Текст книги "Темнеющее море"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Вбежал личный стюард Сэмпсона, почти ещё один Оззард, но с акцентом жителей трущоб Восточного Лондона. Он налил ещё вина и заметил: «Прошу прощения, сэр Ричард, но мой отец служил под вашим началом на фрегате «Ундина». Выпрашивает у любого, кто готов выслушать его байки на эту тему, глоток рома!»
Он вышел из каюты, и Болито посмотрел на тёплое вино. Снова семья. И всё же он даже не назвал ему своего имени.
Когда сумерки сгущались над пришвартованными кораблями, а огни на воде мерцали, словно светлячки, Болито услышал, как шлюпка зацепилась за цепи. Горстка оставшихся морских пехотинцев выстроилась по стойке смирно, и послышались приглушенные голоса, когда Сэмпсон приветствовал второго флагмана, посетившего его за несколько дней.
Болито обнаружил, что смотрит на сетчатую дверь, а Эвери стоит у кормовых окон, едва заметная тень в мерцающем свете свечи. Почему он сомневался, что Херрик придёт? Не из любопытства или дружбы, а потому, что он был и всегда был приверженцем долга и правильных процедур. Он никогда не проявит неуважения к приглашению капитана Сэмпсона, что бы тот ни думал.
«Это было самое худшее, – подумал Болито. – Он знал его так хорошо, пожалуй, даже слишком хорошо».
Морской часовой открыл дверь, и они вошли в освещенную свечами комнату.
Болито сразу же ждало два сюрприза. Он не мог вспомнить, чтобы когда-либо видел Херрика без формы, даже в более неформальной морской форме, и он
был потрясен, увидев, как он постарел за столь короткое время.
Херрик был одет в тёмный сюртук; он мог быть и чёрным, и лишь рубашка нарушала мрачность его облика. Он выглядел немного сгорбленным, вероятно, из-за ранения, полученного на борту флагманского «Бенбоу». Лицо его осунулось, вокруг рта пролегли глубокие морщины, но, когда он вошёл в пляшущие огни, его глаза остались такими же ясными и синими, как в тот день, когда Болито встретил его лейтенантом.
Они пожали друг другу руки, причем рукопожатие Херрика было по-прежнему крепким и сильным, как дубленая кожа.
Болито сказал: «Рад тебя видеть, Томас. Никогда не думал, что мы встретимся вот так».
Херрик взглянул на поднос со стаканами, который черный слуга протягивал ему для осмотра.
Он коротко спросил: «Имбирное пиво?»
Сэмпсон покачал головой и забеспокоился. «К сожалению, нет, сэр».
«Неважно». Херрик взял бокал красного вина и сказал: «Я тоже никогда так не думал, сэр Ричард. Но мы должны делать то, что должны, и у меня нет ни малейшего желания оставаться в Англии», – его голубые глаза стали спокойными, – «безработным».
Удивительно, но Болито вспомнил высокого морского пехотинца, который отметил «хорошие моменты на приёме у Хэмета-Паркера в Лондоне». Как он сказал, что отправка Херрика в Новый Южный Уэльс – это неправильно.
Херрик взглянул на Эвери, а затем на золотую ленту на его плече. «Другой, кажется, был назначен на другую должность?»
«Да. Теперь командует Стивен Дженур».
«Еще один счастливчик».
«Он это заслужил».
Херрик смотрел, как наполняется стакан, словно не помнил, что пил из него.
Затем он повернулся к капитану Сэмпсону. «Ваше здоровье, сэр, но я не завидую вашей задаче здесь». Обращаясь к каюте, он продолжил: «Странно, не правда ли, что, с одной стороны, мы ослабляем нашу оборону и бросаем людей и корабли, когда они крайне необходимы в других местах, просто чтобы найти и освободить кучу дикарей, которые изначально продавали друг друга работорговцам!» Он внезапно улыбнулся, и на секунду Болито увидел того упрямого, заботливого лейтенанта, которого знал. Херрик сказал: «С другой стороны, мы перевозим наших людей, как животных, нет, даже меньше, чем зверей, на судах, которые могут лишь унижать и ожесточать каждого мужчину и женщину среди них!»
Он сменил тактику и спросил: «А как поживают ее светлость, сэр Ричард, и девочка Элизабет? С ней все в порядке?»
«Леди Кэтрин в добром здравии, Томас». Даже обращение к нему по титулу было для него словно пощёчина.
Херрик серьёзно кивнул. «Простите. Я забыл».
Еда, которую приготовил Сэмпсон, оказалась на удивление аппетитной: основным блюдом была какая-то дичь и сочная рыба, также пойманная местными лодками.
Сэмпсон не замечал напряжения между двумя своими главными гостями или делал вид, что не замечает. К тому времени, как они добрались до фруктов и превосходного сыра, оставленного заезжим индийцем, он едва мог говорить, не заплетаясь.
Болито взглянул на него. Сэмпсон, тем не менее, был счастлив.
Херрик спросил: «У вас возникли важные дела, сэр Ричард? Кажется, они с вами обходятся неохотно. Возможно, мне будет лучше в колонии».
Лейтенант заглянул в каюту. «Мистер Харрисон, сэр, к вашим услугам, контр-адмиральский катер».
Херрик резко встал и посмотрел на часы. «В любом случае, вовремя». Он взглянул на капитана, но тот крепко спал, тихонько похрапывая, а на его оттопыренном жилете, словно от выстрела вражеского стрелка, лежали следы вина.
«До свидания, мистер Эйвери. Желаю вам всего наилучшего. Уверен, ваше будущее будет таким же блестящим, как и ваше происхождение». Болито последовал за ним, но не раньше, чем увидел горечь в этих карих глазах.
В относительной прохладе тёмной квартердека он сказал Херрику: «В его случае это неправда. Он получил свою долю разрушительного обращения».
«Понятно», – безразлично ответил Херрик. «Что ж, я уверен, ты подашь ему правильный пример».
Болито сказал: «Разве мы не можем быть друзьями, Томас?»
«А ты потом напоминал мне, как я бросил тебя, оставил бороться с трудностями, как когда-то?» Он помолчал, а затем совершенно спокойно сказал: «Если подумать, я потерял всё, что мне было дорого, когда умерла Дульси. А ты всё это бросил ради…»
«Для Кэтрин?»
Херрик пристально посмотрел на него в свете фонаря трапа.
Болито резко сказал: «Она рисковала всем ради вашей жены, а в прошлом году ей пришлось пережить вещи, которые оставили на ее теле шрамы, похожие на солнечные ожоги».
«Это ничего не меняет, сэр Ричард». Он приподнял шляпу, приветствуя сторонников. «Мы оба потеряли слишком много, чтобы требовать возмещения!»
Затем он исчез, а через несколько секунд лодка так сильно дернулась с цепей, что остался виден только кильватерный след.
«Как удачно я встретил вас, сэр Ричард».
Болито обернулся и увидел Аллдея у трапа шканца. «Что заставило тебя прийти?» Он уже знал.
«Я слышал кое-что. «О контр-адмирале Херрике, который отправляется на Марафон. Подумал, что я могу тебе понадобиться». Он наблюдал за ним сквозь темноту. Болито чувствовал это.
Болито коснулся его руки. «Никогда больше, старый друг». Он чуть не споткнулся, и алая рука морпеха протянулась к нему, чтобы помочь.
«Спасибо», – вздохнул Болито. Наверное, думает, что я пьян. Глаз у него болезненно затуманился, и он ждал, пока Олдэй покажет дорогу. Херрик даже не спросил его о травме, хотя знал о ней.
Если бы только письмо от Кэтрин. Короткое или длинное: просто увидеть его, прочитать и перечитать, представить её с распущенными по плечам волосами в их комнате с видом на море. Выражение её лица, когда она остановилась и коснулась губ ручкой, как он видел, когда работала с Фергюсоном над отчётностью. Я твоя женщина.
Он резко сказал: «Идите на корму. Мы промокнем, как вы это называете!»
«Капитан этого не одобрит, сэр Ричард!»
«Ему нет до этого дела, старый друг».
Олдэй с облегчением улыбнулся, радуясь, что пришёл. Судя по всему, как раз вовремя.
Они сели за заваленный яствами стол, и Эвери неуверенно произнёс: «Настоящий пир, сэр Ричард». Он казался нервным и встревоженным.
Болито потянулся за одной из бутылок.
Он сказал: «Будьте спокойны, мистер Эйвери. Сегодня здесь нет офицеров, только солдаты. Друзья».
Они торжественно подняли бокалы.
Эйвери сказал: «Тогда за друзей! Где бы они ни были!»
Болито чокнулся своим бокалом с остальными. «Да будет так!»
Он выпил, вспоминая Херрика в чёрном пальто. В следующем письме Кэтрин он не стал упоминать о провале их встречи. Она, должно быть, уже знала, а он продолжал надеяться.
Все было кончено.
9. Интрига
Льюис Роксби, сквайр, землевладелец и мировой судья, не без оснований прозванный Королем Корнуолла, стоял у подножия колокольни церкви короля Карла Мученика, его глаза слезились от холодного ветра с Каррик-Роудс. Рядом с ним викарий знаменитой церкви Фалмута монотонно рассуждал о необходимости дальнейших изменений интерьера, чтобы воскресные школы, которые он помог основать, могли быть расширены и открыть дневную школу. Но сначала нужно было поработать над крышей, и нужно было что-то предпринять, чтобы предотвратить распространение гнили в колокольне.
Роксби прекрасно понимал, как важно помогать церкви и общине, или, вернее, быть на виду. Ричард Хокин Хиченс, по его мнению, был достаточно хорошим священником и очень интересовался образованием местных детей, находившихся под влиянием церкви. Сам ректор Фалмута посещал это место лишь изредка, и его последнее появление было на поминальной службе по сэру Ричарду Болито, который, как тогда считалось, пропал без вести в море на «Золотистой ржанке».
Роксби помнил дикое возбуждение, когда двое лейтенантов Адама примчались на площадь с вестью о том, что Болито спасён. Слова несчастного ректора потонули в шуме, когда люди хлынули к разным гостиницам, чтобы отпраздновать.
Он заметил, что священник перестал говорить и пристально смотрит на него.
Роксби прочистил горло. «Ну да, в этом есть определённая ценность». Он увидел замешательство мужчины и понял, что ошибся. «Я разберусь. Полагаю, это действительно необходимо».
Казалось, это сработало, и викарий лучезарно улыбнулся ему. Роксби резко развернулся, злясь на себя, зная, что это обойдётся ему дороже. Он увидел свою лошадь, ждущую рядом с конюхом, и в голове у него промелькнули более радостные мысли о следующем охотничьем бале, который он устроит.
Жених сказал: «Она сейчас придет, цур».
Роксби наблюдал, как леди Кэтрин Сомервелл на своей крупной кобыле выехала из-за угла у «Королевской головы» и двинулась через площадь. Если задуматься, название для гостиницы – довольно безвкусное, подумал Роксби, учитывая судьбу короля Карла.
Он снял шляпу и старался не смотреть на неё. Она была одета с головы до ног в тёмно-зелёный бархат, а капюшон, частично надвинутый на волосы, подчёркивал красоту её черт.
Он попытался помочь ей спуститься, но она высвободила одну ногу из стремени и без усилий приземлилась рядом с ним. Он поцеловал её руку и даже сквозь толстую перчатку для верховой езды учуял аромат её духов.
«Как хорошо, что ты пришел, Льюис».
Даже её легкое обращение к нему по имени заставляло его дрожать. Неудивительно, что его зять влюбился в неё.
«Ничего приятнее представить себе не могу, дорогая». Он взял её за локоть и повёл за угол бакалейной лавки. Он извинился за поспешность и добавил: «У викария голодный вид. Боюсь, он может придумать что-то ещё!»
Она легко шла рядом с ним и почти не колебалась, когда они вышли из-под защиты домов, и резкий ветер натянул капюшон ей на плечи. Роксби уже задыхался и изо всех сил старался скрыть это от неё, как и от своей любимой жены Нэнси. Ему и в голову не приходило, что, учитывая его обильное питьё и обильное питание, это неудивительно.
Роксби сказал: «Я должен предупредить тебя, моя дорогая, что то, что ты задумал, может обернуться дорогостоящей неудачей».
Она посмотрела на него, и на её губах мелькнула лёгкая улыбка. «Я знаю.
И я благодарен за ваши советы и заботу. Но я хочу помочь поместью. Какой прок от урожая, если цены контролируются рынком? Есть много мест, где нужны все виды зерна, где неурожаи стали обычным делом, вплоть до нищеты.
Роксби наблюдал за ней, всё ещё озадаченный её участием. Он знал, что она выручила кучу денег из имущества покойного мужа, но он бы предпочёл, чтобы она потратила их на одежду, драгоценности, недвижимость и тому подобное. Но он знал, что она настроена очень решительно, и сказал: «Я нашёл судно, которое вы искали. Это «Мария Хосе», и оно стоит в Фоуи. Я поручил другу осмотреть его. Он хорошо знаком с призовыми судами».
«Приз?»
Роксби продолжал спешить рядом с ней, подстраиваясь под её шаг. «Её похитили налоговые грабители. Контрабандистка. Можешь сменить имя, если хочешь».
Она покачала головой, так что прядь её тёмных волос выбилась из расчёски и развевалась по ветру. «Ричард говорит, что менять название судна – к неудаче». Она посмотрела на него прямо. «Полагаю, мне не нужно спрашивать, что случилось с её командой?»
Он пожал плечами. «Они больше никогда не будут заниматься контрабандой, дорогая».
«Мы близки к Фоуи?»
«Примерно в тридцати милях по главным дорогам. Но если погода испортится…» Он помолчал в нерешительности. «Я бы не отпустил вас без охраны. Я бы сам пошёл с вами, но…»
Она улыбнулась. «Думаю, это мало что даст твоей репутации».
Он покраснел. «Для меня будет честью, Кэтрин, я горжусь тем, что смогу взять тебя с собой. Но я нужен здесь до зимы. Ты можешь сделать остановку в Сент-Остелле – у меня там друзья. Я всё устрою». Его тон подразумевал: «Если тебе нужно идти».
Она смотрела мимо него на белые кошачьи лапки, крейсирующие вокруг стоящих на якоре торговых судов, на лодки под веслами, которые швыряло из стороны в сторону, пока они занимались своими делами. Она чувствовала холод даже сквозь плащ. По воде плыли листья, а голые деревья блестели и были черными от ночного дождя. И всё же был всего лишь октябрь, по крайней мере, ещё несколько дней.
Она обсуждала предполагаемую покупку судна с адвокатом, который приехал из самого Лондона, чтобы подтвердить её планы. Он был так же скептичен, как и Роксби. Только Фергюсон, однорукий стюард, проявил воодушевление, когда она ему всё объяснила.
«Прекрасное, надёжное судно, леди Кэтрин, способное дойти до шотландских портов или, если понадобится, до Ирландии. Они не понаслышке знакомы с голодом. Им это будет очень кстати, правда!»
Роксби воскликнул: «Вон один!» Он указал хлыстом, и его лицо от резкого воздуха стало еще краснее обычного.
Две мачты? Она посмотрела на него, и в ее темных глазах читался вопрос. «Бриг?»
Он скрыл своё удивление от того, что она знает такие вещи. «Не просто бриг, а угольный бриг, широкий в ширину и с глубокими трюмами, что делает его надёжным судном для любого груза».
Она прикрыла глаза от солнца и смотрела, как угольный бриг медленно поворачивает и направляется к входу в гавань; его тяжелые загорелые паруса обрамляют мыс и батарею на склоне холма Сент-Моуз.
Две тысячи фунтов, говорите?
Роксби мрачно ответил: «Боюсь, гинеи».
Он увидел ту же озорную улыбку, которую видел за своим обеденным столом. Она тихо сказала: «Посмотрим».
Видя ее решимость, Роксби сказал: «Я это устрою. Но это вряд ли работа для леди, и моя Нэнси отругает меня за то, что я это допускаю!»
Она вспомнила молодого гардемарина, ближайшего друга Ричарда, того, кто отдал своё сердце девушке, которая впоследствии вышла замуж за Роксби. Знал ли об этом Роксби? Горевала ли сестра Ричарда по юноше, погибшему так рано?
Это заставило ее вспомнить об Адаме и задаться вопросом, удалось ли Ричарду уже поговорить с ним.
Роксби сказал: «Я поеду с тобой. Мне по пути». Он поманил конюха, но она уже села в седло.
Они ехали почти молча, пока крыша дома Болито не показалась сквозь лохматые, обдуваемые ветром деревья. Надёжный, крепкий, неподвластный времени, подумал Роксби. Он представлял, что когда-нибудь предложит ему купить его, когда здесь дела шли плохо.
Он искоса взглянул на женщину в зелёном. Это было в прошлом. С такой женщиной его зять мог сделать всё, что угодно.
«Вскоре вам придется снова поужинать с нами», – любезно сказал он.
Она натянула поводья, и Тамара ускорила шаг, увидев дом.
«Это очень мило с вашей стороны. Но как-нибудь потом, да? Пожалуйста, передайте Нэнси мою любовь».
Роксби смотрел ей вслед, пока она не прошла сквозь обветренные ворота. Она не придёт. Пока не узнает, пока не услышит что-нибудь о Ричарде.
Он вздохнул и повернул лошадь обратно на трассу, а его конюх побежал рысью позади него на почтительном расстоянии.
Он старался думать о чём-то занятом, отвлекаясь от прекрасной женщины, которая только что ушла от него. Завтра его утро будет насыщенным. Двое мужчин были пойманы на краже кур и избили сторожа, который бросил им вызов. Ему придётся присутствовать при их повешении. Это всегда привлекало толпу, хотя и не такую большую, как на разбойника или пирата.
Мысль о пиратах заставила его снова задуматься об угольном бриге. Он снабдит леди Кэтрин рекомендательным письмом для друзей, а также письмом, которое они могли бы оставить только им. Он был польщён тем, что мог оказать ей хоть какую-то защиту, даже если не одобрял её миссию в Фоуи.
Он чувствовал усталость и смутную подавленность, когда добрался до своего величественного дома. Подъездная дорога и хозяйственные постройки были ухожены, стены и сады в хорошем состоянии. Многое из этого сделали французские военнопленные, по большей части обрадовавшиеся освобождению от тюрем или, что ещё хуже, от каторжных судов. Это снова вселило в него милосердие, и он был в лучшем расположении духа, когда жена встретила его в холле, переполненном новостями. Похоже, Валентин Кин, ставший коммодором, и его молодая невеста заедут к ним, прежде чем Кин получит какую-то новую должность.
Роксби обрадовался, но нахмурился и сказал: «Если они приведут с собой этого мерзавца, держите его подальше от меня!» Потом рассмеялся. Нэнси было бы полезно иметь компанию. Он подумал о Кэтрин. И о ней тоже.
«Мы пригласим несколько человек, Нэнси».
Она мягко спросила: «Как поживает Кэтрин?»
Роксби сел и подождал, пока слуга снимет с него сапоги, пока другой слуга подошёл с кубком бренди. Будучи мировым судьёй, он счёл благоразумным не вдаваться в подробности происхождения этого напитка.
Он задумался над ее вопросом.
«Скучаю по нему, дорогая. Изо всех сил старается скоротать дни».
«Ты восхищаешься ею, Льюис, не так ли?»
Он взглянул на её прелестное лицо и глаза, которые в пылкой юности казались ему цвета летней лаванды. «Никогда не видел такой любви», – сказал он. Когда она подошла к его стулу, он обнял её за внушительную талию, которая когда-то была такой тонкой. «Кроме нашей, конечно!»
Она рассмеялась. «Конечно!»
Она обернулась, когда дождь внезапно забарабанил по окнам. Роксби, будучи земным землевладельцем, мог не обращать на это внимания. Но она была дочерью моряка и сестрой самого уважаемого офицера флота после смерти Нельсона, и она вдруг пробормотала: «Господи, быть в море в такой день…»
Но когда она взглянула на него, Роксби задремал у огня.
У неё есть всё, говорила она себе. Великолепный дом, видное положение в обществе, двое прекрасных детей и муж, который её очень любил.
Но она никогда не забывала молодого человека, который предложил ей своё сердце много лет назад, и иногда во сне она всё ещё видела его в синем пальто с белыми заплатками на воротнике, с открытым лицом и светлыми волосами, как у Валентина Кина. Но сейчас она думала о нём так, словно он всё ещё где-то там, бросая вызов морям и штормам, словно однажды он может прийти к дому, и ни один из них не постарел бы и не изменился.
Она почувствовала ком в горле и прошептала: «О, Мартин, где ты?»
Но ответил только дождь.
Леди Кэтрин Сомервелл вошла в спальню и остановилась, прислушиваясь к тому, как сильный дождь барабанит по крыше и льется из переполненных желобов.
В камине весело пылал огонь, и, несмотря на пронизывающий холод снаружи, здесь было тепло и уютно. Она приняла горячую ванну, и тело всё ещё покалывало от растирания Софи спины и плеч. Хорошо, что она не задержалась дольше в Фоуи или у друзей Роксби в Сент-Остелле: любая дорога, даже дорога для дилижансов, была бы затоплена или превратилась бы в грязную ловушку как для лошадей, так и для экипажей.
Все были к ней добры, и даже призовой агент в порту в конце концов смог преодолеть свое удивление от общения с женщиной.
Она налила Грейс Фергюсон немного кофе, рядом с которым кто-то незаметно поставил бокал коньяка.
Было приятно вернуться домой, особенно когда она обнаружила, что Валентин Кин и его молодая жена прибыли в дом как раз перед ней.
Она представила их сейчас в большой комнате в конце коридора. Возможно, в объятиях друг друга, уже измученные любовью. Или молчаливые, как за ужином, неспособные думать ни о чём, кроме того, что скоро расстанутся. Коммодор Кин, как сейчас, был полон новостей о своём маленьком сыне, которого они оставили в Хэмпшире. Одна из сестёр Кина настояла на том, чтобы позаботиться о малыше, чтобы они могли вместе совершить это путешествие.
Кэтрин задавалась вопросом, не было ли настоящей причиной желание пощадить её чувства, ведь она однажды сказала Зенории, что не может иметь детей. Она не сказала ей, почему, и не собиралась.
Всякий раз, когда она уговаривала Кина рассказать о его новом назначении, она видела боль в глазах Зенории. Разлука так скоро после ужасной гибели «Золотистой ржанки» и их новая встреча, их радость от рождения сына – всё это могло быть потеряно, как только Кин присоединится к его эскадрилье.
Она почувствовала укол ревности, когда Кин упомянул о вероятности встречи с Ричардом до или после того, как он поведёт свои корабли в Кейптаун. Будет вторжение
Кин был уверен, что Маврикий положит конец нападениям на торговые пути раз и навсегда.
«Это будет трудно, Вэл?»
Кин казался почти отстранённым. «Остров всегда легче защищать, чем захватывать. Но если удастся выделить достаточно солдат, и с сэром Ричардом у руля, это должно быть возможно».
Кэтрин не осмелилась взглянуть на девушку, когда Кин воскликнул с внезапным энтузиазмом: «С Адамом мы снова будем как одна семья!»
Возможно, и это прошло. Морякам пришлось уйти в море: даже бедняге Олдэю пришлось сделать трудный выбор.
Она подумала о письме, которое ждало её по возвращении из Фоуи. Ричард написал его в Гибралтаре. Она внезапно взглянула в окно: дождь стих, и яркий луч лунного света пронзил дом. Ноябрь, и его первое письмо. Возможно, оно ознаменует прибытие многих других.
Это было письмо, полное любви и нежности, которое было ещё более трогательным, учитывая, сколько миль разделяло их. Он мало писал о «Валькирии» и её капитане, даже об Адаме – почти ничего, кроме того, что они покинут Скалу, не дожидаясь Анемоны.
Каждый день без тебя – это препятствие, дорогая Кейт, и если ты не приходишь ко мне в ночные дежурства, всё моё существо жаждет тебя. Несколько ночей назад, когда мы обходили мыс Финистерре, и ветры пытались выбросить нас на берег, ты пришла ко мне. Каюта была чёрной, как смоль, но ты стояла у кормовых окон, твои волосы развевались на ветру, хотя вход был закрыт. Ты улыбнулась мне, и я бросился обнять тебя. Но когда я поцеловал тебя, твои губы были как лёд. Тогда я остался один, снова полноценный мужчина благодаря силе, которую дал мне твой визит.
Она села на кровать и снова открыла письма. Застенчивый, порой излишне чувствительный, он был человеком, который отдавал так много, в то время как другие требовали большего. Легче защищать остров, чем захватить его. Как и другие, она узнала мнение Кина. Этому он научился у Ричарда. Как и другие, с которыми она познакомилась. Оливер Браун, Дженур, а вскоре, возможно, и его новый флаг-лейтенант, Джордж Эйвери.
В следующем месяце они все будут готовиться к Рождеству. Как же быстро оно снова наступило. И всё это время она будет жаждать новостей, ждать почтальона, писать ему и гадать, как каждое письмо до него дойдёт.
Она погладила кровать рукой. Там, где она отдавалась, снова и снова. Кровать была заправлена, и Софи, как всегда, приготовила для неё платье.
Как Зенория воспримет это последнее расставание? Она едва успела оправиться от последнего, когда пришла ужасная новость о кораблекрушении.
Адам сам сообщил ей эту новость. Тогда ли это и случилось?
Она встала и подошла к окну. Большая часть облаков рассеялась, а те, что всё ещё двигались в сторону влажного юго-западного ветра, скользили по лунной дорожке, словно твёрдые предметы.
Кэтрин подняла платье и несколько мгновений стояла обнаженной, бросая тяжелый халат на стул.
Она смотрела на высокий зеркальный столик, где стояла с Ричардом, наблюдая, как его рука с изысканной медлительностью обнажала её тело. Сильная рука скользила по её телу, исследуя его, как она сама его умоляла.
Затем она снова встала у окна и распахнула его, хватая ртом воздух, когда резкий воздух обрушился на ее наготу.
«Я здесь, Ричард. Где бы ты ни был, я с тобой!»
И в наступившей тишине ей показалось, что она услышала, как он зовет ее по имени.
Сэр Пол Силлитоу остановился у одного из высоких окон здания Адмиралтейства, глядя на кареты, блестящие, словно полированный металл, под непрекращающимся моросящим дождём, и размышлял, как и почему он должен терпеть такое существование. У него было два поместья в Англии и плантации на Ямайке, где он вскоре сможет прогнать холод из своих костей.
Он точно знал, почему он это сделал, и даже это минутное недовольство было всего лишь проявлением его собственной нетерпеливой натуры.
Ноябрь, только три часа дня, а он уже не мог как следует разглядеть дорогу. В Лондоне было сыро, холодно и уныло.
Он услышал, как адмирал сэр Джеймс Хэметт-Паркер вернулся в комнату и спросил: «Готова ли эскадра к отплытию, сэр Джеймс?» Он слегка повернулся и увидел тяжесть беспокойства на лице адмирала. Хэметт-Паркеру, возможно, было труднее справиться с этим проектом, чем он предполагал. Он вдруг вспомнил о Годшале, который теперь был в Бомбее. Даже он был в чём-то лучше; он наверняка нашёл бы женщину, которая облегчила бы его бремя. Силлитоу знал, что жена Хэметт-Паркера умерла. Он улыбнулся про себя. Вероятно, от скуки.
«Я сегодня послал весточку. Как только коммодор Кин будет доволен, я прикажу ему готовиться к выходу в море».
Он посмотрел на Силлитоу, едва скрывая неприязнь. «А что премьер-министр?»
Силлитоу пожал плечами. «Когда герцог Портлендский решил уйти с этой почётной должности, как он утверждал, из-за плохого здоровья, мы были готовы принять изменения, по крайней мере, в стратегии. В следующем месяце нас ждёт новый тори, Спенсер Персиваль, который со временем может добиться большего успеха, чем герцог».
Хэметт-Паркер был поражён тем, как легко Силлитоу так открыто выражал своё презрение. Это было опасно даже среди друзей. Хуже было некуда.
«Вы понимаете, сэр Джеймс, что без надлежащего руководства мы подвергаемся всевозможным опасностям».
Французы?
Прикрытые веки Силлитоу заблестели, когда он ответил: «На этот раз французы не враги. На этот раз гниль идёт изнутри». Он снова проявил нетерпение. «Я говорю о Его Величестве. Неужели никто не видит, что он буйный сумасшедший? Каждый приказ, на море или на суше, должен быть ему представлен».
Хэметт-Паркер взглянул на закрытые двери и с тревогой ответил: «Он – король. Долг каждого —…»
Силлитоу словно набросился на него. «Тогда вы глупец, сэр! Если эта кампания на Маврикии провалится из-за его уклончивости, вы воображаете, что он возьмёт на себя вину?» Он заметил внезапное беспокойство на суровом лице адмирала. «Божьей милостью, помните? Как монарх может быть ответственным?» Он постучал пальцами по столу. «Он безумен. Но вы станете козлом отпущения. Впрочем, вы же всё знаете о военно-полевых судах. Вам не нужно напоминать».
Хэметт-Паркер резко ответил: «Я больше не потерплю вашей дерзости, чёрт возьми! То, что вы описываете, – это измена!»
Силлитоу снова взглянул на дорогу, когда мимо проскакал отряд драгунов в черных от дождя плащах.
«Его старший сын однажды будет коронован. Молитесь, чтобы не было слишком поздно».
Хэметт-Паркер заставил себя выпрямиться в кресле. Силлитоу, казалось, чувствовал себя с ними непринужденно, независимо от того, кто пользовался вниманием премьер-министра или даже королевской семьи. Он старался не думать о своём роскошном доме, который раньше принадлежал Энсонам. Как и Годшейл, он мог потерять всё. Даже лорды Адмиралтейства больше не были застрахованы от наказаний.
«Вы хотите сказать, что народ не любит своего короля?»
Силлитоу не улыбнулся. Адмиралу пришлось дорого заплатить за столь нескромный вопрос.
«Было бы справедливее сказать, что король не знает их и не заботится о них».
Он подождал немного. «А что, если бы вы устроили роскошный приём по вашему лондонскому адресу?» Он знал, что у Хэметт-Паркера другого адреса не было, но сейчас был подходящий момент для лести.
Адмирал сказал: «Какая от этого польза?»
«Для вас, вы имеете в виду?» – поспешил он продолжить, прежде чем Хэметт-Паркер успел оскорбить его. – «Приглашайте гостей, которых знают, любят, даже ненавидят, но не только офицеров и чиновников короля, которые могут оказать вам милость».
«Но в следующем году…»
«В следующем году, сэр Джеймс, королю уже не будет помощи и манипулирования. Его сын возьмёт на себя ответственность». Он ждал и видел сомнения и страхи человека, которого считали почти тираном.
«Пригласить его, ты это имеешь в виду?»
Силлитоу пожал плечами. «Это предложение. Уверен, премьер-министр его одобрит». Он увидел, как мяч падает, словно наблюдая за падением мяча на дуэли, когда ты думал, что твой мяч пролетел мимо цели.
«Мне придется хорошенько над этим подумать».
Силлитоу улыбнулся. Битва была почти выиграна. Он мягко сказал: «Вы достигли самой высокой должности во флоте, о которой только может мечтать любой офицер. Другие с самого начала считали это невозможным». Он считал секунды. «Никому, и меньше всего вам, не пошло бы на пользу её проигрыш».
«Я никогда не искал ни у кого одолжений!»
Силлитоу бесстрастно посмотрел на него. Он говорит точь-в-точь как Томас Херрик. Но всё, что он сказал, было: «Восхитительно».
Тот же лейтенант вошел в комнату и сказал: «Карета сэра Пола прибыла, сэр Джеймс».
Хэметт-Паркер отмахнулся от него и поинтересовался, как долго тот уже подслушивает снаружи.
Силлитоу подобрал плащ и повернулся к дверям.
«Я пойду пешком. Это сохранит мою голову ясной». Он слегка поклонился. «До свидания, сэр Джеймс».
Он спустился по элегантной лестнице и быстро вышел мимо кресла привратника под моросящий дождь.
Кучер приветствовал его кнутом. Он знал, где его найти. Он был надёжным, иначе бы он не работал у Силлитоу.
На улицах было мало людей. Силлитоу шёл, не обращая на них внимания, и глубоко задумался. Он всё ещё удивлялся, что Хэметт-Паркер не оказал никакого сопротивления.
Его мысли были заняты Кэтрин Сомервелл и тем, что он ей скажет. Она родилась не для того, чтобы прятаться в Корнуолле с рыбаками и рабочими. И не для того, чтобы провести жизнь, плетя безнадежные интриги в маленьком домике в Челси. Иногда ей приходилось вспоминать свой предыдущий брак с виконтом Сомервеллом, торжественные события, которые ей представляли так, как она должна была. Она знала о влиянии Силлито в Адмиралтействе и в Парламенте. Несколько слов, произнесенных или написанных, могли отвлечь Болито от его постоянных кампаний и постоянного страха смерти. Она также прекрасно понимала, что он мог бы убедить такого фанатика, как Хэметт-Паркер, не допустить возвращения Болито, как они сделали с лучшим другом Нельсона, лордом Коллингвудом.
