Текст книги "Давай никому не скажем (СИ)"
Автор книги: Агата Лель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Он должен сам отказаться от меня. И возненавидеть.
Часть 68. Ян
Ян
Да что с ней такое происходит? Её голос по телефону… словно неживая. Чужая.
Случилось что-то непоправимое.
Как заведённый ходил по комнате прокручивая недавний разговор. Достигнув точки кипения, был готов снова сорваться на Школьную, чтобы выяснить, что же произошло. Оделся, спрыгнул с балкона в раскисшую слякоть, но потом, потоптавшись у забора, вернулся обратно, решив, что лезть к ней в душу сейчас – всё-таки не самая умная мысль. В конце концов с моей подачи она вынуждена кардинально изменить свою жизнь: бросить работу, семью, сменить город. Отказаться от мечты – отложить покупку дома.
Да я куплю ей десять домов, пусть только будет рядом и просто поверит!
Скрепя сердце, и собрав волю в кулак, юркнул под одеяло. Рассматривая узоры на темном потолке, принялся ждать наступление следующего дня.
Собранный чемодан дожидался своего часа под кроватью, карман грел украденный паспорт и сэкономленная наличность. Я смотрел на часы и поторапливал время: хотелось скорее поехать к ней, помочь собрать вещи, поговорить в конце концов, убедить в серьёзности своих намерений.
В то, что всё мною задуманное у меня непременно получится – я даже не сомневался. Я обязательно закончу школу в Новороссийске и там же поступлю в институт. Я знал, чем хочу заниматься, и знал, как этого достичь. Но всё это не имело никакого смысла, если её не будет рядом. Мне хотелось стать кем-то в этой жизни ради неё, чтобы она ни в чём не нуждалась.
В пять часов вечера снова запер изнутри комнату и врубил музыку – пусть думают, что я там маюсь бездельем под ненавистное всеми The Prodigy.
Перепрыгнув через забор, зашагал к остановке. Как же хотелось её снова увидеть и перестать уже накручивать себя всякой ерундой. Если всё пойдёт по плану, то завтра, в это же самое время, мы будем по пути в Новороссийск.
Волнительно, и в то же время так круто менять свою жизнь вместе с кем-то и ради кого-то.
Надавил на кнопку звонка, прислушиваясь к приглушённым трелям за дверью. Она долго не открывала, и я уже начал было беспокоиться, когда наконец раздался скрежет ключа.
– Ну наконец-то! Я уже собирался ломать дверь. Давно хотел попробовать вот этот трюк Джеки Чана, когда он с ноги вышибает… Ого, ты куда-то собралась?
– Пойдём погуляем? – уже полностью одетая, в высоких сапогах и наглухо застёгнутом пальто, она вышла на лестничную клетку и захлопнула дверь.
– Ну давай. Там как раз дождь собирается – самое время для вечерней прогулки, – пошутил, но улыбки в ответ не удостоился. – Подожди, а поцелуй? – наклонился к лицу, но она резко увернулась. В итоге мазнул губами по щеке и, обломавшись, поспешил следом вниз по лестнице. – Ты такая серьёзная, что я начинаю тебя опасаться. Что-то случилось?
– Давай не здесь, – кинула она выходя из подъезда, минуя обсыпанную старушками лавочку. Те, сбившись в кучку, как воробьи на ветке, проводили нас любопытными взглядами.
Шёл рядом как дурак, абсолютно не понимая, что за чертовщина происходит. Она другая. Совсем. Словно посторонний человек.
Зайдя в парк, зашагали по пустынной аллее. Молча, на расстоянии, как два незнакомых друг другу случайных попутчика. То и дело бросал на неё косые взгляды, силясь уловить знакомые тёплые эмоции, но она чеканила шаг, смотря куда угодно, но только не на меня.
Лицо словно вылито из воска – равнодушное, не живое.
– Короче, мне всё это надоело, – остановился и, взяв её за руку, повернул к себе. – Что происходит? Почему ты такая… такая…
– Какая?
– Холодная, блин. Как ледышка. Бегу за тобой верной собачкой, жду чего-то. Что с тобой такое творится? Я в чём-то провинился? У тебя снова проблемы? Мать? Сосед? Деньги? Что случилось? Не молчи! Я не понимаю тебя сейчас, ты – это будто не ты, – обхватив ладонями её лицо, заглянул в бездонные, но такие пустые глаза.
– Ян, мы не можем быть вместе, – твёрдо произнесла она.
Плещущуюся через край синеву заволокло плотным маревом непроглядного тумана.
– В каком смысле – не можем? Это шутка такая?
– Нет, это не шутка.
– Н-да, вечер перестаёт быть томным, – нашарив в кармане пачку сигарет, сел на влажную, засыпанную кленовыми листьями лавочку. С третьей попытки высек пламя, нервно затянулся. Она стояла напротив и молчала. Такая невыносимо красивая, и такая холодная… – А теперь давай по порядку, женщина. Что на тебя нашло?
– Ты вообще когда-нибудь можешь быть серьезным?
– Я серьёзен. Как никогда!
– А я вижу, что ты ёрничаешь!
– А я вижу, что ты чокнутая девчонка, с чего-то вдруг возомнившая себе, что с какого-то хрена может играть чужими чувствами!
– Я не играла твоими чувствами, ты мне правда… нравился.
– Нравился? Нравился??! – пнул горку листьев, и те разлетелись ей под ноги жёлто-оранжевым конфетти. – А в постели ты говорила другое!
– Но я не признавалась тебе в любви!
– Да кому нужны эти слова? Я чувствовал тебя и твои эмоции. Вот этим, – ударил кулаком по грудной клетке. – Я не безразличен тебе, почему, зачем нам расставаться? Что за блажь?!
– Потому что у нас нет будущего, Ян! – с надрывом выдохнула она. – Потому что ты молод, потому что ты из уважаемой семьи, потому что тебе нужна не я. Тебе нужна совсем другая!
– Откуда ты знаешь, кто мне нужен? – не выдержав, повысил голос. Стайка сонных грачей взлетели с мокрой ветки, осыпав нас мелкими холодными каплями. – И почему-то раньше ты не считала ни возраст, ни грёбаное положение в обществе какой-то непреодолимой преградой!
– Я и раньше так считала, но уговаривала себя, что, может, всё-таки получится. Но нет, глупо даже думать, что там, в чужом городе, без благословения твоих родителей у нас выйдет что-то путное. Спустись уже с небес на землю!
– Благословение родителей? Что? Я не ослышался? Кто из нас ещё из высшего общества! Какие помпезные речи, прости, что не во фраке!
– Ну вот видишь! Ты ещё мальчишка, не серьезный! Заводишься с пол оборота!
– А по-твоему только унылое чмо в начищенных ботинках и причёсочкой на пробор может быть серьёзным? – вскочил с лавочки, и подошёл к ней вплотную. – Короче так, мне надоело это слушать. Похоже, ты рехнулась, но я люблю тебя любую. Идём, – взял её за руку и потянул к выходу из парка.
– Куда ты меня тащишь?
– Куда надо. Если ты боишься принимать решения, я буду делать это за тебя.
– Я выхожу замуж за Тимура, – на одном дыхании проговорила она, и я резко остановился. Сделав по инерции следующий шаг, врезалась в мою окаменевшую фигуру. Выдернула руку и отошла.
– Что ты несёшь? – скорчил кривую мину.
– Я выхожу за Тимура. Мы встретились вчера… и провели вместе ночь! – выпалила она, отступив ещё на один шаг.
– Врёшь!
– Не вру!
– Врёшь!!! – прорычал в ответ и, довольно грубо обхватив ладонями её лицо, поцеловал.
Вложил в поцелуй всю злость, всю агрессию, всю боль. Она остервенело кусала мои губы, цепляясь тонкими пальцами за стриженный затылок.
Царапины на шее, едва слышный полувсхлип-полустон…
Отпрянув, с пылающими губами и лихорадочным блеском в глазах, снова отошла на несколько шагов.
Будто спасаясь бегством, будто боясь снова поддаться…
– Не вру! Он был у меня! Поэтому я не брала трубку! Я была с ним! Спала! И он хочет, чтобы я стала его женой. И я согласилась. У нас нет с тобой будущего, понятно?! – практически кричала она.
– А с ним, значит, есть будущее, да?
– А с ним – есть. Прости меня. Прости меня, за всё!
Мир с размаху обрушивается под ноги и рассыпается на миллиарды осколков. После её крика тишина кажется оглушительной, лишь ветер гоняет внутри пустой беседки обрывки брошенных ею фраз.
– Желаю счастья, – развернулся, и не оборачиваясь пошёл в противоположную сторону.
– Ян!
– Иди, строй своё счастливое будущее. А я пошёл строить своё.
***
Серое утро вероломно проникло в отравленный алкоголем мозг.
Водка, дешёвый портвейн, ударная доза никотина, ментовский "бобик"… А дальше всё. Пустота.
Липкие щупальца боли сдавили нутро. Боль не физическая – душевная. Но разве может болеть то, чего нет? Мою душу выгрызли вчера без анестезии и бросили в грязь под ноги.
Хотелось бы сдохнуть, но увы: мотор зачем-то всё еще стучал, разгоняя по венам остывшую кровь.
Говорят, что мужчины не плачут.
Врут.
Завтра двадцатое октября. День, когда я начну собирать себя по кускам. А сегодня, если повезёт, сердце разорвётся к чертям собачьим и я сыграю в ящик.
Часть 69.1. Яна
Яна
Прошло три дня. Три самых длинных дня в моей жизни.
Я закрылась дома, никуда не выходила и никого не впускала. Несколько раз приходила Инна, стучала, звонила, грозилась выломать дверь, но я ей так и не открыла. Не хотелось никого видеть и слышать.
Было настолько больно, что я вдруг поймала себя на мысли, что перестала эту боль чувствовать. Просто впала в состояние прострации: ничего не ела, лежала целыми сутками, прокручивая в голове одни и те же мысли. Если вставала зачем-то, то как сомнамбула бродила бесцельно по дому, трогая руками окружающие предметы. Комната за комнатой, и так по кругу.
Ян не выходил из головы ни днём ни ночью, как смертоносный вирус проник под кожу, высасывая последние крохи энергии. Лучше бы он бросил меня, лучше бы нашёл другую, мне было бы легче. Я бы злилась на него, может, даже возненавидела. Но знать, что он мой брат… Осознание этого медленно сводило с ума.
А если бы мы зашли ещё дальше, если бы не узнали ни о чём – поженились, родили общих детей…
Пыталась утешать себя мыслью, что всё равно бы у нас ничего не вышло. Ржавыми гвоздями вбивала в подкорку, заставляя себя в это поверить.
Мы слишком разные – из разных миров, его семья не дала бы нам жить спокойно. Он ещё слишком молод и не нагулялся. Начались бы скандалы, череда любовниц. Ночные звонки, помада на рубашке, задержки на работе…
Я думала об этом, и становилось немного легче. Совсем чуть-чуть. Самую малость.
Я всё сделала правильно. Пострадает немного, подлечит уязвлённое эго, а потом забудет: поступит в институт, женится на девочке из своего круга… Новая жизнь, новые знакомые, новые чувства…
Я просто не могла вывалить на него эту правду. Хотя бы кто-то из нас двоих должен быть счастливым.
Телефонный звонок раздался словно пушечный выстрел. В неживой тишине дома его звук казался оглушительным, каким-то зловещим чужаком в моём потерявшем краски обесцвеченном мире.
– Ян, это я, – проговорила на том конце Ника.
Шум дождя по карнизу, хлопки дверей гастронома, звук надрывающегося клаксона. Где-то там, за стенами моего кокона, жизнь по-прежнему влачила своё жалкое существование.
– Привет. Всё хорошо?
– Ну как тебе сказать – хреново. Колюня сделал ноги, мать бегает теперь по дому с верёвкой, и орёт, что жить не хочет. Мы уже устали с тётей Нюсей её успокаивать. Может, приедешь?
– Хорошо, скоро буду, – положила трубку и устало потёрла большими пальцами виски.
Только этого мне сейчас не хватало. Мать с белой горячкой и суицидальными наклонностями сейчас именно то, что доктор прописал. Но Нику было жаль. Как бы не не хотелось выбираться из дома, через силу собрала себя в кучу и пошла одеваться.
Натянув джинсы, обнаружила, что те спадают, свитер тоже болтался как на вешалке. Из зеркала на меня смотрела бледная осунувшаяся тень, с синяками под глазами и волосами-сосульками.
Жалкое потерянное существо с пустым взглядом.
***
В подъезде всё так же пахло тушёной капустой и разросшейся от сырости плесенью. Было жутко холодно – конец октября, отопление так и не включили.
– Наконец-то, заждались тебя уже, – встретила у порога тётя Нюся. – Совсем мамка ваша с катушек слетела. Буробит что-то невнятное, про деньги какие-то, про мэра.
– Где она?
– Да в комнате у себя сидит, еле с Вероникой её туда загнали, – семенила следом соседка. – А ты чего бледненькая такая? Заболела?
Ничего не ответив, толкнула дверь в дом. Мать лежала на диване, беспокойно ёрзая и постанывая. Вокруг разбросанные вещи, на столе пустые бутылки, сгнившие объедки.
Из комнаты вышла Ника и, облокотившись о дверной косяк, мазнула незаинтересованным взглядом по родительнице.
– Давно она так? – я кивнула на мать.
– Два дня уже. Вот как этот хрен свалил, так и забухала по-черному.
– А чего вдруг свалил-то?
Ника безразлично дёрнула плечом.
– Да откуда я знаю, меня дома не было. Пришла – эта уже пьяная валяется и Колю проклинает. Фингал вон видишь? По ходу весело они тут попрощались, – ехидно усмехнулась.
– На вот тебе деньги, купи активированный уголь, аспирин. И воды газированной, – сунула ей в руки пару скомканных купюр.
– Да нафик надо? Плевать она на нас хотела, почему мы должны вокруг нее плясать? – возмутилась Ника, но деньги взяла.
Через пару минут вышла из комнаты уже в куртке, и скрылась за дверью коридора.
Присела на край дивана, и потрясла мать за предплечье.
– Ма-ам, ты как?
– Янка, это ты, что ли? – открыла опухшие глаза и подслеповато сощурилась. – Плохо мне, дочка. Помираю. Воды дай.
– Пить надо меньше и будет хорошо, – взяла со стола графин, и плеснула в заляпанный пивной пеной стакан.
– Да с чего хорошо-то будет, если мужиков нормальных нет. Перевелись мужики. Вот, видишь, – ткнула пальцем в фиолетовый кровоподтёк под глазом, – его рук дело, Николаши, чтоб его!
– А за что это он тебя так?
– А, – махнула рукой, – отпускать не хотела, и деньги отдавать. Он же сволочь такая всё равно свалил, ни копейки ведь мне не оставил! Совсем ушёл, вещи вон свои собрал… Всё деньги эти проклятущие! Чувствовала я, что счастья они никому не принесут, – трясущимися руками взяла стакан, и за несколько глотков полностью осушила.
– Да откуда у тебя деньги? Мои, что ли, до сих пор не поделили? – горько усмехнулась я.
– Твои давно уже потратили. И то не все – половину этот гнида себе заныкал. Но я их у тебя не крала! – горячо вскинулась она. – Это всё он! Коробку твою нашёл и выскреб всё подчистую. Я и не знала сначала, потом он уже выпил и проболтался. Я было давай ругаться, а он говорит, что ничего мол страшного, я мать, имею право пожить получше. Ты прости меня, забил мне всю голову речами своими проклятущими! Нехорошие вещи меня заставлял делать, знала бы ты только какие…
– Ладно, что уж теперь. А то, что уехал – это даже хорошо. Не нужен он тебе, только головная боль одна. Живите себе спокойно с Никой, бросай пить, приведи себя в порядок. Ты же ещё совсем молодая.
– Не буду, не буду пить. Брошу! Вот поглядишь, – уверенно закивала мать. – Спасибо, что пришла, доченька. Виновата я перед тобой, а ты вот всё равно приехала к матери своей непутёвой, – всхлипнула, смахивая набежавшие слёзы.
– Всё, бросай сырость разводить, дома вон лучше прибери, – поднялась с дивана и, наматывая по пути шарф, пошла к двери. – Сейчас тебе Ника уголь принесёт, чтоб выпила. Я поехала, – уже вышла в коридор, как услышала вскользь брошенное:
– И никакой он тебе не отец.
– Кто? – застыла.
– Да кто-кто – депутат этот. Придумала я всё.
Её слова, сказанные так безразлично, выбили из-под ног поплывшую почву.
Забежала обратно, схватив мать за грудки:
– Как придумала? Соврала?! От начала и до конца?!
– Эй, ты чего это? – испугалась она, отбиваясь. – Ну не всё соврала – было у нас с ним по молодости действительно, только не его ты дочка. Я это просто так сказала, чтобы ты прекратила меня обвинять, что нагуляла тебя от незнамо кого. Отец твой военный, Альберт…
– Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Понимаешь?! – закричала, разглядывая её размытый сквозь пелену слёз силуэт. – Ты мне чуть жизнь не испоганила, а может уже! Я же сдохнуть хотела! Из-за твоего вранья!
– Дочка, Яночка, прости, прости! – запричитала, неуклюже поднимаясь. – Я же не знала, что тебя это так расстроит, понятия не имела!
– Всё купила, вот сдача, – в комнату вошла Ника, но я, толкнув у дверей сестру, выбежала из дома. Спотыкаясь, бежала к остановке, смеясь и плача одновременно.
Редкие прохожие осторожно сторонились, пропуская безумную в распахнутом пальто. Какая-то женщина, окинув меня взглядом полным ужаса, притянула ближе к себе маленькую дочь.
Ян не мой брат! Никакой он мне не брат!
Хотелось хохотать. Хотелось обнять каждого прохожего. К чертям обман матери, к чертям деньги, к чертям всё!
Ян мне не брат!
Мы можем быть вместе! Стало страшно, что если бы она вдруг не призналась, или когда-то потом, когда было бы слишком поздно…
Нужно срочно ехать на Звёздную, нужно увидеть Яна. Любыми путями! Если они не пустят меня в дом, я залезу через окно, буду звать его под балконом, нам нужно увидеться с ним и объясниться!
Я вымолю прощения за свою ложь, за глупые слова. Всё ему объясню. Он поймёт, обязательно поймёт.
Автобус плёлся целую вечность, хотелось выскочить на ходу и нестись, расправив за спиной вновь выросшие крылья.
Чистые улочки, аккуратные дома, полутораметровые заборы…
Надавив кнопку звонка, принялась ждать. Нажала ещё и ещё. И ещё. С той стороны лязгнул засов.
Ян! Пусть это будет Ян!
Но это оказался Роман Алексеевич. В махровом халате и расстегнутых ботинках на босу ногу.
Увидев меня, изменился в лице и, прикрыв за собой дверь, выпучил рыбьи глаза.
– Да как у тебя совести хватило явиться сюда! – прошипел, озираясь по сторонам.
– Мне нужно поговорить с Яном, прямо сейчас. Я не уйду!
– Я сказал – убирайся отсюда, и чтоб духу твоего здесь не было! Если сын у меня молодой дурак, то меня ты не проведёшь смазливой мордашкой, поняла? Спелись с мамашкой своей? Я уже дал вам денег! Пришла требовать ещё? Так вот знай – шиш вам, а не деньги, вымогательницы!
– Какие деньги? Вы вообще о чём?
– И поёшь, главное, как убедительно, ты посмотри! Хочу чтобы ты знала, – понизил голос и воровато обернулся, – как свою дочь я тебя никогда не приму, видеть тебя не хочу! А если ещё заявишься – пожалеешь.
– Да никакая я вам не дочь! – бросила ему в лицо и он, раскрыв от изумления рот, глупо захлопал блеклыми ресницами. – Мать всё это придумала, только мне непонятно – зачем.
– Не дочь? Точно? Это точно?!
– Абсолютно. Так что можете спать спокойно.
На его лице расцвела счастливая улыбка облегчения, но он, нахмурив брови, тут же её убрал.
– Я это с самого начала знал. Аферистки! Да по вам решетка плачет! Мог бы проучить вас обеих, да не хочется руки марать. Убирайся! – брезгливо скривился он, и потянул на себя коварные ворота.
Я вцепилась в резную ручку, с силой удерживая дверь.
– Я не уйду, пока не увижу Яна. Видит Бог, разнесу весь ваш дом по кирпичику! Дайте пройти, – толкнула внушительную тушу, но сдвинуть его с места оказалось не так-то просто: он как пробка плотно перекрыл узкую прореху, не оставляя ни единого шанса протиснуться во двор.
– Да что ты себе позволяешь, чокнутая! Нет Яна, уехал он!
– Неправда! Дайте пройти! – толкнула снова, утопая ладонью в мясистом животе.
– Говорю же – уехал. Вчера вечером. А перед этим нажрался как скотина, спал на лавочке в парке, пришлось забирать сына из мусарни. Позорище! И всё из-за тебя! Ты виновата! – ткнул пухлым пальцем в пуговицу пальто. – Но слава Богу он вовремя прозрел, понял, что ты за фрукт. Сам попросил купить билет, вещи собрал и время до отбытия поезда поторапливал.
– Куда уехал? В Москву? Новороссийск? – обессиленно опустила руки, оставив попытки проникнуть за ворота.
– Не твоё дело, куда! Уехал – и правильно сделал. Подальше от тебя. Так, всё, надоел мне этот цирк, проваливай, пока милицию не вызвал, – раздражённо пробурчал Роман Алексеевич, и захлопнул перед моим носом дверь.
– Пожалуйста, просто скажите, куда он поехал? – взмолилась, вцепившись в холодный металл.
– Сказал же – убирайся! Сейчас собаку спущу! – прорычал он, удаляясь.
Медленно сползла по двери на ледяную землю. Не успела. Он уехал. Я добилась своего, он возненавидел меня и уехал.
Всё кончено.
Часть 69.2
Две недели спустя.
На плите возмущённо свистел чайник, но я его словно не слышала, застыв как изваяние у окна.
Облокотившись ладонями о подоконник, прислонилась лбом к холодному стеклу.
Сегодня выпал первый снег. Лёгкие снежинки кружили в воздухе, мягко оседая на мёрзлую землю.
Раньше я любила эту пору – конец осени, первое дыхание наступающей зимы. Но сейчас равнодушно смотрела на сыпавшееся с неба белое конфетти, и думала о том, а идёт ли сейчас снег в Москве. Почему-то я была уверена, что Ян именно там.
Осенние каникулы подходили к концу, в понедельник – начало учёбы. Скоро он переступит порог столичного колледжа и жизнь закрутит его в водовороте новых эмоций. Он быстро меня забудет, если ещё не забыл: после всего того, что я ему наговорила, он просто обязан меня презирать…
Хотя, разве не этого я добивалась?
За возможность увидеть его, поговорить – хотя бы одну минуту, я отдала бы всё, что имею, но увы, никому не нужны испещрённое ранами сердце и опустевшая душа.
В дверь настойчиво позвонили. Выключив чайник, вышла в прихожую и, встав на цыпочки, посмотрела в глазок.
– Открывай, это я. Я знаю, что ты дома! – пригрозила с той стороны Инна.
– Привет, – вяло улыбнулась и впустила подругу в дом.
– Всё сидишь? Бог мой, а духота какая, ты хоть форточку иногда открывай, – по-хозяйски прошла на кухню и села за стол. Сцепив пальцы в замок, деловито осмотрелась. – Ну-с, какие новости?
– Никаких, – покачала головой, и достала из шкафа чашки. – Да не будет он мне звонить, говорю же, я сейчас для него враг номер один.
– Ничего, ничего, не расстраивайся, мы что-нибудь придумаем. Москва большая, но не резиновая, найдём твоего потеряшку. Фамилия-имя есть, а дальше всё проще простого, – беззаботно махнула рукой Селиванова. – Хочешь, прямо завтра и поедем?
– Я даже не знаю, где его искать, с чего вообще начать…
– Там на месте и разберёмся. Ну что ты как маленькая, ей Богу! Приедем, зайдём в участок, скажем, так мол и так, помогите товарищ милиционер, потеряли дитятку…
– Инна!!
– Да шучу я, – улыбнулась она, и крепко сжала мою ладонь. – Отыщем мы твоего красавчика, никуда он от нас не денется.
Благодарно взглянула на подругу, и на душе стало немного легче.
Рассказала я ей про Яна на совсем недавно, когда стало совсем невмоготу держать всё в себе. Я сходила с ума от чувства вины и фатальной несправедливости, а то, что переживала эту боль в одиночестве, убивало ещё сильнее.
Инна, как настоящая подруга, не стала меня осуждать, поддержала и обещала приложить все усилия, чтобы найти Яна. Чтобы у нас была возможность объясниться друг с другом, чтобы я смогла глядя ему в глаза попросить прощение за свой обман. Её уверенность в том, что всё будет хорошо, передавалась и мне. Она дарила мне робкую надежду, и уже за одно это я была ей неимоверно признательна.
– Ну так что, договорились? Метнёмся завтра в Москву-матушку?
– Уже завтра? – растерялась. – Я… я не знаю. А вдруг мы его не найдём? А вдруг он не захочет меня видеть? Я же такого ему наговорила!
– Опять та же самая песня! – закатила глаза Инна. – Короче, заводи будильник на пять утра, а дальше я всё сама сделаю. Билеты куплю, всё распланирую – доставлю в лучшем виде.
Неужели уже завтра я буду в Москве… Дни, часы, минуты без него оставляли насечки на выпотрошенной душе, а этот призрачный шанс вдохнул в пустую оболочку живительного кислорода.
На автомате размешивала чай, забыв положить в чашку сахар. Руки тряслись он нервного перевозбуждения, в голове роились тысячи мыслей.
А вдруг правда всё получится, и совсем скоро я увижу Яна? Господи, как же мне хотелось его увидеть! И тут же промелькнула мысль, что в таком виде показываться ему категорически нельзя! Я же как чучело! Все эти две недели я только и делала, что сидела взаперти и рыдала. Кожа тусклая, глаза опухшие, вместо ногтей – неряшливые обрубки. Нужно срочно привести себя в порядок! Причёска, маникюр…
– Ты пей чай, остывает же, – пододвинула чашку Инне, лихорадочно соображая, к чему приступить в первую очередь.
– Да что ты мне свой чай пихаешь, – нахмурилась Селиванова. – Вообще-то, я не просто так к тебе пришла. Надеюсь, ты помнишь, какой сегодня день?
– Какой? – спросила ради приличия, абсолютно не задумываясь над смыслом заданного вопроса.
– Ну вот спасибо, подруга называется. Вообще-то, у меня сегодня день рождения!
– Ой, точно! Инна, прости, прости пожалуйста, совсем вылетело из головы! Поздравляю тебя, – обняла именинницу за плечи, искренне сокрушаясь. – Ты мне так помогаешь, не представляю, что бы я без тебя делала.
– Так, ну всё, хватит мне тут в кофту сопли пускать, – по-доброму забрюзжала она. – Я хочу тебя в кафе пригласить, отметить, так сказать.
– Инна, ты не обижайся… но мне что-то не хочется никуда выходить. Нет настроения, да и выгляжу я, сама видишь…
– Так мы же не сейчас пойдём! Часов в восемь, до вечера ещё полно времени. Хватит тебе, чтобы навести марафет?
– Прости, я правда не хочу… А давай лучше дома посидим? Хочешь, я салатик покрошу?
– Какой салатик? Надоели мне эти бабкины посиделки у телевизора! Влад мой в командировке, теперь и ты хочешь меня в праздник кинуть? А я думала, мы подруги!
– Конечно подруги!
– Тогда короче, – она ударила ладошками по столу, и поднялась, – отказ не принимается! Собирайся, спущусь к тебе к восьми.
Не принимая возражений, Инна убежала к себе на этаж выше.
Идти куда-то действительно не хотелось. Музыка, счастливые лица, парочки – всё это однозначно приведёт в неизбежное уныние. Заставит ещё больше ощутить себя брошенной и одинокой. Но подвести подругу в этот день я просто не могла: она столько для меня сделала, и отказывать в такой малости – с моей стороны это было бы форменным свинством.
Решила посидеть с ней часок для приличия, а потом под предлогом усталости попроситься домой.
Всё оставшееся время до восьми посвятила себе, совершая знакомые любой женщине манипуляции: сделала маску для лица, накрасила ногти, уложила плойкой волосы…
Делала это не по большому желанию – скорее даже через силу, просто понимала, что надо, что Ян не должен увидеть меня такой жалкой.
Мысли были заняты только предстоящей встречей, и чем больше я об этом думала, тем сильнее начинала верить, что всё получится. Что мы найдём его, что он меня простит…
Ян… Если бы он только знал, как сильно я его люблю. Я ведь так и не успела сказать ему эти слова.
К восьми, оставляя после себя приторный шлейф духов, прибежала расфуфыренная Инна и, увидев меня, присвистнула:
– И не стыдно тебе в мой день рождения выглядеть лучше меня?
– Да брось ты, платье на размер больше стало, висит как на вешалке, под глазами посмотри какие синяки.
– Ты красавица! И я даже рада, что Влада сегодня не будет, а то ненароком бы ещё влюбился.
– Господи, Инна, ну что ты несёшь…
– Да шучу я. Пошли, такси нас уже ждёт.
Накинув на плечи пальто, закрыла дверь, и неохотно поплелась вниз по лестнице следом за именинницей.
***
В кафе «Оазис» сегодня было весьма многолюдно: шум, оглушительная музыка, облака едкого дыма и ломящиеся от обилия алкоголя столы. На маленьком танцполе хаотично дрыгались несколько поддатых тел. Среди пляшущих увидела знакомое лицо – Стас Горшков. Только вот бывших студентов мне здесь не хватало!
– Чего застыла? Пошли, вон наш столик, – потянула за руку Инна.
Мне было неуютно, громкие звуки раздражали, виски неприятно сдавило. Идея прийти сюда была крайне неудачной, но, видя с каким азартом Инна выбирает закуски и вино, сразу же устыдилась своих мыслей.
Час, нужно потерпеть всего лишь час.
Но спустя час Инна меня не отпустила. Умоляя посидеть «ещё чуточку», без умолку тараторила, пересказывая технарские сплетни и нахваливая своего кавалера.
Уныло отпивая вино, уговаривала себя стереть с лица кислую мину. День рождения как-никак, а я сижу словно на поминках. Но радоваться мне было нечему, в душе нарастала тревога: если Селиванова такими темпами будет и дальше поглощать спиртное, то ни в какую Москву мы завтра не попадём.
– Ин, а ты билеты точно купила? – переспросила, наверное, уже раз пятый за вечер.
– Да точно, точно! В семь ноль три отправляется, плацкарт, верхняя и нижняя боковая. Да не переживай ты так, сидишь как на иголках! – раздражённо цокнув, раскрыла сумочку. – Да забери ты их себе, может, хоть так успокоишься, – извлекла два продолговатых билета и сунула мне в руки. – Расслабься уже, выпей лучше.
Не спрашивая, взяла мой бокал и щедро плеснула добавки.
Выдохнув, без настроения чокнулась с ней фужерами. Господи, поскорее бы уже этот вечер закончился!
Я любила свою подругу, но радоваться что-то никак не получалось. Хотелось одного – лечь в кровать, накрыться одеялом с головой и, думая о Яне, торопить стрелки часов, подгоняя наступление утра.
Танцевальная композиция Иванушек Интернешнл сменилась мелодичной «Странные танцы» группы Технология. На танцпол, придерживая друг друга чуть ниже талии, сразу же начали стекаться хмельные парочки. Плотно прижавшись телами, задвигались в такт музыки.
Свет прожекторов бил в глаза, повышая и так донельзя раскалённый градус нервозности.
– Мадам, вы танцуете? – протянул руку смазливый рыжеволосый юнец.
– Нет, – грубо отрезала я, и схватилась за бокал.
Инна состроила «страшные» глаза, укоряя, и тут же расплылась в улыбке:
– А я вот танцую! – схватив недоумевающего парня за локоть, утащила того на танцпол.
В этом вся Инна. Даже стало немного жаль её бедного Влада: встречаться с женщиной-ураганом не так-то просто.
Начало одиннадцатого. Я ужасно устала. Последние две недели я только и делала, что лежала пластом, и сейчас, с непривычки, голова буквально раскалывалась. Решила, что как только Инна вернётся, поставлю перед фактом, что возвращаюсь домой.
Дань вежливости я уже отдала – на этом всё.
– Ой, а кто это тут у нас? Уж не Яна ли Альбертовна? – на пустующее место Инны бесцеремонно плюхнулась поддатая Полина Минаева, и, судя по заплетающемуся языку, выпила она более чем прилично.
Вот кого мне хотелось сейчас видеть меньше всего – так это её. Когда-то она встречалась с Яном, и даже думать было противно о том, как далеко успели зайти их отношения.
– Да ты пей, не стесняйся, – кивнула она на бутылку. – Ты ж теперь не наша училка, можно забыть о правилах приличия.
Её развязный тон вызвал обоснованное недоумение.
– Не перегибай палку. Я хоть теперь и не ваша «училка», но и не подружка. Всё-таки я старше, и я педагог.
– Пха-ха, вот умора, – рассмеялась Минаева, без спроса плеснув в бокал Инны остатки вина. – Ты сама себя слышишь? Сидит, важная такая, речи напыщенные толкает, строит из себя правильную. А сама сначала со старым женатиком трахалась, а потом на юнца переметнулась. Нормальная такая монашка!
Щёки вспыхнули, по телу разлилась волна ярости.
Откуда она узнала? Кто ей сказал?
– Ты не имеешь никакого права обсуждать и осуждать мою личную жизнь. Тебя она никак не касается!
– Ещё как касается! Ты парня у меня отбила! Ян должен был быть со мной, но тут припёрлась ты, покрутила своей задницей, и он сразу на задние лапки сел и хвостиком завилял.
