Текст книги "Броненосцы Петра Великого. Части 1 и 2."

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 63 страниц)

Добавил проект фактории еще одним домиком, чуть на отшибе, и с огородом вокруг.

Пока пусть будет одноэтажным, и на пяток маленьких комнат с большой общей гостиной и двумя печками, кирпичные тела которых будут разделять по две комнаты. Старики любят тепло. Навскидку, мне этот домик удорожает проект фактории всего на 12 рублей, если делать его в комплексе с факторией и соответственно, по льготной цене. Переживу, построю чуть меньше факторий в первой волне, и все.

Подумал, что еще мог забыть? Чердак под радиоаппаратуру предусмотрел, даже флагшток не просто так очень высоким делаю, сараи и амбары с хозяйственными постройками есть. Кухни медпункта хватит и на приют. Что еще? Колодец? Хорошо бы, да не везде его можно будет поставить, это уже как допработы надо проводить. Посадочную площадку для вертолета? Угу, и интернет-клуб. Ладно, поправки внес, пусть проект дальше зреет.

Займемся заводом.

Неделя была посвящена проработке чертежей и изготовлению деревянных моделей. Моих мастеров на заводе слишком мало, а с местными мастерами работать существенно тяжелее, закостенелые они какие-то. Уперся в хорошую сталь для плугов. Завод мог лить из чугуна большие объемы металлоизделий, а вот линию стали, заводчане открыли только одну, и то, когда по иному стало никак. Похоже, мой продувочный способ долго в секрете все же будет не удержать. Ну и ладно. Уральский завод уже должен быть готов к выходу на полную мощность. Велел расширять стальное производство, и поговорил со святым отцом, пусть ищет себе помощников – задача прежняя, никаких чужих и пригляд за своими. Никаких проблем с отливками не предвиделось, плуги будем отливать грубой отливкой и ковать нож плуга, до приемлемой остроты, дальше на абразиве, остальные части даже обрабатывать не будем. Сложно тут с обработкой. Речка, питающая водяное колесо, совсем никакая, и большую часть работы приходиться делать вручную. Так что инструментами творения были только отливка, молот и напильник. И еще много дешевой рабочей силы. Пока выкарабкивались на этом.

Приказал расширять столярный цех, для них есть много работы. Бочки велел собирать по корабельной технологии, на оправке и из тонких реек в два слоя на костяном клею. Опять уперлись в слабую лесопилку. Заводу срочно надо обзаводиться двигателем! Насколько все же удобнее было работать в Вавчуге!

С низкими темпами пришлось смириться. Сотню двух кубовых бочек они, до лета, сделают, вряд ли, но, бочек 70 сделать должны. Еще был затык с колесами. По проекту, отливали ступицу со шкивом, спицами и узким ободом, практически плоский лист в виде колеса. А потом на обод насаживали деревянные колобашки, прямо на выступы зубьев, и должно было получиться неплохое колесо. Оно и получилось вполне симпатичным, только вот, непрочным и тяжелым. Тонкая отливка, да еще и с тонкими спицами, была склонна к восьмеркам и вихлянию, так сказать, теряла продольную жесткость.

Хорошо. Не получилось по принципу машины – будет по принципу велосипеда. У велосипеда колесо сохраняет жесткость только потому, что спицы, идущие от обода к ступице, идут не в одной плоскости, а расходятся от обода конусом, да еще и к ступице подходят по касательной – вот и получается велосипедное колесо, легкое и прочное. Можно, конечно, увеличить толщину отливки плоского колеса, и будет достаточно жестко – но железо приходилось экономить, его, в этом году, очень много уйдет, и добытчики не успеют увеличить объемы.

Переработали модель. Теперь будем отливать две половинки колеса, причем, еще более тонкого. А, соединив отливки, ступицами, как две тарелки внутренностями друг к другу, получим вполне жесткое и относительно легкое колесо. От деревянного обода в этом случае отказались, двойные реборды отливок образовывали достаточно широкий обод, с небольшими шипами посередине. А соединяли две половинки железными заклепками по ободу. Возни получилось больше, чем планировал, но результат понравился.

Линия производства насосов выглядела очень занятно и печально. Из-за недостатка мощности цех обработки отливок делал все вручную, вращая луками, с тетивой перехлестнутой через ручку, чугунные трамбовки, по диаметру полировального круга равные диаметру шестеренки, и подсыпая внутрь мокрого песку.

Как в каменный век попал.

Несколько верстаков, на которых напильниками зачищали шестеренки, и где пиком автоматизации была вилка, в которую вкладывали шестеренку, и, вращая, вручную обтачивали ее по радиусу.

Сел прямо в цеху. То, что на заводе не все хорошо с энергетикой – понимал. Но, что настолько все плохо – уже забыл. И так во всем. Как только дело дошло до обработки отливок – тут и напомнила о себе вся чудовищность ситуации.

Завод в Вавчуге меня развратил. Кроме того, за время отсутствия, идеализировались все эти ручные технологии. Надо заниматься производством станков и двигателей, без этого дальнейшее строительство заводов просто бессмысленно. И это, пожалуй, одна из моих первых задач. В очередной раз грустно хмыкнул, первые задачи уже через край перехлестывают. Даже в блокнотик не стал записывать.

А пока, оставалось только на практике проверять тезис – что рота солдат заменяет экскаватор. Заводчане тезис пока оправдывали – работали споро, даже радостно. Удивляюсь. Еще больше удивлюсь, если они мне к пахотному сезону сделают сотню комплектов из десяти плугов, сеялки, бороны, комбайна и поливалки. Но больше таких заводов строить нельзя.

За прошедшую неделю с мастерами уже успел о многом поговорить. Вечерами полно свободного времени – с освещением было также откровенно плохо, как и с механизацией.

Но сегодняшний процесс обработки отливок вогнал в глубокую депрессию. Еще и Тая по окрестным деревням уже несколько дней как поехала.

Чем глубже еду в Россию, тем больше портиться настроение, а чем ближе к границам, тем дышать легче. К чему бы это? А впереди еще Тула и Московские купцы, которые настроения явно не добавят.

Вот и пытаюсь, вместе с мастерами, отравить депрессию. Отравление проходило в дружеской обстановке, под обсуждение далеких перспектив – про ближние уже давно все обговорили. Успел или нет, дойти до космических кораблей, бороздящих просторы большого театра – уже не помню, надеюсь, и мастера не помнят.

Утром взгрустнул. Мало того, что отравленная депрессия никуда не делась, а стала еще несноснее, так еще и созрело понимание – пить мне теперь можно только чуть-чуть. Похоже, после напряжения последних пары лет – пошел откат. Решил сегодня на завод не ходить, а побродить просто по округе.

Передумал бродить сразу, как сошел с дороги. Странно, и про глубину снега успел подзабыть в теплых краях. Депрессия отвоевала еще кусочек. Пошел, куда дорога вела, то есть в деревню.

Черные низкие срубы домов, с седыми шапками крыш, нахохлившись, сидели в белых огородах, отделенных друг от друга грязными тропинками. Деревня напоминала группу старичков, сидящих рядком на завалинке и убивающих клубами никотина остатки здоровья. Было непривычно тихо. За спиной звенел молотами завод, а впереди большая деревня изредка подавала признаки жизни лаем собак да недовольством домашней скотины.

Вот она, настоящая Россия. Обычное село, каких тысячи. Ничего в нем нет. Даже трубы не на всех домах, многие курились легким дымком по всему периметру крыши, намекая, что хозяева не столько топят избу, сколько коптят ее. И внутри может быть семейство в десяток человек, да еще пяток мелких детей, да молодняк скотины.

И вот этим людям хочу продавать плуги? Или вводить стандарты санитарии? И чтоб они детей побольше поднимали?

Сел на небольшой штабель бревен, явно запасенный под строительство. Закурил, так и оглядывая деревню, подозрительно щурящуюся на меня маленькими окошечками под чубами соломенных крыш. Задал сам себе дурацкий вопрос – на что рассчитываю? Где мне столько сил взять?

Скрипя снегом, подошел староста деревни, еще с одним мужиком, поклонились, просили не побрезговать и оказать милость. С трудом понял, что к старосте приглашают. И народ тут забитый, какие, нафиг, реформы! Но старосту уважил.

Разговор, неожиданно, настроение чуть приподнял. Староста спрашивал, в силе наш договор про лен. А то бабы по всем деревням только льном и занимаются.

Настроение приподнялось только для того, чтоб более размашисто приложиться опять об самое дно. Ткать было нечем, ни станков не мощностей. Да, договоренности в силе – скупим все, и будем скупать лен и далее.

Радостные крестьяне вытащили угощение. Мдя, если это угощение, представляю, что они каждый день едят. А может, и не каждый. И ведь это деревня богатая! Железом торгуют, рядом с большим заводом стоят. Что же в глубинке то!?

Настроение прошло самый низ падения. Постучалось несколько раз об дно и убедилось, что дальше просто некуда, тяжело вздохнуло и полезло постепенно вверх.

А что, в конце концов, думал? Блюдечка с голубой каемочкой захотелось? Это тебе не поморы, и не казаки. Это большая часть земли Русской. Вот именно в таких деревнях и надо будет работать. Завезу на Липкинский завод новые станки, двигатели для них сделаем – и все получиться. Когда ни будь.

Вернулся на завод, поймал мастера, и с ним пошли по цехам, обсуждая, где и какие станки нам нужны. Мастеру обещал, что найду, чем станки двигать, и что странно – он мне сразу поверил. Пришлось умерить его аппетиты, по которым станочный парк завода уже выплеснулся за стены цехов. Обсуждали самое нужное. Предложил ему назвать десяток станков, с которыми он знаком по Вавчугу, и которые нужны в первую очередь.

Уже к вечеру наметился ажиотаж на заводе, слухи поползли самые дикие, в том числе, что люди будут больше не нужны на заводе. Только русских луддитов мне тут не хватало.

Утром велел собрать всех рабочих в сборочном цеху, пока шепотки не переросли в нечто большее.

Залез на верстак, оценил макушкой высоту потолка, и попросил передать мне табурет. Не гоже князю стоять пригнувшись. Толкал речь, гордо сидя на табурете.

Развернул перед мужиками объемы, которые надо сделать к лету, и рассказал для чего. Переждал, гул обсуждения, и припечатал, что в следующем году сделать надо в несколько раз больше, и каждый следующий год увеличивать производство. Завод будем расширять год от года, и людей будем еще нанимать. А станки, это только инструмент, как и напильник, и кувалда. Как поставим их в цехах – освятим обязательно, они не искус нечистого, а вполне богоугодное дело. И работать на них будут только лучшие, считайте, те, кому господь благоволит больше всех. Так что старайтесь мужики, а пока ступайте, работы у нас еще очень много, и многие года впереди только все больше будет.

Сполз на пол, по плану сегодня были испытания первого плуга. Только испытывать его было негде. Землю, на испытательной полосе грели кострами, но отогрели пока на четверть штыка. Испытания отложили.

Насос испытали, и, отряхиваясь от воды, летевший из всех щелей, признали испытания условно успешными – не все ли равно, поливать струей из специального распылителя или использовать для этого щели насоса? Ну а если серьезно, то слегка доработать насос все же придется.

Ножи комбайна проверяли на соломе. Вроде работают, хотя, затачивать их надо лучше. Было много закусываний, без перерубания.

Молотилка оказалась очень звонкой, работа с ней может стать проблемой – лошади пугаются.

На заводе организовали небольшую группу из самых сметливых крестьян, которым подробно объяснял, как и что работает, и для чего предназначено. Мои опасения, что мужики будут креститься и отвергать всю полевую технику – не оправдались. Наоборот, те самые, сиволапые мужики, вникнув в нюансы работы – что, правда, потребовало двух дней – эксплуатировали технику вполне уверенно. За три дня довели их уменья до уровня полевого механизатора, то есть, они были способны снять и заточить ножи, подтянуть цепи молотилки и поменять насос поливалки. Начало было положено.

Организовал из этих мужиков заводскую ремонтную бригаду, и куратором над ними поставил мастера. Задача бригады – за зиму изучить все механизмы, и научиться их ремонтировать путем замены частей и агрегатов. Будут на большом струге, полным запчастей, все лето ходить по Дону и помогать артельщикам.

Последние три дня перед отъездом разрабатывали с мастерами график. Тысячу плугов сделать не получалось, даже при условии, что к лету увеличиться продолжительность работы завода. Строили планы дополнительных цехов и складов. Держать большой объем произведенной техники под открытым небом было чревато неприятностями с деревянными деталями, которых в наших первенцах с избытком. Хорошо еще, что денег для завода было с запасом, который таял на глазах, при обсуждении очередной модернизации. Пора задумываться, где бы мне еще один Константинополь найти. Интересно, а Лондон такой же богатый?

Тая вернулась буквально перед самым отъездом. Довольная. В этой местности набирать отчаявшихся женщин оказалось даже легче, чем в Воронеже. Если так пойдет и дальше, то полторы две сотни женщин Тая соберет только по пути. Неожиданно. Надо думать, где они будут жить, пока строят школу. Хотя, тут и думать нечего, обоз привезет их в поместье, вот там пусть и живут пока. Гм, цветник разрастается. Опять на меня анонимку Петру накатают. Надо будет пару священников в поместье поселить.

Последний день посещения завода посветили подготовке хранилища в заводоуправлении. Все же тут соберется значительная казна, о которой, со временем, могут и прознать. Каменных домов на заводе не было, так что стенами будут мои морпехи и абордажники, которых они отберут в Воронежской школе. Для них нужна была казарма, отдельная и в центре заводского поселения. Пришлось заниматься перетасовкой рабочих бараков.

Уезжал из Липок с чувством, что не сделано еще очень многое. И с сомнениями, что мои планы на лето реальны. Виртуальный урожай, который был уже распределен, уменьшался прямо на глазах. Оставалось надеяться, что наверстаю в следующем году.

Впереди, через три сотни километров, были новые проблемы. Наш санный обоз шел в Тулу.

По дороге размышлял, насколько все же проще воевать, чем налаживать производства. В этом и есть корень всех бед. Только корешок то ядовитый. Великий Рим заглотал его, и приболел, с летальным исходом. Испанцы, так же переели награбленного золота, и теперь имеют голод по всей территории, и правителя-дебила, в медицинском смысле. У меня на Испанию были грандиозные планы, пока не узнал, как там дела на самом деле обстоят. Теперь придется с Францией работать, а это более опасно. Настолько опасно, что производство снарядов надо минимум утраивать. А что увижу на Тульских заводах – уже себе представлял, и переставал питать иллюзии. Наказаниями дело не поправить, Туле нужна модернизация, как и Липкам, как и всей России.

К городу подъезжали по Воронежской дороге, упирающейся прямо в восточную стену деревянного городища, закрывающего своими воротами вид на город. Подъезжали традиционно под вечер, и разбираться, где тут что – было некогда. Спросили стражу на воротах указать дорогу к тульскому стольнику, и почтил его визитом. Удобство таких визитов в том, что убивалось несколько зайцев – можно было получить постой и информацию. Искать в городе постоялую избу просто некогда, а вовсе не из жадности, как все подумали.

Стольник Чулков, показался мужиком зажиточным, на его подворье можно было роте морпехов остановиться совершенно спокойно. А вот нрав у него был далеко не такой широкий и радушный, как его двор. Вопрос «чего надо» не прозвучал исключительно из опасения – тут, как позже выяснилось, нас уже ждали, так же, как и на заводе в Липках.

Вечером, после трапезы, сидели в кабинете стольника, точнее, это помещение могло быть чем угодно, кроме кабинета, скорее оружейной – но хозяин выдавал его за кабинет, наверное, что-то скрывая.

За прошедшее время, страсть о недопоставках снарядов успела утихнуть, и предложение пойти, вместе с гарнизонной ротой, в кузнечную слободу, расстреливая там каждого второго встреченного, да еще и на ночь глядя – уже не было так привлекательно. А если послушать стольника, то Петр, по пути в Воронеж, занимался именно этим – по крайней мере, стольник теперь готов к любому сотрудничеству.

Говорили спокойно о тульском житие-бытие. Интересовался, как тут дела устроены. Собирал базу для предстоящего разноса.

Узнал много нового. Кузнечная слобода – явление, в большинстве русских городов совершенно обычное, кому понравиться, постоянный стук молотов под ухом и высокая вероятность пожаров от кузен. В Туле, кузнечную слободу вынесли аж за реку. А вот дела, в самой слободе, настораживали. Заводов, на той стороне реки хватало. Их по всей округе было много. И строить их начали уже давно, в основном иностранцы – начиная с голландца Винуса и продолжая целым рядом датских, английских и немецких заводчиков. Практически все заводы, на настоящее время, постигла одна участь – экспроприация в казну. Правда, стоит заметить, что их и строили на казенные деньги. После перехода заводов в казну, часть из них отдали Нарышкину, часть русским купцам в аренду, но старых хозяев не осталось. Как впрочем, если читать между строк рассказа стольника – хозяев у заводов и теперь нет – управляются они крайне посредственно.

Из новопостроенных был только завод Никиты Антуфьева, так же построенный, по большей части, на казенные средства и считающийся самым современным – на нем и разместили заказ на снаряды. По большому секрету стольник сообщил мне, что в завод Никита вбухал совершеннейшую прорву денег, аж четыре с половиной тысячи рублей. Мдя. Впечатлился.

Основной рабочей силой на заводах были приписные крестьяне и мастера. Но мастера трудились, в основном, не на заводах, а дома, на заводах они отбывали повинность. На хлеб насущный эти специалисты зарабатывали, делая дома заказы, начиная от штыков и заканчивая замками. Такая организация труда ввергала в оторопь. Эдакая, барщина в заводском исполнении. И самое обидное, повлиять на это, прямо сейчас, было мало реально. Только если государь прикажет казенный завод строить. Вот это уже в пределах моего влияния, думаю, у меня есть, чем убедить Петра – строить под Тулой большой оружейный завод и принимать на него мастеров на обычных, для меня, условиях.

Всю ночь ворочался, в Туле все хуже, чем пугал себя по дороге. Да и просто не спалось на новом месте.

Утром на дворе, меня дожидались мои мастера, привезенные из Вавчуга и оставленные в Туле на производстве снарядов. Вид мастера имели бледный, и какой то забитый. Начали закрадываться подозрения, что в Туле не все хорошо не только с производством. По крайней мере, за моими мастерами ранее не замечено было, чтоб они шапку при мне ломали, и кланялись низко и подобострастно.

Решил все же пока ни о чем не расспрашивать, посмотрю на производство и людей, а потом буду выводы делать.

Перебрались через речку Упу, чуть выше ее слияния с притоком, речкой Тулицей, на которой собственно и стоял завод Антуфьева – мой основной поставщик.

Левее реки Тулицы лежала большая слобода, с просторными дворами, практически на каждом из которых дымила кузня и суетился народ, причем бабы суетились на ровне с подростками и стариками, а вот взрослых мужиков видно было маловато. По проездам, между дворов слободы, сновали сани, нагруженные углем и крицами. Видимо по этому, проезды выделялись черными лентами, на белизне окружающих полей. Кстати, названия эти улицы-проезды имели вполне соответствующие – «Замковый», «Штыковой», «Дульный», «Курковой» и тому подобные.

Выше по течению реки Тулицы стояла длинная мельничная плотина, с весьма впечатляющим перепадом высоты, а рядом с ней красовались каменной кладкой кузнечные цеха, в которых гулко били молоты. На этом заводе сталь получали из чугуна старым дедовским способом – хорошенько проковывая чугунные заготовки.

Ниже мельничного пруда стояли две домны, с длинным литейным цехом. И еще ниже два деревянных цеха, в которых собирали и заряжали снаряды, за ними столярная мастерская и длинный сарай для готовой продукции. В глаза сразу бросилась некоторая отчужденность этих строений. Основные цеха Никиты были каменными, а снарядные цеха хвастались низкими срубами, и производили впечатление пригнувшейся к земле падчерицы, в окружении расфуфыренных дочек мачехи.

Со дна души начала подниматься неприязнь. Сильная.

В цехах увидел ровно то, что и боялся увидеть. Несколько десятков человек обрабатывали снаряды вручную. И это притом, что, судя по перепаду плотины – мощность на заводе вполне приличная. Даже не стал осматривать цеха и опрашивать мастеров. Картина сложилась окончательно.

Отправил одного мастера с одним своим морпехом – немедленно привести сюда Антуфьева, и пока было время, уточнил у второго мастера некоторые моменты. Окончательно взбаламутил ил своей души, и начал вышагивать по цеху, ожидая посланцев и мешая работать людям.

Ситуация самая обычная – «вам надо – вы и делайте», усугубленная тяжелым характером Никиты и его желанием быть главной мухой на этом навозе. При этом, завод, все же, был казенным, и его стоимость Антуфьеву еше не один год выплачивать, выполняя заказы для казны. С другой стороны – раз уж даже мне известны его деяния в моей истории – то расстреливать его нельзя, хоть и очень хочется.

Уточнил у мастера семейное положение Никиты Демидовича, покивал головой. Наметки плана сложились.

Вошедший в цех Никита, производил впечатление. Огромный кузнец, ростом, подстать Петру, только культуристских пропорций, несмотря на возраст, переваливший на вторую половину отпущенного срока. Борода лопатой, это тут обычное явление, Петр только бояр пока стриг. И прищуренные глаза. Вот что виделось в этом человеке в первую очередь. Не удивительно, что он тут всех построил.

Никита поклонился, вполне по протоколу, не придраться, и спросил

– Звали князь Александр? – Надо же, и тут не придраться. Обычно мне тонкости протокола не интересны, и обращение ко мне просто князь, без уточнения имени, меня ничуть не коробило, хотя настоящие князья считали это оскорблением. Но не теперь.

– А поведай мне, крестьянин Никита, сын Демида, как так вышло, что летом этим, флот Азовский без снарядов с османами воевал, и восемь кораблей от этого утопло?

Сам знаю, что не прав и по фактам и по именованию – но момент мирного решения вопроса миновал уже давно, и на обострение шел умышленно.

Антуфьев от неожиданности даже не знал, как ответить. Пришлось ему помочь. Уселся на лавку, и спокойно перечислил, как будет дальше протекать наше сотрудничество.

– Мне государем флот тот вручен на победу был, а ты у меня эту победу украл, и досталась она Крюйсу. Ты не просто суда государевы топить помогал, ты еще личную обиду князю нанес. И государь наш, позволил мне с обидчиками не церемониться. Посему, назначаю тебе виру в треть стоимости потопленных судов. За другую треть – османы в ответе, а за останюю – моя вина, за которую с меня государь уже спросил. Вот и выходит с тебя на круг двадцать одна тысяча рублей. Чем расплачиваться будешь?

– Князь Александр, нет в том моей вины, все, что государь велел – сполна поставил.

– Так ты, крестьянин, еще и в слове князя сомневаешься? Запорю! – прорычал в лучших традициях самодурства, привставая с лавки. Действительно, нашлось к чему придраться. Да когда же он возмутиться, что его крестьянином зову, у меня на это такая шикарная домашняя заготовка есть.

Вот тут Никиту пробрало. Он бухнулся на колени, ломая в руках шапку и склонив голову.

– Милости прошу, князь Александр, нет денег на виру столь высокую.

– Милости?! Вира тебе высока?! А на кораблях тех еще восемь сотен душ преставились, тебе и эту виру может добавить?! – и обратившись к морпеху – Веди этого должника, пред богом и людьми к стольнику, позже ему наказание вправлю.

Никита что-то хотел сказать, но к его счастью, сдержался, рассматривая зрачок ствола пистолета, направленного на него морпехом.

После ухода Антуфьева, переговорил с мастерами, насколько они в курсе, чем вообще занимается завод, и смогут ли они быть его временными управляющими. С учетом того, что завод не только снаряды делал, но еще и ружья с пушками и ядрами, для армии, а так же много хозяйственных мелочей, включая художественное чугунное литье для московских дворов.

Мастера настолько воспрянули духом после разноса Никиты, что стали похожи на себя прежних, и заверили, что сделают еще и лучше. Напомнил им, что литая сталь пока секретна, и за раскрытие этого секрета спрошу с них особо. Но даже эта бочка дегтя не испортила мастерам ложку меда. А кстати, где наш секретчик?

Счет к Антуфьеву подрос еще чуток. Секретчика отозвали. Как Никите удалось это провернуть, даже интересоваться не буду, не до этого. Но мой первоначальный план, относительно него, надо менять.

Велел вести меня к старосте кузнечной, точнее оружейной, как ее тут называли, слободы. Пока в настроении, надо это дело заканчивать.

Собирались мастеровые долго, пока всех нашли, да пока они с молотами да горнами разобрались – успел две трубки, с большим промежутком выкурить, и основательно замерзнуть.

Сидел на крыльце дома Баташева, выбранного мастерами слободы на должность старосты, и окидывал взглядом собирающуюся толпу. Прокручивал речь.

Замерзнув окончательно, решил дальше не тянуть, и, выйдя на крыльцо, поведал собравшимся, какую змею они пригрели на слободской груди.

Хорошая получилась речь, не зря потратил время на подготовку. В ней расписывал примерно тоже, что и Никите. Только более красочно, более подробно останавливаясь на победах Крюйса, и героической гибели судов с экипажами. И над всем рассказом витала мысль – будь снарядов больше, все сложилось бы иначе. Разогрел толпу до состояния выкриков, в нужном мне русле. Сделал паузу.

– Дозволением, государем мне даденным, возложил на Никиту, сына Демида – виру великую, в двадцать одну тысячу рублей.

Сделал паузу, пережидая пораженные возгласы.

– Но виру эту не одному Никите нести! На старика-отца перекладывать ее часть не по-божески, а вот братья его, Григорий да Семен – в ответе. И семьи их в ответе, понеже жили они в праздности, тогда как на Азове погибал флот наш, не в силах от неприятеля отстреливаться. И виру эту, требую немедленно!

Народ замолчал. Краски несколько сгустил, мне Никита не показался любителем праздности, скорее наоборот. Но самодуру князю поперек не особо то и скажешь. Подвел итог.

– Коль не выплатят виру немедленно, беру их всех, вместе с семьями и детьми малыми в закуп, и на завод Уральский отправляю, пока виру трудом своим не отработают. А коль не любо вам такое мое решение, то велю тут же всех казнить, как воров и убийц, помогавших флот наш топить и мужиков русских убивать! Ну, так как?! Любо вам закуп подтвердить? Или считаете, что за грехи такие только животом ответить можно?!

Куда они денутся, «любо» конечно. Казнить земляка, пусть и многие с ним в плохих отношениях были – русский народ не даст, не любят тут казни, в отличие от многих европейских стран, где казнь была элементом праздника.

Уже кулуарно решали, кто куда едет. Старику Антуфьеву предлагал выбор, ехать с невесткой и внуками в Вавчуг или остаться при заводе – мои мастера ему подберут дело по силам – надо ОТК организовывать, опыт пропадать не должен. Думаю, старик выберет завод. Дальше дело пошло по накатанному сценарию. Поход со старостой к стольнику, еще одна развернутая речь и составление документов на закуп – еще и заплатить пришлось. Вот такая тут загадочная практика. А Никиту поставили перед печальным фактом – лежит тебе, соколик, со всем твоим семейством, длинная дорога на Урал, под руку моих мастеров. А коль докажешь, что не только гордыню имеешь, но еще и с людьми обращаться научишься – поручим тебе на Урале заводы строить. Но это потом, когда поймешь, какими они должны быть, и как на них рабочие должны работать. А главное, как заказ казны исполнять. И коль еще хоть одно нарекание будет – не взыщи, всех на рудники при этих же заводах велю отправить. Чтоб мысли у тебя только о работе были, среднего сына твоего, Григория, и младшего Никиту – с собой забираю, вместе с мамкой их, а старший, Акинфий, пусть с тобой на Урале уму-разуму набирается он уже вполне взрослый. Коль мастера тебя на самостоятельные дела поставят, и дела те по чести и совести исполнишь – в тот же год с семейством воссоединишься. А теперь ступай, собирай обоз в дальнюю дорогу.

За все время моего монолога Никита не проронил ни слова, выплескивая свой крутой нрав только во взглядах. Плевать. Если он действительно так хорош, как говорит моя история – он быстро на Урале сам заводы ставить начнет, только его чуток обломать надо, да подучить новым производственным порядкам. И к деньгам казенным больше не подпускать, пусть на банковских кредитах работает.

После того, как пара солдат сопроводила Никиту домой, сотник завел пространную речь, мол, ему надо сопровождение аж до самого Урала этапируемому приставить, и надо эти затраты как-то покрывать. Знаю это как-то. Поторговались. Мелочи это все, думал, как буду перед Петром за очередное самоуправство отчитываться. А с другой стороны, адмирал флота отправил проштрафившегося мастерового на заводы, опять же, отбывать повинность для казны. Закуп умышленно не на себя оформлял, а на флот Азовский, то есть на казну. Неприятности, конечно, будут – но увеличение поставок снарядов того стоят.

Отправка обоза Антуфьевых меня больше не интересовала. Сопроводительное письмо мастерам на Урал написал, в нем просил особо твердо держать закупов в ежовых рукавицах, и учить правильному обращению с людьми. Но написал также, что и надежды они подают большие, можно им будет самостоятельные дела давать, как только оботрутся.

Оставшиеся дни, до отправки в Москву, занимался заводом. По бумагам он был записан на Антуфьева. Но доля казны была велика. Посидели с дьяками, решая юридические коллизии, вписали в закуп уменьшение суммы, а заводские бумаги соответственно переписали на закупщика, Азовский флот. Вот и стал завод в собственности казны, и еще раз казны.

Дальше было интереснее, ходили с мастерами и решали, что и как меняем. Теперь мастерам ничего не мешало применять свои методики, точнее мои, но это вторично. Раньше, как они мне рассказывали, на все попытки усовершенствований был один ответ – «будет так, как я сказал». Правда, к чести Никиты, некоторые новшества он все же ввел. Уже от своего имени. Но теперь завод предстояло перетряхнуть основательно, а с прибытием почти святых отцов начать производство и литой стали.