Текст книги "Темнеющее море"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
«Я вообще этого не понимаю». Он вздрогнул, осознав, что сказал это вслух, но сумел улыбнуться, когда Озанна спросила: «Сэр?»
Тьяке уже собирался вернуть стакан на место, как вдруг что-то заставило его напрячься. Словно он услышал что-то или какое-то ужасное воспоминание вызвало дрожь в его спине.
Палуба слегка дрогнула, и, подняв взгляд, он увидел, как мачтовый шкентель взмахнул, словно хлыст. Загремели и застонали незакрепленные снасти, а вахтенные на палубе словно ожили после увядшей от солнца спячки.
«Стой, руки к подтяжкам!»
Бриг слегка качнулся, и двое рулевых, стоявших неподвижно, положив руки на штурвал, вцепились в спицы, когда руль поддался внезапному давлению.
Тьяк посмотрел на капитана. «Вы были правы насчёт шторма, мистер Питкэрн! Что ж, мы готовы принять любую помощь!»
Он понял, что никто из них не двинулся с места, и вдруг выругался, снова услышав звук, который принял за гром. Его слух после взрыва стал совершенно другим.
Озанна крикнула: «Огнестрель!»
Палуба наклонилась еще круче, и большой носовой корпус наполнился твердой, как железо, жизнью, принадлежащей только ему.
Поднимите вахту внизу! Мне нужны все паруса, которые она может нести! Верните её на курс, мистер Мэнли!
Тьяк наблюдал за внезапным наплывом людей, когда между палубами раздался пронзительный клич. Старшие матросы уже выбирались по верхним реям, а другие отвязывали фалы и брасы, готовясь к следующему приказу. Некоторые находили время поглядывать на своего грозного капитана, вопрошая, сомневаясь, но полностью доверяя ему.
Озанн сказал: «Судя по звуку, довольно большой, сэр». Он даже не вздрогнул, когда «Лейм» лег на правый галс.
Рулевой крикнул: «На юго-восток, сэр! Спокойно!»
Тьяке потёр подбородок, но не заметил, как остальные переглянулись. Он даже не осознавал, что всегда делал это перед лицом опасности.
Слишком тяжёл для ещё одного антирабовладельческого судна: Озанн был прав. Он видел, как брызги обрушились на носовую часть, обдав моряков. В злобном свете корабль казался почти золотым.
Значит, два фрегата? Он по очереди взглянул на каждый парус. «Хромой» начал крениться вперёд, попадая в каждую линию впадин, море хлестало по борту и заливало шпигаты. Значит, один из своих, возможно, уступающий по оружию или численности?
Он рявкнул: «Готовьтесь к бою, как вам будет угодно, мистер Озанн». Он огляделся и подозвал матроса. «Каюта, Томас, принесите мою шпагу, и пошевелитесь!»
Так же внезапно, как и вернувшийся ветер, хлынул дождь – настоящий ливень, который хлынул по воде с такой силой и густым потоком, что казалось, будто их окружил гигантский забор. Когда дождь добрался до корабля, люди затаили дыхание и задыхались на месте: одни мылись, другие просто стояли посреди потока воды, отплевываясь от удовольствия. Сквозь ливень раздавались новые тяжёлые удары. Тот же звук, словно стрелял только один корабль.
Затем раздался один мощный взрыв, который, казалось, длился несколько минут. Тьяке даже ощутил его на корпусе «Хромого», словно что-то из глубины.
Затем далёкая стрельба стихла, и только шум ливня продолжался. Дождь утихал, и солнце проглядывало сквозь него, словно пряталось. Паруса, палубы и туго натянутые снасти дымились, и моряки оглядывались друг на друга, словно после боя.
Но ветер держался, обнажая далекую береговую линию и движение течения.
Впередсмотрящий крикнул: «На палубу! Плывите на юго-восток! Корпус вниз!»
Ветер продолжал разгонять туман, и Тьяке понял, что большая его часть – это дым. Другой корабль или корабли были уже далеко, если только дозорный мог их видеть. Убийцы.
Некоторые из его людей стояли в стороне от орудий или занимали разные позиции, управляя кораблем и настраивая паруса. Они пристально смотрели на что-то.
Это мог быть риф, но здесь их не было. Это мог быть какой-нибудь старый и забытый остов, брошенный на произвол судьбы. Но это был не он. Это был перевернувшийся корпус судна примерно такого же размера, как это, его «Хромой». С противоположного борта вырывались огромные, непристойные пузыри, вероятно, от того самого мощного взрыва. Через мгновение она исчезнет.
Тьяке резко сказал: «Ложитесь в дрейф, господин Озанн! Боцман, уберите шлюпки!»
Мужчины бросились к снастям и брасам, пока «Ламе» тяжело качалась на ветру, ее паруса были в полном беспорядке.
Тайк никогда не видел, чтобы лодки уходили так быстро. Опыт, полученный при высадке предполагаемых работорговцев, давал о себе знать. Впрочем, этим людям, его людям, не требовался какой-либо стимул.
Тьякке навел телескоп на цель и стал рассматривать жалкие маленькие фигурки, пытающиеся выбраться в безопасное место, другие же хромали и запутались в волочащихся водорослях такелажа.
На этот раз не чужие. Они словно смотрели на самих себя.
Офицер, одетый в ту же форму, что и Озанн и остальные, матросы в клетчатых рубашках, как и некоторые из тех, кто был рядом с ним. В воде тоже была кровь, прилипшая к перевернутому днищу, словно само судно истекало кровью.
Лодки неслись по воде, и Тьяк увидел, как третий лейтенант Робинс указывает на что-то своему рулевому, чтобы тот его опознал.
Даже не глядя, Тьяке понял, что хирург и его помощник уже спустились на палубу, чтобы помочь первым выжившим. Их, должно быть, было немного.
Лопались все большие пузыри, и Тьяке пришлось отвернуться, когда появилась фигура, явно ослепленная взрывом, с раскинутыми руками и открытым ртом, издававшим неслышные крики.
Тьяке сжал кулаки. Это мог быть я.
Он отвернулся и увидел, как молодой моряк крестится, а другой тихо всхлипывает, не обращая внимания на своих товарищей.
Озанн опустил телескоп. «Она уходит, сэр. Я только что увидел её имя. Она – «Ускоритель». Он, казалось, огляделся вокруг с недоверием. «Точно как мы!»
Тьякке снова обернулся, чтобы посмотреть на лодки, стоявшие так близко, как только осмеливались, вытянув весла и лини для всех, кто умел плавать.
Бриг начал погружаться под воду, несколько человек все еще пытались спастись, даже когда он совершил свое последнее погружение.
Долгое время, или так казалось, лодки качало и переворачивало в водовороте, который продолжался до тех пор, пока трупы, такелаж и сгоревшую парусину не засосало на дно.
Тайк сказал: «Один из кораблей сэра Ричарда, Пол». Он вспомнил гнев лейтенанта. Прямо как мы. И слепого, который звал на помощь, когда её не было.
Капитан Питкэрна хрипло спросил: «Что это значит?»
Тьяке пошёл приветствовать тех немногих, кого вырвали из мёртвой хватки. Но он замер, поставив одну ногу на лестницу, и его ужасные шрамы ярко блестели на солнце.
«Это означает войну, друзья мои. Без жалости и пощады, пока всё не будет окончательно решено».
Кто-то вскрикнул от боли, и Тьяке отвернулся.
Никто не проронил ни слова. Возможно, все они видели, как умирают.
14. Кэтрин
Сэр Пол Силлитоу сидел за маленьким столиком у одного из окон своей спальни и хмурился, когда очередной порыв ветра заставлял дождь градом хлестать по стеклу. Завтрак, скромный, но неторопливый, был для него главным образом временем подготовки к предстоящему дню. Газеты и бумаги были разложены в особом порядке его камердинером Гатри, который затем оставил своего господина расставлять их по одной на небольшой деревянной подставке, когда-то использовавшейся для нот.
Он взглянул на реку Темзу, протекавшую прямо мимо дома, построенного в этом элегантном уголке Чизик-Рич. Она была выше и могла выйти из берегов ещё до заката.
Он снова обратил внимание на страницу, посвящённую иностранным делам, на небольшой абзац о предполагаемых военных кампаниях в Индийском океане. Ждать ещё год, чтобы начать, было нельзя. Наполеон мог всё ещё удерживать оборону, так что Веллингтону придётся выдержать ещё один год войны. Этого делать совершенно не следовало. Он потянулся за печеньем, которое Гатри уже намазал патокой – детская фантазия.
Затем был принц Уэльский. Он жаждал править вместо отца, но всё ещё нуждался в заверениях от власть имущих, которые могли видеть в безумии короля скорее защиту, чем угрозу себе.
Силлитоу вытер пальцы и налил себе свежего кофе. Это была лучшая часть дня. Один, в состоянии думать и планировать.
Он с раздражением оторвался от газеты, услышав стук колёс кареты на подъездной дорожке. Никто из тех, кто хорошо его знал, не осмелился бы прервать этот священный час. Он позвонил в маленький колокольчик, и в тот же миг в дверях появился один из его дюжих лакеев.
«Отправьте его прочь, кто бы он ни был!»
Мужчина кивнул и вышел из комнаты.
Силлитоу продолжил читать и на мгновение задумался о том, как Ричард Болито общается с военными. Как вообще можно посвятить свою жизнь морю? Как бедный Коллингвуд, который безвыездно служил на этой суровой средиземноморской станции с 1803 года. Почему король так не любил его, что не позволил ему вернуться домой? Он даже воспрепятствовал повышению Коллингвуда до полного адмирала, хотя тот был на десять лет старше своего друга и командира Горацио Нельсона. Говорили, что он умирает. Никакой награды за все эти годы.
Лакей появился снова.
Силлитоу резко сказал: «Я не слышал, как отъехала карета!» Это прозвучало как обвинение.
Мужчина бесстрастно наблюдал за ним, привыкший к языку своего хозяина, который мог быть беспощадным, если того требовала ситуация.
Лакей откашлялся. «Это дама, сэр Пол. Она настаивает, чтобы вы её приняли».
Силлитоу отодвинула бумаги. Утро было испорчено. «Правда? Посмотрим!»
«Это леди Сомервелл, сэр Пол». Он впервые видел, как его господин был полностью ошеломлён.
Силлитоу протянул руки, когда камердинер поспешил к нему с пальто, всё ещё не в силах переварить новость. «Проводи её в комнату с хорошим камином. Передай ей моё почтение, её светлость, и скажи, что я спущусь без промедления».
Это было бессмысленно. Она ни разу не оказала ему ни малейшего поощрения, что возбуждало его сильнее, чем когда-либо. Должно быть, это какая-то беда. Он был уверен, что Болито тут ни при чём: кто-то бы пострадал, если бы ему не сообщили первым.
Он взглянул на себя в зеркало и попытался успокоиться. Она была здесь. Она хотела его увидеть. Ей нужно было его увидеть. Он смотрел, как улыбается. Иллюзия.
Она сидела возле только что разведенного камина в одной из комнат, примыкавших к внушительной библиотеке Силлитоу.
За считанные секунды Силлитоу все это осознала. На ней был длинный зеленый плащ, отороченный мехом капюшон, откинутый на плечи, ее уложенные в пучок волосы блестели в свете костра, когда она протянула руку к огню.
«Моя дорогая леди Кэтрин!» Он взял её руку и поднёс к губам. Она была ледяной. «Я думал, вы в Корнуолле, но вы оказали мне большую честь своим визитом».
Она посмотрела на него, её тёмные глаза искали чего-то. «Я приехала в Лондон. За кое-какими вещами из моего дома в Челси».
Силлитоу ждал. Он часто думал о ней в этом доме. Дом находился сразу за следующим большим поворотом реки в сторону Вестминстера и Саутуарка.
Возможно, это было десять тысяч миль. До сих пор.
«Что-то не так?» Он отвернулся, чтобы скрыть хмурый вид, когда служанка вошла в комнату со свежим кофе и поставила его рядом с
женщина в зеленом.
«Однажды ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне понадобится помощь».
Он ждал, почти затаив дыхание. «Миледи, для меня это будет честью».
«Понимаешь, мне в Челси пришло письмо. Никто не подумал его отправить. Оно было недельной давности, наверное, слишком поздно». Она посмотрела на него очень прямо. «Мне нужно ехать в Уайтчепел… Мне больше не к кому было обратиться».
Он серьёзно кивнул. Значит, это был секрет. «Вряд ли это место, где леди может разгуливать без сопровождения, особенно в эти тяжёлые времена. Неужели ты должна идти?» Его мысли всё время блуждали во всех направлениях. Некоторые районы Уайтчепела были весьма респектабельными. Об остальном и думать было невыносимо.
«Когда вы хотите поехать?» Он ожидал протеста и добавил: «Я, конечно, поеду с вами…»
Он сердито посмотрел на дверь, когда в комнату заглянул невысокий круглолицый человек в очках, держа в руках длинные холщовые конверты с бумагами.
«Не сейчас, Марлоу. Я ухожу!»
Его секретарь начал протестовать и напоминать Силлитоу о его назначениях. Он мог бы и промолчать.
Он сказал: «Передай Гатри, пусть найдёт двух хороших людей». Он спокойно посмотрел на секретаря. «Он поймёт, что я имею в виду».
Когда они снова остались одни, он сказал: «Мы можем уйти в любое удобное для тебя время». Его взгляд скользнул по ней, не упуская ничего.
Гатри был хорошо подготовлен и вызвал двух людей Силли-тоу в таких же ливреях с золотыми пуговицами. Они больше походили на боксеров, чем на лакеев. Оба уставились на высокую женщину с темными волосами и высокими скулами. Возможно, они даже догадались, кто она.
Со стороны конюшен выехала простая карета, и Силлитоу сказал: «Думаю, она менее заметна, чем ваша».
Молодой Мэтью, стоявший у экипажа Болито, выглядел обеспокоенным. «С вами всё будет в порядке, миледи?» Его сильный корнуолльский акцент звучал здесь так чуждо.
«Хорошо». Она подошла к лошадям и похлопала их. «Это останется между нами, Мэтью. Да?»
Он снял шляпу и повозился с ней. «В могилу, если так приказано, миледи!»
Он был так серьёзен, что она почти улыбнулась. Что она начала? Где это может закончиться?
Она услышала дикое дыхание и увидела, как один из мужчин заталкивает на козлы плечистого мастифа вместе с кучером.
Он сказал: «Бен, не прыгай слишком много, а то ногу оторвешь!»
Она передала кучеру адрес на карточке и увидела, как его брови слегка приподнялись.
Силлитоу сказал: «Пойдем, дорогая, пока дождь не усилился». Он оглянулся через плечо на другую карету с гербом на дверце. «Подожди в Челси, Мэтью. До тех пор я позабочусь о безопасности ее светлости».
Она откинулась на влажные кожаные подушки и сделала вид, что наблюдает за пейзажем, пока карета быстро катилась по речной дороге. Она ясно ощущала его близость и его явное намерение не провоцировать её.
Силлитоу говорил лишь изредка, обычно задавая вопросы о своей жизни в Фалмуте. Он упомянул угольный бриг «Мария Хосе», который сейчас ремонтировался, но так и не раскрыл свои источники информации.
Лишь однажды он упомянул Болито, упомянув его племянника Джорджа Эвери.
«Думаю, он отлично справляется с ролью флаг-лейтенанта сэра Ричарда. Он умеет ладить с людьми, особенно с «хромыми утками».
Она обернулась и посмотрела на него, её глаза были в тени, пока карета проезжала мимо ряда потрёпанных деревьев. «Сколько времени пройдёт, прежде чем…?»
«До возвращения сэра Ричарда домой?» – казалось, он обдумывал этот вопрос. «Вы должны знать методы и ухищрения Адмиралтейства, моя дорогая. Это будет трудная кампания, и теперь, конечно же, американцы, похоже, намерены вмешаться. На данном этапе очень трудно сказать».
«Он мне так нужен…» Она не продолжила.
Пока экипаж качался по залитым дождём колеям и упавшим веткам, Силлитоу чувствовал, как её тело прижимается к его. Что она сделает, если он обнимет её и заставит подчиниться именно сейчас, когда ей по какой-то причине нужна его помощь? К кому она обратится? Кто ей поверит? Возможно, только Болито, и тот, возможно, не вернётся домой годами. А когда вернётся, что она ему скажет? Он вытер лоб рукой. У него было такое чувство, будто у него жар.
Кучер крикнул вниз: «Уже скоро, сэр Пол».
Он взглянул на неё, одной рукой держась за ремень, когда колесо заскрежетало по булыжникам, а по обе стороны показались маленькие домики. Несколько бесформенных фигур съежились от дождя, пара повозок и, к его удивлению, нарядная карета с конюхами, очень похожими на его собственного.
Она сказала почти про себя: «Я почти не помню этого. Это было так давно».
Силлитоу оторвался от кареты. Возможно, это был бордель, где респектабельные, но не слишком богатые клиенты могли бы забыться. Он подумал о своём собственном, безопасном доме. За деньги можно купить всё и кого угодно.
Он старался сохранять ясность мысли. Почему она оказалась в этом ужасном месте?
Она потянула за окно. «Вот оно!» Она была взволнована, расстроена.
Экипаж остановился, и кучер крикнул: «Там не проехать, сэр Пол! Слишком узко!»
Она спустилась вниз и услышала предостерегающее рычание свирепого мастифа. Силлитоу последовал за ней и увидел обветшалую вывеску с надписью «Проход Квакера». Несмотря на собственную неуверенность, она, казалось, почувствовала его замешательство и повернулась к нему, не обращая внимания на капли дождя, стекавшие с её волос на плащ.
«Так было не всегда!» – словно обращалась она ко всей улице. «Здесь были дети». Она вцепилась в железные перила. «Мы здесь играли!»
Силлитоу облизал губы. «Какое число нам нужно?»
Три." Всего одно слово, но оно было вырвано из ее уст.
Силлитоу сказал: «Джейкс, оставайся с каретой и кучером». Затем, обращаясь к тому, что был с собакой, он добавил: «Ты оставайся с нами». Он сунул руку в карман пальто и нащупал пистолет. Должно быть, я с ума сошёл, раз оказался здесь.
Дверь дома была приоткрыта, и по тропинке был разбросан мусор. Ещё до того, как они дошли, кто-то закричал: «Опять эти приставы! Чёртовы ублюдки!»
Силлитоу стояла, опираясь рукой на дверь. «Замолчи, женщина!»
Показался человек с собакой, лицо его выражало нетерпение и решимость, он был готов наброситься на любого, кто бросит ему вызов.
Когда Кэтрин заговорила, ее голос был совершенно спокойным и ровным.
«Я пришла к мистеру Эдмунду Бруку». Она замялась, пока женщина всматривалась в неё пристальнее. Она взмахнула рукой, словно когтем. «Наверх».
Кэтрин держалась за шаткие перила и медленно поднялась на следующий этаж. В воздухе витал запах разложения, грязи и отчаяния, которое ощущалось почти физически.
Она постучала в дверь, но она распахнулась, и замок, по-видимому, отсутствовал. Женщина, сидевшая на стуле, закрыв лицо руками, резко подняла на неё враждебный взгляд и воскликнула: «Какого чёрта тебе надо?»
Кэтрин смотрела на неё несколько секунд. «Это я, Крисси Кейт. Помнишь меня?»
Силлитоу был потрясён, когда другая женщина обняла Кэтрин. Когда-то она, должно быть, была хорошенькой, подумал он, даже красавицей. Но красота вся исчезла, и она могла быть практически любого возраста. Он хотел вытащить платок, но затем сунул руку в карман пальто, увидев мужчину, наблюдающего за ним с кровати.
Кэтрин подошла к кровати и посмотрела на лицо, но глаза не двигались.
Другая женщина хрипло проговорила: «Он умер два дня назад. Я сделала всё, что могла».
Силлитоу яростно шепнула: «Кто он был? Он что, пытался вытянуть из тебя деньги?» Вонь стояла невыносимая, и ему хотелось бежать отсюда. Но её полное самообладание победило даже это.
Она посмотрела на мертвое, израненное лицо, на глаза, которые все еще горели гневом, каким она их часто видела.
Она словно услышала вопрос Силлитоу и ответила: «Он был моим отцом».
«Я всё сделаю». Он не знал, что сказать. «Мои люди всё организуют».
«Я в этом уверена». Она всё ещё смотрела на кровать, когда её нога задела несколько пустых бутылок под ней.
Ей хотелось накричать на него, проклинать его. Но даже для этого было слишком поздно. Потом она повернулась и тихо спросила Силлитоу: «У тебя есть деньги?»
«Конечно», – он достал сумочку и протянул ей, радуясь, что может что-то сделать.
Она не колеблясь достала из кошелька горсть золотых монет и вложила их в руки другой женщины.
Женщина уставилась на нее, а затем закричала: «Одна шлюха другой, да?» Затем она швырнула золото в стену.
Силлитоу проводил её до двери и услышал позади себя женский голос, прерывающийся рыданиями, и звук её шарканья по полу в поисках денег. Снаружи он быстро что-то сказал одному из своих людей, который резко кивнул в знак согласия с его указаниями.
Кэтрин смотрела на дом, дождь стекал ей в горло и промокал ее одежду.
Силлитоу взял её за локоть и повёл по узкому проходу. Это было ужасно. Должно быть, ей пришлось гораздо хуже. Но как это могло быть правдой? Он пронзительно посмотрел на неё в сером свете и увидел, что она всё ещё смотрит на маленькие домики.
В свою очередь, она спрашивала себя, зачем пришла. Долг, любопытство? И уж точно не жалость.
Она остановилась, поставив одну ногу на подножку кареты, и сказала: «Спасибо, что пошли со мной, сэр Пол».
Он сгорбился рядом с ней. «Я… я не понимаю».
Она смотрела, как удаляется улица, как это всегда было на протяжении многих лет.
«Он убил моего ребенка», – сказала она.
Колеса экипажа скрежетали по булыжной мостовой, а за залитыми дождем окнами все казалось размытым и нереальным.
Силлитоу чувствовал её напряжение, но знал, что если он хотя бы коснётся её руки, она набросится на него. Чтобы нарушить молчание, он пробормотал: «Мои люди со всем разберутся. Ты не должна вмешиваться».
Как будто он и не говорил. Она сказала: «Всё это было так давно. Бывают моменты, когда я с трудом верю в это, а бывают моменты, когда я вижу это словно вчера». Она держала ремень, чтобы избежать неровностей, глядя на улицу, но ничего не видя.
Они прошли по неровному участку открытой земли, и, словно во сне, она увидела детей, собирающих сломанные ветки для растопки. С ней часто случалось подобное. Но звучал и смех, пока её мать не заболела и не умерла в той же грязной комнате.
Она услышала, как Силлитоу спросил: «Кем он работал, кем был по профессии?» Зачем мне об этом говорить? Но она ответила ему: «Он был актёром, исполнителем. Он умел многое».
Силлитоу показалось, что она говорила о ком-то другом. Трудно было представить это разгневанное, безжизненное лицо чем-то иным, кроме как оскалом смерти.
«Я встретила молодого человека». Силлитоу она тоже не видела. Она думала о Зенории и Адаме. «Мне было пятнадцать». Она пожала плечами – это было самое отчаянное, что он видел. «Так получилось. Я была беременна».
«И ты рассказала это отцу, была вынуждена это сделать, поскольку твоей матери не стало?»
Она сказала: «Да. Я ему сказала».
«Возможно, он был слишком расстроен, чтобы понимать, что делает».
Она откинула голову на подушку и сказала: «Он был пьян и прекрасно понимал, что делает». Ты не обязана давать этому человеку объяснения. Только одно, и оно на другом конце света. «Он ударил меня и сбил с той лестницы, которую ты видел сегодня. Я потеряла ребёнка…»
А потом он всё же схватил её за запястье. «Возможно, это было…»
«Всё к лучшему? Да, так говорили многие, включая моего молодого человека». Она коснулась пальцами глаз. «Дело не в этом. Я чуть не умерла. Кажется, я хотела… тогда». Она посмотрела на него, и даже в полумраке кареты он ощутил всю глубину её взгляда. «Я никогда не смогу родить ребёнка, даже от человека, которого люблю больше всего на свете».
Смутившись, он сказал: «Когда мы прибудем в Чизик, я приготовлю для вас еду».
Она рассмеялась, не издав ни звука. «Пожалуйста, оставьте меня в Челси. Я не хочу вас компрометировать и не хочу устраивать новый скандал. Не спрашивайте, почему я была так уверена в гневе отца и его истинных мотивах». Она чувствовала сильную хватку на запястье, но, похоже, это прикосновение не имело значения. Она продолжила: «Этот мужчина, мой отец, хотел уложить меня в постель. Он пытался несколько раз. Возможно, я была слишком подавлена, чтобы как следует с этим справиться. Сегодня я бы убила любого такого человека».
Она смотрела на проплывающие дома, теперь уже более дорогие, с блестящими водами за ними. Корабли, разгружающиеся или ожидающие отплытия во все концы света. Мир Ричарда, который они разделяли даже в разлуке.
Силлитоу тихо спросил: «Та женщина, которую мы там нашли?»
«Крисси? Она была моей подругой. Мы подражали отцу, когда он читал на рынке, когда дела шли плохо, пока он наконец не запил. Она была ему верна, когда я ушла из дома». Она отвернулась, глаза её наполнились слезами гнева. «Дом. Неужели это когда-то было так?» Она сдержала эмоции и сказала: «Ты видела её награду. Он выставил её на улицу».
Некоторое время они молчали, а затем она сказала: «Ты всегда так высоко отзываешься о Ричарде, и всё же в глубине души я знаю, что ты использовал бы его, чтобы заставить меня поддаться твоим желаниям, которые тебя недостойны. Ты действительно думаешь, что я предам мужчину, которого люблю, и рискну потерять его по той же причине?»
Силлитоу воскликнул: «Вы несправедливы ко мне, леди Кэтрин!»
«Неужели? Я не буду отвечать за твою безопасность, если ты причинишь мне зло».
К нему, казалось, вернулась часть уверенности, когда он ответил: «Я достаточно хорошо защищен!»
Она очень осторожно отпустила запястье. «От себя? Думаю, нет».
Силлитоу был совершенно сбит с толку её спокойной откровенностью. Он чувствовал себя так, словно его обезоружили на дуэли, и теперь ему пришлось отдаться на милость противника.
Она снова заговорила, не отрывая взгляда от окна, транслирующего потоковое видео, словно пытаясь что-то разглядеть.
«В своей жизни я совершила то, о чём никому не расскажу. Я познала теплоту и дружбу, и многому научилась с тех пор, как танцевала и изображала пантомиму на улицах этого прекрасного города. Но любовь? Я делила её только с одним мужчиной. Ты его хорошо знаешь». Она покачала головой, словно отрицая что-то. «Мы потеряли друг друга однажды. Больше так не будет». Она положила руку ему на рукав. «Как ни странно, мне стало легче, когда я рассказала тебе всё это. Ты мог бы оставить меня в Челси и поделиться своими открытиями с друзьями, если они у тебя есть. Но никто больше не сможет причинить мне боль. Я выше этого, даже если меня называют шлюхой».
Она схватила его за руку и очень медленно проговорила: «Но не причиняй вреда Ричарду. Я прошу тебя только об этом».
Она снова увидела реку и голые деревья, похожие на пугала в угасающем свете.
«Челси, сэр Пол!» – голос кучера звучал спокойно, возможно, потому, что мастиф остался с двумя боксерами-профессионалами Силлитоу.
Затем она увидела юного Мэтью, выглядывающего из двери подвальной кухни на карету в чёрном от дождя пальто. Сколько он ждал её благополучного возвращения, она могла только догадываться. Она обнаружила, что плачет, что с ней случалось редко. Возможно, потому, что его простая преданность была самым чистым, что она видела с момента их возвращения в Лондон.
«Вы в порядке, сударыня?» – Это была Софи, широко распахнувшая дверь, чтобы показать яркий свет внутри.
Словно издалека, она услышала, как Силлитоу произнёс её имя, опуская для неё подножку кареты. Она даже не видела, как он отходил от неё.
Он смотрел на неё, как ему показалось, довольно долго. Затем он изящно пожал плечами и, наклонившись, поцеловал её руку.
Он вдруг сказал: «Я никогда не изменю своего отношения к тебе. Не унижай меня, отказывая мне хотя бы в этом». Он не отпустил её руки. «Я всегда к твоим услугам, если понадоблюсь». Он повернулся, чтобы сесть в карету, и помедлил. «Я сделаю всё, что смогу. Даю слово». Он смотрел на неё так, словно видел в последний раз. «Я верну тебе твоего мужчину». Затем он скрылся из виду, карета свернула за угол, лошади, возможно, уже почувствовали близость дома.
Она почувствовала, как рука Софи обнимает её за талию. Они стояли вместе под дождём, который не прекращался с тех пор, как она уехала отсюда в Чизик.
Она все еще держалась за последние слова Силлитоу, почти боясь поверить в услышанное.
Затем она сказала: «Пойдём внутрь». Она вытерла глаза, и Софи не поняла, от дождя это или от слёз.
Кэтрин сказала: «Завтра мы уезжаем в Фалмут». Вместе они поднялись по ступеням, затем она обернулась и посмотрела в сгущающиеся тени. «Здесь больше нет для меня места».
Но ясно и отчетливо она видела в своем воображении маленькую улочку и двух играющих там девочек.
15. Чувство
Лейтенант Джордж Эвери прошел мимо часового в каюту, благодарный за более прохладный воздух между палубами, хотя он знал, что это всего лишь иллюзия.
«Вы хотели меня видеть, сэр?» Он оглянулся и попытался привыкнуть к яркому свету моря за кормой и яркому лучу солнца, падавшему из светового люка. Йовелл сидел на скамье под кормовыми окнами, обмахивая мокрое лицо бумагами. Болито стоял у стола, словно не двигался с момента их последней встречи.
Подняв взгляд, Эйвери увидел тёмные тени под его глазами, напряженные линии у рта. Эйвери тревожно было видеть его таким. И это продолжалось неделями, бесконечные поиски в, казалось бы, пустом океане. Он всё ещё ощущал это по всему кораблю, как ощущалось по всей остальной части маленькой эскадры, когда бриг Тьяке «Хромой» прибыл в Кейптаун с горсткой ошеломлённых и раненых выживших, которых его шлюпкам удалось спасти от смерти. Никто из офицеров «Трастера» не выжил, а из остальных только помощник хирурга достаточно красноречиво описал катастрофу. Два фрегата, один из которых, очевидно, был большим американским «Юнити», обрушились на бриг и его конвой с призами. Помощник хирурга находился внизу в своём лазарете и избежал первого ужасающего бортового залпа. Выстрел с предельной дистанции, тяжесть железа разбила бриг почти до самого траверза. Мачты, рангоут, такелаж и паруса обрушились на присевших орудийных расчетов, заперев их среди обломков прежде, чем они успели сделать ответный выстрел.
Как сказал помощник хирурга, его голос дрожал от волнения: «Мы ничего не могли сделать. Люди умирали. Что мы могли сделать?» Он лишь на мгновение оправился. «Но наш капитан отказался сдаваться. После следующего бортового залпа я его больше не видел. Раздался взрыв, кажется, погреба, и я оказался в воде. Потом появились шлюпки. Я никогда по-настоящему не верил в Бога… до тех пор».
Болито сказал: «Нет сообщений об атаке или захвате кораблей. Они знают о каждом нашем шаге. Я говорил с этим Ричи, но ему нечего сказать. Где Баратте? Что он знает о наших планах вторжения?» Он представил себе их растянутые силы, словно на карте, как он это делал уже несколько недель. «Генерал-майор Аберкромби и его армия отплывут из Индии. Наш генерал-майор Драммонд завершит захват и отплывет из Гуд-Хоуп в Родригес, где мы перестроимся при необходимости, а затем отправимся в Э-де-Франс». Он смотрел на карту, пока глаза не защипало огнем. «А потом Маврикий. Конец французского владычества на наших торговых путях».
Эвери сказал: «Мы знаем единственную слабость Баратта, сэр».
Болито посмотрел на него, вспоминая. В день полного уничтожения «Трастера» противник также обстреливал капер «Трайденте», пока тот не разделил судьбу «Трастера». Это могло означать лишь то, что у Баратта ещё не было возможности швартоваться или кренить свои суда. Сделать это на Маврикии означало бы спровоцировать атаку, даже экспедицию на выживание. Он не хотел рисковать. Секретность и своевременность были решающим фактором. Для обеих сторон. Они хватались за соломинку, и тем временем, с каждым поворотом зеркала, обе армии завершали подготовку к атаке.
