Текст книги "Проверяя Сенатора (ЛП)"

Автор книги: Алекс Эллиотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

озабоченным выражением на личике. – Ты хмурый.

– Я думаю... о нас. – Я бросаю на нее взгляд. Если бы я только знал, как оценить то, что

чувствует она в ответ. Расшифровать ответ на невысказанный вопрос, но который,

несомненно, существует. Проблема, о которой все знают, но предпочитают молчать.

– Хм, все еще звучит как–то сердито. – Она вздергивает свой подбородок. – Ты думаешь о

«нас», с позиции «Сенатор – сотрудник»? Или «Кса и властное животное»?

Я провожу рукой по щетине на щеке, затем выдыхаю:

– Обо всем.

– И именно эти мысли раздражают тебя. – Мы по–прежнему смотрим друг на друга, она

глядит, не моргая, в мои глаза. – Ты беспокоишься. Почему?

Осознание волной проходит сквозь меня и усиливает мою потребность обладать ею.

– А ты? – я спрашиваю.

– Может быть. Иногда. Но не когда мы вместе. Тогда это проще.

– Мы стали друзьями, – шепчу я и это лишь часть правды.

– О, мы больше, чем просто друзья, – отвечает она.

Я выпиваю половину своего пива и смотрю на нее. Она, в большинстве своем, права. Это

легко, просто быть с ней и тяжело, когда мы не вместе. На мгновение, я перевожу свое

внимание на журналистов, делающих снимки, затем отбрасываю свои мысли подальше,

как я научился уже проворачивать подобное с журналистами, снующими вокруг,

записывающими очередные новости.

Но сейчас, я с ней, и это не политическое дело, но они постоянно нас преследуют. Это

похоже на то, к чему она привыкла, пока росла. Я читал отчеты Арчера, которые он дал

мне по Кса, но там есть прорехи и, начиная с сегодняшнего дня, я буду восполнять их,

пытаясь узнать, что за связь есть между Нортом и ее дедом.

– Каково это расти под фамилией Кеннеди? – Спрашиваю я, желая услышать ее версию.

Пожав плечами, она делает глоток своего пива и слизывает каплю с верхней губы, прежде

чем ответить мне. – Я действительно не знаю. Моя мама и я не относимся к клану Кеннеди

настолько сильно, насколько большинство людей считает. У нас есть доступ в некоторые

крупные партии. Мой отчим и мама по–прежнему друзья, которые трахаются регулярно,

словно дикари. Если что, это так говорит Вирджиния. Вся власть в руках моих дедушки и

бабушки. Сила, которая не так явно является движущей в Вашингтоне, но является очень

сильной в своей невидимой форме. Но я так понимаю, после того как ты собрал

информацию, тебе это не в новость. Слушай, не отталкивай меня. Что–то произошло

сегодня, и либо ты скажешь мне, что случилось, либо забудь об этом.

Мои глаза округляются, прежде чем я беру себя в руки и стараюсь скрыть свое реакцию.

Затем я рычу недовольно и решаю прекратить что–либо планировать и просто побыть с

ней.

– Ты права, – признаю я. – Я понятия не имею в какое осиное гнездо я вляпался, но когда

узнаю, я дам тебе знать. Это лучшее, что я могу сделать. Поверь мне.

– Я верю. – Она кивает и я чувствую, как напряженные мышцы шеи расслабляются. – Если

когда–нибудь ты захочешь узнать что–либо конкретное, ты всегда можешь просто

спросить меня.

– Я не оставлю попыток узнать о тебе все, но так как ты член клуба – это необходимое

условие.

– Итак, – говорит она, потягивая пиво.

– Итак? – Отвечаю я, прикидывая, как ответить ей.

Она закатывает глаза.

– Почему бы не спросить меня? Если ты нашел что–то, что заставляет тебя быть хмурым

сейчас, может быть, я смогу помочь. Я буду рада рассказать тебе все, что ты хочешь

знать... чего жду и от тебя тоже.

Просто так здесь не разобраться, поэтому я разрешаю ей сделать первый шаг.

– Спрашивай. О чем угодно.

Улыбка исчезает с ее лица.

– Почему у тебя ни с кем не было длительных отношений? Даже в колледже.

Мне повезло, что я не подавился пивом прямо сейчас. Вместо этого, я опираюсь локтями

на стол, сложив ладони вместе.

– Это то, где я обычно намеренно провоцирую срыв в отношениях. Еще в колледже, когда

девочки хотели «узнать меня», я улыбался, лгал сквозь зубы и саботировал эти отношения.

Я намеренно забывал позвонить или делал так, что они застукивали меня с другой

девушкой. Я специально хотел делать что–то невероятно ничтожное, чтобы испортить эти

отношения. Даже не надо учебника по психологии, Фрейд – говно, просто на сто

процентов мудак. Потом я обнаружил для себя, что контроль за всеми аспектами секса в

жизни, которые не соответствуют стандартам интимной жизни, связанны с вопросами и

историей моей личности. Только у тебя одной возникли подозрения, что моя жизнь менее

блистательна.

Только эта девушка является в равной степени моей сабой, которую я жажду связывать,

ломать, трахать и дверью в мою нирвану. Только с ней я готов рискнуть всем.

Сплетая свои пальцы с моими, она сжимает их.

– Ты можешь мне доверять, как я доверяю тебе. Теперь, спроси меня что–нибудь. Для тебя

я открытая книга.

– Мы оба являемся ими. – Я киваю, как будто убеждаю самого себя, как будто все то, что

мы собираемся сделать – это шаг в правильном направлении. Я бы никогда в жизни не

пошел этим путем.

Официантка возвращает с двумя корзинками на подносе. После того, как она ставит их на

стол, я прошу повторить, но не предпринимаю никаких попыток, чтобы заставить Кса

продолжить рассказывать о ее темных тайнах.

– Он огромен, – говорит она о своем бургере, разворачивает салфетку и кладет ее на

колени. – Итак, это одно из твоих любимых местечек?

Я поднимаю свой бургер, сжимая пальцами булочку, и блуждаю взглядом по ресторану,

затем снова смотрю на нее.

– Я прихожу сюда раза два в месяц. Есть несколько других бургерных в Вашингтоне,

которые я посещаю. Зависит от настроения.

– Бургеры и настроение, – отмечает она, улыбаясь пока официантка ставит бутылку соуса

А–1 [Прим. пер. Соус А–1 – традиционный густой английский соус к горячим и холодным

мясным блюдам, твердым сортам сыра, тушеным овощам и морепродуктам] перед ней.

Я откусываю огромный кусок от своего бургера, не осознавая до этого момента, как я

голоден. Пока я пережевываю, она разрезает свой пополам и я издеваюсь, говоря:

– Облегченная версия бургера.

– Что–то вроде этого. Я не собираюсь есть его весь. Расскажи мне о себе, о чем я еще не

знаю, но чего будет достаточно, чтобы составить хорошее впечатление. Меня все больше

и больше спрашивают. Это похоже на какую–то игру с ними.

– То, что произошло недавно? Или я должен просто начать с момента моего рождения и

ввести тебя в курс дела?

Перед тем, как откусить от своего бургера, она произносит:

– Смотри сам. Если честно, журналисты проглотят все и вся.

Мы говорим о нашем детстве. О моем, прошедшем в Атланте с семьей, которая

наслаждалась южными немормонским коктейльными вечеринками субботними вечерами,

посещала долгие церковные службы по воскресеньям, занималась охотой с собаками,

размещала флаги на своих пикапах и пила дешевый виски в километрах от женщин,

которые бы говорили, что это крайне глупо.

– Сенатор Стоун, вы носили камуфляж охотника? – спрашивает она, поднося кружку пива

к своим розовым губкам.

– Я могу обращаться с винтовкой, но я не люблю охоту, если это означает сидеть часами в

темноте, на морозе в ожидании беззащитного животного.

– На кого ты охотишься?

– Тебе обязательно это спрашивать? – Я смеюсь и она ахает.

– У тебя есть оружие?

Я беру картофель–фри и откусываю кусочек.

– Несколько. Когда я был подростком, до того, как перейти в старшие классы я был на

грани одержимости оружием. Огневыми тренировками. Странно, но вовсе не семья моего

отца поддержала меня в этом увлечении.

– Тогда кто?

Мой дядя, Меццо Альдебрандо Денарио. Это единственная дверь, которая будет

оставаться закрытой. Даже с ней, так что я рассказываю ей свою версию правды.

– Мой дед по маминой линии. Тот, о котором я говорил раньше.

– Антонио Альдебрандо, – отвечает она. Я киваю, и она спрашивает: – Ты любишь

соревнования по стрельбе?

– Любил. Винтовки крупного калибра. Но этого было не достаточно, чтобы

присоединиться Национальной стрелковой ассоциации США. Вот такое мое прошлое. – Я

избегаю разговоров о том, кто были мои инструктора и почему они были

высококвалифицированными. Мой дядя и несколько двоюродных братьев периодически

появлялись в моей жизни тогда и сейчас. Они научили меня стрелять из ружья

двенадцатого калибра для того, что не имело ничего общего с ношением камуфляжа,

поеданием вяленого мяса или хвастовством. К тому времени как я стал подростком, я смог

бросать нож любой рукой и у меня было достаточно опыта использования штурмовых

винтовок и полуавтоматического оружия, чтобы запомнить вес пушки в своей руке.

– На кого была похожа твоя мама? – без предупреждения спрашивает она.

Ее вопрос настиг меня, зарядив прямо промеж глаз.

– Моя мама... она была очень похожа на тебя. Полна энергии. Смелая. Классная. – Я

говорю ей то, что первое приходит на ум. Я не останавливаюсь ни на минуту, а она

слушает, держа меня за руку в то время, как мое прошлое льется из меня рекой. Когда я

заканчиваю, в моей груди пустота. Я ошеломленно глажу пальцами ее пальчики, чувствуя

при этом облегчение.

– Ты знаешь обо мне больше, чем кто–либо другой, – говорю я и встречаюсь с ее глазами

цвета неба. – Расскажи мне о себе... что–то, что я не знаю.

– Не легко иметь дело с прошлым. Я понятия не имею, кто мой отец. – Она удерживает

мой взгляд, не моргая, и улыбается. – Я надеюсь, что это не даст тебе уснуть.

Я слушаю ее, представляя ее жизнь как единственного ребенка, выросшего в окружении

Грейс и Стэна Стиллманов, где эти двое явно стремились контролировать ее жизнь.

Посадили ее в ящик, затем решили, что этот ящик не был достаточно хорош, и попытались

засунуть ее в другой. Я уже выяснил, что она не знает кто ее отец, но я не знаю, хочет ли

она его найти. Она говорит лишь о своей личной истории, предоставляя мне голые факты.

– Разведясь с мужем номер два, моя мать путешествовала и прожила год в Индии и Тибете

и вернулась оттуда беременной. Мои двоюродные братья и сестры разные по возрасту.

Двое самых близких мне по возрасту, осели в Мидлтауне пару лет назад и пытаются

прославиться в мире финансовой аристократии Стилманов на Пятой авеню. Колин – сын

тети по маминой линии, как тебе уже известно, не утруждает себя ничем, кроме как

перетряхиванием грязного белья нашей семьи.

– Ты была одинока? – Спрашиваю я, проводя костяшками пальцев по ее скуле, и,

наблюдая за тем, как ее ноздри слегка раздуваются. – Даже имея сестру, я был одинок.

Проживая в огромном доме, ты не можешь завести друзей, живущих по соседству.

– Вовсе нет. У моей мамы было много знакомых. Иногда, мне хотелось, чтобы меньше

народу приходило и уходило от нас. Было бы неплохо привязаться к кому–нибудь, хотя,

вероятно, это звучит ужасно скучно. Снова и снова я пыталась узнать, кто мой отец, но не

так сильно, чтобы беспокоиться по этому поводу и начать действовать.

Услышав горькие нотки в ее голосе, я почти готов надавить на нее, чтобы она разрешила

мне нанять Арчера для разгадки этой тайны.

– Есть множество частных детективов, которые специализируются на поиске пропавших

родителей. Зависит от того, зачем ты хочешь найти его и готова ли ты услышать всю

правду.

– Что это мне даст? – Оттолкнув свою корзинку с бургером, она стонет: – я сыта.

– Это да или нет? – Я не позволю ей сорваться с крючка.

Она наклоняет голову набок.

– Это означает «Я не знаю».

Я беру ее руку и переплетаю наши пальцы.

– Если захочешь, просто скажи мне. Я могу помочь.

– Если этот день когда–нибудь наступит, ты будешь первым, кого я попрошу. – Ее губы

изгибаются в попытке сдержать улыбку. – Забавно. Находится здесь с тобой. На свидании.

– Мы еще не закончили, – шепчу я, наклоняясь вперед. – Сегодня, я собираюсь заняться с

тобой любовью.

Глава 16

ВЕЛИКОЛЕПНО ЖЕСТОКИЙ.

– Займемся любовью? – шепчу я, и слова эхом отдаются у меня в ушах.

Такое ощущение, будто Бен прокричал эти слова. Я сижу, ошалевшая от того, насколько

это произвело на меня впечатление, словно облако тепла растекается под кожей,

начинающееся где–то в районе лопаток и выходящее наружу через нервные окончания.

– Да. На протяжении долгих часов, – отвечает он, переводя взгляд от меня, привлекая

внимание официанта, жестом приглашая подойти и принести счет, прежде чем снова

пристально посмотрит на меня.

– Это не то, что от нас ожидают, – напоминаю я ему.

На протяжении всего ужина, его взгляд был то угрюмый и торжественный, то игривый и

собственнический. А когда он говорил о своей матери, взгляд его был совсем другим. О ее

внезапной смерти. Я была тронута – на меня произвело впечатление, почему он вел себя

так в колледже и почему принял решение стать юристом. Мы словно перешагнули какой–

то порог. Может быть, это мое воображение или на меня так действует пиво, но после

проведенного за разговорами вечера с ним, я чувствую себя ближе к нему, как будто

крошечные нити соединяют и удерживают нас на одной и той же волне.

– Разве? – Он промокает рот салфеткой и кивает головой в сторону окна. – Возможно они

не согласны с тобой.

– Но они не мы, – парирую я, привлекая его внимание. Я перевожу взгляд на окно, потом

обратно так, как сразу мелькает несколько десятков вспышек.

– Пора пересмотреть правила.

– Потому что ты так сказал?

На его губах появляется свирепый оскал.

– Потому что твое тело говорит так. Потому что по натуре ты и я не приверженцы правил.

Честно говоря, неужели ты не хочешь быть вместе больше, чем раз в неделю?

– Это не вопрос, – слабо аргументирую я и он знает это. Я прикладываю свою салфетку к

губам, прикрываясь, чтобы те, кто умеет читать по губам ничего не поняли. – Конечно, я

хочу проводить больше времени с тобой, но это не безопасно.

Бросая наличные на стол, Бен встает спиной к окну, таким образом, закрывая нас и не

давая тем, кто стоит на улице возможности понять о чем мы говорим.

– Мы с тобой разительно отличаемся от всех. Сидя здесь. Это не то, что мы представляли

себе, находясь в Бостоне. Нам надо быть умнее, чтобы выяснить, как это работает в нашем

случае. Я готов продолжать поиски.

Я не заставляю себя ждать и моментально отвечаю ему:

– Не думай, что я не делаю того же самого.

– Ладно. – Он кладет руку на стол, наклоняется вперед и, понизив голос, произносит: –

Пора раскрыть карты. Насколько сильно ты готова выпорхнуть из своей золотой клетки?

Я хмурюсь.

– Ты понимаешь, что мы загоняем себя... – прежде, чем я успеваю закончить, он

вытаскивает меня из кабинки. Мы стоим достаточно близко друг к другу, чтобы я могла

разглядеть золотистые крапинки в его зеленых глазах.

– В еще те отношения. Да, я понял это, когда мы в первый раз поцеловались. Я хочу

больше. Ты говорила, что хочешь секретности, мне жаль, но я не могу тебе ее обеспечить.

Но поскольку мы оба не возражаем против нахождения в тени, давай будем наслаждаться

этими изменениями в наших планах.

Почему все, что он предлагает, звучит невероятно убедительно? Я прислоняюсь к столу,

молча умоляя его. Я, возможно, слегка перебрала, потому что вдруг выпитое пиво

возымело на меня действие.

– Мы с тобой не две пробки, выброшенные на произвол судьбы в океане. У нас был план.

Но он изменился. Но нам все еще нужна опора. Подстраховка.

Он тянет меня за руку, направляя к выходу из ресторана.

– Я не верю, что ты этого хочешь. Если бы это было правдой, ты бы осталась в Бостоне и

позволила Грейс руководить твоей жизнью.

Пастель и жемчуг, мартини и я были бы очередной марионеткой. Он прав.

– Ты заставил меня сделать выбор.

– До тех пор, пока я не получу тебя голой, не противоречащей мне, наш разговор не будет

считаться оконченным.

На тротуаре группа репортеров и фотографов зовут его по имени. Несколько не громких

вопросов и Беннетт входит в свой привычный, умеющий общаться с прессой, образ. Он

очаровательный, улыбается и смеется, ведя с ними беседу. Он учитывает мое мнение и

вопросы вращаются вокруг нас, начиная с того, как долго мы знаем друг друга и

заканчивая тем, что мы ели на ужин. Спустя пятнадцать минут – а это целая вечность для

подобного рода общения с прессой – мы направляемся к парковке. Так как он уделил

прессе частичку своего времени, за нами никто не следует.

– Ты научился избегать ситуаций с преследованием.

– Надо было позаботиться об этом заранее. Там в офисе, когда мы смылись от прессы. –

Он снимает машину с охраны и открывает пассажирскую дверь. – Мы не собираемся

давать Дому править нами. Договорились? – Его голос звучит резко, и я замираю, перед

тем, как ответить ему.

Когда он садится на водительское место, я поворачиваюсь к нему и начинаю разговор,

касающийся изменения наших правил. Снова.

– На самом деле, между нами есть соглашение. Как насчет него?

Выезжая со стоянки, он смотрит в зеркало заднего вида, потом на меня, прежде чем

включить передачу.

– Я владелец. Я могу разорвать это соглашение сегодня же вечером, если ты этого хочешь.

– Все происходит слишком быстро, – отвечаю я, не зная, чего я хочу. – Я не понимаю, что

изменилось за последние двадцать четыре часа.

Вместо моментального ответа мне, он смотрит на меня. Я почти чувствую, что он

собирается сказать. Я не знаю, услышала ли я сначала слова, прежде чем он произносит

их или это произошло после.

– Ты доверяешь мне, – шепчет он и его слова отдаются во мне.

Он не спрашивает меня. На этот раз, это утверждение. Это моя просьба и он дает мне

выбор. Я могу отказать ему. Скажу ему, что ничего не выйдет. Заставлю его действовать в

соответствии с нашим измененным договором.

Хотя, он прав. Я доверяю ему и хочу его далеко за передами Дома. Но я не могу отрицать,

что то, что я получаю от его клуба – это не только секс. Это все я и моя укоренившаяся

нужда, которую я чувствую к нему и это похоже на безумие. Я знаю, что это действует

именно так.

Я нервно выдыхаю, взглянув вниз на свою руку, там, где он держит ее. Запинаясь, я

произношу:

– Мне все еще необходимо то, что ты можешь делать в своем клубе.

– Мы не должны прекращать. Я рад тому, чем мы занимаемся в Доме. Но я жаден и

жуткий собственник, и я хочу заполучить тебя всю. Всю в мое полное распоряжение.

Сегодня я намерен показать тебе, что это не на один раз, когда дело касается нас. Разве ты

не согласна с этим? – Его дымчато–зеленые глаза темнеют.

Мне вовсе не надо обдумывать свой ответ.

– Согласна.

Его глаза постепенно расширяются и он усиливает свою хватку на моей руке.

– Что бы ты сказала, если бы мы встретились в отеле...в том, откуда тебя забирал

водитель?

– Это уже более личное, – говорю я. – Но не будет таким, если за нами будут следовать по

пятам.

– Эти уроды журналисты не смогут получить доступ в него. И мы можем провести

несколько часов, а то и дней там. Только ты и я и больше никого. Выяснить, кто мы друг

для друга, за пределами, отведенным для нас ролей. Ты понимаешь?

Ключевые слова: личное, ты, я и отведенные роли.

– Ты говоришь мне о чем–то. Как раз то, чего я не понимаю. – Пальцами свободной руки я

слегка касаюсь его руки. – И потому, что я доверяю тебе, может быть, мне не нужно знать

больше ничего.

Он смеется.

– Итак, ты – за, – чтобы добавить для нас больше ночей? Больше времени, проведенного

голыми? – Выражение его лица превращается из самодовольного к любопытному, а затем

приобретает серьезный вид. – Начиная с сегодняшнего дня?

Он понятия не имеет, что я хочу этого уже на протяжении многих, многих ночей. Я

смотрю на него, чувствуя, как мою кожу покалывает от предвкушения.

– Так случилось, что сегодня вечером я свободна.

– С сегодняшнего дня нет, – Он берет мои пальцы, обвивая рычаг переключения передач,

затем потирает ладонью мою руку, поглаживая, ловко лавируя в автомобильном потоке.

Когда он подъезжает к отелю, то направляется к подземной частной парковке.

– Особое место на парковке? К скольким подземным гаражам у тебя есть доступ? – На

его лобовом стекле располагается целый ряд специальных парковочных талонов, и это

является ответом, почему он не всегда пользуется своей парковочной картой или не

приобретает парковочный талон.

– К очень многим. – Его губы сжимаются в прямую линию, а взгляд сосредоточенно

направлен вперед, пока он не поворачивает к частному боксу, припарковывая свой

автомобиль.

– Я была здесь дважды и ни разу не спрашивала ни о чем. – Я указываю в сторону окна. –

О том номере наверху?

Он резко вздыхает.

– Что именно ты хочешь знать?

Я морщусь. Неужели я настолько недалекая раз спросила это?

– Я предполагаю, что мы собираемся в тот же номер. Но мы не те же самые, что были

раньше. Мне в какой–то степени нравится это наше с тобой состояние.

– Настолько много вариантов и не один не граничит с рутиной. Номер принадлежит моему

клубу, – отвечает он, гладя меня по подбородку. – Я не собираюсь лгать тебе, заявляя, что

это первый раз, когда я использую этот номер. Но что стоит напомнить так это то, что ты

первая женщина, которую я привез сюда с намерением заниматься любовью. Помещение

используется как место встречи, прежде чем прибыть в конечный пункт и другие

владельцы используют его таким же образом, как я использовал его с тобой.

– Мне понравились шампанское и розы.

– И опять же. Это было в первый раз. Пойдем.

***

Оказавшись внутри гостиничного номера, я уже не нервничаю, так как было в первый раз.

Все–таки тот факт, что это «мы» означает, что мы на пороге какого–то нового опыта, не

зная, чего ожидать и по моему телу растекается азарт, заставляя мою голову кружиться.

Бен подходит ко мне сзади, целует меня в шею, затем прижимает меня вплотную к своему

телу.

– Детка, – он шепчет мне на ухо.

Он переплетает свои пальцы с моими, и тянет меня к двойным дверям, открывая их.

Спальня находится в другой стороне номера. Она выполнена в современном стиле. Серо–

голубые стены, изобилующие произведениями искусства, каменный пол и большая

терраса. Все это окружает двуспальную кровать размера king–size с мягким кожаным

изголовьем, занимающей центральное место в комнате.

Все мое внимание сосредоточено на человеке, находящемся рядом со мной, пока он ведет

меня к кровати и начинает расстегивать мою блузку, вытянув ее из юбки и скинув ее с

моих плеч. Он прикусывает губу, его глаза жадно осматривают мою грудь, пока он снимает

мой бюстгальтер. Издав стон и с обожанием на лице, он пробегает пальцами по моей

груди. Наклонившись, он быстро прокладывает дорожку теплых поцелуев, пока я не стону,

скользя пальцами вверх по его твердому телу. Его губы на моей коже вызывают мурашки,

и я запускаю свои пальцы в его волосы, изгибаясь и прижимаясь ближе к нему. Он берет в

рот вершинку моей груди и начинает ласкать языком мой сосок до тех пор, пока он не

превращается в жесткий пик.

– Беннетт, – шепчу я его имя, изнывая от ощущения того, как его щетина царапает мою

нежную кожу.

– Ксавия, я владею тобой. Все для тебя, детка. – Его пальцы путешествуют по моей талии,

останавливаясь лишь для того, чтобы расстегнуть молнию на юбке. – Ты знаешь, что я

жажду услышать.

Стягивая с меня юбку, он опускается на колени и прижимает свой рот к моей плоти,

втягивая мой аромат и разрывая мои трусики зубами. Я мяукаю словно пригревшаяся

кошка, в ответ, двигая бедрами.

– Пожалуйста. Бл*ь, пожалуйста! – Умоляю я его.

Я остаюсь всего лишь с туфлях и с забранными волосами, он укладывает меня на матрас и

разводит мои ноги в стороны. Своим взглядом он заставляет меня оставаться на месте.

– Не двигайся, – командует он, крепко сжимая мои колени. – Лежи вот так.

– Куда ты? – Я спрашиваю его, цепляясь пальцами за его бедра.

Вместо ответа, он зажимает мои соски между пальцами и молча, целует меня. Целует

настолько дико, что я изгибаюсь около него, вжимаясь в него, борясь со своими чувствами

к нему. Я чувствую, что становлюсь дикой, необузданной, неистово рассыпающейся на

части и все это настолько сильное, что я вцепляюсь ладонями, будто в стену, состоящую из

скульптурных мышц, являющихся его грудью.

Бен рычит и хватает меня за запястья, поднимая их вверх над моей головой.

– Что ты хочешь, маленькая саба?

Хочу? Конечно, он должен знать, что я хочу.

– Тебя. Только тебя, – говорю я и он набрасывается на мои губы, проникая своим языком

все глубже, сильнее. Я хнычу в ответ, жажду его необузданного животного секса, который

есть между нами и с силой прижимаюсь своими бедрами к нему. – Трахни меня жестко! –

Умоляю я.

– Ты все еще сопротивляешься, – резко произносит он около моих губ, затем скользит

губами к моей шее, его слова обдают меня горячим потоком, лаская мою кожу. Он

посасывает местечко, от прикосновения к которому, я начинаю содрогаться. Мои соски

становятся твердыми камушками, жаждущими его прикосновений. – Я хочу, чтобы ты

открылась для меня. Сама... но пока ты не будешь готова к этому, я дам тебе то, что тебе

нужно.

– Пожалуйста, – сердито ворчу я в то время как он встает, наклоняясь вперед. Я вижу, как

на шее бьется его пульс. Я смотрю на его гладкую загорелую кожу, страстно желаю

податься вперед, а затем я совершаю кое–что. Я заявляю свои права на него и оставляю

отметку на его коже. Оставляю свою метку на нем.

Мы как–будто жидкость, двигающаяся в унисон. Он целует меня, посасывая мой язык.

Этот мужчина так сильно возбуждает меня, пи*ц насколько сильно, пока мы прижимаемся

все сильнее и сильнее друг к другу, лежа на этой кровати. Так же как и в отеле Бостона, но

не совсем. На этот раз между нами все намного больше. Нас больше. Мы связаны.

Я понимаю совсем немного, зачем мы посещаем в клуб. Зачем мне нужно рисковать,

чтобы чувствовать себя свободной. Находиться в Доме, в парике и в маске рядом с ним, у

меня нет предвзятого мнения, которое отбрасывается тенью моей семьи. Я же, наоборот, в

безопасности, предсказуема, беспомощна. С ним я дикая, жаждущая любых приключений,

которые он мне предлагает и в этом всепоглощающем эротическом путешествии я

свободна. Но готова ли я взять на себя больший риск? Признать, что то, что я хочу,

находится прямо здесь наедине в постели с этим мужчиной и полным отсутствием

зрителей.

Я прячу подальше эти мысли. О боже! Я влюбляюсь...реально влюбляюсь в него. Его цели

– это использование паддлов и боль, нездоровый вид секса и темный грех. Мои бедра

извиваются возле его, но он удерживает мои руки, сжимая их своими пальцами, таким

образом, лишая меня возможности держаться за него. Как бы то ни было, я нахожусь в

ловушке его тела и он находится у меня между ног в то время как он трахает и оставляет

метку на мне, на моей голой и открытой киске, которую он хочет поиметь.

Я хочу, чтобы он владел мной. Полностью. И это может произойти в этой комнате.

Внезапно в моей голове возникает мысль. Одинаково гениальная и до ужаса пугающая.

Этот мужчина – самый большой риск в моей жизни и этот же человек раскрывает мой

самый величайший секрет. Тот, который обладает силой, чтобы освободить или

уничтожить меня.

Он держит мои запястья своим пальцами, прижав их над моей головой, мурлыча мое имя

и клеймя мои губы влажными поцелуями.

– Чего ты хочешь?

В его вопросе слышится одновременно боль и резкость.

Так просто и так сложно.

Ты сверху надо мной.

Ты связываешь меня.

Шлепаешь меня. Обнажаешь меня. Освобождаешь меня.

Я хочу, чтобы ты почувствовал себя также на грани как и я, когда закручиваюсь вокруг и

распадаюсь на части.

Я обвиваю руки вокруг его шеи, притягивая ближе и смотрю в его глаза цвета грозового

неба, которые темнеют и смотрят на меня сверху вниз. Мое сердце колотится в моей груди,

голой и прижимающейся к его.

– Я хочу быть свободной, черт возьми! С тобой. Только с тобой.

Он замирает и выгибает свою идеальную бровь.

– Поцелуй меня своим умным, красивым и грязным ротиком, – приказывает он, медленно

овладевая мной, держа меня между своих пальцев.

Прижимаюсь своими губами к его, облизывая его губы и провожу своим пирсингом по его

языку. Посасывая его нижнюю губу между зубами, я прикусываю, зажав ее.

Он приподнимает голову, ухмыляясь.

– Ты серьезно?

– Да. Серьезно, – отвечаю я.

Злобно посмеиваясь, он опускает руку на мое бедро, закидывая мою ногу еще выше, шире

раскрывая меня, пока я не оказываюсь полностью открытой для него. Вместо того, чтобы

расстегнуть ширинку или начать трахать меня рукой, он пробегает пальцем вдоль входа в

мою киску, с неимоверным терпением на лице, поддразнивая меня и наблюдая за мной. Он

прижимает палец к моему клитору и мышцы моего живота вздрагивают. Я извиваюсь от

чувства возбуждения, зарождающегося внизу моего живота. Я становлюсь еще более

влажной, жаждущей его еще больше, ненасытной. – Не дразни меня!

– Тогда не спорь со мной. – Он захватывает мои запястья и вытягивает их над моей

головой, прижав меня к матрасу. – Это именно то, что ты должна перестать делать и

перестать прятаться за всем этим дерьмом!

Пытаясь бороться с ним, я стараюсь сделать резкое движение, но он быстрее и сильнее

меня, намного сильнее и у меня вырывается стон разочарования. – Я не хочу прятаться, но

мне надо, чтобы ты трахнул меня. Сейчас же!

– Если ты не можешь прекратить борьбу по собственной воле, тогда мы сделаем это по–

моему.

– Что ты имеешь в виду? – Задыхаюсь я.

Поднимаясь вверх, он отпускает мои руки. Я наблюдаю, как он мягко проходит через

спальню в гардеробную, взяв довольно большой кусок смотанной веревки. Она похожа на

ту, которую он использовал в прошлый раз в клубе, за исключением того, что эта веревка

глубокого бордового цвета.

– Я хочу, чтобы ты смотрела, что я делаю и то, как я завязываю узлы. Они легкие, если ты

тренируешься их вязать. Думаю, тебе бы хотелось как–нибудь связать меня?

Я смотрю на него, не в состоянии ответить. Перевожу взгляд от него к веревке, затем

смотрю в сторону гардероба.

– Ты не трахаешь здесь женщин, но ты знаешь, что здесь есть веревка.

– Как я и сказал, мои партнеры используют это место, и я в курсе, что здесь происходит . В

Доме, акцент делается на секс. Но здесь, это место, чтобы заполнить пустые пробелы.

Встретиться. Поговорить. Обсудить. Обучить.

– Но мы не... делаем ничего подобного, – отвечаю я, недоумевая, пока он снимает галстук

и рубашку, туфли и носки.

Раздевшись, он поднимает большой моток веревки.

– Я вел себя предусмотрительно... избегая, приводить тебя сюда раньше. Между нами бы

все закончилось постелью.

– А сейчас. Так и должно быть.

– Теперь, это то, что нам нужно.

Сидя на краю кровати, он разматывает веревку, которая проскальзывает между пальцами,

будто вода, в то время как он наблюдает за мной.

– Карада, – говорит он тихо. – С японского означает «человеческое тело». Я обвяжу тебе

грудь в виде упряжи. Это форма означает красота и рабство.

– У меня есть опыт работы с веревкой, – говорю я ему.

– Морской узел, – отвечает он. – Как в плавании на яхте?

– Точно. Не трудно себе представить. Отдых в Нантакете (прим.пер. Нантакет, остров и