Текст книги "Не он (СИ)"
Автор книги: Алекс Джиллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
Может, Кристофера при найме Терезы заинтересовало вовсе не отсутствие речи, а внешние данные? И заговор тут абсолютно ни при чём?
Странно, но «ненастоящая» Элинор и об этом не задумывалась.
– В обед приедет мисс Саммерс, подготовь к этому времени беседку в саду. Мы перекусим там, – сухо распоряжается Лин. – Можешь идти.
Тереза вновь кротко кивает и быстро ретируется из спальни.
Позавтракав, Лин позволяет себе немного понежиться в джакузи, а после направляется в мастерскую, залитую солнечным светом. Теперь, глядя на точные копии Кристофера, Лин не сомневалась в том , что они созданы ее кистью, созданы с огромным чувством, далеким от равнодушия, но по-прежнему абсолютно не помнила, как она писала их. Словно какой-то блок в сознании мешал взглянуть глубже узнавания собственной работы.
«– У меня не выходит! Не получается!
– Ты слишком спешишь.
– Я боюсь не успеть.
– Мы все этого боимся, Эль. Каждая прошедшая секунда становится прошлым. Расслабься и позволь времени течь сквозь пальцы, и поверь, тогда все получится.»
Разве она не делает именно это?
Сколько ещё должно пройти дней и ночей, чтобы память вернула ей хоть что-то.
Вымученно улыбнувшись одиннадцати изображениям Кристофера, она подходит к начатому накануне наброску, критично смотрит на нечёткие очертания мужского лица с размытыми чертами, с раздражением понимая, что не сможет его закончить. Не сможет, потому что отлично знает, каким будет результат.
Двенадцатый Кристофер…
Черт, она неизлечима.
Похоже, ее фантазия перестала работать, зациклившись на одном единственном лице. Лин пыталась рисовать других и один раз даже заставила Дональда позировать ей, но художнице постоянно что-то мешало, отвлекало, не позволяло сосредоточиться. Рука дрожала, начинала болеть голова, поясница ныла, плечи затекали, не устраивало освещение, что в комплексе с кучей других мелочей превращали любимую работу в адскую пытку. Истинная же причина неудач состояла совсем в другом. Ее тормозили одиннадцать пар глаз, пристально наблюдающих за каждым движением грифеля по холсту. И даже если она накрывала протерты мужа тканью, ничего не менялось. Его присутствие ощущалось в каждом атоме пространства, и она могла думать только о нем и рисовать только его.
– Ладно, черт с тобой, – обращается Лин к пока обезличенному мужчине и, сжав пальцами грифельный карандаш, берется за работу, впадая в состояние творческого транса. Ее рука легко порхает над холстом, оставляя короткие штрихи, постепенно придавая четкость контурам и чертам. Окончательно портрет оживет только завтра, когда она возьмётся за краски.
В реальный мир Элинор возвращает звонок мобильника, прозвучавший одновременно со стуком в дверь.
– Да, – прижав телефон к уху, отвечает Лин. Часы на стене показывают половину второго, а такое ощущение, что прошло не больше часа.
– Я внизу, Элли, – звучит в трубке жизнерадостный голос Тэмзин. – Не знаю, куда отправилась твоя немая, но я послала ее за тобой.
– Она здесь, – обернувшись, Лин натянуто улыбается стоящей на пороге Терезе. – Пройди в беседку, Тэм. Я сейчас спущусь, – закончив вызов, Элинор убирает телефон в карман светлых хлопковых брюк.
– Ты все сделала, что я просила? – завязав концы просторной белой рубашки на талии, уточняет она у домработницы, и та, как обычно, кивает с услужливой улыбкой.
– Спасибо, Тереза, – поравнявшись с прислугой, благодарит Элинор и показывает на незаконченный портрет. – Накрой его чем-нибудь, но только очень осторожно.
Она выходит в коридор и почти доходит до лестницы, когда вдруг вспоминает, о чем сегодня собиралась поговорить с Тэм. Не хотелось бы, чтобы кто-то мог их подслушать. Даже случайно. Она ни в чем таком не подозревает Терезу, но ей будет спокойнее, если в доме не будет посторонних людей. У Дональда сегодня официальный выходной. А значит осталось избавиться только от домработницы.
Развернувшись, Элинор возвращается в студию и, открыв было рот, застывает на пороге, уставившись на Терезу, прикасающуюся пальцами к черно-белому лицу Кристофера на холсте.
– Я, кажется, просила накрыть его, а не лапать, – грубо бросает Лин. Женщина испуганно оглядывается, на красивом лицо мелькают растерянность и испуг. – Нравится мой муж? – подходя к оцепеневшей Терезе, холодно спрашивает Элинор. Отмерев, домработница достает свой блокнот и, схватив карандаш Лин, начинает быстро что-то писать.
«Простите, Элинор. Мне очень нравятся ваши работы, но не мистер Хант. У вас дар. Я восхищаюсь вами», – вырвав листок, показывает его автору портрета перепуганная Тереза.
– Ладно, все в порядке, – бормочет Эль, заставив себя успокоиться. – Можешь быть свободная на сегодня, Тереза. Увидимся завтра.
Черт возьми, она сама не ожидала от себя такой реакции. Ее буквально накрыло от ярости. Похоже, она только что познала все «прелести» ревности и нашла их абсолютно не прелестными.
– День сегодня чудесный. Наконец-то настоящее лето. Я так рада, что мы стали больше времени проводить вместе, – доверительно произносит Тэм, подцепив вилкой кусочек яблока.
– Я тоже. Мне очень не хватает общения. Крис снова увяз в делах, а я постоянно одна, – с тоской делится Лин.
За прошедшие недели это шестой или седьмой визит Тэмзин Саммерс в дом Хантов. В первый раз Лин пригласила ее через три дня после возвращения Кристофера в офис, и спустя пару часов Саммерс уже была у нее. Они душевно поговорили, старясь не касаться краеугольных тем, а после по просьбе Лин Тэм стала приезжать так часто, как позволял ее рабочий график.
– Надеюсь, он не против, что я стала регулярным гостем?
– Нет, ты же друг семьи, спасительница нашего брака, – с улыбкой заверяет Лин, хотя абсолютной уверенности у нее нет. Тэмзин ни разу не задерживалась до возвращения Кристофера, и если он и знал о встречах подруг, то ничего не комментировал по данному поводу.
– Однако мои сеансы вы игнорируете. Я чувствую себя ненужной, – сокрушается Тэм с лучезарной улыбкой и пляшущими чёртиками в голубых глазах. – На самом деле, я счастлива, что вы во мне больше не нуждаетесь, Элли.
– Я бы так не сказала, – задумчиво отзывается Лин, вспомнив о неприятном инциденте в студии. – Я только что застала Терезу перед портретом Кристофера.
– И что такого? – пожимает плечами Тэм.
– Она так прикасалась к нему… – произносит Элинор, снова чувствуя наливающуюся тяжесть в груди.
– Ты приревновала? – подмигивая подруге, понимающе спрашивает Саммерс. – Это нормально. Я бы тоже ревновала такого, как Кристофер, и убрала всех красивых подруг и смазливых домработниц из окружения.
– Врешь ты все, – качает головой Лин. – Ты слишком самоуверенная для ревности.
– Что тебе мешает быть такой? – серьезно интересуется Тэмзин. Лин закусывает губу.
– Мне нужно поговорить с тобой, Тэм, – решительно заявляет Элинор, – но на трезвую голову не решусь.
– Так за чем дело встало? – смеется Саммерс и, потянувшись за откупоренной бутылкой, разливает вино по бокалам. – Давай, Элли, делись своими страшными тайнами, – протягивая один подруге, торопит Тэм.
Элинор колеблется совсем недолго, тщательно подбирая только первую фразу.
– Я изменяла Кристоферу с курьером, – выдыхает она, потом плотину прорывает, и Лин начинает тараторить без умолку, ничего не утаивая и не приукрашивая, не дав Тэм вставить ни одного слова, но ей и не нужно говорить. В глазах подруги нет даже намека на осуждение. Как и в разговоре с Келли, сработала женская солидарность, будь она неладна.
– Мужчина – хищник, Элли. Не каждый, но твой муж – однозначно, и ему необходима конкуренция, чтобы оставаться таковым, – выслушав и получив право голоса, заявляет Тэмзин.
– А как же любовь? Верность, доверие? – размышляет вслух Эль, задумчиво водя пальчиком по краю бокала.
– Они важны, без сомнений, но какой смысл говорить об этом сейчас? – пожав точеными плечами, Саммерс бросает на Лин многозначительный взгляд.
– Когда не осталось ни того, ни другого, ни третьего? Это ты пытаешься сказать? – заранее оскорбившись, уточняет Элинор.
– Ты ищешь минусы, Элли, – мягко возражает Тэм, положив изящные руки на подлокотники и подставив лицо солнечным лучам. – Я советую сосредоточиться на плюсах. У тебя есть шанс начать с чистого лица. Твой муж сам дал тебе этот шанс, так воспользуйся им. Никто, кроме тебя, не знает, как вернуть все то, что вы потеряли. Оставь самобичевание, чувство вины и стыд в прошлом, Элли.
– Это непросто, – качнув головой, Лин откидывается на спинку плетенного кресла. – Я хочу вспомнить, почему предала его.
– Твое подсознание умнее и мудрее, чем ты сама, Эль. Мозг не обманешь. Ты бы вспомнила, если бы по-настоящему этого хотела, – глубокомысленно отвечает Тэм.
– Я говорила с Келли, – едва дотронувшись губами до бокала, Лин морщится и отставляет его в сторону. Заметив ее жест, Тэм приподнимает в удивлении брови.
– Не нравится? Твое любимое. Я специально выбрала его.
– Приторное. Меня немного мутит.
– Мутит? – переспрашивает Тэм, наклонившись вперед. – Вы предохраняетесь?
– Нет… Мы же хотели детей, но это не то, – отрицательно качает головой Лин. – Я не беременна.
– Уверена?
– Да. К сожалению, да. У меня начались сегодня женские дни, – поправив съехавшую заколку с затылка, утвердительно кивает Лин.
– К сожалению… – повторяет Тэм, изучающе рассматривая подругу. – Значит ты по-прежнему хочешь от него детей? – на лице блондинки явственно читается сомнение.
– Конечно, мы же столько лет пытались, – утвердительно отвечает Лин, хотя не совсем уверена в собственных словах.
– Вам не стоит спешить сейчас, – осторожно произносит Тэм. – Эль, ты не совсем здорова, и не так давно собиралась разводиться с мужем.
– Согласна, сейчас не лучшее время, – а здесь Элинор абсолютно искренна.
– В плане секса у вас все в порядке? – без тени смущения интересуется Тэм.
– Более чем, – заливаясь краской, кивает Эль. В груди разрастается жар от воспоминаний о прошлой ночи на крыше. Она слышала, что травка тормозит возбуждение, но в их с мужем случае все случилось с точностью до наоборот.
– Выглядишь счастливой, – улыбается Тэмзин, заметив, как все оттенки красного пылают на щеках подруги. – Незапланированный медовый месяц?
– Вроде того, если бы Крис еще работал чуть меньше, – тоскливо вздыхает Лин.
– Так о чем ты поговорила с Келли? – меняет тему подруга.
– Она заверила, что у него никого нет, – помрачнев, отвечает Лин. Тэм удивленно хмурится.
– Почему такое лицо? Ты разве не рада?
– Ну… это бы объяснило появление Дика, – разводит руками Элинор.
– До кризиса у вас был спад в личных отношениях. В этом может быть причина. Тебе не хватало внимания мужа. Так обычно и происходит.
– Три года?
– Три года? – озадаченно переспрашивает Тэм.
– Дик сказал, что мы три года…
– Вот это да, – выдыхает подруга, потрясенно открыв рот. – Ну ты даешь, Элли. И молчала столько времени.
– Я могу тебя кое о чем попросить? – понизив тон, почти шепчет Лин, накрыв ладонью тонкие пальцы Саммерс.
– О чем угодно, милая, – заверяет Тэм.
– Мне нужно поговорить с Диком, – выпаливает без промедления Элинор. Глаза Тэмзин удивленно округляются.
– Зачем?
– Хочу выяснить, что нас связывало, как я, вообще, с ним познакомилась, – сбивчиво объясняет Элинор. Ей самой тошно, потому что она вынуждена вмешивать в эту грязную историю третьих лиц, но какие у нее варианты? – Черт, я обязана понять, почему была такой сукой. Даже ты в шоке оттого, как я поступала с Кристофером.
– Во-первых, я не в шоке, а удивлена, – спокойно возражает Саммерс. – А во-вторых, скажу прямо – это дерьмовая идея, Элли.
– Тэм, я бы и сама нашла его, – торопливо говорит Лин. – Но уверена, что Крис прослушивает мой телефон, в доме повсюду камеры, каждый мой шаг отслеживается…
– В данном случае я его понимаю, – твердо произносит Тэмзин.
– Дик работает в Массимо. Это итальянский ресторан. Ты каждый раз проезжаешь мимо него, когда направляешься к нам. За тобой Крис не следит, Тэм… – Лин с мольбой смотрит в голубые глаза блондинки, отчаянно взывая к пресловутой «женской солидарности», оказавшейся чертовски избирательной.
– Хочешь, чтобы я нашла его и устроила вам встречу? – недоверчиво проясняет Саммерс.
– Да, – подтверждает Лин. – Я вижу в этом единственный выход. – Тэм неодобрительно качает головой, приглаживая распушившиеся на ветру белокурые пряди.
– Ты все разрушишь, если Крис узнает, – категорично заявляет Тэмзин.
– Он не узнает, если мы все продумаем.
– Элли, – Тэм мягко сжимает обе руки Элинор. – Прости, но нет. Вы пришли ко мне, чтобы спасти свой брак. А то, что ты предлагаешь мне сделать, его наверняка разрушит.
– Тэм! Мне не к кому больше обратиться! – эмоционально восклицает Элли.
– Я не могу и не стану в этом участвовать, – категорично отказывает Саммерс. – Извини. Я семейный психолог, а не сводница.
Вздохнув, Элинор отстраняется.
– Ладно, я понимаю. Извини, что втянула тебя, – после небольшой паузы виновато произносит Лин.
– Элли, пообещай, что оставишь эту мысль и не будешь сама искать этого Дика! – настойчиво требует Тэмзин.
– Крис мне не позволит. Ты и сама это знаешь. Остаётся только ждать, когда мое трусливое подсознание выйдет на связь, – уныло улыбается Элинор.
Глава 16
Через час Тэм уехала, оставив Лин наедине со своими мыслями, подозрениями и гнетущим одиночеством. Трусливое подсознание не спешило. Элинор чувствовала себя запутавшимся в лабиринте ребенком, в полной темноте блуждающим в поисках выхода или источника света и на каждом повороте врезающимся в бетонную стену.
За минувшие дни ни одного нового воспоминания, ни одного значимого сна, ни одного озарения, ни одной подсказки. Хуже всего, что с каждым днем Лин ощущала нарастающую апатию, рассеянность, резкие перепады настроения и внезапные приступы сонливости. Она списывала неприятные симптомы на побочные действия лекарств и перед каждым приемом боролась с острым желанием смыть в унитаз чертовы пилюли. Но не решалась. Ей было страшно, что кошмар повторится, и вечером, когда Крис вернется, она снова его не узнает. Если бы Лин была уверена, что отказ от таблеток вернет ее в воображаемый мир к Джонасу и Милли, она бы не колебалась. Ни на секунду.
Но никто не мог дать ей этой уверенности, а еще один стресс ее психика попросту не переживет.
Может быть, это именно то, чего ОН хочет? То, чего они все добиваются – заставить сомневаться в собственном существовании, свести с ума, но не частично, а полностью? Превратить в овощ, запереть в психушке до конца жизни? И она бы уцепилась за эту версию, будь у Кристофера мотив. Банальная месть за измену – не тянет на таковой.
Что бы она ни совершила и как бы сильно ни оступилась, Крис не способен поступить с ней так бесчеловечно после всего, что они пережили вместе. После всего, чего они добились вместе, и кем стали друг для друга. Ради него Элинор оставила свой дом восемнадцатилетней девчонкой, порвала связи с отцом и друзьями, отказавшись от обеспеченной жизни богатой наследницы. Это не было импульсивным порывом, а осознанным выбором, разделившим ее жизнь на до и после. Отец считал иначе и первые пару лет снисходительно наблюдал, как влюбленная пара пытается «выживать», он ждал, что Лин даст слабину и придет на поклон, попросит помощи, но этого не случилось ни через год, ни через два, а через три, устав ждать, гордый и непреклонный оскорблённый Крейг Бартон вычеркнул дочь из списка наследников, но и тогда она не пришла выпрашивать прощение.
Кто-то сочтёт это глупостью, другие – гордостью, третьи – эгоизмом. А Крис… Крис понял ее и поддержал, лишь один раз позволив себе короткую фразу: «Я этого не стою, Эль».
Но этот парень стоил, стоил больше всех миллионов, что она потеряла. Он стал для нее всем – мужем, отцом, другом, любовником и братом, и ни разу, ни на секунду Элинор Хант не усомнилась в том, что Кристофер – самый важный человек в ее жизни.
Их путь к счастью не был ровным. Напротив, они прошли чертову дюжину испытаний, не сломавшись и выдержав каждое. Особенно тяжело было справляться в первые пять лет. Крис брался за любую работу, пока Лин рисовала людей с улицы. Иногда она приводила случайных знакомых в крошечную съёмную квартиру, и, если об этом узнавал муж, они очень сильно ругались. Любимый человек кричал, что она безответственная и подвергает свою жизнь опасности, а Лин заявляла, что он ни черта не понимает в искусстве, и если не принимает ее такой, какая она есть, то пусть катится к дьяволу.
Разумеется, после они бурно мирились и находили компромиссы, и жизнь постепенно входила в размеренное русло. Со временем дела стали налаживаться, Крис нашел хорошо оплачиваемую работу, они сняли жилье побольше в благополучном районе, и Лин начала задумываться о детях. Она первая пришла к выводу, что их семье пришло время стать больше, но последовавшие за этим решением годы неудач привели девушку в полное отчаяние. Это было темное время, но они справились, не без помощи Тэмзин Саммерс. А когда наконец случилось долгожданное чудо, Лин ждал еще один удар.
Элинор старалась не вспоминать пережитый ужас, испытанный в день аварии и после… Муж взял все хлопоты и бюрократические моменты на себя, оберегая беременную жену от стрессов. Именно тогда Кристофер настоял на переезде в пригород, и Лин была уверена, что это его решение помогло ей выносить беременность и родить здорового крикливого мальчугана, которого они назвали Джонас. А всего через год свершилось еще одно чудо – Элинор узнала, что снова ждет ребенка.
Малышка Милли. Пухлые щечки и темные кудряшки.
Обоих детей она рожала дома, в собственной ванне, под присмотром профессиональных акушеров и в присутствии взволнованного мужа. Это было ее личным решением, с которым Кристофер не стал спорить.
Он как никто знал, что после аварии, в которой погибли отец, мачеха и Этан, в Элинор зародился отчаянный страх, страх не за себя, а за своих близких. Дом стал ее крепостью. Только в его стенах и только рядом с мужем она чувствовала себя защищенной, неуязвимой. Каждый выезд в город становился для Лин огромным стрессом. Они не стали рисковать. Пошли другим путем. Крис нашёл грамотных врачей, обеспечивших квалифицированное наблюдение беременности. Роды прошли без осложнений. Джонас и Милли появились на этот свет здоровенькими и почти не болели, не считая сезонных простуд, с которыми с лёгкостью справлялся семейный доктор – Конрад Маккензи. А теперь все вокруг, включая его, уверяют, что ничего этого не было… Номер доктора Маккензи оказался в ее немногочисленном списке контактов, и он был одним из первых, кому Эль позвонила, осознав, что ее кошмар не собирается рассеиваться и отступать.
Наверное, он счел Элинор сумасшедшей, услышав просьбу напомнить, когда у Милли следующая прививка по графику, и всерьёз обеспокоился ее состоянием здоровья, предложив номер хорошего психолога, от которого Лин любезно отказалась. Все эти недели она не сидела на месте, насилуя свою память, а обратилась в репродуктивные центры, где состояла на учете, получив подтверждение, что долгожданная беременность действительно произошла четыре года назад, но выяснилось, что Лин снялась с учета, никак не объяснив свое решение. Этого она не помнила, но могла предположить, что данный факт случился уже после аварии, унесшей жизни отца, Карен и Этана. Лин даже удалось найти фамилии и номера телефонов врачей, наблюдающих ее беременность и принимающих роды на дому, но оказалось, что имя Элинор Хант они слышат впервые. Это поставило жирную точку в поисках, но не закрыло гештальт сомнений, не приоткрыло завесу тайны и не объяснило ровным счетом ничего.
Оставался только Дик.
Курьер.
Загадочный любовник.
Мужчина, чье лицо отпечаталось в каждом воспоминании, связанном с мужем.
Все замыкалось на нем и начиналось с него.
И чем больше проходило дней, тем крепче росла уверенность, что только он может пролить свет на бесконечную тьму, затянувшую поврежденное сознание.
Не зная, чем отвлечь себя от удушающей тоски, сковавшей сердце, Элинор отправилась блуждать по дому. Это уже стало частью ежедневного распорядка дня. Иногда с утра, но чаще после обеда, Лин неторопливо обходила огромный особняк, открывая каждую комнату, каждый шкаф, заглядывая в каждый угол в поисках новых доказательств реальности происходящих событий. Тщательный досмотр закачивался, как правило, в кабинете мужа, где тоже не осталось ни одного неизученного сантиметра пространства.
Вот и сегодня оказавшись в конечном пункте, Элинор с толикой злости безрезультатно обыскала кабинет, не заметив ничего нового и хотя бы чуть-чуть подозрительного, кроме неприступного сейфа с закодированным замком и запертыми ящиками стола. Ноутбук тоже был тщательно запоролен, и множественные попытки взломать защиту ни к чему не привели. Наверное, Крис повеселился на славу, наблюдая за ее жалкими играми в детектива.
– Ты хорошо позаботился, чтобы я ничего не нашла, – раздраженно выдыхает Лин, забравшись в огромное кресло мужа, рассеяно окинув взглядом царящий на столе идеальный порядок: рабочие документы, счета и отчеты аккуратными папками лежат в лотках. Элинор на какое-то время зависает на своей фотографии в рамке, стоящей справа от закрытого ноута. Возможно, это мило и романтично, и говорит о том, что Кристофер не безразличен к своей жене, но ее почему-то накрывает жуткой болью от лучащегося счастьем снимка. Красивая брюнетка беспечно и радостно улыбается с фотографии, стоя по щиколотку в прозрачных, как слеза, водах озера. Черный спортивный купальник подчёркивает высокую грудь и красивую линию талии, и бедра вовсе не выглядят полными. Без ложной скромности, Лин не находила в себе ни малейшего изъяна.
Снимок был сделан уже здесь, после переезда... Она так четко помнила каждую минуту того дня: ясного, солнечного, тёплого. Вода была просто божественной, и Лин никак не могла заставить себя выйти. Крис дразнил ее русалкой, прячась в тени большого дуба. Его светлой коже солнце было противопоказано, за что Лин в свою очередь дразнила его Белоснежкой, а он угрожал разобраться с ней, как только провокаторша выберется на сушу. Элинор с энтузиазмом приняла вызов.
«Ты не справишься, милый», – смеялась она, выходя из воды.
«Не забывай, что нас двое», – парировал в ответ Крис, держа трехмесячного Джонаса одной рукой, а во второй – камеру.
Двое. Две пары одинаковых голубых глаз смотрели на нее – самую счастливую женщину на планете, но не осознающую, как и многие, в полной мере того, как много она имеет.
– Красивый снимок, – сквозь шепот бьющегося в окна дождя, Элинор слышит рокочущий голос мужа. Он совсем другой, не похожий на тот, что только что звучал в собственной голове. Этому Кристоферу никогда не будут грозить солнечные ожоги, а тёмные, как ночь, волосы и ресницы не выгорят до пшеничного оттенка.
Элинор вскидывает голову, нечаянно уронив фотографию лицевой стороной на столешницу. Сердце уже привычно ускоряется, разгоняя кровь по венам. В ее новой реальности есть место только озерам расплавленной ртути и дурману ядовитого пара.
– Я не слышала, как ты подъехал, – чуть севшим голосом произносит Лин.
– Ты просто меня не ждала, – сухо отзывается Крис, бросая в ближайшее кресло пиджак, с которого ручьями течет вода.
– Ты попал под ливень? – изумлено спрашивает она у промокшего насквозь мужа. В грязно-серых сумерках чудесный солнечный день кажется ей еще одним вымышленным воспоминанием. Муж небрежно стряхивает дождевые капли с волос, расслабляет петлю галстука и, дернув его с шеи, отправляет тем же путем, что и пиджак.
– Так спешил домой, что крышу забыл опустить, – равнодушно отзывается Крис, и она непроизвольно вспоминает его Ягуар с откидным верхом на подземной парковке. Лин вовремя прикусывает язык, хотя соблазн спросить: «Как можно не заметить, что на тебя пролилось небо?», был очень велик. Он неторопливо подходит к столу и, протянув руку, поднимает упавшую рамку с фотографией.
– Помнишь этот день? – Крис задерживает нечитаемый взгляд на снимке, прежде чем поставить на место.
– Боюсь совсем не так, как помнишь его ты, – глухо отвечает Элинор.
– Расскажешь мне? – обогнув стол, Кристофер встает у неё за спиной и кладет ладони на хрупкие плечи.
Лин глубоко втягивает воздух, сразу ощутив всю тяжесть этого бренного мира. От мужа пахнет дождём и ветром. Его пальцы холодные и жесткие, но ее охватывает жар, разливается по телу, концентрируясь в самых чувствительных местах, вынуждая низ живота сжиматься от спазмов, вызванных отнюдь не особыми женскими днями.
– Расскажешь? – хрипло повторяет Крис, и его колючая холодная щека соприкасается с ее. Холод и жар действуют просто убийственно. Она плывет и плавится от низкого тембра мужского голоса. Боже, у нее пальчики ног поджимаются, а соски становятся настолько чувствительными, что она сама готова распахнуть блузку и предложить мужу заняться ее грудью. Но он делает это сам, мучительно медленно расстёгивая пуговки на ее блузе. Лин издает слабый стон, когда большие пальцы мужских рук добираются до тугих камушков, надавливают на них, растирают, посылая горячие стрелы в женские трусики. Это же форменное издевательство. Секса все равно не будет. Ей нельзя, но так чертовски хочется. Элинор до боли стискивает колени и, запрокинув голову назад, подставляет Кристоферу свои губы, стонет и всхлипывает, встречая властные удары языка мужа. Его рот горячий и настойчивый, голодный и алчный, а глаза полны пляшущих теней. Элинор теряется в них, превращаясь в один трепещущий оголённый нерв.
– Расскажи мне, Эль, – дождевые капли стекают с его волос, падая на ее лицо и губы. Соленые и горькие, как дым. Она облизывается, как голодная кошка, мурлыча от удовольствия. Крис нависает над ней, словно огромный коршун над жалкой добычей, окружает энергией несокрушимой уверенности, подавляя, доминируя, заставляя дрожать от горько-пряного коктейля эмоций.
– Не думаю, что тебе будет интересно, – выдыхает Элинор, скользнув кончиком языка по его нижней губе. Он уклоняется от приглашения к поцелую и, отстранившись, резко разворачивает кресло на сто восемьдесят градусов.
– Тогда я расскажу, каким был тот день, – решительно произносит Крис, глядя сверху-вниз на раскрасневшуюся жену, занятую изучением его натянувшей брюки эрекции.
– И что это даст? – обескураженно спрашивает Лин, поднимая взгляд к серьезному лицу.
– Иногда ответ находится на поверхности, Эль, и чтобы его получить, совершенно не нужно нырять в глубину, – отзывается обволакивающим полушепотом, уверенно освобождая Элинор от блузки и бюстгальтера, оставляя абсолютно обнаженной по пояс. Ее налившаяся грудь тонет в мужских больших ладонях, дыхание срывается, в голове – пыльный туман и танцующие мотыльки.
– Этот день был очень теплым, Эль. – шепчет Крис, оттягивая и поглаживая твердые вершинки. – Я бы даже сказал жарким. Ты захотела освежиться. – продолжает он, безжалостно выкручивая ее соски. Адски больно и убийственно возбуждающе. – Мы спустились к озеру. Ты сняла свое платье, оставшись в одном купальнике. Что было дальше помнишь?
Лин отрицательно мотает головой, извиваясь на стуле как уж на сковородке. Ей хочется скулить и плакать от пульсирующей потребности между ног. Становится плевать, что он скажет дальше. Она не вспомнит ни этот день, ни остальные. Ни сейчас, ни завтра, а может быть никогда. Ее воспоминания неприкосновенны и непорочны, полны света и любви, а не того, что Крис предлагает ей сейчас:
– А дальше ты опустилась коленями на песок, расстегнула ремень и ширинку на моих джинсах, – озвучивает он грязные предположения своей жены. Посмотрев в мужское красивое, охваченное похотью лицо, она делает то же самое, что Элинор из его рассказа, начало которого частично совпадает с тем, что сохранилось в ее памяти.
– Ты и правда был в джинсах, – кивает Лин, стягивая брюки и боксеры с бедер мужа. Наклонившись, она обхватывает пальцами основание возбужденного члена, губы мягко берут налившуюся кровью головку. Он глухо матерится, запуская руку в ее волосы.
– Ты дико возбудилась, пока я трахал твое горло, Эль, – хрипит он, жестко толкаясь в ее рот. Она давится от неожиданности, из глаз брызжут слезы. Несмотря на внезапную грубость, ее тело прошибает горячими спазмами. Расслабив губы, следующий удар Лин принимает полностью, и ее накрывает волной эйфории. Кажется, этот процесс может быть приятным для обоих. И был… Был. Пока сюжет полностью достоверен, за исключением спящего в люльке под деревом Джонаса.
– Да, вот так ты и сосала, – шипя сквозь стиснутые зубы, бормочет Крис. – Помнишь, Эль? – она кивает, сжимая в ладони его яйца и позволяя жестко долбиться в ее гортань. – Сказать, что было дальше?
Нет. Он не можешь знать того, что было дальше.
Лин останавливается, упираясь ладонями в его бедра. Из-под зажмурившихся век стекают безмолвные слезы.
Дальше… проснулся Джонас, нарушив интимный момент, и чтобы остыть, она нырнула в прохладную воду озера.
– А потом ты сплюнула на песок и расхохоталась, заявив, что тебя тошнит от меня, – удерживая голову Лин на месте, а свой член у нее во рту, срывающимся голосом произносит муж. Элинор дергает головой, пытаясь освободиться, но он сильнее стягивает ее волосы в кулаке, делая невозможным любое движение.
– Это еще не все, детка. Ты много чего сказала тогда. Например: «Мой отец был прав. Ты – жалкое ничтожество, Кристофер Хант». Помнишь? А это: «Ты будешь терпеть меня и молчать, пока мне не надоест». Твои слова, Элли? Или снова – провал? Знаешь, что самое парадоксальное, Элинор? Ты искупалась, а потом вышла с сияющей улыбкой, словно ничего не случилось.
Распахнув глаза, Лин с ужасом смотрит в пылающие глаза мужа. В них снова разгорается то самое страшное выражение, что однажды напугало ее до полуобморочного состояния.
«Все было не так», – кричит ее взгляд, по лицу стекают немые слезы, в сердце горит боль, разрастаясь по всей грудной клетке. Все просто не могло быть так!
А инстинкт самосохранения толкает на то, чтобы она никогда не сделала в подобной унизительной ситуации. Смягчив губы, Лин опускает ресницы и снова начинает двигаться, по миллиметру принимая разбухший орган.
– Больше не противно, Эль? Тебя не тошнит? – хрипит он, ослабляя хватку в ее волосах. Она мотает головой, заглатывая, как одержимая, подключает язык и пальцы, слушая его рваные вдохи. – Хорошо, детка. – он одобрительно гладит ее по щеке. – Ты учишься быть послушной, но мы оба знаем, какая ты лгунья, – внезапно выплевывает Крис, и то, что она до этого считала жестким сексом, превращается в настоящий ад.
Сжав щеки жены в ладонях, он ускоряет толчки, буквально врезаясь в ее глотку, перекрывая доступ к кислороду. Челюсть женщины немеет от напряжения, а горло горит от глубоких мощных ударов каменного члена. Она задыхается, захлёбываясь слюной и смазкой, царапает ногтями ритмично двигающиеся бедра. Перед глазами плывут багровые облака, сжигая крылья отчаянно мечущимся пыльным мотылькам. Время замирает, делая пытку бесконечной. Помутнённое сознание стремительно летит в черную разверзнувшуюся пропасть, окончательно поглощающую Элинор, когда в ее горло выстреливает солоновато-пряная струя.
