Текст книги "За чужие грехи"
Автор книги: Агония Иванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Глава четырнадцатая
– Ну и погодка! – проворчал какой-то старик в автобусе, – декабрь на дворе, а льет как из ведра!
Его скрипучий голос вырвал Кира из оцепенения, и ему показалось, что до этого он спал и только теперь проснулся. Люди почти все сошли на предпоследней остановке, потому что кроме него, да старика с некрасивой женщиной неопределенно возраста, которой он жаловался на погоду, никто больше на кладбище ехать не хотел. Женщина с отсутствующим видом кивнула и заметила:
– Это все из-за глобального потепления.
– Вот! Испортили экологию! – подхватил старик, – скоро нас всех затопит из-за них!
О ком он говорил Киру понять было сложно, но мысль ему очень понравилась. «Мы все умрем, – решил он, – какое облегчение!»
На улице по прежнему накрапывал дождь. Было серо и тоскливо, в такую погоду мир выглядел особенно удручающим. Свинцовые тучи готовы были вот-вот рухнуть и раздавить его своей невыносимой тяжестью и кладбищенские ворота и сами жались к земле, боясь столкновения с небом. Кругом была пустошь – за оградой начинался огромный пустырь, который летом зарастал чертополохом, крапивой и разными дикими цветами, которые собирали люди у которых не было денег на тепличные.
Кир закурил, купил опять две белые розы и пошел к Наташиной могиле. Он торопился, боясь, что опоздает, хотя уже и так безнадежно опоздал. Он был уверен, что застанет там Люсю, но к его несчастью, там было пусто. Только ветер пел свою мрачную тоскливую песню.
На земле среди цветов лежали две свежие белые розы и промокший насквозь плюшевый медвежонок с яркой красной ленточкой. Судя по тому, что розы не успели еще померкнуть, Люся была здесь совсем недавно. Ну почему? Почему он так долго ждал этот автобус? Что за рок? Что за проклятие? Почему именно этот транспорт выступает для него вершителем судьбы?
«Ладно, хорошо, – сказал себе он, – она еще придет сюда. Завтра… или…» Эти мысли потонули в нахлынувшей волне пылающей боли. Да не будет никакого завтра! Не будет другой возможности. Ничего уже не будет.
Он оставил цветы и побрел обратно, пытаясь согреть руки зажигалкой, в которой уже заканчивалась заправка, она только бестолково обжигала пальцы. Повинуясь какому-то немыслимому порыву, он свернул и уже совсем скоро стоял у могилы своего отца.
– Прав ты был, когда сказал, что ничего хорошего из меня не выйдет, – обратился он к нему. «Докатился, с покойниками беседовать!» – стукнуло у него в голове, но это его не остановило.
– Вот и не вышло, – Кир вздохнул, помолчал немного, чувствуя, как капли холодного дождя стекают по лицу, и только потом продолжил, – если все-таки есть ад, то мы с тобой там скоро встретимся. Совсем скоро.
Люсе повезло и ей не пришлось долго ждать автобус, он как раз отъезжал и водитель, сжалившись, открыл перед ней двери. Это была редкая удача, потому что до кладбища курсировал только один маршрут и делал это он раз в полтора часа.
Ей безумно не хотелось возвращаться в то место, которое она теперь вынуждена была называть домом, но в жизни слишком часто приходится делать то, что нам неприятно. Дверь открыл Борис, Люся не потрудилась ему ничего сказать, и ушла в ванную, чтобы переодеться в сухую одежду. Ее пугал этот человек и особенно после того, что она узнала минувшей ночью. Он же, напротив, питал к ней очень опасный интерес.
Борис поджидал ее у двери ванной и сразу же, стоило ей появиться, поинтересовался каким-то излишне язвительным голосом:
– Где ты была, красавица?
– Какое вам дело? – ощерилась Люся, испуганно прижимая к груди свои вещи.
– Почему так грубо? – поинтересовался мужчина. Люся испугалась, что может выдать Таню, рассказавшую ей и себя заодно и решила быть немного помягче.
– На кладбище я была. У сестры…
– Бедная девочка! – жалость в голосе была слишком откровенно фальшивой. Люся поморщилась и торопливо попыталась проскочить мимо него в комнату, чтобы скрыть отвращение на своем лице, но Борис ухватил ее за руку и больно сжал запястье.
– Позволь тебя утешить, – улыбка его в этот момент была пугающей и страшной. Он потянул ее на себя и Люся почувствовала его вторую ладонь у себя на животе под тонкой тканью водолазки, и эта ладонь уверенно двинулась вверх. Девочка не выдержала и не подумав о том, какие у этого будут последствия, врезала ему пощечину.
– Пустите меня! – потребовала она.
Борис не разозлился, только заулыбался еще сильнее.
– Да ты с характером! Это мне нравится, – заключил он и схватил ее за вторую руку, сводя их у нее за спиной, Люся попыталась вырваться, но мужчина был куда сильнее ее. Он наклонился к ней и провел языком по ее шее, а потом намеревался поцеловать ее, но Люся вспомнила о том, что у нее есть еще и колени, которые тоже можно использовать в целях самообороны и нанесла ему неожиданный удар. Борис взвыл и выпустил ее, и думать забыв о своих намерениях.
Она бросилась в комнату, но он успел прийти в себя и догнать ее. Он схватил ее за волосы и толкнул на пол. Люся не успела среагировать, когда его нога соприкоснулась с ее лицом. Это было очень больно и из носа сразу пошла кровь, но она не позволила себе даже пискнуть.
– Характер будешь показывать в другом месте, – назидательно изрек Борис, – иначе твое смазливое личико быстро утратит всю свою привлекательность и на тебя без слез нельзя будет взглянуть…
– Я все расскажу Антонине, – спокойно перебила его Люся и посмотрела ему прямо в глаза полным ненависти взглядом. Мужчина не выдержал этого и отвернулся, отпустив ее волосы. Она безвольной куклой опустилась на пол, пытаясь руками остановить кровь.
– Попробуй, – нервно рассмеялся Борис, – только тогда Танюша твоя пожалеет, что вообще родилась на свет.
Люсю как будто укололи иголкой в сердце. Конечно, она была безумно зла на Таню и больше знать ее не хотела, но десять лет дружбы не были одним днем и позволить ему что-то сделать с ней она не могла.
– Ты будешь послушной девочкой, Люсенька? – надменно поинтересовался он.
– Буду, – глухо согласилась она, и тогда он снова схватил ее за волосы и потащил в спальню, но звонок в дверь не дал ему закончить начатое. Он грязно выругался и ушел открывать.
Люся проследила за ним и прошептала одними губами:
– Это ты пожалеешь, что на свет родился.
Владимир забыл зонт и промок до нитки, к тому же он безумно волновался за Таню и боролся с собой, чтобы не отыскать место, где она живет и не проверить, все ли с ней в порядке. В обшарпанном подъезде дома, где находилась та самая злосчастная двадцатая квартира, его раздражение достигло критической точки, он пнул носком ботинка валявшийся на полу кусок разбитой бутылки из-под портвейна и решил, что если найдет друга опять безбожно пьяным, то просто побьет его за все хорошее, чтобы выместить накопившийся негатив. Но дверь никто упрямо не открывал, и это бесило Владимира не меньше того.
– Ну и куда тебя понесло в такой дождь!? – ворчал мужчина, наворачивая круги по лестничной клетке. Ему хотелось обсудить варианты выхода из Таниной ситуации, но ни с кем кроме Кира, он не мог этого сделать, а думать о чем-то другом ему не хотелось.
«Просто взять ее и увезти отсюда, – думал он, – подальше от этого серого города и ее ужасной семьи! И не подпускать к ним! Усыпить хлороформом, чтобы не сопротивлялась, и увезти! И уехать. Самому…»
Владимир достал телефон, набрал домашний номер друга и услышал, как за дверью звонит телефон. Но когда там же зазвонил сотовый ему стало как-то не по себе. Он забарабанил в дверь кулаками, но никто не отозвался.
«Что за черт? Упился что ли совсем?!» – гадал Владимир.
– Кира! Открой! – крикнул он и не услышал никаких признаков жизни внутри квартиры. Ему стало страшно. А что, если и в правду? Он здесь стоит, пытается докричаться, а некого уже звать. Некого…
Он судорожно порылся в карманах в поисках ключей, он помнил, что брал копию, но ее почему-то не оказалось на связке. Догадка не заставила себя ждать, скорее всего этот идиот сам незаметно забрал у него ключ, как раз для таких случаев. Случаев, когда с ним что-то случится.
– Ну что же за придурок! – взвыл Владимир и бросился звонить в соседнюю квартиру. Скоро на пороге нарисовалась миловидная, кудрявая как болонка, старушка и вперилась в него подозревающим взглядом из-под очков с толстыми линзами.
– Простите… – нервно начал он, – мне нужна ваша помощь, пожалуйста… мой друг живет в соседней квартире. С ним что-то случилось, мне очень нужно попасть туда!
– Чем я то помочь могу, милок? – хитро улыбнулась бабушка.
– Я с вашего балкона…
– Одурить меня хочешь? – недоверчиво спросила она.
– Пожалуйста! – взмолился Владимир, – я вас очень прошу…
– А пропадет у меня что-нибудь, что мне? – начала старушка, но потом подумала о чем-то своем и махнула рукой, – ладно. Лезь. У меня перцовый баллончик есть, задумаешь что плохое, сам пожалеешь, – она проводила его на балкон.
Владимир прикинул, что лезть ему придется далековато и лучше попробовать попасть в квартиру через окно.
– У вас есть молоток? – спросил он. Старушка снова загадочно улыбнулась и исчезла в комнате. Все это время за Владимиром следил ее лохматый рыжий кот, тершийся о его ноги своим упитанным боком.
– Держи, Раскольников, – вернулась хозяйка квартиры. Она отошла к другому краю балкона и тоже стала наблюдать, поглаживая своего кота. Ее ничуть не смущал, падающий с небес дождь.
– Двадцатая квартира как проклятая, – задумчиво сказала она, – то Андрюша-алкоголик там все шум поднимал, теперь…
– … его сын, – мрачно закончил за нее Владимир и виновато обернулся на нее, – я дико извиняюсь за беспокойство.
Он замахнулся и молотком разбил стекло в окне, осыпав разбитую внизу неухоженную клумбу, градом осколков.
– Осторожнее, милок. Не навернись там, – напутствовала его бабушка. Он кивнул и легко дотянулся до рамы и преодолел расстояние, разделявшее его и окно. Осколки впились ему в ладонь, но он не почувствовал боли, куда сильнее было другое ощущение.
Запах газа.
Владимир закашлялся, забыл сказать соседке спасибо и бросился на кухню, чтобы его закрыть, сам чуть не задохнувшись по дороге. Кира он нашел в другой комнате и в первый момент был уверен в том, что безнадежно опоздал.
– Что же ты натворил, дурень, – пробормотал Владимир и потащил друга на балкон, принялся бить по щекам и трясти за плечи. Он был совсем бледным и, судя по всему, не дышал.
Все. Это конец… Владимир вцепился себе в волосы, и ему самому сейчас захотелось надышаться газом и лечь тут рядышком. Бессмысленно! Бессмысленно он столько лет повторял ему, что все не напрасно, что жизнь все-таки стоит того, чтобы жить. Сколько они ругались, спорили об этом! И все попусту… Неужели все закончилось вот так…
– Ну очнись же… Ну ты же не умер… – Владимир чуть не рухнул с балкона от неожиданности, когда то, о чем он про себя умолял небеса все-таки случилось. Кир начал судорожно кашлять и ловить воздух ртом, как рыба, выброшенная прибоем на сушу и открыл глаза.
Владимир выдохнул облегченно и осел на пол, ноги у него подкашивались.
– Я тебя ненавижу, – поделился он, но голос его был радостным, – знал бы ты, как я тебя ненавижу, недоумок! Прямо не знаю, что мне делать с тобой, придушить или расцеловать…
– Я всегда догадывался, что ты меня не просто так обхаживаешь, – хрипло из-за кашля попытался пошутить Кир, он плохо понимал, где он, что произошло и почему он снова оказался под дождем.
– Ну что, милок? – с соседнего балкона спросила обеспокоено старушка.
– Все хорошо, – крикнул Владимир и повторил зачем-то, скорее для себя, чем для кого-то, – теперь все хорошо.
Глава пятнадцатая
В новогоднюю ночь выпал снег и город снова сделался чистым и сказочным. На улицах было пустынно и тихо, все как будто погрузились в спячку. Тане нравилось гулять по опустевшему району, так ей казалось, что это какой-то другой город.
Рядом с ней был Миша, который после смерти Наташи как будто бы стал ей ближе, она почти готова была рассказать ему свою маленькую страшную тайну, но что-то ее останавливало… Что? Ощущение, что он пытается заполнить пустоту ее обществом или исполнить желания их матерей? Ведь те начали женить их еще с тех пор, как они сели за одну парту в первом классе.
– Таня, ты думала о том, что будешь делать после школы? – говорил он и эти слова напоминали о том, что они учатся в одиннадцатом классе, хотя и вынуждены решать поистине взрослые проблемы. Девочка поправила шапку и нахмурилась.
– Я хочу стать врачом, как мама, – выдала она.
– Но в нашем городе нет медицинского университета… – грустно заметил Миша.
– Значит уеду, – решила Таня и подумала о Владимире и ей стало очень тоскливо. Этот человек оживлял ее душу, погребенную под руинами ее рухнувшего мира и рождал в ней какие-то непривычные новые чувства… Но Таня не доверяла доброте и бескорыстности его намерений, да и к тому же после отчима все мужчины вызывали в ней глубоко скрытое отвращения, какими бы хорошими они не были. Даже Миша.
Она не имела права на любовь больше – ее взяли за шиворот, как нашкодившего котенка, окунули в грязь и теперь она захлебывалась в ней, барахталась и не могла выбраться, когда все другие люди разгуливали спокойные и чистенькие. Протянутая ладонь Владимира конечно могла вытащить ее из этого болота, но смыть с нее все то, что так прочно прилипло к ней уже не могла. Его распахнутая ей на встречу душа не могла излечить ее душу и сделать ее снова чистой.
– А ты? – зачем-то спросила она, хотя ее это мало волновало. Миша ей никогда не нравился и она была уверена, что он влюблен в кого-то из сестер. По тому, как он погрустнел после смерти Наташи, она могла судить, что объектом его обожания была старшая.
«Какая же ты глупая, Наташка… – грустно подумала Таня, ловя в руку в синей перчатке снежинки, которые она стряхнула с куста, – ну как ты могла так поступить? Ничего же такого страшного с тобой не случилось… как эгоистично!»
Она знала, что о покойниках нельзя говорить плохо, но, думая об этом поступке, она невольно испытывала раздражение и злость. Она столько пережила, вытерпела со стиснутыми зубами, несла в себе и не могла позволить себе такого. А эта дурочка поссорилась с сестрой и уже побежала бросаться с крыши! Или откуда там… Это не имело значения.
– Я тоже уеду, – ответил Миша, – хочу стать биологом. Надо тоже ехать учиться куда-нибудь… Не знаю куда… – это сказано было так потерянно, что у Тани чуть было не вырвалось «ты это сейчас придумал?». Куда уедет Миша от матери-одиночки с маленькой сестрой, единственный мужчина в доме после смерти отца? Да никуда он не уедет, даже если захочет стать космонавтом. Будет помогать тете Вале.
Они дошли до Таниного дома и девочка вдруг испуганно остановилась, потому что увидела на лавочке перед ним Владимира. Он сидел и курил. И первое и второе было фактом удивительным, потому что его просто не могло здесь быть… Он увидел ее и поспешил к ним, но натолкнувшись взглядом на Мишу, он кажется, разочаровался и даже цвет его голубых глаз померк.
– Привет… – нерешительно протянул он и потушил сигарету ботинком, – а я тебя жду…
Тане стало стыдно, потому что она сознательно долгое время не отвечала на его звонки, а если и отвечала, то старалась быть краткой и холодной, чтобы он понял, что нужно держать дистанцию. Она так старательно избегала его и вот он… сам нашел ее.
– Привет, – вздохнула Таня, – а это Миша… мой одноклассник, – Миша и Владимир обменялись очень многозначительными взглядами, – а это Вова. Мой друг, – она была уверена в том, что Миша сейчас думает что-то вроде «а не староват ли он для друга!?», это ясно читалось в его глазах.
– Ты куришь? – рассеянно спросила она у Владимира, тот заторможено кивнул и полез за еще одной сигаретой.
– С Киром не только курить начнешь, – с печальной улыбкой поделился он, и они втроем побрели куда-то в сторону от Таниного дома. Мужчина зачем-то снял перчатку и показал девушке распоротую, только начавшую зарастать, ладонь. Ей было больно и грустно смотреть на эту рану.
– Это он сделал? – изумилась она, но тот покачал головой.
– Это я стекло разбил, – объяснил он, – это очень долгая история. Но все остались живы… Лучше расскажи мне… – слова повисли в воздухе, он осекся, во время осознав, что при Мише нельзя говорить о некоторых вещах.
– У меня все хорошо, – опередила его девушка и улыбнулась так беззаботно, как могла, – у меня все просто замечательно!
Таня готова была поклясться, что в эту минуту они оба смотрели на нее с одинаковым недоверием, слишком уж фальшивыми получились эти слова. Ей срочно нужно было как-то защитить себя, спрятать чувства, но однажды оступившись, она не знала, как снова спрятаться в свой панцирь.
– Бросай курить, – сказала она Владимиру, решив, что ревность отвлечет их обоих от желания лезть в ее жизнь и душу, – ради меня.
Антонина Анатольевна одела дубленку и теперь завязывала шарф, который связала сама в те времена, когда у нее еще было время на это. Люся стояла в прихожей, облокотившись на дверной косяк и следила за ней своими большими грустными как у брошенного щенка, глазами. Она как обычно не была особенно разговорчивой и Антонина бросила все бессмысленные попытки вернуть ее к жизни, она решила, что Люся сама должна снова проявить интерес к окружающему миру. Пока в этих серых глазах были только пустота и боль.
Женщина крепко-крепко обняла девочку, поцеловала в макушку и сказала ей нежно:
– Обещай мне не плакать, Люсенька, – Антонина погладила ее по пушистым мягким волосам, – я не могу побыть с тобой… есть много людей, которым нужна моя помощь.
Люся кивнула с отсутствующим видом. Антонине хотелось потрясти ее за плечи и закричать «Ну очнись же ты! Да, она умерла, но ты то жива! И ты не поможешь ей тем, что похоронишь себя заодно!». Она, конечно же ничего этого не сказала.
– Я скажу Борьке проследить, – решила Антонина, – он мне утром скажет выполнила ли ты мое обещание…
Люся ничего не ответила, она очень изменилась в лице, как будто очень сильно испугалась чего-то. Это выражение осталось при ней же, даже после того, как она закрыла за Антониной дверь. Она прислушалась к отдаляющимся шагам за дверью и только когда женщина спустилась вниз на пару пролетов, сползла на пол и заплакала тихо-тихо.
Она чувствовала себя запертой в клетке в этом чужом доме.
Она чувствовала себя запертой в этом теле как в клетке.
В этом мире, как в клетке. А все кругом ходили и тыкали в нее пальцем, как будто она была животным в зоопарке. И излишняя забота Антонины вовсе не помогала ей, а вредила, посыпая солью старые, не думающие заживать раны.
В любую минуту мог вернуться отчим, которого она боялась хуже смерти, поэтому Люся решила опередить его и сама вышла из дома, на ходу утирая слезы.
Был ясный теплый день и снег красиво переливался на солнце. Ей было холодно в осеннем пальто, но она отказывалась брать чужие вещи и принимать помощь, предпочитая мерзнуть. Ей казалось, что слезы, сползая по ее щекам превращаются в льдинки и она пыталась поймать их в ладони, но каждый раз в них оставалась только соленая влага.
На кладбище царила величественная и чистая тишина. Люся ступала по заснеженным дорожкам очень тихо, боясь нарушить ее и разбудить тех, кто спал здесь в своих маленьких неудобных деревянных домиках. В глубине души она завидовала им, потому что ей совсем не нравилось называть квартиру Антонины и ее мужа своим домом, она предпочла бы тоже завести такой… маленький, обшитый тканью изнутри.
У могилы Наташи она вдруг остановилась как вкопанная, увидев черную фигуру человека в пальто с высоко поднятым из-за холода воротом. В ней на мгновение вспыхнули старые чувства – ненависть, агрессия, жажда мести, но потом они быстро сменились апатией и равнодушием. В такие минуты Люся даже самой себе казалась жалкой, потому что чувствовала, насколько сильно сломлена ее воля и как мало сил осталось в ней для борьбы.
Она хотела тихо уйти, но он заметил ее и, конечно же, обрадовался.
– Люся… – выдохнул мужчина и сделал шаг к ней, она испуганно попятилась. С Борисом она научилась осторожности, ведя опасную игру с огнем.
– Я уже ухожу, – вырвалось у нее и что-то прежнее в ней взбесилось от покорного тона, которым это было сказано. Она как будто извиняется! Перед ним!
Люся, опомнись! Где твой нож?
– … и даже не попытаешься меня убить? – как-то даже насмешливо спросил Кир. Девочка нахмурилась, но потом провалилась обратно в свое равнодушие.
– Я больше не вижу в этом смысла, – призналась она и совершила фатальную ошибку, подняла взгляд и ее потухшие наполненные одной лишь болью глаза выдали все, что творилось в ее душе, – единственное, чего я хочу, – шепотом добавила она не зная, зачем идет на эту откровенность, – умереть…
– Люсенька… – еще только жалости от своего врага ей не хватало, но было уже поздно думать о последствиях. Она безропотно позволила ему обнять себя и уткнулась лицом в ткань пальто у него на груди.
– Послушай, только не кричи… – начал мужчина, осторожно поглаживая ее по растрепанным волосам и перебирая мягкие шелковистые пряди, – ты должна жить. У тебя впереди целая жизнь и все еще будет хорошо. Смерть – это не выход. Посмотри, сколько боли причинило самоубийство Наташи…
– Моей смерти никто не заметит, – перебила Люся.
– Это не так, – возразил Кир, – тебе только сейчас кажется, что все плохо, но ты свыкнешься с этой потерей и…
– Прекрати! – вдруг потребовала она, оттолкнула его и начала плакать, в ней на мгновение проснулась жизнь и вместе с нею ярость, – ты ничего не знаешь! После смерти Наташи я должна жить с чужими людьми, потому что близких у меня не осталось. И этот урод… такая же похотливая тварь, как ты, он…
Зря она это сказала.
– Он добрался и до тебя, – хрипло пробормотал Кир и сжал кулаки, Люся даже не удивилась тому, что он знает о ком идет речь, – да я выбью из него его мерзкую душонку!
– Нет, – пролепетала Люся и схватила его за руку, сама не зная зачем, – не делай этого! Она любит его, любит! – он уже плохо понимал о чем говорит девочка, но это его не волновало. Уже когда он слышал от Владимира о подвигах отчима Тани он едва сдерживал себя, чтобы не вылить на этого человека всю накопившуюся злость, но теперь, когда он посмел посягнуть на нее… На нее!
– Мне плевать, – оборвал он ее бессвязную речь, – он поплатится…
– Он не сделал мне ничего! – быстро сказала Люся.
– Это не меняет дела! Послушай… – он с трудом заставил себя остыть и говорить спокойно, наклонился к ней и приобнял за худые изящные плечи, – я знаю, что ты ненавидишь меня. Но я искренне хочу тебе добра. Я хочу удочерить тебя. У тебя будет все, чего ты захочешь. Хочешь, мы уедем отсюда куда-нибудь на юг. В Крым хочешь? Или за границу. Да куда угодно. Я заберу тебя оттуда. Он до тебя не доберется.
– Не нужно, – оборвала его Люся и резко скинула его руки, – он не доберется. Но доберешься ты, – она развернулась и быстрой походкой пошла в сторону выхода, слушая, как снег скрипит под ногами, – оставь меня в покое. С меня и того извращенца хватит.
