Текст книги "За чужие грехи"
Автор книги: Агония Иванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Глава двенадцать
Ангелине надоело стоять под дверью, и она еще раз нетерпеливо нажала на звонок. На язык просились какие-то грубые слова, но воспитание и ее сдержанность не позволяли ей произнести их вслух, она повторяла их тысячи раз про себя.
«Да открой же ты, пьяная скотина!» – мысленно потребовала она, и этот ее призыв дошел до адресата. Дверь наконец-то открылась и перед ней, в полумраке прихожей, появился сонный, одетый только в одни брюки Кир. Особого восторга его полуобнаженное тело у Ангелины не вызывало, да и вид его был весьма плачевным, но жалости она тоже не почувствовала. Она четко знала, что ей нужно и сейчас ее не интересовало ничего больше.
Он взъерошил свои волосы и протер глаза, мучительно пытаясь понять, что происходит.
– Ты? – он немного удивился.
– Да, – кивнула женщина, – мне нужна твоя помощь.
– Ну почему всем от меня чего-то нужно? – простонал мужчина, но все-таки согласился, – хорошо. Что ты хочешь?
– Сходить со мной в квартиру моего мужа, – ответила Ангелина.
Он уже было открыл рот, чтобы что-то спросить, но, видимо, остановил сам себя.
– Подожди минут десять, – вместо этого попросил он, – и… дай сигарету.
Ангелина покопалась по карманам своего пальто и протянула ему пачку, он взял только одну и исчез с ней в полумраке квартиры. Она осталась одна и закурила, задумчиво разглядывая грязную плитку у себя под ногами. Сегодня она или вернет Леонида или закончит эту эпопею и уйдет от него навсегда, но главное даст себе ответ на вопрос – безразличен он ей или нет.
Кир вернулся куда быстрее, чем обещал и всю дорогу до ее дома они молчали. Они оба прекрасно понимали, что у них нет никаких общих тем или точек соприкосновения, а о том откровенном разговоре им одинаково сильно хотелось забыть. Ангелина вообще не видела смысла в том, чтобы открывать кому-то душу, тем более на нетрезвую голову.
Она открыла дверь своими ключами и это ощущение показалось ей ужасно непривычным. Дома никого не было, было тихо и темно. Она выключила сигнализацию и пригласила Кира войти.
– Неплохо ты живешь, – присвистнул он, когда она зажгла свет. Леонид старался сделать все, чтобы их жилище выглядело респектабельно, но от этого уютным оно не стало. Любой более бедный дом куда теплее, если в нем есть любовь. Их любовь куда-то незаметно исчезла. Или нет? Ангелина спорила с собой.
– Давай выпьем чего-нибудь? – предложила она.
– Например? – заинтересовался он.
– У меня где-то был припрятан ликер, – Ангелина направилась на кухню, жестом пригласив его следовать за ней. Она плохо помнила в каком шкафу стоит этот чертов ликер, она вообще разучилась здесь находить что либо за время своего отсутствия. Под руку ей попалась распечатанная, но наполовину полная бутылка хорошего красного вина и она с видом победительницы поставила ее на стол.
– Не знаю, где этот дурацкий ликер, – призналась она, – ты не против?
– Не против, – пожал плечами Кир.
Она взяла бутылку и два красивых стеклянных бокала на длинных ножках и ушла в гостиную, ему ничего не оставалось, как снова следовать за ней. Ангелина села на диван и приказала Киру сесть тоже, протянула ему бокал с вином.
– А вот теперь скажи мне, чего ты от меня хочешь, – попросил он и ей стало как-то не по себе от ее взгляда. Она боялась таких людей, людей, которые начинали уничтожать сами себя и не могли скрыть этого. Да и как скроешь то, что ты гниешь изнутри?
– Устроить сцену перед моим мужем, – честно призналась Ангелина, плюнув на то, какой безнравственной она покажется после этого откровения, – он изменил мне, так пусть думает, что я тоже изменила ему.
– Ты все-таки любишь его, – заключил Кир, грустно улыбнулся и залпом осушил свой бокал.
– Я его ненавижу, – горячо возразила женщина.
– Ты себя обманываешь. Может не стоит? – предположил он, – тебе не кажется, что лучше просто поговорить с ним?
– Я не нуждаюсь в твоих советах, – вспылила она, – я не за тем позвала тебя, чтобы ты указывал мне как жить. Если не хочешь в этом участвовать – уходи, – повисла пауза после которой она уже более мягко спросила, – так ты поможешь мне?
Он кивнул. Ангелина отпила вина и сбегала в прихожую, чтобы открыть дверь. Вернувшись, она сбросила с себя пиджак и села обратно на свое место.
– Ну? – спросила она.
– Что? – не понял он, – раздевайся.
Она нервно рассмеялась.
– Значит так? – спросила женщина.
– Ты собиралась изобразить измену, а не изменить, – заметил Кир. Она нахмурилась, но послушалась и стала расстегивать пуговицы своей темно-синей рубашки.
– В первую нашу встречу ты произвел на меня совсем иное впечатление, – заявила она и презрительно сощурилась, – ты вроде как собирался тогда затащить меня в постель.
– Я передумал.
– Хранишь верность своей малолетке? – язвительно поинтересовалась Ангелина, он поморщился, как будто ему стало очень больно.
– Не лезь ко мне в душу, – с плохо скрытой агрессией в голосе потребовал Кир и, поддавшись минутному порыву, схватил ее за ворот рубашки и подтянул к себе. Ангелина улыбнулась, легко преодолела разделявшее их расстояние и поцеловала его.
Она чувствовала, что еще немного и Леониду правда будет на что посмотреть и вряд ли ему понравиться это зрелище.
Леонид спешил так, словно опаздывал на свой последний поезд. Через плотную пелену падающего снега, город казался игрушечным. Леонид жмурился и ловил снежинки губами. Ему было неожиданно и легко и светло, хотя по идее сейчас он должен был сходить с ума от страданий. В его голове крутился последний разговор с Верой…
– Я ничего не смогу дать вам… – грустно говорила она своим нежным мелодичным голосом, – а причинять боли я не хочу…
– Ну позволь мне хотя бы другом тебе быть… – взмолился он.
Вера покачала головой и убрала выбившуюся из прически прядку темных шелковистых волос.
– Простите, – прошептала женщина, – и уходите… уходите. Так будет лучше.
И он ушел. Только потому что она просила его об этом. Только потому что она действительно любила только своего Сашу, а Леонида никто никогда так не любил. Но жизнь же не закончилась? Может быть все впереди? Может быть это он первым должен сделать шаг навстречу и окружить свою жену той заботой, в которой она нуждалась, ставшая ему чужой. Он слишком угнался за предметом своего платонического чувства, забыв о своей Геле. Она ненавидела когда ее называют так, но когда они только поженились ей это нравилось и она разрешала это только ему. Почему потом кто-то встал между ними? Точнее он сам возвел эту стену. Но теперь он готов был ее разрушить.
Вера научила его кое-чему – не гнаться за далеким, а ценить то, что рядом. Настало время применить этот навык на практике.
Леонид торопился домой, чтобы забросить чемодан, набитый бумагами с работы и отправиться на поиски жены. Он чуть не попал под машину, перейдя на красный, врезался в какую-то старушку и безумно извинялся.
«Как я мог быть так эгоистичен с ней?» – думал он, – «это же Геля… моя Геля…»
Он мгновенно взлетел по ступенькам, не поздоровавшись даже с консьержкой и остановился у двери, которая была почему-то открыта.
Все волшебство растворилось в одно короткое мгновение, Леонида охватил странный, необъяснимый страх и предчувствие чего-то неминуемого и совсем не радостного.
Набравшись смелости он все-таки вошел внутрь.
Чьи-то шаги, которых они, конечно же, не слышали, простучали по паркету и на пороге гостиной появилась неясная тень, которая привалилась спиной к дверному косяку и стала неслышно наблюдать, делая вид, что ее здесь нет. Ей хотелось курить, но она сдерживала себя. Она пыталась понять, почему ей так больно, но у нее не находилось ответа на этот вопрос – просто больно и все. Их же ничего не связывало – просто глупая легкомысленная и ни к чему не обязывающая сцена в подъезде, а потом и в его квартире. Ну, так с ее ненавистной сестрицей их тоже связывало тоже самое, менялось лишь место действия. Тогда почему сейчас Юля готова была броситься к ним и вцепиться в волосы Ангелине, которая в эту минуту целовала в обнаженную шею человека, которого и своим то Юля назвать не могла? Ответа у нее не было, но она испытывала жгучую ненависть и острое разочарование обманутых чувств и рухнувших иллюзий.
– Прошу прощения, – тихо и очень холодно сказала она, с интересом наблюдая за полученным результатом.
Они соизволили отвлечься друг от друга и сразу же сделать вид, что ничего не было. Ангелина сдержанно выругалась, одернула юбку и запахнула рубашку. Кир застегнул брюки и схватил со стола бутылку вина, словно собирался обороняться.
– Чего тебе здесь нужно!? – горячо зашептала Ангелина. Дышала она еще часто и тяжело и в ее речи появилось непривычное придыхание.
– В квартире, где я живу? – усмехнулась Юля, – я просто пришла домой, – она каверзно улыбнулась и все-таки закурила, прямо в комнате, – ну я рада, что ты наконец-то решилась завести любовника. Я одобряю твой выбор, – они обменялись с Киром полными ненавистью взглядами. Он выпил вина прямо из горла и поставил бутылку на стол, ударив ей так, что они обе вздрогнули, подумав, что она сейчас разобьется.
– Юля! – взвизгнула Ангелина и подскочила к девушке, – что между вами было!? – она обернулась на Кира, он промолчал.
– Ну как тебе объяснить, – улыбаясь, начала Юля, хотя ей было совсем не весело, – да тоже самое, что между вами.
– Ты спал с моей сестрой?! – закричала Ангелина и теперь ее гнев обращался Киру.
– Так получилось, – равнодушно пожал плечами он и стал застегивать свою рубашку, как будто ничуть не смущенный тем, что их застал не муж Ангелины, а ее сестра.
Юле совсем не понравился этот ответ и она тоже начала закипать.
– Шлюха! – Ангелина набросилась на Юлю и они вцепились друг другу в волосы, ему пришлось растаскивать их в разные стороны. Старшая опомнилась сама, засмущалась своего вида и села на диван, низко опустив голову. Младшая врезала ему пощечину, почувствовав себя хоть сколько-нибудь отомщенной.
– Ты ублюдок, – изрекла она.
– Между нами ничего не было, – напомнил ей Кир и ушел в прихожую, чтобы отыскать свое пальто, там он столкнулся с ничего не понимающим Леонидом. Тот уже было решил, что в их квартиру забрались воры, но увидел Юлю, выскочившую в след за Киром в подъезд и передумал. Он заглянул в комнату, где сидела грустная растрепанная Ангелина в помятой одежде.
– Что здесь случилось? – спросил он. Женщина подняла на него полные слез глаза.
– Леня… – радостно воскликнула она.
– Геля, кто это?
– Любовник моей сестры. Леня, как я рада тебя видеть… – она преодолела разделявшее их расстояние и крепко-крепко обняла его, уткнулась лицом в ткань пальто у него на груди, пахнущую свежестью с улицы, усыпанное снежинками. Леонид неуверенно погладил ее по волосам и вздохнул облегченно.
– Ты простила меня? – не удержался и задал волновавший его вопрос он. Ангелина прикусила губу и кивнула. Она чувствовала себя настолько виноватой, что и думать забыла о нападении. Сейчас ей больше всего на свете хотелось чувствовать чью-то защиту и понимание и он был самой подходящей для того кандидатурой.
Кир выбежал на улицу, так и не одев пальто, которое он зачем-то нес в руках. Холод отрезвил его, и он почувствовал неожиданную легкость. Это пасмурное снежное небо словно само собой навеивало мысли о полете.
Юлия догнала его у подъезда и неуверенно схватила за локоть, он даже не обернулся.
– Значит ничего? – спросила она.
– Ничего, – подтвердил мужчина и зачем-то повторил по слогам, – ни – че – го.
– А та ночь? – он сразу не понял о чем говорит девушка, а как только осознал, ему стало больно и неприятно.
– Ты не заметила, что я называл тебя чужим именем? – вопросом на вопрос ответил Кир. Юля отпустила его и сжала руки в кулаки, по ее щекам ползли черные из-за туши слезы.
– Двумя именами, – поправила она и замолчала ненадолго, а потом бросила насмешливо, – тебе привет от Люси.
– Что!? – только одно упоминание ее заставило его обернуться. Он смотрел на нее так, словно он был болен раком, а Юля только что нашла лекарство, но не желала делиться с ним.
– Думаешь, она сама решила под тебя лечь? – продолжала девушка, с наслаждением замечая, какую боль ему причиняют ее слова.
– Так это все ты?! Но… как…
– Когда она наконец-то тебя прикончит, я буду ей очень благодарна, – Юля не желала открывать своих карт, да и теперь в игре больше не было смысла. Она развернулась на своих каблуках и пошла к подъезду, чувствуя его прожигающий душу взгляд. О, какая ненависть! Наконец-то она удостоилась хоть чего-то, раз не смогла удостоиться любви.
Юля сидела в подъезде его дома на ступеньках третьего этажа, так и не решаясь подняться выше и позвонить, что-то мешало ей сделать это. Когда она уже собралась уходить, ее чуть не сшибла с ног заплаканная, но очень красивая девочка, примерно ее ровесница. Только в отличие от Юли она выглядела сущим ребенком – глаза ее были чистыми и невинными, волосам была незнакома краска, а коже косметика. Она рыдала так, будто только что на ее глазах умер ее самый близкий человек, и никак не могла успокоиться.
– Тише-тише… – Юля обняла незнакомку за худые плечи, – ну не реви. Что у тебя стряслось?
– Я ненавижу его! Ненавижу! – это объяснение ничего Юле не дало, и она сочла своим долгом напоить девчонку и расспросить обо всем по подробнее. Через некоторое время они уже сидели вместе на каком-то грязном темном чердаке, вооружившись двумя банками алкогольного коктейля и бутылкой дешевого трехзвездочного портвейна.
Люся, как представилась девочка, нехотя рассказала Юле свою историю и та задумчиво курила дорогие сигареты с ароматом вишни, переваривая услышанное.
– Я хочу отомстить, – закончила свою пламенную речь Люся, – я больше ничего не хочу кроме мести! – она сжала руки в кулаки, а потом приложилась к коктейлю, судя по всему, пила такое она в первый раз, – я украду в кабинете химии серную кислоту и заставлю его выпить! А потом я вырежу его сердце! И сожгу его и…
– Остановись, – улыбнулась Юля, – все конечно прекрасно и чудесно, но подумай о трех вещах, моя дорогая. Во-первых как ты собираешься все это провернуть? И ты думаешь, что ты – такая хилая девчонка сможешь одолеть взрослого мужчину? Во-вторых. Если ты это все все-таки сделаешь, тебя же посадят. Всю жизнь будешь отсиживаться за эту расправу. А на зоне будут сотни таких же, как он, и никуда ты от них там не сбежишь и не сделаешь с ними ничего…
– Но я потом покончу с собой! – перебила ее Люся, – я не хочу жить. Меня здесь держит только месть…
– Не торопись на тот свет, – посоветовала Юля, – здесь тоже есть на что посмотреть. И куча всего интересного, – она допила свой коктейль и принялась ковырять ключами пробку бутылки портвейна. Люся неотрывно следила за ней грустным опустевшим взглядом. – Тебе всего пятнадцать, ты еще многого не пробовала! Нельзя лишать себя всех этих удовольствий из-за какого-то говнюка.
– Я не хочу, – отрезала Люся, – хочу чтобы он сдох.
– Ну ладно, – Юля махнула на нее рукой и пригубила портвейн, был он, конечно же, отвратительным, но это ее не смутило, – убьешь ты его, расчленишь и что? Это вся месть? Так вот, в третьих. Не лучше ли уничтожить морально? Поверь мне, сжечь человека изнутри куда более действенно и исполнимо…
– Например? – заинтересовалась ее собеседница. Все, что касалось убийств и человеческих страданий ее особенно увлекало. «Какая-то она ненормальная, – думала Юля, наблюдая девочку, – слишком кровожадная, слишком повернута на мести. Не вскроется сейчас – станет маньяком». С ней было жутковато находиться наедине, но сейчас агрессия девочки была направлена не на нее и опасаться было нечего.
– Ну например… – Юля импровизировала на ходу, – ты пишешь заявление в милицию о растлении несовершеннолетних и он гниет на зоне. А ты приходишь иногда, тычешь пальцем и смеешься.
– Мне это нравиться, – поделилась Люся, – только как это осуществить?
– Элементарно, – передернула плечами Юля и протянула ей портвейн, чувствуя, что ее ждет что-то увлекательное, – пойти и написать заявление.
– Но он меня не… – закончить Люся не решилась, но Юля ее поняла и звонко рассмеялась, – да ладно. Кто будет проверять? – она напустила себя вдруг устрашающий вид и сделала страшные глаза, – или ты что? Девственница? Тогда тебе никто не поверит.
– А они будут проверять? – испугалась Люся.
– Будут конечно, – уверенно сказала Юля, – а ты как думала?
– Это ужасно…
– Но ты же хочешь его засадить на пожизненный? – решила подкрепить ее уверенность Юля. Люся выпила немного портвейна, поморщилась и кивнула, в глазах ее загорелось какое-то жуткое синее пламя. «Нужно поскорее уйти отсюда, – подумалось Юле, – а то она сейчас и меня заодно укокошит». Хотя ей очень хотелось смеяться звонким пьяным смехом.
– Ему дадут пожизненный? – недоверчиво осведомилась она, Юля кивнула с очень умным видом, забрала у нее бутылку и сделала еще несколько глотков.
– Только ты оставь дверь открытой, – сказала она, – главное, чтобы дверь осталась открытой. Я тогда прибегу в нужный момент и стану свидетелем. Я буду ждать в подъезде.
– Спасибо тебе… – хриплым тихим голосом прошептала Люся. Юле было очень-очень смешно, всю дорогу она с большим трудом сдерживала улыбку, убеждая себя, что они идут на серьезное дело и смеяться тут не над чем. Она, как и обещала, затаилась в подъезде и подтолкнула Люсю, чтобы придать ей уверенности.
– Ну, давай, подруга, – ободряюще сопутствовала она, – я в тебя верю!
– Спасибо… – Люся взяла у нее портвейн и отпила немного для храбрости, хотя по ее зеленой коже и трясущимся губам все равно было видно, как она боится. Это веселило Юлю не меньше всего остального.
– В какую хоть квартиру? – зачем-то спросила она.
– В двадцатую, – пробормотала Люся, язык ее явно не слушался. После этого ответа все веселье Юли куда-то схлынуло и ей стало неожиданно грустно и тошно. Теперь все разрозненные куски мозаики в ее голове собрались в единую целостную картину. И в этой картине ей, конечно же, не было места.
Юля допила портвейн и яростно разбила бутылку о пол, так и не позволив себе заплакать.
Глава тринадцатая
Люся никак не могла заснуть.
Даже этой мелочи, которой она желала больше всего она не могла позволить себе, поэтому лежала в темноте с открытыми глазами и старалась отключиться, хотя сделать это, зная, что происходит в соседней комнате, было сложно. Она все время видела перед собой ту ужасную отвратительную сцену и ей делалось тошно, она готова была вскочить и бежать в ванную, но при этом ей было страшно выходить в коридор.
Через какое-то время кто-то в темноте неслышно зашел в комнату и улегся рядом с ней. Люся чувствовала сладкий запах геля для душа и шампуня и мокрого чистого тела. Но чистота эта была обманчивой, она все равно ощущала зловоние несмываемой грязи.
Ваниль… или что-то другое? Вроде бы карамель… Чтобы скрыть гниение.
Это была Таня.
– А Антонина знает? – шепотом спросила Люся, она не смогла молчать. Таня тяжело вздохнула и ответила вопросом на вопрос:
– Ты слышала? Он только потом сказал, что ты здесь…
– Я видела, – Люся прикусила язык, осознание того, что говорить об этом не стоило настигло ее только после того, как она озвучила свои мысли, – так она знает?
– Нет, ты что! – воскликнула Таня, а потом испугалась, что говорит слишком громко, – это ее убьет. Ведь она его любит.
– Любит? – переспросила Люся и эти слова показались ей какой-то кричащей дикостью. Если бы такое сказал ведущий по телевизору, пытаясь неудачно пошутить, она бы поверила, но когда это говорила Таня без намека на юмор, она не способна была принять их за правду.
– Представь себе, Люся, – как-то грустно проговорила ее некогда лучшая подруга, – люди иногда любят, – повисла пауза, после которой она все-таки закончила свою мысль, хотя не хотела, – очень плохих людей.
– Но это же несправедливо…
– Жизнь очень несправедливая штука, – философски рассудила Татьяна и что-то дрогнуло в ее голосе, – да и кто-то же должен их любить? Они же такие убогие в своей мерзости, такие жалкие… Их нужно жалеть и любить. Чтобы они стали лучше… – Люся внимательно посмотрела на нее и ей показалось, что подруга плачет, но было слишком темно, чтобы разглядеть.
– И ты любишь его? – пораженная до глубины души выдохнула она.
– Нет, – Таня сдавленно и грустно рассмеялась, – я его ненавижу.
Они некоторое время полежали в темноте, ничего друг другу не говоря. Люся слушала как тяжело и судорожно дышит Таня, а потом уловила среди ее дыхания всхлипы и, заставив себя победить отвращение, обняла девушку за костлявые плечи и погладила по мокрым волосам. Таня плакала все сильнее и сильнее и, кажется, уже не замечала присутствия подруги. Люсе хорошо было знакомо такое состояние, она слишком привыкла к нему за последнее время и слезы стали привычным делом. Когда ты остаешься в мире наедине со своей болью, ты не замечаешь ничего вокруг и не хочешь замечать. У тебя есть боль и она сильнее всего, сильнее даже ненависти.
– Как давно это происходит? – зачем-то спросила Люся.
– Года два… или три… – Таня запнулась, потому что поняла, что уже запуталась во времени. Ей казалось, что это унижение продолжается целую вечность, но на самом деле вечность эта длилась несколько лет. Самых страшных лет в ее жизни.
– Почему ты ничего мне не рассказывала? – вырвалось у Люси и Таня уловила в ее голосе плохо скрытую обиду, словно они снова были лучшими подругами.
– Это мой крест и я не хочу перекладывать его на чужие плечи, – объяснила девушка.
– Это не крест. Это чужая похоть! – воскликнула Люся как-то слишком громко и, отпустив ее, села на кровати, глаза ее горели в темноте, а по щекам текли слезы, – почему мы должны платить за чужие грехи, Таня!? За чужую похоть, за чужую глупость! Ну почему?! Какое они имеют право использовать нас для исполнения своих омерзительных желаний?! Да какое они имеют право…
– Тише-тише, – испуганно прошептала Таня, обернувшись на темный проем двери, она боялась, что отчим их услышит. Что-то насторожило ее в словах девочки. Она откинулась на подушку и попыталась понять что.
– Кто они? – глухо осведомилась она, ей было как-то не по себе, – он сделал тебе что-то?
Люся сначала не поняла о ком она говорит, потому что с Таней они сейчас думали о разных людях, но все-таки сообразила.
– Нет. Но Кир… – нерешительно пролепетала она, и собиралась уже излить из себя новую гневную речь, как Таня вдруг попросила ее:
– Оставь его в покое.
– Не за что! Он угробил мою сестру, – упрямо заявила девочка.
– Ты сама угробила свою сестру, – вдруг изрекла Таня совершенно спокойным голосом, словно говорила о чем-то обычном и каждодневном, – потому что не желала ее понять. Если бы ты прислушалась к ней, она бы не сделала того, что сделала. Люся, ты сама виновата и не пытайся переложить вину на чужие плечи…
– Да что ты такое несешь!? – в слезах перебила ее девочка и потрясла за ворот ночной рубашки, – как ты можешь так говорить!?
– Тише, – только и ответила Татьяна, – или хочешь, чтобы сюда явился отчим?
Она стряхнула руки Люси и легла на край кровати подальше от нее, накрывшись одеялом с головой. Больше они не разговаривали по душам. Не этой ночью. Никогда.
Стена, которую той дождливой ночью возвела Люся, теперь возросла до небес, навсегда сделав их совершенно чужими людьми.
Утром стало теплее и выпавший накануне снег начал таять и ледяные капли сползали по запотевшим стеклам. Таня проснулась под звук капели и ей показалось, что сейчас весна и ей лет десять и она выбежит на улицу, чтобы побыстрее прийти к дому Люси и позвать сестер гулять. И они будут так смешно ругаться из-за того, что маленькая Люся не хочет одевать шапку и в чем-то она права. На улице уже тепло, хотя еще не настолько… По асфальту бежали многочисленные ручейки, в которые подруги отправляли неумелые кораблики, которые им помогал сделать Миша. А следом нелепые послания, веря, что если вода унесет их прочь, то они обязательно сбудутся. Таня плохо помнила, что она тогда писала на скомканных листках бумажки, но желание Наташи прочно врезалось ей в память «я хочу любовь, как в книжках».
Таня грустно улыбнулась и прогнала эти мысли.
Только когда она оделась и пришла на кухню, она вспомнила ночной разговор с Люсей и поняла, что не обнаружила ее дома.
– А где Люся? – спросила она у Бориса, который с отсутствующим видом читал газету и делал вид, что впервые слышит это имя и впервые видит саму Таню. Он нахмурился, отложил газету и внимательно посмотрел на нее.
– Ушла, – бросил он. От его взгляда ей стало как-то неуютно и она отвернулась к окну.
– Куда это?
– Не знаю, – отчим передернул плечами, – не отчиталась. Ненормальная какая-то она.
Тане очень хотелось сказать, что она считает его ничуть не более нормальным, чем девочка, но она промолчала, наученная горьким опытом, что конфликты сами найдут ее и лучше не искать этой встречи самой.
Неприятное молчание, висевшее между ними нарушил звонок телефона. Борис и не почесался взять трубку и ответила как всегда Таня.
– Здравствуйте… Можно Таню? – она с удивлением услышала на том конце провода взволнованный голос Владимира. Ей стало грустно.
– Можно, – ответила она.
– Таня, это ты? Что с тобой? Что он с тобой сделал? – Таня испугалась и накрыла трубку ладонью, чтобы Борис ненароком не услышал, что говорит Владимир. Она прикусила губу, подумала немного и сказала нарочито веселым и бодрым голосом:
– У меня все хорошо!
– Точно? – недоверчиво переспросил ее недавно обретенный друг, – точно хорошо?
– Ну да, – кивнула Татьяна, не подумав, что он не видит этого жеста. Все это время Борис внимательно следил за ней.
– Ты вернешься к нам? Мы скучаем… – слова Владимира показались ей странными. Она понимала, что он старательно прячется за этим «мы», прикрываясь безразличным Киром. «Так все-таки ты скучаешь?» – мысленно обратилась к нему девушка. Все это казалось ей очень странным. Зачем она ему, жалкая и беспомощная, погрязшая в пороке? Просто такое доброе сердце, желающее пригреть и утешить любую тварь ползучую?
– … и волнуемся, – закончил мужчина, – пьяный Кира вчера все угрожал, что прикончит твоего мучителя.
– Хорошо придумал, – хмыкнула Таня, но ей не нравилось присутствие отчима. Он явно уже подозревал о чем-то, поэтому она поспешила закончить разговор:
– Потом поговорим, ладно?
– Ладно… – упавшим голосом откликнулся Владимир, он тоже начал что-то подозревать и явно жалел, что его друг не сдерживал обещаний, данных на нетрезвую голову.
– Но если он что-то сделает, сразу звони, – не удержался он.
– Да-да-да, – согласилась Таня и нажала сброс. Пальцы невольно разжались и телефонная трубка упала на стол, чуть не разбившись.
«Вот оно – мое спасение, – пришло в голову девушке, – мой шанс… И если я не воспользуюсь им…»
Голос Бориса оборвал ее мысли.
– Кто это был?
– Миша, – быстро соврала она и вышла с кухни, – позвал меня гулять.
Отчим ухмыльнулся как-то нехорошо, но ничего не сказал. Таня решила, что не хочет оставаться с ним наедине и если Люси нет, ей не обязательно сидеть здесь и караулить, чтобы его грязные лапы добрались и до нее. Она догадывалась, где сейчас Люся, но это мало волновало ее.
Она быстро оделась и вышла из дома, без шапки, в распахнутом пальто, как будто на улице и в правду была ранняя весна, а вовсе не декабрь.
Люся положила на холодную землю, присыпанную тонким слоем первого, но уже начавшего таять снега, две белоснежных розы и остановила на мгновение свою руку, прикоснувшись к уже изрядно завядшим цветам, принесенным ею в прошлый раз. Под снегом чернозем был все-таки теплым и оттого, казался живым. Она опустилась на колени и прижалась лицом к холодной ограде, поглаживая пальцами мертвые лепестки и землю. Второй рукой она прижимала к груди плюшевого медвежонка, которого принесла с собой.
– Ну зачем ты ушла… – прошептала она тихо-тихо, так, что сама не услышала звука собственного голоса, – зачем ты бросила меня? Сестренка… – голос сорвался на плач и она снова начала рыдать.
С неба что-то капало и, кажется, это был дождь. Он становился все сильнее, и ей невольно вспомнилась та ненастная ночь, когда она видела Наташу в последний раз.
А что, если Таня права и в случившемся никто, кроме нее не виноват? Она же не знает ничего о том, что произошло после ухода сестры из дома… Почему она так поступила? Вдруг она пошла бросаться с балкона неизвестного дома не потому, что ей что-то сказал Кир, а из-за того, что наговорила ей она? Ведь она сама подкинула ей такую идею, она порезала руку…
Люся аккуратно положила медведя на могилу и поправила пурпурный атласный бант, повязанный на его шее. Он смотрел на нее своими немигающими глазками-бусинками и довольно улыбался.
– Нравиться он тебе? – спросила она, зная, что не получит ответа. Но Люся знала, что ее сестра любила как ребенок плюшевые игрушки, разговаривала с ними. Она представила себе, как Наташа прижимает этого медведя к груди, гладит по плюшевой голове и улыбается, выдумывая ему имя. Смешная такая привычка…
Сегодня девять дней со смерти Наташи. Сегодня ее день рождения… Ей так и не исполнилось семнадцать лет.
Люся села на лавочку у ограды и спрятала лицо в ладонях. Так она просидела долго-долго под холодным сильным дождем, а рядом с ней лежал нож, предусмотрительно унесенный из дома. Где-то в глубине души она, придя сюда, надеялась увидеть здесь Кира и наконец-то сделать то, что собиралась. А потом с чистой совестью отправиться к Наташе и маме…
Она встала и пошла к выходу только спустя много времени. Одежда на ней промокла до нитки, как и медведь, лежавший на могиле и смотревший на нее своими добродушными глазами. Сделав несколько шагов, она не выдержала, остановилась и обернулась.
– С днем рождения, – проговорила Люся, и ее голос потонул в завываниях неистового ветра.
