Текст книги "Зачарованное озеро (СИ)"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

– Это еще кто?

– Ты у нее в спальне картины разглядывал?

– Ну, немного...

– Может, видел такую, где здоровенный псище бабу понуждает?

– А ведь видел... На другой, мне показалось, она же, только там не пес, а черный жеребец...

– Ага, Мрак. И баба, точно, одна и та же – графиня Ралу. Ты не бойся, Мрак только женщин жулькает, а вот Шалун – и женщин, и мужиков, и графа тоже. Чего кривишься? Сам попробуешь. А картины обе в позапрошлом году малевал худог из столицы. Славный какой-то, дворянин по рождению. Привезли его ночью, тайно. Пообещали две пригоршни золота, он и поверил, соблазнился, дуралей старый. Кто б его живым отпустил? Чтобы проболтался в столице? В Кровавое озеро сбросили, но сначала отравили за ужином – маркиза сказала, что столь известного мастера негоже убивать как простого мужика. Но сначала подождали, чтобы он еще две картины сделал – для маркизы и для графини. Вот такая у нас развеселая жизнь, привыкай к ней заранее, чтоб потом не ерепениться. Ты что смотришь жалостно, как пьянчуга на пустой последний жбан? Не помирай прежде смерти, Мрак тебя не отпробует, он только женщин жулькает. Шалун – другой расклад, но, говорю тебе с полным знанием дела, и к Шалуну можно притерпеться, это поначалу тягостно... У Лекаря всякие мази есть, чтобы не болело ни там, ни сям. Я-то и с тобой жулькаться буду, когда окажемся не заняты маркизиной службой. Ты мне по нраву, ты симпотный, с тобой будет приятно не просто для потешения маркизы с графиней, а для услады души...

Ялина говорила не злорадно, дружески даже, но Тарик ее сейчас ненавидел – за то, что с улыбочкой тянула его в ту грязь, где с головой бултыхалась сама... К его радости, она встала:

– Ну, пойду уж, а ты хорошенько подумай, как привыкать будешь, потому что тебе дороги назад нету: запрягли – так тяни воз, чтобы кнута не отведать...

Не оглядываясь прошла к двери и дернула рядом с ней какой-то шпенек. Слышно было, как в коридоре звякнул колокольчик, словно в вату завернутый – толстенная дверь гасила звуки. Ее кто-то выпустил, щелкнул замок, и Тарик остался один посреди тишины. Сел на кровать, стиснул руками голову. Мыслей было столько, что они путались, мешая друг другу, но над всем господствовал тоскливый ужас.

Отчего-то сразу верилось, что Ялина не врет, не запугивает его по наущению хозяйки, чтобы сделать сговорчивее, что здесь и в самом деле потаенно для большого мира происходит все то, о чем она рассказала. До чего хорошо и приятно было читать вечером жутики, растянувшись на постели, в покое и уюте, грызя орешки, прихлебывая фруктовое питье, кусая коврижку, но оказаться наяву посреди жутика, достойного пера Стайвена Канга... Жуть пробирает до костей...

Вот только нет подавленности, безнадежности, нет и все тут! В нем помаленьку росло и крепло что-то вроде яростной решимости бороться до последнего. Тарик не представлял, что тут можно сделать, когда ничего сделать нельзя, но воля к борьбе поднялась из глубин сознания, переполняя всего, и он готов был драться неведомо как и неведомо с чем...

И тут что-то произошло!

Он не смог бы это описать обычными человеческими словами, как до сих пор не мог описать, каким образом ему удается делать невидимыми стены, но оно, бесспорно, случилось.

Когда ярость и решимость переполнили его настолько, что голову и все тело, от пяток до кончиков пальцев, распирала непонятная жгучая боль, он словно собрал эту неведомую силу в невидимый комок и не руками, а как-то еще швырнул его в сторону двери, целя в замок...

И раздался явственный железный хруст, лязг, скрежет!

Еще не веря, Тарик на цыпочках подбежал к двери и, затаив дыхание, с замиранием сердца потянул на себя длинную фигурную ручку из начищенной бронзы. Дверь на ладонь отошла в комнату.

Массивный язычок замка словно бы провалился внутрь, будто вместо отлаженного механизма повстало скопище хлябкающих железок.

И никто из коридора не ворвался, а значит, там никого и нет. В самом деле, зачем оставлять на ночь караульного, если дверь может выломать только сказочный великан, а замок крепок и надежен? Болван, есть же способ безошибочно убедиться...

Не прикрывая дверь, – и вдруг замок сам собой придет в исправность и защелкнется, хороня всякую надежду на спасение! – Тарик вмиг убрал ее. Коридор был пуст, скупо освещенный настенной лампой...

Некогда раздумывать и удивляться, нельзя терять времени! Железные потроха замка оказались горячими, едва ли не раскаленными, и палец припекло, едва не обожгло, и эта боль доказывала: не сон, явь! Собрав денежки в кошельки, Тарик запихал их в карманы и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Чутко прислушался: покойная тишина, не долетает ни звука – ну да, время позднее, обитатели замка отошли ко сну, кто бы поставил в барском доме ночного сторожа с наказом неустанно бдить, зачем? Так, осмотримся...

Слева, в торце коридора, на который он прежде не обратил внимания, – высокая дверь, двустворчатая, в резных панелях, явно парадная. Не годится – безрассудно выходить через главное крыльцо, словно гость, из-за бессонницы решивший побродить вокруг замка...

Замысел был нехитрым, но никакого другого все равно не имелось. Подойдя к двери в кабинет, Тарик осторожно потянул ее на себя, и она подалась с пронзительным визгом – казалось, разнесшимся по всему замку и далеко вокруг, так что Тарик замер и втянул голову в плечи, словно черепахиус под панцирь. Однако никто не появился в коридоре, и Тарик проскользнул внутрь, закрыл дверь за собой и прижался к стене рядом с ней. Сердце бешено колотилось, словно бьющий в набат колокол. Время шло, но никто не входил. Глаза понемногу привыкли к полумраку – портьеры отдернуты неведомо с каких пор, и серебристый свет Старшей

Спутницы заливает обширную комнату. Как иногда бывает, самые обычные предметы кажутся незнакомыми, загадочными: книжные полки, стол на гнутых причудливых ножках, громадный мирообраз в углу – а портреты и погрудники словно бы зорко уставились на незваного гостя.

Наконец, обрадованный тишиной, Тарик подошел к главному окну и с ликованием души обнаружил, что оно закрыто на массивный кованый крюк, вполне себе фасонный, ничуть не похожий на простецкий в деревенском амбаре или его собственном сарае. Правда, пришлось повозиться, пока удалось кулаком выбить его наверх из кольца – притерся за три года. Все вокруг покрыто толстым слоем пыли – не подметали, видимо, со смерти хозяина. По полу от двери к окну протянулась аккуратная цепочка следов Тарика глубиной, пожалуй что, в палец – но тут уж ничего не поделаешь...

С усилием потянув на себя ручку на широкой раме, открыл окно настолько, чтобы пролезть. Снова тягучий скрип, короткое время настороженности – и снова никого...

Без труда вскарабкавшись на низкий широкий подоконник, Тарик порядком извозился в невесомой мягкой пыли, попадавшей в ноздри, вызывавшей неудержимое желание расчихаться на весь дом. С величайшим трудом его победив, Тарик спрыгнул вниз с высоты в половину человеческого роста и, не пошатнувшись, легко удержался на расставленных ногах – и не с такой высоты сигали, не падали! Чутко прислушался, огляделся...

Куда ни глянь – покой и благодать. Растущие не так уж густо деревья залиты серебристым светом, ни один листок не шелохнется – безветрие. Вдалеке покрикивает какая-то ночная птица – скрипуче, непуганно. Тишина такая, что уши ломит. Звездное небо над головой ясное и читается, будто книга: блистающей полосой, россыпью самоцветов протянулся Небесный Шлях, вон треугольник Оленя с самой яркой голубой звездой Лацал, вон желтоватый огонек Отшельника, в незапамятные времена названного так потому, что ни в одно созвездие не входит, сияет наособицу, вон Лесная Тигра, Ромашка, Ожерелье...

Он лучше всех в классе знал звездоведение, с некоторых пор Титор Перени ставил его в пример, и кое-кто из сотоварищей завидовал – звездоведение считалось самым трудным учением. И никто не знал, конечно, причины проявленного Тариком с некоторых пор усердия – моряку, пусть даже Юнгарю, звездоведение необходимо знать, как самые главные молитвы Создателю. Ну, положим, не каждому, а тому, кто лелеет честолюбивые мечты. Это на военных кораблях все до единого офицеры должны непременно быть дворянами, а на судах мирного плаванья и простолюдины выслуживаются. Пентюх обречен всю жизнь тянуть снасти и ставить паруса. Хороший знаток звездоведения может быстро подняться из Юнгарей в штурвальные, а если штурвальный еще и закончил Школариум, чем далеко не всякий Юнгарь может похвастать, при везении можно взобраться и выше: стать навигаре. Далеко не всем это удается, но возможность такая есть...

Так что Тарик легко наметил дорогу и по тому кусочку звездного неба, что был доступен взору: нужно идти как бы повдоль Небесного Шляха, оставляя его слева, беря чуть правее, на Отшельника – и выйдешь прямиком к Королевскому Шляху. До него, так прикидывая, самое долгое часа два быстрым шагом – а если попадется пустошь, по ней можно припустить и бегом, да и по редколесью так можно, не в темноте, не расшибешь лоб, нужно только смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о корневище или не ухнуть в яму, а то можно если не сломать ногу, то вывихнуть – тоже конец всему: утром, принеся узнику завтрак и обнаружив, что клетка пуста, а птичка улетела, непременно пустятся в погоню, Ялина упоминала вскользь, что у егерей маркизы и собаки есть – гончие и ищейки...

Как здесь обстоит со зверями? Старший брат Ялины однажды добыл волка, быть может, не так уж и далеко отсюда. Здесь пасут овец, а где овцы, там и волки. Правда, в эту пору хищные звери сыты (не только читал в книжках про их повадки, но и Тами немного рассказывала про леса и охоту, и вряд ли со зверьем в Арелате обстоит иначе, чем в Гаральяне).

Ночью на Королевском Шляхе путников гораздо меньше, но он вовсе не становится вымершим, так что рано или поздно, пустившись по нему пешком, услышишь за спиной едущую в Арелат повозку. С этой денежкой, что у него есть, подвезут охотно. Вряд ли погоня туда сунется – ночью там ездит Стража, в Покойном Круге лихих людей вешают без затей, и егеря маркизы не могут этого не знать – битый, надо понимать, народец, не деревенские вахлаки...

Вот именно, нужно возвращаться в Арелат как можно скорее. Чересчур опасно в одиночку ночной порой, да еще с погоней, что обязательно кинется следом с рассветом, пробираться в Тихую Пристань. От первоначального замысла отказываться не следует – откровенно говоря, еще и потому, что другого попросту нет. Впереди еще четыре дня перемирия, хватит, чтобы обернуться в Озерный Край и обратно – но уже обставив все иначе. Посовещаться с Тами, взять другого Ямщика (теперь он знает, как это делается), нанять нескольких вооруженных сыщиков наподобие Роли-Прыткого – вряд ли Тами пожалеет на это денежек. Меньше всего нужно беспокоиться, как уладить с родителями. Сердце подсказывает: там, в деревне рыбаря, сыщется что-то, что поможет...

Пора. Главное – не суетиться, не терять головы, сохранять хладнокровие. Столько прочитал о разнообразных беглецах, что накрепко уяснил: именно так следует себя вести, если хочешь уйти от погони...

Прочитал про себя молитву святому Бено, покровителю путников, – так всегда делал батяня перед дальней поездкой и его приохотил. И вошел в парк. Отойдя немного, оглянулся на замок – теперь он виден весь: здание в три этажа, высокая крыша, застывшие в безветрии затейливые флюгера. Ни одно окно не горит – спите, спите, и пусть ваш сон будет каменным, как в сказке о зачарованном злой колдуньей замке, чьи обитатели, от благородных хозяев до мышей запечных, проспали беспробудно шесть лет, пока не пришел белый колдунец и не снял злое заклятье...

Вряд ли парк настолько велик, что до ограды придется идти час. Во всех замках благородных господ непременно есть ограда – таков

их политес. Но именно ограда, а не стена. Дворяне долго, изо всех сил цеплялись за одну из своих старинных привилегий – возводить укрепленные замки. Но после мятежа неназываемого Принца, когда несколько замешанных в нем знатных господ по старинной привычке укрылись в своих замках и не все удалось взять быстро, освирепевший король Магомбер эту старинную привилегию отменил, грозя ослушникам лютыми карами. Почти все, зная нрав короля, стены с башнями срыли сами, а за немногочисленных строптивцев взялся с полками человек не менее решительный и жестокий, чем король: боевой бискуп Тирефар, назначенный Магомбером Главным Министром (тогда еще иные священники, случалось, водили полки, и только лет через пятьдесят, рассказывал отец Михалик, Церковь запретила всем своим служителям воевать, вообще проливать кровь).

Это в городах, где усадьбы дворян все же невелики, ограды делают из чугуна ажурного плетения, а в деревнях парки порой велики, вот как этот, так что и владетельный герцог на чугуне разорится. Ограды деревянные, те, которые Тарик видел, невысоки, и любой городской мальчишка, сызмальства лазивший по заборам, их легко преодолеет...

Ну да, так и есть! Впереди меж деревьями показалась ограда, а за ней, отсюда видно, чистое поле. Конечно, ничего похожего на крестьянские простецкие заборы – фигурные столбики, красиво вырезанные верхушки досок, меж которыми можно голову просунуть, а главное – высотой Тарику по грудь. Да мы такие ограды еще в Недорослях перемахивали...

Слева мелькнула высокая поджарая тень, и наперерез Тарику вышла огромная собака – точнее, сразу разглядел, кобель. Замер шагах в нескольких, осторожно наклонив голову, расставив передние лапы. Глаза посверкивали зеленым. Не меньше Лютого, только порода какая-то другая, хоть и не лохматый, но не такой гладкошерстый и хвост с бахромой – и неподвижен...

Если он кинется, ни за что не справишься со зверюгой. И если залает...

Нет, не лает, стоит молча, только раз из глотки вырвалось глухое ворчание. Бесполезно резко нагибаться к земле якобы за камнем – такая ухватка обращает в бегство лишь трусливых бродяжек. Здоровенный сторожевой пес такого не понимает и за угрозу не принимает, чем его можно пугануть – непонятно. Может быть, ничем...

Проверяя вспыхнувшую догадку, Тарик сделал шаг вперед – даже не шаг, а шажок. Пес моментально сделал выпад в его сторону, напрягся, верхняя губа задралась, обнажив внушительные клыки, раздалось неумолчное рычанье. Тарик отступил назад на два больших шага – и тут же рычанье смолкло, спрятались клыки, пес встал, как и прежде. Все с ним ясно. Сторожевых собак учат самым разным штукам. Иные, как у дядюшки Дамеса, впустят во двор любого чужака, улыбаясь и виляя хвостом, позволят даже в дом войти и узел хозяйского добра нагрести – а вот назад со двора ни за что не выпустят, а то и за глотку сгребут, на землю положат, как давеча Лютый Бабрата, – и лежи, пока хозяин не вернется. А этот, ясно, учен не подпускать одинокого чужака к ограде. Вот потому и не ходит вокруг замка караульщик – пес не вздремнет в уголке, не хлебнет водочки из пляшки, не заленится...

Хотелось взвыть от бессилия – Ялина о собаке ни словечком не упомянула, а он не догадался спросить... Стой, стой! Только не поддаваться страху! Что он сделал, чтобы замок разрушился? И не получится ли то же самое повторить? Лихорадочно Тарик пытался вспомнить, метнуть – ничего не получалось, хоть плачь...

Слева меж деревьев мелькнула непонятная фигура, в первый миг ошеломления принятая Тариком за привида: она метнулась совершенно беззвучно, у нее нет ни четких очертаний, ни, похоже, головы. Но тут же из широкого рукава появилась рука с длинным ножом с загнутым кончиком – а ведь привиды ножей не носят, у них никогда нет никаких вещей...

Лезвие блеснуло в серебристом свете. Пес не успел повернуть головы – проворная беззвучная фигура какой-то ухваткой сбила его наземь, нож взлетел, опустился, глухой стук – и фигура выпрямилась, а пес забился на земле, стуча лапами, испустив громкий

пронзительный визг, который, казалось, никогда не кончится. Фигура прянула на него, как сокол на добычу (Тарик насмотрелся ручных соколыдов), нож дважды взлетел и опустился – и визг оборвался, пес корчился все медленнее, как-то затухающе...

Фигура броском воткнула нож в землю, словно играла в любимую игру городских мальчишек «отрежь ломоть», выпрямилась. И прежде Тарик сообразил, что это не привид, а живой человек, а теперь окончательно понял, в чем дело: тот одет в просторный зеленый балахон с широкими рукавами. Вначале показалось, что головы нет, оттого что капюшон – с прорезями для глаз, ноздрей и рта – пошит наподобие широкого колпака. Такие охотничьи зеленые балахоны, в которых зверю трудно заметить человека среди листвы и кустов, Тарик видел пару раз в деревнях, где охотничали.

Фигура быстро пробежала пальцами сверху вниз по груди – ну да, по узлам, что моментально развязываются, стоит дернуть за любой из двух концов. Сбросила балахон – и Тарик, к немалому удивлению, узрел Ямщика Бальдера, разве что без шляпы и длинного кинжала на поясе. Двигаясь проворно, без единого лишнего движения, Бальдер присел на корточки, несколько раз вогнал нож по рукоятку в землю, очищая от собачьей крови, сунул его в сапог (там, конечно, к голенищу приделаны изнутри ножны), сноровисто свернул балахон в тугой рулон, перевязал извлеченным из кармана куском веревки по всей длине, проворчав: «В хозяйстве еще пригодится», выпрямился во весь свой немаленький рост, оскалил зубы в хищной улыбке:

– Ну, что стоим, как торчок у потаскуна? Бегом! Тут еще одна собака была: с ней обошлось без шума, а эта визготню подняла, мало ли что...

Пропустил Тарика вперед и побежал рядом, хозяйственно держа рулон в левой руке. Не раздумывая и не поддаваясь ненужным сейчас чувствам, Тарик ринулся к ограде. С маху поставил ногу на нижнюю перекладину, рукой ухватился за верхнюю – и вмиг перемахнул на ту сторону. Бальдер, стукнув сапогами, приземлился рядом. Оглянулся и зло выдохнул:

– Бесова задница! Точно: услышал кто-то, кто не отдыхал! Теперь и Тарик видел: одно из высоких больших окон первого

этажа зажглось, озарив ближайшие деревья парка, – судя по ровному яркому свету, в лампу щедро сыпанули «огневика»...

– Видишь лес вдали?

– Еще бы, – сказал Тарик.

Там, за широкой пустошью с росшими кое-где кучками кустов, виднелась зубчатая неровная полоска – лес.

– Урежь так, как в жизни не бегал! – шепнул Бальдер. Упрашивать Тарика не было нужды – он припустил так, как

никогда не бегал даже от собак караульщиков садов. Бальдер топотал рядом – безусловно, он мог бежать быстрее, но равнялся по Тарику. Леса они достигли довольно быстро.

– Убавь прыти, чтобы сгоряча лоб не расшибить!

Признав за спасителем право командовать, Тарик послушался.

Они быстрым шагом двинулись меж деревьев, и вскоре ему почудилось, что слышит вдалеке за спиной азартный собачий лай... нет: судя по тому, как нахмурился Ямщик, не почудилось. Однако Бальдер не прибавил шага, ворча:

– Живенько они подхватились... И все ж зажрались в глуши – добрая ищейка по следу идет молча, чтобы заметили ее поздно... Ничего, тут есть удобное местечко, как для нас приготовлено...

Меж деревьями Тарик увидел неширокий, не больше чем в два человеческих роста, медленный ручей – в нем золотистым, почти полным кружочком отражалась Старшая Спутница. Быстренько содрав сапоги, Бальдер сунул носки в карман, закатал штаны до колен и, держа сапоги в свободной руке, решительно шагнул в воду, подняв брызги:

– Делай, как я! Тут мелко, и дно песчаное!

Подождал, пока Тарик поступит так же, и быстро пошел по течению, высоко поднимая ноги, вздымая тучу брызг, самоцветами сверкавших в сиянии Младшей Спутницы. И в самом деле оказалось мелко – Тарику на ладонь выше щиколотки, а Бальдеру и того меньше. Тарик, ничуть не потерявший головы, догадался,

зачем это, не раз читал в книжках о приключениях: самые чуткие ищейки потеряют на берегу след и будут растерянно метаться, к ярости хозяев...

Они почти бежали, взметая веера сверкающих брызг. Нагретая за день солнцем вода нисколечко не холодила, и понемногу к Тарику стали возвращаться чувства – вернее, одно, заслонившее все остальные: ликующая радость оттого, что он вырвался из жути наяву, и еще запоздалое раскаяние за то, что думал о Бальдере плохо...

Долго они так шагали-бежали. Наконец Ямщик повернул вправо, выскочил на берег, и Тарик без команды последовал за ним. Поскользнулся мокрыми ногами на траве, но, взмахнув руками, удержал равновесие и не выпустил башмаков.

– Обуваемся! Тут змеи шныряют!

Мало приятного натягивать носки и башмаки на мокрые ноги, но в положении беглеца негоже привередничать... Перед ними простиралась обширная пустошь с невысокой полоской леса вдалеке. Тарик ждал, что раздастся команда припустить бегом, но Ямщик остался на месте, чутко прислушиваясь. Помаленьку и Тарик стал различать посреди ночной тишины собачий лай, и лицо Бальдера посмурнело. Он зло проворчал сквозь зубы:

– Надо же, не такие уж раздолбай они тут, в глуши... А впрочем, и глушь недалеко от столицы...

– Что? – решился спросить Тарик, не распознав в крепнущем собачьем лае никакой такой особой угрозы.

– Хваткие, мать их сучью, – ответил Бальдер, не поворачиваясь к нему. – Пустили собак по обоим берегам, чтобы точно определить, где мы выйдем. Эта ухватка не на зверя, на человека, песики не охотничьи, а людоловы...

Тарик и о таких читал, но сейчас не время хвастать книжными познаниями, приносящими в жизни мало радости...

– А теперь – вжарили!

И они вновь припустили бегом к далекому лесу – только теперь Ямщик довольно часто оглядывался через плечо, а когда Тарик последовал его примеру, скомандовал:

– Шею не вывертывай, под ноги смотри!

Собачий лай теперь раздавался беспрестанно, стал громче и ближе.

– Стой!

Тарик остановился, переводя дух. Пожалуй, теперь можно и оглянуться, самое время... Лишь сейчас он ощутил, что мокрые штанины противно липнут к ногам, да и кафтанчик от брызг промок до плеч – но сейчас на это наплевать...

Они пробежали по пустоши майлы две, не меньше, и ручей уже не виден, но с той стороны несутся два проворных темных комка, на глазах вырастающие в очертания собак, и, далеко от них отстав, поспешают люди – на таком расстоянии их не сосчитать. Они спустили собак, и от них не уйти даже бегом, а на деревья лезть – себя погубить. Похоже, их там много. А у Ямщика только засапожник, у Тарика нет ничего...

Но на лице Бальдера не было ни испуга, ни даже растерянности – одна хищная улыбочка. Спокойно глядя на приближавшихся со злобным лаем собак, на далеко отставших от них людей – теперь можно разобрать, что их пятеро, и в руках у них поблескивает железо, похожее на лезвия коротких галабард наподобие тех, что носят Стражники, а на поясах болтаются ножны длинных кинжалов, – Ямщик насмешливо приговаривал:

– Ну, давайте ближе, сучье племя, четверолапое и двулапое... Прыткие – видно, хорошо вас кормят... И все ж пентюхи вы тут – никакого огнестрела не видно, привыкли безоружных гонять... А вот мы, городские, знаете ли, кусучие, мы пироскаф видали в натуре и даже на нем езживали...

Неведомым образом его уверенность передалась Тарику: Ямщик спокойно стоял на расставленных ногах, его голос звучал насмешливо, без тени тревоги. Собаки уже на расстоянии пары выстрелов из лука...

Распахнув жилет, скрестив руки, Бальдер вырвал из-за широкого пояса два больших длинных предмета, навел их на вытянутых руках на ускоривших бег собак. Тарик не сразу узнал пистолеты,

которые прежде видел только на картинках, и тут дважды громыхнуло, сверкнули вспышки, в сторону собак метнулись струи густого дыма – и они на всем бегу осеклись, покатились по земле, упали и больше не шевелились. Их хозяева, пробежав еще пару шагов, застыли, послышались испуганные вопли – и они со всех ног кинулись бежать в ту сторону, откуда пришли.

Дым медленно таял в рассветном безветрии, витал запах гари, прежде не знакомой Тарику, – ага, вот как пахнет сгоревший горючий прах...

– Вот так, – сказал Бальдер, затыкая пистолеты за пояс. – Больше собак у них нет, иначе непременно прихватили бы. Если остальные и кинутся в погоню всей шайкой, опоздают... Ходу!

И они вновь пустились быстрым шагом по редколесью и бегом – по пустошам. Прошло не так уж много времени, и Тарик увидел плоский камень с закругленной верхушкой, поросший мхом, но не настолько, чтобы нельзя было разобрать глубоко высеченный герб – тот, что намозолил глаза в замке. Герб маркизы. Он уже видывал такие камни прежде, и у него вырвалось:

– Межевой знак!

– Он самый, – сказал Бальдер. – Кончаются угодья маркизы, и начинаются земли рыбарей. Теперь мы в безопасности.

– Точно?

– Объясню потом. Бегом! Мы уже близко...

Тарик замолчал и припустил по очередной пустоши. Через недолгое время опять потянулось редколесье, а там Тарик увидел привязанных к тоненькому молодому клену двух коней, запряженных в знакомую коляску, и с облегчением почувствовал себя так, словно после долгого, полного опасностей путешествия вернулся в безопасный и уютный родительский дом.

Фигура в балахоне с опущенным на лицо капюшоном выступила им навстречу. Отойдя в сторонку, тихонько перекинулась с Бальде-ром парой слов, после чего ушла в лес, моментально затерявшись среди низких крон и высокого кустарника, как и не было ее. Баль-

дер достал из ящика на облучке пузатую пляшку и надолго к ней присосался, запахло крепким напитком.

– А можно мне? – попросил Тарик.

Сделал большой глоток – это оказалась добрая водочка на каких-то ягодах, ничуть не дравшая горло, – ухитрился не закашляться и вернул пляшку, чувствуя, как приятное тепло чуток ударило в голову и растеклось по жилочкам.

– Хорошее лекарство от переживаний, правда? – усмехнулся Бальдер. – Ну что же, сударь Тарик... Не стоит особенно прохлаждаться – мы вне опасности, но береженого удача бережет... Два пути есть у нас: либо выезжаем на Королевский Шлях и возвращаемся в Арелат, либо, как и задумано, держим путь в Тихую Пристань, где нас уже ни одна собака не достанет...

– Едем в Тихую Пристань, – решительно сказал Тарик. – Раз уж вы говорите, что там мы в полной безопасности... – И поторопился добавить: – Нужно же выполнить отцовское поручение.

– Седок – барин, – серьезно сказал Бальдер. – Пришлось сделать изрядный крюк, но часа через полтора будем там. Я только кое-что сделаю, не помешает...

Достав из ящика небольшой мешочек, он сноровисто принялся за работу... Тарик видел это впервые и смотрел с живейшим интересом. В голых книжках писалось просто: сыщик, или разбойник, или пират «зарядил пистолет». Оказалось, дело непростое и долгое: вставив в дуло вороночку, Бальдер насыпал туда горючего праха, примял его палочкой с круглой рукоятью, забил тем же приспособлением большую круглую пулю, насыпал праха на полочку рядом с курком, повторил то же с другим пистолетом. Покончив с этим и заткнув пистолеты за пояс, принялся отвязывать коней. Весело поторопил:

– Ну, в путь!

Тарик обезьяном взлетел на козлы, чувствуя несказанную радость и облегчение. Кони неторопливо пошли по редколесью.

– Ну, и что же с вами случилось? – спросил Бальдер. – Дорога длинная, любопытно послушать...

Тарик принялся рассказывать, не пропуская сцен, которые его немного конфузили. Бальдер его внимательно слушал, лишь пару раз перебив вопросами.

– Ну что же... – сказал он, едва Тарик дошел до того места, когда путь ему преградил пес, и умолк. – Не самая удивительная история из всех, которые я слышал, но бесовски жизненная...

– Значит, все так и есть, как рассказывала эта Ялина? И Кровавое озеро, и все остальное?

– Наверняка, – сказал Бальдер. – Иные ошалевшие от безнаказанности благородные особы забавлялись и почище...

– Но здесь, в Покойном Кругу? В перегоне от Арелата?

– Ох, сударь Тарик... Где темнее всего?

– Под землей, в рудничном пробое, если гаснет свет...

– Темнее всего – под пламенем свечи... – сказал Бальдер. – Есть такая старая приговорка. Когда в следующий раз увидите горящую свечу, приглядитесь хорошенько... Представляю, каково вам там было...

– Я вам несказанно благодарен, что не бросили...

– Давайте внесем ясность, – серьезно сказал Бальдер. – Смею думать, я не самый плохой человек на свете, но уж всяко и не благородный рыцарь из балладино. Это все – правила чести нашего Цеха. Для Ямщика потерять седока – несусветный позор. Если об этом разнесется весть, собирается Цех. С виновника обдирают все знаки ремесла и поганой тряпкой гонят за ворота. Остается разве что провести остаток жизни возчиком на дерьмовозной бочке, но лучше уж сразу утопиться или повеситься на воротах...

– Все равно, – сказал Тарик. – Вы меня спасли с угрозой для собственной жизни, и я вас до конца жизни буду поминать в молитвах...

– Ну, благодарствуйте, – усмехнулся Бальдер.

– А как получилось, что...

– Ну, дорога длинная, а рассказ короче... Очухался я в задней комнатке, оказалось, часа через четыре. Пришел хозяин, исполненный живейшего сочувствия. Он, представьте себе, видел, как вы

украдкой подсыпали мне что-то в чарку, стоило мне отвернуться, а когда я повалился мордой в стол, закричали, что побежите искать лекаря, и пропали, как не бывало. А через часок прискакали двое Дорожных Стражников, и у них была гончая бумага с полным вашим описанием. Ежели вы не знаете, вы обокрали в Арелате своего хозяина и сбежали из города, а потом, уж неизвестно почему, решили от меня избавиться. Проверить не у кого – Стражники сняли с хозяина спрос и ускакали вас ловить...

– И вы не поверили?

– Ничуточки. Повидал жизнь и людей. Бывает, конечно, что Подмастерья или Приказчики, обокрав хозяев, пускаются в бега, но чтоб вот так... Даже для приличной голой книжки история не годится. И потом... Иногда очень важно не что рассказывают, а как и кто. Вот и хозяин у меня не вызывал ни малейшей веры, хоть говорил гладко и смотрелся честнейшим на свете человеком. Пару раз мне лошадиные барышники пробовали с такими же честными рожами втридорога жутких одров подсунуть. Есть у них всякие хитрушки, чтобы на недолгое время придать кляче вид справного рысака. Вот и тут быстро почуял брехню – но виду не показал, ясное дело. Рассудил так: деревня немаленькая, и не может же она вся поголовно состоять в заговоре? Заехал в укромное местечко, отодрал подкову у Пегаша – мол, потерял и не заметил. Пришлось ехать к здешнему ковалю, а он, на мое везенье, работой загружен, и подковы у него кончились, ковать надо. Вот я, чтобы не сидеть два часа у кузницы дураком, от нечего делать пошел по деревне болтаться, со здешними язык точить. И нашел вскоре шустрого мальчонку, что видел, как на заднем дворе вынесли с постоялого двора кого-то с мешком на голове и положили в карету. Гербов на ней не было, да все знают, что карета эта – маркизы, хозяйки этих мест. Мальчишки эти с некоторых пор за постоялым двором наблюдают всякую свободную минутку. Хозяин к сестре кого-то из них подходы бил, проходу не давал, а она его видеть не могла и на его денежку не польстилась. И его закусило: руками хватал, похабщину