Текст книги "Разоблачение (ЛП)"

Автор книги: Алеата Ромиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Специальный агент кивнул. – Да, сынок, в день, когда мы даём эту клятву, мы все женимся, а ФБР – это стерва-жена. Она требует всего тебя.

Губы Гарри вытянулись в прямую линию. Его характерная усмешка и прищур голубых глаз сменились серьёзным выражением. – Согласен. ФБР – это моя вторая половина, и я не могу игнорировать, что бюро занялось чистой местью. Я решил посвятить свою жизнь поддержке законности в этой стране. И больше того, я верил в ту клятву, которую дал годами ранее. Это не значит, что я не нарушил её – фигурально и буквально, – добавил он, приподняв уголки губ, – но я не могу сидеть сложа руки и смотреть, как человек берет на себя вину за преступление, которого он не совершал. Не поймите меня неправильно – Роулингс виновен. Он нанял кого-то, чтобы лишить Саймона Джонсона жизни, что является заговором с целью совершения убийства. Но в данном случае это только сговор. Смерть Саймона произошла не от того, что повредили самолёт. По моему мнению, его смерть произошла из-за передозировки или отравления. Я не уверен.

Брови специального агента Уильямса сдвинулись, – Ты не уверен. Ты выдал всю эту историю и закончил тем, что не уверен?

– Я не знаю, было ли это случайно или преднамеренно. Не думаю, что Саймон намеренно принял лекарство, на которое у него была аллергия. Может, это было в составе другого лекарства? Я не знаю.

– О чём ты говоришь?

– Хотя тело Саймона было полностью обгоревшим, я заказал экспертизу останков тканей. – Когда выражение спецагента изменилось, Гарри добавил, – Когда ещё был в деле. Результаты пришлось подождать некоторое время. Если честно, я ожидал, что найдут следы воронца толстоножкового. Даже больше, я хотел, чтобы его нашли. Тогда я бы подтвердил причастность Роулингса.

– Меня предупредили бы, если бы его нашли.

– Вас не предупредили, потому что его не нашли, – признал Гарри.

– И что же ты нашел?

– Единственно странным показателем был дифенгидрамин на высоком пределе.

– На высоком пределе? Что это значит?

– В останках было 17,5 микрограмм на литр дифенгидрамина. Летальная доза – выше 19,5 мг/л. Доза Саймона была высокой, но не выходила за пределы нормального диапазона.

– Почему это стоит моего времени или времени бюро?

– Потому что, сэр, по словам матери Саймона, у него была повышенная чувствительность к этому препарату.

– Бенадрил! – сказал Уильямс.

– Да, Бенадрил, который доступен в любой аптеке и магазине страны. Миссис Джонсон сказала, что это было известно. Саймон жил с этим с детства. Он знал, как избегать этого. Малая доза бенадрила делала его невероятно сонным. Миссис Джонсон клянётся, что никогда Саймон сознательно не принял бы бенадрил или что-то, содержащее его, вроде тайленола, перед полётом. Я должен согласиться. Саймон был очень ответственным. У него впереди была целая жизнь. К сожалению, меня не было, когда он погиб, но я был при их помолвке. Эмбер была в восторге, и Саймон тоже. Это просто не имеет смысла.

– Позволь мне прояснить: ты хочешь возобновить закрытое дело, потому что самолёт мистера Джонсона не был повреждён умышленно, и у него была необычная чувствительность к единственному чужеродному компоненту в его останках? Ты веришь, что его отравили?

Гарри задумался над ответом. – Верю ли я? У меня недостаточно информации для этого. Меня учили объективно оценивать информацию. Объективно – у меня больше вопросов, чем ответов. Еще одним кусочком головоломки, который, на мой взгляд, не укладывается в общую картину, было нападение на меня и угроза в адрес Джиллиан. Я хочу сказать, что Роулингс был с Клэр. Это было вскоре после его признания в сговоре. Зачем бы ему нападать на меня и угрожать моей дочери? Откуда он вообще мог про неё знать? Из-за этого я отказался от дочери в пользу Бюро. Я хотел отделить её от своей жизни для её безопасности. Я знаю, у Роулингса есть деньги, и именно это я себе тогда говорил. Я говорил, что он может купить любую информацию. Я верил, что он видит во мне опасность. Но даже я не могу больше в это верить. Я был не большей опасностью для него и его отношений с Клэр, чем её телохранитель, особенно в его глазах. Он слишком эгоистичен, чтобы воспринимать других как опасность. Люди, подобные ему, думают, что владеют остальными. Клэр не принадлежит никому, кроме него, ему нет дела до меня и моей семьи. Думаю, что кто-то хотел остановить мои исследования. Только не знаю, кто это мог быть.

– Ты намекаешь на крота? Тут, в бюро?

Гарри на секунду прикусил щеку, опустив на секунду голубые глаза. – Сколько людей в бюро знали о моей дочери?

Уильямс откинулся назад и подумал. – До нападения только я и замдиректора.

– Полагаю, это ваш выбор, если вы считаете, что необходимо провести внутреннее расследование...

– Сынок, а кто, кроме сотрудников бюро, знает о твоей бывшей жене и дочери?

– Никто не знает. Они больше не часть меня. У меня нет прошлого.

– У каждого есть прошлое.

Гарри обдумал эти слова в своей голове. – Сэр, это то, что мне известно. Я также знаю, что есть сделка с Роулингсом. Я знаю об этом, а Бостонское отделение в этом участвует. ФБР может и требовательная жена, но она не нарушает своего слова.

– Это очень благородно с твоей стороны. Опять же, это не твое дело.

– Можно, я поеду в Айову?

– Как агент или частное лицо?

У Гарри пересохло во рту; его язык внезапно перестал умещаться во рту. – Вы хотите сказать, что если я поеду в Айову, то я больше не служу в ФБР?

– Нет, если ты только не пришёл сюда за увольнением.

– Нет, сэр.

– Если ты, как друг Вандерсолов хочешь взять несколько дней выходных, чтобы съездить в Айову, я не буду тебя останавливать. Но если ты решишь там воспользоваться своим положением в ФБР для общения с местными властями или с кем бы то ни было, то получишь дисциплинарное взыскание. Решать тебе. Это дело едва не стоило тебе твоего значка. Обдумай всё и не при, как танк.

– Гипотетически, если я поеду в Айову как друг Вандерсолов и узнаю что-то полезное, я могу поделиться с Вами?

– Не вижу в этом никакого нарушения.

– Благодарю вас, сэр.

– Агент, никогда больше не входите в мой кабинет с таким настроем. Костей не соберёшь.

– Да, сэр, прошу прощения. Вы передадите мои опасения заместителю директора?

– Давай, езжай, сынок. Поговорим, когда вернёшься.

– Есть, сэр.

Восхитительный запах чеснока и лёгкий ритм джаза обволокли Гарри, ослабив напряжение, когда он вошёл в свою квартиру в Пало-Альто. Тихо прошагав в сторону кухни, он остановился и уставился на плиту, а точнее – на женщину у плиты, не подозревавшую о его присутствии. Её узкая чёрная юбка, длинные загорелые ноги, босые ступни выкинули из его головы все заморочки дня. Все еще не подозревая о его вуайеризме, Лиз стояла у плиты, ритмично покачиваясь в такт музыке, доносившейся из телефона, и ее внимание было поглощено изумительным итальянским соусом на сковороде. Он смотрел, как она мешает, пробует и мурлыкает. Он тихо подошел к ней сзади, нежно обнял за талию и поцеловал в основание шеи.

Она, подпрыгнув, закричала: – Эй! – Поверхность плиты покрылась брызгами томатного соуса. – Посмотри, что ты наделал, – запротестовала она, повернувшись в его объятьях.

– Сама, эй, – захихикал Гарри. – Я знаю, чего бы мне хотелось от тебя. – Он провёл пальцем по металлической плите, смазывая капли соуса. Положив покрытый красной массой палец в рот, он попробовал изысканный соус. – Ммм… это очень хорошо.

– Хорошо? – Ее нижняя губа выпятилась вперед в притворной обиде.

– Ммм... – Он уткнулся в её шею. – ...да, хорошо.

– Я готовлю уже несколько часов, и все, что я получаю, это хорошо?

– Ну, – поддразнивал Гарри, – всё связано. Соус хорош. Это... – Он стал целовать мягкую кожу, спускаясь каждым поцелуем от ключицы вниз к низкому вырезу блузки, – ... восхитительно.

– О...?

– Неужели ты сомневаешься во мне? – спросил он, встретившись невинным взглядом с ней, тогда как его большой палец добрался до её округлой груди. – Я вполне уверен в восхитительности и твоей шейки, и под этой блузкой... – Он провёл рукой вокруг её упругих ягодиц в поисках застёжки юбки. – ...а под этой юбкой даже лучше.

Ложка, лишённая внимания, уже лежала на поверхности плиты, а Лиз откинула голову, облегчая ему доступ к открытой коже. Пока его руки блуждали, она, глубоко дыша, сказала, – Думаю, можно посмотреть, куда тебя это заведёт.

Выключив плиту, Гарри потянул Лиз за руку в сторону спальни. – Кажется, я внезапно проголодался.

Погладив твёрдость в его джинсах, Лиз захихикала, – Может, это я голодная?

– Мне нравится, как это звучит.

– Н-но, – запнулась она, – Эмбер и Китон придут сегодня на ужин.

Опустив её на мягкую постель, Гарри посмотрел на золотистые волосы, раскинувшиеся веером вокруг её головы. – Давай отменим. Мне больше нравится идея приватного ужина.

Лиз посмотрела на часы. Её блузка была уже расстёгнута, обнажая лифчик. – Они будут здесь через полчаса.

– Я бы предпочёл подольше, – сказал Гарри. – Но я никогда не был против фастфуда.

Лиз игриво ударила его по плечу. – Противный. Мне надо закончить готовку. – Встав и поправив одежду, она добавила, – Кроме того, если я и ужин, то скорей из трёх блюд, а не фастфуд.

Гарри уставился в потолок, лежа в одиночестве на постели, – Тогда давай поменяемся местами. Меня вполне устраивает быть едой, и я почти уверен, что смогу сделать это быстро, если понадобится.

Лиз засмеялась и бросила в него подушку. – Извини, приятель. Кроме того, люблю, когда ты не на задании. У нас куча времени для ужинов, каких бы ты ни пожелал. – Посмотрев на его преувеличенно надутое лицо, она сказала, – Просто подожди, когда они уйдут.

– Хорошо, я смогу подождать... наверно.

– У тебя нет выбора. Мне ещё нужно накрыть на стол и приготовить салат.

Приподнявшись на локтях, Гарри сказал, – Если я помогу с ужином, можно я закажу столик на потом?

Покачав головой, она вернулась на кухню.

Беседа текла легко и непринужденно, пока Эмбер и Лиз говорили о «СиДжо», а Гарри и Китон обсуждали свои прогнозы на предстоящий баскетбольный турнир. Гарри не расслышал вопрос сестры, пока та не пнула его ногой под столом. – Почему ты ей не сказал? Я целый день умирала от желания рассказать. Лиз, не могу поверить, что ты не смотрела новости.

Гарри перевёл взгляд с Эмбер на Лиз. – Видишь ли, сестренка, я только что вернулся домой, и у нас были дела поважнее, чем обсуждать последние новости. – Он откусил кусочек чесночного хлеба и обнажил свои белоснежные зубы. – Мы были немного заняты.

Эмбер снова пнула его ногой.

– Ох!

– Ты невыносим! Это лишнее! – огрызнулась Эмбер.

– О чём вы?

– Хорошо, я пролью свет. Мы с Китоном говорили об этом весь день. – Глаза Эмбер азартно горели. – Энтони Роулингс и Клэр, оба арестованы!

– Арестованы? – спросила Лиз. – Из-за смерти Саймона? Клэр имела какое-то отношение к Саймону?

– Нет, – ответила Эмбер, – не из-за Саймона. В статье говорилось, что Клэр стреляла в кого-то.

– О, Боже, да она просто чокнутая. И ты позволила ей жить у себя.

Плечи Гарри выпрямились. – Я думаю, что дело не только в этом. И никто не сказал, что она чокнутая. – Его скромная попытка защитить Клэр стоила ему холодных взглядов обеих женщин. – Женщина, в покушении на которую её обвиняют, работала в доме Роулингса тогда, когда он в первый раз привёз туда Клэр.

– Ты же ездил и разговаривал с той женщиной? – спросила Лиз.

– Да.

– И Клэр её убила?

– Нет, – ответил Гарри.

Когда он больше ничего не сказал, Эмбер ответила, – Я звонила Джону. Он сказал, что это полный кошмар. Леди зовут Кэтрин, и в неё стреляли, но рана не смертельная. Конечно, я беспокоилась о Клэр. Он сказал, что она не очень хорошо себя чувствует. Она ни с кем не разговаривала с тех пор, как это случилось.

– Она вовсе не так глупа, как хочет казаться. Бьюсь об заклад, она притворяется, чтобы избежать тюремного заключения, – сказала Лиз.

Гарри вспомнил, как Клэр вышла из тюрьмы в первый раз, как она реагировала на такие простые вещи, как небо и солнечный свет. Он не хотел, чтобы она прошла через это снова. Это было неправильно. ФБР заключило с ней сделку. У неё должна быть неприкосновенность.

Смех Эмбер вывел его из задумчивости. Он не был уверен, что именно пропустил в разговоре, но Лиз и Эмбер чокались бокалами с красным вином и ухмылялись.

– Я купил нам четыре отличных билета на матч "Лейкерс" в ближайшую субботу. Они на трибуне Гугл, с меня напитки и еда, – предложил Китон.

– С тебя или Гугла? – поддразнила Эмбер.

– Я работаю на Гугл, так что без меня вас там не будет, – самодовольно ответил Китон. – Я бы сказал, что это за мой счет.

Эмбер поцеловала его в щеку, – Звучит великолепно.

– Да, должно быть весело. В котором часу? – спросила Лиз.

– Мне очень жаль, – прервал их Гарри. – Мне нужно уехать из города на несколько дней. Веселиться будете без меня.

Лиз помрачнела. – Что ты ещё не успел мне сказать? Это новое дело?

– Да, но это ненадолго. Пару дней.

– Когда ты едешь? – спросила Эмбер.

– Завтра.

Сжав губы, Лиз сгорбилась и вздохнула.

– Так, по-моему, эта вечеринка скисла, – заявил Китон.

Сделав большой глоток вина, Лиз снова наполнила свой бокал и притворно улыбнулась, – Не говори глупостей. Я не так опасна. Гарри не сбегает в Айову или вроде того.»

Эмбер жгла взглядом Гарри.

Он наполнил свой бокал и спросил нарочито невинным тоном:

– Кто-нибудь еще хочет еще вина?

Глава 9

Джон

– Один из самых важных секретов в жизни в том, что только то, что мы делаем для других людей, является единственным, что стоит делать.

Льюис Кэрролл

Конец Марта 2014

Моя жизнь – не такая, какой казалась. Глава 3...

Трудно оглянуться назад в момент отчаяния и выделить самый трудный момент. Все они сложились вместе, чтобы достичь одной и той же цели. Получив образование метеоролога, я узнала, как правильно сочетаются основные элементы, чтобы создать идеальный шторм. Найти один элемент, один кусочек головоломки, завершающий разрушение, было бы все равно, что выбрать единственную дождевую каплю, ответственную за разрушительное наводнение, или восходящий поток, завершающий разрушительное воронкообразное облако. Каждая капля воды или порыв ветра играли свою роль в разрушении. В моем образовании в качестве миссис Роулингс, я узнала, что каждый шторм, каким бы маленьким он ни был, играет свою роль в создании идеального спутника.

Как город никогда не бывает прежним после разрушительного шторма, так и я тоже.

Изоляция в моей комнате была моей первой бурей. Это должно было быть похищение и физическое насилие: конечно, они внесли свой вклад. Это был рокот надвигающегося отчаяния, как грозный ветер перед ураганом. В те времена, которые казались мне неразрешимыми, я ошибочно полагала, что смогу что-то изменить. Я цеплялась за надежду, что смогу сказать или сделать что-то, что изменит мою судьбу. Когда меня оставили одну – буквально одну – почти на две недели, плотины прорвались, и я изменилась навсегда. Я поймала себя на том, что почти желаю угрожающих предвестников.

После того, как Энтони объявил себя моим хозяином, он покинул мою комнату. Хотя моя щека горела от удара его ладони, была непроницаемая тишина, которая висела вокруг меня, как облако. Я уже пыталась сбежать из своей камеры, но безуспешно: я была одна, и выхода не было.

Окна не разбились бы от удара стула о стекло. Сначала я попробовала открыть высокие французские двери, ведущие на балкон. Конечно, двери были заперты, но я надеялась, что смогу разбить стекло, чтобы выбраться наружу и вырваться на свободу. Это казалось более безопасным, чем окна. Маленькие стекла отражали удары. После многочисленных неудачных попыток, несмотря на расстояние от других окон до земли, я попыталась разбить окна. К сожалению, ни один удар не разбил стекло, только мою надежду.

Метеостанция сообщила мне, что я нахожусь в Айове. Когда я сбежала, то не знала, куда пойду и сколько времени мне понадобится, чтобы добраться туда. Я просто знала, что свобода находится за морем деревьев. С моей точки зрения, они казались бесконечными. Я также боялась, что если окна разобьются, то раздастся какой-нибудь сигнал тревоги, однако с каждым днем мое отчаяние росло. Бег сквозь деревья был моим постоянным сном – и кошмаром.

Часто я просыпалась, задыхаясь от реальности своих иллюзий, а мое сердце слишком быстро билось в груди. Днем я представляла себе свободу, но ночью реальность вторглась в мою жизнь: я не могла освободиться. Меня будут преследовать и поймают. Хотя я не была уверена, что произойдет после моего возвращения, я инстинктивно знала, что ничего хорошего.

День за днем я видела только одного человека. Выбор был чрезвычайно расчетливым, поскольку молодой человек латиноамериканского происхождения почти не говорил по-английски. Три раза в день он входил в мою комнату и приносил мне еду. Каждый раз он избегал моего взгляда и говорил: – Я принес мисс Клэр еду. – Вот и все. Других слов не было произнесено.

Каждый день, пока я принимала душ, мою комнату убирали, а одежду забирали, стирали и возвращали обратно. По мере того, как исчезали мечты о побеге, они сменялись желаниями дружеского общения. Я никогда по-настоящему не была одинока за всю свою жизнь. Меня всегда окружали люди. Даже в Атланте, когда я жила одна, у меня были друзья, соседи, коллеги и даже незнакомые люди. Я никогда не понимала, как много значит пройти мимо незнакомца на улице с кивком и улыбкой. По мере того, как дни превращались в недели, я жаждала улыбки, кивка, чего угодно.

Поскольку мой официант не произносил больше одной фразы, я надеялась поговорить с одним из невидимых людей, которые убирали мою комнату. Несколько раз я пыталась поймать кого-нибудь с поличным – кого угодно, но так и не смогла. Они были слишком быстры. Однажды я была так расстроена, что придумала план действий. Все было очень просто. Вместо того, чтобы принять душ, я лежала в засаде и выскакивала из ванной, когда кто-то входил в комнату. Ожидание было ошеломляющим. Я была так взволнована перспективой услышать свой собственный голос и ответ. Такое простое желание, но оно монополизировало мои мысли и лишило меня аппетита. Наконец я оставила поднос с едой, прошла в ванную, оставив дверь слегка приоткрытой, и стала ждать.

Никто не пришёл.

Наступило время обеда, а мой поднос с завтраком остался.

Действительность нанесла удар более болезненный, чем рука Энтони. Я была взрослой женщиной, прячущейся за дверью и молящейся о чьем-нибудь обществе. Соленые, жалкие слезы катились из моих глаз, когда рыдания резонировали в моей груди. В течение дня моя надежда ослабла. В какой-то момент я даже молилась на молодого человека – о, чтобы услышать, как он говорит: “Мисс Клэр.” Я знала, что это придаст мне сил. Услышав свое имя, подтвердить свое существование.

Он не пришел.

Энтони никогда не оставлял меня без еды, и, хотя я не была голодна, то наивно полагала, что моя следующая еда скоро прибудет. Тишина и отчаяние объединились, чтобы создать пространственно-временной континуум. Неужели я спала? Было ли это на самом деле? Время от времени я открывала дверь чуть шире, чтобы убедиться, что не заснула и не пропустила невидимых людей. Вид моей комнаты дразнил меня: моя постель оставалась расправленной, а холодные яйца на тарелке превратились в резину. Я верила, что люди придут, и была так одержима желанием увидеть их, что отказалась принимать душ и даже ждала, пока не смогу больше ждать, чтобы войти в туалет.

По-прежнему никто не приходил.

Я продолжала ждать, пока буря бушевала в моем сломленном сознании.

Небо Айовы потемнело, и твердый кафельный пол слишком белой ванной комнаты стал моим стулом и моей кроватью. Плюшевые фиолетовые полотенца служили мне подушкой, когда сон периодически брал верх. Я мечтала о беседе, а не о еде, крове или даже свободе. Я лежала, свернувшись калачиком, на полу в ванной и мечтала о том, как буду говорить. Я вспомнила часы, проведенные с друзьями. Я вспомнила ночевки, которые устраивала в детстве, и улыбка на мгновение украсила мои губы. Бывали ночи, когда я разговаривала со своими друзьями, как это делают маленькие девочки, пока мы не уставали настолько, что не могли закончить предложение. На этой белой мраморной плитке я плакала о тех временах, когда засыпала. О, если бы у меня снова была такая возможность! Я поклялась, что никогда больше не буду воспринимать это как должное.

В течение этой ночи ветер менял направление. Мое сознание больше не винило Энтони, только себя. Конечно, никто не войдет в мою комнату. Я была жалкой – взрослая женщина, которая ведет себя как ребенок. Кто захочет прийти и поговорить со мной? Я достигла дна – по крайней мере, так мне казалось.

Позже я узнала, что дно было гораздо глубже, чем я когда-либо предполагала.

На следующее утро, проснувшись на жестком холодном полу с болью во всем теле, я поняла, что буря миновала. Я ударилась не о дно, а о полку на дне океана. Пол был ниже, чем я когда-либо была, но я не позволяла себе опускаться дальше. Вместо этого я оценила свое положение и пришла к выводу, что выживу и никогда больше не буду одинока.

Это не означало, что я не останусь без других, это означало, что я не позволю ему уничтожить меня. Возможно, он считал, что владеет моим телом, но пока я контролирую свой разум, ни Энтони Роулингс, ни кто-либо другой не сможет изолировать меня. С новой решимостью я приняла душ, оделась и вошла в чистую комнату. Невидимые люди вернулись. Мои холодные яйца исчезли, и на столе меня ждала теплая еда.

Этот шторм преподал мне еще один урок. Если бы я следовала правилам, то могла ожидать благоприятные последствия. Я уже знала о неблагоприятных, и мне предстояло узнать больше. Вместо того чтобы чувствовать себя побежденной, этот день придал мне сил. Мои действия имели последствия: были они положительными или отрицательными зависело только от меня. Я держала себя в руках.

Мне никогда не приходило в голову удивляться, откуда Энтони узнал, что я прячусь и жду его в ванной. Я просто знала, что каким-то образом он это сделал. Он знал, что я не следую своему распорядку дня. Моя единственная надежда манипулировать обстоятельствами моего заключения состояла в том, чтобы казаться покладистой. У меня появилась еще одна новая цель.

Моя теория вскоре должна была быть проверена. Через тринадцать дней я услышала стук в дверь. Молодой человек, приносивший мне еду, всегда стучал один раз, прежде чем войти, но этот стук был совсем другим. Никто не вошел. Я ждала. Это случилось снова. Когда я отозвалась, мне чудесным образом ответили.

– Мисс Клэр, могу я войти?

Ее вопрос прозвучал довольно комично. Я не могла пригласить ее войти, даже если бы захотела, и не могла отказать. Я оказалась не с той стороны запертой двери. Тем не менее, я сказала: – Да, Кейт (имя изменено, чтобы защитить невинных), пожалуйста, входите.

Знакомый звуковой сигнал предшествовал открытию двери. Я стояла неподвижно, пока ее серые глаза наполнялись состраданием, молчаливо подтверждая, что я больше не одинока.

– Мисс Клэр, у меня есть для вас сообщение.

Акцент Кейт был уникальным и правильным, а ее слова звучали музыкой для моего сердца. Мне было все равно, что они говорят, только то, что они говорят со мной. Мне хотелось обнять или как-то дотронуться до нее, страстно желая контакта, но это было бы слишком – слишком много для моей жаждущей внимания психики. Не в силах ответить, я кивнула, смакуя взаимодействие и пытаясь продлить его.

– Сегодня вечером к вам придет мистер Роулингс…

Я слушала ее со смесью страха и предвкушения. Шторм сломал мою защиту и показал мою самую большую уязвимость: я бы сделала все, чтобы избежать одиночества, даже если бы это означало встретиться с ним лицом к лицу.

Желчь подступила к горлу Джона, когда он закрыл книгу и положил ее на прикроватную тумбочку. Небольшие отрывки – это все, что он мог вынести – это было слишком много. Пока он пытался уснуть, ему вспомнилась строчка из книги Мередит: пока я контролирую свой разум, Энтони Роулингс или кто-то другой не сможет изолировать меня.

Он повернулся к Эмили.

– Не думал, что можно ненавидеть его больше, чем ненавижу, но это так.

Положив голову на подушку, она открыла усталые глаза.

– Я ненавижу эту книгу. Я же просила тебя не читать ее.

– Я не мог этого сделать, когда она пропала, но сейчас...

Эмили села и поцеловала мужа.

– Теперь, я думаю, может быть еще хуже. Она все еще потеряна.

Джон отрицательно покачал головой.

– Я только что прочитал кое-что о том, как она считала, что все под контролем, что она никогда никому не позволит изолировать себя. Я все понял.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда я был в тюрьме…

Эмили кивнула.

– Одиночество было для меня самым тяжелым испытанием. Я помню, как заново переживал столько разговоров. Как будто у тебя в голове постоянно крутится этот фильм. Иногда я вспоминал, что ты сказала что-то смешное, и слышал свой собственный смех. Это казалось неправильным, но в то же время правильным. Это мне помогло.

– Джон, мне так жаль...

– Нет, это не моя точка зрения. Я хочу сказать, что в этой книге она говорит о воспоминании. Эм, почему она сейчас ничего не помнит? Как мы или врачи можем помочь ей вспомнить? Я имею в виду, что у нее есть дочь!

– Тсс, – проворчала Эмили. – Давай не будем будить эту дочь.

Джон выдохнул.

– Ты когда-нибудь думала о том, чем были заняты мы, пока она проходила через это дерьмо?

Эмили кивнула и прислонилась к груди Джона.

– Да. Особенно когда я читала эту чертову книгу. Мне бы хотелось сказать, что я думаю, что Мередит сделала сенсацию, но это очень похоже на то, что сказала мне Клэр. В книге есть более подробные детали...

– Да, я мог бы обойтись и без них.

– Я тоже, но пока весь остальной мир знает их, я чувствую, что тоже должна знать. Джон?

Ее зеленые глаза посмотрели вверх.

– Да?

– Не думаю, что смогу вернуться в Калифорнию.

Он закрыл веки и кивнул.

Эмили продолжила: – Я не могу оставить ее здесь, в этом государственном учреждении, одну. Я боюсь, что если я уеду перед судом, он как-нибудь выкрутится, а мне нужно держать ее в безопасности, держать его подальше от нее и Николь.

– Я понимаю, но у меня есть обязательства перед "СиДжо" и Эмбер.

– Я знаю, что ты чувствуешь себя перед ними в долгу. Может быть, мы просто возьмем отпуск на день или неделю?

Джон кивнул.

– Я уже говорил тебе, что они звонили? Я поговорил с Эмбер и Гарри. Они оба обеспокоены. Эмбер сказала мне, чтобы я взял столько времени, сколько мне нужно.

Эмили зевнула.

– Она великолепна. А что сказал Гарри?

– Он спросил, можно ли ему приехать.

Ее внимание снова было приковано к мужу.

– Он хочет навестить? Нас или Клэр?

Джон пожал плечами:

– И то и другое, думаю.

На губах Эмили промелькнула улыбка.

– Ну, ладно.

Джон прищурился.

– Почему ты так ухмыляешься?

– Потому что мне нравится идея держать этого ублюдка подальше и разрешить Гарри навещать ее. Если бы я могла, то сделала бы фото!

Джон обнял жену за плечи и притянул к себе на подушку.

– Я рад, что мы в одной команде. У тебя определенно есть злая сторона.

– А ты не думаешь, что он этого заслуживает?

Теперь настала очередь Джона зевать.

– После того, что я только что прочел, он заслуживает большего.

– Так мило с твоей стороны навестить нас, – сказала Эмили Гарри, покачивая Николь.

– Да, мне очень жаль, что мы прячемся в этом гостиничном номере, – сказал Джон, – Но я уверен, что ты понимаешь. Мы делаем все возможное, чтобы Николь не попала в центр внимания.

– Понимаю, – ответил Гарри.

Джон откинулся на спинку мягкого кресла и смотрел, как Эмили убаюкивает их племянницу. Хотя Гарри не чувствовал себя неловко, ему казалось странным, что он здесь с ребенком Клэр. В конце концов, было время, когда все они считали его отцом. Глядя на пряди темных волос, выбивающиеся из-под мягкого одеяла, и возвращая взгляд к голубоглазому мужчине с волнистыми светлыми волосами, можно было не сомневаться: Гарри не был отцом Николь. Ее сходство с Энтони Роулингсом было столь же пугающим, сколь и бесспорным.

Впервые взглянув в большие карие глаза племянницы, Джон вздрогнул, от узнавания. Это было только в первый раз. С этого момента ее глаза принадлежали ей и только ей. Длинные ресницы и пухлые щечки, которые становились пунцовыми при первых признаках беспокойства – все это Николь – дочь Клэр и их племянница. Джон никогда не мог заставить себя обвинить ее в грехах отца.

– Эмбер не могла приехать, – сказал Гарри. – Но она шлет тебе свою любовь и поддержку. Она сказала, чтобы вы знали, что она понимает верность семье. Бери столько, сколько тебе нужно, Джон. Твоя работа ждет тебя в Калифорнии.

Джон кивнул.

– Я разговаривал с ней на днях. Не знаю, как отблагодарить ее за все, что она сделала для нас.

– Да, после ухода Клэр ... – начала Эмили и замолчала. – О, мне очень жаль, Гарри. Я так плохо сплю, что говорю, не думая. Я уверена, что ты не хочешь говорить об этом.

– Все в порядке. Нет ничего, о чем бы я уже не слышал или не думал. Какое-то время это было немного неудобно, но Джона взяли на работу не потому, что он был шурином Клэр. Он был нанят в "СиДжо" из-за его способностей.

– Но ты же сразу после этого ушел из "СиДжо". Надеюсь, не я был причиной этого. Мы скучаем по тебе, – сказал Джон.

– Это было совсем не так. Я скучал по работе полицейского. Я не мог упустить возможность вернуться в калифорнийское бюро расследований.

– Хорошо, что ты все еще можешь посоветоваться с "СиДжо". Ты, очевидно, очень заботишься о компании своей сестры, – ответил Джон.

Все трое болтали, пока Николь мирно спала в объятиях тети. Только когда речь зашла о текущем состоянии Клэр, напряжение, казалось, просочилось из углов комнаты. Это был один из первых случаев, когда они обсуждали Клэр без юридической команды.

– После всего, что слышал, я немного нервничаю, из-за того, что увижу ее. Мой визит не расстроит ее, не так ли? – спросил Гарри.

Эмили отрицательно покачала головой.

– Я в этом сомневаюсь. Она, наверное, даже не заметит, что ты здесь. – Ее голос стал суровым. – Гарри, мы ведь можем тебе доверять, правда?

– Конечно можете.

– Очень немногим людям позволено видеться с моей сестрой. Это сделано исключительно для ее защиты. Она не очень хорошо себя чувствует. Я знаю, что она не хотела бы, чтобы СМИ узнали правду о ее душевном состоянии.

Гарри выпрямился.

– Я бы никогда не стал разговаривать с прессой.

Джон улыбнулся: – Мы это знаем. Просто нам нужно быть уверенными. Пожалуйста, будь осторожным и с тем, что говоришь другим.

– Лиз? – спросил Гарри.

Эмили кивнула: – Она достаточно мила рядом с нами, правда. И я очень рада видеть тебя счастливым, но у меня такое чувство, что она не любила или, может быть, до сих пор не любит Клэр. И я ее не виню. Эмбер сказала мне, что ты встречался с Лиз и расстался с ней прямо перед тем, как Клэр переехала в Пало-Альто. Но я хочу сказать, что мне бы очень не хотелось, чтобы ты сказал ей что-то такое, что она могла бы передать кому-то другому. Ты же знаешь, как это бывает.