Текст книги "Броненосцы Петра Великого. Части 1 и 2."

Автор книги: Алекс Кун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 63 страниц)

– Все так государь. Османы вот-вот на Константинополь нападут, а бояре, портом управляющие сидят тут с тобой, да кубками бренчат, вместо того, что бы суда разгружать, да по новой их войсками загружать. Константинополь солдат нашых ждет, а мы тут за его здоровье чарки поднимаем. И в лагере Шереметьева теперь не на один день праздник, а татары меж тем силы стягивают. А знаешь, государь, во что тебе каждый день такого стояния армии обходиться?… Ну, так смотри сам – одного корма лошадям надо восемьдесят тысяч пудов, да солдатам муки да мяса на десять тысяч пудов. А еще три тысячи пудов для гарнизонов наших в проливах и три сотни пудов на флот твой, весьма разросшийся. А коль в деньгах то посчитать – то около четырнадцати тысяч рублей. Вот, коль поднял ты сегодня десяток кубков, считай, каждый кубок тебе по сто пятьдесят червонцев обошелся. Или, что ты просто треть пуда золота в отхожую яму выкинул.

Петр посмурнел. Полководцы вообще редко задумываются, во сколько их действия, или бездействия обходятся.

– Не гоже князь, радость людскую на деньги мерить! Да в достатке стола московского сомневаться.

Склонил голову в поклоне, испросил разрешения уйти, так как ждут меня раненные. Полный сюр. Теперь представляю смысл фразы – пир во время чумы. Вышел во двор, постоял под звездным небом. Покурил. Плюнул. И занялся самодеятельностью, рассылая по службам посыльных и запуская машину аварийной разгрузки, с последующей загрузкой. Надо будет проверить, как там мой шверботик, глядишь, и понадобиться.

Капитану головной шхуны отдал письмо для Шереметьева, мол, государь согласовал график движения, и теперь корабли будут ждать войска в Керчи не позже, чем через три недели. Коли войска опоздают, государь может осерчать, и… а потом еще и о-го-го! и никаких привилегий. Капитану велел добиться, чтобы Шереметьев письмо прочел, даже если его в бочку окунуть придется. Хотя нет, в бочку не надо – воды у них и так в обрез. Велел передать Шереметьеву на ушко – «Боярин, государь гневается – поторопись, не ровен час, переиначит все государь». На кого государь гневается – не уточнял, так что сказал чистую правду. С боярином понятно. Надо еще казакам оживляжу добавить. Подумал, оценил свою казну. Дописал в письмо приписку – готов скупать лошадей и скот, собранных во время кампании, в случае их предоставления в течение этих четырех недель. Не по полной цене, конечно, но договоримся. Мне все равно пахать на чем-то надо.

Посчитав свою могилу выкопанной достаточно глубоко, двинулся укладываться спать.

Не тут то было. В шатре меня ждал благообразный, грустный, и сильно начитанный Ермолай, с которым и коротал эту ночь, за планами развертывания торговой сети в османской империи. За чаем коротал. У меня скоро все пакетики закончатся!

Всю ночь к нам на огонек заскакивали бригадиры, просили уточнений по разгрузке и загрузке, приходили с жалобами и спорами. Утром вообще начался первый круг ада. У шатра выстроилась толпа желающих, припасть к мудрости и справедливости в лице князя этих земель. Ермолай, с милой улыбкой сообщил, что это только начало, и к обеду наверняка потянуться бояре, и купцы, расшвыривая плетками холопов, и грозно требуя к себе внимания. Плохо иметь богатое воображение, меня аж перекосило.

Высунулся из шатра, крикнул дежурному позвать ко мне боцмана. Посажу тут канцелярию морпехов, пускай записывают пожелания трудящихся. Не смогут записывать – пусть зарисовывают. К обеду ноги моей в Таганроге не будет, мне еще с атаманами в Азове встречаться надо.

Из шатра мы с Ермолаем сбежали вместе. Пытал его о своих должностных инструкциях. Тут тоже все было далеко не так просто, как хотелось. С одной стороны, на князе висело все то, о чем и подумал, религия, налоги, суд и воины. С другой стороны, княжество входило в царство Московское, и любые самостоятельные действия могут быть оценены как самоуправство и посягательство. Как собственно и бездействия – это уже саботаж. Одним словом – назначение владетельным князем, это самый верный способ свести на плаху. Попросил Ермолая собрать своды, по которым хоть как-то ориентироваться можно. На что Ермолай порекомендовал отложить это дело до Москвы, там он все сделает, а пока рекомендовал делать, что считаю нужным – у меня, мол, это хорошо получается. Спросил, предоставит ли святая обитель мне убежище, в случае чего. Поулыбались. Не предоставит, нехристям не положено. Как всегда. Оказывается, не только у саперов работа нервная.

Хорошо, что вспомнил про саперов. Пошли на склады. Мне бы глицеринчика с марганцовкой – весь Константинополь бы заминировал.

Ходил по складу, поясняя вновь налипшей на меня тени, чего ищу, и попутно удивляясь, чего мы только не притащили. Море всего, от медных подносов, и до сумасшедшего количества сабель. Вот еды было маловато, она на складе практически не задерживалась, как и порох. Порох, конечно, был, да только мне не известен способ его самовоспламенения. Начал искать лимоны, или чего ни будь из этой серии, в надежде сделать пирофорное железо. Но и этого добра не нашел. С горя закусил свою тоску моченым огурцом, и уселся в тенечке думать. Значиться, не судьба. Подумал еще. Медитировал на огурец. Из под завалов мысли выползла идея, и уселась напротив, плотоядно взирая на недоеденный овощ. Запихал в себя огурец, от греха и побежал обратно на склад, провожаемый удивленным взглядом тени.

День застал нас в корабельной мастерской, где из красивейших подносов уже было наделано медное конфетти, и кузнецы заканчивали нарубать из гвоздей и плющить для меня железные лепешечки. Поручил кузнецам, нарезать мне еще тооооненьких медных полосок, ну вот таких, показал на пальцах, и длинной с поднос. Собрал все эти ингредиенты в корзину и ушел к морпехам, велев выставить вокруг одного шатра охрану.

Разложил на столе ингредиенты, и довольный собой, складывал столбики из железных лепешечек, и медного конфетти, не забывая прокладывать все это бумажками из блокнота, между прочим, с расписанной на них операцией «Дно», размоченными в рассоле. Мурлыкая себе под нос про не кочегаров и не плотников.

Моя тень, наперекор законам оптики, устроилась на солнечной стороне, и старательно зарисовывала это дело, ничего не понимая и ожидая разъяснений. Не уверен, но, по-моему, и слова мурлыканья записывал, может, думает, что это обязательный заговор? Хотя нет, все же священник, ему такое думать по штату не положено. Поясню, куда же деваться то. Но потом.

Вольтовый столб потихоньку рос в высоту, но искры не давал. Делать его большим не мог, по понятным причинам. Соединил две тоненькие пирамидки последовательно. Маловато. А три? Вот теперь можно пробовать.

Прерывателей у меня будет два. Первый это чека, то есть зажатая щепка между двух пластинок, при вытаскивании которой пластинки замкнуться. Подумалось, что на части бомб, на этом можно будет и остановиться. Хорошая получиться растяжка, да еще и бомбу в плоском ящике сделаем, с одной стенки заполненную камнями, а вторую стенку прижмем к стене дома. Зарисовал. Отметил свою, повышенную, бякость, и перешел к маятниковому замыкателю. С ртутью по-прежнему связываться не хотелось – будет просто висеть тонкая медная полоска со свинцовым грузилом внутри медного колечка из полоски, то же подвешенного к общему центру – тогда, в любом положении конструкция покачается и центруется. А после ее успокоения можно будет вытаскивать чеку и тогда уже лучше эту бомбу не трогать. Вся эта машинерия делается буквально за полчасика, если под рукой все есть. Чувствительность будет низковата, но на перенос бомбы отреагирует точно.

Первый опыт провалился, из-за рассыпавшихся столбиков. Положил их горизонтально и зажал двумя лучинами. Потом пришлось вообще всю конструкцию крепить с внешней стороны одной из лучин, так как зазор разрядника было не зафиксировать. Так что не столько делал, сколько переделывал. Выйдя на финишную прямую, попросил пороха, и насыпал чуть-чуть на разрядник. Вытащил, аккуратно чеку, отошел, и толкнул стол.

Выскочил из задымленной палатки, сел и закурил, трясущейся рукой. Закурив, подумал. И чего это так мучался? У меня же спички есть! Что мне мешает сделать молоточек, стукающей по спичке, если у него чеку выдернуть. Даже не молоточек, а пластину, оттянутую над спичкой, и удерживаемую от удара просто палочкой, которую выдергивают.

Докурил, вернулся в задымленную палатку. Критически осмотрел свое творение. Добавил еще одну ветку к разряднику, минуя замыкатель, и фиксируемую от срабатывания второй чекой, после выдергивания которой, сразу следует взрыв, в случае если первая чека уже выдернута.

Попробовал и этот вариант. То же работает, что не удивительно. Правда, только со второго раза. В первый раз не почистил разрядник от пороховой сажи.

На сколько хватит вольтового столба? Без понятия. В походе мы такие вещи творили из монеток, собирали всю мелочь по карманам и выкладывали столбики. Скорее, для развлечения, чем для дела – так что время работы этой батареи было не известно. Но явно нельзя дать высохнуть бумаге.

Не долго думая, сходил обратно в мастерские и отлил себе плошку горячего вара. Подождал, пока остынет, до густоты сметаны, и обмазал батареи им. Проверил. Работает.

Сел и задумался. Есть простой взрыватель из спички, и есть сложный и громоздкий взрыватель на батареях. Однако сложный взрыватель не позволит разминировать все те ловушки, которые мы понастроим, и порох не пропадет даром. Да и не такой уж он и сложный, если вдуматься.

Карусель еще загружали, немного времени было. Сходил в мастерскую, поручил кузнецам сделать мне четыре корзины железных лепешечек, четыре корзины медного конфетти, и две корзины полосок. Как все это делать, они в курсе. Сходили на склад, набрали подходящей медной посуды и железных гвоздей. Договорились о цене. Все готовое велел сносить морпехам. Вечером, с выделенными мне капралами самыми сметливыми, организовал кружок юного подрывника. Пояснять, зачем и почему – времени не было. Делали по рисункам. Столбики набирали по счету, схему соединяли по образцу и рисунку. Сделали еще два взрывателя, больше не смогли – материалы кончились. Позвал капрала, велел освободить этих морпехов от нарядов. А им соответственно – делать взрыватели, как только кузнецы принесут заготовки. Что это – никому не рассказывать. На это они мне резонно уточнили, что, и сами назначения не знают. Ну и хорошо. Можете говорить, что очередная придурь князя. Спать улегся у морпехов, может, хоть тут не найдут. А утром с каруселью в Азов.

Утром побежал к плотникам, вспомнив, что надо ящики. По дороге вспомнил, что еще надо почти святых братьев мобилизовывать, но тут было проще – так как моя тень поднялась еще раньше меня. Попросил его грузить святое воинство на карусель, не забыв оставить в Таганроге хоть одного дежурного. Ермолай меня огорчил, их не так много, и дежурных не будет. Ему виднее. Договорились встретится на головном фрегате карусели и расстались.

Ящики заказал большие, 50 на 25 дюймов, и 10 дюймов толщиной. По расчетам, на полтора пуда пороху и примерно на 1000 камешков. Пусть сделают, сколько успеют. Лишними не будут. Основная проблема была отсутствие досок. Лес привозили медленнее, чем мы его тратили, и по этому, практически сразу запретил делать тесаные доски. Тертых досок было настолько мало, что перед каждой бригадой пильщиков нервно переминались в очереди по несколько бригадиров строителей, выхватывая доски буквально из-под рук. В таких условиях делать ящики из досок становилось делом малореальным. Договорились с плотниками, что будем колоть пополам тонкие чурбаки от хлыстов, и делать ящики, внахлест, из них. К ящикам заказал еще и небольшие плотики, что бы одного человека держали. Плотники уже ничему не удивлялись, князь и тут уже приобрел некоторый ореол блаженного. Меня даже не спросили, зачем такие маленькие, когда можно делать нормальные. Спросили только, куда складывать, и попытались зарядить цену как за большие. Наивные. Князь у вас хоть и блаженный, но с зачатками экономического образования, полученного круговертью кооперативов прошлой жизни.

Окинул мысленным взглядом, что еще нужно сделать. Ужаснулся, от объема и для сохранения душевного спокойствия ограничил кругозор ближайшими днями. Думал об этом уже на карусели, бодро переходящей из Таганрога в Азов.

Перво-наперво надо запускать казаков в поход и братьев в огород, в смысле, в город. Торгово-разведывательная сеть, в азиатской части территории османов, становиться, остро актуальна.

Азов встретил карусель флотилией стругов, тут это оказался оптимальный способ разгрузки и погрузки, сжирающей много времени, но все равно самый быстрый.

Задержался на борту фрегата, так как не договорили с братьями о нюансах их будущей работы, и, видимо по этому, заметил странность. Часть стругов уходила восточнее основной массы. С одной стороны, ничего странного, до Азова дюжина километров, и пройти это расстояние можно разными протоками, которых тут великое множество. А с другой стороны, странно. Ведь основная масса явно пошла по отработанному маршруту.

Обратил внимание капитана на уходящие струги, задал вопрос. В ответ получил только пожатие плечами, мол, не его это дело. Становиться все интереснее.

Велел спускать шлюпку и сбрасывать в нее абордажный наряд, любопытно все же, куда везут часть добычи из Константинополя. Пока шлюпка, не торопясь, шла в кильватере основного потока, не выдавая интереса к уходящим чуть в сторону стругам – обсуждали с тенью, что это может быть. Сошлись на том, что это кто-то из своих крысятничает, уж больно маловероятной казалась возможность, что чужие вольготно себя чувствуют на берегах фаршированных русскими войсками. Тем более, много бояр в свите Петра пришло, у кого-то ведь могли и ручки зачесаться, при виде складов Таганрогских. А тут такой удобный случай, пока струги не разгрузили вроде, как и учета нет. Вот только у кого почесуха?

Снедаемые любопытством, крались за стругами, не допуская их в прямую видимость и ориентируясь на плеск весел и разговоры. Рукава Дона замысловато петляли, и скрывать небольшую шлюпку за высоким камышом труда не составило. Гораздо сложнее было не потерять струги, которые мы все же потеряли, и выскочили на них уже практически случайно, плутая по протокам. Сразу скажу, что открывшаяся картина радости не вызывала. У компании, разгружающей струги, по понятной причине, а у нас – по причине излишней многочисленности этой компании.

Мой самый главный индикатор опасности верещал мне снизу, что сейчас начнется стрельба, и вряд ли в нашу пользу. Вскочил с индикатора в полный рост, и на чистом наитии стал выкрикивать команды, обернувшись назад, к зарослям камыша, типа – «Четвертое капральство, обходи справа! Пятое слева! Второе и третье затаиться на месте! Без команды не стрелять!». После чего картинно сложил руки на груди и принял позу Наполеона, слегка испорченную качающейся шлюпкой. Не меняя позы, занялся чревовещанием, объясняя экипажу, как будем выкручиваться, пока они медленно подгребали к берегу. Экипаж даже не пикнул. Все сидели бледные, и мысленно уже отчитывающиеся перед привратником.

Ступив на берег, полюбовался на картину замершей перегрузке добра со стругов на подводы. Перегрузка замерла не от почтения к князю, увы, а оттого, что руки грузчиков заняли фузеи. Армейские, между прочим, да еще и в изрядном числе. Коль мой экипаж в шлюпке сподобиться взять по фузее в каждую руку и ногу, тогда в огневой мощи будем примерно равны. Недостающее количество стволов явно придется компенсировать красноречием, если оно соизволит выбраться из пяток, куда убежало за компанию со всем остальным.

Грозно прокашлялся, и, насупив брови, задал совершенно дурацкий вопрос, почему разгружают струги в не положенном месте. Дурацким, он показался не только мне, все присутствующие посмотрели на князя как на больного, даже команда шлюпки. А что делать? Начни кричать, что они расхитители и все арестованы – стрельба начнется сразу. А теперь есть небольшая пауза, которую поспешил заполнить.

– Так по чьему слову, добро государя, да воинов его верных, столь тайно разгружают?

По примеру Петра, повышал голос к концу фразы, одновременно вдевая в кармане пальцы в успокоитель, и идя в сторону наиболее богато одетых разгружателей. Ответ на мой вопрос был очевиден мне самому, нужно было только понять, кто отвечать начнет. Дослушав до «ты бы князь…» применил успокоитель на обозначившемся главном, немедленно начав кричать, распаляя себя, мол, «Меня! Князя! ТАК оскорбить! Ну все…»

Уже сам не помню, что орал, но дыбы и колья там вроде присутствовали. Надо завязывать тесное знакомство с повадками Петра, а то нахватался всякой жути.

Второй молокосос, явный родственник успокоенному, попытался что-то гневно вякнуть, дурашка. Не мне надо было отвечать, а команду к стрельбе давать. Теперь у меня было два успокоенных и возможность еще потянуть время, в бурном выражении чувств.

На этот раз, не забыл вплести в тираду, что прямо сейчас, сделают четыре капральства моих абордажников, со столь непочтительными грузчиками. После чего, приказал экипажу шлюпки грузить успокоенных, и двигаться в Азов. Вместе со мной, разумеется.

Ермолай не посрамил школы святых братьев, помянул кого надо и как надо, даже гиену приплел, хорошо получилось, явно внесли сумбур в мысли грузчиков. Надо пользоваться моментом и быстро сматывать, другого шанса не будет. Оттолкнул шлюпку, заскочил в нее и уже с воды велел грузчикам загружать обратно струги и идти в Азов за нами следом, а мои капральства это проконтролируют, кто сам придет, с того вину можно будет и снять. Говорил много, стараясь максимально долго держать на себе внимание, и не давая задуматься, что свидетели уходят. Но неприятное движение на берегу все же наметилось.

Велел рулевому, как отойдем на пару десятков метров от берега, нырять из протоки в камыши. Видимо этот нырок и послужил спусковым крючком начала баталии. Хотя, думаю, нам все равно уйти бы не дали.

Шлюпка уже раздвигала носом камыши, и передние гребцы вынимали весла из вилок, начиная пользоваться ими как шестами, когда грохнул одинокий выстрел, прошуршавший камышом над самой шлюпкой. Вот это и был детанатор. Нервы у всех звенели как струны, и массированные залпы не замедлили прогреметь с обеих сторон, с нашей куцый, а со стороны берега полноценный и смертоносный.

Корму нам просто размочалило, и несчастный рулевой принял большую часть того, что прописали всем нам. Но нам хватило и остатков.

Над головой шел зеленый дождь, медленно осыпающихся стеблей тростника, забрызганных алыми каплями. Стоп кадр, зеленые хлопья, щепки и кровь. Ермолай, привалившийся ко мне на грудь. Передние четыре гребца, оставшиеся наиболее целыми, со страшными богохульствами толкающие шлюпку через тростник к чистой воде. Мои руки, забрызганные красными каплями, и удерживающие привалившегося Ермолая. Гаденькая мысль прикрыться им от следующего залпа. Корма шлюпки, вся в белой щепе, и красных потеках из лежавших друг на друге тел.

Во всем теле заторможенность. Весь мир замер, а мозг не принимает этот мир. Встал на носу во весь рост, казалось, вставал целую вечность, выстрелил поверх тростника в кучку перезаряжающих грузчиков, практически не целясь, и не глядя на результат. Перезарядил, выстрелил, перезарядил, выстрелил, сел обратно на нос, в ожидании развязки, так как последняя пара выстрелов пришлась по целившимся в нашу сторону стволам. Вновь грохот выстрела с берега смешался с зеленым дождем. Боль в боку, не сильная, но правую руку не поднять, и не перезарядить. Чуть не плакал от бессилия, возясь с пистолетом зажатым ногами и запихивая в него, не лезущий патрон. Ну, хоть кого-то еще с собой заберу. Встал с трудом, оставшиеся два гребца на левом борту толкали лодку, по моим ощущениям, сильнее, чем до этого четыре. Тщательно целился, и все равно не попал. Говорил сквозь зубы что-то совсем богохульное, даже гребцы смолкли, и стали слышны крики на берегу. Перезарядил. Вставать сил не было никаких, и разом стало больно, как будто в душе прорвалась плотина.

Шлюпка выскочила на открытую воду, гребцы, совершенно без раздумий, столкнули со средней банки на пайол раненных и вставив два весла налегли до треска в уключинах.

Фору нам дали метров двести, после чего из коридора в камышах высунул нос здоровенный струг. Соревнование струга, пусть и тяжело груженного, с полным составом экипажа, и шлюпки, полной раненных и с двумя гребцами – сомнений не вызывало. Хотя, наши гребцы показывали чудеса скорости. Появилась дурацкая мысль, что отдавать этим людям пистолеты и патроны нельзя. Надо все выкинуть за борт. Хотя, не поднимаясь, могу попробовать и пострелять, все лучше, чем просто боеприпасы за борт.

Стрелял с упоением. Удача, посчитав мой бой последним, выдала мне весь оставшийся запас. А может, это просто экипаж струга так плотно сидел, что каждая пуля приносила удовлетворение моей мести, плотоядно рычащей в глубине души. Жаль только, что четыре десятка патронов не успею расстрелять до того, как они подойдут на дистанцию ружейной стрельбы и закончат дело. Но десяток патронов вполне успею.

Ружейный залп прозвучал на пятом выстреле. Обидно. И странно, что не попали – быть того не может. Второй залп стал совсем уж откровением, у них еще и ружья самозарядные? Мысли в голове стали совсем вялые. С удивлением наблюдал за двумя шлюпками, приставшими по бокам струга, и мысленно чертыхался, что они мешают мне целиться, а у меня еще минимум пять патронов осталось до конца! Потом не помню.

Под водяным душем немного пришел в себя, и даже вник в обстановку. Не надолго, но успел высказать капитану фрегата, что двое пленных – воры, разграбляющие карусель и их надо срочно доставить к Петру, желательно живыми. С чувством выполненного долга помахал всем мысленно лапкой и обещал свидеться в следующей жизни. Потом опять не помню.

Следующим запомнилась Тая. Злая. Поспешил и тут помахать лапкой. Но Тая и здесь оказалась упорной, и вытащила меня из благодатного ничего не деланья к мирским заботам и своему неудовольствию.

Запрещать беспокоить больных в этом времени было еще не принято, так что ко мне собралось масса народа, и чуть ли не поверх меня расселись, спеша поделиться новостями. Героями ходили, как не странно, два целых гребца, с нашей шлюпки. Наверное, потому, что они были в состоянии рассказать героические истории. Мне, в этих историях отвели не самый приятный образ. Согласно которому, князь метался по лодке, изрыгая проклятия и чуть ли не дымом изо рта пыхая, укладывал бандитов просто десятками. И это был только первый вариант. Когда осетр возмужал и подрос, у князя уже из ушей валил дым, а врагов на лету сбивал плевками. Если мной теперь серьезно заинтересуются священники – ничуть не удивлюсь.

Плохой новостью, стало, что кроме меня выжило еще трое, а хорошей, что в их числе был и Ермолай. Еще, хорошей новостью стал показательный суд Петра, на котором, к счастью, не присутствовал. Плохо только, что про него мне рассказывали с мстительным удовольствием и очень подробно, а воображение у меня богатое. Еще было плохо, что карусель ушла без моего напутствия атаманам, а снабжением армий никто особо не занимался, хотя они уже выдвинулись, и им теперь это было жизненно необходимо.

Устроил из шатра штаб, куда приглашал всех начальников по очереди, и намечал планы действий. К счастью, Петр уехал наводить порядок в Азов, бросив свою песочницу в Таганроге, и бояре решили, между делом, немножко позаниматься своими обязанностями, возложенными на них государем.

Общаться с некоторыми боярами было еще труднее чем с Петром, так как на каждую фразу, о том, что надо сделать, они городили целый воз, почему они это делать не будут, то их род завсегда первее того рода стоял, и им прислуживать этим худородным невместно, то им такого государь не обсказывал. И еще сотни причин, от которых мое здоровье уж точно не поправлялось. После двух дней общения был готов расстреливать некоторых бояр как чуждый классовый элемент. Если Петр соберется это, когда ни будь сделать – приду посмотреть обязательно. Такого глумления, когда там солдаты гибнут, прощать нельзя. Продолжал улыбаться и искать компромиссы. Пока мне было важнее довезти до армий снабжение, но вот потом… Сладко улыбнулся, вызвав паузу в очередном монологе боярина, что он свой род от самого князя Владимира поименно ведет. Очень захотелось пристыдить Владимира этими продолжателями рода, но от заветной двери, за которой это стало бы возможным, меня оттащили уже далеко.

Без меня проходило самое интересное. Армии бились за Крым, правда, не встречая серьезного сопротивления татар, лишенных покровительства осман.

Пройдя за спинами нервно мечущихся, между двумя армиями, татар, обороняющих Перекоп, Шереметьев, пройдя к Ак-Мечети, сжег пустую столицу Калги султана, и далее взял Гезлев, проломив основательные укрепления, пользуясь тем, что в начале похода обладал внушительным арсеналом, в том числе бомб и гранат. Лучшей опорной точки и порта в Крыму нельзя было и желать. Точнее, было и еще несколько, но там малой кровью уже не обойтись. После этого немного поменяли план компании, точнее, поменял Шереметьев, а меня просто любезно поставил в известность. Теперь подвоз шел через Гезлев, и войска забирались оттуда же, зато перевозку войск в Константинополь начали даже раньше срока. Запасов в самом Гезлеве, хватит всей армии на пару месяцев осадного сиденья – за снабжение Шереметьева можно было больше не опасаться. На волне удачи он пошел на Бахчисарай, по дороге разбив два яростных, но бестолковых нападения татар, и взял город, сравняв его с землей, спалив дворец хана, предварительно, все экспроприировав, разумеется. Кафу благоразумно обошел стороной, одна крепость, без снабжения по морю и суше была не особо опасна, тем более, что крепость оставили охранять разъездами, если вдруг обороняющиеся захотят сами вылезти за стены и поискать съестного, которое, кстати, Шереметьев выгребал под чистую. Тут стоит отметить еще и неожиданный момент. С каждым приходящим транспортом, мне привозили изрядно скота, каждый раз ссылаясь, что обещал все брать. И при этом говорили, что это только авансы, а остальное стадо мне пригонят со временем, по суше. Скоро денег не будет хватать даже на авансы, и что делать с основным стадом – ума не приложу. Начал лихорадочно создавать бригады табунщиков и скотоводов. Стада гнать в междуречье, коров как-то доить, а то ведь у них молоко пропадет, коней выпасать, овец стричь и за всем этим, в том числе и за скотоводами, следить. Вовремя вспомнил о моих дедах-казаках, организовавших бурлаков – они местные, смогут помочь мне организовать гигантскую скотоводческую артель из дикой смеси казачек, казаков, переселенцев и славянских полонян. Морпехи теперь стали на вес золота, распихивал их везде как своих официальных представителей. А Таю вообще рвали на куски.

Одним словом, у Шереметьева все складывалось вполне удачно, чего не скажешь о судьбе Татар и о доле князя.

Шейн шел к Азову вообще нехотя, и часто останавливаясь. Сопротивления ему оказывать было практически некому, всех бойцов собрали к Перекопу, и он просто занимался сборами урожая на скот и стойбища. Видимо, с этой армией мы перемудрили, можно было обойтись и без нее.

Мазепа выдержал одну баталию, пройдя мимо Перекопа, не менее яростную, чем у Шереметьева, но не более результативную. Недостатком только стали разбежавшиеся по всей степи татары, и беспокоящие войско постоянными набегами. Тем не менее, Мазепа поставил точку и в этом вопросе, взяв крепость Кинбурн, с двухтысячным османским гарнизоном и за одно изрядно проредив татар, счетших самым удобным момент штурма крепости, для удара в спину. Только вот силами Мазепа располагал достаточными, что бы разделить войско на три части, и штурмовать крепость только одной частью, в то время как вторая встала плотным строем навстречу конной толпе татар, а третья по большой дуге ударила им в спину. В Кинбурне Мазепа оставил не маленький гарнизон и всех раненных, создав еще один опорный пункт и порт. После чего, двинулся к Измаилу, уже не встречая особого сопротивления.

Вот казаки, вышедшие из Константинополя к Измаилу, двигались очень тяжело, и несли большие потери. Мало того, что это была самая не продуманная наша авантюра, так казаки еще и зарвались, сделав из простого рейда вдоль побережья, глубокий рейд по европейской территории османов, у меня сложилось такое ощущение, что они шли на Эдирне – новую-старую столицу султана. У султана то же сложилось такое впечатление, и он исполнил мои заветные желания, сняв изрядное количество войск, стягивающихся к Константинополю, и послав их уничтожить казаков. Так что сипаев, под стенами крепости можно было не ждать. А вот казакам, на враждебной территории и с сипаями на хвосте приходилось очень тяжко, но они упорно тащили хвост к Измаилу, резонно полагая, что вместе с Мазепой они легко этот хвост отсекут.

Все эти выжимки войны заставляли метаться по шатру и лихорадочно искать способы помочь.

А тут еще вернулся Крюйс. Дырявый как решето. Устало доложил, что он привел обратно все фрегаты, так что повеление адмирала исполнил. По-русски доложил, и даже понятно было, что сказал. Правда, он добавил, что если не предпринять срочных мер, один фрегат все же затонет, прямо на рейде. Вот тут то первый раз и вылез из палатки. Видимо, на чистом адреналине. Фрегаты красиво стояли на рейде, и с такого расстояния было не видно, насколько они боеспособны. Только один явно пытался завалиться на бок.

Приказал тащить подранка на слипы порта – не даром ими занимался, пригодились. Порт и лагерь по прежнему праздновали. Тут это стало уже не прекращающимся занятием, то победы Шереметьева, то Мазепы то вот Крюйс вернулся героем. Попозже еще поговорю с этим героем, а пока надо фрегат спасать.

Опять рассылал морпехов, что бы стронуть с места портовую машину, из которой спиртом уже вымыло всю смазку, и она скрипела со страшной силой, натужно пытаясь провернуться.

Фрегат тащили на слипы. При ближайшем рассмотрении задумался, а туда ли мы его тащим. Дровяные кучи у нас правее. Но пушки все равно надо снять, у меня еще четыре фрегата для них есть, парочка из которых вполне себе ничего. Только воняют. Шлюпки везли с фрегатов раненных. Много. В лагере и так уже раненные в два слоя лежат, благодаря тому, что в извращенных мозгах князя всплыли воспоминания о двухъярусных кроватях военного училища. Видимо пришла пора подумать о трехъярусных.