Текст книги "Зачарованное озеро (СИ)"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

нес. Вот они и высматривали, как бы ему половчее пакость сделать и не попасться. Что ухмыляетесь? Знакомо дело?

– Бывало, – сказал Тарик, вспомнив иные проказы ватажки, и не такие уж давние.

– И появился следочек... А потом разговорился в корчме с одним пройдохой из Цеха Бродячих нищих, не встречались с этой публикой?

– Пару раз, когда с отцом ездил по деревням, – сказал Тарик. – Все знают, что в округе делается, такие прохиндеи...

– Именно. Угостил я его на славу, дал пару серебрушек, он и поведал: давно разговоры ходят, что ухорезы маркизы хватают по дорогам путников помоложе и посимпотнее, выбирают таких, за кого заступиться некому. Очень похоже, он о ней знал кое-что и почище, только молчал, как я его ни подпаивал. Теперь-то, после вашего рассказа, понятно, о чем он молчал вмертвую... Ну вот, след явственно обозначился. Когда коваль пришпандорил Пегашу подкову, я уже успел обдумать, что делать. И покатил в ближайшую деревню рыбарей, а уж там быстренько договорился с местными. Они тоже про маркизины шалости слыхали то и это, хоть и не такое кровавое, про которое вы рассказали. И когда услышали, что она заграбастала вольного горожанина, ко мне отнеслись с полным пониманием и содействием. Такие уж у них обычаи. Они хотя и с повинностями, за свои старинные вольности держатся цепко, как горожане за свои. Если соседский барин вздумает на их землях шкодить, плохо для него кончится, в других местах бывало, и замки с четырех сторон вспыхивали... Их собственный барин, у которого они на повинностях, только посмеется, а королевские чиновники не вмешаются, если не было смертоубийства самого дворянина, – а если и выйдет смертоубийство его слуг на вольных землях, посмотрят сквозь пальцы и сыска вести не будут. Потому мы и едем по землям вольных рыбарей так спокойно, без оглядки... В конце концов со мной пошел один лихой охотник – вы его видели. Не за деньги пошел, а из обычая – негоже благородной вольного человека так увозить, пусть не деревенского, а горожанина. Обычай

для всех вольных один. Он остался стеречь коней, а я потемну решил побродить вокруг замка, присмотреться и прислушаться. Встретил злую собачку и вмиг сделал ее доброй – мертвые, ежели только не бродячие покойники, всегда добрее доброго... Тут и вижу: вторая собака вам путь заступила... Что вы пригорюнились? Радоваться надо...

– Это неправильно... – сказал Тарик.

– Что именно?

– Она такая красивая – я про маркизу... И никакого зверства в лице, ни на грошик. Будто сказочная принцесса. Вроде и все теперь про нее знаю, но она такая красивая...

– Сударь Тарик, вы же говорили, что прочитали немало книг, и не только голых... Неужели вам не встречались такие слова: порой внешность человека обманчива?

– Встречались, конечно, – сказал Тарик. – Ив жизни я немало таких людей встречал, на нашей улице хотя бы: на лицо сама доброта, а в душе чсрным-черно... – Он поневоле вспомнил самый свежий пример – бабку Тамаж. – И все равно... Она такая красавица...

– Красота и доброта часто не идут рука об руку, – сказал Бальдер. – И у женщин....

Тарик вспомнил Тами – и танцующей, и идущей с ним, взявшись за руки, и лежащей в его объятиях. Вспомнил и показавшую ему язык с седла очаровательную юную дворянку. И маманю, столько лет хранившую верность папане. И других, встречавшихся в жизни. И сказал:

– Но ведь не обязательно такая встретится?

– Кому как повезет... или не повезет, – ответил Бальдер. – Самое легкое – когда злая... или коварная, или вероломная красавица войдет в вашу жизнь случайно, посторонним человеком, и когда она из вашей жизни исчезнет, это принесет лишь радость и облегчение. А иногда бывает по-другому...

В его последних словах послышалась печаль, но он ничего больше не сказал, хлопнул вожжами по крупам коней – кажется, без нужды. У Тарика на языке крутился вопрос, но он каким-то

чутьем знал, что задавать его не следует – возможно, такие вопросы задают только близким друзьям, но не тем, с кем на короткое время случайно свела судьба...

И они замолчали, словно по взаимному уговору. Кони ходко бежали рысцой среди редколесья, по накатанной колее, по дорожке, где двум экипажам ни за что не разъехаться. Ночные птахи уже умолкли, забравшись в гнезда, звезды самую чуточку поблекли, и небо самую чуточку посерело – близился летний рассвет, и над головой нет ни облачка, и свежий холодок не пробирает.

Недавние злоключения уже казались Тарику улетучившимся кошмарным сном. Он был бодр и даже весел.

Глава 11

ТИХАЯ ДЕРЕВНЯ НА КРАСИВОМ ОЗЕРЕ

Лес кончился, и внезапно раскинулась такая ширь, что у Тарика от ее красоты дух перехватило. Бальдер придержал коней и понимающе улыбнулся:

– Полюбуйтесь, сударь Тарик, оно того стоит...

Взору открылись просторы – вполне обозримые, но все равно впечатляющие. Широкая дорога длиной не менее майлов полутора отлого тянулась вниз, к большущему озеру в виде не вполне правильного овала нескольких майлов в длину и поменее того в ширину. Вокруг, словно оправа самоцвета в перстне, стояли невысокие горы, покрытые густым зеленым лесом. По зеленым равнинам раскинулась паутина дорог и дорожек, и возле озера расположились четыре деревни. Красотища неописуемая!

– Я-то уже насмотрелся, а вот вам в новинку, – сказал Бальдер. – Вот, гляньте вооруженным глазом...

Он достал из ящика на козлах бронзовую кругляшку с отливавшим фиолетовым стеклом с одной стороны и ловко раздвинул несколько коленец мал мала меньше. Зрительная труба. Любопытные вещички Ямщик с собой возит – пистолеты, зрительная труба. Неловко, правда, спрашивать, что там еще...

Готовясь в моряки, Тарик давно научился управляться со зрительной трубой, а год назад на приработок купил себе. Только

его труба маленькая, коротенькая, а эта длиной в добрый локоть, на манер военных. Однако обращаться с ней следовало так же, и Тарик, передвинув парочку коленец, быстро добился того, чтобы изображение стало четким. Теперь до деревень, казалось, можно добросить камнем.

Вскоре Тарик заметил, что четвертая деревня заметно отличается от трех остальных. Везде строения каменные, но в четвертой они не в пример богаче и красивее. В трех на просторных дворах развешаны сети на высоких кольях, стоят какие-то приземистые длинные домики без окон, а в четвертой ничего подобного нет. Правда, у всех возле длинных причалов тесно стоит множество лодок.

– Сдается мне, вон та деревня здорово непохожа на другие, – сказал он, не без сожаления сложив трубу.

– Верно подметили. Строение повсюду каменное – владельцы исстари не дают рубить лес на дома. Дрова для копчения возят издалека, вон по той дороге – она ведет к осинникам и березнякам, потому как сосна и ель для копчения не годятся. А каменоломни неподалеку, вон в той стороне, и камень дешев. Вот и строят только из камня, а он долговечный, иные дома по сотням лет стоят. Домики без окон – это коптильни. А четвертая деревня – гостевая, «Серебряные волны». Понятно, рыбарей там нет, люди с денежкой развлекаются лишь ловлей на уду, а сети – старинная привилегия рыбарей... Едем?

– Едем! – весело сказал Тарик.

Коляска стала спускаться вниз. В землеробной ли, в пастушьей или рыбарской деревне – везде просыпаются раньше горожан и ни свет ни заря берутся за работу безо всякого колокола. Навстречу им попалась бревновозка – облучок и задняя колесная пара, на которых изрядная груда лишенных крон березовых стволов. Девчонка с длинной хворостиной гнала немаленький табунок гусей, гоготавших и косолапивших. На спине у каждого полоса водяной краски – знакомая с детства картина, на Зеленой Околице точно так же метят разноцветными красками гусей и кур, чтобы сразу отличить своих.

И в деревне, когда они туда въехали, повсюду во дворах хлопотали старики и старухи, мужчины и женщины, дети постарше. На коляску не обратили особого внимания – должно быть, такое зрелище не в новинку, – но дорогу к дому, где живет Барталаш Фог, растолковали охотно, дружелюбно и быстро.

Не пришлось проехать и полдеревни. Дом выглядел как все здесь: каменный, основательный, похоже сложенный еще дедами-прадедами. Обширный двор, обнесенный низенькой каменной оградой, – с длинной коптильней и развешанными для просушки на высоких кольях сетями, чистый и ухоженный. Рыбарь как раз осматривал большие шары темного стекла – надо полагать, поплавки. Когда коляска остановилась у низеньких, не выше городской калитки ворот, он поднял голову – и на лице появилась неподдельная радость. Оставив поплавки, он живо распахнул ворота:

– Господин городской, приехали-таки! Душевно прошу, дорогой гость – к радости, а два – к двойной!

Коляска въехала во двор, Тарик из нее выпрыгнул, и рыбарь, улыбаясь во весь рот, подошел к нему, подал обе руки крест-накрест (ага, и у них так же заведено), потом поздоровался тем же манером с Бальдером. Обернулся к дому и крикнул:

– Люди, живенько во двор! Гостей Создатель послал!

Появилась молодая красивая женщина в сорочке и темной юбке,

за ней двое светловолосых, в отца и мать, детишек-близняшек, а уж последним – годовичок Тарика, темноволосый парнишка, в отличие от детей ничуть не похожий на рыбаря и его жену.

– Вот, стало быть! – широким жестом указал на них рыбарь. – Супружница Лита, золотая женщина. Этот карапуз – Тильтиль, папкина радость, хоть и сорванец изрядный. Это вот – резвушка Митиль, мамкина помощница, несмотря на сопливые года. А вот подручный мой Барток, племяш свата. Уже с девчонками допоздна погуливает, шалопай, так что утром и не добудишься, но к ремеслу ревностен, тут ничего не скажешь дурного, добрым рыбарем будет... – И добавил предусмотрительно: – Ежели ревности не утратит.

Всякий из четырех приветствовал гостей на свой лад: белокурая Лита присела в поклоне, рыбаренок поклонился, прижав руку к груди, а детишки, еще не обученные деревенским политесам, попросту таращились на гостей прямо-таки завороженно: как с улыбкой сказал рыбарь, впервые в своей коротенькой жизни увидели городских.

Совсем другим человеком предстал перед Тариком Барталаш Фог! В городе он держался робко, даже чуточку приниженно, а теперь полон уверенности справного хозяина – без капли заносчивости, лишь со спокойным осознанием своего места в жизни, при крепком хозяйстве и крепкой семье...

По деревенскому обычаю подарки полагается привозить только тем взрослым, которые старые знакомые, а вот подарки детям всегда приветствуются. Помня об этом, Тарик подарками озаботился – Тильтиль получил пару невиданных в деревне притягушек⁴⁹, купленных недорого в лавке для Школяров: цилиндрики длиной в палец, крашенные в красный и синий. И объяснил, к восторженному визгу Малыша, как с ними обращаться. Митиль досталась большая кукла из тянучки с парой дюжин нарядов – маленьких, но из настоящих материй, городского фасона, тоже вызвавших шумную радость. Рыбарь обронил: «Это вы уж, господин городской, зря балуете огольцов...» – но чисто для порядка, был за детей доволен. И радушно пригласил:

– Прошу в дом, гости дорогие! Гостей не ждали, разносолов не припасли, да хозяюшка моя, мастерица, быстренько что-нибудь сварганит из праздничного. А ближе к вечеру закатим застолье по всем правилам, чтобы надолго запомнили. Окажите честь, гости дорогие, ступайте вперед!

Бальдер без стеснения, однако ж политесно сказал:

– Я, если подумать, любезный хозяин, как бы и не гость, я кучер при сударе Тарике...

Рыбарь живо воскликнул:

49

Притягушка – магнит.

– Это по-вашему, по-городскому, может, и так, а у нас обычаи другие, гостей не делим на важных и не очень! Для нас всяк гость, и вы уж не наносите обиды моему честному дому, пожалуйте!

Бальдер и не подумал жеманиться. В обширной кухне со сводчатым потолком трое уселись за стол, а детишки и подручный устроились за другим, маленьким – ну, именно так обстояло и в городе. Лита хлопотала так, словно у нее было восемь рук. Вскипала вода в большом медном котле, в нее сыпались мелко резанные травы, понеслись аппетитные запахи. Не успели они разделаться с блюдами обыденными, рыбным супом и рыбным же пирогом, на столе появилось яство из праздничных, готовившееся быстро: огромное блюдо еще горячих, сваренных в пиве с укропом и травами багровых здоровенных раков («Вот только что в чане усами шевелили», – сказала Лита). Им отдали должное неторопливо и долго. Вымыли руки, пили напиток из лесных ягод. По завершении трапезы трое уселись на лавочку во дворе, Бальдер и рыбарь достали трубочки и кисеты. Вот Тарик в этом почтенном мужском занятии принять участия не мог: многие его годовички вовсю курили – конечно, не при родителях. Однако у него никак не получалось – дым драл горло, тряс жуткий кашель, тянуло блевать, и после полудюжины тщетных попыток он напрочь бросил все усилия стать курильщиком – еще полгода назад. Это его ничуть не принижало в глазах годовичков, и так уж сложилось, что вся ватажка у него подобралась некурящая (что не влекло никаких обидных прозвищ, наоборот – многие девчонки считали, что с некурящими целоваться гораздо приятнее). Так что Тарик без малейшего смущения отправил в рот сразу три шарика жевательной смолки, что его соседи по лавочке приняли совершенно спокойно, как дело обыденное.

Понемногу стало нарастать нетерпение. Вкуснейшим рачьим мясцом он натуральным образом облопался, благостно было сидеть посреди деревенской тишины и смотреть на озеро, где уже появилось несколько лодок под парусами, но он ехал сюда не за безмятежными развлечениями, а, скажем откровенно, за помощью. Не так уж много дней отведено на перемирие, к тому же, как показал случай с

Бабратом, ковен может отыскать лазейки, обходные кривые стежки. А Тами там одна. Конечно, она сдержит обещание и не выйдет за калитку без Лютого, но мало ли что коварное черные могут придумать...

К великому сожалению, Бальдер мешал самим своим присутствием. По деревенскому обычаю, позавтракав и отдохнув во дворе, гости могут говорить с хозяевами о делах, которые их сюда привели, – но не при Ямщике же говорить! Он выручил Тарика из тяжкой беды, до конца жизни ему за это нужно быть благодарным, но все же он человек посторонний, не замешанный в сложности улицы Серебряного Волка: отвезет Тарика обратно в Арелат – и они наверняка никогда больше не увидятся. Бальдер ничем не поможет избавиться от напасти, нежданно-негаданно свалившейся на улицу Серебряного Волка...

Тарик даже начал легонечко ерзать на скамейке от ставшего тягостным безделья и вежливых разговоров о пустяках. Избавление пришло неожиданно – Бальдер, докуривший свою трубку первым, выбил пепел в стоявшую у скамейки железную чашу на высокой треноге и решительно встал:

– С вашего позволения, любезный хозяин, пойду проведаю коняшек, посмотрю, как обустроились на новом месте, овса задам. Отдохнули, пора и напоить. Все ведь по обычаю?

– Оно, разумеется, дело хорошее – после долгой дороги о лошадках позаботиться, рачительному человеку так и надлежит поступать, – спокойно ответил рыбарь. – Будете проходить мимо крылечка – крикните Бартока: он живенько из колодца воды им натаскает...

Бальдер удалился, а Тарик принялся прикидывать, как лучше всего завязать с рыбарем серьезный разговор, с чего начать. И ему показалось, что хозяин как-то очень уж пристально на него поглядывает. Не успел над этим задуматься: выколотив в чашу пепел, рыбарь произнес негромко:

– Такое дело, господин городской: сдается мне, вы с важной мыслью приехали. Я никакой не провидец и не знаткой, немножко

только умею того, что далеко не все могут, однако ж житейской сметкой немножко наделен, грех жаловаться на тугодумие и нехватку сообразительности. Сразу подумал: не пустились же вы в далекий путь из-за того лишь, чтобы свежей рыбки отпробовать и на красоты наши поглядеть? Вы ж не барин какой, чтоб по пустякам время и денежку тратить. И чем дальше, тем явственнее делается: гложет вас что-то... Как на иголках сидите... Не хотите выложить, что у вас на душе? Глядишь, и мы, Темные, чем поможем, люди завсегда друг другу помогать должны, на том мир держится, и святые именем Создателя тому учили...

Несказанное облегчение овладело Тариком, и он тихо заговорил. Рассказал о том, как с некоторых пор тоже стал видеть в небе цветки баралейника, о том, как новая соседка оказалась ведьмой, обо всем скверном, что приключилось на улице Серебряного Волка, о ковене, о «Трактате о нечистой силе», о перемирии, которое вскоре истечет – и неизвестно, чего тогда ждать, о том, как решил приехать сюда в надежде отыскать что-то, что сможет помочь. Когда выложил все, что считал нужным (умолчав о том, что не имело прямого отношения к делу), ощутил невероятную легкость, словно после долгого пути с тяжелым грузом на плечах смог его сбросить.

И с нешуточной надеждой уставился на рыбаря. Тот вновь набил трубочку, разжег и, затягиваясь гораздо реже, чем в первый раз, о чем-то принялся сосредоточенно размышлять, морща лоб и хмуря светлые брови. Понемногу его лицо стало не таким озабоченным, и у Тарика окрепла надежда. Наконец рыбарь с видом человека, принявшего некое решение, протянул:

– Вот, значит, как у вас обстоит, то-то и баралейник в небе маячит...

– Так и обстоит, – со вздохом сказал Тарик. – Давненько такого на нашей улице не случалось, и вдруг... как снег с летнего неба! И придется с ними драться всерьез, это не только улицу затронуло, но и меня и моих друзей, так что хочешь не хочешь, а придется...

– И помощи ждать неоткуда?

– Неоткуда, – признался Тарик. – Именно потому, что давно такого не случалось, взрослые не поверят. А Гончих Создателя, про которых я вам только что рассказывал, неизвестно где и искать. Или вы...

– Понятия не имею, – пожал плечами рыбарь. – Старики рассказывали, что и в самом деле была некогда такая королевская служба, ловчие по части нечистой силы, только ее давно уже нет...

– Есть, я точно знаю, – твердо сказал Тарик. – Еще несколько лет назад была. Я своими глазами видел, как принародно жгли черного колдуна, и они там были...

– Ну, старики тоже не все на свете знают... Доподлинно известно, что до сих пор есть такие охотники за нечистой силой, которые сами от себя стараются, вроде лесных охотников. Но когда они в наши места заходили – старики и не упомнят. У нас нечистой силы или ее слуг, считайте, и не водится. Ведьмы иногда объявляются... то есть не сами объявляются, сами-то они хоронятся, – знаткие разоблачают их. Это уж так заведено: в каждой деревне всегда есть свой знаткой. Может, потому и обходят нас стороной всякие, как вы их зовете, черные: знают, что мы шутить не будем. Как только выявят ведьму, старейшины поднимают народ, устраивают ведьме безошибочное испытание – бывают ведь и оговоры невинных по злобе, и сочетание совпадений, а вот испытание ошибки не дает...

– Что за испытание? – с любопытством спросил Тарик, никогда об этом не слышавший и не читавший.

– Само по себе дело простое: связывают руки и ноги крест-накрест и, обвязавши веревкой, бросают в воду – без разницы, в текучую или стоячую. Невиновная идет ко дну, как камень, и ее быстренько вытягивают, чтобы не захлебнулась. А ведьма или кол-довка поверху плавает, как сухая деревяшка. Ее тоже вытягивают и тут же кончают самосудом, не тревожа власти. Я однажды своими глазами видел, не у нас, а в Больших Судаках – это деревня у соседнего озера. В озеро ее и кинули, а она на воде держалась, будто пустая бутылка закупоренная, визжала страшно – понимала, что выдала себя и ей сейчас конец придет...

– Нам бы так... – с грустной завистью сказал Тарик.

В самом деле, славно было бы: на каждой улице есть свой знат-кой, и если он обнаружит ведьму или она сама себя чем-то выдаст, то Старейшины поднимают народ и устраивают безошибочное испытание...

– И про этот, как вы сказали, кувен...

– Ковен.

– Ага, про него я тоже слышал. Только у нас он зовется куклос. Всякие прислужники нечистой силы собираются в уединенном месте, причем не во всякие дни, и творят мерзостные шабаши. Только в наших краях куклос в последний раз собирался так давно, что и самые старые старики своими глазами не видели, одни разговоры ходят. Это испытание ведьмы я самолично зрил, и было это давненько, совсем мальчишкой был, торчок еще не вставал. Но помню все, как вчера...

– Одни разговоры... – горько повторил Тарик, начиная думать, что все труды пропали напрасно и никакой помощи он здесь не получит.

– А вот и не одни разговоры! – весело, азартно воскликнул рыбарь. – Рано вы пригорюнились, господин городской! Как у нас говорят, не иди ко дну, пока руки-ноги на воде держат. Сам я вам ничем не помогу, потому что понятия не имею, чем тут помочь, не разумею ничего такого, разве что цветок баралейника в небе и способен видеть, а это ничем не поможет, вы и сами умеете, отчего никакой подмоги. А вот есть люди, двоечка, они непременно что-то дельное да присоветуют...

– В вашей деревне? – затаив дыхание, спросил Тарик.

– Именно что! По первости – коваль Гумбош, он, как с ковалями частенько водится, и есть знаткой. Он ту ведьму в Больших Судаках и вывел на чистую воду – тамошний знаткой, дедушка Дарунко, был совсем плох, а умение свое никому не передал – знаткие это делают только на смертном одре, когда кончина подступит. Вот тамошние и пришли к Гумбошу, он все изладил быстренько и в наилучшем виде. Про ведьм он распространяться не любит, однако

ж, думается мне, услышав о вашей беде, что толковое посоветует. А живет еще у нас отец Гертон – наша церковь одна на все озерные деревни и деревни соседнего озера. Сам он ничего такого не умеет, но умственные книги о нечистой силе у него есть, и с ковалем они приятели. Вот они, двоечка, вам уж точно подскажут дельное. Только повернулось все так, что в деревне обоих и нету. Отец Гертон, как раз в неделю водится, поехал деревни объезжать с пастырскими трудами: отпевать, венчать, очищение души проводить. Его у нас уважают, и церковь тоже – еще и за то, что церковь наша – святого Лидульфа, а он до того, как к Создателю обратиться, рыбарем был, и потому давний покровитель всех рыбарей. Может, и потому еще у нас нечистой силы почти что и нету. А коваль со вчера в гостевой деревне. У них там появилась работа, а ихний коваль ремесло правит хорошо, но как запьет... Вы не огорчайтесь: оба после полудня должны вернуться, я вас с ними и сведу... И уж они...

Послышалось буханье сапог, и бегущий остановился у заборчика, крикнув:

– Барталаш, рыбаренок охлюпкой прискакал от Протоки! Желтоперка в Гусиное потянулась, залягай меня лягва, это большой косяк, матерущий! Побегу наших подымать!

И побежал дальше, бухая высокими рыбарскими сапогами и крича:

– Народ, матерущий косяк идет!

Рыбарь прямо-таки взмыл на ровные ноги, лицо исполнилось азарта:

– Ну, наконец! – И пояснил скороговоркой: – Матерущий косяк желтоперки попер из Рачьего в Гусиное, и нужно его проворно перехватить, пока не ушел из той части озера, что нашей деревне отведена! Вы не журитесь, господин городской, там трудов часика на четыре, аккурат поспеем к тому времени, как возвернутся коваль с отцом, все в лучшем виде сделаем!

Двигаясь с проворной грацией кота лесной пантерки, – уже не другой человек, а третий! – он подбежал к приоткрытому окну, крикнул внутрь дома:

– Аитонька, я на озеро! Косяк прет! А ты придумай развлечение для дорогих гостей, чтоб не скучали!

И как был, подхватив только шляпу с лавочки, опрометью кинулся за ворота, побежал в ту сторону, откуда пришел вестник, – и почти сразу в том же направлении пробежали означенный вестник и еще пятеро, все с азартными лицами. Тарик остался один, но ненадолго – вскоре вернулся Бальдер. Судя по его довольному лицу, с конями все обстояло наилучшим образом. А там из дома вышла и Лита, неся секиру с коротким топорищем, протянула:

– Ну вот, опять сорвался, неугомонный, и снова перекуса не взял... Торопится косяк перехватить, пока эти из Золотых Карасей не спохватились, а то в прошлый раз они наших обловили – и ничего не попишешь, по всем правилам...

Тарик отвел глаза – ее подоткнутая за пояс юбка открывала красивые сильные ноги, а незашнурованная сорочка – изрядную часть пленительных округлостей. Лита, конечно же, успела перехватить его восхищенный взгляд, но с женским мастерством притворилась, будто ничего не замечает. Сказала безмятежно:

– Пойду дрова рубить. Если успеют и привезут изрядно жел-топерки, нужно будет коптить, а дров у нас мало. Что бы вам такое придумать, гости дорогие, чтоб не скучали...

– А давайте я вам помогу, – предложил Тарик. – Дровокол из меня никудышный, а вот чурбаки таскать и поленницу складывать смогу...

Бальдер подтолкнул его локтем, и Тарик умолк, понявши, что сморозил что-то не то. На лице Литы изобразился натуральный испуг:

– Да вы что, господин городской?! Понеси вы хоть полешко и увидит кто – долго сраму не оберешься: в доме Барталаша Фога гостя работать заставили! Позорище!

Надо же, подумал Тарик, у них здесь еще строже, чем в земле-робских и пастушьих деревнях: там гостю все же дозволена легкая помощь вроде колки дров...

– А чтобы вы не скучали... – призадумалась Лита. – Ага! Вы грибную охоту, часом, не любите?

– Очень даже, – сказал Тарик. – Живу неподалеку от грибных лесов. Только у нас в урожайную пору грибников бывает больше, чем грибов, такая незадача...

– А вот у нас наоборот, – засмеялась Лита. – Грибников много, но грибов видимо-невидимо, на всех хватает. У меня мелкие как раз за грибами собираются, пойдете с ними? Это ж не работа, а как раз забава.

– С удовольствием, – сказал Тарик.

– И вы тоже, коли хотите, – повернулась она к Бальдеру.

– Благодарствуйте, хозяюшка, воздержусь, – политесно ответил тот. – Есть я грибы люблю, особенно жаренные в сметане, а вот ходить за ними терпежу не хватает. Лучше я, с вашего позволения, поброжу по деревне, красотами вашими полюбуюсь.

– Как знаете, ваше право, – сказала Лита.

И пошла в дальний конец двора, где высился штабель коротких чурбаков и стояла низкая колода в три обхвата – той походкой, какой красивые женщины, в том числе и верные жены, шествуют, когда точно знают, что мужчины смотрят им вслед. Бальдер шепнул Тарику:

– Вот так и пожалеешь, что мы не в Нижутере...

Тарик неопределенно пожал плечами. О далекой стране Нижутер, где даже летом лежит снег, медведи, волки и лисы белые, а ездят на собаках, как здесь на конях, испокон веков болтают: гостеприимство там доходит до того, что гостя хозяин укладывает на ночь со своей подросшей дочкой, а если таковой нет, то и с женой, а если откажешься – хозяину выйдет смертельная обида и он запросто гостя зарежет. Говорят, порой возникают тягостные сложности: хорошо, когда жена молодая и красивая, а ну как в пожилых годах и страшная? Об этом даже байсы есть. Вот только, как часто бывает с россказнями о далеких странах, где обычаи насквозь диковинные, ни один из рассказчиков в Нижутере сам не бывал: от людей слышал...

– По деревне я и впрямь прогуляюсь, – тихонько поведал Бальдер. – Но не ради любования красотами, а с мыслью... Девушки у рыбарей красивые да статные. К незнакомым с глупостями лезть не следует, можно и ножиком в бок получить – у них у каждой ножик висит, каким рыбу разделывают, и ножик тот как бритва. Даже повесы из дворян за речью следят строго. Однако ж политесно почесать язычок дозволяется, и из этого может приятное знакомство получиться: не такие уж они и недотроги, вовсе наоборот. Мне сюда часто ездить придется, знакомства такие не помешают...

Он заговорщицки ухмыльнулся Тарику, повернулся на каблуках и пошел со двора. На крыльце появились Тильтиль и Митиль – девчонка несла круглую плетеную корзину, а ее братишка – целых две. И одну тут же протянул Тарику:

– Мы в окно слышали, господин городской: мамка говорила, ты с нами по грибы идешь? Не сумлевайся, наберем с верхом, руку оттянет...

Корзина Тарика была пуста, у Тильтиля там лежал холстинный сверток, явно с перекусом, как в городе, а у Митиль была пустая корзинка поменьше. Когда они шли по деревне, встречные, как это водится, здоровались с Тариком и желали доброго дня; он, знакомый с деревенскими обычаями, отвечал без промедления и желал того же. Они долго шли по широкой дороге в две колеи, потом детишки свернули в довольно густой еловый лес, и Тарик, чуть обеспокоившись, предусмотрительно спросил:

– Мелкота, а мы не заплутаем?

В лесах за Зеленой Околицей он освоился сызмальства и заблудиться не боялся, к тому же они, хоть и широкие, замыкались с одной стороны рекой, а с другой – городом, так что нетрудно искать дорогу по солнцу. А вот в густых еловых лесах, где солнца почти и не видно, он почти не бывал. К тому же в городе отпускают в лес детишек на пару годочков постарше – такая вот малышня запросто может заплутать, и придется идти на поиски. Зверей там, к счастью, нет, кроме белок, – но здешние леса могут оказаться звериными...

Тильтиль посмотрел на него снизу вверх – но так, словно глядел сверху вниз:

– Не боись, господин городской, у нас не плутают!

Он достал из кармана опрятного летнего кафтанчика какую-то штуку и, зажав двумя пальцами, показал Тарику: длинный железный треугольник со скругленным основанием, и на нем высечен какой-то нехитрый значок. Пояснил с явным превосходством:

– В городах у вас такого нету, а у нас – звона что!

Он поднял руку ладошкой вверх и положил на нее железку. Треугольник самостоятельно ворохнулся, поерзал – и указал вершиной в ту сторону, откуда они пришли. Тарик даже отпрянул от неожиданности – но железка больше не шевелилась. Малыш, победно глядя на него, чуть повернулся вокруг себя – и железка вновь ворохнулась, указывая туда же.

– Вот так вот, – прямо-таки наставительно сказал Тильтиль. – Как ее ни верти, а вострый конечник так и будет показывать на деревню, в любой чащобе не заплутаешь. Потому по грибы и отпускают, и даже тех, кто нас помладше...

«Надо же, какие у них здесь штучки», – смятенно подумал Тарик, который в жизни о таких не слышал и не читал...

– Это коваль Гумбош такие делает, – пояснил Тильтиль, спрятав железку. – Как-то там с наговорными словами, папка говорил, как это мастерство прозывается, да я забыл, слово длинное, взрослое. Белое чу... белое чи... нет, не выговорить...

– Белое чародейство, – осенило Тарика.

– Ага, вот оно самое! Отец Гертон на коваля не серчает, папка говорит, супротив такого церква не злобится...

Ну конечно, что же еще! Это указатель⁵⁰ – сплошная наука, там крашенная в два цвета стрелка из притягушки, и один конец, как круглую коробочку ни верти, всегда показывает на запад, а другой – на восток. А эта железка может оказаться только чародейством, причем белым – ну понятно, ковали порой многое умеют, и не