Текст книги "Первый особого назначения"

Автор книги: Александр Соколовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава одиннадцатая

И Лешка остался жить у Андрея. Правильнее было бы сказать – он остался в отряде, потому что у Андрея он только ночевал, а весь день не расставался с ребятами. Он словно соскучился по работе, по послушным в руках его инструментам. Он стругал, пилил и приколачивал доски с таким рвением, что в два дня столик и четыре скамейки оказались готовыми. Он, казалось, ожил, вырвавшись из-под Гошкиной власти, и только иногда, исчезая куда-то ненадолго, возвращался задумчивым и хмурым. Степка знал, что Лешка ходит домой проведать отца.

Гошка Рукомойников и Севка Гусаков частенько, проходя по двору, останавливались поодаль и о чем-то шептались. Однажды Гошка крикнул:

– А ну, Леха, пойди сюда! – и так как Лешка отмахнулся, добавил: – Иди, не бойся, я тебя не трону.

– Не пойду, – упрямо ответил Лешка.

Гошка с Севкой постояли немного, проворчали «ну, погоди, попадись только» и ушли. Однако через несколько дней, в субботу, они Лешку во дворе уже не увидели.

Нет! Не думайте, что Лешка ушел из отряда и уехал к тетке в далекий город Подольск. Лешка выполнял поручение Андрея.

Должно быть, на работе у Андрея в эти дни было столько дела, что ребята его не видели до самой субботы. Да они уже и привыкли решать дела самостоятельно. И только в субботу, вернувшись с завода раньше, Андрей пришел к своим «орлятам». «Орлята» в это время заканчивали окраску «кают-компании». В банке оставалось еще немного краски, которой покрывали пол в красном уголке, и ее решили использовать для стола и скамеек.

– Ну, вы прямо художники-живописцы! – пошутил Андрей, взглянув на перепачканных краской «маляров».

– Живописцы, – вздохнул Женька. – А газету так и не выпустили… Рисовать-то некому.

– Да, неважно у нас дело с газетой, – сказал командир отряда. – Что же, придется ждать, пока ваш Лютиков из лагеря возвратится.

– Лучше уж ждать, чем бумагу портить, – сумрачно произнес Кузя.

Лешка, прислушивавшийся к этому разговору, положил кисть и спросил:

– А вам что – стенгазету оформить надо?

– Надо, – кивнул моряк. – А ты разве и рисовать умеешь?

– Не так чтобы очень… – Хворин шмыгнул носом и утерся ладонью, после чего под носом у него появились багровые усы. – Не так чтобы очень, – повторил он, – а попробовать можно.

– А ну, давай пробуй! – с воодушевлением воскликнул Андрей. – Идем в красный уголок!

Хотя он позвал одного Лешку, следом за ними в красный уголок повалили все.

– Вот, – сказал смущенно Кузя, расстилая на полу лист бумаги, где уродливо извивались буква «ш» и незаконченное «и».

– Это что же за «щи» такие? – с любопытством спросил Лешка.

– Название газеты, – буркнул Кузя.

– «Шило», – подсказал Женька Зажицкий.

– Мы вот тут, справа, хотели нарисовать шило, а на его острие насадить всяких проходимцев, – начал объяснять Андрей. – Хулигана, сплетницу, пьяницу, скандалиста…

– И еще злостного неплательщика, – весело добавил Женька.

– А можно, я на той стороне… на чистой бумаге буду рисовать? – сказал Лешка.

– Валяй на чистой, – согласился Андрей. – Надо будет, еще бумаги достанем.

Лешка перевернул лист, положив его чистой стороной вверх, прижал уголки камешками, за которыми сбегали во двор Степка и Женька, поставил перед собою стакан с водой, на дне которого толстым слоем зеленела осевшая краска, взял карандаш и с неудовольствием оглянулся на молчаливо толпившихся позади ребят. Андрей, поймав этот взгляд, заторопил зрителей:

– А ну-ка, давайте, ребята, не будем ему мешать. Художники не любят, когда у них над душой стоят. Да и обедать пора.

За обедом Степка так спешил, будто бы его кто-нибудь подстегивал. Уж очень интересно было посмотреть, как рисует Лешка Хворин. Подумать только – Хворин, Гошкин дружок, – и вдруг художник!.. Степка решил как бы случайно заглянуть в красный уголок. Не прогонит же его Лешка! Тем более, что он, Степка, начальник штаба, заместитель командира отряда и, может быть, даже обязан посмотреть, как у Хворина двигается дело. К тому же если он придет один, то не очень помешает Лешке. Конечно, Андрей прав: кому приятно, если у него стоят над душой? Степка и сам этого терпеть не мог.

Чуть не подавившись черносливиной, Степка допил компот и помчался во двор. Конечно, никто еще не пришел! Он – первый. Но тут из окон красного уголка донесся хохот. Опешив, Степка сбежал по ступенькам и распахнул дверь.

Лешки в красном уголке не было. Но зато у газетного листа толпились Женька, Таня, Оля, Олег, Мишка Кутырин и Кузя. Они хохотали, подталкивая друг друга локтями.

– Ой, Степа, иди скорее сюда! – закричала Таня, вытирая выступившие на глазах веселые слезы. – Смотри, что тут Лешка нарисовал!

Степка подумал было, что у Лешки ничего не получилось. Но, подойдя, обомлел.

Нет, Лешка рисовал замечательно! Вот носатый – это, конечно, пьяница: бутылка выглядывает из кармана. А рядом с ним, в кепке, похожий на Гошку, – наверно, хулиган. Он схватил за ногу усатого дядьку с громадным разинутым ртом и бешеными глазами, должно быть скандалиста. Вслед за усатым катилась куда-то кубарем тощая тетка с длиннющим языком. Посмотришь на такую и сразу скажешь – сплетница. Снизу вверх по листу наискосок, словно взвиваясь в синее небо, бежала надпись: «Ракета». И ракета, длинная, острая, была нарисована. Буквы словно вырывались у нее из хвостовой части огненными языками. А фигурки кувыркались, будто сметенные вихрем, катились по бумаге, нелепые и смешные.

– Ракета… – вслух прочитал Степка. – Почему «Ракета»? Мы же придумали «Шило»!

– А «Ракета» лучше! Лучше! – загалдели ребята.

– Конечно, лучше, – подхватил Женька. – «Шило» неправильно. Это в сапожной мастерской стенгазета может называться «Шило». Или еще «Дратва». А тут – «Ракета». Мчится ракета в коммунизм. А эти все летят с нее кубарем.

– Вот это рисует! – раздался позади ребят восхищенный возглас. – Вот это да!

Впервые Степка услышал, чтобы Пончик был чем-то удивлен. Впрочем, Вовка тотчас же, словно опомнившись, сказал:

– Но Лютиков все-таки рисует лучше.

На Вовку набросились все сразу.

– Кто лучше? Лютиков? Да он рисовать не умеет. А Лешка – это талант.

Поднялся невообразимый шум. В споре никто не заметил, как в комнате появились Андрей и Лешка.

– Ну как, братки, нравится? – спросил Андрей, и спорщики сразу замолчали. Но тотчас же голоса грянули с новой силой.

– Нравится!

– Здорово!

– Прямо как Кукрыниксы!

– А название почему переменили?

– А где неплательщик?

Андрей засмеялся.

– Тише, тише, сейчас все объясню. Название «Ракета» придумали мы с Лешей. Шило ведь инструмент довольно древний. Устарел. А вот ракета мчится прямым путем в будущее.

– Ага! Что я говорил! – обрадовался Женька. – Мчится в коммунизм и всякое барахло с пути сметает!

– Правильно, – подтвердил Андрей. – Леша нарисовал и хулигана, и сплетницу, и скандалиста, и пьяницу… А неплательщика мы решили не рисовать.

– А Яков Гаврилович не рассердится? – озабоченно спросила Оля.

– Может быть, и рассердится, – ответил Андрей. – Но мы ему объясним, что неплательщик – это явление редкое. Один, может, на всю улицу нашелся, а уж его – в заголовок. Можно просто карикатуру нарисовать.

– На него бы самого карикатуру нарисовать, – фыркнул Женька. – До сих пор уголок не открыт!

– Вот что, братки, – сказал Андрей. – Надо нам назначить разведчиков.

– Каких разведчиков? Зачем?

– Разведчиков, – повторил Андрей. – Какой же отряд без разведки? Разведчики должны первыми узнавать, где у нас на улице происходят беспорядки. Понятно?

– Понятно! – в восторге закричал Пончик. – Я буду разведчиком!

– Хорош разведчик! – засмеялся Женька. – Увидит хулигана и под доски залезет.

– Стоп! – сказал Андрей и поднял руку. – Я еще не все сказал. Разведчики будут у нас специальными корреспондентами газеты. Они станут доставлять материалы для заметок и карикатур. И, между прочим, Женя, я не вижу ничего смешного в том, что Вова хочет стать разведчиком. Он парень шустрый. Глазастый…

Пончик с таким торжеством взглянул на Женьку, словно хотел сказать: «Ага! Вот я какой!..»

Тут со всех сторон загремело:

– И я хочу! И я!.. И меня тоже назначьте!..

– По-моему, так, – объяснил Андрей. – Разведчиком можно выбрать Кузю Парамонова. Он недавно себя уже проявил. Не побоялся Гошки и побежал за ним, чтобы проследить, куда попадут наши инструменты. Затем… Затем – Чмоков. Пусть разведчиками будут Женя Зажицкий и Таня Левченко. На первое время хватит. А по мере того как наш отряд будет увеличиваться, прибавится и разведчиков. Правильно?

– Правильно, правильно! – загалдели ребята.

Все совершенно забыли про Лешку, который стоял в сторонке, грызя кончик карандаша. И все разом обернулись, когда он вдруг тихо спросил:

– А можно мне тоже?.. Можно, я тоже разведчиком буду?

Наступила тишина. И, должно быть, Лешке показалось, что ребята замолчали потому, что вопрос его показался всем нелепым. Какой же он разведчик, если сам недавно был в компании Гошки Рукомойникова? Хворин смутился и махнул рукой.

– Хотя нет… Это я так… Не надо.

– Почему же не надо? – с удивлением спросил Андрей. – Очень даже надо. Я предлагаю, ребята, назначить Лешу командиром разведки нашего отряда. Кто «за»? – И он первым поднял руку.

И все руки дружно взметнулись вверх. И засияли глаза у Лешки, когда он взглянул на эти поднятые руки ребят, новых своих товарищей, так не похожих на Гошку Рукомойников а и Севку Гусакова.

Глава двенадцатая

Наступил воскресный день. Первый воскресный день в неделе, которую ребята провели без Андрея. И Степка впервые в жизни узнал, что за один день, за один только день может произойти столько событий, сколько порой не происходит и за целый месяц.

Утром почтальон принес посылку из Москвы.

– Данилову Степану Егоровичу, – сказал он, когда Степка отпер дверь.

И Степка так растерялся, что не сразу сообразил, что он сам и есть Степан Егорович Данилов. Он стоял перед почтальоном, изумленно хлопая глазами, а тот нетерпеливо спросил:

– Есть такой или нет?

– Я… Я Данилов… – неуверенно произнес Степка.

– Так чего же ты хлопаешь глазами? – рассердился почтальон. – Получи и распишись.

От растерянности Степка поставил подпись не в том месте, где было нужно, чем опять раздосадовал почтальона.

– Шлют посылки детям! – ворчал он, стирая Степкину подпись ластиком. – Не могли на имя взрослого человека выслать…

Наконец он ушел, а Степка остался возле двери, вертя в руках небольшой ящичек. «Данилову Степану Егоровичу», – прочитал он еще раз свое имя, написанное на фанере чернильным карандашом. Ниже стояли адрес, имя и фамилия дедушки Арсения. И только тут, словно опомнившись, он ринулся в комнату, крича во все горло:

– Мне посылка! Посылка! От дедушки Арсения!

– Ну что же, распаковывай, если на твое имя, – сказал отец, прочитав адрес. – Вот тебе клещи, вот ножик.

Степка долго возился, вытаскивая гвозди из фанерной крышки. Наконец крышка была снята. Степка торопливо засунул руки в бумагу, которой ящичек был выложен внутри, и стал вытаскивать пакетики, свертки, коробки… В пакетах были конфеты и печенье, в свертках – пирожки, которые, должно быть, испекла бабушка Надежда Васильевна, в одной из коробок – автоматическая ручка и карандашик, в другой – набор цветных открыток с видами Москвы, а в третьей… Да, в третьей Степка нашел то, что ему хотелось найти больше всего. На третьей коробочке, маленькой, оранжевой, Степка прочитал: «Микроэлектромотор». Было в ящике, на самом дне и письмо от дедушки. Он писал, что авторучку и открытки посылает Степке, моторчик, как Степка и просил, – его товарищу «изобретателю», а конфеты, печенье и пирожки – на всех вместе. Дедушка еще писал, что погода в Москве стоит холодная, льют дожди, что москвичи замерзают и они с бабушкой Надей хотят в середине августа приехать к Степке погостить. Это было, конечно, радостное известие. Но Степка прочитал письмо мельком. Мотор! Мотор! Ну и обрадуется Олежка! Жаль, что у Степки нет батарейки от карманного фонарика, а то можно было бы посмотреть, как работает моторчик. Неужели один такой крохотный мотор сможет двигать тяжелую черепаху, да еще под автомобильным колпаком-панцирем?

Позавтракав, Степка побежал во двор. Ребята уже сходились сюда, но Олега не было.

Примчался запыхавшийся Женька Зажицкий.

– Внимание, внимание! – закричал он, вскакивая на скамейку. – Перед вами известный фокусник, заклинатель кобр и удавов!

Что еще придумал Женька? И для чего он сует руку за пазуху? Отчего у него такая физиономия, будто бы он действительно сейчас покажет какой-нибудь удивительный фокус.

– Внимание! – Еще раз воскликнул Женька. – Р-раз! – И он рывком вытащил из-за пазухи газету. Степка сразу же узнал районную многотиражку. – Два!! – Женька ловко развернул газету и показал ее ребятам. – Сейчас эта газета исчезнет на глазах у почтеннейшей публики! Два с половиной! Два и три четверти…

Все, кто уже пришел, стояли разинув рты.

– Минуточку, – вдруг озабоченно проговорил Зажицкий, разглядывая что-то на газетной странице. – Ого! – Он отставил газету подальше от глаз, словно любуясь ею, потом опять приблизил, снова отодвинул… – Нет, нельзя, чтобы такая газета исчезла. Тут напечатано… Тут напечатано… Что такое?.. Так, так…

– А ну, дай-ка сюда! – в нетерпении закричал Мишка Кутырин и вырвал у Женьки газету. – Чего еще тут?

Ребята обступили Кутырина, наперебой читая заголовки:

– «План перевыполнен», «Тысяча центнеров кукурузы», «Еще одна бригада коммунистического труда», «Отряд во дворе»…

– Ага! – закричал Женька. – Нашли? Теперь, Мишенька, давай я буду читать. А то ты в силу своей малограмотности… – Он выхватил из рук растерявшегося Мишки газету и начал торжественно читать: – «Во дворе дома номер двадцать три на Садовой улице создан пионерский отряд. Его командиром стал демобилизованный моряк-подводник Андрей Голубев, ныне рабочий консервного завода. С первых дней организации отряда пионеры дружно взялись за работу. Они отремонтировали красный уголок, начали выпускать сатирическую стенную газету, благоустраивают свой двор. Ценная инициатива пионеров поддержана в райкоме комсомола». Под заметкой стояла подпись: «С. Елкин».

– Про нас! – звонко, с гордостью крикнула Таня. – Про наш отряд!

– А кто такой Елкин? – озадаченно спросил Костя.

– Может, это Яков Гаврилович выдумал себе псевдоним? – предположил Женька.

– Какой псевдоним? Что это такое?

– Ну, это иногда писатели, если им их фамилия не нравится, придумывают себе другие фамилии. Например, Гайдар. Его настоящая фамилия Голиков. Или Чехов. Он подписывался – Чехонте…

– Яков Гаврилович! – усмехнулся Костя. – Зачем же ему себе какой-то псевдоним выдумывать? Он бы и так подписался. А потом Гайдар!.. А тут какой-то Елкин.

– По-моему, это неважно, кто написал. Важно, что написали про наш отряд, – сказала Таня.

Из третьего подъезда вышли Андрей и Лешка. Женька кинулся к ним, размахивая газетой.

– Про наш отряд в газете напечатали! Что мы красный уголок ремонтировали. И про кают-компанию… И про стенгазету…

Моряк внимательно прочитал заметку.

– Ну вот, теперь уж мы совсем официально признаны, – сказал он. – Теперь, братки, не подкачайте.

– Не подкачаем! Мы еще и не то сделаем!.. – загремело со всех сторон.

– А кто такой Елкин? – спросил Степка.

– Елкин? Это работник отдела пионеров в горкоме комсомола, – объяснил Андрей. И добавил, почему-то загадочно подмигнув: – Да вы его сами скоро увидите.

В воротах появился Олег. Ему тоже сразу же сунули под нос газету. Во всей этой радостной суматохе Степка чуть было не забыл про моторчик. Но, опустив руку в карман за носовым платком, он сразу же наткнулся на коробочку.

– Олежка! Смотри! Вот что я принес! – закричал Степка и высоко поднял над головой руку с зажатой в ней коробкой.

– Что это? Что? – загалдели ребята. – Тоже фокус?

– Это микроэлектромотор, – сказал Степка. – Для Олежкиной электронной черепахи. Дедушка из Москвы прислал.

Моторчик был извлечен из коробки. Все принялись его рассматривать. Но в руки Степка его никому не дал. Он отдал мотор Олегу.

Треневич, забыв от радости, что надо сказать спасибо, держал мотор в пальцах так бережно, словно тот был сделан не из железа, а из самого тончайшего стекла.

– Да расскажи ты, Олег, что у тебя за черепаха такая, – попросил Андрей. – Степа нам что-то такое начал объяснять, но я, признаться, ничего не понял.

– Расскажи, Тпруневич! – подхватил Женька.

– Рассказывай, Олег! – кивнул Костя.

Олег рассказал, что задумал сделать электронную черепаху. Но черепаха получилась не совсем электронная. Даже, вернее, совсем не электронная. Она просто электрическая с электродвигателем и фотоэлементами. О настоящей электронной черепахе Олег прочитал в журнале и видел фотоснимок. Ее сделали два инженера за границей. Но для того чтобы смастерить такую же, как сделали инженеры, надо, пожалуй, сперва окончить хотя бы восемь классов. А то и все десять. Зато черепаха, над которой почти полгода трудился Олег, вышла тоже неплохая. Она может обходить препятствия и ползти на свет. У нее есть механизмы поворота, переднего и заднего хода. Вообще-то теперь Олег думает, что лучше было бы сделать не черепаху, а какой-нибудь трактор или самосвал. Модель. А может быть, потом, через несколько лет, такие тракторы будут ходить по полям и сами пахать, без тракториста. Включил мотор, и все. И трактор пошел. Дошел до края поля, сработал фотоэлемент, трактор повернул, снова пошел – до другого края поля…

От Олежкиных объяснений у ребят загудело в головах. Он рассказывал, сбиваясь, перескакивая с одного на другое. Наверно, ему казалось, что все разбираются в технике так же, как он.

– Ты, Олежка, лучше закончи уж свою черепаху, – сказал Степка, – а потом нам всем покажешь.

– Да она уже готова! Я же говорю! – воскликнул Олег. – Только вот моторчика не хватало. – И он с нежностью взглянул на электромотор.

Этот день для всех начался радостно. И денек-то сам по себе, будто нарочно, выдался погожий, солнце сияло как-то по-особенному, кажется, ярче, чем вчера. Андрей объявил, что сегодня будет день отдыха и все пойдут к монастырю на пруды.

– Искупаемся, костер разведем, поговорим о всякой всячине, – пояснил Андрей.

Это предложение было встречено с восторгом. Конечно, Степке тоже очень хотелось бы пойти вместе со всеми к монастырю. Но сегодня утром, до обеда, была его очередь дежурить в мастерской у Гриши. Впрочем, он не очень жалел о том, что ему не удастся полежать у костра и послушать разговор о всякой всячине. У Гриши он не был уже два дня и еще вчера радовался, что до обеда сможет посидеть в мастерской. Тайно он решил поработать там – ведь уже третью неделю стояли и пылились на верстаке непочиненные утюги, плитки и кастрюли.

Отказались пойти к монастырю и Лешка с Олегом. Лешка сказал, что он останется дорисовывать заголовок стенгазеты, а Олег попросил отпустить его доделывать черепаху.

– Хорошо, – согласился Андрей. – Ты, Леша, одновременно назначаешься дежурным по пионерской комнате. Если кто-нибудь будет нас спрашивать, скажи, что вернемся к обеду.

– А кто будет спрашивать? – удивился Хворин.

– Может быть, кто-нибудь и поинтересуется, – сказал Андрей, и Степке показалось, будто бы командир отряда чего-то недоговаривает…

Глава тринадцатая

В мастерской стояла все та же тишина, к которой за все время Гришиной болезни Степка никак не мог привыкнуть. Только сигнальная лампочка по-прежнему вспыхивала, когда открывалась дверь.

Гриша больше не пытался встать с постели. Может быть, он просто не мог вставать. Степку он встретил улыбкой, но даже не сделал движения, чтобы приподняться. Впрочем, он мог двигать руками и пальцами и «спросил», как дела в отряде – он знал и про отряд, и про красный уголок, и про скамейки во дворе. Оля и Таня быстрее других ребят освоили азбуку глухонемых и подолгу «рассказывали» больному мастеру о том, что делается во дворе двадцать третьего дома.

Степке очень хотелось поведать Грише о том, что у них появился художник, о стенной газете и о другой – где была напечатана заметка про отряд, и о дедушкиной посылке. Но надо было прежде всего разогреть Грише завтрак. Девочки вчера нажарили картошки, и Степка поставил сковородку на электрическую плитку. Он разжег примус, водрузил на него чайник и принялся перемешивать ножиком картошку на сковороде, чтобы она не пригорела.

«Да, доктор прав, – раздумывал он, оглядывая стены каморки, – в такой комнатушке не то, что заболеть, а и совсем помереть можно. Умер же дворник дядя Гриша».

Картошка шипела, примус гудел, чайник начинал уже тоненько посвистывать. «Вот если бы Гриша вдруг получил большую комнату или две, – размышлял Степка. – В одной – мастерская, а в другой он бы жил… Да можно и одну. Для житья. А мастерская пусть будет здесь. Ну да, здесь. Нельзя же жить там, где вечный чад от примуса, от паяльной лампы и канифоли… Столько домов строят в городе! Неужели для Гриши не найдется одной-единственной комнаты?.. Но разве он пойдет куда-нибудь просить и хлопотать?.. Конечно, нет. Значит, что же, так и оставайся тут, в каморке?.. – И вдруг Степку осенило: – А что, если им, всему отряду, пойти попросить за Гришу? Как шефам. Только надо узнать, куда идти. У Андрея. И отец тоже знает…» Степка очень ясно представил себе, как он – начальник штаба отряда – получает ключ от Гришиной новой комнаты… И ребята несут этот ключ Грише. Он улыбается, благодарит… Потом все вместе берутся и грузят в машину его вещи… Вещи? Да какие же у Гриши вещи? Железная койка, да фотография на стене, да еще старенькие часы на цепочке… А, кстати, что же это за фотография? Кто на ней изображен? Степка так и не успел спросить об этом у Гриши.

Чайник перестал петь и сердито зазвенел крышкой. Вскипел. Картошка давно уже подогрелась. Степка выключил примус, плитку и стал доставать с полочки из-под верстака чашку, блюдце, ложку, вилку, тарелку, хлеб… Он накрывал превращенную в стол табуретку подле Гришиной постели, а в голове все неотвязно сверлило: «Надо пойти, надо пойти, надо попросить комнату для Гриши…» Эта мысль словно подгоняла его. Движения стали торопливыми, как будто бежать куда-то и хлопотать насчет комнаты надо было немедленно. Он пожалел даже, что в это утро никто не дежурит в паре с ним. Он забыл, что сегодня воскресенье, а значит, все учреждения закрыты.

Гриша ел медленно, с трудом. Его плавные неспешные движения будто бы вернули Степке утраченное равновесие. Он немного успокоился и вспомнил, что хотел рассказать мастеру о газете, Лешкиных рисунках, о посылке… Гриша внимательно следил за его знаками, даже улыбнулся, когда Степка объяснил, какие уморительные фигурки нарисовал Лешка Хворин. Он с интересом выслушал новость про заметку в районной многотиражке и кивнул головой, разобравшись, что за черепаху мастерит Олег Треневич.

Увидев, что Гриша отодвинул тарелку с картошкой и принялся за чай, Степка стал поспешно убирать посуду. Нет, нет, объяснил он мастеру, спросившему, не собирается ли он уходить. Нет, он останется. Только все уберет. А Грише сейчас лучше всего поспать. Гриша успокоился, откинулся на подушку и закрыл глаза. Тогда Степка тихонько вышел из-за перегородки и устроился за верстаком.

Подумав, он решил, что паять не будет. Все-таки в этом деле нужна не такая сноровка, как у него. Лучше заняться утюгами и плитками. Вот как раз и утюг. Должно быть, тот самый, который так и не удалось починить Грише из-за внезапного сердечного припадка. Гайка на крышке отвернута, ручка лежит рядом…

Приподняв легкий стальной корпус, Степка увидел спираль, вставленную в тоненькие фарфоровые изоляторы. Спираль походила на длинного кольчатого червяка. Степка осторожно приподнял ее и сразу же увидел обрыв: как раз в центре спирали. Эге, да она вся трухлявая! Ломается от одного прикосновения. Надо заменить.

Новые спиральки лежали у Гриши в особом ящичке под верстаком. Степка быстро его отыскал, вытащил длинную дрожащую пружинку и стал снимать со старой спирали фарфоровые изоляторы. И вдруг ему показалось, что Гриша стоит в дверях перегородки и смотрит на него. Он испуганно обернулся, и изоляторы посыпались на пол.

В двери, конечно, никого не было, и, ругая себя за дурацкую свою неловкость, Степка стал собирать рассыпанные по всему полу фарфоровые кружочки. Вот растяпа! Теперь ищи их! Один потеряешь, и все пропало: голую, неизолированную спираль в утюг вставлять нельзя. И лентой не замотаешь – в момент сгорит…

Он лазил под верстаком, заглядывал в каждую щелочку. Он не заметил, как отворилась дверь с улицы и кто-то тихо вошел в мастерскую.

– Еще один… Еще… – приговаривал Степка, собирая изоляторы. – Вот куда закатился!

Насобирав полный кулак, красный и вспотевший, он вылез из-под верстака. Вылез и увидел Таню. Она стояла и смотрела на него с лукавой усмешкой. В руке у нее была какая-то книга.

– Ты что это делаешь? – спросила Таня. – Клад нашел?

– А ты что тут делаешь? – с удивлением спросил, в свою очередь, Степка. – Ребята же к монастырю пошли.

– Не захотелось. И потом – вот… – Таня показала книгу. – Это я Грише принесла. Пусть почитает. А то скучно так лежать…

Степка взял книгу посмотреть. Это были «Детство», «В людях» и «Мои университеты» Максима Горького.

– Правильно, – кивнул он. – Пусть почитает.

– Прочтет, я ему другую принесу, – сказала Таня и снова спросила с любопытством: – Нет, правда, что это ты тут собираешь?

– Изоляторы рассыпал, – объяснил Степка. – Взялся вот утюг за Гришу починить и рассыпал.

– Надо все найти, – озабоченно сказала Таня. – Давай я тебе помогу.

Она положила книгу на табурет, и они вдвоем стали ползать под верстаком. Долго искали они, но ни одного изолятора больше не нашли.

– Уф! – вздохнула Таня, поднимаясь. – Ты, Степка, наверно, все уже собрал. Зря мы только ползали.

– Сейчас посмотрим, все или нет, – ответил Степка, вылезая вслед за ней. – Надо их надевать на эту спираль. Вот так, вот так…

– Как бусы! – обрадовалась Таня. – Ну, это просто. Давай так: ты с одной стороны будешь надевать, а я – с другой.

– Давай.

Когда работаешь вдвоем, дело движется куда быстрее, чем у одного. Малюсенькие белые чашечки изоляторов ложились одна к одной, ровно и красиво. Спиралька одевалась, начиная снова походить на белого кольчатого червяка.

– А как ты думаешь, Степа, – тихо спросила Таня, – что важнее, любовь или дружба?

– Дружба, – подумав, уверенно ответил Степка, нанизывая на спираль белые колечки. – Любовь что? Чепуха! А для друга, если, конечно, для настоящего, все сделаешь. В воду кинешься… – Он с удивлением взглянул на Таню. – А ты почему об этом спрашиваешь?

– Так просто. Спросила – и все.

– Конечно, дружба важнее, – принялся рассуждать Степка. – Любовь – это только у девчонок. Ну, не у всех, конечно. Вот ты, например. Ты, Танька, если правду говорить, хороший друг… – Он вдруг хитро прищурился и таинственно сказал: – А я знаешь, что заметил?

– Что?

– Оля в Костю Гвоздева влюбилась, честное слово. Я давно уже заметил. Помнишь, когда начальника штаба выбирали? Как она про него говорила!

Таня надевала изоляторы на спираль, низко опустив голову. Золотистые прядки волос совсем закрывали от Степки ее лицо.

– Какой ты наблюдательный! – сказала она, и в голосе ее Степке почудилась усмешка.

– А что, неправда разве? – спросил он.

– Нет, правда. А больше ты ничего не заметил?

– Ничего. Хотя… Заметил еще! Олька Костю любит, а он даже внимания не обращает.

– Ну вот! – воскликнула Таня, вытирая о тряпочку почерневшие от спирали пальцы. – Я уже все надела.

– И я все, – откликнулся Степка. – Теперь давай я вставлю и гайки завинчу.

Утюг был быстро собран и включен в розетку. Он нагревался хорошо – хоть сейчас гладь им рубашки или брюки. До обеда Степка и Таня успели починить еще две электроплитки, а в половине второго на смену Степке пришла Оля.

– Ой, Таня, и ты здесь! – удивилась она.

– Я пришла, чтобы Степе помочь, – объяснила Таня. – Смотри, мы тут утюг починили и две плитки…

– Ну, идите обедать. Я уже пообедала. А после Андрей велел всем собраться во дворе.

– Хочешь – пообедай у нас, – предложил Степка, когда они с Таней вышли на улицу. – Я тебе открытки покажу – виды Москвы: мне дедушка сегодня прислал. И еще у меня есть конфеты. Тоже московские. Утром почтальон целую посылку принес. Пойдем?

– Пойдем, – весело тряхнула головой Таня. – У меня папа и мама сегодня с утра за город уехали. Так что никто беспокоиться не будет.

– Вот хорошо, что пришли, – встретила их Степкина мама. – Обед давно готов. Разогреть только.

Пока она разогревала на кухне обед, Таня и Степка сели смотреть открытки, присланные дедушкой Арсением.

Открытки Тане понравились. Она, оказывается, года два назад была в Москве. Правда, всего неделю – с отцом и матерью. Всего неделю! Степке хоть бы один день побывать в Москве!.. Хоть одним глазком взглянуть на Кремль, на Мавзолей, на станции метрополитена и высотные дома!.. Всего неделю!.. Наверно, за эту неделю Таня успела побывать всюду. Она с жаром принялась рассказывать Степке про метро и про высотные здания, про московские широченные площади, про улицы, по которым ездит столько автомобилей, что для пешеходов прорывают специальные тоннели под землей – а то через улицу не перейти. А на некоторых площадях роют тоннели и для машин. Троллейбусы тоже ходят в таких тоннелях. Вот, например, на перекрестке Садовой и улицы Горького, под площадью Маяковского, уже прорыли. Таня сама проезжала там, под землей. Очень интересно. А красиво как! Лампы дневного света горят…

Какая громадная Москва! Даже чтобы рассказать про нее, нужно часа два, не меньше. Таня продолжала рассказывать и за обедом. И хотя мать сердилась на Степку, если тот разговаривал во время еды, Тане она не сделала ни одного замечания.

Пообедав, Степка и Таня побежали во двор. Весело переговариваясь, они сбежали по лестнице, выскочили из подъезда и остановились, разом умолкнув. Возле сараев, приперев к стенке Лешку Хворина, стояли Гошка Рукомойников и Севка Гусаков.

– Думаешь, даром пройдет? – раздавался хриплый Гошкин голос. – Пока добром говорю…

– Потом хуже будет, – вторил Севка.

– …Измены не прощают… – хрипел Гошка.

– Степка! – испуганно вскрикнула Таня, схватив мальчика за руку. – Они его сейчас поколотят!

Если бы не этот испуганный Танин возглас, Степка, может быть, еще подумал, бежать на помощь Лешке или не бежать. Но этот возглас словно подтолкнул его вперед. Он сам, должно быть, не помнил, как в несколько прыжков пересек двор и как очутился перед изумленными Гошкой и Севкой.

– Не трогайте его! – закричал он срывающимся голосом. – Слышишь, Гошка! Не трогай!

Степка был почти на две головы ниже здоровяка Гошки, и тот смотрел на него сверху вниз.