Текст книги "Зачарованное озеро (СИ)"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Но однажды разбойники всего в паре перегонов от Арелата ограбили и убили лучшего кухаря короля Магомбера, единственного, кто умел хорошо готовить одно из любимых королевских яств. Магомбер рассвирепел, велел подать себе карту и циркулюс и собственноручно

и и А(%

вычертил круг половинной шириной в десять перегонов, то есть две сотни майлов. И уже назавтра бирючи прокричали с седел новый королевский указ: всем лихим людям, пойманным в пределах этого

46

Половинная ширина – радиус (ширина круга – диаметр).

круга, повелевалось там же на месте выкалывать глаза, после чего благородно отпускать их на все четыре стороны...

Стража начала выполнять королевский указ со всем рвением (злые языки говорили, что были и злоупотребления, которые все равно невозможно было исправить). Устрашась, лихие люди (Магомбер правил уже десять лет, и все накрепко уяснили, что с ним шутки плохи) хлынули во все стороны из этого круга, именовавшегося с тех пор Покойным Кругом, и – для пущей надежности – не показывались даже в местах, отстоявших от Круга майлов на полсотни...

С тех пор говорили, что Покойный Круг может исходить вдоль и поперек красивущая девственница с мешком золота, и не будет ущерба ни ей, ни мешку. Не слышно, чтобы кто-то это проверял на опыте, но все охотно верили, что так оно и будет... Однако в силу каких-то старинных привилегий Ямщики по-прежнему носили кинжалы и в Покойном Круге, как Почтари – шпаги.

Бальдер усмехнулся во все свои белоснежные зубы:

– Я вижу, сударь Тарикер, вы быстро углядели серебрушку, которую старый хрыч сронил по рассеянности?

– Ну, она лежала на самом виду... – в тон ему весело ответил Тарик. Взяв у него подорожную, Бальдер ее бегло проглядел, свернул в трубку и положил в деревянный ящик на облучке:

– Все в порядке, можно ехать. Давайте я вашу сумку в ящик для поклажи положу, а вы садитесь...

Тарик медлил. Ему не раз случалось ездить на извозчике, но здесь, думается, совсем другое дело: восседая в коляске в одиночестве, он выглядел бы, думается, глуповато. И он осторожно спросил:

– А рядом с вами на облучке нельзя? Я на Восточном Королевском Шляхе видел, что иные так сидят...

– Очень даже можно! – воскликнул Бальдер, ничуть не удивившись. – В дилижансах иные даже приплачивают, чтобы с Кучером сидеть. Обычно туда четыре человека влезает. А Подручного Кучер отправляет в задок, где поклажа. Даже иные платят, чтобы вожжи подержать. У Ямщиков не так: править никому не доверяем, но только рады, если седок на облучок садится, – скоротаешь время

в беседе. Вот только пересядете на облучок, когда мы из города выедем, иначе неполитесно будет...

Так и поступили. Отъехав менее майлы, миновав длинный, в три пролета, Северный мост со старинными статуями над перилами (неизвестно даже, кого они изображают, болтают разное, а толком не знают даже высокомудрые книжники), Бальдер придержал коней и обернулся – и Тарик проворно устроился на облучке.

Северный Королевский Шлях ничуть не отличался от виденных Тариком других: те же желтые камни, за века не знавшие сноса (болтают, святой Бено, дабы помочь мастерам, отловил и заставил месяц служить сильного беса, и тот вопреки своей натуре, скрипя зубами, укладывал камни денно и нощно). Те же майловые столбы, каменные, в рост человека, где циферки высечены глубоко, а вот королевский герб отлит из бронзы и крепится штырями. Это понятно: иногда сменяется династия, а с ней и герб. Что произошло всего год назад, когда на трон сел гаральянский князь Ромерик...

И попутчики, а также ехавшие навстречу были знакомы по прежним поездкам: конные дворяне, кареты с гербами и без гербов, габары с разнообразными грузами и пустые, коляски Ямщиков, военные повозки, крашенные в бордовый (иногда их сопровождали хмурые конники – значит, везли что-то посерьезнее сапог и сухарей). И вереница паломников, числом, как обычно, в дюжину, которых они обогнали, выглядела знакомо: все босиком, простоволосые, и мужчины и женщины одинаково одеты в серые балахоны до пят, с крючковатыми посохами. Среди них не так уж редко попадаются и дворяне, но без шляп, а дворянки – без украшений. Ага, их впереди идущий ватажник несет желтый прапорец с черным лебедем, птицей святой Вилегены, – значит, отправились к ее гробнице и шагать им не менее недели...

Когда сзади раздался отчаянный звон бубенцов, Тарик не удивился и не стал оглядываться. Как и следовало ожидать, посередине Шляха, которую всегда держали свободной для таких именно путников, вихрем промчалась коляска четверней – и очень быстро умолкли вдали грохот копыт, стук колес и трезвон бубенцов, с

которыми имели право ездить только Королевские Гонцы (конные и в колясках).

Быстро разговорились с Ямщиком, и как-то так само собой получилось, что в первую голову – о тех созданиях, что носят юбки и платья, а еще пленительней выглядят без платьев. Бальдер оказался холостяком: «Духу не хватает на такой подвиг, как женитьба, – усмехнулся он. – Да и не созрел я натурой и годами...»

Беседа протекала вполне политесно: они не ударялись в то, что именуется «жеребятиной» и «кроловскими забавами», но о многом говорили именно так, как говорят мужчины в отсутствие женщин. Спросив, насколько отвечает жизни расхожая приговорка «У Ямщика на каждой придорожной майле любушка», Тарик получил ответ, что это преувеличение («к великому сожалению», – блеснул зубами Бальдер), но все же дыма без огня не бывает. И Ямщик рассказал парочку занимательных историй – забавных и откровенных, но никак не пошлых. В свою очередь Тарик, не называя имени и не приводя подробностей, не без затаенной гордости поведал, что его подруга – из тех, кого с полным на то правом можно назвать «моя женщина», и все у них прекрасно.

«Верю, сударь Тарикер, – серьезно сказал Бальдер. – Ваши годовички частенько привирают, по себе помню, но лицо у вас, как выразился бы виршеплет, одухотворенное, а с такими лицами, я давно уяснил, не врут...» Польщенный таким отзывом, Тарик чуток развязал язык: признался, что его женщина – гаральянка с невиданными прежде сиреневыми глазищами. Бальдер сказал, что чуточку ему завидует: в Гаральяне он бывал и с тамошними сиреневоглазыми красотками, было дело, имел пылкие знакомства, но ни одна из них всерьез не затронула ни душу, ни сердце так, как неведомая ему женщина сударя Тарикера, – о простых приключениях не говорят со столь вдохновенным лицом...

На два голоса спели известное каждому Школяру «Балладино о прекрасной мельничихе». Юную красотку родители силком выдали замуж за богатого старика с доходной мельницей и прикопанным во дворе большим горшком с золотом. Урод сей превратил

молодую жену в прислугу за все, из скаредности не нанимая ни кухарку, ни служанок, тиранил и придирался, держал в обносках да вдобавок давно уже был негоден к исполнению супружеского долга. Не вынеся столь безрадостной жизни, мельничиха отправилась утопиться в омуте, но на лесной тропинке встретила молодого и красивого охотника. Тайная любовь длилась долго, и в конце концов монах-отшельник, грешивший, правда, любовью к темному пиву и охоте на диких кролей в угодьях местного барона, по всем церковным канонам объявил мельничихе церковную разлуку⁴⁷ «по причине неспособности супруга исполнять супружеские обязанности», ведь заповедано Создателем: в законной любви плодите детей, дабы не прервался род человеческий. Мельничиха вышла замуж за охотника, оказавшегося – вот неожиданность! – поместным графом, и все у них, умиленно заверил отшельник, будет прекрасно.

Потом Бальдер уже в одиночку спел «Балладино о придорожных невестах зухвалого Ямщика» – песню крайне игривую, но лишенную непристойностей. Потом, снова на два голоса, пели «Байсы постоялого двора» и «Ветреную швейку».

Одним словом, время не плелось ленивой улиткой, а за приятным провождением летело незаметно. Словно бы проехали совсем немного – а одолели перегон, и показался постоялый двор, немаленькое скопище строений, сараев и конюшен. Вопреки ожиданиям Тарика, Бальдер проехал мимо, не сбавляя аллюра.

– Не стоит останавливаться, сударь Тарикер, – пояснил он охотно. – Лошадки и не поморились толком. Конечно, надо бы дать им небольшой роздых, а самим перекусить малость. Но мы ж едем к озеру Колайтен, а там, на полпути, майлов через десять, на проселочной дороге стоит деревенька Фрыжак. К дороге там вплотную подступает поместье одной маркизы, она молодая, вдовая, но денежку умеет сшибить так, что иной торговец обзавидуется. Устроила там таверну «Услада странника», посадила распоряжаться надежного человека – и денежку гребет совком. Там яства

47

Церковная разлука – развод по всем правилам.

отменные, главным образом из свежайшей озерной рыбы, каких и в столице не отведаете – только в королевский дворец особые посланцы наметом возят в мешках с водой свежую рыбу тех пород, что в столицу попадают редко. И дворяне, и просто богатые люди, едущие в гостевые деревни, там останавливаются. И цены, доложу вам, вполне себе умеренные, и вино хорошее, и насчет чего прочего, – он ухарски подмигнул, – договориться можно легко... Вот я и подумал, что вам стоит это заведение посетить. Что скажете?

– Хорошая мысль, – не раздумывая кивнул Тарик.

Вино его не особо интересовало, и уж никак он не собирался промышлять насчет «чего прочего», а вот редких яств, каких и в столице сыщешь только в королевском дворце, следовало отведать, чтобы было о чем рассказать на ватажке: первое его самостоятельное путешествие за пределы столицы, каждая мелочь слушателям будет интересна, а уж такое...

И в самом деле, у коновязи стояли три верховых коня, карета с гербом на дверцах и еще одна, без герба, но богатая. Когда они подъехали, к ним живо подбежали двое служителей, Бальдер им велел обтереть коней соломенными жгутами, а потом напоить. И широким жестом пригласил Тарика войти.

Тарик на него всецело положился – и Бальдер уверенно выбрал столик на пустой галерее, заказал подавальщику блюда с незнакомыми Тарику названиями. Расторопный подавальщик заверил, что не позднее чем через четверть часа все будет готово, с пылу с жару, а пока что принесет прохладительное питье.

Появился приземистый мужчина средних лет, лицо у него добродушное, но глаза цепкие, вмиг окинувшие гостей так, словно искусный портной снимал безошибочно мерку на глаз. Ничего удивительного – простодушных тавернеро и хозяев постоялых дворов, особенно таких вот придорожных, не водится, они все славятся немалым знанием жизни и людей...

– Как поживаем, Кульдар? – с широкой улыбкой осведомился Бальдер. – Я вижу, маркиза тебя еще не повесила за утаенную денежку?

– Вечно вы с шуточками, почтенный Бальдер, – смиренно отозвался хозяин. – Кто ж вешать станет меня, ничтожного, за честную службу? Не прикажете ли, пока кухарь искусно суетится, подать жергень из первой ежевики? Только что первый сбор учинили, с верхушек, вы у нас с весны не были, так что не пробовали...

Бальдер посмотрел на Тарика, и тот кивнул: он в жизни не слышал о таком напитке, да и ежевику редко пробовал.

– Несите, – сказал Бальдер и, когда хозяин проворно удалился, тихо поведал Тарику: – Подворовывает, конечно, как все дворянские управители, но так искусно, что вряд ли когда попадется. А поскольку он вольный со стороны, вовремя уйдет со службы с набитой мошной и хорошо устроится – может, даже в столице...

Вскоре хозяин сам принес на подносе пузатый кувшин и две пузатые чарки – все фарфоровое, белое, расписанное зелеными листьями и сиреневыми (совершенно как глаза Тами) ягодами ежевики. Роскошная посуда, какую и на королевский стол, пожалуй, поставить не стыдно... Да, таверна не для бедного народа, но вряд ли цены такие уж ошеломительные: иначе Ямщик, знавший, что у Тарика всего-то пять золотых, предупредил бы. «Садимся это мы в роскошной таверне, и приносят нам ежевичный жергень, а это, надобно вам знать, редкостное питье...» – так и будет рассказывать на старой мельнице. Любопытно, а Бальдер берет малую долю с этого Кульдара за каждого седока, которого сюда привозит? О таком писалось в голой книжке – ну что же, ничуть не предосудительная ухватка, дело житейское...

– Первый раз в жизни пробую, – сказал Бальдер, наполняя сначала чарку Тарика, а потом свою. – Но пахнет заманчиво...

– Очень даже, – поддержал Тарик искренне.

Пахло и в самом деле приятственно – ягодами, лесной свежестью, еще чем-то вкусным. После долгих разговоров и пения у Тарика чуточку пересохло в горле, и он осушил чарку до дна.

Все перед глазами завертелось и поплыло, он еще успел осознать, что падает лицом на белую скатерть с такой же росписью, что и посуда, – и тут окружающий мир пропал...

...Он разлепил глаза. Казалось, ничего и не произошло, и он всего лишь вынырнул из сна – Тарик всегда просыпался быстро, моментально стряхивая сновидения. Во рту стоял какой-то странный привкус, а в остальном все как обычно. Без труда поднял голову и огляделся.

И решительно не понял, куда угодил.

Небольшая, но явно богатая комната, ничуть не похожая на нумер постоялого двора, пусть даже дорогого. Потолок расписан синими, алыми и черными орнаментами, стены обиты узорчатой тканью (вроде бы недешевым тисненым ситцем), низкая кровать, на которой он лежал без ботинок, в одних носках, из темного дерева – лакированного, покрытого искусной резьбой; такой же шкафчик при ней и два табурета. Никогда не бывал в дворянских домах, но подозревал, что они должны выглядеть примерно так, такими их описывают голые книжки: спокойная, ничуть не аляповатая роскошь...

Так... Его башмаки стояли у постели. Единственное окно задернуто свисающей до пола тяжелой портьерой (кажется, аксамитной) в тех же орнаментах, что на стенах и потолке... Окно!

Тарик вскочил с застеленной постели, с радостью отметив, что голова не кружится, перед глазами не плывет и чувствует он себя в общем как обычно, если не считать этого странного привкуса во рту, которым можно и пренебречь...

Бросился к окну, отдернул портьеру – и легче не стало...

За окном, близко, зеленеют густые липы. Как-то они упорядоченно растут, так что похоже на ухоженный парк дворянина или богача. (Тарик таких парков немало видывал в столице: дворянские, конечно, с улицы, а в тех, куда открыт доступ всем политесно одетым горожанам, бывал.) Именно что не дикий лес, а благоустроенный парк – ну да, вон в круге из невысоких фигурных плиток клумба с георгинами, которая может быть только плодом усилий садовника. Судя по теням и положению солнца, уже перевалило за полдень, день клонится к вечеру, так что в беспамятстве он пробыл не менее четырех-пяти часов...

А за стеклом – решетка. Ничуть не напоминает грубую тюремную с железными прутьями крест-накрест, но все же они толщиной с указательный палец взрослого мужчины. Хотя решетка выполнена в виде узоров из веток с листочками (кажется, кленовых), но выглядит столь же надежной, как тюремная...

Шпингалеты сверху и снизу поддались легко, и створки бесшумно распахнулись. Обеими руками Тарик взялся за крашенные в зеленый ветки, попробовал потрясти – не получилось: решетка осталась незыблемой. Надежно вмурована в каменную оконницу, такую не своротит и ярмарочный силач. Наружу, на волю, рука если и пройдет, то только до локтя. На воле – покойная тишина, пахнущая листвой и цветами...

Не теряя времени и без единой еще мысли в голове Тарик пробежал к резной двери (почему-то на цыпочках, не производя ни малейшего шума).

На высоте его груди на двери – железная коробка толщиной в палец, и на косяке есть такая же, только гораздо уже. Замочной скважины не видно, но очень похоже на врезной замок, что отпирается только снаружи, – у батяни на амбарчике при лавке точно такой же. Судя по трубкам-петлям, дверь открывается внутрь... Осторожно взявшись за вычурную дверную ручку из начищенной бронзы, Тарик попробовал отворить дверь в обе стороны – и ничуть не удивился, когда она не поддалась. Пусть и роскошная, но темница, расположенная, судя по высоте окна и парку с клумбой, на первом этаже богатого дома...

Отойдя от двери, Тарик уселся на удобный широкий табурет. Появились первые мысли, догадки и предположения. Поначалу они хаотично метались, мешая друг другу, но понемножку пришли в порядок, как оно и бывает в минуты опасности – а он определенно в опасности...

Не оставалось никаких сомнений, что в таверне его чем-то опоили и бесчувственного привезли сюда, то есть неизвестно куда. И появились сильные подозрения, что без Ямщика Бальдера тут

не обошлось: он знает хозяина, он завез Тарика в таверну, и здесь явно какой-то заговор...

Зачем? Он читал о похожем в голых книжках и слышал от груза-лей. В тавернах морских портов такие штуки в ходу: подходящему человеку подсыпают или подливают сонного зелья, бесчувственного волокут на корабль («Подвыпившего товарища ведем, господин Стражник!») – и невезучий бедолага приходит в себя в открытом море, где бежать некуда, так что поневоле приходится служить Матросом, пока не подвернется удобный случай сбежать. А если корабль окажется китобойцем, на сушу попадешь не раньше чем через годик, а то и поболее. Именно эта беда и приключилась с капитаном Фаулетом, когда он решил пуститься в морские странствия, сбежав из родительского дома, где жизнь была не мила, и попал на заметку портовым людоловам. Правда, корабль, на который его продали, не был китобойцем, и уже через два месяца в первом же порту Фаулет сбежал от зверя-капитана, тирана и скряги – с этого его приключения и начались...

Людоловы орудуют и на другом поприще – дурманят сонным зельем красивых девушек, за которых явно некому заступиться, и продают их в Бадахар. Но этот гнусный промысел процветает в иных местах, откуда до Бадахара гораздо ближе, – везти беспамятную девушку слишком долго и слишком далеко опасно, попасться можно и получить по полной...

Но Тарик-то не красивая девушка и не здоровый детина, как нельзя лучше пригодный для тяжелой матросской работы! Далековато отсюда до моря, да и нет нужды опаивать зельем: его годовичков-Юнгарей – точнее, желающих попасть в таковые – и так переизбыток...

Есть еще голая книжка, где знаменитый сыщик Роля-Прыткий преследовал шайку людокрадов, что похищала годовичков Тарика, а то и совсем маленьких детей, а потом требовала с родителей богатый выкуп. Но далеко не все, о чем пишут в голых книжках, является отражением жизни, и потом, там речь шла о детях дворян и богатеев, способных ради любимого чада отсыпать золото

горстями. Роля-Прыткий точно выяснил: похитители сначала долго изучали, могут ли родители раскошелиться на щедрый выкуп. А у батяни накопления невелики...

Если отбросить и то и другое, остается третье, о котором не хочется думать, но придется...

Ковен. Нашли лазейку, позволяющую обойти нерушимую клятву. За хорошую денежку наняли самых обычных людей вроде Бабрата и этого Карзубого. Известно ведь: черные способны оборачиваться не только пантерками, но и всяким зверьем и мелкими птицами. О замысле поездки в Озерный Край он говорил только в ватажке и в спальне Тами. На старой мельнице не было, скажем, летучей мыши, но среди мирных голубков, гугукающих на стропилах, могло оказаться... Обычно голуби изгоняют чужаков из мест своего постоянного обитания, но распространяется ли это на оборотней? В спальню Тами никто не залетал, но за обоями могла прятаться, например, необычная крыса. Любопытно, почуял бы ее Лютый?

Осененный дельной мыслью, Тарик подошел к стене и убрал ее вмиг – это далось так же легко, как прежде. И не увидел ничего, способного ему пригодиться: те же деревья, клумба с георгинами, широкая чистая дорожка, замощенная серыми каменными плитками, уложенными «елочкой», с желтыми бордюрчиками. Точно: поместье дворянина или просто богача, здесь наверняка такие есть... Только неизвестно, где это «здесь»: за несколько часов быстрые кони могли умчать очень далеко...

Перешел к противоположной стене, где стояла кровать, и убрал ее так же легко...

Открылась комната, больше всего похожая на кабинет ученого книжника, а никак не на темницу. Два больших окна, таких же аркообразных; под потолок уходят полки с кожаными книгами; висят портреты, и на подставках стоят погрудники⁴⁸ – те и другие изображают, судя по бородам, мантиям, беретам и всевозможным атрибутам высокого знания, прославленных ученых мужей, но Тарику они незнакомы все до одного, не видел прежде таких ни

48

Погрудник – бюст.

в Школариуме, ни в учебниках. Огромный стол с ножками в виде лап какого-то зверя – видимо, хищного, потому что такие когти вполне подошли бы какому-нибудь сказочному дракону или тем чудищам, что, по рассказам моряков, обитают на далеких островах. Громадный мирообраз в углу – чуть ли не в человеческий рост, нижняя половина в круге из черного дерева на фигурных балясинах.

Кабинет показался ему заброшенным, необитаемым: очень чисто, но стол пуст, если не считать большой вычурной чернильницы с затейливой крышкой, – нет ни бумаги, ни подставок с ручками. Порядок поразительный: все книги подровнены, как солдаты на королевском смотру, ни одна не лежит вне полок. В кабинете худога Гаспера беспорядка куда больше, и Джейми настрого заказано трогать стопки книг и вороха бумаг, она только метет полы и наполняет чернильницу...

Тарик закрыл стену – это зрелище ничего ему не дало. Теперь дверь... За дверью широкий коридор, стены покрыты резными деревянными панелями, почти напротив двери круглый сиреневый фонарь на выгнутой держалке (по светлому времени, конечно, не горит). На полу во всю ширину коридора – ковер в черно-золотых узорах. Ни одного человека не видно.

А если попробовать потолок? До этого он ни разу не пытался – дома и без того распрекрасно знал чердак, облазил его с малолетства и наизусть мог перечислить все, что там есть...

Получилось моментально, так же легко, как со стенами и дверью. И Тарик нерассуждающе шарахнулся к стене, чтобы ему не обрушился на голову массивный стол. Сообразив, что страхи напрасны, грустно и недолго посмеялся над собой: конечно же, стол и высокое кресло и не думали падать, потолок не исчез, он просто стал невидимым...

Торец длинного стола уходил туда, куда взгляд Тарика не достигал. Эта комната оказалась гораздо больше темницы, судя по всему – роскошная трапезная. И Тарик закрыл потолок, ничего особенно не разглядывая: это ничем не помогло бы. Увидел достаточно, чтобы

сделать вывод: он в большом и богатом особняке, вполне может оказаться, и дворянском...

Снова сел на табурет. Мысли больше не метались, но легче от этого не стало – он по-прежнему не понимал, куда попал и зачем его похитили. Упрямо вертелась одна догадка: без Бальдера здесь не обошлось. Хотя... С Бальдером они столкнулись чисто случайно. Все время Ямщик был у него на глазах, ни с кем словом не перемолвился. Правда, на недолгое время Тарик уходил в контору взять подорожную. Что ж, Бальдеру этого хватило бы, чтобы перекинуться словечком с неведомым сообщником, и тот галопом помчался в Озерный Край, чтобы тавернеро приготовил ловушку – сонное зелье... Не слишком ли все сложно, чтобы оказаться правдой? Ничего не понятно...

И ведь не в какое-нибудь сырое зловещее подземелье, обожаемое сочинителями голых книжек, его кинули связанным по рукам и ногам, как сыщика Ролю-Прыткого в одном из романов. Богатый особняк, где даже запертая снаружи темница роскошно обставлена – и уж, конечно, замок не приделали второпях специально для него: сразу видно, что тот на своем месте давно. Значит, тут бывали и другие пленники (не хочется думать о себе как об «узнике»), которых всегда держали под замком? И карманы...

Раньше надо было подумать! Тарик запустил руки в карманы – и быстренько убедился, что все его вещички остались при нем: и недешевый складешок дозволенной длины, с ручкой из желтого дерева с серебряными гвоздиками (подарок батяни на последний день рожденья), и лучший его гребешок – костяной, с резными фигурами коней (подарок мамани), и круглая жестяная коробочка с шариками жевательной смолки, и главное – оба кошелька, ничуть не потерявшие в весе. Все пять золотых Тами целехоньки, серебро и медь Тарик не стал пересчитывать: уж если золото не взяли, ими и подавно пренебрегли, да и кошелек вроде бы того же веса. Значит, денежка их не привлекла, это явно не грабеж – ну да, один здешний табурет стоит, пожалуй, больше, чем в обоих кошельках денежки. Что бодрости духа не прибавляет, наоборот. Одна из

любимых приговорок Роли-Прыткого: «Если в игре нет денежек, дело обстоит еще паршивее...»

Время ползло, словно престарелый черепахиус, и ничего не происходило: никто не входил, стояла покойная тишина. Тарик извелся от полной неопределенности, ерзал на табурете, иногда вскакивал, подходил к двери и напрягал слух – но снаружи не доносилось ни звука, словно в доме не было никого живого, кроме него.

И когда в замке звонко провернулся ключ, он, вот странность, ощутил не испуг, а радость: что-то да прояснится...

Оставив дверь чуть приотворенной, в темницу степенно вошел пожилой человек в опрятном платье, с бляхой Лекаря на груди – разве что бляха увенчана гербом, означавшим, что человек этот состоит на дворянской службе. Герб был Тарику незнаком, он вообще не разбирался в гербах, знал только герб худога Гаспера и несколько королевских – прежних династий и нынешнего короля Ромерика. Скудных познаний хватило только на то, чтобы понять: герб старый, потому как разделен надвое.

Незнакомец остановился шагах в трех и рассматривал Тарика спокойно, без любопытства. Тарик тоже таращился на него во все глаза. Лицо доброе (как у старухи Тамаж!), глаза не злые и не колючие, но это еще не причина отнестись к нему с доверием. Говорил же Роля-Прыткий: «Самый обаятельный человек, какого я знал, ради наследства отравил свою малолетнюю племянницу, а самый уродливый тридцать лет работал без платы в лечебнице для бедняков. Внешность, мой друг, сплошь и рядом ох как обманчива...»

В коридоре стоял кто-то еще. Послышался смешок, шумно переступили с ноги на ногу. Тарик терпеливо ждал. Роля-Прыткий давно бы ошарашил вошедшего табуретом по башке и кинулся в коридор, нимало не обинуясь ждущими там опасностями, – но Тарик знал, что не способен на такое свершение, и остался сидеть.

– Как себя чувствуете, сударь? – вежливо спросил незнакомец.

– Благодарствуйте, неплохо, – в тон ему ответил Тарик.

Он решил не задираться попусту, но изо всех сил показать, что сохраняет хладнокровие.

– Душевно рад, – сказал Лекарь. – Вас, наверное, несколько удивляет произошедшее?

– Не без того, – сказал Тарик.

– Не буду томить вас неизвестностью, – любезно сказал незнакомец. – Объяснение очень простое: благородная хозяйка поместья пригласила вас в гости.

– Странноватые же у вас способы приглашать гостей, – сказал Тарик, стараясь, чтобы его слова прозвучали без лишних чувств.

Лекарь собрал морщины в улыбку:

– Вы, должно быть, урожденный горожанин? У вас в городе одни обычаи, а в нашей деревенской глуши совсем другие... Не будем терять время попусту. Госпожа маркиза вас пригласила на вечерний ужин, а она терпеть не может, когда опаздывают к столу... Если вы вспомнили старые сказки, выкиньте их из головы: за ужином вам вовсе не отведена роль особого яства, такое случается только в книжках этого, как его... жирномордого такого сочинителя, которого прогнали за то, что он хотел Школярку прямо в классе охально изобидеть...

– Стайвен Канг! – вырвалось у Тарика.

– Возможно, возможно, я за такой низкопробной стряпней не слежу, разве что одолеешь от скуки эту непереплетенную дешевку в дилижансе, но чтобы помнить имя кухаря... Кто же помнит кухарей по именам? Не будем терять время попусту, – повторил он. – В доме госпожи маркизы гости должны подчиняться нехитрым правилам. Одно из них: к трапезе нужно одеваться так, как угодно госпоже. – Он повернулся к двери и громко позвал: – Ялина!

Вошла девушка в бордовом платье, с бляхой дворянской служанки на шее (тот же герб), неся на вытянутых руках одежду. Светловолосая и светлоглазая, вполне себе симпотная, вот только личико какое-то странноватое: словно исполнено тоскливого безразличия ко всему происходящему вокруг, да что там – ко всему на свете...

Не глядя на Тарика, подошла к постели, аккуратно разложила на ней одежду, словно не замечая ничего вокруг, вышла так же отрешенно.

Тарик пригляделся – и ощутил нешуточную оторопь. Блуза и штаны вполне мужского покроя, но они из синего тарлатана, сквозь который видны узоры покрывала. Что за дела у них тут творятся?

– Ну, аккуратненько снимайте с себя все и одевайтесь, – настойчиво поторопил Лекарь и, видя, что Тарик не двинулся с места, обернулся к двери: – А ну-ка сюда!

В комнату вошли и остановились рядом с ним двое широкоплечих верзил, одетые как лакеи из дворянского дома, с теми же гербами на ливреях и неприятными рожами. Уставились на Тарика с видом ученых псов, готовых выполнить любой приказ. Чем-то они напомнили Гочу и Гачу, хотя не похожи ни на них, ни друг на друга: туповатые ухмылки на широких рожах, не обремененных присутствием мысли, дубоватость осанки... Должно быть, именно такими близнецы будут, когда вырастут.

– Ну, чего сидишь? – спросил один.

– Шевелись давай, – поддержал второй. – Да ты не боись, у нас тут трубочистов нету, так что за целку в попе не беспокойся, никто ее ломать не будет, хы-хы!

Лекарь покосился на них с укоризной – впрочем, мягкой – и улыбнулся Тарику:

– Эти детинушки красноречию не обучены, но положение обрисовали очень точно. У нас в поместье нет людей, питающих противоестественную страсть к мужским задницам, так что с этой стороны вам ничего не грозит, сударь (верзилы глупо лыбились). Ежели будете копаться, они вам быстренько помогут переодеться. Госпожа маркиза не любит ждать, – в его голосе зазвенел металл. – Прошу!

Тарик распрекрасно понимал, что выхода у него нет ни малейшего. Верзилы выглядят глупыми, но двигаются проворно. Любого из них Тарик не одолел бы ни в драке, ни в борьбе, а уж двоих сразу... Что ж, надо подчиниться, а там посмотрим...

Он решился. Косясь на неподвижную троицу, снял свою одежду, аккуратно сложил на постель и напялил принесенное. Насколько

мог оценить, вид у него в прозрачном почти тарлатане был самый нелепый, даже идиотский, но Лекарь кивнул одобрительно:

– Ну вот, вы надлежащим образом одеты для вечернего ужина... Почти. Носки снять забыли.

– Да ты не боись, и босичком дошлепаешь в лучшем виде, – сообщил один из верзил. – У нас повсюду ковры постелены, а полы чисто метены, так что ноженек не замараешь...

Пришлось расстаться и с носками, и он, подчиняясь мановению руки Лекаря, вышел в коридор, где верзилы бдительно встали по бокам, словно поймавшие базарного воришку Стражники. Коридор оказался длинным, а ковер толстым и мягким, так что ноги погрузились по щиколотку. Впереди, в торце, – высокое окно, за которым виден тот же ухоженный парк. Они миновали широкую лестницу – фигурные балясины перил, прижатый медными прутьями к ступенькам ковер... Лестница ведет вверх – значит, тут самое малое два этажа, но это знание тоже ничем не поможет. Ага, эта дверь наверняка ведет в кабинет по соседству с его темницей... но и от этого никакого толку.