Текст книги "Давай никому не скажем (СИ)"

Автор книги: Агата Лель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Ничего себе, – присвистнул. – А сам где будешь?

– А, там на диване посплю, – махнув рукой, Бес вышел из комнаты, и я последовал за ним.

– Спасибо, просто там… как-то не комильфо… ну, сам понимаешь…

– Понимаю, поэтому и позвал. Я же вижу, что она нормальная, не из этих… – не договорив из кого именно, Бес взял с пола сложенное в рулон одеяло. – Хорошая девушка, я бы за неё тоже в морду дал, – на этом, не прощаясь, ушёл, задвинув за собой занавеску.

Достав из пачки сигарету, покурил стоя на летней кухне, глядя через мутное стекло на стремительно засеевающееся звёздами небо. Завтра снова будет ясно.

Затянулся, выпуская клубы дыма в форточку.

Яна там, в комнате. Ждёт меня. И мы будем спать в обнимку на одной кровати. Всё происходящее казалось каким-то сюром. За эти несколько дней столько всего произошло, в голове не укладывалось.

Стало так хорошо на душе, будто не мочалил только что морду, а цветы в райском саду собирал.

Затушив сигарету, выбросил окурок на улицу, после чего поторопился вернуться в комнату. Тихо открыл дверь, и только собирался что-то сказать, как увидел, что она, свернувшись калачиком на краю кровати, мирно спала.

Устала. Конечно, столько переживаний. Вспомнил, как смотрел на неё спящую в кресле у себя дома, как хотел пристроиться рядом, обнять, но вместо этого только по щеке ладонью провёл… А сейчас она здесь. Мечты сбываются.

Выключив свет, осторожно прилёг рядом, и уткнулся носом в её душистые волосы. И улыбался, как идиот. Так и уснул, улыбаясь.

–

*«Чёрный дельфи́н» – исправительная колония особого режима для пожизненно осуждённых в городе Соль-Илецк.

Часть 45. Яна

Яна

Открыв глаза, не сразу поняла, где нахожусь. Напротив тумбочка без одной ручки, покрытый толстым слоем пыли телевизор. Из прорехи между цветастыми занавесками струился солнечный свет.

Незнакомое одеяло в полоску, узкая жёсткая кровать. Кто-то щекотно, но приятно сопел в затылок…

Тяжесть мужской ладони на бедре окончательно привела в чувство.

Набиев! Дом Виктора! Толик!

Подскочив будто ужаленная, села на край кровати.

Сколько сейчас времени? Неужели поспала работу?

Бегло взглянула на часы: начало седьмого. Слава Богу.

– И сколько там? – не открывая глаз, хрипло спросил Ян.

– Пора уже. Мне… домой надо, переодеться… – торопливо пригладила растрепанные волосы, пытаясь рассмотреть своё отражение в мутном экране телевизора.

Господи, Набиев. Мы спали вместе, а я этого даже не помнила! Даже как вырубилась вчера не помнила!

– Ну давай ещё пять минут полежим, и пойдём, – сонно пробурчал он.

– Какие ещё пять минут? Нет, нет, я и так уже опаздываю!

Он нехотя поднялся и сел рядом. На левой щеке помятый отпечаток подушки. Несколько раз моргнув, взъерошил пятернёй шевелюру и положил голову мне на плечо. Его волосы приятно щекотали шею, хотелось забить на всё, и сидеть вот так целый день, не шевелясь.

Бросила взгляд на его руки: костяшки пальцев украшали подсохшие корочки запёкшейся крови.

Какой же он ещё мальчишка. Горячий, бесстрашный, бросается на амбразуру не думая о последствиях. А поступки настоящего мужчины.

Слабо представляла себе Тимура в этой ситуации. Тот бы несомненно предложил вызвать милицию и предоставить разбираться им. И был бы прав, конечно. Но вот эта непоколебимая уверенность Яна, его мужской стержень в таком ещё столь юном теле, всё это подкупало и восхищало. Как за каменной стеной – это именно про него.

Тимур… кажется, что он был вообще в какой-то другой жизни.

– Всё, просыпайся, мне пора, – мягко освободила плечо и поднялась с кровати. – У тебя, между прочим, пара в восемь начинается.

– А можно я прогуляю? – озорно улыбнулся он, и сладко потянулся.

– Нет, нельзя!

– А то что? Зачёт не поставите?

– Могла бы – оставила бы на второй год, – поддержала шутку я, и сама удивилась, как просто всё стало. Ушла эта скованность и зажатость, и страх ушёл, что делаю что-то не так. Это моя жизнь, почему кто-то должен диктовать мне её правила?

Ему восемнадцать, а совсем скоро девятнадцать, и он давно имеет право встречаться с кем угодно! Ну а то, что я его поеподаватель… так это не вечно. Какой-то один учебный год, он окончит техникум, и всё – не будет больше этих дурацких условностей! И пусть только попробует кто-то посмотреть косо! В конце концов я никого не убила и не обокрала, обкраду только себя, если не позволю себе попытаться быть счастливой.

Взглянула на него, такого сонного, с запутанными волосами, и вдруг поняла, что, наверное, это и есть любовь. Всё то, что творится внутри иначе не назовёшь. Да, всё произошло быстро, но разве чтобы полюбить обязательно должны пройти годы?

Вот такая странная, может, неправильная, запретная и совершенно нелогичная любовь.

Вдруг поперёк радужных фантазий пробежала чёрная кошка. Вообще-то он ещё не признавался мне в глубоких чувствах и не факт, что испытывает то же самое. То, что заступился за меня и разделался с Толиком – ещё ни о чём не говорит. Может, он человек такой – обострённое чувство справедливости, захотел поиграть в супермена…

Нет, я видела его глаза! У него есть ко мне чувства. Есть!

Ян поднялся и, подойдя ближе, заключил в объятия. Молча, без слов. Прижал крепко-крепко.

– Ну ладно, пойдём, я тебя провожу, – бодро произнёс он, легко коснувшись губ.

– Может, не надо вместе, вдруг кто-то увидит… – засомневалась я.

– Да кто тут увидит? В этом районе никто из наших не тусуется. Тем более в такое время.

– А не из ваших? Просто кто-то из колледжа может жить где-то рядом.

– Ну хорошо, дойдём до остановки и потом в разные стороны, – подумав, предложил он, и я согласилась.

Выйдя за руку в коридор, заглянули в большую комнату: за столом расположились два паренька, у каждого в руках по бутылке пива. В половина седьмого утра. Откуда они здесь взялись в такую рань?

Заложив руки за голову на старой тахте лежал Бес: перекатывая в зубах спичку, безразлично разглядывал покрытый копотью потолок.

– Спасибо, с меня должок, – игнорируя гостей, Ян протянул Виктору ключ.

– Сочтёмся. До свидания, – обратился уже ко мне, приподняв с глаз надвинутую кепку.

На улице было свежо и по-осеннему прохладно, хотя день обещал быть жарким – яркое солнце поднималось всё выше, и даже слегка припекало плечи. Мы шли с Яном за руку, обсуждали погоду, музыку, учёбу, словно два подростка, словно не было никогда никаких границ.

Дойдя до остановки, нехотя расцепили пальцы: автобус уже показался за поворотом.

– Ты сейчас домой? – грустно спросила я, не желая расставаться.

– Да, и потом в школу. Обещаю, – улыбнулся он и крепко обнял. – А ты к третьей паре?

– Да, – изумилась я, поражаясь такой точной осведомленностью моим расписанием.

Запрыгнув в дребезжащий автобус, он забежал в салон и занял место у окна. Подышав на стекло, нарисовал пальцем кривое сердце.

Самый безбашенный парень из всех, кого я когда-либо встречала.

С улыбкой брела к дому, вспоминая сегодняшнее утро, тепло его ладони на своём бедре. События вчерашнего дня – выходку соседа, драку – я просто вычеркнула из памяти, не желая портить прекрасное настроение. Но увы, чем ближе я подходила к бараку, тем больше улыбка сползала с лица. Снова туда, к реалиям. Пьющая мать, её сожитель… Толик. Встречи с ним я немного боялась, но выбора не было. В конце концов, утром все в сборе, не накинется же он на меня при ребёнке.

Тихо зайдя в коридор, увидела на кухне Дину, помешивающую что-то в заляпанной кастрюльке. Смахнув с покрасневших глаз набежавшую влагу, громко шмыгнула носом.

– Привет, – осторожно поздоровалась я, снимая туфли.

– Привет. А у нас тут горе, – с мрачным лицом поделилась Дина и всхлипнула.

Внутри всё оборвалось, неужели Ян его…

– Толя мой вчера на прогулку вечером пошёл и упал, представляешь. Да так, что теперь вот лежит в больнице с переломом руки и сотрясением.

Стараясь не подавать виду, облегчённо выдохнула. Мне не было его жаль, нисколько, но ради приличия пожелала здоровья и юркнула к себе.

В комнате за столом сидела мать, как всегда уже немного подшофе. Господи, она хоть когда-нибудь бывает трезвой? Николаши нигде не было видно. Мелькнула мысль, что он свалил, но это было бы слишком большим подарком. Так много хороших новостей за один день просто не бывает.

– Привет, доченька, может, попьёшь со мной чаю? Я уже кипяточек поставила.

По правде говоря, делить с ней трапезу не было никакого желания, но я ужасно хотела есть – со вчерашнего дня ни крошки, поэтому, хоть и без великого энтузиазма, но согласилась.

– Сейчас умоюсь и приду.

Быстро переодевшись, умылась в коридоре ледяной водой и, собрав волосы в тугую косу, села за стол. В вазочке лежали несколько подсохших овсяных печеньев, и пара барбарисок. На разделочной доске крупными ломтями нарезанный хлеб и колбасный сыр.

Сделав большой бутерброд, с аппетитом принялась поглощать пищу. Мать потягивала чай, листая местную еженедельную газету.

– У жениха была? – спросила она, и заискивающе улыбнулась.

В подружки набивается. Будто не она совсем недавно обзывала меня столичной проституткой.

Не желая посвящать её в детали своей личной жизни, проигнорировала вопрос.

– Замуж тебе пора, Янка. Карьерой сыт не будешь. Детишек надо, мне внучат – на старости лет порадоваться.

– Давно ли ты такой сентиментальной стала? – смахивая с блузки крошки, поддела я.

– Я и была, знаешь как маленьких люблю? Павлик вон – чудо мальчишка! Выйдешь замуж за Тимура, я к вам в гости буду на выходных приходить, малышей нянчить.

– Так и скажи, что мечтаешь, чтобы я поскорее отсюда съехала, – огрызнулась, и сразу же пожалела. Не нужно так. Какая-никакая, но мать всё-таки, а их, как известно, не выбирают.

– Зря ты так. Я вас знаешь как люблю, и тебя, и Вероничку… нашу… – перевернув страницу, запнулась, и приблизила газету к глазам. Пошарив рукой на столе, нашла очки с перемотанной изолентой дужкой, и нацепила окуляры на нос. – О, гляньте-ка, кто это у нас тут! Мать моя женщина! А я думаю: он, не он. Он, он, ну надо же, – покачав головой, расплылась в улыбке.

– То это о ком? – вытянула шею, пытаясь разглядеть, кого же она там увидела.

– Да вот, полюбуйся, ну и познакомься – батя твой, – мать кинула на стол газету.

Забыв о чае, округлила глаза, и взяла «Районный вестник».

На целую полосу была большая статья, заголовок крупными буквами гласил: «Маленькому городу – большое будущее», и ниже фото – три похожих друг на друга колобка в тесных костюмах, а в центре… отец Яна.

– И? Кто же из них? – недоверчиво хмыкнула, стараясь унять дрожь в руках.

– Да вон тот, посерёдке.

Отец Яна – мой отец?!

Отойдя от первого шока, вдруг поняла, что это глупость какая-то. Совсем мать спилась!

– Так это же Роман Алексеевич, в администрации работает.

– Ну да, он. Важный какой стал, ты погляди. Тощий был – дрищ-дрищём, а сейчас вон пузо какое отъел на взятках, – хохотнул мать, откровенно забавляясь. – А ты чего так удивляешься? Это сейчас я старая и страшная, а тогда, лет двадцать пять назад, знаешь какая красавица была – мужики шеи сворачивали.

Ещё раз взглянула на фото: мелкое, нечёткое, я сама не с первого раза его узнала. Мать глаза залила и сочиняет сидит, пофантазировать захотелось.

– Так ты ж мне в детстве говорила, что мой отец капитан дальнего плавания, – подколола я, возвращая газету.

– Ну то я сочиняла.

Ну да, конечно. В общем, всё с ней ясно.

– Ладно, некогда мне рассиживаться тут с тобой, иди лучше Павлику сказки рассказывай, – положила в рот последний кусок бутерброда и ушла к себе в комнату.

Актриса, ей Богу. И ведь не в первый раз такое. Хорошо помнила, как однажды мы с ней кино какое-то смотрели, и она сказала, что один из актёров – мой родной отец. Будто познакомились они в Ялте на отдыхе, у них завязался бурный роман, и потом вот появилась я. Лет тринадцать мне тогда было, я даже сначала поверила, дурочка. А потом узнала, что не была она ни в какой Ялте никогда. С тех пор вообще её россказням перестала верить.

А про отца Яна тем более чушь полная – он уже женат был тогда, да и жили они в Подмосковье в то время. Так что мама тут прогадала, надо было в соседнего мужика на фотографии тыкнуть, я бы, может, на пять минут дольше сомневалась.

Улыбаясь своим мыслям, надела пиджак.

Из своей половины комнаты вышла Ника. В короткой юбке, глаза ярко подведены черным карандашом. Чего это она так вырядилась на учёбу.

– Смотрю кто-то себе жениха нашёл, – подмигнула я.

– А я смотрю кто-то дома не ночевал, – недобро бросила она в ответ.

– Я вообще-то уже взрослая, могу без разрешения проводить ночи где хочу, и с кем. И вообще… я с Тимуром была, – не краснея соврала первое, что пришло в голову.

– Угу, понятно. Кстати, я Тимура вчера вечером в центре видела, спрашивал, как у тебя дела. Врать – не твоё, – бросив на меня уничижительный взгляд, Ника сняла с крючка рюкзак и вышла из комнаты.

Попалась. Как неудобно получилось…

Хотя, я действительно уже давно взрослая и умею право делать, что хочу. К тому же у нее и в мыслях никогда не возникнет, что я могла быть с Яном. Ведь никто ничего не знает. И не узнает.

Часть 46. Ника

Ника

Ну сестрёнка, врёт и не краснеет! Сама с кем-то шлялась всю ночь, а Тимуром прикрывается.

А ведь если бы я вчера не встретила его случайно у магазина в центре, то ничего бы и не узнала. Надо как-то выяснить, где вчера Набиев ночевал, ради интереса. Вот ни сколько не удивлюсь, если тоже не дома.

Подумала об этом, и поняла, что нет ревности в душе. Осадок, и не более. Сколько можно бегать за тем, кому я нафик не нужна? И где только мои глаза раньше были!

Но на Янку всё равно была зла. Двуличная обманщица! Правильно её Минаева псевдосвятошей называет. Ага, святоша. Ну-ну, подождём, когда все узнают, что она со студентом крутит, посмотрю тогда, как её нимб тухлыми помидорами закидают.

Стоя у ворот колледжа, увидела торопливо семенящего навстречу Загорского, и на лице вдруг появилась улыбка. Вчера весь вечер о нём думала, и даже ночью приснился. Но об этом я ему, конечно, не скажу.

– Привет, ты уже тут? Ну что, всё в силе сегодня?

– Ну да, мечтаю прикоснуться к частице самой истории рока.

Ничего себе – он подстригся, и жилетку свою страшную снял. Совсем ведь другой человек!

После каждого урока встречались с Игорем на перемене, даже в столовой вместе сели. Минаева со своей свитой косились на нас и ржали, но мне на удивление было всё равно. Тупые курицы, и темы у них тупые!

После колледжа запрыгнули в автобус и поехали к нему домой. Жил Игорёк в сталинке, в самом центре. В квартире уютно, цветочки везде, чисто, фотографии в рамочках на стенах. Прям настоящий дом, семья… у меня такого никогда не было.

Войдя в его комнату, раскрыла рот от изумления: на стенах плакаты Пинк Флоид, целая гора кассет, а на спинке кресла она – футболка с размашистым автографом на груди.

– Кру-уто! – взяла в руки майку, еле прикасаясь, удерживая кончиками пальцев, словно великую ценность. – А можно померить? – спросила без особой надежды. Я бы такую реликвию никому бы даже подержать не дала!

– Конечно, – махнул рукой Игорь, – ванна там.

Скинула свою кофточку и, едва дыша, надела прохладный хлопок. Вышла из ванной, покрутилась в прихожей перед зеркалом трюмо. Я такая счастливая в последний раз была… да никогда не была!

– Ну как – круто? – от волнения щёки заметно порозовели

– Ага, – закивал он, рассматривая уже меня как реликвию.

– Ты такой счастливчик! Я бы за такую футболку жизнь отдала! Даже две жизни, если бы у меня их столько было!

– Забирай, она твоя, – сказал он, и я буквально потеряла дар речи.

– Ты, наверное, шутишь, да?

– Нет, она правда твоя.

– Игорёк, спасибо, спасибо тебе! – на радостях кинулась к нему в объятия, целуя в обе щёки, и не подрасчитав чмокнула в губы. Он не растерялся, и неожиданно ответил на мой поцелуй.

Отпрянув наконец, покраснели как два помидора на грядке, и жутко застеснялись, смотря куда угодно, но только не друг на друга.

– Пойдём, может, мороженое в кафе поедим? – нарушил неловкую паузу Загорский, и я часто закивала.

– А можно я в ней пойду?

– Ну конечно! Ты можешь ходить в своей футболке куда захочешь, – расплывшись в улыбке от уха до уха, Игорь поторопился к комнату. – Только я тоже переоденусь тогда. Ну что б это, быть с тобой в стиле. У меня как раз кожаная жилетка где-то была.

– А ты любишь жилетки, да? – закусив губу, чтобы не рассмеяться, последовала за ним.

– Ну да, – немного покраснел он. – В них удобно, да и… мама вяжет.

– Ого, да у тебя тут куча классных шмоток, – перебирая вешалки с одеждой, присвистнула я. – Откуда столько?

– А, да это мне старший брат из Москвы привозит. Говорит, что хожу как лох. А мне как-то в своей одежде привычнее, да и мама говорит…

– Короче, – перебила я, извлекая из шкафа его барахло. – Раздевайся!

– В… в смысле?

– Мерить будем! Пора менять твой стиль! Кутюрье Вероника к твоим услугам!

Часть 47. Мать Яны.

Мать Яны

Галина Фёдоровна никак не могла уснуть – ворочалась с боку на бок, размышляя об утренней истории с этой газетой.

Вот зачем она соврала Янке, ляпнула не подумав.

Ну просто когда она газету открыла и увидела фотографию Ромы Набиева, – парня из своего прошлого, – то буквально оторопела! Какой важный стал, возможно, их будущий мэр. Её бывший – и мэр! Вот ведь жизнь…

А ведь она даже не знала, что он в их городе живёт, ведь точно же уезжал в столицу.

Весь день она о нём думала, вспоминала прошлое…

Расстались они тогда плохо, но то было ожидаемо – молодой был, симпатичный, вертлявый, всё юлил что-то и сказками кормил, вот она и поверила, как сейчас молодёжь говорит – повелась. А потом выяснилось, что он вообще женат, да ещё и сын есть. Прыгнул в поезд, рукой помахал, и уехал к своей семье. То ли он в отпуске в их городе был, то ли в командировке – Галя уже и не помнила, столько лет ведь прошло.

Ну она тоже девушка видная была тогда, стройная – тут она дочери не соврала, долго не страдала в одиночестве, сразу же познакомилась с красавчиком Альбертом – голубоглазым студентом военного училища. Закрутился у них роман, но тоже ненадолго, вскоре Альберт пропал, как в воду канул. Ну вот не везло ей на женихов, и всё тут! А потом Галя узнала, что ждёт ребёнка.

Сразу в слёзы – как так? Что теперь делать? Думала папашу разыскать, пусть тоже ответ несёт, а кого искать-то – что один, что второй, запросто могли папашами быть. Тогда о предохранении особо много не знали, да и заморачивалась Галя никогда, всегда проносило. Но вот в этот раз вот не пронесло. Пришлось идти сдаваться в руки врачей. Вот тогда Галя и узнала, что Рома этот, горе-любовник недоделанный, никак не мог быть замешан: ребёнок по срокам в сентябре был зачат, а с Набиевым они ещё в августе распрощались. Так одной проблемой стало меньше, но в целом это ничего не изменило. Да и какая разница, кто отец, всё равно на горизонте ни того, ни другого.

Всю беременность Галя места себе не находила, размышляя, как теперь быть и на что жить, да так себя извела, что на нервной почве Янку на два месяца раньше родила, вдобавок ко всему ещё по больницам пришлось мотаться, выхаживать хилую дочь, которая, взрослея, становилась как две капли воды на Альберта похожа, даже родинка на том же самом месте что и у него была – внизу поясницы. Прям как в индийском кино. Какие уж тут ещё нужны доказательства?

Но если так подумать, то будь Роман чуть более метким, то мог бы и он быть папашей, так что считай и не обманула она дочь. Так, слегка присочинила. Захотелось похвалиться, что когда-то у неё и такие женихи были – важные, деловые, а не только алкоголики.

Держала на дочь обиду: та когда-то в сердцах бросила, что мать её нагуляла и сама не знает, от кого родила. Вот Галя и решила доказать, что знает, ну и брякнула с дуру утром, не подумав.

И теперь вот не спалось Галине, лежала и думала – а что бы было, если бы и правда Набиев отцом оказался? Вон он какой сейчас человек большой, глядишь, деньжатами бы помог, или квартирку какую пробил. Ну а что, дочь же! Жаль, что не он папаша…

– Ты чего не спишь, и мне не даёшь, – сонно пробурчал Коля.

– Думаю я, Коленька. Не спится мне, – разглядывая причудливые тени на потолке, вздохнула Галя.

– А чего думаешь?

– Да вот увидела сегодня фотокарточку бывшего своего в газете.

– Ты погляди-ка, бывших её в газете печатают! Какая фифа, – Коля ущипнул её под одеялом за бедро, и Галя захихикала, как девчонка.

– Да ты дослушай сначала, сейчас такое расскажу – не поверишь… – и рассказала по порядку историю своей молодости.

Коля слушал не перебивая, мысленно ликуя, на какую золотую жилу они нарвались. Осталась ещё хватка на сенсации, талант, как говорится, не пропьёшь. Это сейчас он забулдыга без кола и двора: как жена бросила, забрав детей и всё имущество, совсем спился от одиночества. А ведь раньше, в семидесятых, работал юристконсультом в конторе, уважаемым был в городе человеком.

Не нравилось ему сегодняшнее унизительное положение, чувствовал он, что скоро жизнь его круто изменится, уже начала меняться. Но окончательно выбраться из нищеты ему поможет именно Галя.

– А ну неси газету! – скомандовал он, включая свет.

Долго смотрел на фото, дважды перечитал статью. Ох, да тут не жилка золотая – целая бездонная пропасть! Главное, всё сделать по уму.

– Подожди, Коля, я вспомнила, – всплеснула руками Галя, – у меня, кажись, и фотокарточка с ним есть – подружка у дома культуры снимок делала. Сейчас, сейчас, в альбоме погляжу. Если не выкинула, – поднявшись с дивана, женщина взяла табурет и, приставив к шифоньеру, начала рыться в сваленном небрежной кучей барахле в антресоли.

На пол посыпались старые газеты, тронутые молью свитера, с грохотом рассыпался набор вилок.

– Вот он, родимый, – Галя спустилась со стула, и положила на одеяло старый, обитый засаленой парчой фотоальбом.

Разобрав гору чёрно-белых снимков, не скрывая ликования вытащила один: на нём, обнимая друг друга за талию, стояла молодая пара. Внизу выбитая белым подпись: лето, 1974 г.

Ни Галину, ни толстосума из газеты на снимке было практически не узнать. Да уж. Если Галю жизнь помотала, то этого раскормила.

Николай ликовал. Не может же так везти!

– Вот что я тебе скажу, Галя. Только ты теперь слушай и не перебивай…

Часть 48. Ян

Ян

Вернулся "с технаря" домой хорошо за полночь: дождался после пар Яну за стадионом и по-тихому, словно пара подельников, пустынными дворами срулили на карьер. Жарили сосиски на костре, провожали закат. Чёрт, даже не знал, что могу быть таким романтиком! Как будто открылось второе дыхание, хочется что-то делать, смешить её, рассказывать какие-то нелепые истории, что угодно, лишь бы только она улыбалась. Никогда не верил в эту хрень про две половины одного целого, но такое чувство, что всё-таки не такой уж и кретин это придумал.

Еле слышно закрыв за собой дверь, беззвучно разулся, скинул ветровку. В доме было темно и тихо, только из приоткрытой двери кухни лилась тонкая полоска света.

Мать, видимо, ещё не спит. Наверное, налепив на лицо очередную скользкую жижу, дожидается меня, чтобы устроить разнос. За то, что не появляюсь дома, за Минаеву, которая успела настучать о том, что произошло в понедельник. Я бы, может, даже послушал её отповедь и покивал, но только не сейчас – пока шёл пешком до дома ужасно устал, хотелось лечь и, наконец, выспаться.

Стараясь не топать громко пошёл вверх по лестнице к себе, как вдруг дверь кухни резко распахнулась, и с возгласом: "Карина, это ты?" в гостиную выбежали мать с отцом. Оба встревоженные: у бати брови сдвинуты, лоб прорезала глубокая морщина, у матери глаза заплаканные, в руках телефонная трубка.

– Что случилось? Вы чего такие?

– Карина пропала! – выдохнула мама, и громко всхлипнула.

– Как это – пропала? Может, гуляет где…

– В час ночи? – истерично прокричала мать. – Только ты у нас до утра шляешься непонятно с кем, а сестра твоя ребёнок ещё, сам знаешь, что мы ей позже десяти не разрешаем домой приходить. Сказала, что с подружками гулять пошла, и вернётся как обычно. И вот, второй час уже, а её всё нет…

Тяжело опустившись на диван, прикрыла лицо ладонью и заплакала. Непривычно молчаливый отец присел рядом, неуклюже поглаживая жену по спине.

– Папа уже всех подружек её объездил, нет её ни у кого, и не было. Вот, думаем, в милицию уже пора звонить. Господи, не случилось бы чего… – мать достала из кармана халата платок и громко высморкалась. – А всё политика твоя проклятая, будь она неладна! – со злостью ударила отца кулаком в грудь. – А если это из недоброжелателей твоих кто нашу девочку похитил?

– Ма, ну ты это, панику на пустом месте не разводи, и поменьше криминальные новости смотри, – постарался её как-то успокоить, а у самого едва руки не тряслись. Сестра моя хоть и мелкая пакостница, но ведь единственная и, блин, любимая. А если правда что… Вдруг меня осенило: – А вы Минаевой звонили?

– Полине? Нет, а зачем? – подняла непонимающий взгляд мать.

– Ну как, они же дружат теперь. Дай телефон, – забрал трубку и, не без труда вспомнив номер, набрал пять цифр. После седьмого гудка трубку взяла сонная Минаева.

– Алло, Набиев? – зевнула. – Я знаю, что это ты, у меня твой номер высветился. Чего звонишь, извиниться надумал?

– Карина где? – пропуская прелюдию в виде вежливости, задал вопрос в лоб.

– Не знаю я, где твоя Карина. – По голосу понял – врёт.

– Её дома до сих пор нет. Говори, где она! – теряя терпение едва не заматерился.

– Ладно, скажу, так быть. А ты мне что взамен?

– Говори, идиотка!

Мать прикрыла рот ладонью и снова в слёзы.

– У Беса она. С Горшковым. Но она слёзно умоляла ничего тебе не рассказывать, если она уз… – дальше я её уже не слушал, бросив трубку на диван.

– Поехали, на машине быстрее будет, – взял со столика ключи от тачки и бросил отцу. Прав-то у меня пока нет.

– Она у Полины? – с надеждой спросила мама.

– Нет, но я знаю, где она. Не волнуйся, с ней там всё в порядке. «Надеюсь», – добавил уже мысленно, и прямо представил, как ломаю Горшку челюсть, если он не дай Бог сестру хоть пальцем тронул.

Ехали с отцом в полной тишине, я только лишь указывал дорогу. Жаль, что нормальным он становился только в стрессовой ситуации.

Тормознув у хибары Беса, отец намылился выходить.

– Сиди, я сам схожу.

– Там моя дочь вообще-то, – воюя с ремнём безопасности, пропыхтел батя.

– Да там молодёжь одна, нечего шухер наводить. Я сейчас её приведу. Ты с ней дома разбираться будешь.

Недовольно пробурчав что-то себе нос, отец всё же остался на месте, а я, выпрыгнув из Ауди, надавил на дверной звонок.

Через пару минут Бес неторопливо открыл и, недоверчиво откинув взглядом тачку, пропустил меня внутрь.

– Сестра моя там?

– С Горшком сидит там какая-то мелкая.

– Что делают?

Бес неопределённо дернул плечом, и по лицу сразу понял, что ничего хорошего. Обогнав его на пороге, вихрем влетел в комнату.

В клубах дыма, и не только сигаретного, за столом что-то праздновали незнакомые мне пацаны. Из колонок, с перемотанными изолентой проводами, доносились матерные вопли Сектора Газа.

В мутной пелене кумара едва разглядел скрюченную фигуру Горшка: тот, зажав сестру в уголу дивана, развязно распускал руки, и чуть ли не пожирал её целиком.

Ощутил, как глаза налились кровью.

В два шага преодолев расстояние, резко схватил его за воротник куртки и, пока тот вдуплял что произошло, с размаху въехал кулаком в челюсть.

Пацаны грязно заматерились и повскакивали со своих мест, какие-то две девчонки на другом конце тахты истошно завизжали.

Горшок рухнул на диван, едва не придавив ни живую ни мёртвую от страха сестру, торопливо застёгивающую неверными пальцами пуговицы блузки.

– Мы с тобой потом ещё поговорим, – прошипел, глядя на Стаса, утирающего с губ выступившую кровь. – Пошли, – не церемонясь, стащил за руку с дивана Карину и, обернувшись к выходу, увидел застывшего в дверном проёме бледного отца. Тот ошалевшими глазами смотрел на представшую картину, буквально потеряв дар речи. – Пошли-пошли, – подталкивая спотыкающуюся сестру, вывел её из дома. Батя безмолвно следовал за нами.

– Стой, подожди, – пьяно заканючила Карина, – подожди же, блин, меня щас тошнит, – наклонившись над кустом засохшего крыжовника, извергла съеденное за вечер.

Удерживая её волосы, отвернулся, матерясь на чём свет стоит на этого ублюдка.

Ведь был же уговор, что сестру не тронет. Сука, он у меня вывихнутой челюстью не отделается.

Надавив рычаг колонки, подтащил Карину в ледяной струе.

– Пей.

Она, покачиваясь, наклонилась и, не подрасчитав силы, поскользнулась на мокрой траве и рухнула плашмя на землю. Пришлось поднимать и, перекинув через плечо, нести на к машине.

Та, болтаясь как тряпичная кукла, ещё пыталась отбиваться, и с криками: «Стас! Стасик!», молотила меня по спине крошечными кулачками.

Давно я не был таким разъярённым! Ну как давно – чуть больше суток. По ходу у меня теперь хобби – бить вечерами морды всяким отморозкам.

Едва очутившись в салоне машины, Карина сразу же уснула, уронив голову на плечо.

Сколько же она выпила? Если узнаю, что она не только пила, но и что-нибудь курила – Горшку тогда полный звиздец.

Домой мы попали к трём, а спать я лёг вообще в начале пятого.

Пока мать пыталась добиться от невменяемой сестры каких-то признаний, пока успокаивал её, что ничего ужасного там точно не произошло… Называется, решил в кои-то веки выспаться.

Просто замечательный семейный вечер. Мать её, идиллия.

Часть 49. Отец Яна

Отец Яна

Роман Алексеевич, закрывшись в своём кабинете, отодвинул опустевшую, уже третью за это утро чашку крепкого кофе.

Откинувшись на спинку кожаного кресла, чуть ослабил узел галстука и, прикрыв глаза, принялся массировать виски.

Ну и ночка у него сегодня выдалась – до самого утра глаз не сомкнул, теперь голова раскалывалась, да так, будто сами черти ворочали внутри черепной коробки раскалённой кочергой.

Дала им дочь вчера жа́ру, переполошила всю семью. У него, как заместителя главы администрации, с такой нервной работой и так здоровье плохое: давление, сердечко шалит, а вчера и вовсе чуть не остановилось. Кто бы мог подумать, что его ребёнок такое выкинет! Вот только же Карина малышкой была, в песочнице куличики лепила, а теперь у неё видите ли любовь, и к кому – форменному шалопаю, который её мало того, что напоил до невменяемого состояния, так ещё и едва не обесчестил. Если она сейчас такое творит, то что будет потом…

Думал он, что средний отпрыск ему крови попьёт со своими выходками, а теперь уже начал сомневаться. Судя по поступкам доченьки, та брата своего ещё догонит и переплюнет. А сын вот наоборот, удивил. Не ожидал Роман Алексеевич, что Ян такой не по годам взрослый. Всё считал, что тот только с друзьями пиво пить горазд, да ночами по дискотекам шляться, а он молодец, всё в свои руки взял: и сестру нашёл, ещё и мерзавцу этому малолетнему по морде съездил. Даже гордость взяла Набиева-старшего за сына. Может, не такая уж и безнадёжная смена растёт?