Текст книги "Чекист"
Автор книги: Альберт Цессарский
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
– Вот, – сказал Латышев, – опять его братишке пистолетом грозили. Два дня дали сроку – чтоб присягал.
– На пятом году революции! – с возмущением говорил молодой человек. – Прямо удивительно, что у нас есть еще такая молодежь!
– А почему они охотятся за вашим братом? Он хороший футболист? – поинтересовался Медведев.
– В том-то и дело, что нет! – встрепенулся посетитель. – Поэтому я и решил, что это банда какая-то. Брат и я вместе работаем на Главном почтамте. Я заведую доставкой, часто задерживаюсь. Теперь брата без себя не отпускаю, вместе уходим. А он на рабфаке, ему нельзя опаздывать! Товарищи, помогите, пожалуйста!
Латышев вопросительно посмотрел на Медведева.
– А не говорил вам брат, почему два дня ему дали на размышление? – поинтересовался тот.
– Говорил. Капитан команды куда-то на два дня уехал. Без него нельзя. У них там целый ритуал посвящения в рыцари.
– Хорошо, – кивнул Медведев, – идите и не беспокойтесь. А нужно будет, мы скажем, что делать.
– Меня легко найти... – поднимаясь, проговорил молодой человек.
– Комната номер двадцать семь, – перебил его Медведев.
– Вы уже знаете!
Едва за посетителем захлопнулась дверь, Латышев, волнуясь, заговорил:
– Слушай, Медведев, ты целые дни пропадаешь где-то на море, неплохо загорел и отдохнул. Но мы можем потерять парня! Что же мы ответим брату, который дважды нас предупредил? Не пора ли кончать отпуск?
Медведев устало улыбнулся.
– Еще несколько дней, и я обо всем доложу.
Медведев понимал, что надо торопиться. Кроме того, он знал: начальник испытывает его. Ведь так важно в чекистской работе то внутреннее доверие друг к другу, без которого нет коллективных усилий, взаимопомощи, взаимопонимания. Может ли он хоть на минуту забыть дело, которое ему поручено? Правда, сегодня экзамен в институте... Но разве это послужит оправданием, если он опоздает и погибнут люди! О том, что поступает в институт, Медведев пока никому не говорил.
Он отправился на Малый Фонтан.
* * *
За последнюю неделю Медведеву удалось многое разузнать о семье Володи Родневича.
Глава семьи, старик Родневич, до революции преподавал математику в частной гимназии Панченко на Большой Арнаутской улице. Сейчас в этом сером трехэтажном здании размещалась средняя школа, появились новые ученики, сменились почти все учителя. Но Андрей Корнеевич по-прежнему аккуратно каждое утро шагал по квадратным плитам тротуара Канатной улицы, элегантно помахивая тяжелой тростью. Доходя до Большой Арнаутской, он старался каждый раз ступить на одну и ту же приметную плиту, плавно разворачивался вправо на девяносто градусов и продолжал шествие к школе.
Медведев не раз наблюдал издали, как методично вышагивал этот старик, надменно вскинув голову с ежиком черных жестких волос, устремив вверх глаза, неестественно вытянутый и сухой, точно чертополох.
Со стариком жили тридцатилетняя дочь Елена и младший сын Владимир, в прошлом году окончивший школу и пишущий стихи, которые нигде не печатались. Муж Елены, Константин, был капитаном царской армии. В бурные годы гражданской войны он ушел к Врангелю и пропал без вести.
В дом на Канатной улице, где жили Родневичи, Медведев еще не заходил.
Сейчас, после разговора с Латышевым, торопясь к Жоре проверить, действительно ли уехал Володя, Медведев придумывал десятки способов, чтобы в тот же вечер проникнуть в квартиру Родневичей. Но все казалось ему непригодным, все могло вызвать подозрение. А время шло – был уже второй час пополудни. Трамвай как назло едва тащился. На повороте Медведев спрыгнул с площадки, пробежал заросшей дорожкой между чьими-то дачами к обрыву и увидел внизу отчаливающую шаланду с грязно-желтым парусом в заплатах.
На корме Жора, нагнувшись, что-то укладывал, придерживая одной рукой румпель. А на носу, лежа грудью на бушприте, покачивался над водой капитан футбольной команды Володя Родневич. Под свежим ветерком шаланда быстро шла в открытое море.
Резануло по сердцу. Неужели Жора предал? Или же с самого начала обманывал? Впрочем, Жора ведь никогда ни о чем прямо не говорил...
Сбежал с обрыва. На входной двери огромный ржавый замок. Последняя надежда – нет ли ключа под камнем у порога, где Жора обычно оставлял его для Медведева.
Ключ оказался там.
В комнате на ящике, заменявшем письменный стол, под куском пемзы лежал обрывок тетрадной бумаги в масляных пятнах, на котором корявыми печатными буквами было выведено:
«Вертаюс вечером».
Поистине, Жора был загадкой.
Взволнованный, шел Медведев по Садовой улице к институту. Проходя мимо здания городского почтамта, он заметил на тротуаре перед входом одного из постоянных спутников Володи Родневича, парня с утиным носом и острым кадыком на тощей шее, в широченных матросских брюках-юбках, болтающихся и хлюпающих на его худых ногах, как обвисшие паруса на мачте. Он качающейся походкой фланировал взад и вперед. Руки по локоть в карманах, нижняя челюсть сдвинута на сторону, поплевывает сквозь зубы – попробуй, зацепи! Слежка за почтовым служащим, который, как видно, им крайне необходим... Да, несомненно, дело развертывается широко. Латышев прав, нужно торопиться.
Вот что занимало Медведева, когда он шел на решающий экзамен по физике.
У большого крытого рынка он свернул на Торговую улицу, в конце которой за железной оградой, за деревьями виднелись колонны главного входа в институт.
Он опоздал. Пришлось упрашивать, чтобы приняли экзамен. Его послали за разрешением к профессору.
Профессор Пряслов больше всего был озабочен тем, как бы не опоздать домой к обеду. Он поминутно подносил к носу тяжелые золотые часы, щелкал крышкой и моргал подслеповатыми глазами.
– Э-э, уважаемый господин, ничего не могу, ничего... Экзамен окончен. Все явились вовремя. А вас, видимо, задержали более серьезные дела... Что ж, – он сладко улыбнулся и пощипал свою реденькую бородку, – что же, вот и занимайтесь своими другими делами. Вот так-с. – И засеменил к двери.
От этого язвительного обращения «господин», от сладкой улыбки и скрытой злобы, сквозившей в презрении к «другим делам», к самому Медведеву, ко всем вообще на свете Медведевым, он не сдержался, подскочил к двери и, загораживая выход, крикнул:
– Не выйдет! Слышите, профессор? Не выйдет! Я буду учиться и стану инженером. Имейте это в виду.
Пряслов опешил.
– Вы, конечно, коммунист!
– Да, я коммунист. Вам это не нравится?
Кривая улыбка сдвинула бородку к уху.
– В таком случае вы обратились не по адресу. Вам следует пройти к проректору. Господин политкомиссар для вас, несомненно, все сделает.
И долгим ненавидящим взглядом проводил этого парня в косоворотке, который рвался в священные аудитории института.
Перед кабинетом проректора сидел кругленький бритоголовый человечек, положив на пухлую коленку левой ноги ступню правой, поглаживая рукой щиколотку и энергично вертя лакированным утиным носочком туфли. Завидев Медведева, сразу оживленно заговорил:
– Нет, нет, товарища комиссара нет. Товарищ комиссар, видите ли, сами учатся на третьем курсе и сейчас в мастерских. А мой сын, интеллигентный мальчик, сын интеллигентных родителей, не может учиться, потому что у папы ювелирный магазин. Но кто разрешил магазин? Советская власть. Значит, нужны мы Советской власти? Нужны! Без нас она в два счета сдохнет!
Медведев неприязненно оглядел его.
– Вероятно, вас это не огорчило бы.
Человечек обиженно засопел.
По коридору уже шел проректор, и его бас гулко и грозно катился перед ним.
– Где этот студент? Почему опоздал? Кто его родители?
За ним спешил экзаменатор, рыхлый моложавый человек в очках, на ходу что-то говоря ему в спину.
– Медведев! Так это ты сюда? Молчал. Скрывал. Молодчина! – загудел проректор, раскатываясь хохотом.
И Медведев с непередаваемым удивлением и удовольствием увидел черную бороду и черные нависшие брови своего сурового начальника – Латышева. Чекисты-революционеры, поколение пламенных рыцарей революции. Они всегда выбирали трудную судьбу: воевали, не спали ночей, распутывая интриги врагов, и находили время учиться в институтах, чтобы строить свое молодое государство. Таким был и Михаил Латышев, чекист, политкомиссар и студент, один из будущих прославленных строителей первых пятилеток.
– Извольте немедленно принять экзамен, – обратился политкомиссар к очкастому и, нахмурившись, добавил: – Да построже, пожалуйста.
Медведев почувствовал: между ними настоящее доверие, больше – настоящая дружба.
Провожая Медведева, Латышев обернулся к владельцу ювелирного магазина.
– А вы ко мне напрасно ходите. С вами разговор окончен!
Дождавшись, когда они вышли, человечек прошипел:
– Хамы! Государство хамов!
* * *
Солнце уже было низко над морем, когда Жора появился на пороге комнаты, охваченный солнечными протуберанцами, с пылающими рыжими клочьями на голове, радостно выставляя в улыбке все три своих зуба.
Он не удивился, застав в доме Медведева, небрежно растянувшегося на камышовой кушетке.
– Ну как там, запарили тебя бороды на экзаменах?
Вместо ответа Медведев показал на рогалик колбасы, хлеб и бутылку вина на столе. Жора быстро сел, по-деловому подставил жестяную кружку.
– С праздничком, значит!
Вино он выпил одним глотком, как водку. Закусывая, стал рассказывать, что к западу от Одессы, под Овидиополем, надо ждать скумбрию и неплохо с вечера поставить там сеть.
– Вот бы отдохнуть после экзаменов, сходить в море! – беззаботно воскликнул Медведев.
– А чего, можно... – неопределенно сказал Жора и пошел в угол, где стал перебирать рыболовную снасть.
– Да и помогу, если потребуется, хоть воду черпать, что ли!
Жора, не оборачиваясь, проговорил, посмеиваясь:
– Через два часа выйдем. Успеешь маме сказать, чтоб не волновалась?
– Пойду скажу маме, – в тон ему ответил Медведев.
* * *
Все вечера Латышев проводил на работе, в ГПУ, на Маразлиевской улице. Это было не очень далеко от Малого Фонтана, и Медведев через полчаса уже сидел перед ним.
Внимательно выслушав рассказ о футболистах и о Жоре, Латышев задумался, сунул в рот клок бороды, стал жевать.
– Я прошу разрешения съездить с ним, – сказал Медведев, по-своему истолковав молчание начальника.
– За тебя я боюсь, – наконец проговорил Латышев. – Может быть, тут ловушка. Ведь Жора твой ни разу прямо не высказался.
– Черт его разберет! Иногда мне кажется, ничего он не понимает, а это уж я так настроен: за каждым словом второй смысл слышу. А иногда сдается – хитрит Жора.
– Но Родневича-то он сегодня кататься возил, что ли? Почему ты прямо не спросил?
Медведев медленно покачал головой.
– Нельзя. Раз он не хочет прямо, не нужно. Пусть так.
– Может быть, он страхуется? Чтоб в подходящий момент отпереться: ничего не говорил, ничего не спрашивал, ничего не знаю. А?
Медведев убежденно ответил:
– Нет, он не трус. Он порядочный человек.
Латышев с удивлением глянул на него, потом захохотал:
– Э-э, ты, я вижу, романтик! Смотри не ошибись... Ладно, езжай. Я своих ребят отряжу – пусть на берегу подождут тебя. Но будь начеку! – И крепко пожал ему руку.
Когда Медведев возвращался на берег, за ним в отдалении следовали два молчаливых паренька. И как только он стал спускаться с обрыва, они еле слышным свистом дали знать о себе.
Жора в подвернутых брезентовых штанах стоял в воде, поджидая Медведева. Со звонким шорохом подкатила волна. Шаланда дрогнула и пошла. Луны не было. Жора усадил Медведева на весла, а сам взял руль. Он знал наизусть каждый камень у берега.
Скоро они вышли в черный зыбкий простор. Здесь Жора поставил парус.
В первый раз Медведев был в море ночью. Он слушал шум волн, глухо ударявших в борт. Тускло серебрились барашки пены. Ветер бил в лицо теплыми каплями. От могучего дыхания моря ломило грудь. Куда везет его Жора? Не ждет ли его на пустынном берегу Володя Родневич со своей бандой? А может быть, здесь, среди моря, ночью Жора попытается расправиться с ним и сбросить за борт, как в лермонтовской «Тамани»... Зачем же тогда он дал возможность предупредить о поездке?.. Кто он – друг или враг?
Жора молчал.
Когда Медведев решил, что они уже где-то на самой середине Черного моря, совсем рядом замигал огонек, другой... Светлая полоса берега возникла внезапно под самым носом шаланды. Раздался удар и шуршание гальки. Тотчас у борта появилась высокая фигура и заговорила на смеси украинского с немецким, так что сразу можно было признать немецкого колониста.
– Ну и ну! Целый шас чекаю! Унмёглих!
– Ладно, – оборвал его Жора, убирая парус. – Где ставить?
Оттолкнув шаланду, колонист вскочил на корму и повел лодку к ближайшим столбам, черневшим на воде. Медведев слышал, как он что-то шепнул Жоре и тот успокоительно ответил:
– Знакомый. На инженера учится.
Медведеву Жора снова поручил весла. Он с колонистом, подплывая от столба к столбу, быстро подвязывали сеть, выбирая и постепенно опуская ее за борт.
Кончили, когда небо посветлело и море стало серым. На берегу отчетливо виднелись белые домики рыбацкого поселка. Над трубами вился легкий дымок. От поселка к морю быстро шел одетый по-городскому мужчина. Едва шаланда снова ткнулась в прибрежный песок, колонист обратился к Жоре так, точно это ему только сейчас пришло в голову:
– О, Жора, за одним возьми человека в город. Их битте. Он на базар поспишает.
– Мне что!.. Пускай... – безразлично пожал плечами Жора и мельком взглянул на Медведева.
Человек вошел в лодку и устроился на дне, на бухте ржавого троса.
Описав широкую дугу, шаланда понеслась назад, к Одессе.
Небо над морем стало розовым. До самого горизонта зазеленела вода. И только кое-где длинные синие клинья врезались в изумрудную гладь. Посвежело.
Медведев еле сдерживал обуявшее его веселье. Теперь-то он разгадал Жору. Ну и хитрец же этот беззубый черт! О, пусть все видят: он ничего не знает, не подозревает. Он просто делает свое дело: ставит сети, ловит рыбу, бродит по берегу. А если люди пользуются всем этим для своих целей – пожалуйста! На здоровье! Заплатят десятку-другую? Тоже неплохо – пригодится на зиму. Остальное его не касается. Все на берегу от Днестра и до Днепра знают, что Жора не лезет в чужие дела и ни о чем не болтает. И люди любят пользоваться его добродушием. Ведь это же совершенно случайно он попадается им на пути как раз тогда, когда особенно нужен!..
Сперва новый пассажир с некоторой опаской косился на Медведева. Но вскоре совсем успокоился. У него было усталое, бледное лицо. Русая бородка и усы делали его старше. Ему наверняка было не больше тридцати. Очевидно, он давно не спал, так как веки его то и дело смыкались. Однако правой руки из кармана пиджака он не вынимал и при малейшем движении вздрагивал и настороженно взглядывал на своих спутников.
Краем глаза Медведев наблюдал за Жорой. Тот был невозмутим. Конечно, он останется верным себе и в случае схватки вмешиваться не станет. Многое будет зависеть от того, кто первым сойдет на берег.
Шаланда приблизилась к берегу; незнакомец, схватившись за борт, приготовился выпрыгнуть. Жора засуетился, ненароком помешал ему, и Медведев сошел первым.
Прибывший почуял опасность. Он боком пробрался мимо Медведева и вдруг бросился бежать вверх, по крутой тропинке. Над ним, на краю обрыва, выросли две фигуры. Он остановился, растерянно озираясь.
Медведев оглянулся – Жора, оборотившись спиной, деловито возился у шаланды, – подошел к незнакомцу и спокойно сказал:
– Как видите, не стоит открывать стрельбу. Отдайте оружие.
Словно внезапно ослабев, человек молча опустился на камень, и обе его руки безжизненно повисли...
Медведев был тронут тем, что наверху в переулке его встретил Латышев. Он ожидал здесь всю ночь.
* * *
Итак, он был эмиссаром заграничного центра.
Полгода назад к Елене Родневич явился гость из-за рубежа с письмом от мужа. Ей поручали организовать подпольную боевую группу. Родневич письму не поверила и потребовала, чтобы приехал муж. Руководство решило выполнить ее требование. Четыре месяца назад из болгарского порта Варна на моторной лодке прибыл к одесским берегам Константин. Явка была организована в немецкой колонии под Овидиополем. Оттуда он пробрался в город и несколько дней прожил в квартире жены на Канатной улице. Возвратился в Варну с планом широкой боевой организации. И вот теперь офицера послали узнать, как идет дело, подбодрить организацию, обещать скорую и сокрушительную интервенцию.
Он решительно ничего больше не знает. Ему не очень-то доверяли. Он согласился ехать только из страха... С мужем Елены Родневич встречался всего один раз, перед самым отъездом, когда получал от него записку к жене и пароль... Что? Записку? Вот, вот, пожалуйста... Помогая чекистам, он предупредительно выворачивал карманы, выпарывал из подкладки письма. Боже мой, ведь он только младший, скромный, ничтожный офицер, который поневоле выполнял чужие приказы!..
В общем, эмиссар заграничного центра был перепуган насмерть, жалко дергал щеками, и прозрачные глаза его то и дело наливались слезами.
Когда он стал повторяться, его увели.
– Положение действительно серьезное, – задумчиво проговорил Латышев. – Нужно узнать, что успели тут сорганизовать, нужно взять всю организацию целиком. Наверняка твои футболисты – только маленькая веточка. И, может быть, ты прав: убийство на заводе тоже дело их рук... Будем действовать немедленно, но осторожно. Вот что, иди отсыпаться. Пошлем туда... Что ты на меня так смотришь?
– Удивительная у меня судьба! – с горечью воскликнул Медведев. – Стоит мне что-то начать, как меня куда-нибудь переводят или посылают отсыпаться. Неужели мне никогда ничего не удастся завершить?
Латышев улыбнулся, промолчал.
– Ну вот, конечно, я же вижу, Михаил Иванович, что ты собираешься делать!
Латышев насупился, принялся теребить свою бороду. Проговорил угрюмо:
– Тебя могли приметить. Этот футболист Володя Родневич, да и другие... Не могу рисковать тобой.
– Значит, вместо меня пошлешь другого? Разве для него опасность будет меньше? Больше! Он не знает их так, как я. А если я сделал что-нибудь не так, если был недостаточно осторожен... Я не хочу, чтобы другой поплатился за меня! – В последних словах Медведева было такое волнение, что Латышев оставил в покое бороду, пристально посмотрел на него.
А в памяти Медведева возникла кирпичная заводская стена и мертвый Миша с выколотыми глазами. Он схватил руку Латышева, сжал ее с силой.
– Михаил Иванович, к Родневичу пойду я! Только я! И не волнуйся, все будет в порядке. Володя меня не видел. С этим офицериком он тоже не встречался. На явке в Овидиополе ему только сообщили, что эмиссар прибыл, чтоб в городе его ожидали. Володя вернулся и до утра из дому не выходил. А в Жоре я уверен, как в самом себе. Я пойду, Михаил Иванович! – Он умоляюще смотрел на Латышева. – В конце концов, я буду лучшим эмиссаром, чем этот слюнявый офицерик, честное слово. Идет?
Латышев, пряча глаза, отрицательно качал головой. Но Медведев уже горячо пожимал ему руки.
– Спасибо тебе! Я иду к ним!
* * *
После условного стука прошла минута шорохов и шепота за дверью. Затем высокая дубовая дверь мягко отворилась, и Медведев вошел в квартиру Родневичей.
В просторной полутемной прихожей тускло, как в церкви, горела под высоким потолком люстра, затянутая белой кисеей. Зеркала и канделябры холодно отсвечивали инеем. Белокурый юноша четко наклонил и вскинул голову, щелкнул каблуками, восторженно впился в него глазами. Судорожно дышала портьера, закрывавшая вход в комнаты.
Медведев важно и почтительно обратился к портьере:
– Судьба России в ваших руках!
На этот пароль оттуда стремительно вышла маленькая полная женщина. Царственным жестом протянула руку. Конечно, он должен был по старой офицерской привычке щелкнуть каблуками и поднести руку к губам. Но он замешкался, не сразу сообразив, что нужно делать. Наконец энергично, с силой тряхнул эту холеную, пухленькую ручку. Елена Андреевна удивилась, но тотчас объяснила его вольность возвышенными побуждениями.
– O, destin! [3]3
О, судьба! (франц.)
[Закрыть]Теперь мы все солдаты! – с ослепительной простотой сказала она. (Пусть в Европе знают, что мы здесь еще не совсем одичали!) Проплыла в гостиную.
И здесь все было в снежных, будто обледенелых чехлах.
Церемонно, точно замороженный, встал отец и тут же вновь сложился в прямой угол. Все уселись и торжественно застыли.
Сначала Елена Андреевна молча читала привезенные Медведевым письма и, не показывая ни отцу, ни младшему брату, прятала в карман листок за листком. Верхняя губка, покрытая черными усиками, беззвучно шевелилась.
Невыносимо гулко щелкали огромные часы между зашторенными окнами.
Наконец Елена Андреевна дочитала.
– Итак, – спросила она тоном опытного конспиратора, – как я должна вас называть? Так же, как муж называет вас в письме?
– Нет, здесь я прошу именовать меня Дмитрием Николаевичем, – внушительно произнес Медведев. – Это будет надежнее.
Родневич понимающе опустила глаза: приказ есть приказ.
– Мне поручено выяснить положение дел на месте, – сухо начал Медведев. – Сейчас мы должны учесть каждую боевую единицу, выяснить все наши возможности. Прошу доложить. – Он с официальным видом откинулся к спинке кресла. (Проклятый крахмальный воротничок с непривычки мучительно пилил шею).
– Можно ли понять ваши слова как сообщение о подготовке к решительным действиям? – осторожно осведомился Родневич-отец.
Медведев предусмотрительно промолчал. Старик истолковал его молчание по-своему.
– Я говорил! Я говорил! – вскричал он.
– Что вы говорили? – уничтожающе глядя на него, процедила дочь.
– Ну как же, Элен, на Генуэзской конференции большевикам было ясно заявлено...
– А я не верю ни в каких варягов! Не верю, не верю! Только мы сами, своими руками спасем Россию! – быстро и энергично заговорила Елена Андреевна, в волнении прижимая руки к своему пышному бюсту. – Я надеюсь, высокое командование рассчитывает на наши национальные силы. На истинных русских. Не так ли?
Медведев, лавируя между отцом и дочерью, ответил укоризненно:
– Я не уполномочен обсуждать действия командования.
– Простите. Вы правы, – вспыхнула Елена Андреевна, взглядом обещая отцу изрядную головомойку за то, что он толкнул ее на бестактность. – Итак, Дмитрий Николаевич, мы делаем все, что можем. И кое-чего мы уже достигли.
Она подробно рассказала о явке, устроенной в немецкой колонии под Овидиополем, о группе из нескольких педагогов и старших школьников, организованной отцом.
– Есть у нас две группы, объединяющие деловых людей в городе. Есть группа заводской интеллигенции. Сейчас мы заняты организацией боевой группы среди студентов. У нас есть для этого блестящая возможность! И наконец... наконец, под нашим влиянием некоторые спортивные организации...
Она мельком поглядела на Володю, тот покраснел от радости.
– У вас успехи! – позволил себе слегка похвалить Медведев.
Она только того и ждала. Имена, адреса, подробности так и посыпались. Заметив, что гость оживился, Елена Андреевна вошла в совершенный раж. Она уже придвинулась к нему и напористо говорила, говорила, толкая его коленками.
– О, у нас намечено в нужный день взорвать важнейшие здания, фабрики, мастерские. Мы взорвем весь порт! Захватим власть! Нас поддержат все порядочные люди в городе. А остальные – мужичье, которое называет себя народом, – они даже и не поймут. Им все равно!
– Достаточно ли вы обеспечены оружием? – озабоченно спросил Медведев.
– То, что нам прислали с Костей, мы пока держим в запасе.
– Надежно спрятано?
– О!.. – с улыбкой произнесла Елена Андреевна, бросив короткий взгляд в сторону прихожей.
Медведев удовлетворенно кивнул.
Он знал уже почти все, но оставалось сомнение: не хвастает ли она, действительно ли существует заговор и есть люди? Может быть, кроме Володиных футболистов, все остальное только еще в мечтах тщеславной истерической дамочки?
– Подумать, ведь вы ежеминутно рискуете жизнью! – с состраданием сказал Медведев.
Она вскочила и произнесла давно взлелеянную фразу:
– La vie n’est rien, c’est I’idée qui est tout! [4]4
Жизнь – ничто, идея – все!
[Закрыть]
Математика, видимо, коробило от экзальтации дочери. Но Володя смотрел на сестру с восхищением.
Медведев решил, что лучше высказать почтительное удивление и поскорее отвести разговор на спокойные темы, где мадам не будет пугать французскими скороговорками, в которых он понимал одни междометия.
– Да, да, – сказал он, разводя руками и отчаянно про себя чертыхаясь. – Да, да, конечно... это очень, очень... Но, видите ли, о вас будет доложено в весьма, так сказать, высоких кругах, возможно даже...
– В высочайших? – замирая от волнения, перебила она.
– Возможно.
Голова ее горделиво откинулась назад. Слабая улыбка заиграла на лице. Она, провинциальная дворяночка, станет первой дамой России... Внезапно она побледнела.
– Дмитрий Николаевич, умоляю, скажите правду, не изменил ли Костя нашему идеалу?
– Ну что вы! – не понял Медведев.
– Ах, до меня дошли ужасные слухи. Будто многие из наших там, в Европе, отрекаются от единственного достойного и законного наследника и отдают себя человеку, который... О, конечно, он и по рождению, и по заслугам тоже, конечно, но ведь совсем же не то, ну просто вовсе не то... И это ужасно! Вы понимаете меня, Дмитрий Николаевич?
– Понимаю, – сказал Дмитрий Николаевич, который совсем уже ничего не понимал.
– Скажите прямо. О, не бойтесь за меня, я приму любой удар. Хотя это будет ужасно для меня, для России, это гибель, это... это главный вопрос, который стоит сегодня перед всем миром: кто из двух! За кого сейчас Костя, за великого князя Николая Николаевича или за Кирилла?
Медведев знал, что смех сейчас – катастрофа: выдаст его с головой. Поэтому некоторое время он сидел молча, не решаясь взглянуть на это семейство, озабоченное кандидатурой на русский престол. Наконец сказал то, что она больше всего хотела услышать:
– Там все уверены: что бы ни случилось, вы останетесь верны законному государю до конца.
– Я вас поняла! – трагически прошептала она. – О, он уже в прошлый раз испугал меня своими разговорами. Предчувствия меня не обманули.
– Как видите, не он приехал в этот раз, а я, – тактично ответил Медведев, не очень ясно представляя себе, от кого отрекал он супруга мадам Родневич.
В комнате воцарилось молчание. Все пережили скорбную минуту.
– Теперь вы понимаете: мой доклад может быть основан только на самой глубокой убежденности. Я должен убедиться лично, – сказал Медведев.
И тогда наконец Родневич предложила то, к чему он так осторожно подводил:
– Я представлю вам все наши группы.
– Успею ли я? – усомнился Медведев. – Мне нужно спешить.
– Сегодня же! – загорячилась Елена Андреевна. – Всех, кого только сумеем оповестить, вы увидите сегодня в семь часов вечера. Они пройдут мимо вас, как на параде. Вы их сразу узнаете: левая рука в кармане, правая – за борт, по-бонапартовски. Vive l’Empereur! [5]5
Да здравствует император!
[Закрыть]
– Прекрасно, – сказал Медведев и встал, спасаясь от французского языка.
– Ну, а теперь отдохните, поешьте.
– Нет, – поклонился Медведев, – я очень занят. В семь часов буду на месте, которое вы мне назначите. Надеюсь, вы подберете вполне надежное место? – Он думал о том, как нежелательна для него нечаянная встреча с кем-нибудь из городских знакомых.
– О да, – успокоила его Елена Андреевна, – вполне надежное. На углу Дерибасовской и Преображенской.
У Медведева даже в ушах зазвенело. Она назвала самый людный перекресток в городе. Ну и ну! Однако отступать поздно. Медведев коротко кивнул и направился к двери.
– А я хотел показать вам мой календарь, – жалобно проговорил Родневич-отец.
Из вежливости Медведев остановился. Математик мгновенно вытащил из кармана пиджака тетрадь в клеенчатой обложке и развернул на столе. В тетради были аккуратно наклеены газетные вырезки.
Елена Андреевна покраснела от смущения.
– Ах, не стоит и смотреть. Отец в свободное время развлекается... Папа, как не совестно!
– Почему? Почему? – заволновался старик, лихорадочно листая тетрадь. – Только взгляните... Вот сообщения о подготовке к блокаде большевиков со стороны Америки. Вот известие о формировании новых добровольческих армий. Вот интервью мистера... Ты, Элен, сердишься, все хочешь одна и одна. А мы все участвуем! Этот календарь дает возможность подсчитать, когда силы союзников будут готовы нанести удар. Чтоб мы здесь не опоздали...
– Опять союзники! – угрожающе проговорила дочь.
– Да, да, да! – закричал отец. – Подсчет сил белого движения показывает, что без помощи со стороны...
– Прекрати! – взвизгнула Елена Андреевна. – Сейчас же! – Тяжело дыша, она отвернулась к окну. Потом, не поворачиваясь, простонала:
– Володя! Твоя стихи, Володя!
Брат, очевидно давно ожидавший этого, вскочил и с пафосом продекламировал:
В кровавом тумане эпохи
Над Русью опять, как встарь,
Рассыплет блаженные крохи
Ее лучезарный царь!
Она подошла к брату, красиво оперлась на его руку:
– Мы не сдаемся, Дмитрий Николаевич!
* * *
В семь часов вечера Медведев в модном светло-сером костюме стоял у витрины пассажа. В нескольких шагах от него прогуливалась элегантная Елена Андреевна.
Еще не стемнело, еще не зажглись огни витрин, Дерибасовская еще не была Дерибасовской. По тротуару бежали с пухлыми портфелями совслужащие. Группы шумной молодежи поворачивали на улицу Петра Великого, спешили в Университет, где сегодня вечером выступали поэты Эдуард Багрицкий и Юрий Олеша. От порта поднимались усталые люди в замасленной, измазанной углем и нефтью одежде и обменивались неслыханными словами о режиме экономии, о субботниках, о производительности труда.
А мимо Медведева время от времени то трусливо шмыгали, то величественно проплывали нелепые, как привидения, фигуры с левой рукой в кармане и правой за бортом пиджака.
Елена Андреевна сияла – двадцать четыре боевика продефилировали перед эмиссаром. О ней будут говорить в Европе!
Когда парад окончился, Елена Андреевна подошла к Медведеву и пригласила его на вечер к себе, чтобы встретиться с одним из влиятельнейших членов организации. Медведев с радостью согласился. Как вдруг:
– Дмитрий Николаевич! Здорово! Опять тебя ночью не было дома? Ну и гуляка!
Широко улыбаясь, к нему подходил сосед по квартире наборщик Зайдель.
Елена Андреевна отшатнулась, с ужасом взглянула на Медведева. Малейшая неточность в его поведении – и все могло сорваться. И уж, конечно, ему не встретиться сегодня вечером с влиятельнейшим участником организации. Какая удача, что пришло в голову и ей отрекомендоваться Дмитрием Николаевичем.
– Привет, дружище! – преувеличенно громко и весело крикнул в ответ Медведев. – Загулял, загулял! Сегодня я ночую дома. – Не оглядываясь на Елену Андреевну, он ухватил под руку удивленного наборщика и потащил вниз по Дерибасовской.
Елене Андреевне все стало ясно: в городе существует еще какая-то подпольная группа, с которой эмиссар пока не считает нужным ее связывать. О, он очень осторожен, очень находчив, этот «Дмитрий Николаевич»! И, несомненно, старинного дворянского рода. Это ощущаешь во всем, даже в нарочитой грубоватости, которую он так ловко напускает на себя. Настоящий мужчина! Впрочем, вот уж неосторожно, что и другой группе он известен под тем же псевдонимом. Она ему тактично скажет сегодня вечером... Конечно, там в Европе не понимают всех тонкостей работы в большевистском аду! Она даст понять этому «Дмитрию Николаевичу», что разумнее было бы подчинить ей все подполье в городе. Она нечестолюбива, нет, нет, сохрани бог. Но ведь правда же, кроме нее, никто здесь не годится в главари. О, она это докажет! Она введет в Россию царя. Le roi à Paris! [6]6
Короля в Париж!
[Закрыть]