Текст книги "Броненосцы Петра Великого. Части 1 и 2."

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 63 страниц)

Признаваться в авторстве на все эти вооружения не стал – орденские, значит орденские. Так даже лучше – быстрее на вооружение примут, мол, раз рыцари этим пользуются, то и нам надо.

Делали с боярином опытные образцы, что бы он проникся технологией, и приставил к нему двух матросов из команды, которые принимали самое деятельное участие в изготовлении «орденских» боеприпасов. Пожалуй, пускай так, и едут с боярином к Петру, а потом в войска. Обойдемся, как ни будь, без пары матросов. Провел с матросами беседу на тему – «На вас смотрит вся Россия». Дал им общие указания, не пытаться все сделать самим, а привлекать больше людей к работе – а если будут проблемы, обращаться с ними к Борису Петровичу. Боярин покивал, мол – да, помогу все уладить, главное бомб, метателей да гранат побольше. Одним словом, пополнением он остался доволен.

Вот таким образом наметили еще одну кампанию, которую проведет Шереметьев, если, конечно, Петр ему дозволит. Но в том, что боярин уговорит Петра, практически не сомневался, как и в том, что Петр бросит все и примчится в Азов, а потом, быть может и в Константинополь. Наваристая кашка получалась, однако. Хорошо хоть нашли способ не воевать на два фронта, сначала гробим хана, а потом переправляем войска в Константинополь. А пока отвезу туда десанты, которые Петр придал фрегатам для захвата Керчи. Керчь потом и меньшими силами захватить можно, когда османы отзовут усиление и флот, стоящие там, на защиту столицы. Только этот флот обязательно в море перехватить надо будет, а то вся стройная картинка рассыпается как карточный домик.

Боярин потребовал и от меня письмо государю. Так сказать для солидности. Да и ждет, наверняка Петр моего отчета. Сел писать. Излагал подробно весь переход, с момента как мы расстались, до прибытия в Азов. По каждому эпизоду даже слухи описывал – Петр силен анализом, вот пусть и подумает, а дело практиков аналитикам сведенья предоставить. Напирал на то, что удержать за собой проливы, а с ними и все средиземье, это шанс, которого больше никогда не будет, уж это то знаю. А теперь такая возможность есть, и нам для этого только нужно, что его благословение. Ну и силой военной подсобить. Старался убедительно расписать, как одной большой армией убьем нескольких зайцев, и Крым придушим, пока султан хану помочь не может, и проливы захватим, по которым большая торговля идет, и людей много наберем для задумок его в междуречье Волги и Дона. Одним словом, расписал такие сладкие перспективы, что бумага стала липкой. А от Петра всего то и требовалось, армию тысяч в сто пятьдесят отправить с Шереметьевым в Крым, да баржи снабжения пустить по Дону к Азову. А все остальное уже само сделается, с нашей помощью. И еще, моряков надо. Потери у флота будут, будут и захваченные суда без команд. Всех знакомых с кораблями и нанятых за границей то же гнать в Азов, плюс еще отправить вербовщиков в страны средиземноморья, набирать там команды, и смешивать их с русскими, пусть учатся друг у друга. А доставку наш флот обеспечит, пока проливы удерживаем.

На всякий случай в эпилоге письма рассыпался в извинениях, мол, прости государь, если что не так. Велел ты мне флот османский воевать, да султана к миру принуждать по мере сил, вот и исполнил. Султану теперь самое время о мире думать, его столица в огне, Шереметьев, коль ты дозволишь, хана крымского прижмет, Керчь мы возьмем обязательно, да еще и эскадрой по побережьям империи пройдем. Так что султан о мире точно задумается. Только не отдавай, государь, проливы! Мне, как флотоводцу без них как без рук. И торговцы тебе, то же самое скажут, когда торговать, на средиземноморье, попробуют. А там, договоримся с Мальтийским орденом, и будет у России база для флота средиземноморского на Мальте. Рыцари только спасибо скажут, и вообще, их надо под патронаж России забирать, не думаю, что они будут против, особенно когда повоюем бок о бок – но тут тебе, государь, виднее.

Всю ночь писал, и потом еще пол ночи. Отдал толстый пакет, с отчетом, боярину. Он его к, не менее толстому, своему отчету добавил, и сказал, что теперь надо написать короткое письмо приложение к этим отчетам. Аннотацию, так сказать. Как у них тут все сложно с этим протоколом посольским. Написал, куда денусь. Теперь бы поспать. А боярин опять тянет обсуждать крымскую кампанию. Трудоголик.

Окончание трех суточного перехода до Керчи старались подгадать к ночному времени, но подошли поздним вечером, заметили лес мачт, еще не ушедшего от Керчи флота, и вновь отошли в море.

Прорывались ранним утром. Да и прорывом то это было сложно назвать. Темный призрак под алыми парусами, которые в темноте казались черными, плавно прошел мимо крепости, вырезаясь против свежего бриза. Даже собаки не гавкали.

Днем, отойдя от Керчи подальше, начали заниматься зачисткой своих вод, по дороге домой. А то османы тут по всем направлениям плавают, как у себя дома! Суда были маленькие, наподобие шняв, и тратить на них шимозу было верхом расточительства. Пары шрапнельных снарядов и высадки призовой команды вполне хватало. Причем, большая часть экипажа оставалась, жива, но сильно деморализована. Двух трех морпехов на борту, хватало для включения нового русского судна в состав быстро растущей эскадры. К вечеру напоминал себе утку, выгуливающую выводок маленьких утят. Зато хвастался боярину мол, смотри, мы уже для твоей армии суда снабжения готовим, которые и по лиману пройдут, и Сиваш для них не слишком мелок, да и базироваться будут в Салинэ и он сможет их использовать для армейских операций. А мы на этих ограничиваться не собираемся, и еще много чего ему настреляем.

Вот так, крякая и перебирая лапками, следующим днем, подошли с утятами к Таганрогу. И никого там не обнаружили. Даже слазил на топ грота, мало ли, не разглядел. Спустился весь почерневший. Такие шикарные планы рушились прямо на глазах. У команды сразу нашлись неотложные дела, и высказать, что именно думаю, стало некому. Высказал небесам. Громко и очень выразительно. Солнце прикрылось набежавшей тучкой.

Мне то же было стыдно, очень стыдно, хоть стреляйся – так подставить несколько тысяч человек, ожидающих помощи – моя совесть мне этого не простит, ее и так, от разборок со мной, с трудом удерживают два здоровых амбала – Необходимость и Здравый смысл – но эта капля, будет уже перебором.

Посмотрел с надеждой на утят – может мне с ними против линейных кораблей идти? А что? В любом случае, лучший вариант, чем стреляться. Только пойду один, на шняве с десятком шимозных снарядов в бочке пороха. Начал подробно разрабатывать операцию.

Сходили, хватаясь за соломинку, к Азову – понятное дело, никого там не нашли, кроме нескольких наших галер, которые чуть ли не на абордаж брали, требуя информации.

Флот проходил через Азов, под управлением Крюйса – ушли, уже несколько дней как, отрабатывать маневры.

От сердца немного отлегло – не придется искать бочку пороха. Только, где мне теперь искать флот? Все же Азовская лужа в два раза больше Ладожского озера, а и там можно искать пропажу месяцами.

Надо бы нанести визит коменданту Азова, разузнать новости, и может он в курсе, куда Крюйс повел флот. И надо было отправлять Шереметьева к Петру, со всеми нашими планами, прожектами и просьбами. И то, что мы пока еще не взяли Керчь это уже мелочь, по сравнению с проливами. Тем более, пройти Керчь, без защищающего ее флота, плевое дело – пять километров ширины пролива в самом узком месте дают возможность нагло проходить мимо укреплений, да еще и поглумиться. Пожалуй, Керчь отложу на возвращение, Босфор и жарче, в смысле, горячая точка, и важнее.

Поплыли с боярином на галере наносить визит князю Львову. Азовская крепость была большой стройкой, народ суетился на ней и вокруг нее, создавая ощущение муравейника. Народу было очень много.

Князь принял без проволочек, меня как адмирала Азовского Флота, а боярина как посла Государя. С порога вывалил на нас гору новостей. Был в шоке. Всего то на три месяца отлучился, а уже и Петр вернулся, и бунт стрелецкий случился, да и много чего еще произошло. Стрельцов, кстати, распустили – а их в Азовской крепости аж четыре тысячи, из девяти. Лично мне это на руку, теперь стрельцам будет проще переехать в Константинополь, так сказать, от греха подальше. Правда комендант ждет для них смены из солдат, но на всякий случай далеко от крепости не отпускает. Предложил ему забрать бывших стрельцов на флот, у меня есть куда их пристроить. Ничто так не воспитывает любовь к Родине, как чужбина, вот там пусть и перевоспитывают.

Куда пошел флот комендант не знал, вставлю фитиль Крюйсу – так на маневры ходить нельзя. Радовало только, что вернуться флот должен был еще вчера. Утопить их всех не могли точно, значит, где-то задержались. Фитиль для Крюйса рос и ширился.

Решили вопрос об отправке боярина к Петру, тем более, что по слухам он был в Воронеже, занимался адмиралтейством, верфями и флотом. Так что казачья «чайка» домчит нашего посланника быстро и с комфортом, в окружении большой охраны.

Кстати, о донских казаках. Запорожские, большей частью, пойдут с Шереметьевым, а Казаки в Константинополе нужны уже сейчас. Только собирать их времени не было. Попросил князя переговорить с донскими казаками, и начать сбор казачьих сотен для Константинополя.

О Константинополе пришлось рассказывать подробно, а Шереметьев еще и в описание битв ударился. Жуткая потеря времени. А с другой стороны, князю теперь есть о чем говорить с казаками. Попросил еще раз князя не скупиться на посулы, казаков надо много, и все пригороды Константинополя они могут забирать себе. Более того, перевозить туда семьи, как только все успокоиться. А пока Константинополь надо удержать. Вот эту мысль просил князя выпятить перед казаками – это не набег, город будем делать своим, или сровняем его с землей. И еще уточнил про пленных. Скоро повезем много пленных, в том числе и наших, да и казаки соберут не мало – все будем свозить в Азов. Понятное дело, князю это не очень понравилось. Точнее, от работников он не откажется, а вот кормить их нечем. Задумался. Надо писать письмо Федору. Он у нас купец, вот пусть и думает. Денег из Константинополя вывезем очень много, пусть Федор везет в Азов товары и продукты, тут купят все с руками. Главное! Побольше! Нам еще гарнизоны Константинополя снабжать, не бесплатно, но по божеским ценам – так что если Федор посуетиться, то заработаем еще и на поставках продовольствия. Транспортники для него настреляю, нам все равно побережье империи чистить. Пусть скупает все что сможет, всю мою долю на это пускает, а из их доли пусть сам думает, но дело прибыльное он в накладе не останется. А кроме продовольствия, тут потребуются бытовые мелочи, котлы, инструмент, лес опять же. Кстати, много леса надо будет, и парусины с пенькой. Одним словом, пусть скупает все на корню и везет в Азов.

Извинился перед князем, сел писать письмо.

Шереметьев со Львовым принялись бурно обсуждать эпизоды битв. Так что писал под выкрики и пантомимы, но все написал и передал Шереметьеву, с просьбой отослать из Воронежа в Москву, и что это очень важно, в этом письме речь, в том числе и о снабжении его армии.

Говорили с князем о снабжении, рекомендовал ему рассылать отряды для скупки продовольствия. Именно скупать, так больше отдадут. Все деньги князю с барышом вернуться, готов буду скупать у него в Азове все, что он соберет, если он цену ломить не станет. И рыбакам надо дать понять, что лов рыбы надо увеличивать, а бояться осман, в Азовском море больше не надо.

Плодотворно пообщались и раскланялись. Шереметьев остался готовиться к рывку вверх по Дону, а Орел, с парой самых быстроходных шняв, на которых полностью сменили экипажи, ушел курсировать к Таганрогу, где тоже шло бурное строительство.

Крюйс запаздывал. Все хорошее настроение, после разговора в Азове, улетучилось. В порывах бешенства рассматривал вопрос о показательном расстреле адмирала, но, не припомнив таких прецедентов, пожалуй, кроме Колчака, решил не портить историю.

За сутки ожидания извел команду придирками, и, появившиеся на горизонте паруса команда восприняла с не меньшим ликованием, чем команда Колумба землю.

Орел устремился навстречу, хищно распахнув желтоватые крылья парусов.

Разговор с жертвой был тяжелый, да еще через переводчика. Корнелиус слыл человеком с характером, но градус моего бешенства плавил любую броню. Хорошо, что попросил предварительно всех удалиться. Не надо никому слушать, как адмирал флота, бешенным носорогом, топчет командира флотилии. Досталось Крюйсу за все, начиная от не изученного до сих пор русского языка, и заканчивая саботажем на вверенном ему флоте. Саботажники были, правда, родом из Тулы, житнице снарядов нашего флота, но дела это не меняло. Мало того, что флот где-то шляется, так ему еще и стрелять особо нечем, не говоря уже о том, что четыре фрегата вообще без пушек.

На втором часе разноса успокоился. Время уходит. Пригласил Корнелиуса присаживаться, так как разнос устраивал по всем правилам, и быстро набросал ему цели и задачи флота на летнюю кампанию.

Ошалевший, от такого перехода, не менее чем от разноса, Крюйс начал мямлить свои предложения. Не дозрел он еще для адмирала, флотоводец – да, но не адмирал. Прервал, запутавшегося в собственной логике Корнелиуса, и начали составлять приказы. Даю флоту пять часов на перегрузку на шесть судов, показавших себя лучше всех на маневрах, боеприпасов со всех оставшихся, оставив тем, по пять выстрелов картечи на ствол. Десант с этой шестерки перегрузить на оставшихся. Кроме того, к десанту подселяем четыре тысячи стрельцов. Да, будет очень тесно, но это, возможно, сбережет им жизнь. Отправили гонцов на корабли – флот пришел в движение. Сам написал письмо Петру, о саботаже на флоте и недопоставках снарядов, и что снарядные баржи мне нудны еще вчера. Написал, конечно, не так категорично, государь все же, да и смотрелось бы это после наших с боярином победных реляций, как-то неправильно. Но снаряды мне нужны, и пополнение их просто жизненно необходимо. А Петр способен Тульским мастерам дать нужный стимул, у них сразу все найдется, и железо и работа в три смены. Отправил письмо с посыльным, разыскать Шереметьева и передать послание ему, для срочной доставки государю. Если Шереметьев уже уехал, передать князю. Дело очень срочное.

Продолжили разработку операции с Крюйсом. Подробно рассказывал, как будем воевать с османскими флотами – никакого линейного боя, стукнули и убежали, пускай догорают. С линейными кораблями вообще не рекомендовал связываться, представляя пробивную способность снаряда гладкоствола и фугасность их порохового недоразумения. Однако если деваться будет некуда, описал тактику борьбы с этими монстрами.

Флот не укладывался в отведенное время – устроил разнос несчастному командующему и велел собирать капитанов.

Потратили еще сорок минут на сбор, десять минут на разнос, пол часа на высказывание конкретных замечаний и еще час, на согласование планов, точнее, на доведение и разжевывание приказов и маневров. Лучше бы не собирал, десять минут удовольствия не стоили почти двух с половиной часов задержки эскадры, которая, к этому времени уже была готова. Немедленно вышли курсом на Керчь.

Пролив проходили двумя колоннами, основной, с десантом, вдоль восточного берега пролива, и ударной из шести фрегатов и Орла, вдоль западного берега, на расстоянии уверенной стрельбы, то есть метрах на восьмистах.

В бухте, кораблей стояло мало, османский флот, как и предполагал, ушел к Босфору – надеюсь, успеем догнать этих тихоходов, загруженных по мачты войсками.

Несколько оставшихся в бухте кораблей лихорадочно снимались со стоянок – что они собирались делать, не совсем понятно, догнать, точно не догонят, хоть мои фрегаты были и помедленнее Орла. На всякий случай, поднял вымпел открытия огня, было интересно посмотреть, как стреляют канониры фрегатов.

Посредственно стреляли – но шустро и плотно. Даже несколько раз попали, что не удивительно при такой плотности залпа. Наблюдал действие снарядов. Слабовато, но пару судов османы не потушат точно, а еще в одном – сомневался. Остальные отделались, кто испугом, кто ремонтом. Опустил вымпел. Орел не стрелял, берегли снаряды.

Эскадра шла короткими галсами, высматривая неприятеля и с каждым часом приближаясь к развязке моей авантюры. Выжимали всю скорость, которую могли дать фрегаты, с наполовину зелеными, а на вторую половину, плохо говорящими по-русски командами.

Османов так и не встретили. Сгрыз свою перьевую ручку, моя команда вновь начала прятаться. Тая, демонстративно ушла спать на бак, в отдельный закуток.

На входе в Босфор чуть не начал стрелять по форту, поприветствовавшему нас выстрелом из пушки. Сделал логический вывод, что османов мы просто опередили, и поменял план кампании. Эскадра вихрем пронеслась по Босфору и начала выгрузку десанта, а с шести судов перегружали, частично, боеприпасы на остальные.

С магистром переговорил кратко, обрисовал общую ситуацию. Просил подготовить все готовые брандеры к выходу, но с собой брать не стал, в проливе от них толку будет больше, чем в море. Передал ему взрыватели, просил замазывать хорошенько смолой, а то что-то погода портиться, как бы не заштормило.

Собрал капитанов для разбора нового плана сражения. Особо подчеркивал согласованное выполнение маневров и стрельбы. И настаивал на точном выдерживании минимальной дистанции – это наше слабое место в будущей битве.

Наорал на Таю, отказывающуюся остаться в Константинополе – в кой то веке, она наорала на меня в ответ, что она боевой офицер, и где только слов таких нахваталась, и не может бросить свое место в бою. Не стал ей указывать, что офицерского патента у нее нет, а если будет так орать на адмиралов, даже если они это заслужили, то и не будет. Молча сел за стол и написал боевой приказ боевому офицеру от командующего им адмирала, с датой и подписью. Будет знать, как словами раскидываться.

Закончив разгрузку и перегрузку, эскадра начала карабкаться обратно в Черное море, оставив в бухте Константинополя свои не вооруженные фрегаты.

Опять торопились – с содроганием представлял столкновение нос к носу с османами в узком Босфоре, но при этом лихорадочно набрасывал план действий на этот случай. План получался знатный – написал убегать, и, подумав, дописал быстро-быстро убегать. Правда убегать не просто так, а тактически отступать затягивая противника под пушки Румельхисара, которые живо накрошат фарш из флота. Вот только этот флот может выбросить в проливе многотысячный десант и будет очень жарко. Нет, пускать флот в пролив нельзя, ни под каким видом.

Вырвавшись из Босфора, двинулись на восток. Горизонт был чист. Не то, чтобы совсем чист – кучевые облака наползали с северо-востока и обещали неприятности с погодой, но мачт кораблей видно не было. Сначала вздохнул с облегчением, потом начал себя накручивать – а если они еще за помощью пошли, а если…

Догнал до нужной кондиции, и приказал начать ученья, отрабатывая один единственный маневр.

Так, во время учений нас и застали османы. Видимо они удивились – русские корабли перед ними водили хороводы и совершенно игнорировали армаду из двенадцати линейных кораблей, трех десятков кораблей классом пониже и массу транспортников, с разношерстным флотом – похоже, собрали корабли со всей округи, загрузив их десантом. Восемь десятков бортов, против двух десятков. Начать, что ли, звездочки на бортах рисовать? у Орла, так вообще иконостас до ватерлинии получиться.

Фрегаты, разорвали карусель и двумя колоннами направились к флоту османов.

Так и началась первое морское сражение за Босфор в руско-османской войне, при многократном перевесе флота османов и начинающей портиться погоде.

Когда передние корабли подошли на максимальную дальность своей стрельбы, они развернулись красивым цветком, обтекая флот противника с обеих сторон, и стали закручивать карусель вокруг флота, то, растягивая, то, сжимая построения, в зависимости от направлений атак окруженных кораблей. Установку на стрельбу только по створящимся целям, мои капитаны выполняли удовлетворительно. А если бы еще и не увлекались, пытаясь достать разошедшиеся цели, то было бы совсем хорошо.

Османы, бой по таким правилам не принимали, и на первых порах пытались сблизиться, растаскивая свои плотные порядки. Это и было нужно, вытаскивать из веника по прутику и ломать его строенными или даже счетверенными силами, смыкая фрегаты к месту нападения. Пользуясь значительно лучшей маневренностью и скоростью. А если на сближение шли несколько кораблей сразу, то строй размыкали, обходя такую вырвавшуюся группу, то выше, то ниже по ветру. К таким группам устремлялся Орел, старающийся крайне экономно расходовать жалкие остатки шимозы – один выстрел в корму, и убегать. Над акваторией царствовал частый перестук гладкостволов фрегатов, периодически прерываемый многоголосыми, раскатистыми залпами противника. Старое сражалось с новым. Новое, по законам жанра, должно бы побеждать, но получалось у него это плохо. Счет то был явно в нашу пользу, многие суда флота османов выпали из основной баталии и занимались борьбой за живучесть. Но основному боевому кулаку фрегаты вредили мало, только расходуя боеприпасы.

Противник сменил тактику, перестав распылять силы и выстроив из ударных кораблей загон, в котором повели оставшиеся транспортники в направлении Босфора, огрызаясь на наши укусы, но больше не отклоняясь от основной задачи – высадке десанта.

Патовая ситуация. Но пускать десант в пролив нельзя!

Опять сражение повисло на Орле. Только боезапаса у него уже практически не было.

Оттянулся за арьергард флота османов. Вариант продолжения сражения в новых условиях виделся только один – но он был самоубийством. Однако сейчас фрегаты израсходуют впустую все снаряды, и будет еще хуже. А когда османы довезут десант до Босфора и прикроют его своим огнем…

Поднял вымпел следовать за собой. И Орел пошел на прорыв тыловой линии обороны османов, пытаясь войти в гущу транспортов в центре построения, прикрываясь ими от бортовых залпов бокового охранения и лихорадочно расстреливая остатки боеприпасов, так как транспорты то же были зубастые. Фрегаты втягивались внутрь строя вслед за Орлом, резко увеличив эффективность своего огня сокращением дистанции. Пожирая начинку слона изнутри, раз шкура оказалась не по зубам.

Фонтаны воды поднимались отовсюду, вой ядер смешивался с шумом нарастающего ветра и перекрывался только частыми выстрелами звуками проламываемого дерева и взрывами, пошедшими сплошной чередой.

Опадающий водяные струи заливали, и без того мокрую палубу, корпус Орла вздрагивал, заставляя сердце сжиматься. На разбиваемый ядрами такелаж и рвущиеся паруса, уже перестал обращать внимание, от бортов летела щепа, а бывало и осколки ядер.

Бегал с борта на борт, на нос и корму, пытался выбрать наилучший курс прорыва, проклиная себя за то, что вообще сюда полез, и мысленно уговаривая всех «Держаться!»

Фрегаты устроили за нами настоящую бойню, попадая практически каждым снарядом, что и не удивительно, когда стволы башен чуть-чуть не достают до бортов противника.

Но цена за уничтожение флота транспортников была огромной. В этой стрельбе в упор, линейные корабли не остались простыми получателями снарядов с фрегатов, хотя и собрали их полной, и для многих летальной, мерой, но они еще и отвечали – порой, наплевав, что между ними и фрегатами несколько своих кораблей.

Орел прогрыз построения османов насквозь, выскочил перед строем, пытаясь разгоняться для маневра ухода. За ним выходили фрегаты. Только мало их выходило. Настолько мало, что продолжение боя становилось бессмысленным. Да и воевать было не чем. Последние снаряды шрапнели, шимоза уже давно кончилась, отстреляли кормовые башни по парусам судов противника, хоть немного выглядящих целыми. За нашими спинами разгорался гигантский костер, раздуваемый ветром и сдабриваемый детонациями.

Состояние переживших битву было крайне тяжелое. В Орле насчитали восемнадцать пробоин ядрами большого калибра десятка два малым калибром от транспортников, и одно попадание тяжелым ядром, разворотившем нос и чудом, не переломившем бушприт.

Швы обшивки текли по всей длине, часть латунных листов обшивки содрали ядрами, а часть висела лохмотьями. На воде Орел держался исключительно чудом.

Отсутствие детонаций крюйт-камер объяснялось отсутствием снарядов – отстреляли все, до железки. А вот пустые гильзы на стеллажах ядра попортили значительно. О парусах и говорить не приходиться, основной комплект был на выброс без вариантов – заплатка на заплатке.

Дальнейшее участие Орла в боевых действиях становилось невозможным, и путь был только один – к Константинополю. Тут мы сделали все, что могли, и заплатили за это жизнью восьми экипажей фрегатов. Сколько еще жизней забрал у нас этот бой, можно будет узнать, только дойдя до бухты. Если дойдем. На Орле было восемь раненных и четверо убитых. Точнее ранены были абсолютно все, и теперь уже начинали считать раненными только тех, кто не мог ходить. Если такая же статистика и на фрегатах, то мы потеряли больше половины матросов и треть кораблей. Надо просить моряков у Магистра.

Состояние выживших фрегатов было не лучшим, чем у Орла, судя по тому, как тяжело они следовали в кильватере. Думаю, что и флота у меня теперь нет – будет целая бухта инвалидов, если еще доберемся до бухты. Но все же, добраться надеялся. Не зря, в конце концов, добавлял в проект водонепроницаемые перегородки по шпангоутам, с ними был шанс отстоять корабли, больше напоминающие голландский сыр. А мастера еще сопротивлялись! Ходить не удобно, ходить не удобно – зато выжить можно!

Вот только, похоже, не нам.

Остатки работоспособной команды Орла, медленно, но верно, проигрывали битву за живучесть. Наша гордость все медленнее шла во главе русского флота, ниже и ниже осаживаясь в черные волны.

Волны расходилась, с гребней, крепчающий ветер начинал срывать пену. Ветер был попутный, как и задумывалось при маневре, и это давало шанс дойти до бухты, хотя бы фрегатам – резаться против ветра наши инвалиды не могли в принципе.

Надеюсь, погода закончит тот погром, который мы учинили в рядах османов, а прибой не даст поврежденным кораблям выброситься на мелководье. Уж слишком большую цену мы заплатили за это.

Подошел боцман, доложил – Орла не отстоим. Весь мир сузился, до этой мысли.

Приказал поднять вымпел, прошу помощи. Сам был готов биться головой об мачту, но сделать все равно ничего не мог, даже не заглядывая в трюм, понимал, с таким количеством дыр, и трещин в бортах, на большой волне, шансов все меньше, как бы не старалась команда.

Умирал друг. Умирал тяжело и молча, стараясь до последнего, выполнить свой долг. И от этой безнадежности душа рвалась клочками.

Два фрегата подошли с боков. Повернулся к боцману, мы оба смотрели с лютой ненавистью за корму, на пожар в пол неба.

– Приказываю, команде покинуть корабль. Все ценное демонтировать и забрать с собой и компас мой снимите, мне, пока, такого же не сделать.

– Нет больше компаса князь. И закутка твоего нет.

Постепенно, снисходило спокойствие. Орел не канет в безвестность.

– Поворот к берегу, выходим на малые глубины. После поворота, всем покинуть корабль, будем затапливать Орла на мелководье.

– Клянусь! Боцман, мы еще поднимем Его! Даже если мне придется заставить, то, что останется от османов, вычерпать Черное море!

Команда переносила раненных, и переходила сама, когда пляшущие на волнах штурмовые мостики фрегатов позволяли перебежать. Волны становились круче, и злей, значит, мы уже на мелководье, дальше тянуть нельзя. Побежали, с боцманом, по борту обрубая шкоты парусов, и перепрыгнули на борт спасателя.

Орел начал отставать, его, освобожденные, паруса бились – как платки в протянутых к нам руках. Волны начинали перекатываться через палубу, смывая с нее, растертые ногами кровавые пятна. Орел уходил так же гордо, как и жил – не переворачиваясь, и не подставляя пузо противникам.

Смотрел за скрывающимися в волнах мачтами своего первенца.

– Прости дружище, своего бездарного адмирала.

В душе что-то сломалось, совесть понурила голову и отошла на задний план. Посмотрел на далекий берег, еще видимый в только начинающемся шторме. Посмотрел не только, что бы запомнить ориентиры, впечатывая их в память до конца дней. Посмотрел, что бы представить, как эта земля будет выглядеть залитая напалмом.

Теперь мне нельзя умирать, мне еще друга вытащить надо – пусть море, пока, сохранит его для меня. Глубина тут метров пятьдесят или шестьдесят, без акваланга корабль не найти будет, значит, только мне тебя поднимать, дружище. Отдохни пока.

Приказал капитану, ставшего ведущим, корабля держать курс на Босфор. У меня появились личные счеты с флотом осман, уже вторые в этом времени – в любом случае, домой османам не вернуться.

Остаткам флота противника, точнее, теперь врага, во время шторма, деваться некуда – те, кто смогут, пойдут по ветру за нами в Босфор, что бы хоть плацдарм захватить, если на большее сил не осталось. Значит, будет бой у форта, защищающего горло пролива.

Начал строить новые планы, скатиться по Босфору в бухту Константинополя, отобрать корабли, способные к маневренному бою, перегрузить на них остатки боекомплектов и собрать по флоту, для них целые паруса. Стрясти с Магистра матросов в пополнение, все равно у меня на кораблях дикая языковая помесь, разберуться. Сильно поврежденные фрегаты разоружать, и переставлять орудия на четыре целых. Это будут суда резерва – уверен, эту трагедию двумя актами не закончу, и потребуется третий.

Дойдя до форта, фрегат бросил якорь, и поднял остальным сигнал – следовать дальше. На тузике плыть к форту было уже опасно, махали руками, пока защитники не сообразили подойти к нам на малой галере. Фрегаты, в это время тяжело проходили мимо нас, и была возможность рассмотреть повреждения. Ужас. Похоже, к третьему акту трагедии придется переходить, минуя второй.

Перекрикивались с галерой, пытаясь разобрать в шуме ветра и волн ответы. Обрисовал ситуацию. Гости на подходе, но по большей части без десанта и во время шторма лезть с высадкой не будут – форту держаться, сколько сможет, желательно до возвращения наших кораблей, то есть, минимум пол суток, но скорее, сутки. Как только османы подойдут, посылать галеру вниз, к Константинополю, и пусть гребут как на гонках.

Обещал с кораблями поднять и усиление солдатами, жалея, что не сделал этого сразу – хреновый из меня адмирал, надо складывать с себя полномочия, только вот найти бы кому.