Текст книги "Не он (СИ)"
Автор книги: Алекс Джиллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Глава 4
Наверное, стоит рассказать о том, кто я и как оказался в этой истории? Но я не стану. Мы придем ко всем ответам постепенно, но я не обещаю, что в самом конце у вас сложится четкое понимание моих мотивов.
Многие люди годами пытались разгадать феномен Ренделла Декстера Перриша, и никому не удалось. Боюсь, его не знала даже Корнелия Перриш, моя мать, и поэтому первые семнадцать лет жизни держала меня взаперти в крошечной комнате с трескающимися обоями, где я познавал реальность через книги и собственные фантазии.
Когда-то я думал, что Корнелия защищала меня от жестокого мира, а сейчас склоняюсь к мысли, что она спасала этот самый мир – от меня. Мы были с ней так пугающе похожи, и те знания, что мама передала мне, в руках мести могли принести огромные разрушения. Я уверен, что она с самого начала знала, что это однажды случится. Ее сын устроит Армагеддон в одном небольшом американском городе, и как могла пыталась предотвратить, потому что верила, что будущее подвластно изменениям. И я тоже в это верил и творил свое собственное будущее таким, каким хотел его видеть.
Я не хотел весь мир. Мои амбиции были гораздо уже. Я знал, что позволит контролировать интересующее меня пространство. Информация. Не общие анкетные данные, а нечто личное, запретное. То, о чем не говорят даже с друзьями и близкими. Секрет. Который дает мне Власть. Но я не шантажист, как это может показаться. Я придерживаюсь методов Крестного Отца. Зная Секрет, я предлагаю помощь, но взамен могу что-то попросить для себя. На этом и строилась моя иерархия. Никакого шантажа, только взаимовыручка.
Для данных целей и был создан Розариум – специальный, негласный, внештатный, но некогда самый высокооплачиваемый отдел моей разорившейся компании. Дафна, Олеандр, Цербера, Мак, Адениум, Кливия, Аконит, Кальмия – кодовые имена, являющиеся названиями ядовитых и красивых цветов.
Мой отец, один из влиятельнейших людей этого города, идеальный семьянин и отец двоих официально признанных сыновей, один из которых недолгий период времени занимал пост мэра, имел маленькую слабость. Гарольд Белл увлекался ботаникой. У него был свой настоящий розариум на заднем дворе, где он прятал свои секреты.
Он был двоеженцем и лжецом, а моя мать – его главным секретом. Гарольд считал Корнелию сумасшедшей и недостойной носить «благородное» имя Беллов, но многие другие, кому она успела помочь, называли ее медиумом. Имелись и те, кто считали мою мать шарлатанкой и ведьмой, но никто не мог отрицать ее способности забираться в мысли и головы людей.
Корнелия Перриш была особенной женщиной, безумным ученым, местной легендой, обладающей глубоким видением и пониманием этого бренного мира. Она не несла хаос, а всего лишь испытывала острую потребность спасать и помогать, пока в один страшный день не погибла незаслуженно жестокой смертью.
На тот момент я уже вырвался из плена четырёх стен и создал свой собственный Розариум.
Сейчас мой отец мертв, как и трое из восьми участников секретного отдела. Наша война с Гарольдом Беллом закончилась два года назад, и судя по тому, где я сейчас нахожусь – никто не победил.
И раз я думаю и рассуждаю об этом – Дафни права. Мне пора вернуться. Это конечная цель. Первым пунктом для ее достижения стал переезд в другое пристанище для отторгнутых обществом личностей.
Моему психиатру, Арнольду Гору, пришлось серьезно напрячься, чтобы устроить тихий и безопасный перевод в Святую Агату, после чего он был вынужден завершить карьеру и уехать вместе со своей семьёй в бессрочный отпуск в места, где длинные руки моих «доброжелателей» его не достанут. Сначала Гор пытался возражать, но мой вездесущий Розариум «нащупал» правильные точки влияния и, подкрепив их внушительным финансовым вознаграждением, добился положительного решения. Конечно же, Арнольд мог отказаться, но в таком случае руководство клиники получило бы исчерпывающие доказательства сексуальной связи уважаемого психиатра с несколькими несовершеннолетними пациентами. Его дальнейшая жизнь сложилась бы по иному сценарию, не такому благополучному, как предлагал ему я.
Предоставление выбора – это первый шаг в мой мир, где все решаю я и только я, но вы верите, что у вас он есть – пресловутый выбор.
Расслабьтесь. Я не сумасшедший, и мои цели куда меркантильнее, чем может показаться. У всего есть своя цена, и я прошу не самую высокую.
Арнольд Гор сделал правильный выбор. Жаль, что дружественного прощания у нас не вышло. Наверное, он еще долго будет проклинать тот день, когда его назначили моим лечащим врачом.
Итак, я здесь. Святая Агата – санаторий, по сравнению с тем местом, где я провел последние два года. Мне выделили отдельную просторную палату с большими окнами и не запирающимся замком на двери. Я бы назвал ее апартаментами премиум класса несмотря на то, что она находилась в крыле для буйных. Это была вынужденная мера – защита от любопытных глаз всех остальных пациентов и персонала из других отделений.
Здесь было сравнительно тихо и спокойно, если не обращать внимания на жуткие вопли, доносящиеся из закрытых стальными дверями палат. Привилегированные условия стоили недешево, но об этом побеспокоились мои «розы» и Кристофер Хант, уже вовлечённый Даф в многоуровневую игру. Мартин Роббинс обеспечивал анонимность, безопасность и надежное прикрытие для нашей аферы. Прогноз вырисовывался вполне благоприятный. Хант, к слову, настаивал на личной встрече с исполнителем, то есть со мной, но я решил отложить знакомство на какое-то время.
План, предоставленный Дафни Кристоферу Ханту, разумеется, очень отличался от настоящего. Этот идиот был уверен, что меня, опасного непредсказуемого и склонного к насилию психопата, переведут в Святую Агату, где я устрою «несчастный случай» с его женой. Он не задумался, благодаря влиянию Дафни, что за гораздо меньшую плату подобную работу мог сделать один из санитаров. Не любой, разумеется. При желании можно было устроить в лечебницу «профессионала». Но Даф тоже своего рода профессионал в области убеждения.
В действительности же мне предстояло убедить Элинор сотрудничать, используя «особые методы», перетянуть на нашу сторону и заставить вспомнить, кто ее настоящий и единственный враг, а потом заставить Кристофера Ханта исчезнуть и благополучно занять его место.
Мне доводилось осуществлять задачи более сложные, здесь же стоял ребром финансовый вопрос. На какой-то период Хант и его материальное содействие являлись необходимым вложением. Мое новое имя и свобода требовали больших денег. Одних связей и старых долгов тут недостаточно. Очень многие причастные люди в последствии должны были отправиться в бессрочный отпуск, подобно Арнольду Гору. Был и другой более дешевый вариант «программы защиты свидетелей», но я не убийца. По крайней мере, считал себя таковым.
В первую очередь мне предстояло убедиться в том, что Элинор Хант – подходящая фигура для намечающейся партии. Но я начал не с установления контакта, это обычно следует за этапом сбора информации и наблюдения. Мне играло на руку то, что мы содержались в одном отделении, но на тот момент Элинор Хант еще находилась в острой фазе своего заболевания и не покидала свою палату.
Изучив ее медицинскую карту и обсудив результаты показателей и анализов с Скарлетт Грин, мы пришли к заключению, что острое состояние Элинор Хант, провалы в памяти, агрессия и прочие «странности» психического расстройства были вызваны токсическим отравлением. Данные выводы доктор Грин сделала еще до моего вмешательства, но не стала предавать их огласке по вполне банальным причинам. Кристофер Хант оплатил молчание лечащего психиатра своей жены. Мне пришлось дать больше, и тоже за молчание. Я не собирался выдвигать обвинения Кристоферу Ханту в намеренном травлении и доведении до психического срыва своей жены.
Мои цели на тот момент еще не были определены. Я хотел восстановить полную картину событий и знал наверняка, что так жаждущий личной встречи Хант будет лгать и оправдываться. С ним мне все было предельно ясно. В своей жизни я немало встречал людей, чьи лучшие стороны и добрые порывы сгубил шкурный интерес. Но я не считаю, что в данном случае дело только в деньгах.
Кристофер Хант здорово рисковал, решив жениться на богатой наследнице. Я верю, что возможно, изначально он был искренне влюблен. Самое неприятное, что может случиться с мужчиной – неспособность оправдать ожидания, не дотянуть до той планки, которую решил покорить. Как бы не прогнулась под мужа Элинор Хант, она все равно оставалась дочерью богатейшего человека города, а он сыном садовника. Постепенно день за днем слепая любовь превратилась в слепую ненависть. Элинор не была виновна в том, что Кристофер не смог обеспечить ей привычный уровень, но именно это стало причиной конфликта. Хант жил на подачки ее отца, сам при этом ничего из себя не представляя. Сложно признавать собственную никчёмность, гораздо проще назначить виновным другого. И этим другим стала Элинор, инфантильная, избалованная дочка богатого отца. Именно к такому выводу я пришел, изучив подробное досье, предоставленное Дафной.
Пока мне наверняка известны три факта. Кристофер изменял своей жене. Травил ее токсичными веществами и жаждал стать богатым вдовцом. Нет, вы не ослышались. Вариант плана, составленного Даф для любовника, включал случайную смерть законной супруги. Это и стало тем самым крючком, на который Ханта поймала моя лучшая ученица. Признания ее недееспособной Кристоферу было недостаточно. Ведь в этом случае он оставался связанным с ней брачными узами и их общим ребенком, являющимся фактическим наследником. Сейчас мальчик находится на попечении тетки Кристофера, прекрасно осведомленной о намерениях племянника. То есть госпожа Келли Хант в доле.
Остается непонятным, как Ханту удалось подвергнуть супругу токсичному отравлению, не затронув при этом здоровье сына. Каким бы подонком он не был, мне сложно поверить, что Кристофер подверг бы собственного ребенка опасности. К тому же от мальчика зависело будущее благосостояние собственного отца. Думаю, что этот момент мне прояснит сама Элинор Хант, когда представится удобный случай. Я не торопил нашу встречу. Моя стратегия никогда не формировалась впопыхах. Но в случае с Эль изначально все пошло не по плану.
Она пришла ко мне сама.
Однажды поздним вечером я услышал шаги в коридоре. Кто-то неторопливо и целенаправленно приближался к моей палате. О том, что это была Элинор Хант, я узнал чуть позже. Эль остановилась рядом с приоткрытой дверью и, прислонившись спиной к стене, сползла на пол. Какое-то время она тяжело дышала, а потом начала говорить.
Не со мной. Ее монолог предназначался самой себе. Возможно, тишину за моей дверью она интерпретировала по-своему, решив, что палата пустует, и у ее исповеди нет слушателей.
Первой фразой, что она произнесла, было:
«Я должна купить новый глаз для Барни».
Я не вникал в смысл, меня поразило другое. Голос звучал так, что я без труда мог представить выражение ее лица в это мгновение. Меня бросило в дрожь, а потом в жар. Перед мысленном взором стояли распахнутые зеленые глаза, с любопытством изучающие мое лицо. Это было невозможно, ведь Элинор находилась по ту сторону двери, но я видел, отчетливо видел, как двигались ее губы, когда она произносила:
– Он просил меня написать его портрет к годовщине свадьбы. Злился, что за столько лет я никогда не пыталась…. Я старалась, правда… но у меня не получилось. Каждый раз, когда я брала в руку кисть, перед глазами простиралось озеро кипящей ртути. Я никак не могла увидеть его лицо… оно словно ускользало, растворялось, становилось чужим.
Сама того не сознавая, Элинор Хант предоставила мне недостающие фрагменты пазла, подсказав, где скрывалось токсическое вещество, и почему его воздействию не подвергся ребенок.
Краски. Психику и здоровье Элинор убивали краски, в которые ее муж добавлял ртуть. Отсюда и внезапное требование написать его портрет к годовщине свадьбы. Раньше он же как-то жил без изображенной на холсте собственной физиономии? И Ханта нисколько не задевало, что жена готова рисовать кого угодно, но не его.
– Ты можешь попытаться снова, – отозвался я, и тишина за дверью стала осязаемой, густой, бесконечной. Она поглотила нас обоих, впустив в портал, о существовании которого мы оба не подозревали.
– Я не могу, – спустя вечность, проведенную за пределами этой реальности, прошептала Элинор Хант.
Я почувствовал привычную уже резь в глазах и, закрыв их, увидел сквозь разделяющее нас пространство, как Элинор поднимает голову вверх, наблюдая за крупинками пыли вокруг свисающей с потока лампы. Это было невероятно и безумно, но вполне соответствовало месту, в котором мы находились.
– Я не помню. Не помню его лицо, – глубокий вдох разрезал уплотнившееся безмолвие, и я физически ощутил поток исходящей от нее ярости. Я ожидал других эмоций – страх, растерянность, отчаяние, но она буквально кипела от гнева, обращенного не на саму себя, а на виновника своего состояния. Подсознание Элинор Хант знало правду, но отказывалось принимать.
– Я знаю, как помочь тебе вспомнить.
– А если я не хочу?
Ее вопрос повис в воздухе, сказав все, что мне нужно было знать. Нет, больше, больше, чем я хотел бы знать.
Слова не всегда несут тот смысл, что мы вкладываем в них. Я чувствую энергию, что скрывается за фразами, потаённый смысл, эмоцию, тайну. Секрет, не произносимый вслух. Тайный замысел…
– Он пожалеет, – это утверждение, больше напоминающее цель, стало следующим и ключевым. В нем было так много всего: вопрос, просьба, мольба, обещание и приглашение….
Она пригласила меня и дала ключ, необдуманно озвучив индивидуальный код, открывающий все тайные двери ее сознания, включая даже те, за которые я не планировал заглядывать.
Заключая договор с Дьяволом, каждый должен осознавать, чем придется заплатить в итоге. Как бы красиво не звучали его речи, как бы много вы не получили взамен, в конце концов, он потребует ни больше, ни меньше, а единственное, что ему необходимо – вашу душу. А жизнь… Жизнь вы отдадите ему сами.
В конечном итоге именно так и должна была закончиться наша игра, но Элинор Хант сделала невозможное – она заставила меня изменить правила.
После того случая она стала каждый день приходить к моей двери, но пока еще не решалась заглянуть внутрь. Я стал ее слушателем и ненавязчивым подсказчиком. Несуществующим собеседником – именно так она и считала поначалу.
Элинор говорила то правду, то ложь, забывала и начинала говорить другое. Я научился отделять ложь от вымысла по едва уловимым изменениям интонации. Ложь всегда требует эмоциональных затрат. Если мы лжем себе, часть нашего сознания сопротивляется, но мозг, нуждающийся в спасительном самообмане, дополняет вымыленные образы новыми деталями, делая их максимально реалистичными.
Когда Элинор уходила в придуманную альтернативную реальность, где проживала счастливую жизнь, ее голос становился нервозным, фразы резкими. Она словно доказывала себе, в первую очередь себе, что ее ложь – истина.
Нет, у нее не было раздвоения личности, она не говорила с самой собой. Она была одинокой несчастной женщиной, потерявшей практически все, что любила и во что верила. Это слишком мощный удар, чтобы беззащитная, никогда не знающая потрясений психика выдержала.
И в этом состояла главная сложность моего мероприятия. Я привык к диким, кустарным, ядовитым цветам, а сейчас передо мной была хрупкая парниковая роза, и я понятия не имел, как действовать, чтобы не сломать ее слишком быстро. Это и стало моей ключевой ошибкой – я недооценил Элинор Хант. Пробираясь в ее сознание маленькими острожными шагами, я не заметил, как она проделала то же самое – проникла в меня и пустила там свои корни.
Я запомнил этот момент. Он отпечатался в моей голове до мельчайших деталей. Полная луна заглядывала в приоткрытое окно, заполняя мою палату золотистым светом. Разогретый за жаркий летней день ветер шевелил волосы на моем затылке. Пахло недавно скошенной травой и намечающейся грозой. Элинор увлеченно рисовала мой десятый портрет, в то время, как я сидел на подоконнике и неотрывно смотрел на нее. А память снова и снова подкидывала мне фрагмент из уборной, где несколько недель назад я нашёл ее, воющую, как дикое животное, угодившее в капкан. По какой-то чудовищной иронии это и стало нашей первой фактической встречей лицом к лицу. Встречей, которую каждый из нас по разным причинам хотел бы забыть. Первое впечатление очень важно в начавшейся партии. Элинор Хант должна была понять с первого взгляда, кому ей предстоит вручить свою судьбу, но вышло иначе. Это был первый тревожный «звонок», который я пропустил.
Далеко не все используемые мной методы – безопасны и безболезненны. Человек более податлив и управляем в моменты всеобъемлющего страха и ужаса. Он ищет исцеляющего забвения, и первый, кто предложит убежище, может стать самым важным человеком в его жизни.
Ее психика в этот момент была подобна пластилину или, если выражаться языком Элинор, напоминала чистый лист.
Это был момент перезагрузки. Спланированный и жестокий. Если мы отрицаем правду – заставить ее принять способна только боль, что спровоцировала защитные механизмы сознания. Моя задача вскрыть их все, исправить и заменить своими.
Механизмы Элинор включились после автокатастрофы, стерев все «плохие» события и заменив их «хорошими». Заложенный творческий потенциал и богатое воображение спасли неподготовленную психику Элинор Хант от удара. Как и я когда-то, она выбрала иллюзорный мир взамен реальному, но стены ее воздушного замка были построены на ненадежном фундаменте. Мне предстояло разрушить его и выдернуть Элинор из области грёз.
Отрицание, неприятие, отказ от реальности, страх... Этот коктейль мне известен, как никому другому. У меня за спиной долгие годы в запертой комнате, где я выучил и изучил все ингредиенты, но ещё никогда я не испытывал сожаление, угостив этим фирменным напитком свой очередной «объект».
Вызвав Скарлетт Грин, я безмолвно стоял там, в вонючей уборной, наблюдая, как Элинор Хант ползает по грязном полу, собирая слипшиеся перья из разорванной подушки или от вырванных с мясом крыльев. Она пыталась засунуть грязные комки пуха обратно под свою больничную рубашку. Боль в спертом пространстве осязаемая, бесконечная, разрывающая. Я ощущал ее, как свою собственную, не понимая до конца, как и когда между мной и миссис Хант возникла мощнейшая эмпатия, связав наши сознания невидимыми нитями.
В тот особый вечер уже совсем другая Элинор увлеченно переносила мои черты на девственно-чистый холст, каждым новым мазком талантливой руки превращая тонкие нити в тугие канаты. Она была готова и открыта к финальному раунду, втянувшись в игру без малейшего сопротивления, найдя во мне свое убежище… Как многие до нее, и все же совсем иначе. Мне не пришлось ничего просить, Эль отдала мне все. Сама.
Мы слишком глубоко нырнули, и озеро кипящей ртути, преследующее ее в кошмарных снах, сошлось над нашими головами. Мы плавали в мутной воде, держась за руки и любуясь пыльными мотыльками.
Она не знает... И вряд ли когда-то вспомнит, как я часами «дежурил» по ночам возле ее кровати и смотрел, пытаясь найти определение тому незнакомому чувству, что заставляло меня это делать. Я неотрывно наблюдал за тем, как она спит, как шумно дышит и кричит во сне, как мечется по узкой больничной койке, сражаясь со своими кошмарами, как затихает к утру, убежав от демонов и чудовищ, и, открыв глаза, видит мир, созданный ее измученным воображением, и верит, отчаянно верит, что он реален.
В нем еще не существовало пациента F602299. Я был за пределами ее действительности, но мне пришлось вмешаться, проникнуть в ее сны, в ее мысли и фантазии, забраться туда, куда она еще никого не пускала, и вернуть все то, что ее мозг отчаянно отрицал. Я говорю «пришлось», прикрываясь ложными целями, но на самом деле ещё никогда партия не была так мучительно-увлекательна. Захватывающий блокбастер после унылого сериала с повторяющимися из года в год сезонами.
У безумия есть свои преимущества, оно стирает границы между иллюзией и реальностью. Она позвала меня в свои кошмары, но не для того, чтобы я защищал ее от демонов и чудовищ. Элинор хотела, чтобы я убил их… И мне дьявольски сильно захотелось это сделать.
– Мне страшно, – отложив кисть, неожиданно призналась Элинор Хант в тот памятный вечер. Ее полный тревоги взгляд застыл на моем лице, отчаянно нуждаясь в утешении.
– Почему, Эль?
– Я боюсь того, что будет после, или если вдруг ничего не выйдет. Мы должны уйти вместе. Обещаешь?
– Ну, конечно. Я не оставлю тебя. Никогда. Даю слово, Эль.
