Текст книги "Давай никому не скажем (СИ)"
Автор книги: Агата Лель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
Домой шла в приподнятом настроении – как же всё удачно складывается! Хотелось скорее увидеть Яна, поделиться своей радостью. Жаль, что придётся ждать до завтра, сегодня у них там снова какие-то семейные посиделки, приём гостей. Вот жизнь у людей – каждый день праздник.
Каково же было моё удивление, когда, поднимаясь на этаж, увидела прислонившегося к входной двери Яна. Скрестив длинные ноги, скучающе изучал обшитую деревянными рейками дверь напротив.
В белом свитере, темных джинсах по фигуре… Сегодня он выглядел гораздо взрослее. Да и вообще словно стал каким-то другим… Я не видела его всего лишь один день, а изучала так, будто забыла черты и знакомилась с ними заново.
Невероятно красивый! Хотя, смешно – куда уж больше…
Присмотревшись, ахнула – волосы! Вот что придало ему возраста – он подстригся! Вместо чудесных, чуть волнистых прядей, вечно спадающих на глаза, на голове теперь торчал короткий ёжик. Эта метаморфоза с внешностью словно сделала из него другого человека. Он больше не был мальчиком – молодой мужчина, сразивший наповал моё сердце.
На согнутом локте кожаная куртка, в руках бутылка вина. Увидев меня он улыбнулся. Даже улыбка стала какой-то другой.
– Ты что тут делаешь? – спросила тихо, заглядывая на лестничный пролёт выше. – В любой момент может спуститься Инна. Да и как ты узнал новую квартиру?
– Ты же сама говорила, что будешь жить этажом ниже. Элементарная математика. Видишь, я не так уж и безнадёжен – считать умею.
Я поднялась к двери, ощущая невероятное волнение. Как будто всё впервые. Он стоял опасно близко, мешая сосредоточиться и лишая возможности думать.
Непослушными руками нащупала в кармане связку ключей, вставила нужный в замочную скважину, но тот никак не хотел поддаваться, намертво застряв. Ни туда, ни сюда.
– Дай мне, – он всучил мне бутылку и с лёгкостью открыл дверь. – Ого. А тут стильненько, – шагнул в небольшую прихожую, с интересом осматривая интерьер.
Убедившись, что на площадке нет никого из соседей, заперлась изнутри.
Ну что за идиотское поведение? Мне двадцать три года, имею право приглашать мужчин. Тем более Лариса Сергеевна этого не запрещала. Хотя, в глубине души я конечно понимала, что волнуюсь не из-за того, что подумают соседи, а от того, что мы останемся с ним в квартире вдвоём.
– А я на работу в вечернюю школу устроилась, – похвалилась, разматывая шарф и снимая пальто. Ян галантно принял у меня верхнюю одежду, повесив на витиеватый латунный крючок рядом со своей курткой.
– Ну если ты рада, я тоже рад. Хотя, идея выматывать себя на двух работах мне не сильно по душе.
– Это же временно.
– Конечно. Потом на работу устроюсь я.
Кинула на него удивленный взгляд, борясь с желанием уточнить, что же он имел в виду. Но вовремя сдержалась. Как говорит Инна: придет время, и человек сам вывалит из шкафов свои гремящие скелеты.
Подняв с пола сумку с продуктами, – которую он у меня тут же перехватил, – прошла в маленькую уютную кухню.
– А по какому поводу вино? – кивнула на бутылку грузинского Киндзмараули.
– Да так. День рождения, – буднично бросил он, присаживаясь на табурет у окна.
– У кого? У мамы?
– У меня.
– У тебя сегодня день рождения? – ахнула, прикрыв рот ладонью. Точно, сегодня! Как же я могла забыть?! И ведь не напомнил ни разу! – Почему ты молчал? Я бы… я бы… ну не знаю, купила бы торт.
– К сладкому я равнодушен, а вот вино – совсем другое дело. К тому же теперь девятнадцать, даже закон уже год как не нарушаю. Давай я пока что-нибудь поесть сварганю, а ты поищи бокалы и штопор, – Ян закатал рукава свитера, и уверенно принялся разбирать пакет с продуктами. – Надеюсь, старушка держит дома не только тару из-под капель корвалола.
Бокалы я нашла сразу же – стояли в серванте на самом видном месте. Высокие фужеры на тонкой ножке, с золотистым тиснением по краю. А вот со штопором пришлось повозиться, но, в конце концов, в ящике, среди мельхиоровых вилок и разномастных поварёшек, был найден и он.
Ян, не подпуская меня к столу, мастерски нарезал овощной салат и приступил к жарке мяса.
Хотя казалось бы – откуда ему, тепличному ребёнку, знать, как вообще включается плита? С каждым днём он приятно удивлял меня всё больше и больше.
Удобно устроившись на мягком пуфике, обняла подтянутые к груди колени, и с удовольствием наблюдала за тем, как здорово он управляется с телятиной. Как заправский повар Ян тоненько порезал мясо, бросив кусочки на шипящую сковороду. Кухня вмиг наполнилась дразнящим ароматом, пробуждая поистине зверский аппетит.
– А как же праздник дома? Ты говорил, что твои планировали пригласить кучу гостей…
– Так они и приглашены, – он обернулся и задорно подмигнул. – Думаю, им там и без меня весело.
– Ты что, сбежал с собственного праздника? И виновница этого я. Просто отлично!
– Скорее ты спасительница, потому что посиделки у меня дома – то ещё развлечение.
– Твоя мама вряд ли будет довольна…
– Моя мама вообще редко бывает довольна, так что… Кстати, всё готово, неси тарелки.
Накрыв на стол, и разлив вино по бокалам, сели друг напротив друга. Аппетит, ещё недавно побуждающий впиться зубами в горячее мясо, вдруг словно куда-то испарился. Повисла неловкая пауза.
Я смотрела на него, в этой крошечной кухне с вязаной крючком скатертью, на тихо тикающие часы в виде домика с кукушкой, смотрела на приготовленный им праздничный ужин, и просто не могла поверить с реальность происходящего. Так было каждый раз, когда мы находились рядом.
Он – мальчик, поцелованный Богом. У него есть всё, чтобы добиться больших высот: красота, деньги, власть родителей, ум, недюжинная сила, которую он со временем научится держат в узде и пускать в правильное русло.
Ему всего лишь девятнадцать, вся жизнь впереди. Не стану ли я тем якорем, что будет тянуть его вниз? Ведь я по сути никто, лишь камень преткновения на его светлом пути.
Когда его родители узнают о нашем романе – они не дадут нам быть вместе, и сделают всё, чтобы разлучить. Я знала это наверняка, и от того было нестерпимо горько. Горько вдвойне, потому что осознавала, что теперь я без него просто не смогу.
Обхватила пальцами тонкую ножку бокала, еле сдерживая слёзы. Проклятые мысли, всегда приходят так не вовремя. Ну почему именно сейчас…
– Я хочу пожелать тебе… – запнулась, проталкивая застрявший в горле комок. – Что бы ты… Чтобы был… Прости, я совсем не умею говорить тосты…
– Тогда я скажу.
Он взял бокал и поднялся, смотря на меня с такой теплотой, что мне захотелось убежать из комнаты, чтобы не видеть сейчас его глаз. Потому что знала, что потом сойду с ума, вспоминая этот вечер.
– Я чертовски рад, что провожу этот вечер с тобой. Я даже мечтать не мог о таком дне рождении.
– Ты серьезно? Вот эта квартирка – предел твоих мечтаний?
– Не квартирка…
Снова взгляд. Но уже совсем другой. Горячий. Казалось, что я плавлюсь в его огне, не оставляя себе шанс на спасение.
Сожги уже всё к чертям собачьим, только не заставляй медленно тлеть.
Он поцеловал так неожиданно и так ожидаемо. Крепко прижал к себе, с нетерпеливым напором исследуя мои губы. Я жадно вдыхала его аромат и, словно погружённая в дурманящий морок, позволила ему делать со мной всё, что он только захочет.
На пол упал мой пиджак и его свитер, оголяя его крепкий торс и мои натянутые нервы.
Я, словно безумная жадина, трогала, сжимала, царапала каждый миллиметр его разгоряченной кожи, думая лишь о тёмной дорожке волос, спускающейся от пупка за ремень его брюк…
Я хотела его, прямо сейчас. И гори оно всё синим пламенем!
Неприятная трель звонка в дверь привела в чувства.
Раз, другой, третий.
– Не открывай, – хрипло выдохнул он в мои губы. Удары сердца оглушали, ладони застыли на покрывшейся испариной спине.
Четвёртый, пятый, шестой…
– Это Инна. Она не уйдёт.
Грудь ходила ходуном, дыхание сбилось.
Седьмой, восьмой…
Криво застегнув пуговицы блузки, дважды повернула ключ. Встала в проёме, по-максимуму закрывая обзор.
– Ты чего не открываешь, Иванникова? Я чуть с ума не сошла! Свет в окне есть, а дверь… – осеклась Инна, раскрыв рот. – Ты не одна? – шепнула, указав пальцем в дом. – Он там?
– Инна, пожалуйста!
– Ну одним глазком! – сложив ладошки взмолилась она, без разрешения заглядывая внутрь.
Ян стоял у окна, повернувшись к нам спиной, и я мысленно умоляла его не выкинуть какую-нибудь глупость.
Раскрыв рот ещё шире, Инна подняла вверх два больших пальца и, глупо хихикнув, наконец-то убралась, торопливо поднимаясь к себе наверх.
Закрыла дверь и робко вернулась на кухню. Наваждение спало, оставив после себя стыдливое послевкусие и досаду, что если бы не этот звонок… Принесло же её!
Он всё так же стоял у окна, рассматривая что-то в непроглядных сумерках. Капли дождя молотили по стёклам, оставляя мокрые дорожки.
Обажённая спина манила снова коснуться, я до сих пор ощущала на пальцах тепло его кожи. На пояснице алела свежая царапина.
Ну обернись же, я хочу на тебя посмотреть.
Словно услышав мои мысли, он обернулся. В руках опустевший бокал.
Мне было стыдно, за то, что растеклась, за то, что не соблюдаю дистанцию, за то, что не могу отвести глаз от его манящего, молодого тела.
Поставив фужер на стол, он подошёл ближе. Не говоря ни слова, мазнув по лицу расфокусированным взглядом, обнял за талию и рывком поднял на руки. Обвила ногами его бёдра, запуская пальцы в теперь уже короткие волосы.
Хотела ли я так кого-нибудь в своей жизни? Нет. Буду ли я жалеть об этом потом? Возможно. Но я никогда не прощу себя, если не буду его этой ночью.
Говорят, что с ума сходят по одиночке, но сегодня мы лишились разума вместе.
***
Я люблю его.
Эта простая мысль сладкой истомой растекалась по венам, оправдывая всё то безумие, что мы только что творили. Я его люблю, и хочу быть с ним, всегда. Мне всё равно, что подумают люди, что скажут его родители, мне плевать на карьеру, директрису, плевать на весь белый свет. Есть только он.
Я люблю его.
Осознание этого словно расправило за спиной затёкшие крылья. Впервые за долгое время я хотела парить.
Обернув вокруг тела белую в мелкие синие васильки простынь, дожидалась, когда он докурит на балконе.
Наверное, я сошла с ума, раз допустила всё это. Чокнутая, совершенно чокнутая! Но как же сладко поддаваться порыву…
Вдруг, словно чёрная туча, мысли заволокло липким необоснованным страхом.
А что если после близости его интерес угаснет? Он молод, красив, у него масса таких же молоденьких симпатичных поклонниц. Без груза прошлого, материальных проблем, без довеска в виде матери-алкоголички. Лёгкие и не обременённые ничем девчонки-ровесницы, с которыми он может в открытую ходить в кино и на дискотеки, знакомить с друзьями, спокойно приводить в свой дом. А со мной он только и делает, что решает мои проблемы. Сомнительно, что такой балласт может быть кому-то в радость. Рано или поздно ему всё это надоест.
Я ужасно злилась, что накрутила себя и тем самым всё испортила, но не думать теперь об этом просто не могла.
Поднявшись, быстро скинула простынь, и вытянула из шифоньера первую попавшуюся свободную футболку. Та едва прикрывала бёдра, и как назло нижнее бельё куда-то запропастилось…
Наклонилась, шаря рукой по пыльному паркету под кроватью.
– Вот это да, – Ян стоял в дверном проёме, скрестив руки на груди.
– Господи, ты меня напугал! – вскочила, прижимая к груди найденный бюстгальтер.
– Ты куда-то уходишь? – нахмурившись, вошёл в спальню, и сел на край кровати.
– Я… хочу принять ванну… – глаза предательски забегали.
Он сидел в один джинсах, обнажённый по пояс. Не застёгнутая пряжка ремня позвякивала от каждого движения, и осознание того, что под джинсами у него сейчас ничего нет, мешало сосредоточиться, уводя мысли куда-то ниже этого самого пояса.
– Что-то случилось? – нахмурился, проводя пятернёй по короткому "ёжику".
– Нет, ничего. Просто время поздно, тебе, наверное, пора… Завтра рано вставать…
– Ты хочешь, чтобы я ушёл?
Нет! Нет! Меньше всего на свете!
– Мы же не можем выйти утром вместе, сам понимаешь… Да и твоя мама сильно огорчится, если ты не вернёшься домой. Как-никак у тебя сегодня день рождения…
Он встал с кровати и, подойдя вплотную, провел ладонью по моим волосам, щекам, провёл большим пальцем по нижней губе. Ватные ноги еле держали, мысли поплыли, внизу живота томительно заныло.
– Всё хорошо! Что бы там себе сейчас не придумала – это не так. Я хочу быть с тобой, и мы будем вместе, – приподняв мой подбородок, легко коснулся губами краешка моих губ, щеки, шеи.
Стало стыдно за свои недавние мысли. Не возраст делает мужчину мужчиной, а его внутренняя зрелость, его поступки. Ян не из тех, кто бросает слова на ветер.
Провожала я его с почти лёгким сердцем. До боли в глазах вглядывалась в исчезающей в черноте ночи силуэт, и потом ещё долго стояла на балконе, размышляя о том, что ждёт нас дальше.
Он сказал, что всё будет хорошо. И ему поверила. Рядом с ним иначе быть просто не может.
Сегодня мы рука об руку прошли Рубикон, и только от нас зависит, что будет дальше.
Часть 60. Ян
Ян
– Ты где был? – прямо с порога начала мать. Она ещё не сняла вечернее платье, но туфли на высоком каблуке сменила на домашние тапочки. В руках – бокал красного вина, в глазах – неприкрытая ярость.
– Я тоже тебя люблю, мам, – поцеловал её в щёку, и быстро побежал наверх. Она ошарашенно поморгала, буквально потеряв дар речи.
Не хотелось ничего говорить, не хотелось ругаться, учинять разборки, не хотелось вообще ничего. Мне было слишком хорошо. Настолько, что ничто, наверное, не было способно испортить моё офигенное настроение.
– Вообще-то у тебя сегодня праздник – день рождения, если ты не забыл! – уже мягче прокричала мне в след, задрав голову вверх. – И дома тебя ждали гости! Каково мне было им объяснять, где шляется именинник?
– Давай завтра, ладно?
– Но…
– Всё завтра, – во избежание трёхчасовой тирады, поспешил скрыться в своей комнате. Каково же было моё удивление, когда увидел, что там меня дожидалась названная гостья.
– Какие люди к нам пожаловали, ты посмотри, – на кровати, облокотившись о спинку, лежала Минаева. В коротком мини, на полу сброшенные туфли, в руках почти пустая бутылка вина.
– Ты что тут забыла?
– Пришла поздравить тебя с днём рождения. Вот видишь, отмечаю, – приподняла бутылку и сделала большой глоток. Вино полилось по подбородку, капая на вываливающуюся из глубокого декольте грудь. Полина фыркнула, разбрызгивая рубиновые капли, после чего вытерла рот ладонью и глупо хихикнула. – Извини, тебя так долго не было, что я немного перебрала. Тебе нравится моё новое платье?
– Езжай домой, я устал и хочу спать, – закрыл за собой дверь, и не обращая на неё внимания, принялся опустошать карманы, складывая мелочи на подоконник.
Её присутствие раздражало, смотреть на нажравшуюся в дрова девчонку, которая к тому же ведёт себя как назойливая шлюха, было особенно неприятно.
– А тебе говорили, что некрасиво прогуливать свой праздник?
– Как и приходить без приглашения.
– Меня позвала твоя мама! Обидно, что она хочет видеть меня куда больше, чем ты, – прикладывая усилия, Минаева встала, и шатаясь двинулась в мою сторону. – Я, между прочим, приготовила для тебя подарочек. Сейчас, с-секундочку, – она громко икнула, и взялась за подол своего экстра-мини. Извиваясь, едва не завалившись на пол, всё же стянула платье через голову, оставшись в одном черном кружевном белье. – Ну как тебе? Нравится?
– Оденься, и прекрати позориться, – поднял платье и всучил ей в руки.
– Скажи ещё, что не нравится! Ну же, скажи! – она швырнула в меня комком смятой ткани. – Я сижу тут, и как последняя дура жду тебя, а ты мотаешься с этой нищенкой! Ты совсем больной? А может, ты слепой?
– Прекрати устраивать этот цирк!
– Цирк? Цирк?! Видеть, как ты стелешься перед англичанкой, таскаясь за ней как верный пёс – вот где цирк! – из её глаз брызнули слёзы, тушь растеклась, оставляя на щеках грязные разводы. – Наверняка она жаловалась тебе, что кто-то ей житья в технаре не даёт. Жаловалась-жаловалась, я знаю, она же любит строить из себя несчастную! Пожале-ейте меня! Я такая обделё-ённая, – изобразила противный голос Минаева. – Так вот, это я! Это я закрыла ее в толчке, я налила в её сумку чернила и журнал стащила тоже я! – она рассмеялась, но смех больше походил на вымученное покашливание.
– Ты ненормальная, тебе лечится надо! Давай, уходи по-хорошему, иначе мне придётся вытолкнуть тебя силой. И оденься наконец, – брезгливо кивнул на валявшуюся под ногами тряпку.
– Нет, ты точно слепой! Только слепой может не видеть очевидного! Она же прицепилась к тебе только ради денег твоего папаши! Надоело жить в нищете, вот и придумала способ открутить лоха и за счёт него выбиться в люди. Что ты о ней знаешь? Ничего ты о ней не знаешь! – она уже практически орала, скривив губы в неприятной гримасе.
– Мне достаточно того, что я знаю. И уж точно она в разы достойнее тебя.
– Да ни черта! Беспринципная потаскуха, вот она кто!
– Закрой свой рот! – надвигаясь на неё, буквально потерял над собой контроль.
– Ну давай, врежь и мне, как Круглову, как Горшку. Тебе же нравится из-за неё морды бить! – гордо задрала подбородок Полина, смело заглядывая в глаза. – Ты знаешь, почему она уехала из Москвы? Не знаешь! А я могу тебе сказать, если хорошо попросишь.
– Мне наплевать. Не хочу слушать твой пьяный бред, – взял с подоконника пачку сигарет, и открыл дверь на балкон.
– Да трахалась она там с директором своим, понятно? – кинула мне в спину, и я застыл, ощутив, как в горле моментально пересохло. Дрожащими пальцами извлёк сигарету и тут же выронил. Достал вторую. – Директор школы, в которую он сам её и пристроил, – продолжила она. – Мужик лет на двадцать старше, женат и трое малентких детей. Но ей было навалить, она раздвигала ноги ради собственной выгоды! За место тёплое держалась, ещё, небось, метила в будущем женить на себе.
– Откуда знаешь? – слова давались с трудом. Язык словно прилип к нёбу.
– Мать моя в командировку в Москву недавно ездила. Ей знаешь ли, выяснить что-то вообще проще простого. Жена его, мужика этого, сама ей рассказала. Она тоже судья и её университетская подруга. Как видишь, мир тесен, к несчастью для твоей нищенки, – в голосе Минаевой сквозил неприкрытый яд, но я уже плохо её слышал, силясь выкинуть только что услышанное из головы.
Этого просто не может быть. Не может. Яна не такая! Она не будет спать с женатым, тем более из меркантильного интереса. Это какая-то чушь, придуманная Минаевой только что, чтобы вывести меня на эмоции.
– Я не вру, ты не думай, – будто подслушав мои мысли, добавила Полина, воюя с платьем. – Спроси у неё сам, если хочешь. Увидишь, как она будет изворачиваться.
– Проваливай, – не оборачиваясь, процедил сквозь зубы.
– Она и тебя использует, а потом кинет.
– Я сказал – проваливай! – не выдержав, повысил голос.
Минаева подобрала с пола туфли, кинула на прощание пару ласковых и наконец свалила, громко хлопнув дверью.
Отличное настроение сошло на нет. Место недавней эйфории в душе заняла тревога.
А что если это правда? Что если Яна действительно крутила роман с женатым чтобы выбиться в люди, построить карьеру в столице? Но это так на неё не похоже. Не могла она! Просто не могла!
Может, она была в него влюблена, или он её соблазнил, или вообще заставил… Ну не лепился её образ с коварной разрушительницей семей, и уж тем более с продуманной стервой, готовой ложиться под любого, ради денег или карьерного роста. Нелепица какая-то. В любом случае выводы делать рано, нужно поговорить с ней и спросить прямо. Не станет она мне врать!
Принял душ, переоделся, лёг в кровать, но сна ни в одном глазу: ворочался с боку на бок, размышляя о словах Минаевой.
С одной стороны, мне не должно было быть никакого дела, как Яна жила до того, как приехала сюда. Она имела право жить так, как ей того хотелось, и даже если вдруг у нее всё-таки была связь с этим директором, значит была на то веская причина. И она не обязана оправдываться за своё прошлое. Ни передо мной, ни перед кем бы то ни было ещё. Но с другой стороны… лезть в чужую семью – это всё-таки грязь. А уж если ради денег, то… Чёрт! Ведь так хорошо всё было.
Как не старался оправдывать её в своих мыслях, в глубине души прорастало зерно сомнения, которое с подачи лёгкой руки Минаевой сразу же пустило корни.
Если она все это всё-таки придумала, а надежде испортить мне настроение – ей это удалось. А если всё это окажется правдой, то…
Я надеялся, что она солгала.
Так и ворочался всю ночь, уснув только под утро.
***
Проснулся половина девятого – проспал первую пару. Да и вторую придётся прогулять тоже, в любом случае уже не успею. Быстро собрался, гонимый мыслью, что на третью нужно попасть по-любому, потому что третья сегодня – английский.
Мне нужно было её увидеть, спросить, всё выяснить, чтобы не накручивать себя всякой хренью.
Если выяснится, что Минаева всё это сочинила, я не знал, что с ней сделаю. Что-то слишком много её стало в последнее время в моей жизни. Раньше хотя бы только в школе доставала, потом в технаре, а теперь и в дом пробралась, заручившись поддержкой матери и сестры, которые в ней души не чаяли.
Мать, едва увидев, что я проснулся, сразу же прибежала читать мораль, что из-за меня им снова пришлось успокаивать бедную девочку. В довесок отчитала за испорченный праздник, мол, гости пришли поздравить, а именинника нет. То, что это были их гости, а не мои, её абсолютно не трогало.
Добравшись до технаря аккурат к третьему уроку, вошёл в кабинет. Большинство однокашников слонялись на перемене, лишь несколько человек сидели в аудитории и трещали о чём-то своём. Увидев меня, Минаева, к слову, порядком помятая, демонстративно повернулась к Лосевой, показывая, как сильно она обижена.
С ней я тоже обязательно поговорю, позже.
– Ну здорова, именинник. Извини, что не пришёл вчера поздравить. Ах, да, совсем забыл – меня же никто не приглашал! – Горшок ударил себя ладонью по лбу, обнажая в улыбке ряд мелких зубов. Отсоединившись от шайки Круглова, сел за парту напротив, закинув ноги в пыльных кроссовках на соседний стул. – Я уж думал, что ты зассал, решил вообще сегодня не приходить. Надеюсь, ты не забыл, какой сегодня день?
Поднял на него глаза, прекрасно осознавая, к чему он клонит.
– Ну так что ты мне скажешь, или, может быть, покажешь? – глумливо ухмыльнулся, кивая на рюкзак. – Фотки принёс?
Прозвенел звонок, кабинет начал заполняться одногруппниками, которые, увидев непонятную движуху между бывшими друзьями, с интересом принялись греть уши.
– Не отвалил бы ты. И нормально себя веди, не в свинарнике, – ударил по спинке стула, скидывая его ноги.
– Ты мне зубы не заговаривай, понял? Ну так чем порадуешь? Месяц закончился. Сам говорил, что как два пальца обосс*ть управишься за этот срок. Пора отдавать должок.
В кабинет, сжимая журнал, вошла Яна. Кое-кто расселся по своим местам, но большинство остались наблюдать за происходящим.
– Что здесь происходит? Горшков – сядь на место! – приказала Яна, но тот даже ухом не повёл. Поставил ладони на мою парту, и наклонился ниже.
– Как знаково, что она тут, да? Ну так что? Доказал, что мужик, или признаешься всем, что трепло галимое?
Я молчал, сконцентрировавшись на обескураженной Яне. Смотрел ей в глаза, пытаясь прочитать ответ на свои пока ещё не заданные вопросы. Плевать мне было на спор, да вообще на всё плевать, кроме неё.
– Я так и думал! – радостно хлопнул в ладоши Горшок, и обернулся, протянув руку: – Понкратова, фломик чёрный дай. Реще ты!
– Горшков! Сейчас же сядь на своё место! – уже менее уверенно произнесла Яна.
Ноль эмоций.
Забрав из рук Дашки фломастер, Стас снял колпачок и наклонился совсем низко к моему лицу.
– Думаешь, такой крутой, да? Начистил мне морду при всех, показал, кто дома папа? Опозорил, и думал, что всё с рук сойдёт? – прошептал так тихо, чтобы услышать мог только я. – Извини, брат, спор есть спор. И если честно, я рад, что ты обоср*лся.
Улыбаясь, с нажимом тщательно вывел на моём лбу кривые буквы и, закрыв фломастер, кинул его обратно Понкратовой.
Я сидел не шевелясь, и не отводя взгляд от Яны, которая словно застыла. Увидев, что за слово написал Горшков, она округлила глаза, дотронувшись кончиками пальцев до губ.
Девчонки тихо ахнули, пацаны явно охренели, не в состоянии поверить своим глазам. И все молчали. Стояла гробовая тишина. Даже Круглов заткнулся, глупо мигая.
– А сейчас Набиев нам всем кое-что скажет! Твой выход, – проговорил Горшок уже тише, и подмигнул. После чего, с видом победителя, вальяжно прошёл на своё место.
– Я трепло, – произнёс ровно, абсолютно не переживая, что обо мне подумает кучка тупых разгильдяев.
Ещё месяц назад подобное стало бы настоящим крахом, но сейчас всё это не имело никакого значения.
– Громче говори, чё ты шепчешь! – выкрикнул Стас.
– Иди на хер, – повесив рюкзак на плечо, молча вышел из класса.
Двадцать восемь пар глаз, не нарушая звенящей тишины, недоумённо уставились мне в спину.
Часть 61. Яна
Яна
Что это было? Зачем Горшков написал "Трепло" на лбу Яна? Что происходит?
Когда он поднялся и молча покинул кабинет, придя в себя выбежала следом.
– Набиев! Ян!!
Коридор был абсолютно пуст, тишину нарушали лишь голоса преподавателей из приоткрытых дверей, и торопливый топот ног на лестнице.
Не долго думая, бросилась следом вниз по ступенькам.
Спустившись на первый этаж, увидела его стремительно направляющуюся к выходу фигуру.
– Набиев! Да стой же ты! – он замедлил шаг, и обернулся. На лбу, вместо букв, чернело размазанное пятно, но контуры обидного слова всё равно проступали на коже. – Что произошло? Зачем Горшков написал… это.
– Да так, детская забава, – он вымученно улыбнулся, и взглянул на свою испачканную ладонь.
В нём словно что-то изменилось. Взгляд стал каким-то другим.
– У тебя всё в порядке? Пожалуйста, если ты хочешь мне что-то сказать – говори. Обещаю, что если ты… если… – вздохнула, и посмотрела по сторонам, убеждаясь, что в коридоре никого. – В общем, если ты понял, что всё то… что произошло вчера между нами в было ошибкой, то я приму это, и моё отношение к тебе не изменится.
– Да всё в порядке, говорю же… – отвёл глаза.
Сердце болезненно сжалось. Он врёт.
– Хорошо. Я поняла. Мне пора на пару… – развернулась, и решительно пошла обратно. Не реветь! Не вздумай реветь!
– Почему ты уехала из Москвы?
– Что? – его вопрос – словно гром среди ясного неба – заставил остановиться.
– Почему ты вернулась обратно? Я хочу знать правду, – он взял меня за предплечье и повернул к себе. Потемневшие глаза смотрели пристально, будто проникая в саму душу.
Он уже знает правду.
– Здесь… здесь неудобно говорить… Может, давай потом?
– Идём, – не отпуская руки, он вывел меня на улицу и, зайдя за здание колледжа, завёл в густые заросли пожелтевшего кустарника.
Пронизывающий ветер кружил опавшую листву, поднимал полы пиджака, заставляя дрожать от холода. Ян снял свою куртку и накинул мне на плечи, оставшись в тонком тёмно-синем балахоне.
– Здесь нас никто не услышит.
– Откуда ты узнал про Москву?
– Ну какая разница? – он снова грустно улыбнулся, и убрал с моего лица растрёпанные ветром волосы. – Только пожалуйста, говори правду.
– Хорошо, мне нечего скрывать. Я не знаю, что тебе известно, но уверена, что этот «кто-то» явно не мой доброжелатель. Я уехала из Москвы, потому что у меня не было выбора. Если бы я осталась, то могла угодить за решётку…
– Что? – он нахмурился, явно не ожидая услышать что-то подобное.
– Эта ситуация… я до сих пор себя за неё корю, – вздохнула, подбирая слова. Как же трудно обнажать душу. – Когда я жила в Москве, то помимо учёбы подрабатывала репетитором английского в обеспеченных семьях. Преподавала язык маленьким детям, зачастую дошкольного возраста. Юлия Львовна наняла меня для своей средней дочери, мы отлично поладили и с девочкой, и с ней самой. Узнав, что мне некуда податься после университета, Юлия Львовна пообещала поговорить со своим мужем – директором элитной частной школы. Андрей Дмитриевич с радостью принял меня на должность, и несколько месяцев всё было просто прекрасно. Я работала в школе и в свободное время продолжала преподавать детям, включая дочь Заболоцких. Но потом… Андрей Дмитриевич начал уделять мне недвусмысленные знаки внимания, – Ян нахмурился, опустив глаза. – Нет, нет, не подумай, он не домогался меня, не лапал, ничего такого! Просто предлагал подвезти до дома, приглашал в свой кабинет выпить вместе чаю, приносил цветы, якобы за хорошую успеваемость учеников. Мне было очень неудобно, я понимала, к чему он клонит, но оборвать его резко не могла, потому что боялась вылететь с работы…
Ян внимательно меня слушал, но взгляда старательно избегал: накинув на голову капюшон толстовки, вытряхнул из пачки сигарету. Вставив фильтр в зубы, щёлкнул зажигалкой и, прикрыв огонёк ладонью, глубоко затянулся.
– Пойми, это место было моим единственным шансом заработать хоть что-то. Благодаря подработке у них я могла откладывать на собственное жильё, откладывать больше, чем мог бы себе позволить обычный рядовой учитель. Я тактично принимала его ухаживания, но близко не подпускала, надеясь, что он сам всё поймёт и в конце концов отстанет. Но он не унимался, наоборот, моя холодность его будто распаляла – намёки становились откровеннее… Когда он будто бы невзначай положил руку на моё колено, я всерьез начала подумывать о том, что придется всё-таки менять место работы, всё стало заходить слишком далеко, но предпринять ничего не успела: Юлия Львовна откуда-то обо всём узнала, и при следующей встрече заставила написать заявление об уходе. Более того, она хотела, чтобы я вообще покинула Москву, настаивала и угрожала! Боялась, что вне стен школы нам будет ещё проще крутить, как она выразилась – шашни за её спиной.
– Бог мой, и ты послушалась? Если у тебя с её мужем ничего не было, могла бы просто послать её куда подальше! – горячо возмутился Ян.
– Я бы так и сделала, но она пригрозила, что если я не уеду, она посадит меня за украденные серёжки с бриллиантами. Юлия Львовна – авторитетный столичный судья, если бы она захотела…
– Ты что-то у них украла?!
– Господи, ну конечно нет! Но кто я, а кто она? Я сильно испугалась, собрала вещи и через несколько дней вернулась домой. Дура, я знаю, надо было сразу послать Заболоцкого с его цветами, но я искренне надеялась, что история не зайдёт так далеко. Что он охладеет, а я останусь работать в школе. Увы, всё закончилось… так, как закончилось. Я здесь, – выдохнула, закончив нелёгкое повествование. Кусая от волнения губы, заглядывала ему в глаза и ждала, что он ещё скажет, какие выводы сделает.
