Текст книги "Столкновение"

Автор книги: Александр Проханов

Соавторы: Анатолий Ромов,Валерий Толстов,Валентин Машкин,Андрей Черкизов,Виктор Черняк,Вячеслав Катамидзе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Валерий Толстов, Вячеслав Катамидзе
БУМЕРАНГ

ДЭННИС

Его раздражали рубиновые огоньки идущего впереди легкового «пикапа» – слишком яркие для такого вечера. Но и обгонять машину не хотелось. Спешить было все равно некуда.

Он любил ранние сумерки, когда снег на мостовых, на крышах домов, на окрестных холмах как бы излучал голубой, синий или даже фиолетовый свет. В это время тени казались прозрачными и нежными, а редкие освещенные окна и пустынные улочки придавали городку таинственность и очарование.

Зимними вечерами Медора (штат Северная Дакота) превращался в затерянный в холмистых степях, немного бутафорский голубой мирок. Всего сто тридцать шесть жителей – скотоводы, егеря из «Национального парка Теодора Рузвельта» да члены их семей.

«Пикап» маячил перед его глазами до самого «Лихого наездника» – деревянной двухэтажной гостиницы. Отсюда было рукой подать до тупика, где стоял «рэнч-вэгон» – сборный домик, служивший ему пристанищем почти три года.

Проехав гостиницу, все девять номеров которой зимой пустовали, он притормозил у пресвитерианской церкви. Его внимание привлекла полуоткрытая дверь – из нее лился на снег розоватый свет, теплый и притягательный. Странное дело, подумал он, ни разу не пришло в голову сюда заглянуть.

Впрочем, что там могло быть интересного? Как и во всей Медоре – ничего. Абсолютно ничего.

Здесь у него пропал интерес ко всему. Когда это началось? Два месяца назад? Четыре? Полгода? Он уже не помнил. Сначала забросил книги, потом стал бриться раз в три, а то и в четыре дня. Перестал ходить в сауну, запихнул в угол массивный тренажер.

Видно, из-за этого стал грузнеть и, хотя ел мало, прибавил почти четыре фунта.

Он говорил себе, что это естественный процесс для человека, уже перешагнувшего рубеж сорокалетия. Истинная причина, однако, крылась в том, что он перестал заниматься делом.

Собственно говоря, он сейчас вообще ничем не занимался. Не торопясь, проживал деньги, полученные от Компании.

Тратил он мало – даже для такого городка, как Медора. Заглядывал иногда в бар, но заказывал не больше одного стаканчика виски. Раньше совсем не брал в рот спиртного, когда был за рулем.

Поставив под навес свой «грэмлин», он стряхнул с него щеткой снег. Машина – единственное, что всегда им содержалось в полном порядке. Эта выработанная годами привычка была сильнее всего. Даже сильнее лени.

Он отпер обитую пластиком дверь «рэнч-вэгона» и, сбросив за порогом ботинки, направился в столовую, которая одновременно служила кухонькой и баром. Зажег свет, и в глаза бросился длинный ряд немытых стаканов на буфетной стойке. Правда, стойка давно ему уже была не нужна – завтракал он у плиты.

Что это был за завтрак? Хрустящий хлебец с гороховой пастой, джем из тюбика, галета, чашка растворимого кофе. Провалявшись полдня со старыми журналами, ехал в кафе обедать.

Обед тоже не отличался особым разнообразием. Одно и то же – бифштекс с луком и стакан апельсинового сока.

На ужин покупал в баре печенье, иногда сыр или пакетик жареного картофеля. Сегодня он забыл это сделать.

Стянув куртку, он полез в холодильник, извлек оттуда банку с пивом, нажал клавишу телевизора и уселся на раскладной стул.

Одиночество не тяготило его – он к нему привык. Когда он приехал сюда, то не рассчитывал пробыть здесь долго и поэтому не торопился обзаводиться знакомыми. Порой подчеркнуто сторонился всех этих парней в широкополых «стетсонах» и высоких сапогах, которых про себя называл «опереточными ковбоями», – они давно пересели с лошадей на «пикапы». А потом начали сторониться его.

Это произошло после случая в баре. К нему пристал и начал задираться подвыпивший скотовод из Дикинсона. Бедняга был совсем не готов к удару да вдобавок, неудачно приземлившись, вывихнул себе плечо.

С тех пор он везде чувствовал вокруг себя холодок отчуждения. Единственный мужчина в Медоре, который иногда обменивался с ним двумя-тремя словами, был бармен.

Женщины тоже избегали общения с ним. Лишь одна соломенная вдовушка отважилась стать его подругой. Энн Робертсон, официантка из кафе, раньше считалась женщиной строгих правил. Но с тех пор, как Энн стала бывать в «рэнч-вэгоне», на нее поглядывали неодобрительно.

Энн не обращала на это внимания. Она искренне привязалась к нему, даже строила планы на совместное будущее. Но лишь до того дня, когда впервые пригласила его к себе – на рождество.

Он не понравился ее дочерям, и они ему не понравились. Длинные, худые, коротко стриженные, девочки посматривали на него холодными серыми глазами, переглядывались и перешептывались, а за столом почти не прикасались к еде. И хотя сама Энн старалась угодить ему как могла, он все равно чувствовал себя среди них далеким и чужим.

Попытка соблазнить его теплом семейного очага провалилась. Уходя, он даже попытался сострить по этому поводу, но в глубине души был огорчен. Потому что сознавал – что-то неизбежно переменится в их отношениях. И не ошибся.

Энн приходила все реже. В последний раз две недели назад она постучалась в окошко далеко за полночь. Он впустил ее, усталую, пропахшую табачным дымом, и снова улегся в мятую постель. Энн долго сидела в уголке, пригорюнившись, курила одну сигарету за другой, маленькими глотками тянула виски, роняя слезы в стакан. И он не дождался ее, уснул.

Утром Энн уже не было. Вытряхивая полную окурков пепельницу, он пришел к выводу, что больше она не придет.

Энн не приходила. А сегодня ему почему-то мучительно хотелось услышать привычный стук в окошко. Хотелось, открыв дверь, снова увидеть в сизом сумраке ее словно обведенные густой тенью глаза, тонкие, змеиные губы, спадающие на воротник дешевой шубки слегка подкрашенные басмой волосы.

Что-то трогательное было в широко раскрытых глазах этой женщины, в ее узких плечиках, в тонких пальцах, нервно теребящих сумку, когда он появлялся на пороге – большой и равнодушный. Может быть, в другие времена в каких-то закоулках его сердца и нашлось бы для нее место. И он бы даже пожалел, приблизил, пригрел ее. Но не сейчас. Потому что был слишком поглощен собой, слишком переживал свое безделье, свою никчемность. Он, человек действия, оказался за бортом той жизни, которая значила для него все.

И в этом виновата была Компания. Когда он был ей нужен, все было к его услугам – самолеты, корабли, отели, женщины.

Теперь о нем забыли. Почему?

Может быть, остались недовольны работой, выполненной им в последний раз? Может быть, что-то было упущено или не соблюдено? Кто знает? Даже самые везучие, самые удачливые порой оступаются. Не исключено, где-то сделал промах и он. Как иначе объяснить, что за все это время Компании не потребовались его услуги. Что все это время единственной сохранившейся связью с ней были те жалкие пятьдесят долларов, которые каждую неделю приходили на его счет.

Слава богу, он не нуждался в деньгах. За последнюю деловую поездку ему перевели круглую сумму. Но Компания поставила жесткое условие: отправиться «на отдых» в глухую провинцию. Выбрана была Медора. Проклятье!

Допив пиво и швырнув пустую банку в коробку для мусора, он направился к двери, чтобы вытащить из почтового ящика очередную порцию «эдз» – рекламных проспектов и объявлений, накопившихся за неделю.

Он никогда не просматривал их. Поэтому сразу же кинул всю кипу в ту же коробку для мусора. Часть проспектов разлетелась веером. Чертыхаясь, он начал подбирать их и только тогда заметил на полу белый конверт.

Он не писал никому и не получал ни от кого писем. Поэтому сразу определил, откуда пришло письмо.

На конверте было напечатано:

«Мистеру Дэннису Ли Гибсону».

Он жил в Медоре под этим именем.

«Дорогой мистер Гибсон! Компания «Хантер и Блюмберг» доводит до Вашего сведения, что ее представитель желает встретиться с Вами для обсуждения ряда вопросов, представляющих взаимный интерес. Предлагаем обратиться к мистеру О’Коннору, консультанту компании, прибывшему на аукцион скота в Дикинсон, штат Северная Дакота. Телефон: «Гольф» 12—543».

Да, ошибки не было. Компания снова нуждалась в нем. И, видимо, сильно нуждалась, иначе не стала бы посылать своего человека в Дикинсон. Наконец-то. Еще полгода – и можно совсем потерять форму.

В нем был заложен своего рода пружинный механизм – накопитель энергии. Три года эта энергия искала выход. И не находила. Может быть, там, наверху, решили, что он дозрел и теперь пора бросать его в дело?

Все может быть. Они знали его гораздо лучше, чем он знал себя. Они взяли его на заметку, когда он был еще совсем мальчишкой. Рядовым первого класса во взводе оружия роты «Б» первого батальона танковой бригады, расквартированной в ФРГ.

В нем обнаружили талант – он стрелял поразительно метко и с невиданным хладнокровием. Уже через четыре месяца его назначили в роте вторым инструктором по оружию, потом и первым. Офицеры не могли им нахвалиться.

После армии он не поехал домой, а осел в Нью-Йорке. Надежда получить рекомендацию в офицерское училище Уэст-Пойнт рухнула: ему перебежал дорогу сынок какого-то отставного генерала. Счастье, что хоть удалось поступить в колледж.

Дэннис избрал специальностью историю. Он увлекся Востоком и подумывал о карьере преподавателя. Неизвестно, как сложилась бы его жизнь, если бы не знакомство со старым профессором Хайденом. Старик стал убеждать его взяться за изучение арабского языка. «Вам просто на роду написано стать арабистом, – с улыбкой говорил Хайден. – Посмотрите на себя – ну вылитый араб! Выучите язык – цены вам не будет!»

Хайден как в воду смотрел: когда учеба в колледже подходила к концу, Дэнниса посетил представитель Компании, предложивший подписать выгодный и долгосрочный контракт. Контракт предусматривал профессиональную подготовку, возможность повидать мир, относительную самостоятельность в выборе решений и, наконец, щедрую плату за каждую хорошо выполненную работу. К этому моменту Дэннис был уже по горло сыт своей жизнью в Нью-Йорке. Ему до смерти надоели обеды в дешевых кафе, очереди на массовых распродажах вышедших из моды вещей, мытье посуды в ночных барах и почасовая работа сиделкой – иначе неоткуда было достать денег ни на учебу, ни на редкие развлечения.

И Дэннис согласился на предложение Компании.

Правильно ли он поступил тогда? Сейчас это уже было неважно. Настало время работать, и пружина была взведена. Те, кто многолетними тренировками и психологической обработкой превратил в механизм человеческое существо, могли быть довольны. Они вновь получали в руки испытанное оружие.

Дэннис натянул куртку, сунул в карман бумажник, выпил залпом две чашки крепкого кофе и вышел к машине. До Дикинсона было всего тридцать миль – по заснеженной дороге около часа езды.

Выезжая на улицу, он включил приемник и стал слушать новости – впервые за два с лишним года. Он был особенно внимателен, когда передавали сообщения с Ближнего Востока.

С бензоколонки он позвонил. Номер «Гольф» 12—543 ответил сразу.

– О’Коннор у телефона, – послышался в трубке молодой бодрый голос.

– Это Гибсон.

– Господи, наконец-то! Сижу два дня как привязанный, даже в бар не спускаюсь. Куда это вы запропастились?

– Я думал, найдется другой способ известить меня.

В трубке раздался тяжелый вздох.

– Сейчас трудные времена, Гибсон. Проблемы, проблемы… Все усложняется. Надеюсь, вы понимаете…

– Я понимаю.

– Гибсон, нам нужно немедленно встретиться и поболтать.

– Вы на машине?

– Взял ее напрокат в Дикинсоне.

– Хорошо. Выезжайте на дорогу к Медоре. Проедете шесть миль. Увидите справа съезд. Сверните и проезжайте еще ярдов триста. Там все замело, будьте осторожны. Выключите свет и ждите – я подойду.

– О’кэй, Гибсон. Я поехал.

У Дэнниса было минут пятнадцать в запасе, но он решил, что в кафе показываться не стоит. Поэтому он развернулся и медленно покатил в сторону Медоры, время от времени поглядывал в зеркало заднего вида.

Его вскоре обогнала машина. Но то был не О’Коннор – мимо проскочил грузовичок с эмблемой Йеллоустонского национального парка.

Затем позади появились слепящие огни. Они стремительно приближались. Засыпав стекла «грэмлина» снежной пылью, со скоростью добрых семидесяти миль в час пронесся приземистый лимузин.

Идиот, подумал Дэннис. Не хватает только, чтобы О’Коннора прихватил за превышение скорости дорожный патруль. Эта «молодая поросль» в Компании – источник всех ее бед. Мальчики никак не могут стать взрослыми – им подавай риск, азарт, сильные ощущения. А больше всего бесит самомнение этих парней, чувство превосходства над другими – даже над настоящими профессионалами, кому они обязаны своим благополучием. Дэннису Ли Гибсону, например.

Дэннис подъехал к нужному месту через несколько минут. Завел машину за полуразвалившийся сарай у дороги, застегнул куртку и пошел, утопая в снегу, через заброшенную ферму. Шагах в ста за голыми кустами темнел автомобиль О’Коннора.

Подходя к машине, он с некоторым злорадством отметил, что О’Коннор умудрился загнать оба левых колеса в глубокий сугроб. Где их находят в наши дни, таких молодцов? Видно, дела у Компании идут не блестяще.

Когда он открыл дверцу, чтобы сесть рядом с О’Коннором, плафоны освещения салона не зажглись. Хорошо, что не поленился, отключил свет, подумал Дэннис. Некоторое время глаза привыкали к темноте, пока, наконец, он не разглядел водителя. К его удивлению, им оказался человек далеко не молодой.

– Привет, Гибсон, – сказал тот улыбаясь.

– Привет. Оба помолчали.

– Не сердитесь, Дэн, – вкрадчиво заговорил О’Коннор. – Вы ведь знаете, что я ни при чем. Все решает один шеф. Его слово – закон для Компании.

Дэннис отвернулся и стал смотреть в окно.

– Сейчас им снова нужны вы и никто другой, – не унимался О’Коннор. – Вас не забыли, Дэн… У вас блестящая репутация. Только не думайте, что я говорю все это потому, что мне нужна ваша помощь – вытащить из снега машину, – захихикал он. – Вы ведь и так поможете, Дэн?

– Помогу, – буркнул тот. – Если только перестанете звать меня Дэном.

– Как угодно, Гибсон, как угодно, – заерзал О’Коннор. – Виноват.

– Слушайте, – холодно сказал Дэннис, – а вы не тот О’Коннор, которому я проиграл в карты уйму денег в Далласе? – Название этого города было его личным паролем.

О’Коннор хмыкнул:

– Никогда не играл в азартные игры. Но мы с вами действительно там встречались, Гибсон. Во время пасхи. Вспомнили?

Упоминание о пасхе служило отзывом. Все было правильно. Но Дэннису было почему-то неприятно, что Компания выбрала именно этого скользкого типа, чтобы сообщить ему важную весть.

– Мне кажется, вы что-то должны мне передать, О’Коннор.

– Значит, вы согласны вновь приступить к работе?

– Я не подавал в отставку, – хмуро отрезал Дэннис.

– Вот и прекрасно. – О’Коннор полез под сиденье, извлек металлический ящичек и долго над ним колдовал. Это всегда занимало какое-то время. Чтобы открыть такой миниатюрный сейф, нужно было не только набрать сложный цифровой код, но и сказать пару слов в микрофон встроенного в него прибора, который не позволял заглянуть в сейф никому, кроме хозяина.

Когда ящичек наконец открылся, О’Коннор вынул оттуда и протянул Дэннису запечатанный конверт. Тот зажег фонарик-карандаш и вскрыл его. В нем он нашел то, что и ожидал увидеть – печатный бланк, заполненный от руки красным фломастером.

«Отдел: экспорт, СМ—340.

Дата: 12 дек. 1983

Категория: секр., только для сотрудников отделения «Альфа».

Информация: телевайс – кассеты 6667, 6668, 6669.

Инструкция: СМ—340—135.

Индекс: Е—2

Срочность: к немедленному исполнению».

Бланк был обычным. Столь же обычными были и вписанные в него слова, в том числе индекс. Буква «Е» обозначала «уничтожение». Только вот цифра 2 указывала, что на этот раз ему приказывали убить не одного, а двух человек.

На следующее утро он тронулся в путь, когда Медора еще спала, – предстояло проехать около двухсот сорока миль. Хотя он и отвык от дальних поездок, Дэннис знал, что справится легко. Ему приходилось проводить за рулем и целые сутки.

На заднее сиденье Дэннис уложил термос и дорожный холодильник с сэндвичами.

Все его личные вещи оставались в доме. Через три-четыре месяца в Медоре проездом будет человек из Компании. Он продаст «рэнч-вэгон» и выбросит барахло на помойку. Деньги, как обычно, переведут на его счет в банке Нэшвилла. А в городке все вскоре позабудут, что когда-то среди них жил человек средних лет, вечно небритый и угрюмый.

Дэннис представил, как удивилась бы Энн, повстречай его на улице часов через шесть. Он весь преобразится. Станет элегантным и подтянутым, походка будет легкой, пружинистой. А в кармане появится другой бумажник – из дорогой кожи с пухлой пачкой долларов внутри. Виват Компания!

Едва отъехав от Медоры, Дэннис начал говорить с собой по-арабски. Он переводил все встречающиеся объявления и надписи, вспоминал типично арабские жесты, характерные словечки, бытующие в диалектах. Он знал, что этот тренинг вскоре продолжат необычайно умные машины. Дэннис улыбался.

Мимо проносились фермы и элеваторные башни, бензозаправочные станции и мотели. За все время он останавливался трижды, и каждый раз на пять минут. Сэндвич, стакан кофе из термоса, пробежка вокруг машины – и снова за руль. Он должен был торопиться.

И не напрасно. Его ждали. Как только «грэмлин» подъехал к воротам одиноко стоящего особняка, они распахнулись. Встречал Дэнниса во дворе не О’Коннор, а другой представитель Компании – рыжеватый молодой человек, назвавшийся Лестером. Проведя его в дом, Лестер показал, где душевая, гардеробная, где будет подан обед и куда затем следует прийти.

Дэннис получил от него махровый халат, полотенце и коробку с парфюмерией и отправился приводить себя в порядок.

Минут через тридцать он уже был в гардеробной. Из дюжины костюмов он отобрал три и два из них уложил в чемодан. Затем рассовал по разноцветным целлофановым пакетам рубашки, галстуки, белье, носки и ботинки и все это также разложил в чемодане.

Роясь в одежде, он отметил, что вещи были канадского производства. На торговых марках – Торонто, Оттава, Монреаль. Только на одном галстуке – Лондон.

Покончив с экипировкой, Дэннис пошел обедать, после чего как был – в халате и шлепанцах – спустился в подвал. Там находилась «брифинг-рум» – комната для инструктажа.

Она оказалась довольно просторной. В центре стояло два мягких кресла. На столе перед ними – сифон с газированной водой, несколько бутылок «кока-колы» и пластмассовые стаканчики. У стены – видеомагнитофон. На нем три кассеты. Дэннис проверил номера. Да, все верно: 6667, 6668, 6669. Первая содержит его задание. Две другие – вспомогательные материалы: маршруты, расчет времени, явки, данные о связных.

Просмотрев здесь первую, он должен взять оставшиеся кассеты и идти с ними в кабину ускоренного обучения. Там придется просидеть три, а то и четыре часа, пока все материалы не будут выучены назубок.

Но все же главное для него – в первой кассете. Сейчас он увидит свои мишени. И с этой минуты перестанет быть Дэннисом Ли Гибсоном.

Он вновь станет Хамсином. Тот, кто придумал ему много лет назад такое романтическое кодовое имя, попал в точку. В самую точку. Потому что Хамсин – так арабы называют песчаный ураган – большую часть своей работы выполнял на Ближнем Востоке.

С первых же кадров Дэннис узнал город, запечатленный на видеопленке. То был Каир. Ему показали центр города, потом Гелиополис – предместье, в котором вдоль бульвара тянулись виллы, утопающие в тропической зелени. И он услышал знакомый голос.

«Добро пожаловать, Хамсин!

Работа ждет вас в Египте. Вы попадете туда через Тель-Авив под видом коммерсанта из Канады. Билеты и необходимые документы получите у Лестера.

Вам окажет помощь группа «Каир-Альфа». Цель операции – ликвидация. Требуется четкое выполнение выработанной схемы.

Ликвидации подлежат двое – мужчина и женщина. Для сведения: первый объект – наш бывший агент, продавшийся врагу. Вот несколько его фотографий. Его зовут Халед Мурси, но он американец. Эта женщина – его доверенное лицо и сообщница. Она египтянка – Надия ас-Сафир. Они живут втроем: с дочерью Надии Фатмой, которой сейчас шесть лет. Это ее снимки годичной давности, на них полагаться не стоит. Точное местопребывание Халеда и Надии сообщит связной «Каир-Альфа».

Особенности операции. Первое. Халед готов к любым неожиданностям. Второе. Ни в коем случае – повторяю – ни в коем случае подозрение не должно пасть на Компанию. Это, в свою очередь, определяет третью особенность – усложненность операции. Сейчас я изложу ее последовательность. Но прежде взгляните на этого человека…»

И тут Хамсин понял, почему он понадобился Компании. На телевизионном экране он увидел собственное лицо.

Человека, имеющего такое большое сходство с Хамсином, звали Абдель Карим. И ему в запланированной драме отводилась роль статиста, до поры до времени – даже фигуры за кадром. Но потом он станет главным виновником сенсации. Так уж устроен мир, что Абдель Карим должен заплатить за чужие грехи дорогой ценой. Может быть, жизнью.

Беда его заключалась в том, что он не мог прожить и дня без гашиша, которым порой накуривался до одурения. А это автоматически делало его удобным объектом для любой интриги. Но главное – Абдель Карим имел несчастье быть мужем той самой египтянки, которая связалась с Халедом – человеком, приговоренным Компанией к смерти.

А почему Хамсину выпало стать исполнителем приговора? Видно, фоторобот-компьютер высчитал, что самым похожим на Абдель Карима человеком является он. Не будь этого, кто знает, сколько еще пришлось бы ожидать в захолустной Медоре возвращения из резерва. Судьба!

Уши начало закладывать – самолет шел на посадку. Хамсин взглянул в иллюминатор – снизу наплывали огни тель-авивского аэропорта «Лод».

Ему понадобилось девятнадцать часов, чтобы пройти подготовку к операции и прибыть на Ближний Восток. Время, в общем-то, рекордное для Хамсина. Но спешка была более чем оправданной. Любой перебежчик для Компании – мина, которая вот-вот взорвется. Значит, дорога каждая минута. А до ликвидации еще далеко.

У выхода из терминала проверяли документы. Протягивая паспорт офицеру израильской службы безопасности, Хамсин краем глаза глянул на свое отражение в большом зеркале, висящем напротив. Что ж, внешность вполне соответствует документам. Канадец французского происхождения, европеец с налетом американизма. И тем не менее ему предстоит какое-то время – правда, всего несколько часов – пробыть египтянином. Точнее – Абдель Каримом.

– Цель вашего приезда в Израиль, мистер Одду? – спросил его по-английски офицер в голубой рубашке.

– Пытаюсь совместить туризм с коммерцией.

– Вы представляете какую-нибудь компанию?

– О да, – Хамсин не сдержал улыбки. Любопытно, подумал он, как бы отреагировал этот парень, если бы я назвал ему фирму, которую в действительности представляю. Глупая мысль! – В данный момент, – сказал он, – я здесь по делам компании «Хантер и Блюмберг». Трубы и арматура для нефтегазовой промышленности.

Офицер пожал плечами.

– Нефти у нас нет. Зато с туризмом, как видите, полный порядок. – Он угрюмо кивнул в сторону двух пышных блондинок, которые, покачивая бедрами, прогуливались по вестибюлю.

– Придется отдать предпочтение туризму, – ухмыльнулся Хамсин, сунул в карман паспорт и пошел к выходу.

– «Хилтон-отель», – бросил он водителю такси, располагаясь на заднем сиденье. Взглянул на часы и добавил на иврите: – Маер, маер! (Поживее!). – В баре отеля его уже ждали. Он, правда, не знал, кто.

Было далеко за полночь, но жизнь в баре не замирала. Мерцал экран телевизора, тусклым золотом отсвечивала медная поверхность полукруглой стойки, из скрытых решетчатыми панелями динамиков звучала танцевальная мелодия. Человек тридцать посетителей сидели за столиками, полулежали на низких диванчиках, стояли небольшими группками. В воздухе плавали клубы табачного дыма, хотя кондиционеры работали на полную мощность.

Хамсин заказал пива и остался за стойкой. Место рядом с ним пустовало. Для того, кто меня ждет, самое время подойти, подумал он.

– Простите, вы американец? – услышал он женский голос и обернулся. Рядом стояла маленькая изящная женщина в белом платье.

– Канадец, – ответил он. – Из Квебека.

– Вот как? А я думала, вы из Штатов. Мой брат работает в Хьюстоне. Вы там бывали?

– Приходилось.

– Брат пишет, что это большой и красивый город.

– Есть города и получше. Бостон, Даллас, Цинциннати.

– А я никогда не была в Америке. Но, наверное, скоро поеду. Брат зовет на еврейскую пасху. Долго пробудете в Израиле?

– Денек, самое большее – два. Хочу взглянуть на «Стену плача» и Голгофу. А потом в Египет. По делам. Я бизнесмен.

– Если решите ехать на машине, чтобы увидеть Синай, попроситесь в попутчики вот к той паре. Это Ван Хеертумы, из Голландии. Путешествуют для своего удовольствия – по всему Ближнему Востоку. А завтра, если не ошибаюсь, как раз выезжают в Каир.

– Спасибо. Это мысль.

– Не за что. Увидимся позже. Вы ведь еще побудете в баре?

Она встала. Хамсин проводил ее взглядом. Милая девочка. И работает профессионально. А получает наверняка раз в десять меньше этого ублюдка О’Коннора.

Он заказал виски и направился к столику, за которым о чем-то оживленно спорила голландская чета. Оба уже немолоды. Простые лица. Недорогая одежда. Скорее всего, у них совсем недавно появилась возможность путешествовать с комфортом. С такими легко найти общий язык.

– Господи, – пробормотал он, усаживаясь в свободное кресло напротив, – думал, что хоть на святой земле виски дают по божеской цене…

Ван Хеертумы расхохотались.

– Знаете, – продолжал Хамсин, ободренный приемом, – в этом «Хилтоне» нужно повесить объявление «Добро пожаловать, мистер Рокфеллер». Скоро только миллионер сможет провести здесь пару дней и уехать не банкротом!

Хамсин завладел вниманием голландцев. Ему повезло, они неплохо говорили по-английски и ценили хорошую шутку. А он знал, как много значит острое словцо или веселая история, когда нужно с кем-то сойтись. Не прошло и часа, как Ван Хеертумы были просто очарованы канадцем, которого, казалось, послала им сама судьба. Когда же выяснилось, что мистер Одду собирается в Каир, они наперебой начали уговаривать его ехать вместе с ними.

– Это будет прекрасная поездка, – восклицал Ван Хеертум. – Синайские перевалы! Древние кладбища! Путь, по которому бежало в Египет святое семейство! Суэцкий канал! Разве можно летать самолетом в этих местах!

– И у нас просторная машина. К тому же очень надежная, – убеждала в свою очередь госпожа Ван Хеертум. – Мы проехали на ней через всю Европу без единой поломки. Вы не пожалеете.

Хамсин дал себя уговорить. Решили отправиться в одиннадцать утра. Выходя из бара, он встретился глазами со своей недавней знакомой – женщиной в белом платье – и поклонился ей. Она едва заметно улыбнулась в ответ.

Открыв номер и включив свет, он увидел, что кто-то подсунул под дверь расписание рейсов в аэропорту «Лод». Он поднял его и внимательно просмотрел. Некоторые рейсы были помечены. Тогда он вырвал из записной книжки чистую страничку, выписал их в строчку, а снизу подставил цифры номерного знака своего «грэмлина», оставленного в Штатах. Затем вычел из первой величины вторую. То, что получилось, было номером телефона, по которому в строго назначенные часы ждали в Каире его звонка.

Отправляясь на встречу с человеком из группы «Каир-Альфа», Хамсин не смог отказать себе в удовольствии прогуляться по тем каирским улицам, которые ему были хорошо знакомы. Он прошел по улице Сулейман-паши и свернул на улицу Фуад. Здесь, совсем рядом, в небольшой гостинице с претенциозным названием «Амбассадор», он жил, когда приехал в Каир в первый раз.

Ему было двадцать четыре года, и поездка считалась «ознакомительной». Хамсин прибыл в Египет как ливийский гражданин из Триполи, а туда, в свою очередь, как тунисец. Пока на ливийском троне сидел король Идрис, Компания располагала там немалыми возможностями.

Функции Хамсина заключались тогда в том, чтобы бродить по городу, просиживать вечера в кафе, толкаться на рынках и в магазинах и слушать. Слушать, что говорят египтяне о надвигающейся войне, о президенте Насере и его окружении и о русских. Главным образом о русских. Компанию это очень интересовало.

Хамсин сравнивал сегодняшний Каире тем, каким видел его в декабре 1966 года. Тогда на месте, где сейчас переполненная автостоянка, еще возвышалось здание оперного театра, а на книжных развалах напротив до ночи торговали литературой на многих языках. Здесь он каждый вечер покупал пару приглянувшихся книжонок – иногда попадались редкие издания – и шел в кафе неподалеку. Читал, расположившись на засаленном диване и потягивая египетское вино «Стелла».

Вскоре он совсем втянулся в такую жизнь. Чувствовал себя свободно и уже ни с кем не боялся заговорить. Через два месяца он был почти египтянином, почти арабом. Ему начали нравиться запахи города – сладостей, бензина, крепкого кофе, соленой баранины. Он ел голубей в соусе «техина», смотрел сентиментальные египетские кинодрамы, бродил вокруг пирамид, с превосходством старожила поглядывал на «однодневок» – западных туристов, проводящих в Гизе считанные часы. Он привык к пронзительным голосам зазывал, приглашающих прохожих к жаровням: «Ашрап ахва зияда, ахва масбуд мин Йемен!» (Пейте горячий кофе, хороший йеменский кофе!). Он с восторгом наблюдал за египтянками – худыми, черноокими, как ему думалось, неприступными. Хамсин по-своему даже полюбил Каир. И не уставал радоваться тому, что Компания столь щедро финансировала его пребывание здесь которое про себя он называл каникулами.

Но как и всяким каникулам, им пришел конец. Ровно через три месяца он был отозван и получил от Компании первое серьезное задание. Кстати, на таком же бланке, как теперь. И тоже с индексом «Е».

Он был направлен в Аден: ликвидация проходила там, в доках. Хамсин так и не узнал, за что поплатился жизнью пожилой моряк с какого-то стоявшего в порту судна. Он запомнил свой первый выстрел в упор. Пуля ударила в то место на фуфайке моряка, которое обычно обозначалось красным кружком на тренировочных мишенях.

И все – в нем что-то умерло. С того дня долгие годы – полтора десятка лет – он занимался одним и тем же: спокойно и расчетливо убивал людей и получал за это деньги. Большие деньги, много тысяч долларов. С каждым годом, с каждым выстрелом все больше.

Тем не менее временами ему казалось, что его все равно обошли, обделили. Те, с кем Хамсин начинал свою карьеру в Компании, давно уже поднялись по служебной лестнице и вращались в таких сферах, куда его не допускали. Они захватили синекуры при американских посольствах, завтракали с конгрессменами, появлялись на светских раутах. А он оставался парией.