Текст книги "Первый особого назначения"

Автор книги: Александр Соколовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава пятая

Вовка прослонялся без дела до самого обеда. Пошел было к монастырю, на пруды, но с полдороги вернулся – одному идти расхотелось. В раздумье постоял он перед черным входом в подвалы. Лезть туда без ребят было страшновато. Половина дня прошла в удручающей скуке, и после обеда Пончик остался дома. Из окна он видел, как торопливо прошагали куда-то Олег и Костя. В руках они несли толстые связки газет. Если бы вместо Олега с Костей шел кто-нибудь другой – Женька, Степка или Мишка Кутырин, Пончик непременно окликнул бы их из окошка. Но показываться на глаза Треневичу ему не хотелось. Проводив ребят тоскливым взглядом, Вовка вздохнул, достал с этажерки книгу и улегся на диван.

Больше всего на свете Пончик любил читать книжки про шпионов, как они скрываются, стараясь перехитрить советских пограничников, и как их все равно в конце концов ловят. Но сейчас у него под рукой не было ни одной такой книжки. Та, которую он взял, называлась «Легенды и мифы древней Греции». Все же это была книга про необыкновенные дела, и Вовка начал читать.

Ему не читалось. Герои легенд сражались с богами, убивали разных драконов, умирали сами. Все это показалось Пончику скучным. Его заинтересовал только рассказ о храбром Тесее, который вздумал убить чудовищного полубыка-получеловека – Минотавра. Минотавр этот жил в запутанном лабиринте. Никто не отваживался проникнуть туда, потому что назад выбраться было невозможно. А Тесей решился. Он взял с собой клубок ниток и конец клубка прикрепил у входа в лабиринт. Он шел, а клубок разматывался, и когда смелый Тесей победил Минотавра, он отыскал выход по нитке.

Вовка прочитал легенду и задумался. Надо было бы попробовать вот так же походить по подвалам с кем-нибудь из ребят. При помощи катушки ниток, пожалуй, можно забраться в самые дальние коридоры, где ни сам Вовка, ни другие ребята еще не бывали.

Вспомнив о ребятах, Вовка снова вздохнул.

Время тянулось медленно. Равнодушно тикали часы. Мама вымыла на кухне посуду, вошла в комнату и, увидев сына, который лежал на диване, испуганно всплеснула руками.

– Вовочка, ты, наверно, заболел! Сейчас же поставь термометр.

От скуки Вовка не стал спорить и послушно сунул себе под мышку градусник. Дожидаясь, когда пройдет десять минут, Вовка размышлял, что будет, если взять да и перестать ненадолго дышать. Изменится температура или нет? А если, наоборот, дышать часто-часто, как дышат собаки в жару?.. Он задерживал дыхание, потом принимался дышать учащенно, но температура все равно оказалась нормальной – тридцать шесть и шесть. Мать, пожав плечами, встряхнула градусник и стала одеваться. Она сказала, что на полчаса сходит к соседке, Федосье Дмитриевне.

В окна вползали голубоватые сумерки.

Пончик не выдержал и вышел во двор. Громадная рыжая луна выглядывала из-за крыши соседнего дома. Ей, наверно, тоже было тоскливо бродить по небу одной-одинешеньке. Пустынно. Звезды далеко. Только и развлечение, когда мимо пронесется какой-нибудь метеор или советская ракета…

Двор был пуст. Пончик побрел на улицу, надеясь встретить кого-нибудь из ребят. Но и на улице никого из них не было. Постояв немного у ворот, Вовка зевнул, поежился и пошел домой.

Проснувшись на другое утро, Пончик ощутил ту же одуряющую тоску, которая так цепко держала его, не отпуская, весь вчерашний день. Он почувствовал ее сразу, как чувствуют, просыпаясь и еще не открывая глаз, что на улице пасмурно и моросит дождь. И хотя солнце сияло в голубом небе, хотя в окна врывался бодрый шум проснувшегося города, ощущение тоски не проходило. Он вспомнил, как вчера прибежал к нему Степка, как стащил с него одеяло, как он со всех ног кинулся к Степке во двор, надеясь, что дело, для которого всех собирает моряк, окажется каким-нибудь интересным… Интересным? А почему же нет? Наверно, это очень весело – белить потолки и оклеивать стены. Можно взять да измазать краской кому-нибудь нос… Или приклеить к спине какую-нибудь нарисованную рожу, чтобы другие посмеялись… Конечно, не себе, а кому-нибудь еще – Мишке, например…

Вовка был не из тех, кто может долго что-нибудь обдумывать и переживать. Он неторопливо оделся, плотно позавтракал и побежал на улицу.

Где находится красный уголок, он не знал. Но, войдя во двор дома, где жил Степка, услышал знакомые голоса, доносившиеся из распахнутых подвальных окон. Он догадался, что вход в подвал, должно быть, и есть та крутая лесенка с каменными ступеньками, над которой написано «Котельная». Он стал осторожно спускаться по этой лесенке. Он заранее приготовил первую фразу, с которой задумал войти к ребятам. Он распахнет дверь и крикнет: «А вот и я, привет, друзья!» Получатся стихи не хуже тех, что сочиняет Женька.

Постояв с минутку перед дверью, из-за которой глухо доносились голоса, Пончик собрался с духом, распахнул дверь и в изумлении остановился на пороге. В этих веселых мальчишках и девчонках, с ног до головы перепачканных мелом, с красивыми газетными шапочками на головах, он не узнал своих товарищей. Нет, это были не они! И Вовка в растерянности опустился на скамейку возле двери.

Тут его заметили.

– Ты куда сел? – закричал Степка. – Сообразил тоже!

Пончик подпрыгнул, будто бы в тело ему впилась булавка. За ним, шурша, потянулся со скамейки приклеившийся к его штанам лист газеты.

Степкин возглас заставил всех обернуться.

– Глядите-ка, рыболов пришел, – сказал Женька.

Он стоял на лесенке-стремянке, держа в руках намазанную клейстером газету.

– Ага, пришел, – торопливо кивнул Вовка, позабыв отлепить от штанов бумагу. – Я к вам… Тоже хочу ремонтировать…

– Ну, что же, – сказал Андрей. – Раз пришел – становись на вахту.

– Становись, а не садись. Понял? – поучительно произнес Зажицкий, спрыгивая с лесенки и отрывая от Вовкиных штанов газетный лист.

Андрей поручил Вовке намазывать газетные листы клейстером. Двумя кистями уже орудовали Степка и Кузя, а третья была свободна. Однако Пончик, наверно, еще не совсем пришел в себя. Он взял кисть и принялся оглядывать побеленный потолок и стены, оклеенные наполовину газетами и похожие на громадную фотовитрину.

– Ну, что стоишь? – крикнул ему Олег, взбираясь на стремянку. – Ты сюда для чего пришел?

Вовка очнулся и с такой поспешностью обмакнул кисть в ведро с клейстером, будто бы его кто-то подстегнул.

Тихон Фомич показал Пончику, как надо правильно держать кисть, как надо опускать ее в ведро с клейстером, как наносить этот клейстер на бумагу ровными мазками. Вообще со старичком инструктором что-то произошло. От его степенности и снисходительной важности не осталось и следа. Он бегал по комнате, показывал, сам клеил и мазал кистью…

Второй мазок у Вовки получился лучше первого. А там и пошло. Он старался изо всех сил, будто бы решил во что бы то ни стало заслужить всеобщую похвалу. Газетные листы лепились на стены один рядом с другим. В верхнем ярусе работали Оля, Таня и Мишка. Костя брал с пола готовые, уже намазанные клейстером газеты и подавал их оклейщикам.

Пончик работал вдохновенно. Ему очень нравилось орудовать кистью. И он, точь-в-точь как вчера ребята, удивился и не поверил Андрею, когда тот объявил, что время обедать.

Когда ребята собирались уже уходить, в красный уголок заглянул Яков Гаврилович.

– Эге! – обрадованно произнес он, окинув взглядом стены и потолок. – Да вы тут и впрямь все мастера! Ай, молодцы! Да вам благодарность надо объявить. В стенную газету про вас написать… Куда там – в стенную! В нашу, районную! Я сам напишу. Лично. Это же прямо герои труда! Вас как же назвать? Команда или отряд?

– Называйте отрядом, – ответил Андрей. – Можете так и написать: пионерский отряд… Постойте, – вдруг воскликнул он, словно внезапно озаренный какой-то мыслью. – А в самом деле, отряд мы или не отряд?

– Ну, какой же мы отряд? – засмеялся Вовка. – Нас только на одно звено наберется.

– Подожди, подожди, – Андрей прищурился. – Воюют не числом, а уменьем. Слышал такие слова?

– Слышал, – сказал Женька. – Это Суворов говорил.

– Так что, если правда нам отряд организовать? А? – продолжал Андрей. – По-моему, это здорово будет.

– Конечно, здорово! – воскликнул Степка. – Скоро начнут ребята из пионерских лагерей приезжать!

– А мы будем штабом отряда! – подхватил Женька.

– Нет, конечно, это будет здорово, – решительно сказал Андрей. – Пионерский отряд во дворе! Будем принимать в него только тех ребят, кто сумеет в чем-нибудь отличиться. Тех, кто пройдет испытание. А? Совершит какое-нибудь полезное дело!

– А мы? – спросила Таня.

– А мы уже это делаем! Разве отремонтировать красный уголок – не почетное испытание? Еще какое!

– Совершенно точно, – подтвердил начальник ЖЭКа.

– Да, кстати, Яков Гаврилович, – обернулся к нему моряк. – Вы для чего приспособите вон ту маленькую кладовку?

– Для чего? Для инвентаря.

– А нельзя ли, как вы говорили, в премию выдать нам эту комнатку под отрядную? – спросил Андрей. – Мы бы ее оформили соответственно. И заодно над уголком взяли бы шефство. Как, ребята, возьмем шефство над красным уголком?

– Возьмем! Возьмем! – радостно загремело вокруг.

– Ну что ж, пожалуй… берите… – нерешительно проговорил Яков Гаврилович. – Оно, конечно, если отряд…

– Погодите! – пообещал Андрей. – Мы тут такие дела развернем!.. – Мысль об отряде, очевидно, захватила его. – Ну, а какое же нам для себя придумать название?

Ребята загалдели, наперебой предлагая названия:

– Отряд при домоуправлении номер пять!

– Можно «Дружные ребята»!

– Нет, нет! – громче всех закричал Женька. – Это все не годится! Надо такое название!.. Такое!.. – Он не нашел слов и пощелкал пальцами. – Вот раньше, когда гражданская война была, мне отец рассказывал, такие названия были! Например, «Батальон имени Парижской коммуны». Или – «Часть особого назначения»!

– А если и наш отряд назвать «Отряд особого назначения»? – неуверенно сказал Степка.

– А что! – поддержал его Андрей. – Хорошее название: «Отряд особого назначения». Только тогда уже так: «Первый особого назначения пионерский отряд». Здорово?

– Здорово! – воскликнул Женька.

– Позвольте замечаньице сделать, – неожиданно вмешался Тихон Фомич. – Это название не подходит.

– Почему?

– Части особого назначения – это были отряды для борьбы с врагами советской власти. Так что это… Того… Для вас не подойдет.

– А мы разве не для борьбы? – возмущенно возразил Женька. – И мы для борьбы. Мы, может, тоже будем бороться со всякими врагами!

– Ну, правильно, – поддержал Андрей. – С врагами, например, общественного порядка. Так что, Тихон Фомич, название подходящее. Наш отряд будет в городе первый? Первый. Принимать в него будем только пионеров? Пионеров. Назначение особое? Особое. Так и выходит: «Первый особого назначения пионерский отряд». Или просто: «Первый особого назначения». Сокращенно – «ПОН».

– Значит, мы все будем «пончики»? – засмеялся Зажицкий.

Посыпались шутки, шумные, оживленные возгласы. Яков Гаврилович, стоя посреди комнаты, с усмешкой покачал головой.

– Так, значит, отряд организовался? Ну, что же. Может, и правда хорошее это дело. «Первый особого назначения»… Ишь ты! – И он двинулся к двери, покачивая головой и повторяя: – «Особого назначения». Ишь ты…

Когда дверь за Яковом Гавриловичем закрылась, Андрей шагнул на середину комнаты и вытянул правую руку.

– Становись! – громко скомандовал он.

В один миг все выстроились в шеренгу.

– Смирно! – Андрей поглядел на ребят, на их веселые, испачканные мелом физиономии, на их сияющие глаза и, выпрямившись перед замершим строем, крикнул: – Первый особого назначения пионерский отряд! Поздравляю с днем рождения!

Степка слышал однажды передачу по радио из Москвы в день праздника – годовщины Великого Октября. Министр обороны объезжал войска на Красной площади и здоровался с участниками парада. Когда он говорил: «Поздравляю с праздником годовщины Великой Октябрьской социалистической революции», по площади прокатывалось дружное многоголосое «ура». И сейчас, вспомнив об этом, Степка сам невольно крикнул:

– Ура!!!

И все в шеренге подхватили этот победный клич, который прогремел в пустой комнате красного уголка так оглушительно, что звякнули стекла в окнах.

– Ну, а теперь, – сказал Андрей, – теперь… Ты, Степан, и ты, Таня. Вы, я знаю, самые быстроногие. Надо этот день отметить всенародным пиром. Вот вам деньги. Бегите и купите… Раз, два, три, четыре, пять… – Моряк сосчитал всех и не забыл себя. – Десять… – Он взглянул на Тихона Фомича, который стоял в стороне, пощипывая бородку. – Нет, одиннадцать порций мороженого!

Глава шестая

Елизавета Семеновна Чмокова в это утро прямо не узнавала своего сына. Вовка проснулся (подумать только!) в семь часов! Он не валялся в постели, как обычно, а вскочил будто ужаленный и побежал в ванную. Он торопливо позавтракал и помчался куда-то, успев крикнуть на бегу: «Мам, я по делу!». Елизавета Семеновна ошеломленно посмотрела ему вслед, забыв даже проверить, есть ли у него в кармане носовой платок.

Вовка помчался во двор Степкиного дома. Он ведь теперь был не то что раньше: просто Вовка Чмоков по прозвищу Пончик. Он был теперь член штаба Первого особого назначения пионерского отряда!

Если бы какой-нибудь случайный прохожий вчера, в сумерки, часов около девяти вечера вздумал заглянуть во двор дома, где жил Степка Данилов, он увидел бы на скамеечке у забора шепчущихся о чем-то ребят.

Это были наши «мастера». Кончив работать и выйдя во двор, они стали расспрашивать Андрея, что они будут делать в отряде, надо ли выбирать председателя, будут ли у них, как у всякого отряда, горн, барабан и флажок… Андрей на все вопросы отвечал охотно. Он сказал, что дел отыщется много, что председателя, или, вернее, командира, обязательно надо выбрать.

– И горн будет, и барабан, и отрядный вымпел! – Он так и сказал – «Вымпел», и это слово прозвучало гордо, как на боевом корабле.

Андрей попрощался и ушел, а ребята остались. Они уселись на лавочке у забора. А чтобы не потревожить жильцов, спорили шепотом.

– Надо придумать правила, – говорил Женька. – Законы! И если кто нарушит…

– Надо такое правило, чтобы Мишка в носу не ковырял, – сказала Оля.

– А я и не ковыряю, – отозвался Мишка, поспешно пряча руки в карманы.

– А стенгазету выпустим? – спросила Таня.

– Стенгазету – обязательно, – сказал Степка. – Женька будет редколлегия.

– Вот интересно, – заметил Пончик, – какие мы испытания будем задавать?

– Да уж там придумаем, – сказал Костя.

– Надо что-нибудь трудное… – Вовка засопел размышляя. – Вот, например, на кладбище ночью сходить… Только чтобы не убегать, как Тпруневич. Или… или с крыши прыгнуть.

– «На кладбище», «с крыши прыгнуть», – передразнил Олег. – Андрей ведь говорил: надо, чтобы полезное дело…

– Пончику первое задание, – перебил Женька. – За то, что вчера от нас ушел. Завтра утром поколотить Гошку Рукомойникова.

– Вот еще! – испугался Пончик. – Говорили – полезное.

– А это разве не полезное, – поддержал Женькину шутку Степка. – Гошку поколотить – самое полезное дело.

– Ух, он ему и надает! – засмеялся Мишка.

– Кто кому!

– Ну, конечно, наш храбрый, наш несравненный Пончик этому несчастному слабосильному Гошке! – торжественно объявил Женька.

Все засмеялись. А Вовка, которому стало не по себе от этого разговора, беспокойно заерзал по скамейке.

– Андрей сказал, что нам задания не нужны. Мы – штаб.

– А кого командиром выберем? – спросил Олег.

– Ясно, Андрея, – сказал Степка.

– Нужно еще какой-нибудь пароль придумать, – проговорил Вовка, – чтобы свои друг друга узнавали.

– Правильно! – немедленно подхватил Женька. – Пароль надо. А то идет, к примеру, Пончик. Я ему – пароль! А он – ни бе ни ме. Разве я его узнаю?

Шептались долго. До тех пор, пока не хлопнула дверь в одном из подъездов. Послышались тяжелые шаги, и чей-то голос негромко позвал:

– Степан, это ты там, что ли?

– Я, – откликнулся Степка и объяснил шепотом: – Это отец. Домой пора.

Он скрылся в темноте, и притихшие ребята слышали голос Степкиного отца:

– Где это ты пропадаешь?

В ответ прозвучал взволнованный Степкин голос:

– Мы, папка, красный уголок ремонтируем. У нас теперь есть пионерский отряд. Особого назначения…

За Степкой разошлись все. На улице прощались напоминая:

– Так завтра…

– В половине девятого…

И вот наступило это «завтра». И Пончик мчался во весь дух, чтобы не опоздать.

Вовка все-таки опоздал. Ребята все были уже в красном уголке. Тихон Фомич тоже пришел. Не было только Андрея. Пончик узнал, что рано утром он заходил к Степке, отдал ему ключ от красного уголка и сказал, чтобы часа два поработали без него: ему срочно надо сходить по делу.

В этот день стены начали оклеивать обоями. Сначала решили оклеить маленькую комнатку – свою, отрядную. В двери протиснулись сразу всей гурьбой и остановились на пороге. Сегодня эта комнатушка показалась Степке не такой, как вчера. И не мудрено. Наверно, совсем по-иному смотрели на нее и другие ребята. Ведь это была теперь их собственная комната, комната штаба отряда.

– Вот тут можно столик поставить, – хозяйственно рассуждала Таня. – А тут – надо полочку для книг.

– Для каких книг? – удивился Мишка.

– Ясно, для каких, – объяснил Женька. – У нас будет своя отрядная библиотека.

– А тут, – показал Костя на место против двери, – тут будет возвышение. А на нем – горн, барабан и флажок.

– Еще бы шкаф какой-нибудь, – произнес Олег. – Надо же куда-нибудь всякие игры складывать. Игры должны быть обязательно.

– И где мы все это возьмем? – вздохнула Оля.

– А давайте притащим с нашего чердака стулья, диван, кресло, – предложил Пончик. – Все равно они никому не нужны.

– Первый раз слышу от Пончика дельные слова! – воскликнул Женька. – Верно! Принесем и починим!

– Кто починит?

– Мы! Что, не сумеем, что ли?

– Сумел один такой! Тут настоящие мастера нужны. Столяры…

– А стенд когда делали в классе? Славка Прокофьев подставки для стенда выстругал!..

За работу в это утро взялись с особенным рвением. Тихон Фомич начал показывать, как нужно нарезать обои; Кузя и Пончик принялись разводить сырой крахмал, а Степка, так как он жил ближе всех, схватил ведро и побежал домой за кипятком, чтобы заварить клейстер.

Пока вода закипала, Степка с воодушевлением рассказывал матери и соседке про ремонт красного уголка и про то, что у них во дворе теперь будет пионерский отряд.

– Отряд, отряд, – сказала мать. – Ты смотри, как рубашку-то измазюкал.

– Ничего, мам, – ответил Степка. – Она старая.

Вода, наконец, вскипела. Степка схватил рваную варежку, чтобы не обжечься, и потащил ведро в красный уголок. Там только его и ждали.

– Что же ты долго так?

– Мы уж все обои нарезали.

– Давай скорей ведро!

Придерживая ведро за донышко варежкой, Степка начал лить кипяток в разведенный крахмал. Пончик и Кузя перемешивали густеющий клейстер палками. Тихон Фомич внимательно следил за наполняющимся ведром.

– Хватит, – остановил он Степку и, сунув палец в студенистую, прозрачную массу, растер ее на ладони. – Хорош. Можно клеить!

Первый обойный лист! Его надо наклеить особенно точно и ровно. Ведь по нему, как по правофланговому в строю, будут равняться остальные куски. Осторожно придерживая полосу обоев за верхние концы, Женька стал взбираться на стремянку. За ним следили с затаенным дыханием, как следят за акробатами в цирке, которые под куполом прыгают с одной трапеции на другую. Нижний край листа держал Олег. Оля, Таня и Костя стояли с сухими тряпками наготове. Тихон Фомич сказал, что обои, как только они коснутся стены, сейчас же нужно растереть тряпками, чтобы лист приклеился плотно и надежно.

Женька аккуратно наложил обойную полосу на «подстил» и, тотчас же схватив тряпку, сам стал прижимать обои к стене. Ему бросились помогать Таня, Оля и Костя. Они так энергично терли бумагу, что, пожалуй, не вмешайся Тихон Фомич, протерли бы ее до дырок.

– Хорошо, хватит, – сказал старый мастер.

Женька слез со стремянки и отодвинул ее в сторону, чтобы полюбоваться, как выглядит этот первый наклеенный обойный лист. И вдруг полоса зашуршала, покоробилась, верхний ее край отстал от стены, и она, свернувшись в рулон, накрыла Пончика, который так и остался стоять, боясь пошевелиться.

– Вот это приклеили! – протянул Олег, с изумлением глядя на прикрытого бумагой Вовку.

– Клейстер пересох, – объяснил Тихон Фомич. – Надо лучше намазывать.

– Это, Пончик, обои тебе отомстили, – сказал Женька, заглянув под обойную полосу. – За то, что плохо намазал.

Все пришлось начинать сначала. Но вторая попытка оказалась удачнее. Обойная полоса приклеилась плотно и больше уже не отставала от газетного «подстила».

– Ну, теперь дело пойдет! – сказал Степка и обмакнул кисть в ведро с клейстером.

Один за другим лепились на стену обойные листы. Правда, работа продвигалась медленно, потому что стремянка была только одна. Тогда Олег – недаром он прослыл изобретателем – предложил:

– Надо как на стройке. Строят же дома по крупноблочной системе! И мы можем – всю стенку зараз собрать на полу, а потом наклеить.

– Крупнообойное строительство, – сказал Женька.

Однако Тихон Фомич против такой системы категорически возразил.

– Нечего выдумывать, – сказал он. – Лист к листу надо на стене подгонять. А то как начнете клейстером мазать, так и заколодит. До конца дойдете, а уж начало высохнет.

– Андрей бы поскорее пришел! – вырвалось у Степки. – По два листа сразу наклеивать можно.

И как только он произнес это, дверь распахнулась и на пороге красного уголка появился Андрей.

– Здорово, орлята! – крикнул он, бережно ставя на подоконник какой-то плоский прямоугольный предмет, завернутый в бумагу и похожий на большую книгу. – Знаете, где я был?

– Где? Где?

– В горкоме комсомола. Вот где.

– Насчет отряда? – встрепенувшись, спросил Степка.

– Ну, не только насчет отряда. Но и про отряд сказал.

– А что там, в горкоме, говорят? Интересно! Расскажите! – наперебой загалдели ребята.

– А там говорят… – Андрей нарочно помедлил, оглядел ребят. – А там говорят, что мы задумали хорошее дело. Наш отряд теперь получил право называться «Первым особого назначения пионерским отрядом». Вот как! Будут у нас и горн, и барабан, и отрядный флаг.

– Ура! Ура-а! – загремело в красном уголке.

– А это что? – с любопытством спросил Степка, когда все немного успокоились, прикоснувшись пальцем к загадочному предмету, завернутому в бумагу.

– А это первый подарок от горкома, – сказал Андрей.

Он снял с подоконника сверток и медленно стал разворачивать бумагу. Ребята придвинулись ближе. Бумага, шурша, упала на пол, и все увидели в красивой коричневой рамке, под стеклом, портрет Ленина.

Осторожно придерживая рамку, Андрей поднял портрет повыше, чтобы всем было видно. В молчании стояли ребята и смотрели на дорогие черты знакомого лица. И Ленин тоже смотрел на них с портрета спокойно и ласково, чуть прищурив проницательные глаза.