Текст книги "Дембельский аккорд 1"

Автор книги: Альберт Зарипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 50 страниц)

Через следующие тридцать минут я вновь повторил этот вопрос. Тут старческие нервы не выдержали, ведь они бегали и бегали без конца и края… Потому-то И послышались возмущённые голоса с разных концов строя.

– Почему мы должны за молодых вкалывать? Пусть они сами для себя всё делают! Это нечестно!.

Я выждал когда всё утихнет и после этого стал упрямо гнуть свою линию, медленно прохаживаясь перед строем.

– Объясняю вам ещё раз, что вы должны сломать эти нары не «за молодых», а для наведения элементарного порядка и чистоты, подчёркиваю, в своей же собственной палатке! Во-первых, на левой половине после демонтажа нар образуется пустое пространство и построения личного состава группы, в том числе и вас, можно будет проводить в тёплой палатке, а не на морозе. Во-вторых, под левыми нарами валяется столько старого обмундирования вперемешку с патронами, гранатами, ВОГ-двадцать пятыми, что недалеко и до беды. В-третьих, ваши матрасы, подушки, одеяла находятся в метре-двух друг от друга, а вы любите курить в постелях. Уроните ночью бычок и проснётесь все уже на том свете. И в-четвертых, вас всего двадцать два человека и вы все спокойно уместитесь на правой половине. А также в – пятых, эти самые нары сооружали вы. Значит вам их и ломать! Что вам ещё не ясно?

Дембельский гонор продолжал бурлить и выдал очередную реплику из заднего ряда:

– Да мы старослужащие, мы не должны работать!

Я уже давным давно знал эту песню и потому спокойно парировал:

– Это вы на гражданке своим девушкам, мамкам и тёткам будете рассказывать, какими вы были старослужащими и дембелями. Я сам демобилизовался после Афганистана в 89-ом году. И вы все для меня сынки в пятнадцатом поколении… Но я же вас не гоняю, как молодых и зелёных духов.

В строю кто-то рассмеялся:

– Вы уже не дембель…, а офицер! Вам не положено!

Я на секунду остановился у правого фланга и торжествующе поднял вверх указательный палец.

– Правильно! Я же ваш командир и обращаюсь к вам, как к своим подчинённым… И всё это строго по Уставу. А там ничего не написано про дембелей, стариков, дедушек и старослужащих, которые должны валяться на кроватях, ничего не делать и дожидаться своего увольнения. В Уставе этого ничего нет.

– А нам Устав не нужен! – прогнусавил стоящий в середине первой шеренги высокий и круглоголовый солдат.

По окончанию своей фразы он с шумом втянул в себя содержимое всей носоглотки и смачно сплюнул перед строем.

Я не дошёл до него лишь метра и от такой наглости только сжал правый кулак. С трудом сдерживая ярость я коротко спросил:

– Полуничев, в чём дело?

– Простыл, товарищ старшлейтнант, – ответил этот солдат и опять сплюнул уже передо мной.

Я уже овладел своими расшалившимися нервишками и предупредил:

– Ещё раз такое повториться – накажу!

Сопливый дед был не прав и даже очень неправ… Но я сдержался и продолжил читать свои нотации личному составу…

– Так на чём же мы остановились?! Ах, да!.. На уставах!.. Уставы в армии очень даже нужны… Например, потому что строевой Устав запрещает нарушать дисциплину строя такими вот плевками и прочими пакостями. Когда подразделение находится в одном едином строю, то всем военнослужащим нужно соблюдать дисциплину, уважать себя, стоящих рядом товарищей и своих командиров. Так… Рядовой Полуничев, выйти из строя!

Это я развернувшись у левого фланга вовремя заметил шумные приготовления бойца к очередной издёвке и вывел его из строя.

– Полуничев, пробегись-ка до поворота дороги, громко там высморкайся и вернись обратно. Вперёд!

В полной тишине я терпеливо ждал, пока сопливый дембель не «умчится» в темноту… И пока он не вернётся обратно…

– Товарищ старшнант! Ваше приказание выполнено! – доложил прибежавший обратно Полуничев и демонстративно зашмыгал переполненным «добром» носом.

Я тут же указал ему на недостатки:

– Не надо мне врать, что ты выполнил приказание. Просто пробежался туда-сюда, а сморкаться ты даже и не думал. Повторить!

Через пару минут я с улыбкой, а группа со смехом слушали, как в сотне метров от нас надрывается Полуничев. Я даже похвалил дембеля, когда он вернулся и доложил о выполнении приказа.

– Молодец! Можешь встать в строй. Меняешься в лучшую сторону прямо на глазах!..

Полуничев развернулся на своём месте в строю и с вызовом проворчал:

– Не любите вы дембелей, товарищ старший лейтенант.

Я опять отправился прохаживаться вдоль строя и вдалбливать в неразумные головы прописные истины армейского бытия.

– Типун тебе на язык, Полун! Вы тут не девушки, чтобы вас любить или не любить. Здесь в строю стоят солдаты Российской армии. А с вами нужно обращаться строго и только лишь по Уставу. Потому что другие отношения с вами чреваты тяжёлыми последствиями. Причём именно для командиров. Ещё мой первый командир батальона подполковник Махаринский рассказывал нам такую байку…

Мои руки слегка подались вперед и ладони сжали в воздухе что-то мягкое, медленно притягивая к себе.

– Возьми солдата за уши, закрой глаза и поцелуй его прямо в лоб. Затем открой свои верные очи и посмотри, что же ты поцеловал. И увидишь ты там большую солдатскую задницу! Объясню суть этой притчи коротко и понятно: «Куда солдата ни целуй, а везде у него жопа!». Странная конечно анатомия получается, но в жизни эта формула очень даже… хэк… верная.

Увлекшись житейскими афоризмами, я слишком поздно заметил изготовившегося к своему коронному трюку Полуничева. Ситуация оказалась почти безвыходной. Я был слишком близко от него, когда он резко и сильно харкнул. Моя правая нога уже выносилась вперед и неминуемо ботинок должен был поймать его смачный плевок. Но восемь с половиной лет армейской службы прошли недаром и инстинкты сработали как нужно. Правый ботинок приостановил свое движение вперед, пропуская солдатские сопли и слюни, затем плавно повернул вправо, потом уже влево, стремительно набрал скорость и носком вонзился во что-то хрупкое и ценное… А краткое восклицание «Хэк!» лишь сопроводило мой удар совершенно непроизвольно…

Как у заправского танцора, мой корпус принял прежнее положение, поднятые в невольном взмахе руки вернулись на свое место, а нога продолжила движение дальше и подошва… То есть наступила туда, куда и было первоначально нужно. До правого фланга строя я прошествовал уверенно и медленно, так и не произнеся ни слова, потому что тишину ночи разорвали истошные вопли.

Развернувшись обратно и не дожидаясь воцарения безмолвия, я повысил голос:

– Ну, что это такое?! То плюёшься, то кричишь, а теперь уже на коленях ползаешь! В чём дело, Полуничев?

Стоявшие рядом дедушки попытались было поднять его под локти, но любитель плевков предпочёл пребывать и дальше в скрюченном состоянии, держась обеими руками за свое мужское достояние. Крики уже прекратились, однако громкие подвывания и всхлипывания всё ещё продолжали нарушать полуночный покой.

Честно говоря, мне даже стало жаль Полуничева, но всё случившееся произошло очень уж быстро и моментально… Тут уже ничего не оставалось иного, и моё тело автоматически отреагировало на хамскую выходку оборзевшего дембеля. Ну, а после всего этого мне следовало, не выказывая никакого сострадания и сожаления, поставить пострадавшего на своё место в шеренге и продолжить занятие.

Остановившись в двух метрах от стонущего бойца и прямо-таки чувствуя на себе взгляды не только своих подчинённых, но и наряда по палаточному городку, я старательно поднял брови и изобразил величайшее удивление и досаду.

– Что такое, Полуничев? Решил отхаркаться уже через другое место? А я же тебя предупреждал, что плеваться в строю – это очень нехорошо… Можешь попортить своё здоровье… Встать! Руки по швам!

Команды были произнесены чётким и не терпящим возражения тоном. Дембель поднялся с колен, затем с трудом выпрямился и медленно встал в строй, вытирая на ходу рукавом мокрое лицо.

– Ой, ты даже плачешь, Полуничев? У тебя всё нормально? Больше не хочешь разбрасывать свои сопли, слюни и слёзы? Я сказал «руки по швам»…

Услышав ответ, что у него всё в порядке, я продолжил свою воспитательную беседу.

– Итак, на чём мы теперь остановились? Ах, да… На старой армейской пословице «куда солдата ни целуй, а везде у него жопа!». Разберём этот вопрос на конкретном, отдельно взятом примере. Рядовой Полуничев!

На моё обращение солдат не отреагировал должным образом… И не издал ни звука…

Тут я укоризненно посмотрел на упрямо молчащего бойца:

– Полуничев, я что-то не слышу вашего душераздирающего крика «Я-а!». Или вы голос потеряли? Только что орали, как недорезанный, а сейчас молчите, как рыба… Рядовой Полуничев!

Еле произнесенный писк «я» меня совершенно не устроил и только на третье мое обращение солдат издал оглушительное «Я-а-а..», разнёсшееся далеко по округе.

Под смешки дневальных и негромкое гоготанье своих, «якобы подчиненных» я довольно улыбнулся и похвалил старательного бойца:

– Молодец, Полуничев! Ставлю тебе «пять», подойдёшь завтра с дневником… Разъясни-ка мне отличный солдат Полуничев… Я опять не слышу…

Послышался уже привычный вопль «Я-а-а», сопровождённый громким хохотом остальных дембелей. Мысленно я констатировал, что дело хоть чуть-чуть, но всё-таки сдвинулось с мёртвой точки и мои солдаты стали относится ко мне немного получше, нежели ранее. Но это пока было слабым утешением и следовало работать дальше….

– Какой образцовый солдат! Почти сразу понял, что военнослужащий, услышав свою фамилию, должен принять строевую стойку и громко, и чётко ответить «Я». Начнём всё сначала… Итак, объясни-ка мне, доблестный боец Полуничев…

В этот миг я демонстративно замолчал и сразу же дождался душераздирающего…

– Я-а-а!!!

Я слегка поморщился от этого подчёркнуто дикого крика, но социально-значимая игра пока что шла по правилам и поэтому я спокойно продолжил свою размеренную речь.

– … кто командовал первой ротой до капитана Пуданова и майора Абрамова?

Полуничев помялся, но всё-таки ответил правильно:

– Капитан Батолин.

– Молодец, рядовой Полуничев! Э-э-э… Не слышу…

И опять в ночь вознёсся оглушительный вопль…

– Я-а-а..

Такое рвение к армейской службе необходимо было обязательно поощрить, что я и сделал незамедлительно, после чего опять приступил к опросу почти исправившегося нарушителя воинской дисциплины.

– Отлично! А кто же командовал первой группой в роте капитана Батолина?

Бойчила вспомнил мгновенно:

– Лейтенант Зарипов.

И опять мне следовало похвалить солдата за его смекалку и сообразительность.

Молодец, Полуничев!..

Я вновь замолчал, уступая очередь сознательному разведчику, который не заставил себя долго ждать.

– Я-а-а..

Через минуту дедушки и дневальные перестали смеяться и опять стало тихо.

Мой голос теперь стал серьёзен и строг:

– … а лично вы всё время служили в первой группе первой роты? А-а-а?.. Я не слышу ответа, Полуничев!

Старослужащий солдат никак не мог вспомнить события десятимесячной давности, но свой непременный клич он всё же издал…

А мне пришлось повысить голос, поскольку ответ так и не прозвучал…

– Молчите? А я вам напомню, что вы попали в разведгруппу спецназа лишь в конце февраля этого года… А теперь, Полуничев, постарайтесь вспомнить, кем же вы были до того момента, когда вас взяли в боевое подразделение…

Тут Полуничев робко, но кое-что припомнил:

– Я работал в столовой…

И всё-таки нужно соблюдать правила игры, а то он и так пропустил уже свое второе сольное выступление…

– Ну, что, Полуничев… А память-то ваша проясняется… Но я чего-то не слышу…

Военная ария прозвучала почти мгновенно.

– Я-а-а!

Хоть солдатское соло и прозвучало в сопровождении хора ржащих дембелей, мой слух тем не менее уловил какие-то посторонние звуки. Я оглянулся на подкравшегося сбоку к строю прапорщика Меркулова, показал двумя пальцами быстро шагающие ноги и энергичным жестом указал ему дальнейшее направление. мой заместитель прочавкал позади бойцов и вновь растаял в ночи. Я опять повернулся к Полуничеву.

– Уже лучше… Если вы позволите, то я уточню ваше прежнее место службы…

Я не являлся любителем выяснений отношений между людьми, но в данном случае было крайне необходимо назвать все вещи своими точными и верными именами. Мои лёгкие уже наполнились хорошей порцией морозного воздуха, но мне помешали…

– Я был кочегаром. – Быстро проговорил дедушка, не дожидаясь моей подсказки.

Я картинно развел руками и продолжил играть свою главную роль в этом военном спектакле.

– Вот и пропал склероз! Правильно! Рядовой Полуничев тогда…

– Я-а-а…

– … являлся кочегаром на полевой кухне. То есть подливал постоянно солярку, когда повара готовили солдатскую пизчу. [13]13
  Шутливое коверкание слова «пищу»


[Закрыть]И ходил тогда солдатик Полуничев в промасленном и зачуханном обмундировании, а «ликом он был чёрен и ужасен»… Это я классика цитирую… И ни на что большее он тогда не был пригоден в нашей российской армии.

Тут меня перебили…

– Это было давно… И по молодости, – приосанился Дембель Полуничев. – а сейчас я уже другой…

Не обращая внимания на его реплику, я продолжил свой монолог:

– И вот хотелось бы спросить вас сейчас, рядовой Полуничев… Не слышу…

– Я-а-а! – изо всей мочи гаркнул солдат.

Я удовлетворенно кивнул на ходу и вновь поинтересовался у него:

– Хотелось бы полюбопытствовать… Так кто же вас, черномазого и замызганного кочегара полевой солдатской кухни, взял в боевую разведгруппу специального назначения и лично вручил в ваши закопчённые руки настоящее… То есть боевое оружие?

У дедушки почему-то сел голос и он произнес еле слышно:

– Вы…

В этот момент я уже стоял прямо перед ним и с трудно скрываемой яростью цедил сквозь зубы:

– Я не расслышал… Да и твои товарищи хотят узнать тебя получше… Кто тебя взял в группу?

Стало тихо и я в упор смотрел на бывшего истопника.

– Вы-ы… Лейтенант Зарипов, – громко и с вызовом произнес он.

– Правильно! – отчётливо и ещё громче подтвердил я.

Наступал так называемый момент истины и сейчас нужно было без сожалений и раздумий расставить все истинные ценности армейского бытия на свои настоящие места, доказывая и показывая Полуничеву и всем остальным дембелькам, то, кто же они такие есть на самом деле.

Я спокойно набрал воздуха в грудь и приступил к самому главному:

– Ты мне тогда клялся, что будешь землю грызть, но выполнишь любой ценой каждое моё приказание… Я взял тебя в свою группу и надеялся на то, что из тебя получится нормальный разведчик. А ты тут передо мной теперь харкаешься, как облезлый верблюд!? И скажи мне, положа честно руку на сердце… Кто ты после всего этого такой?

Полуничев подумал немного и без видимого смущения с апломбом заявил:

– А сейчас я – дембель спецназа!

Я лишь усмехнулся такому новому званию…

– Это ТЫ так думаешь… А на самом-то деле ты как был постоянно грязным чмырём-кочегаром, так ты им и остался… Конечно у тебя сейчас камуфляж чистый и личико незакопчённое, но в душе и по своей сущности ты остался чма-ту-рой!.. Понял меня?

Полуничев обиженно зашмыгал носом и возразил:

– Я не был чмырём…

В ответ ему сначала последовал пренебрежительный взмах моей руки.

– Это ты у себя дома будешь рассказывать… Если бы я не взял тебя тогда к себе, то ты до сих пор так и топил бы свою кухню… Но мне в то время были нужны люди… А теперь закрой рот и больше не вякай… Ты даже не был хотя бы на одном боевом задании.

– Меня не брали.

– И правильно, что не брали… Кому ты такой нужен… Вот Шатульский, он сейчас в АГС-чиках, так он со мной ходил на реальные засады и поиски, хотя и был молодым. Нормальных пацанов видно всегда, и по дембелю, и по фазанке, и по зелёной духанке… Ясно? Так что не надо мне рассказывать сказки, что под увольнение каждый солдат становится заслуженным дедушкой.

На этом месте теоретическую тире нравоучительную часть ночного занятия можно было закончить и вновь приступить к её чисто практической фазе.

– Надеюсь, что все вы меня поняли… Будем убирать мусор и ломать нары в палатке? Молчите? Ну тогда с Богом! Бегом марш.

Строй нехотя тронулся в путь и медленной трусцой «умчался» вдаль по дороге. Я оставался на своём месте минут пять, размышляя и анализируя всё произошедшее…

Нет… И Полуничев не подходил на роль глубоко затаившегося главаря банды. Какой-то поддержкой он всё-таки пользовался среди пришлых товарищей, но скорее всего в качестве всезнающего местного аборигена… И тем не менее он занимал одну из срединных ступенек на не очень-то длинной лестнице суровой солдатской иерархии. Скорее всего, в группе было несколько авторитетов, вокруг которых и кучковался остальной контингент дембелей…

На моих часах была уже половина первого ночи. Я поднял меховой воротник и стал дожидаться очередного возвращения упрямых строптивцев. У шлагбаума они теперь не задерживались и мимо меня в обратном направлении «просвистели» всё с той же вызывающе-медленной скоростью и с прежней дружно-шлёпающей «рысью». Никакие угрызения совести меня теперь не мучали, поскольку моё дело было правое… И теперь им можно было заниматься, сколько моей душе будет угодно… Что я и делал…

Время текло и текло. Под неустанным контролем своего бдительного командира группы прапорщик Меркулов месил грязь исключительно на обочине и к утру должен был либо протоптать хорошую тропинку, либо же набить кровоточащие мозоли уже и на второй ножке, чтобы затем с честными глазами требовать от начальника нашей медсанчасти скорейшей отправки в военный госпиталь, причём, непременно в Ростовский Окружной… Поближе к своему дому… Ну, а старенький личный состав продолжал проявлять завидное упорство и стойкость в своём нежелании наводить уставной порядок в родимой палатке, в следствии чего он по-прежнему «носился» взад-вперёд по ночной дороге, разбрызгивал при этом жидкую грязь и даже стирал об асфальт свои подошвы…

Когда истёк очередной временной интервал в тридцать минут и дембеля опять пробегали мимо меня, то я на этот раз не стал их останавливать, как делал это ранее с педантичным постоянством, чтобы вновь задать свой уже сакраментальный вопрос. Я решил не отрывать своих старичков от столь полюбившегося им темпа и потому спросил дедушек на ходу…

– Будем наводить порядок?… Нет? Ну, и хрен с вами… Бегайте до опупения.

Занятие по физподготовке продолжилось. Чтобы поддразнить этих упрямцев и показать им свою непоколебимую готовность находиться здесь хоть до самого утра, я даже приказал дневальному по нашей роте принести мне мягкий стул. Точнее говоря, это было трофейное полукресло, которое всегда находилось у входа в ружпарк и на котором обычно восседал дежурный по роте при выдаче оружия. Спустя несколько минут моё поручение было выполнено… Полукресло оказалось не только удобным, но ещё и с «заботливо» подогретым сидением. Видать, в нём только что блаженствовал наш дневальный, который вообще-то должен был стойко дежурить у ружпарковской калитки, а вовсе не у входа. Но тут я подумал, что наверняка это полукресло попросту вытащили за калитку, чтобы дневальному было удобнее дремать во время своего «дежурства».

Однако данное нарушение Устава Внутренней Службы сейчас выглядело как нечто не очень существенное. Я устроился в трофейном кресле поудобнее… И оказывается даже на самой войне под непрерывные разрывы артиллерийских снарядов… Правда, где-то далеко в горах… Ну, и в тревожном ожидании массированного авиаудара атомными боезарядами, когда-то «стыренными» со службы одним генералом… В общем, даже здесь и сейчас можно было ощущать себя в комфорте и блаженной неге…

«Эх… Всё-таки жалко! – думал я. – Жалко, что не привёз сюда баночку растворимого кофе! А то сидел бы я сейчас с дымящейся кружечкой! Дедушки кипятком бы изошлись… Но чего нет – именно того-то и нет…»

Сейчас у меня имелось в наличии одно мягкое полукресло и практически неограниченное количество времени. К тому же я в эти минуты занимался общественно-полезным делом по повышению воинской дисциплины. И не доставало мне сейчас только большой чашки ароматного кофе и страшно пахучей гаванской сигары. Но, как известно, на нет и суда нет! Отсутствие шезлонга и пляжного зонта меня ничуть не озадачивало. Как говорится, чем богаты – тем и рады.

Поэтому для наглядной демонстрации своего комфортного состояния мне приходилось использовать подручные… То есть… Подножные… Ну, словом, другие средства, чтобы давить на заскорузлую дембельскую психику.

Дело тоже не стояло. напоказ поигрывая карманным фонариком, то включая, то выключая его, я дал понять упрямым старичкам, что «это именно я-а-а» сижу здесь, развалившись в полукресле, и времени у меня – хоть отбавляй. Заслышав из угрюмо семенящего в ногу строя возмущённые стоны, я лишь довольно улыбнулся. Благо, что кругом была тёмная-претёмная чеченская ночь.

Но праздновать победу было ещё слишком рано, а противник у меня оказался достойным и умным. Дембеля знали всю жизнь нашего батальона со всеми её нюансами и предприняли попытку закончить наше занятие спортом в ночное время при помощи уже внешнего вмешательства…

Когда до финиша оставалось метров сто, а до меня – всего двадцать, за моей спиной послышалось резкое клацанье автоматного затвора.

– Стой, кто идет? Стрелять буду! – скороговоркой прокричал дневальный на входе в роту минирования и тут же выпустил в небо короткую автоматную очередь.

Моя группа с поразительной реакцией на первый же окрик «Стой…» моментально остановилась, сразу же присела на корточки и стала выжидать. Я всё понял. Конечно можно было бы прямо сейчас скомандовать ей бежать дальше, но это явилось бы слишком простым шагом. Мне следовало показать всем, что сложившаяся ситуация находится под моим полным контролем! Который всецело сосредоточен только лишь в моих руках и я не потерплю чьего-то вмешательства со стороны. А они – упрямые до старческого маразма деды, будут бегать по грязной дороге ровно до тех пор, пока лично я не приму решение закончить это занятие.

– Ты чегой-то стрелял? – спросил я, подходя к дневальному и освещая его лицо.

– Так ведь бежит по дороге неизвестно кто… Не откликаются… Вот и выстрелил, – ответил минёр, зажмуривая глаза от яркого света.

– Они бегают уже третий час. Ты этого что, не слышал? – вкрадчиво полюбопытствовал я.

– Нет! – отрицательно закачал шлемом боец. – Я только что заступил.

– Ну, вызывай тогда сюда своего дежурного по роте, а он пусть сам докладывает причину стрельбы дежурному по части. А-а-а… Ты оказывается здесь?! Звони!..

Пока спешно вынырнувший из палаточного тамбура сержант шёл к деревянному грибку с телефоном на подставке, пока этот сапёр-минёр накручивал рукоятку полевого аппарата ТА-57 и рапортовал о происшествии, я не спеша вернулся на свой наблюдательный бугор и вновь отправил своих сидящих дембелей в путь-дорожку. Остальное им могло показаться до ужаса неинтересным…

Через пять минут появился дежурный по части майор Витя Олемской. Он внимательно выслушал дежурного по роте минирования, задал ему несколько вопросов, после чего подошёл ко мне.

– Алик! Ну, что у тебя тут такое?

– Провожу спортивно-массовую работу…,– доложил я. – Наши доблестные дембеля не хотят наводить порядок в своей же палатке… Вот и бегают. Набираются ума-разума…

– Понятно. А почему ночью? – рассмеялся майор.

– Ну, а когда же ещё? – резонно спросил я. – Днём ведь нужно быть на занятиях или на работах, или к наряду готовиться. А сейчас – в самый раз!

– Ну, как знаешь. Занимайся сколько хочешь. Только смотри, утром я должен доложить комбату о причинах стрельбы. – предупредил он.

Я сразу же выдал ему свою версию произошедшего:

– А я это занятие провожу с двадцати двух часов. Все наряды по ротам видели. И дежурный по этой миньетной роте тоже был в курсе. Но ни хрена не проинструктировал своего дневального перед заступлением на пост. Хотя был обязан это сделать и ввести подчинённого в окружающую обстановку. Вот тот и пальнул с перепугу. Но наверняка это было сделано специально, то есть по просьбе моих дембелей. Ну, чтобы прибежал дежурный по части и прекратил моё занятие. Могло же такое быть? А-а?

– Это скорее всего! – закивал головой Олемской. – А ты ещё долго здесь будешь заниматься?

Мой ответ просто обязан был прозвучать весьма однозначно.

– Пока не согласятся навести порядок в своей палатке.

Эту фразу я сказал очень громко, чтобы смогли услышать дневальные по ротам, которые непременно передадут мой настрой горе-спортсменам.

– Ну, ладно! Счастливо оставаться! – сказал мне на прощанье Олемской и пошёл к «миньетной роте». -Дежурный! Где этот минёр с красной повязкой? Ага… Пошли со мной! Я тебя сейчас сам буду инструктировать, как правильно нести службу по своей роте и не отрывать попусту дежурного по части от его служебных обязанностей…

Я лишь усмехнулся от этих слов…

«Кто научил – тот и получил… Понятное дело, что без санкции дежурного дневальный не стал бы палить в воздух! Причём, только лишь из чувства жалости к дедушкам другой роты… Сейчас Витя Олемской ему покажет, как отвлекать его от пули или префа… Хотя он – человек добросовестный и в наряде этим вроде бы не балуется… А мои-то тоже хороши! Уболтали ведь минёров, а не наших… Аморальнейшие так сказать личности…»

После этого инцидента с «внезапно» открытой стрельбой я «слегка обиделся» на всех этих коварных старослужащих и потому перестал даже спрашивать пробегающих мимо меня подчинённых. Не давая им даже чуть-чуть передохнуть у дальнего шлагбаума. Теперь мне нужно было прекратить какое либо общение с ними, а тем паче регулярное озвучивание одного и того же насущного вопроса. Чтобы у них исчез даже малейший повод опять потешить своё уязвлённое дембельськое самолюбие… Мол, нас тут гребут по-страшному, но мы от этого только лишь крепчаем…

Сейчас я интуитивно понимал, что мне также следовало полностью их игнорировать с той целью, чтобы они какое-то время побыли в информационной изоляции и тем самым «поварились» всем своим коллективом в собственном соку, да ещё и в одном котле… Под своё же дружное и размеренное топанье обладатели наколок «ДМБ-95» может быть сообща придут к единому мнению, что упёртый командир группы уже махнул на них рукой, то есть наплевал как на свой личный отдых, так и на их сладкий ночной сон… Что они будут теперь бегать не то что до рассвета, а аж до самого завтрака, а то и до развода… И при том на виду у всех подразделений и тем более на глазах у остального дембельского состава нашего батальона… Засмеют ведь!..

Ведь когда-то я и сам был в такой же дембельской шкуре, а потому мог хотя бы приблизительно спрогнозировать ход «старческих» мыслей и немного смоделировать дальнейшие действия «лично моего» личного состава. Но прошедшие годы сперва перестройки и затем «демократизации общества» всё-таки наложили определённый и очень жёсткий отпечаток как на самих людей, так и на их взаимоотношения между собой… Ведь в Советской Армии открытое неподчинение целого подразделения своему командиру встречалось крайне редко, а в настоящее время такие факты меня уже не удивляли. Но одно дело, когда такие инциденты происходят где-то в стороне, а совершенно другое– когда твои же подчинённые «забивают откровенный болт» именно на тебя. И в этом самом случае такое вопиющее безобразие нужно выкорчёвывать вместе со всеми корнями, корешками, отростками и прочими ответвлениями. Чтобы эта губительная зараза не распространялась далее по чьим-то душам да умам, а также целым отдельным группам или ротам… Поэтому я старательно контролировал передвижение обуревших дедов на всём протяжении их маршрута.

На короткое время куда-то пропал прапорщик Меркулов, но вскоре, после моих настойчивых громких поисков, появился вновь, объяснив своё отсутствие нуждой до большого ветру. Я опять направил его в дальнейшее странствование по дорожной обочине, после чего вздохнул с некоторой досадой. Ведь этому «якобы военному» по своей должности и своим обязанностям следовало быть моим наипервейшим помощником… Однако он предпочёл пойти на поводу у бойцов и открыто перейти в стан бунтовщиков… Раньше мне никак не доводилось перевоспитывать прапоров, но ведь когда-нибудь это пришлось бы делать…

То, что мои подчинённые должны были беспрекословно и в срок исполнять приказания своего командира группы, являлось непреложной и бесспорной уставной истиной. Это всё и так было понятно…

Но своими принципиальными отказами выполнять приказы командира группы эти старослужащие могли подать крайне дурной пример как среднему призыву, только-только начинающему матереть и потому губкой впитывающему в себя все отрицательные качества своих опытных «учителей», так и молодым солдатам, которые вот-вот должны были прибыть в нашу роту. Взрослеющие «фазаны» и непосредственно «зелёные бойцы», перед которыми дедушки будут демонстративно игнорировать нас – командиров… Эта молодежь с первых дней потеряет всякую веру в авторитет своих же командиров. По примеру охамевших дедов они в дальнейшем могут попытаться оспаривать те или иные распоряжения или действия офицеров, что было крайне недопустимо на войне. Такое отношение могло бы обязательно и неминуемо привести к гибели либо командиров, либо их подчинённых…

Именно поэтому данную дембельскую крамолу нужно было сейчас же выжигать калёным железом. Причём, абсолютно без какой-либо жалости и прочих излишних сентиментальностей.

А ночной холод становился всё ощутимее. У меня уже окончательно застыли ноги в отсыревшей обуви, замёрзшие руки так и просились в тёплые и глубокие карманы, а мои одеревеневшие уши с щеками вообще не желали расставаться с меховым воротником… Но у них имелась строгая очередь на все эти блага цивилизации, а потому когда фонарик регулярно освещал разгорячённые фигуры солдат вместе с ковыляющим прапором, то мои щёки с ушами в данные мгновения практически никоим образом не прислонялись к манящей овчинке воротника. Всё-таки служебный долг обязывал меня демонстрировать всяческое пренебрежение к пониженным температурам.

Вокруг всё было спокойно, если не считать дежурных очередей на дальних блок-постах Грозного. Я всё сидел на своём месте, периодически освещая лучом света трусящих мимо старичков. Раз им было наплевать на мои приказания, то и мне тем более на их желание поспать после караула…

В таких раздумьях и поёживаниях прошел томительно долгий час… А в три часа я опять промолчал и не задал тот самый вопрос впавшим в флегматично-меланхолический транс «призракам» чеченской ночи…

Но в десять минут четвёртого из пробегающего мимо строя донесся тонкий просительный голосок:

– Товарищ старший лейтенант, остановите нас, пожалуйста!

Я медленно встал, скомандовал «Стой!» и подошел к бегунам.

– Что такое?

Всё тот же тенорок попросил уже другое:

– Товарищ старший лейтенант! А дайте нам, пожалуйста, ещё раз команду!.. Хоть пять минут на уборку палатки!