Текст книги "Темнеющее море"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Болито опустил взгляд, его взгляд затуманился. «Да, Томас, ты левша».
Херрик изо всех сил пытался сохранить сознание. «Этот заключённый у двери. Он это сделал».
Затем он потерял сознание. Болито держал его на руках и ждал, пока морской пехотинец штыком разблокировал ножные кандалы.
Он оглянулся, думая, что Геррик позвал его по имени; и пока он пытался заговорить, что-то остановилось, словно часы.
Сержант Пламмер тихо сказал: «Старый джентльмен умер, сэр».
Болито подумал, что редко кто выглядит достойно в смерти. Он сказал: «Снимите с него кандалы, сержант, и отведите его туда, где лежат остальные». Он направился к двери, когда в комнату спешили другие люди во главе с лейтенантом Уркхартом.
Эйвери спросил: «А что насчет этого человека, сэр?»
Глаза заключенного смотрели на него, словно блестящие камни.
«Мы оставим его с остальными. Мёртвым».
Протесты мужчины заполнили зарешеченную комнату, и Херрик, казалось, зашевелился, словно в дурном сне.
«Я не возьму его на корабль. У людей было достаточно примеров, подтверждающих это властью». Он видел ужас и недоверие на лице мужчины. «Единственными свидетелями будут женщины, которых ты уничтожил!»
За дверью Болито прислонился к стене, и камни, пропитанные холодом сквозь рубашку, неожиданно пронизывали его. Он слышал крики и мольбы мужчины, пока его тащили вниз по крутой лестнице.
Эвери ждал вместе с Оллдеем, пока несколько матросов осторожно несли безжизненное тело Херрика через дверь.
Эйвери прямо спросил: «Что это значит? Ты можешь мне сказать, мужик!»
Олдэй печально посмотрел на него. «Значит, он снова нашёл своего друга».
Они пошли в ногу со всеми, и тут Олдэй спросил: «Что вы сказали этой крысе, сэр?»
«Ну, я не был уверен, понимаете? Но все священники говорят на латыни. Я отвечал на вопрос, который ему следовало задать. Я сказал: «Вести флот, следовать за королём».
Над монастырем прогремел одиночный выстрел, и Олдэй плюнул на землю.
«Надеюсь, он помолился!»
16. Все капитаны
Йовелл слегка наклонился в сторону, пока Болито пробегал глазами по только что выполненным приказам. Вокруг них тревожно стонал большой фрегат, ложась в дрейф, пока капитан Лаэрта подплывал к нему на своей гичке.
Прошло два дня с тех пор, как десантный отряд проник в монастырь и спас Херрика.
Там же, в том же спартанском плену, были найдены и другие. Помимо остальных монахов, они обнаружили около двадцати капитанов и других офицеров с многочисленных призов, захваченных Бараттом и его кораблями.
Болито внимательно выслушал каждого пленника и составил себе гораздо более чёткое представление о силе противника. Баратте использовал множество небольших судов для своих атак и оснастил некоторые из захваченных им судов капёрами и шпионажем за кораблями, плывущими в одиночку.
Баратте был хорошо информирован и подготовлен к любой попытке военных развернуть свои транспорты, без которых они были бы разбиты еще до начала операции.
Очевидной целью были силы генерал-майора Драммонда. Баратте знал численность кейптаунской эскадры, которая даже при поддержке Кина подвергалась серьёзному риску.
Болито уже отправил бриг «Оркадия» со всей информацией, которую он смог собрать, и поручил Дженуру передать Кину приказ заставить армию держаться до тех пор, пока не удастся разобраться с кораблями Баратта.
Дженур казался вялым и усталым, и Болито жалел, что не смог поговорить с ним побольше. Но время ускользало, и с исчезновением Трастера и отправкой Дженура на поиски кораблей Кина он прекрасно понимал необходимость действовать. Джеймс Тайак лишь ненадолго поднялся на борт по просьбе Болито и подтвердил, что неизвестный английский капитан, должно быть, бывший морской офицер, командовавший небольшим фрегатом королевского флота, пока не предстал перед военным трибуналом за жестокое обращение с вражескими военнопленными. Он был именно тем беспринципным типом, который соответствовал требованиям Баратта. Человек, набравший компанию мерзавцев, большинство из которых отправились бы на виселицу, если бы предстали перед судом. Его звали Саймон Ханней: капер, пират и убийца, который слишком долго вселял страх в сердца капитанов кораблей, в одиночку бороздящих просторы океана.
Тьякке столкнулся с ним, когда тот командовал большой флотилией судов, регулярно совершавших набеги вдоль африканского побережья. Когда рабство было отменено, а патрули усилены, Ханней обнаружил, что арабские работорговцы больше боятся Дьявола с половиной лица, чем его самого. Не в первый раз он предлагал свои услуги французам, и, по словам одного из освобождённых пленников, ему предоставили тридцатидвухпушечный фрегат с подходящим названием «Корсар». Баратт нес свой флаг на другом фрегате, «Шакал». Он был новым, но о нём мало что было известно. У Баратта было много других небольших судов, бригов, бригантин и бывших прибрежных шхун.
Болито отошёл от стола и задумчиво посмотрел на мерцающий океан. Был полдень, и к этому времени Тьяк уже пробрался на наветренную сторону, готовый броситься на два фрегата, если заметит какой-нибудь странный парус.
Он услышал топот ног и пронзительный щебет перекличек, когда капитана Доуса с «Лаэрта» вызвали на борт. Эйвери и капитан Тревенен были там, чтобы приветствовать его.
Болито вспомнил сильные эмоции, которые он видел на задумчивом лице Эвери, когда они хоронили двух женщин и пожилого аббата среди полевых цветов на склоне холма. Он сам был потрясён, увидев убитых женщин. Обе были молоды, жёны рыбаков. Их не пощадили ни перед чем, даже перед милосердием быстрой смерти. Один из освобождённых моряков рассказал ему о той ночи, когда охранники обезумели от пьянства, и их дикие крики смешались с воплями женщин. Саймона Ханнея там не было, но он вполне мог быть. И он за это заплатит.
Монахов было почти невозможно понять, подумал Болито. Они не выказали ни благодарности, ни гнева и почти не горевали о смерти своего настоятеля. Возможно, жизнь на этом безжалостном островке разрушила их способность испытывать обычные, мирские эмоции обычных людей.
Он подумал о Херрике внизу, в лазарете, под присмотром хирурга Джорджа Минчина. Херрик очень страдал, и Минчин настоял, чтобы его оставили в покое, пока не наступит улучшение.
Болито все еще слышал, как тот звал его по имени в этой грязной камере.
Раздался стук в дверь, и в каюту вошёл Тревенен, а за ним Эйвери и капитан Доус. Доус был молод, примерно ровесник Адама, но держался сурово, как человек гораздо старше. Возможно, он уже видел себя адмиралом, как его отец.
Йовелл перешел в угол, где он мог делать заметки, если это было необходимо, и
Оззард стоял с салфеткой через руку, ожидая, когда подадут напитки.
Тревенен тяжело опустился на землю. Он почти удивился, увидев человека, выдававшего себя за аббата и сломавшего Херрику руку камнем, которым его убил капитан морской пехоты.
Он сказал резким голосом: «Это было весьма неожиданно, сэр Ричард».
Болито спокойно смотрел на него, искаженные черты лица погибших женщин все еще были отчетливо видны в его памяти.
«Мне не нравится видеть смерть человека, даже такого мерзавца, как этот. Я просто не мог придумать причину, по которой ему следовало бы жить».
Пока Эвери держал карту, Болито обсуждал отправленное им донесение с Дженуром.
«Хотя это еще больше истощает наши силы, это может предотвратить еще большую потерю жизней».
Доус всмотрелся в карту. «Два фрегата, сэр Ричард?» Его взгляд напрягся. Он уже видел славу и призовые деньги. «Мы можем их раздать!»
Тревенен с сомнением спросил: «Ренегат Саймон Ханней – что мы знаем о нем?»
«Командир Тьяке знает его как никто другой, но историй о его кровавой карьере – масса».
Почему Тревенен так не хотел верить Тиаке на слово? Казалось, он тщательно анализировал каждое событие, словно выискивая изъяны. Или то, что считал пустой тратой времени. Например, спасённые моряки и пленные. Болито видел, как он жаловался казначею на лишние рты, которые ему придётся кормить. Словно всё это он собирался оплатить из собственного кармана.
Он тихо сказал: «Настоящая загадка – это роль американки Юнити. Без её вмешательства мы сможем справиться с Бараттом и победить».
Тревенен прервал его: «Он не стал бы рисковать войной, сэр Ричард!» В его голосе слышалось возмущение.
«У него может быть план». Болито оглядел их и пожалел, что Адама нет рядом. «Его правительство не отправило своего самого опытного капитана на своём лучшем фрегате просто для того, чтобы показать флаг. На его месте я знаю, что бы я сделал. Я бы спровоцировал спор. Это не ново ни на войне, ни в мире, если уж на то пошло».
Тревенен не был убеждён. «А что, если у Баратта больше военных кораблей, чем нам известно?»
«Уверен, что да. Но основные силы, идущие из Индии, будут сопровождаться мощным эскортом. В нём даже будут участвовать несколько кораблей компании «Джон». Полагаю, Баратт направит свои силы против них». Он посмотрел на Доуза. «Помнишь, твой корабль когда-то принадлежал ему, а я – его самый ненавистный враг. Обе причины вступить с нами в бой, а?»
Он услышал бормотание часового за сетчатой дверью и увидел, как Оззард поспешил открыть ее.
У Болито упало сердце. Это был хирург Минчин. Он сказал: «Прошу прощения, джентльмены. Выпейте вина перед едой». Он говорил так непринуждённо, что ни один из капитанов не заметил бы его тревоги.
Минчин подождал, пока закроется дверь. «Я бы не стал вас беспокоить, сэр Ричард, но…»
«Это контр-адмирал Херрик?»
Хирург провел пальцами по своим неопрятным седым волосам.
«Я беспокоюсь за него. Он очень страдает. Я всего лишь корабельный хирург, а таких, как мы, называют мясниками…»
Болито коснулся его руки. «Ты так быстро забыл Гипериона? Если бы не ты, в тот день погибло бы гораздо больше людей».
Минчин покачал головой. «Некоторым было бы лучше, если бы они это сделали».
Они прошли к нижнему трапу, и Болито увидел Аллдея, сидящего на перевёрнутой бочке с водой и работающего над одной из своих резных фигур. Он взглянул на неё глазами, полными понимания, словно говорил вслух.
Глубже, в громадном корпусе «Валькирии», на палубе мундштука ниже ватерлинии. Здесь все звуки моря и ветра были приглушены, и лишь шёпот дерева, словно голоса в глубинах океана, доносился до нас. Здесь находились припасы, такелажные снасти, смола и краска, брезентовые рундуки и подвесной журнал. Всё, что было на корабле.
Они вошли в лазарет, просторный и хорошо освещённый, в отличие от большинства тех, что видел Болито. Помощник хирурга закрыл книгу, которую читал, и проскользнул мимо.
Когда они вошли, Херрик пристально смотрел на дверь, как будто знал, что они придут.
Болито наклонился над койкой. «Как дела, Томас?»
Он боялся, что Херрик может забыть о том, что их связывало, и снова выступить против него.
Херрик смотрел на него, его глаза были ярко-голубыми в свете неподвижных фонарей. «Это мучает меня, Ричард, но у меня было много времени, чтобы подумать. О тебе, о нас». Он попытался улыбнуться, но лицо его окаменело от боли. Он сказал: «Ты выглядишь усталым, Ричард…» Он сделал движение, словно хотел протянуть руку, но вдруг крепко зажмурился и тихо сказал: «Я потеряю руку, правда?»
Болито увидел, как хирург кивнул. Кивнул он почти отрывисто, словно уже принял решение. Он посмотрел на Минчина. «Ну и что?»
Хирург сел на сундук. «Это необходимо сделать, сэр». Он запнулся. По локоть.
Херрик ахнул. «О, Боже!»
«Вы уверены?» – Болито взглянул на покрасневшее лицо хирурга.
Минчин кивнул. «Как можно скорее, сэр. В противном случае…» Продолжать ему не пришлось.
Болито нежно положил руку на плечо Херрика. «Могу ли я что-нибудь сделать?»
Херрик открыл глаза и сказал: «Я подвел тебя».
Болито попытался улыбнуться. «Нет, Томас. Подумай о себе. Постарайся держаться».
Херрик посмотрел на него снизу вверх. Он был вымыт и побрит, и постороннему человеку показался бы вполне нормальным. Он разглядел окровавленные бинты на сломанной руке.
«Отправь телескоп моей сестре… если я не смогу с этим бороться, Ричард».
Болито оглянулся от двери. «Ты будешь бороться. И победишь».
Путь до хижины казался бесконечным. Он сказал Олдэю: «У меня есть к тебе просьба, старый друг».
Эллдей кивнул своей лохматой головой и скатал кожаную тряпку, в которой он носил свои ножи и парусную бечевку, которую он использовал для такелажа своих моделей кораблей.
«Не бойтесь, сэр Ричард, я останусь с ним». Он видел боль в глазах Болито. «Я скажу вам, если что-нибудь случится».
«Спасибо». Он коснулся его могучей руки, но не смог сказать больше.
Весь день наблюдал, как он приближается к двери, где часовой, несмотря на сильное движение, уже застыл, как таран.
Оказавшись за дверью, лицом к лицу с собравшимися капитанами, он не показывал ни слова о своём тайном отчаянии. Эллдей был в этом уверен. Что они знали? Всё, чего они хотели, – это слава и тот, кто поведёт и защитит их.
Оззард вошел в дверь, и Олдэй грубо спросил: «У тебя есть бренди, Том? Самый лучший бренди?»
Оззард изучал его. Тогда он смотрел не на себя. Это было другое дело.
«Я принесу его тебе, Джон».
«А потом я обмочусь».
После. Казалось, окончательность этого слова сохранялась ещё долго после того, как Олдэй спустился вниз.
Капитан Адам Болито взглянул на своё отражение в зеркале каюты и, нахмурившись, поправил жилет и саблю на бедре. «Анемон» сильно нырял в четвертную волну, а высокая влажность в каюте предвещала скорый дождь. Не тот, что над полями и деревнями Корнуолла, а настоящий, отупляющий ливень, который часто мог смыть с корабля прежде, чем успевала спастись хоть какая-то питьевая вода. Но это он мог предоставить своему первому лейтенанту.
Адам Болито ненавидел ритуал порки, хотя для большинства моряков он был чем-то, чего невозможно было избежать навсегда. Возможно, этот случай был результатом бесконечных патрулей, в которых не было видно ничего, кроме курьерского брига или какого-нибудь торговца, пытающегося сохранить дружеские отношения с обеими сторонами, ведущими войну, которую он не понимал. Скука, разочарование после потери призов врагом, хотя раньше они ликовали, дружная компания, по крайней мере, пока новость не дошла до них с военного катера, участвовавшего в антирабовладельческом патруле: люди Анемон были беспокойны и угрюмы. Учения с парусами и пушками больше не могли сдерживать их разочарование, и ожидание ближнего боя с настоящим врагом сменилось угрюмой обидой.
Этот человек ударил младшего офицера после спора о смене обязанностей. В другое время Адам потребовал бы расследования инцидента, но в данном случае младший офицер был опытным и необычайно терпеливым моряком. Адам много раз сталкивался с обратным случаем, когда даже офицеры злоупотребляли властью, и последовавшие за этим дисциплинарные меры были несправедливыми, хотя и применялись во имя долга.
Матрос был сухопутным моряком, одним из тех, кого вытеснили с Портсмут-Пойнт, и кто, несмотря на многочисленные угрозы, остался мятежником, адвокатом нижней палубы, как Адам слышал от своего дяди, характеризуя таких людей.
В дверь постучали, и в каюту заглянул первый лейтенант. На его лице отразилось легкое удивление, словно он почти забыл, как выглядит его капитан в полной форме.
«Да, Обри, что случилось?» Он тут же пожалел о своей резкости. «Ты готов?»
Мартин неуверенно произнёс: «Думаю, это была моя вина, сэр. Как старший на борту, я должен был это предвидеть. Пресечь это в зародыше».
Словно в насмешку над его словами они услышали трель криков и внезапный топот босых ног.
«Всем членам экипажа! Всем членам экипажа приготовиться к наказанию!»
Адам ответил: «В каком-то смысле я понимаю их чувства, но сочувствие – это роскошь, которой ни один капитан не должен позволять себе долго. Мы всегда рискуем, Обри, даже с теми, кого, как нам кажется, мы знаем. Я слышал об этом много раз. Когда корабль по какой-либо причине превращается в пороховую бочку, даже понимание можно принять за слабость».
Мартин кивнул и предположил, что капитан узнал большую часть сказанного им от Ричарда Болито.
Он спросил: «Есть ли дальнейшие распоряжения, сэр?»
Адам отвёл взгляд. Он демонстрировал ту же слабость, даже обсуждая это. Он сказал: «Обе вахты в шесть склянок сегодня. Мы снова изменим курс, следующий этап нашего патрулирования». Он попытался улыбнуться, но усилие оказалось слишком сильным. «Через два дня, может быть, через три, мы должны увидеть конвой коммодора. Тогда у всех нас будет много дел!» Он осознавал, что не упомянул Кина по имени. Было ли это частью его вины?
Они вместе вышли на палубу. Солнце сияло высоко в небе, и каждый парус казался прозрачным на фоне туго натянутого черного такелажа.
Королевская морская пехота выстроилась на шканцах во главе со своим лейтенантом Монтегю Болдуином. Его излюбленная кривая сабля уже была обнажёна и лежала на плече. Лейтенант Дакр был вахтенным офицером и стоял рядом с Партриджем, штурманом, одновременно молодостью и старостью. Мичманы и другие уорент-офицеры стояли у поручней шканца, в то время как на орудийной палубе, у трапов и, держась за ванты, большая часть команды Анемон молча наблюдала за происходящим.
Мартин увидел, как капитан кивнул и сам дал сигнал к началу ритуала. Подняли пленника – высокую, прямую фигуру с высоко поднятой головой, словно какой-нибудь известный преступник, которого везут на виселицу. Рядом с ним шли боцман Гвинн и один из его товарищей, а за ними – хирург Маккиллоп и каптенармус. Затем наступила полная тишина, и даже набухший парус, казалось, замер.
«Снимите шляпы!» Несколько присутствовавших сняли их.
Некоторые мужчины наблюдали за пленным, которого до сих пор все недолюбливали; остальные не сводили глаз с стройной темноволосой фигуры с блестящими эполетами, окруженной офицерами, защищенной двойным рядом морских пехотинцев, и все же совершенно одинокой.
Адам снял шляпу и вытащил из пальто Военный устав. При этом он посмотрел на пленного. Из одной роты, подумал он, но в тысяче миль друг от друга.
Его голос был ровным и безэмоциональным, так что многие собравшиеся матросы и морские пехотинцы едва его слышали. Впрочем, это не имело значения: старики Джеки, по крайней мере, знали соответствующие статьи наизусть. Адаму даже показалось, что он видел, как плотник подтолкнул одного из своих товарищей, когда тот дошёл до последней строки… Или будет казнён, как будет сказано ниже. Он закрыл папку и добавил: «Сие с моей подписью на корабле Его Британского Величества «Анемон». Он снова надел треуголку. «Привести приговор в исполнение».
Решетка уже была установлена у трапа, и прежде чем заключенный успел оказать сопротивление, его раздели до пояса и схватили, раздвинув руки, а затем еще сильнее связали его ноги, чтобы он оказался в растянутом положении.
Адам видел, как младший мичман сжимал и разжимал кулаки, но не из жалости. Его взгляд был прикован к мускулистой спине мужчины с выражением гончей, приближающейся к добыче.
Адам рявкнул: «Продолжайте, мистер Гвинн».
Кто-то крикнул: «Покажи им, Тоби!»
Лейтенант Болдуин спокойно сказал: «Спокойно, морпехи».
Это напомнило Адаму Кина, когда тот служил под его началом. Он говорил таким же тоном в моменты сильного напряжения, словно конюх, успокаивающий нервную лошадь.
«Возьмите имя этого человека!»
Боцман Гвинн, полностью оглохший на одно ухо после близкого боя с французским военным кораблем, крикнул: «Сколько вас, сэр?»
Адам подошел к перилам и посмотрел на заключенного, который повернул голову так, чтобы видеть его.
«Три дюжины!»
Заключенный закричал: «Ты, чертов ублюдок, ты сказал две дюжины!»
Адам сказал: «Я передумал».
Загремели барабаны, и плеть опустилась на его плечи. Мастер над оружием крикнул: «Раз!»
Первые полдюжины ударов оставили после себя кровавые полосы, похожие на следы когтей дикого зверя.
По мере продолжения наказания заключенный начал задыхаться, а его лицо стало почти багровым, когда боцман передал девятихвостую кошку его товарищу.
Мастер над оружием хрипло сосчитал: «Двадцать шесть!»
Хирург поднял руку. «Он потерял сознание, сэр!»
«Руби его!» Адам смотрел, как мужчина упал на палубу, обливаясь собственной кровью. Его подняли и отнесли вниз, в лазарет. Человек его, несомненно, быстро поправился бы, если бы ему промыли спину солёной водой и напоили желудок ромом, сколько он мог проглотить. Но следы кошки он унесёт с собой в могилу.
Первый лейтенант настороженно наблюдал за ним. Он не понимал, что это за настроение.
Адам сказал: «На моём корабле не будет мучеников, мистер Мартин». Он устало улыбнулся, когда матросы разошлись по своим делам или по столовым. «Поверьте, дело не только в призовых деньгах!»
Едва он спустился вниз, чтобы переодеться, как ливень хлынул на корабль, словно водопад.
Адам взглянул на себя в то же зеркало. Что бы она подумала обо мне сейчас, если бы увидела?
Он подошёл к кормовым окнам и распахнул одно из них, чтобы посмотреть на горизонт. Дождь уже прошёл: палубы остынут, а паруса нагреются к новому ветру. Он посмотрел на своё пальто, лежащее на стуле, с тускло поблескивающими эполетами. Он так гордился своим назначением. Теперь он протянул руки и почувствовал что-то вроде тошноты в горле.
Три дюжины ударов плетью. И это всё? Как капитан, я мог бы отправить его на главный суд за то, что он ударил младшего офицера. Осознание своей власти над этими людьми всегда потрясало и приводило его в трепет. Но не сейчас. Это было его право.
Должно быть, он проделал долгий, долгий путь...
Днем, сидя за столом, рядом с тарелкой безвкусной солонины, к которой он едва притронулся, он снова подумал о письме и задался вопросом, получила ли она его, а если прочитала, то прочла ли.
Если бы они встретились как бы случайно, на какой-нибудь извилистой тропинке, вроде того места, где он подарил ей дикие розы. И она поцеловала его…
Он резко выпрямился, услышав голос впередсмотрящего, донесшийся с мачты.
«Палуба там! Паруса на подветренной стороне!»
Адам вскочил на ноги. Это было больше похоже на правду. Между Анемоной и кораблями его дяди не было ничего. Перспектива сражения всё изменит и снова объединит их. Очищающее, как дождь, смывший кровь с решётки.
Когда он добрался до квартердека, там было многолюдно.
Лейтенант Дакр коснулся лба, затем откинул с глаз мокрые волосы.
«Я пока не уверен, сэр. Впередсмотрящий говорит, что есть небольшой туман, возможно, снова будет дождь».
«Если это случится, мы его не найдём». Он поспешил к карте, пока помощники капитана её открывали.
Партридж сказал: «Возможно, это работорговец, сэр. Ничего другого на ум не приходит, учитывая, что он так далеко».
«Мои мысли, мистер Партридж! Вызовите обоих вахтенных и поднимите брамсели. Она, скорее всего, развернётся, когда нас увидит!»
Люди высыпали на палубу под пронзительные крики. Адам оценивал их настроение, пока они спешили мимо него и ниже. Некоторые всё ещё думали о порке, но другие уже смирились с ней. Он сам навлёк на себя. Да и чего ещё ожидать от проклятого офицера? Они могли ненавидеть его, когда им вздумается; или, может быть, когда он этого заслуживал. Но бояться его? Этого нельзя допускать ни в коем случае.
Он увидел, как мичман Данвуди пристально смотрит на него. «Поднимись с подзорной трубой. Твои глаза мне сегодня пригодятся!» Он смотрел, как тот карабкается по выкружкам, а длинная подзорная труба подпрыгивала на его ягодицах при каждом шаге.
Мартин присоединился к нему, его лицо выражало нетерпение и возбуждение. «Как и я когда-то», – подумал Адам.
«Задай главный курс, Обри. Я хочу, чтобы она улетела, прежде чем они потеряют нас!»
Они улыбнулись друг другу, забыв обо всем остальном.
«Анемона» держалась молодцом. При ветре, дувшем по корме, она преодолевала каждый длинный впадин и вал, словно породистая лошадь, перепрыгивающая через живые изгороди. Брызги обрушивались на носовую фигуру сплошными потоками, и по мере того, как каждый парус устанавливался и укладывался, они становились тверже, словно их сжимали великаны, а дождь, пропитавший паруса, обрушивался на борющихся матросов и устремлялся в шпигаты, словно ручейки.
Голос Данвуди был практически заглушен шумом парусов и грохотом такелажа.
«Палуба, там! Две мачты, сэр! Кажется, она нас увидела!»
Адам вытер лицо рукавом рубашки и понял, что он промок до нитки.
«Если дождь не пойдет, это им не поможет!»
Он шёл по палубе, порой едва удерживаясь от швыряния на орудия, когда его корабль направлял утлегарь к небу, ловя возвращающиеся солнечные лучи, словно золотое копьё. Затем он снова падал, корпус врезался в очередную впадину, а балки тряслись, словно налетели на песчаную отмель.
Снова был дозорный. Возможно, Данвуди был слишком задушен брызгами, чтобы позвать.
«Палуба! Это бриг, сэр! Не могу разобрать!»
Адам сказал: «Используй свою рупорную трубу, Обри. Уничтожь Данвуди. Всё это бессмыслица!»
Данвуди вышел на палубу, сильно дрожа, несмотря на пар, поднимавшийся от его промокшей рубашки.
Адам спросил: «Что вас беспокоит, мистер Данвуди?» Он удивился, что может говорить так спокойно, но при этом чувствовать лишь тревогу.
Данвуди уставился на палубу и непременно упал бы в следующем стремительном рывке, если бы Бонд, помощник капитана, не схватил его за руку. Мальчик повернул голову и посмотрел на воду, словно всё ещё видел её.
«Она не работорговец, сэр. Она одна из наших, бриг «Оркадия».
Адам повернулся к Мартину.
«Она изуродована?» Он очень нежно сжал руку мальчика. «Скажи мне. Мне нужно знать!»
Данвуди покачал головой, не в силах смириться с этим. «Она вышла из-под контроля, сэр, но на ней нет ни единой отметины!»
Мартин настаивал: «Потерян? Брошен? Говори, мужик!»
Адам запрыгнул на подветренные ванты и начал подниматься, каждая веревка царапала ему пальцы, пока корабль качало из стороны в сторону.
Ему пришлось долго ждать, пока судно достаточно стабилизируется на одном гребне волны, а стекло очистится, пока он отдыхал, опираясь на ванты.
«Оркадия» сильно качалась и качалась, солнечный свет заливал её кормовые окна и позолоченные пряничные стены, отчего каюта выглядела так, будто охвачена огнём. Шлюпка всё ещё была на месте, но другая, перевёрнутая и ударяющаяся о борт брига, болталась на каких-то незакреплённых снастях.
Значит, не сдался. Он дождался следующего толчка под килем и попытался снова. Оркадийский флаг запутался в снастях. Адам чувствовал, как обращенные к нему лица внизу жаждут рассказать им, и чувствовал тревогу, которая прогнала их внезапное волнение. Ещё раз взглянул в капающую подзорную трубу, хотя и знал, что видел. Он быстрее спустился. Очень скоро это увидят все остальные.
Он обнаружил, что его лейтенант и Партридж ждут вместе. Откладывать не было смысла.
Он повернулся к ним и просто сказал: «Соберите кормовую охрану и вооружитесь, джентльмены». Он поднял руку, когда лейтенант Льюис поспешил прочь. «Это Оркадия». Ему захотелось облизнуть пересохшие губы, но он не осмелился. «Она летает на «Жёлтом Джеке».
Льюис прохрипел: «Лихорадка!»
«Как скажете, мистер Льюис», – его голос стал жёстче. «Моряки боятся и ненавидят его даже больше, чем огонь».
Лейтенант Болдуин вышел на палубу, оглядываясь по сторонам, застегивая свой алый сюртук.
Адам сказал: «Мы подойдем к нему с наветренной стороны и спустим шлюпку». Он заметил быстрый обмен взглядами. «Я вызову добровольцев и сам переправлюсь».
«Вы не подниметесь на борт, сэр?» – Дакр огляделся по сторонам, словно уже видел весь ужас происходящего на этом переполненном фрегате.
«Я решу позже».
Из-под палубы выходили морские пехотинцы, все вооруженные и готовые сражаться и убивать, если это будет необходимо для поддержания порядка.
Мартин наблюдал, как по кораблю проносится осознание, и как страх превращается в уверенность.
Он сказал: «Ее командир, я полагаю, друг сэра Ричарда?»
«И мой тоже». Он думал о том Дженоре, которого знал, доверчивом, верном и симпатичном. Адам считал его погибшим вместе со всеми остальными, когда отправился на поминальную службу в Фалмут. Когда его первый лейтенант, сержант, и этот самый Обри Мартин прискакали из Плимута, чтобы сообщить ему, что самые дорогие ему люди живы. Когда он потерял Зенорию навсегда.
«Вы возьмете ее на буксир, сэр?»
Когда Адам снова повернулся к нему, Мартин был потрясен, увидев на его глазах слезы, которые неудержимо текли по его лицу, смешиваясь с брызгами.
«Во имя Бога, Обри, ты же знаешь, я не посмею!» Это был еще один капитан, которого Мартин никогда не видел.
Адам повернулся к Данвуди, не обращая внимания на окружающих. «Но Дженур – от моего дяди. Должно быть, это что-то важное». Он пристально смотрел на далёкий бриг, пока его взгляд не затуманился настолько, что он ничего не видел.
Он услышал крик Мартина: «Руки вверх! Уберите паруса, мистер Льюис!»
Но только Данвуди услышал голос своего капитана, прошептавшего: «Господи, прости меня за то, что я должен сделать».
Всё ближе и ближе к поражённой «Оркадии», пока все телескопы на квартердеке «Анемоны» не увидят абсолютное опустошение судна: двойной штурвал, оставленный без присмотра, дергался из стороны в сторону, пока бриг дрейфовал и качался под напором моря и ветра. Возле компасной будки Адам увидел двух мужчин, лежащих, словно спящих, чьи тела двигались только в такт яростному движению брига. Рядом лежал ещё один труп, прикованный линем к разбитой шлюпке, и, когда «Анемона» приблизилась, уперев реи почти в нос, как можно ближе к бейдевинд, он увидел другие облитые брызгами свёртки, которые когда-то составляли компанию «Оркадии».
Он услышал, как хирург сказал: «Должно быть, это было что-то ужасное, сэр. На таком маленьком судне, как у неё, это распространилось бы со скоростью лесного пожара».
Адам не ответил. Он слышал о столь смертельных эпидемиях в этих водах, но никогда их не видел. Люди падали прямо на своих постах, некоторые умирали, не успев понять, что происходит. Заражение могло начаться где угодно, например, на судне, подозреваемом в рабстве. Нередко такие корабли, доверху набитые человеческим грузом капитанами, для которых численность была превыше всего, прибывали к месту назначения с большинством погибших рабов, а вскоре за ними и со многими членами экипажа.
Он сказал: «Почти так, мистер Мартин». Его голос звучал отрывисто и, для тех, кто его не знал, безэмоционально.
Обе вахты стояли на страже, некоторые смотрели на заброшенный бриг, словно в нём таилась какая-то разрушительная сила. Корабль-призрак вернулся, чтобы отомстить за какой-то прошлый кошмар.
Несколько человек повернулись к корме, когда Адам крикнул: «Мне нужны добровольцы для команды судна».
Он наблюдал за смешанными выражениями лиц: испуганными, враждебными, некоторые из них были наполнены всепоглощающим ужасом.
