Текст книги "Первый особого назначения"

Автор книги: Александр Соколовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава седьмая

Что и говорить – концерт удался на славу. Яков Гаврилович, вытирая платком вспотевшую шею, прибежал в отрядную комнату благодарить ребят.

– Ну, молодцы! Ну, молодцы, товарищи пионеры! Такое мероприятие подготовили! Очень довольны паши жильцы.

В дверь заглянул Гриша.

– Куда? Куда, гражданин? – загородил ему дорогу Яков Гаврилович. – Сюда посторонним нельзя…

– Да какой же это посторонний! – загалдели ребята. – Это же Гриша!

Гриша, сделав жест, означающий восхищение, увидел Олега и шагнул к нему. Он бережно взял черепаху, внимательно оглядел ее и для чего-то вытащил из лежащего на столике Вовкиного фонарика батарейку и лампочку.

Андрей заторопил обступивших было Олега и Гришу ребят.

– Ну-ка, братки, без дела не сидеть. Надо убрать скамейки, расставить столики. Уголок-то ведь открыт!

Ребята высыпали в красный уголок. Андрей и Яков Гаврилович пошли за ними. А Гриша и Олег остались в отрядной комнате.

Зрители расходились. Гошки и Севки уже не было. Впрочем, разошлись не все. Человек десять жильцов, увидев Якова Гавриловича, окружили его, засыпая вопросами:

– А где же шахматы?

– И домино!

– Газетку свежую тоже почитать не мешает.

– Все будет, все будет, граждане! – успокаивал жильцов управдом. – Вот сейчас пионеры уберут все, приведут в порядок. Андрей Трофимович, пошлите кого-нибудь в контору. Там есть машинистка Серафима Ивановна. Попросите у нее сегодняшние газеты. «Огонек» вчера получили.

За газетами и журналами побежал Степка. И когда он вернулся, в красном уголке все уже стояло на своих местах, а двое жильцов успели даже расставить на столике шахматные фигуры.

Из отрядной комнаты выскочил Пончик.

– Ребята! – закричал он. – Она ползает! Гриша починил!

Все поняли, что речь идет об Олежкиной черепахе, и повалили в отрядную. Треневич прыгал от радости вокруг своей черепахи, которая деловито ползала по комнате, жужжа и поворачивая назад, когда казалось, что она вот-вот наткнется на стену или на ножку скамейки. Олег взволнованно рассказал, как Гриша лампочкой от карманного фонарика быстро отыскал замкнувшееся сопротивление в поворотном механизме и починил черепаху. А глухонемой мастер стоял тут же и улыбался, глядя на сияющего изобретателя.

И отрядная комната и красный уголок очень понравились Грише. Он внимательно оглядывал скамейки, ящик-шкаф, починенные стулья. Не понравилось ему только, что отрядный вымпел стоит криво, на ящике, прислоненный к стене. Он объяснил Степке, что тут надо сделать специальные скобы, и, прощаясь, пообещал их смастерить.

Так был открыт красный уголок в доме номер двадцать три на Садовой улице.

В тот же день Лешка, вооружившись кисточками и красками, красиво написал на продолговатом листе бумаги:

КРАСНЫЙ УГОЛОК

Открыт

с 10 до 20.

Перерыв с 14 до 16.

Уже в понедельник Кузя Парамонов, первый, кого Степка назначил дежурным, убедился, что утром в красном уголке делать нечего. Заходили сюда только пенсионеры – почитать газетку. Но зато после шести, когда кончалась работа, в уголке стало тесно от посетителей. Нашлись среди жильцов любители шахмат и шашек. В восемь часов вечера никого невозможно было уговорить уйти.

– Это что же! – возмущались шахматисты. – Мы только в семь пришли, а в восемь уже уходить?

Тогда было решено исправить часы на объявлении, прикнопленном на двери красного уголка, – вместо цифры «20» поставить цифру «22».

Отрядная комната постепенно наполнялась разнообразным пионерским имуществом. Первым подал пример Павлик. После концерта он не унес свою гармошку домой, а оставил ее на скамейке в отрядной. В понедельник дежурный Кузя мог до обеда наслаждаться звуками, доносившимися из-за двери – там Павлик Куликов сочинял музыку на текст Женькиного стихотворения.

Вслед за ним Пончик объявил, что свой фонарик отдает всему отряду. И Степка решил не отставать от них. Он принес и повесил за ремешок на гвоздик бинокль – подарок дедушки Арсения.

Во вторник часов в семь вечера в красный уголок пришел Гриша. Он постоял в нерешительности на пороге, а затем, нахмурившись и опустив голову, быстро прошел мимо старичков, читавших газеты, мимо шахматистов, уткнувшихся в фигуры, мимо любителей домино, которые с громким стуком, а для него – беззвучно выкладывали на стол черные костяшки.

В это время в отрядной комнате ребята, плотно прикрыв дверь, слушали песню, которую Павлик Куликов сочинил на Женькины слова. Павлик играл на гармошке, а Женька, стоя перед ним, пел, энергично дирижируя руками и притопывая ногой:

 
Кто идет по у-улице
С песней самой звонкой?
Чьи это вес-елые
Голоса звенят?
 

Когда Гриша вошел, Павлик перестал играть, а Женька замолк на полуслове.

Между тем едва только мастер очутился среди ребят, как морщины на лице его разгладились, а глаза улыбнулись. Обведя всех взглядом, он сунул руку в карман и вытащил две искусно выгнутые металлические пластины. Формой они, как заметил Олег, напоминали знак, обозначающий в электротехнике единицу измерения электрического сопротивления – «ом».

– Это, наверно, скобы для нашего вымпела! – догадался Степка.

Действительно, это оказались обещанные мастером скобки. Окружив Гришу, ребята смотрели, как он, вынув из кармана отвертку и горсть шурупов, стал привинчивать согнутые пластины к ящику: в металле уже заранее были просверлены дырочки. Закончив работу, мастер подергал скобки, вероятно для того, чтобы убедиться, крепко ли они держатся, а затем осторожно вставил в них древко отрядного вымпела.

Шелковый флажок встал ровно и прямо, а Гриша удовлетворенно сделал жест, уже знакомый Степке, – этот жест означал: «Вот так будет хорошо, так и надо».

– Вот здорово! – сказал Лешка. – Такая простая штука, а как красиво!

Привинтив скобы и вставив в них древко вымпела, мастер собрался уходить. Он медленно спрятал в карман отвертку, шурупы оставил на столике, знаком показав, что они еще могут пригодиться… И тут Степка понял, что Грише не хочется уходить. Он понял, что ему хорошо здесь, в уютной комнатке, где стоят столик и скамейки, где сияет на ящике медный пионерский горн и поблескивает красными обручами барабан, где чуть колышется от влетающего в раскрытое окошко ветерка алый шелк отрядного вымпела…

Но оказалось, что не один только Степка заметил это. Чуть тронув мальчика за руку, Таня шепнула:

– А ему, наверно, не хочется сейчас к себе домой идти.

– Еще бы, – так же тихо ответил Женька. – Тут светло, хорошо. А у него в каморке что? Опять весь вечер одному сидеть.

– А ты ему скажи, Степка, чтобы он в шахматы поиграл, – посоветовал Лешка. – Или – в шашки.

– Верно, пусть поиграет! – подхватил Олег. – Объясни ему, Степка.

И Степка, шагнув к Грише, зажестикулировал так энергично, что Пончик только ахнул.

– Ты ему скажи, что я с ним хочу в шашки сыграть, – сказал Костя.

Мастер, «выслушав» Степку, улыбнулся и кивнул.

– Согласен в шашки, – сказал Степка.

– Ну, давай, Костя! Не посрами нашего отряда!

Вместе с Гришей ребята высыпали из отрядной комнаты в красный уголок. Там как раз освободился столик после шахматной партии. Степка достал из шкафа коробочку с шашками, картонную папку с квадратиками, и противники уселись друг против друга. Тотчас же к ним подсели еще двое любителей шашек: один из жильцов соседнего дома – толстый мужчина в чесучовом пиджаке, и молодой рабочий, Стрелков, тот, что вместе с Андреем не разрешил разгневанному Сапелкину сорвать со стенда стенную газету.

С первых же ходов стало ясно, что в шашки Гриша играет очень хорошо. Степка и сам любил эту игру. Он заметил, что манера игры у глухонемого мастера какая-то особенная. Гриша почти не брал подставленных шашек, если видел, что после хода нельзя «запереть» фигуру противника или поставить его в такое положение, что он будет вынужден уступить свободный выход в «дамки».

Мастер выиграл у Кости довольно легко. Они поменялись цветом, и Гриша опять выиграл.

– Позвольте-ка мне! – попросил жилец из соседнего дома.

Костя, красный от досады, уступил ему место.

Толстяк тоже играл неплохо. Но Гриша живо расправился с ним.

После него сел сразиться с мастером и Стрелков. У него Гриша выиграл тоже. Теперь уже все, кто был в красном уголке, столпились у столика. Только игроки в домино, увлекшись, гремели костяшками.

– Это же классный игрок! – говорил зрителям толстый жилец. – Вы заметили, как он пренебрегает одиночными ударами? Это особая школа…

Степка попросил:

– Можно я попробую?

Гришин партнер уступил ему место.

– Держись, пионер, – сказал он.

Гриша мельком взглянул на столпившихся у столика зрителей-болельщиков, улыбнулся Степке ободряющей улыбкой и сделал первый ход.

Степка играл очень осторожно. Он подолгу задумывался над каждым ходом. Мастер же, наоборот, быстро и легко передвигал плоские деревянные кругляшки, как будто заранее предвидел каждый Степкин ход. И вдруг Степка заметил ошибку в игре мастера. Гриша подставил под удар сразу три свои шашки. Мальчик вопросительно, с недоумением взглянул на него и указал на доску. Мастер сокрушенно покачал головой. Затем он жестом дал понять своему противнику, что за ошибки надо наказывать, и Степка, взяв все три шашки, провел свою в «дамки». А Гриша делал ошибку за ошибкой. Через какую-нибудь минуту еще две Степкины шашки прошли в «дамки», а еще через мгновенье глухонемой мастер поднял руки вверх, показав, что сдается.

Степку кинулись поздравлять и ребята и взрослые.

– Я так и знала, я так и знала, что он выиграет! – твердила Таня.

Степка и сам чуть было не загордился. Но, поймав лукавый взгляд Гриши, увидав, как мастер подмигнул ему, понял, что тот проиграл нарочно.

Однако, как бы там ни было, а после Степкиной победы с ним захотели сыграть и толстый жилец в чесучовом пиджаке и Стрелков. И ни у одного из них Степка выиграть не смог.

– М-мда… Наш чемпион, видать, все силы на одну партию затратил, – произнес Стрелков, который, наверно, тоже догадался, в чем дело.

– Но зато это была замечательная партия! – воскликнул толстый жилец. Он ничего не понял и был очень доволен, что оказался победителем.

Гриша больше играть не стал и собрался уходить.

– Вы, молодые люди, объясните ему, – поспешно обратился к ребятам толстяк. – Вы объясните, что у нас тут много любителей. Может быть, найдутся игроки ему по плечу.

Степка с радостью принялся переводить Грише слова толстого жильца и прибавил еще от себя, что все приглашают Гришу заходить в красный уголок почаще.

Глава восьмая

Не следует думать, что у ребят только и осталось теперь дела, как дежурить в красном уголке. Вовсе нет! Каждое утро разбегались по дворам разведчики отряда, чтобы узнавать о том, где какие происходят беспорядки. Быстроногие, глазастые, они заглядывали во дворы, взбирались на чердаки. От них не могли укрыться ни замусоренная лестница, ни кучи шлака, выброшенные из котельной, о которые спотыкались жильцы, ни темные подъезды, куда экономные дворники никак не могли собраться поставить новые лампочки взамен перегоревших. Материалов для заметок и карикатур в «Ракете» накопилось столько, что их хватило бы не на один, а на пять номеров. И Женька с Лешкой приступили к выпуску следующего номера стенной газеты.

Утром в среду, в тот день, когда ребята готовились пойти на прием к председателю горисполкома, Костя и Мишка привели в отрядную комнату мальчишку, который отчаянно сопротивлялся и орал во весь голос.

– Вот, – с возмущением сказал Костя, подталкивая его в спину и кладя на стол перед Степкой сломанную ветку липы. – Деревья ломает!

А Мишка добавил с мрачной угрозой:

– У-у, вредитель!

Оказалось, что Кутырин и Гвоздев по пути в красный уголок увидели, как мальчишка весело бежал по улице, а потом вдруг подпрыгнул и сломал ветку у одной из лип, которые вперемежку с кленами росли по Садовой.

– Ты где живешь? – спросил Степка.

– Н-на Почтовой, – растерянно мигая, ответил мальчишка.

– Вот и ломал бы на своей Почтовой! – крикнул Вовка.

– Помолчи, Пончик, – одернул его Степка и, обернувшись к мальчишке, спросил: – Ты для чего эту ветку сломал?

– Просто так, – вызывающе ответил тот.

– Дать бы тебе просто так по шее, – сказал Женька, – чтобы знал в другой раз.

Дверь внезапно распахнулась, и в отрядную влетели запыхавшиеся Павлик и Шурик.

– Ребята! Туристы приехали! – закричал Шурик.

– 3-заграничные! – добавил Павлик.

– Ух, и автобус у них! – воскликнул Шурик.

– Т-такой голубой, а внизу – такой з-зеле-ный! – прибавил Павлик.

– Бежим посмотрим! – крикнул Шурик.

Мальчишка, воспользовавшись тем, что о нем на время забыли, кинулся к двери и был таков.

– Удрал! – воскликнул Костя.

– Эх, надо бы ему по шее дать! – с огорчением заметил Мишка.

– Ничего, он теперь на нашу улицу носа не сунет, – сказал Женька и спросил, обернувшись к Шурику: – А где они, туристы?

– Мы их на Вокзальной видели. А теперь не знаю где.

– Наверно, к церкви поехали, – сказал Степка. – А если там нет, то – к монастырю. Я знаю, туристы всегда так ездят.

Было решено оставить в красном уголке дежурного и немедленно отправиться посмотреть на заграничный автобус. Однако никто остаться не захотел.

– Давайте жребий! Жребий будем тянуть! – закричал Пончик.

Нашелся листок бумаги, который Женька аккуратно разорвал на шестнадцать мелких лоскутков. Это даже было много – хватило бы и одиннадцати. Десять бумажек были чистые, а на одиннадцатой Женька нарисовал крестик.

– Вот увидишь, Пончик, – сказал он свертывая бумажки в крепкие трубочки. – Вот увидишь, тебе достанется дежурить. Это уж так всегда бывает, такая примета: не рой другому яму.

– Не верю я ни в какие приметы, – объявила Таня и первой вытянула бумажку из Женькиных ладоней, сложенных лодочкой. – Ну вот, видите? Чистая!

– Тебя это не касается, – заметил Женька. – А Пончик, вот запомните, обязательно вытащит с крестиком.

Пустые бумажки вытащили Кузя, Степка и Лешка. За ними потянулся Пончик.

– Р-ргав! – неожиданно пролаял Женька.

Вовка в испуге отдернул руку.

– Ну тебя, Женька! – воскликнул он и выхватил из пригоршни бумажку.

Едва он ее развернул, как все поняли по выражению его лица, что ему попалась бумажка с крестиком.

– Это Женька нарочно подложил, – со слезами в голосе крикнул Пончик. – Там, наверно, еще есть с крестиком…

– Я говорил! Я говорил! – в восторге прыгал Зажицкий.

– 3-знаете что, – неожиданно заявил Павлик. – Я, п-пожалуй, останусь вместо Вовки. Я ведь все равно этот автобус уже видел. И потом м-мне песню надо на ноты переписать…

– Нет уж, – великодушно ответил Пончик. – Если мне досталось, то я и останусь.

Пончик явно изменился к лучшему за последние дни.

Оставив Пончика в красном уголке, ребята помчались смотреть на автобус, который привез иностранных гостей. Сначала побежали к церквушке, надеясь, что туристы поехали туда. И действительно, еще издали увидели в переулке возле деревянной церковки красивый большой автобус. Рядом с ним толпились иностранцы, человек пятнадцать мужчин и женщин. Они громко переговаривались, смеялись и то и дело наводили на дома, на прохожих, друг на друга объективы фотоаппаратов и кинокамер.

Степка сразу же разобрал, что приезжие гости говорят по-немецки. А одна женщина, увидав ребят, подошедших довольно близко, что-то сказала, улыбаясь, другой, приставила к глазу черную коробочку кинокамеры, нажала на блестящую кнопку, и послышалось ровное легкое стрекотанье.

– Кино! – с восхищением произнес Олег.

На боку автобуса желтой краской были написаны какие-то буквы и нарисован значок – оранжевый кружок с красными крылышками.

– «Гам-бург», – вслух с трудом прочитал Степка.

– «Туристская компания в Гамбурге», – перевела Таня. – Они из Гамбурга приехали.

– Из Федеративной Республики Германии, – сказал Шурик Веденеев.

Одна из женщин-туристок, худощавая и высокая, со смешной прической, похожей на плохо прилаженный парик, огляделась по сторонам со скучающим видом и что-то сказала стоявшему рядом с ней высокому седому человеку в больших очках с темными стеклами и в сером костюме. Тот ответил и принялся было возражать.

– Таня, что они говорят? – спросил Степка.

– Она говорит, что надо скорее уезжать, что здесь нет ничего интересного. А он… Она его бароном называет… Он, наоборот, говорит, что этот город ему очень нравится. Он предлагает тут задержаться дня на три.

– Ничего интересного! – с негодованием пробасил Мишка. – Скажет тоже! – Он был явно обижен за свой родной город.

– Конечно! – подхватил Костя. – Монастырь, молочный комбинат! Новый клуб на Почтовой!

– Ты, Таня, им скажи! – воскликнул Шурик. – Ты скажи им! Эх, если бы у нас в школе немецкий изучали!

– Неудобно, – смущенно ответила девочка.

– А чего неудобно! – возразил Олег. – Знал бы я немецкий язык, как ты, я бы им сказал!

– Ну ладно, – нерешительно согласилась Таня. – Я… я скажу.

И, сделав несколько шагов по направлению к гостям, она негромко, тщательно подбирая слова, заговорила по-немецки.

Едва только Таня произнесла первые несколько слов, иностранцы сразу замолчали и стали внимательно слушать. Затем, обступив Таню, они с удивлением заговорили о чем-то между собой, часто восклицая: «О!.. О!..» Даже у той женщины, которая хотела поскорее уехать, сползло с лица скучающее выражение.

– Ты им еще п-про «Дубки» скажи, п-про колхоз, – подсказал Павлик. – Там п-птицеферма такая! М-мы в прошлом году ездили на экскурсию.

Таня кивнула и заговорила опять, уже смелее, очевидно, про колхоз «Дубки». А гости снова стали слушать, а затем опять послышалось удивленное «О!.. О!..»

Больше других выражал свой восторг барон. Он гладил Таню по голове, тряс ей руку, и Степке почудилось даже, будто он один раз назвал Таню «геноссе» – «товарищ». Из всех иностранцев этот барон показался ему самым симпатичным. У него было красивое, чисто выбритое лицо, сухощавое, с тонким прямым носом. Правда, глаза его прятались за темными стеклами очков, но уже одно то, что заграничному барону понравился город, заставило Степку проникнуться к нему симпатией.

Вот барон обернулся к иностранцам и горячо принялся их в чем-то убеждать.

– Он говорит, что в городе, где есть такие замечательные дети, нужно непременно задержаться подольше, – объяснила Таня.

– А ты скажи, что на Ленинской есть гостиница «Октябрьская», – заметил Степка. – Самая лучшая в городе.

Таня опять обратилась к иностранцам по-немецки. Снова раздалось удивленное «О!.. О!..» А высокий седой барон сказал ей красивым бархатным голосом:

– Данке шен. Данке, данке. Либес метхен…

После этого гости расселись в своем автобусе, и он, громко урча, выпуская клубы синеватого дыма, двинулся в сторону Ленинской улицы.

– По-моему, мы их уговорили! – сказал Женька.

– Пускай поживут, – согласился Лешка.

– А здорово Танька с ними разговаривала! – с восторгом воскликнул Шурик Веденеев.

– Еще бы! – подтвердил Костя.

А Олег добавил:

– Наверно, если бы мы в ихний Гамбург приехали, там с нами по-русски никто поговорить бы не сумел.

– Смотрите, ребята! – вдруг сказал Женька. – Вредитель-то!

Мальчишка, которого привели в отрядную Костя и Мишка, стоял неподалеку и украдкой следил за ребятами.

– Он, наверно, за нами пришел – тоже на автобус поглядеть, – сказала Таня.

– Эй! – окликнул его Степка, – Эй! Иди сюда!

Увидав, что его заметили, мальчишка собрался было задать тягу.

– Иди, не бойся! – крикнул Степка. – Не тронем!

Мальчишка взглянул недоверчиво, исподлобья.

– Побьете, – с опаской откликнулся он.

– Да иди, не будем мы тебя бить.

Очевидно, мальчишке очень хотелось подойти. С минуту он колебался, переминаясь с ноги на ногу, а затем нерешительно двинулся к ребятам. Чем ближе он подходил, тем все медленнее становились его шаги.

– Тебя как зовут? – спросил Степка.

– Саня, – Мальчишка посмотрел на Степку с любопытством и сам спросил: – А вы с Садовой пионеры? Про вас в газете было написано.

– Газеты читает, – не особенно дружелюбно сказал Мишка. – Ты бы лучше почитал, как зеленые насаждения надо охранять.

– Я нечаянно ветку сломал, – насупившись, сказал Саня. – Я только один листик хотел. Для гербария.

– Для чего?

– Для гербария. У меня четыре альбома разных листьев, и травы есть, и цветы… Показать? Они у меня дома. Я сбегаю. Тут недалеко.

Мальчишка с такой готовностью собрался бежать домой за своими альбомами, что Степка невольно кивнул.

– Покажи.

– А вы ждать будете?

– Нет, мы к себе в красный уголок пойдем. Бери свои альбомы и приходи.

– Ладно! Я быстренько!

Саня круто повернулся и помчался по тротуару. А ребята пошли на Садовую.

– Выходит, мы вроде зря его отколотить хотели, – сказал Мишка, шагая рядом со Степкой, – Он для дела ветку сломал.

– Для дела! – сурово возразил Костя, – Ему для дела один листок был нужен. Пусть бы он лучше физкультурой занимался и тренировался по прыжкам в высоту, если ему надо листочки срывать.