифического Мунги? Или люди колдуна с доисторическими стрелами? Смешно! Да пошли бы они все в ж…! Нам теперь и сам черт не брат!

Я мысленно представил, как уже через какие-то час-полтора мы доберемся до Массангены, откуда сразу рванем на юг – по достаточно приличному шоссе, которое выведет нас прямо в приграничную с ЮАР провинцию. В голове тут же созрел план: не позднее чем завтра достичь поселка Сункане, перепоручить лошадей нашим милым попутчикам, а самим с дядей добираться оттуда до столицы уже рейсовыми автобусами.

Погрузившись в мечтательно-восторженную эйфорию, я не сразу обратил внимание, что двигатель машины начал работать с частыми перебоями, а вскоре и вовсе затрясся в непонятных конвульсиях. Преодолев по инерции еще несколько десятков метров, грузовик вдруг плавно принял вправо и вскоре мягко уткнулся в придорожный куст. Хлопнула дверца, и наш водитель, громко проклиная всю механику на свете, полез под капот. Мы с Вилли присоединились к нему. Оказывается, в перегревшемся радиаторе образовалась трещина, и, прежде чем двигаться дальше, требовалось как-то ее залатать, после чего залить в него свежей воды. С первой проблемой мы справились буквально за пятнадцать минут: просто обмотали трещину медицинским пластырем.

А вот с водой дело обстояло хуже: со всех имеющихся у нас фляг ее набиралось не более двух литров из требуемых пятнадцати. К тому же расставаться с чистой и потому драгоценной жидкостью никому не хотелось, ведь пить из открытых источников в африканских джунглях равносильно добровольному заражению многочисленными экзотическими болезнями. Для поисков воды решили разделиться. Водитель с железным ведром пошел вправо от дороги, мы с Зомфельдом – налево, а вооруженная карабином Найтли осталась присматривать за Владимиром Васильевичем.

Для себя я заранее решил: если в течение получаса водного источника обнаружить не удастся – будем вновь седлать лошадей. Однако не прошло и двадцати минут, как Вилли издал торжествующий вопль:

– Алекс, сюда! Надо доверять инстинкту животных, – важно пояснил он, когда я приблизился. – Если звериная тропа идет под уклон, значит, ведет, скорее всего, именно к водопою. – И гордо указал на крошечную лужицу в довольно крутом овражке: – Вот, отыскал в полном соответствии с теорией.

Я подал ему одну из двух прорезиненных емкостей. Наполнить их оказалось непросто: лужица хоть и имела относительно удобное каменистое дно, однако была столь мелка, что погрузить в нее постоянно всплывающую емкость долго не удавалось. Заметив, что Вилли не справляется, я подошел и, нагнувшись, обеими руками принялся удерживать его посудину на одном месте. И в этот момент кожаный мешочек, который я еще вчера снова нацепил на шею, вывалился из-под рубашки наружу.