Текст книги "Давай никому не скажем (СИ)"

Автор книги: Агата Лель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

В то, что она решила таким образом пожалеть меня, я конечно же, не верила. Скорее, решили не поднимать шумиху вокруг своего уважаемого имени.

Мне нужно было увидеть Яна! Поговорить с ним. Как никогда остро я нуждалась в его поддержке. И мне нужно было знать, что всё у него хорошо.

Закутавшись в тёплый шарф, тоскливо плелась домой. Осень во всю вступила в свои права: жёлтая листва плотным ковром застилала тропинки, пронизывающий ветер подбрасывал не убранные под берет волосы. Холодно, но на душе в разы холоднее. Я не могла без него, без его глаз, улыбки, без его шуток. Без него было так одиноко. Нестерпимо!

Если он не появится в колледже ещё несколько дней, я пойду к ним сама. Жить в неведении – мука.

Клочьями грязной ваты над головой нависло угрюмое небо. Стая исхудавших грачей, покрякивая, торопливо валили на юг.

Вот бы так же сбежать от проблем, взмыть ввысь, и парить… Как жаль, что у людей нет крыльев…

– Привет, – Ян вышел из зарослей облысевшего кустарника, разросшегося прямо напротив подъезда. Живой и здоровый, и даже улыбался. Кожаную куртку он сменил на тёмно-серое пальто, моментально став ещё взрослее. Лицо покрывали едва заметные иголочки щетины.

Я не видела его всего лишь пару дней, но он снова стал будто совсем другим…

– Ян, – выдохнула я и, бросив пакет с молоком на мёрзлый асфальт, побежала в его объятия.

***

– Я так волновалась, просто места себе не находила, – прошептала, уютно устроившись под тяжестью его руки. Он, лениво выводя пальцами витиеватые узоры на моём плече, легко коснулся губами виска.

– Да брось ты, что мне будет? Ну покричали немного, поучили жизни. Первый раз, что ли. Жаль только, что дома посадили, под неусыпное бдение матушки. За непослушание – расстрел. Целыми днями за мной таскается, отслеживает каждый звонок.

– А как же ты сегодня ушёл?

– Через окно, – поймав мой ошарашенный взгляд, улыбнулся – Да подумаешь, второй этаж, всего-то. Я должен был тебя увидеть, и сказать, что между нами всё осталось по-прежнему, знал же, что начнёшь себя накручивать, надумывать чего нет. Мне всё равно на мнение родителей, и плевать я хотел на их запреты. А на эти дни я просто залёг на дно, разыгрываю послушного мальчика, чтобы усыпить их бдительность.

– Почему они посадили тебя дома? – задала терзающий вопрос, предчувствуя нехорошее.

– А вот тут небольшая засада: мать хочет отправить меня к дядьке в Москву, доучиваться в каком-то там крутом колледже. Все связи подняли.

Резко поднялась, села, будто громом поражённая, прикрыв обнажённую грудь одеялом.

– Ты чего? – он сел рядом, и крепко обнял, заглядывая в глаза. – Подумала, что я брошу тебя и уеду?

– Но твои родители…

– Да мне безразлично, что они там хотят! Жизнь моя, и только я решаю, с кем мне быть и где учиться. Короче, я свою матушку знаю, покоя она нам точно не даст. Надо валить, Яна Альбертовна, – Ян широко улыбнулся, и лукаво подмигнул.

– В смысле – валить? Куда? – изумилась, невольно впитывая в подсознание черты его совершенного лица: ресницы, губы, подбородок, ямочка на щеке…

– Я всё придумал – поедем в Новороссийск. Где жить и работать я уже знаю, созвонился вчера с одним человеком. Он уже ждёт нас с распростёртыми. Пока попутешествовуем, мать остынет, смирится, и в конце концов отстанет. Вообще, она быстро отходит, а тем более когда поймёт, что у нас всё серьёзно, палки в колёса вставлять перестанет.

– А у нас всё серьёзно? – кусая губу, затаила дыхание в ожидании ответа.

– А разве нет? Я тебя люблю, разве нужно ещё что-то? Ну хочешь, пойдём в ЗАГС. Вы же, девчонки, любите эти все платья, кольца…

Я уткнулась в его плечо и рассмеялась. Так у него всё просто. Просто уедем, просто поженимся.

– А как же моя работа в техникуме?

– А, ну тут тоже косяк, придётся тебе уволиться. Из Новороссийска так-то не ближний край на работу кататься.

– Уволиться? Ты серьёзно? Даже не знаю… Сначала нужно писать заявление, потом отрабатывать…

– Не-не, – замотал головой. – Завтра. Уволиться надо завтра. Ну на крайняк до конца этой недели. Надо чтобы когда я стащил у отца паспорт, мы уже были в боевой готовности и сидели на чемоданах.

– В каком смысле – стащил паспорт? – час от часу не легче.

– А это засада номер два: отец куда-то спрятал мой паспорт. Видимо, догадался, что я могу свалить. А без паспорта я, сама понимаешь – не выездной. Ну ничего, кабинет я его уже обыскал, осталось в портфеле посмотреть, но он его с собой вечно носит, пока не подобраться. Короче, это моя уже проблема – найду, – беспечно махнул рукой. – Ну а в целом, как тебе моя идея? – его глаза улыбались, он действительно верил, что всё получится.

Его уверенность передалась и мне.

Всё равно моя жизнь без него не имеет никакого смысла. За что мне здесь держаться? За нелюбимую работу с начальником цербером? За мать-алкоголичку, которой на меня плевать? Сестра… Сестра уже взрослая – даже переезжать ко мне в квартиру отказалась. В следующем году сама уедет поступать.

Я свободна, как птица, а Ян – мои крылья.

– По-моему, это блестящая идея, – улыбнулась я, и Ян заликовал. Игриво толкнул плечом, сплетая свои длинные пальцы с моими.

– Я так и думал. Всё у нас будет классно! Мы же банда? Как Бонни и Клайд, как Одиссей и Пенелопа, как кот Базилио и лиса Алиса, как…

– Ян, прекрати! – хохотала я, колотя его кулачком по спине. Он рассмеялся и повалил меня на кровать, натянув на голову одеяло.

Мы взмоем ввысь вместе, крыло к крылу.

***

Утром я шла на работу с чувством необычайной лёгкости. Как будто готовилась скинуть с плеч тяжкую ношу.

Этой ночью я практически не спала, думала, прокручивал в голове разные варианты, как же нам лучше поступить, и ещё раз убедилась в том, что приняла верное решение. Я никогда не была в Новороссийске, понятия не имела, как там живут люди, но даже если бы он позвал меня на Камчатку, я бы всё равно согласилась. Главное – быть рядом с ним.

– Ребята, у меня для вас новость, – войдя в группу, обвела глазами притихший АИ-01. – Для кого-то очень хорошая новость. Сегодня наша с вами последняя пара, с завтрашнего дня я больше здесь не работаю. Совсем скоро меня заменит другой преподаватель.

– Как так?

– Почему?

– Вы уходите?

Наперебой кинулись расспрашивать ребята, и вроде бы даже совершенно искренне расстроились.

Ника смотрела на меня непонимающе, но я решила, что объясню ей всё чуть позже.

– А куда это вы собрались? – откинувшись на спинку стула, спросила явно не огорченная Минаева.

– Перехожу в другой колледж, – дала расплывчатый ответ.

Не нужно никому раньше времени знать, что я уезжаю из города, и уж тем более – с кем.

Удовлетворенная ответом Полина довольно улыбнулась.

Я не держала зла на этих ребят, к их группе я всегда относилась особенно трепетно, ведь тут учится моя сестра и … Ян.

С чистой совестью отвела все полагающиеся пары, попрощалась, и в конце рабочего дня постучала в дверь с табличкой: «Поликарпова Эмма Валентиновна – директор».

– Войдите, – недовольно раздалось за дверью.

Эмма Валентиновна стояла у зеркала, поправляя замысловатую причёску, а увидев, что это я, скорчила недовольную гримасу.

– Что вы хотели? У меня важное совещание.

– Я пришла отдать вам это, – положила на стол исписанный мелким почерком лист.

– Что это? – высокомерно кивнула на белый прямоугольник.

– Заявление об уходе.

Лицо Эммы Валентиновны разительно изменилось, она словно расцвела, губы тронула плохо скрываемая улыбка.

– Могли бы уйти перед каникулами, время доработать у вас ещё было. Хотя, нового преподавателя я уже нашла – заслуженный педагог, тридцать лет стажа. Не чета вам.

– Решила уйти раньше, не хочу нервировать вас, и лишний раз нервничать самой.

– Ну что ж, – она взяла лист в руки и бегло прочитала написанное. – Всего вам хорошего, Яна Альбертовна. Обычно говорят «до встречи», но в случае с вами, это будет лицемерием.

– Взаимно, – подошла к двери, и всё-таки не удержалась от шпильки: – И да, Денис Павлович как-то обмолвился, что любит абрикосы до того, как те превратились в курагу.

Лицо Эммы Валентиновны пошло багровыми пятнами, но, к сожалению, мне не удалось вдоволь насладиться её реакцией: плотно закрыв дверь, с лёгким сердцем достала из гардероба своё пальто.

– Давненько у нас никто таким счастливым из кабинета начальства не выходил, – хохотнул Яков Тихонович. – Премию дали, что ли?

– Нет, я уволилась.

– Уволилась? – в один голос спросили физрук, Раиса Семёновна и Инна. Все побросали свои дела, в недоумении уставившись на то, как я торопливо застёгиваю пуговицы.

– Да, уволилась. Решила кардинально поменять свою жизнь.

– Так, подожди-ка, и почему я не в курсе? – возмутилась Селиванова.

– Всё потом, – шепнула подруге, и она удивлённо захлопала глазами.

– Ну дела, пертурбации в коллективе, однако, – задумчиво почесал лысину Яков Тихонович. – Жаль, что уходите, а я вас на свадьбу хотел пригласить… – порозовел физрук. – Мы с Зоечкой… Зоей Степановной, решили вот расписаться.

– Серьёзно? Это же прекрасная новость! Если получится, обязательно приду поздравить, – искреннее порадовалась за старого ловеласа и буфетчицу.

Не зря прикармливала пирожками, получается.

Денис Павлович поймал меня уже у самого выхода, и был сильно удивлён, если не сказать шокирован, таким скоропалительным уходом. Сжав губы, расстроенно покачивал головой, сбивчиво желая доброго пути.

В глубине души посочувствовала этому положительному мужчине, подозревая, что совсем скоро его приберёт-таки к рукам настоящая фурия.

Во дворе было как никогда тихо. В засохшей клумбе дремал полосатый кот, дворничиха тётя Тоня неспешно разгоняла метлой пожухлые листья, на огороженном панцирной сеткой стадионе первокурсники сдавали кросс, уныло кружа по вытаптонному полю.

С грустью осознала, что моя история здесь закончилась. И в этом колледже и, похоже, в этом городе. Но зато начнётся новая история, яркая и интересная, наполненная радужными эмоциями и любовью. Где-то на берегу моря, где волны бьются о скалы, забрасывая с лицо солёные капли. Где шум прибоя, розовые рассветы и прогулки по побережью за руку с Яном…

Едва различимая надпись "Добро пожаловать" окончательно скрылась из виду.

Я шла домой, предвкушая начало новой жизни, ещё не зная, что границы своей белой полосы я уже миновала.

Часть 66. Ян

Ян

Тихо вышел из комнаты и прислушался к звукам в доме: сестры нет – видел, как она уходила, вылив на себя полфлакона духов, машины отца тоже не было, мать гремела посудой на кухне, негромко болтая по телефону.

Вчера вечером подслушал её разговор с дядькой, расспрашивала про новый лицей, восторженно комментируя каждое его слово. Ну-ну, пусть пока думает, что всё идёт по её плану. А тем временем я осуществлю свой.

Неслышно проскользнул в родительскую спальную и тихо прикрыл за собой дверь. Искать нужно быстро, мать может в любой момент подняться.

Начал поиски со шкафа: перелопатил стопки с постельным бельём, пошарил рукой между разноцветными махровыми полотенцами. Далее в ход пошла прикроватная тумбочка отца, но там, кроме пары книг, очков для чтения и припрятанной бутылки коньяка больше ничего не было.

Потихоньку начала одолевать паника. Если паспорт в портфеле, то стащить его оттуда будет крайне проблематично: приходя с работы батя оставляет его в кабинете, а дверь вечно на ключ закрывает, оберегая от лишних глаз "важные документы".

Единственная загвоздка с этим несчастным паспортом! Но и без него никуда.

Открыл дверцу платяного шкафа, где на плечиках рядком висели однотипные пиджаки.

Без особой надежды пробежался по карманам, ощущая себя щипачом на толкучке в выходной день. Очередь дошла до последнего, серого в тонкую черную полоску, именно в нём отец был в тот день, когда мать устроила концерт на пустом месте.

Опустив ладонь в карман, сразу же нащупал ребристую обложку паспорта.

Отлично, просто отлично. Улыбка растянулась до ушей.

Выудив руку из недр шкафа, быстро засунул паспорт в карман джинсов, и уже было собрался закрывать дверцу и валить, как взгляд наткнулся на выпавшую откуда-то фотографию. Наверное, вытянул из кармана вместе с паспортом. Без особого интереса взглянул на снимок: маленькая девочка в школьной форме и пёстрым букетом гладиолусов в руках. Тонкие ножки в гольфах, кружевной фартук, две косички с огромными белыми бантами, а лицо… что за фигня?! Это же Яна!

Подошёл к окну и присмотрелся внимательнее. Да точно она!

Хотя, это ерунда какая-то – откуда в кармане отца её детская фотография?

Наверное, просто похожа, да и не видно там толком ничего, фотка старая совсем, краски выцвели. Точно просто похожа. Может, родственница какая дальняя, сестра по десятому колену… Там в альбоме на антресоли этих фоток пару сотен точно – куча незнакомых лиц, и это одно из них. Но сходство с Яной было потрясающее.

Сунул снимок в карман и тихо ретировался из родительской спальни.

– Ян, ужинать будешь? – услышав шаги на лестнице, мать выглянула из кухни и задрала голову наверх.

– Через пару часов. Спать ложусь, голова болит. Ко мне не ломиться – в наушниках буду, всё равно не услышу, – пропустив мимо ушей привычное ворчание, плотно закрыл дверь и провернул ключ.

Дело оставалось за малым: быстро смотаться до Яны, и рассказать, что паспорт у меня. Нужно валить, пока не обнаружилась пропажа.

Достал из шкафа предусмотрительно приготовленную куртку, вытянул из-под кровати пару кроссовок. Торопливо оделся, вышел на балкон.

Уже совсем по-зимнему стылый ветер разгонял сбившиеся в плотную кучу грязные облака. На плечи угрожающе крапнули несколько ледяных капель.

Так же незаметно, как и в прошлый раз, спрыгнул на карниз веранды, далее на мёрзлую землю.

Накинув капюшон, быстро добежал до забора и, подтянувшись на руках, без особого труда преодолел препятствие.

***

– Это я, открывай, – шепнул в замочную скважину. Не дожидаясь приветствия, прямо на пороге сгрёб её в охапку, поцеловал, и только потом уже прошёл в дом. – Ну, как у тебя дела?

– Я уволилась с работы, – улыбнулась, принимая у меня куртку. – Мне порой кажется, что я сошла с ума, раз пошла на всё это.

– Тогда сумасшествие заразно, потому что я тоже ощущаю себя слегка чокнутым. Вот он, нет ничего невозможного, – извлёк из кармана паспорт и с улыбкой покрутил у её лица. Она попыталась выхватить документ, но я поднял её на руки и закружил по комнате.

Она визжала сквозь смех, колотя меня по спине, причитая, что с детства ужасно боится высоты.

– Кстати, о детстве. Смотри, никого не напоминает? – вынул снимок девочки и отдал ей в руки. – Прикольно, да? Я сначала подумал, что это ты. Ладно пойду пока чайник поставлю. Голодный как чёрт! Сейчас только руки помою.

Пока намыливал ладони, кратко посвящал её в продуманный до мельчайших деталей план:

– Смотри, послезавтра в 15:43 с центрального вокзала отправляется поезд до Новороссийска. Тебе нужно успеть собрать вещи и съехать с квартиры. Извини, наверное, это чересчур быстро, но другого выхода нет: следующий прямой поезд только через два дня, а это слишком долго. К тому времени мать уже мылит лыжи на Москву, – вытер руки полотенцем и, минуя прихожую, прошёл на кухню. Яна сидела в кресле с фотографией в руках и молчала. – Когда мы прибудем туда, пару дней поживём у моего друга – мы раньше дружили, когда ещё жили в Подмосковье, до переезда. Потом они в Новороссийск свалили, мы с родителями сюда, но связь поддерживали, видишь, пригодилось, – набрал полный чайник воды и, чиркнув спичкой, зажёг плиту. – А потом уже снимем квартиру. Деньги на первое время у меня есть, но я хочу сразу на работу устроиться. Сначала куда-нибудь в порт разнорабочим – там лишних рук никогда не бывает, а дальше посмотрим, – достал из холодильника кусочек сыра, батон из хлебницы. – А ты где жить хочешь? Я хочу рядом с морем. Как тебе – просыпаешься, подходишь к окну, а там – море. Волны, крики чаек… Классно, правда? – гробовая тишина. – Ян… – выглянул в прихожую. Она так и сидела на кресле, уставившись пустым взглядом в стену напротив. – Ян, ты меня слушаешь вообще?

– Ты где взял эту фотографию? – вопрос прозвучал хрипло, с надрывом.

– Похожа на тебя, да? У отца в кармане нашёл, понятия не имею, что она там делала, – подошёл ближе и взял фото в руки. – По-моему, один в один: и глаза твои, и губы…

– Извини, я что-то… неважно себя чувствую, – мертвецки побледнела и выхватила снимок обратно.

– Может, в аптеку сходить? Или скорую вызвать? – сел на корточки рядом и потрогал лоб: температуры не было, но её будто знобило. Руки мелко подрагивали, кожа покрылась испариной.

– Нет, нет, не нужно скорую. Мне просто полежать надо. Всё пройдёт. Это нервное… наверное…

– Иди сюда, – взял её на руки и отнёс в спальню. Аккуратно уложив в кровать, накрыл одеялом. Ужасно бледная, как не живая. – Может, тебе чаю принести или ещё что-нибудь? В магазин сходить?

Сердце кровью обливалось при виде её такой. И ведь буквально пятнадцать минут назад всё было нормально, хохотала, глаза лучились, а сейчас…

Взял её руки в свои, согревая холодные пальцы.

– Хочешь, я тут с тобой останусь? Всё равно мои думают, что я сплю. Да даже если и увидят, что ушёл – плевать.

– Нет, мне уже немного лучше, правда, – выдавила улыбку она и, откинув одеяло, села. – Я просто ничего не ела с утра, переволновалась с этим увольнением… Столько перемен за такой короткий срок.

– Давай я приготовлю что-нибудь? Хотя я и не умею толком ничего… Может, яичницу? С колбасой!

– Спасибо… не нужно, – на глаза навернулись слёзы. Она смахнула их рукавом халата, и нежно провела по моей щеке. – Я что-то совсем расклеилась. Прости.

– Ладно, ты давай поспи, а завтра я приеду примерно в это же время и помогу тебе собрать вещи. Вместе быстрее, и веселее, – в кухне засвистел чайник. Аппетита как не бывало. Выключил плиту, бросил в заварник щепотку чая, достал сахарницу, положил бутерброды на тарелку. – Вот, поешь хотя бы это, – поставил нехитрый перекус на столик возле кровати.

– А ты? Ты же голодный.

– А, – махнул рукой и взглянул на часы, – я дома поужинаю, мне как раз скоро «просыпаться» пора. – Сел на край кровати и снова взял её за руку. Что-то изменилось. Напряжённая, словно струна, Яна кусала губы и избегала смотреть мне в глаза. – С тобой точно всё хорошо? Если ты вдруг передумала и не хочешь никуда уезжать – ты скажи, я всё пойму. Придумаем что-то другое.

– Нет, всё хорошо, правда, и план отличный, – она сжала мою ладонь тонкими ледяными пальцами, и попыталась улыбнуться. – Мне правда нужно немного поспать. Завтра я буду в норме, обещаю.

– Точно? Если что – звони. Хотя, нет, лучше я сам позвоню тебе. Обязательно возьми трубку!

– Да-да, я возьму, – закивала головой. – Да мне правда уже лучше, честное слово, – для пущей убедительности взяла кружку и сделала глоток чая. Откусила краешек бутерброда. – Вкусно.

– Ну и отлично, тогда до завтра? Ешь, не провожай. Дверь я захлопну.

Поцеловал её перед уходом, и вышел в прихожую.

Что-то случилось. Такая резкая перемена не могла произойти просто так. Но что? Почему?

На сердце стало так тяжело, и так не захотелось уходить. Как будто если я сейчас уйду, то потеряю её навсегда.

– Ян… – уже одетый вернулся в спальню. Она сидела сгорбившись, как старушка, держа в руках остывающий чай. Увидев меня, вздрогнула. Глаза как блюдца, и почему-то полные слёз. – Я люблю тебя. Просто знай.

– И я… до завтра, – прошептала она, и отвернулась, рассматривая мрачные тучи за окном.

Уходил я с тяжёлым грузом на душе. Всеми силами старался списать её состояние на нервное напряжение, на боязнь перемен, может, на неуверенность в моих чувствах. Искал массу оправданий, но понимал, чувствовал, что дело совсем не в этом.

Что-то случилось уже после моего прихода. Она же была счастливая, когда открыла дверь, смеялась, так что же случилось потом?

Так и не найдя ответ, уже под покровом темноты вернулся прежним путём домой: забор, карниз, балкон…

В каком-то душевном раздрае разделся и чтобы хоть как-то отвлечься достал чемодан и раскрыл створки шкафа. Только самое необходимое: бельё, пару свитеров, джинсы.

Складывал на автомате одежду, не отпуская свербящую мысль, что что-то сорвётся, не получится, что она передумает.

Как ощущение перед бурей: когда небо затягивает плотным черным одеялом, и ты знаешь, что скоро наступит армагеддон, но не знаешь когда именно, и поэтому просто сидишь и ждёшь, в ожидании неизбежного.

Где-то через час не выдержал, вышел в коридор и взял со столика телефон. Не сводя глаз с приоткрытой двери кухни, набрал по памяти её номер.

Гудок, второй, третий…

Перезвонил трижды, но трубку она так и не взяла.

На душе стало ещё неспокойнее. Да, возможно, она просто спит, или в ванной, или вышла в магазин… Внутреннее чутьё подсказывало, что дело совсем не в этом.

Она не хочет брать трубку!

Что за чертовщина!

В порыве едва снова не сиганул с балкона. В ливень, грязищу по колено, пронизывающий ветер. Хотелось поехать к ней прямо сейчас, выяснить в конце концов, что происходит. Но потом, пораскинув, решил, что быть назойливым ещё хуже – если ей нужно какое-то время собраться с мыслями, я дам ей это время.

Решив, что перезвоню через час, пошёл обратно в комнату продолжать собирать вещи.

Часть 67. Яна

Яна

Сжимая в руках сумку, ехала на автобусе в городскую ЦРБ. Все мысли были только о фотографии маленькой девочки с гладиолусами. Моей фотографии. Из моего альбома!

Что она делала в кармане пиджака Романа Алексеевича?

Ответ был до кошмарного очевиден, но я гнала его раз за разом, придумывая массу нелепых, невероятных оправданий. Понимала, что всё это бред, но упорно продолжала придумывать. Потому что от этих фантазий мне становилось чуточку легче.

Этого не может быть! Это не мыльная опера, не чей-то дурацкий сценарий – это моя жизнь, и в ней просто не может произойти такое! Не может!

Не может Роман Алексеевич быть моим отцом, а Ян…

Нет, он мне не брат! Это чушь! Бред безумного! Я не могла полюбить своего брата. Моя душа, моё тело, моя жизнь – всё принадлежит ему. Не может судьба так жестоко надо мной посмеяться.

То утро, когда мать кинула мне газету и сказала, что мужчина на фото мой отец, ярко всплыло в памяти, словно это было вчера. Её честные глаза и полная уверенность меня тогда совсем не убедили, и я просто забыла об этом недоразумении. До сегодняшнего вечера. Увидев своё фото в руках Яна, моя жизнь словно прекратила существование. Непонимание, шок, горькое осознание действительности окатили словно ледяной водой. Как же трудно было держать себя в руках и не выдать ему страшную догадку. Нельзя! Пока нельзя. Пока остаётся маленький шанс, что всё это может оказаться дурацким розыгрышем, нужно гнать от себя плохие мысли. Незачем вносить смуту в его душу. Он такой вспыльчивый, горячий, может натворить глупостей… Сначала мне нужно поговорить с матерью, и только потом думать, что делать дальше.

После ухода Яна я быстро собралась и поехала в коммуналку. Пьяный Коля невнятно пробубнил, что мать на смене. Успев запрыгнуть в последний автобус, всеми силами сдерживая слёзы поехала к ней на работу.

Как мантру я повторяла про себя, что это не правда, что это чья-то шутка, розыгрыш, и сейчас она найдёт логичное объяснение тому, откуда это фото оказалось в кармане пиджака отца Яна.

Открыв двери главного входа, вошла в прохладный холл больницы. В нос ударил запах медикаментов и хлорки. Я шла по обшарпанным коридорам до подсобки матери, едва не сбивая с ног прогуливающихся после вечернего обхода больных.

Забежав по гулким степенькам на второй этаж, увидела вдалеке сгорбленную фигуру матери: она окунала швабру в металлическое ведро и, ловко работая локтями, натирала до блеска выцветший линолеум.

– Янка? А ты чего тут? – мать прекратила надраивать пол и выпрямилась.

– Помнишь то утро, когда ты сказала мне, что мужчина на фото в «Вестнике» – мой отец? – без предисловий выпалила я.

– Ну? И чего? – подозрительно прищурилась она.

– Это правда? – затаила дыхание, молясь, что ответ будет отрицательным.

– Ну конечно правда! А ты думала, мамка твоя совсем спилась и бредит?

– Расскажи, как вы познакомились, где!

– Не буду я ничего рассказывать! Все это сто лет назад было и быльём поросло, – мать щедро намочила тряпку, и принялась размазывать грязную воду по полу.

Вскипев, выдернула у нее из рук швабру и, грубо схватив за предплечье, отвела к окну.

– Ты чего? Совсем спятила? А ну пусти! – возмутилась мама, выдёргивая рукав рабочего халата.

– Рассказывай! – сквозь зубы прошипела я.

– Ну а чего рассказывать? – мама обиженно одёрнула полы халата. – Познакомились мы летом семьдесят четвертого, сразу закрутился у нас бурный роман, со всеми вытекающими – взрослая, сама понимаешь. А потом этот кобелина бросив меня, свалил к своей законной жене и ребенку. А я беременная оказалась, только вот предъявить уже было некому.

– Так он же не жил в то время здесь! – вспомнила, цепляясь за соломинку.

– Ну да, не жил. В отпуск приезжал что ли, разве упомнишь теперь. Ну вот и пришлось мне рожать тебя одной, где мне его искать-то было? Не знала я где он живёт. Да и не хотела искать. Воспользовался и кинул, скотина.

– Это… правда? – выдохнула, заранее зная ответ.

– Ну конечно правда! Зачем мне врать-то?

– А вот эта фотография у Набиева тогда откуда? – достала снимок из сумки, и сунула в руки матери. – Ты же говорила, что он не знал о моём существовании!

Разглядывая фото, она заметно стушевалась, впрочем, тут же взяла себя в руки.

– Ну раньше не знал… а теперь вот узнал! Я как в газете его наглую морду увидела, взяла и позвонила, да и рассказала о тебе.

– Зачем?!

– Ну как зачем, пусть знает! – глаза её забегали. – Рассказала и карточку твою вот эту подарила.

– И всё?

– И всё, а что ещё? – вскинулась она и подозрительно прищурилась.

– Значит это всё-таки его машина стояла недавно у остановки… – проговорила вслух, подтверждая горький факт. – К тебе приезжал? Тогда и рассказала?

– Да-да, точно, тогда, – быстро закивала мама, и забрала из моих ослабевших рук швабру. – Ой, да забудь ты о нём, не было отца – и это не отец. Не нужны мы ему, доченька, не я, не ты… Бог ему судья.

Я её больше не слушала: на подгибающихся ногах медленно пошла вниз по лестнице, толкнув по пути мужчину на костылях. Он что-то проворчал мне в спину, но его я не слышала тоже.

Слёзы застилали глаза, разум помутнел, отказываясь верить в ударившую наотмашь действительность.

Ян мой брат.

На ощупь выбравшись из здания больницы, вышла в непроглядную ночь.

Не разбирая пути, пошла вдоль дороги. Дождь нещадно молотил по затылку, могильный холод забирался под незастёгнутое пальто, а я шла и мечтала о том, что лучшее, что сейчас может произойти, это если какой-нибудь лихач не справится с управлением, и безжалостно размажет меня по асфальту.

Ян. Мой. Брат.

Разве жизнь имеет теперь смысл? Зачем жить? Для чего?

Я никого и никогда так сильно не любила, никогда моё тело и мой разум не желали так сильно ни одного мужчину.

Как мне жить с осознанием того, что я спала с собственным братом? Как вообще жить без него? Знать, что где-то там у него появилась жена, дети…

Я не выдержу этого. Я всегда думала, что сильнее, чем есть на самом деле.

Нет, я слабая, я настолько слабая…

Слёзы вперемешку с дождем застилали глаза, мир превратился в неясное размытое пятно.

Мигающий фонарь, свет фар, ледяные брызги, оглушающий визг шин…

– Эй, ты что, больная? – из облепленной грязью «шестёрки» выскочил тощий паренёк и, схватив меня за плечи, резко встряхнул. – Ты чуть под колёса мне не попала, дура! Эй, ты что, обдолбанная? – тряхнул сильнее, заглядывая сквозь занавесь дождя в мои лишенные смысла глаза.

– Простите, я не заметила как вышла на дорогу, – проговорила каким-то чужим механическим голосом и, обойдя сначала его, а потом машину, пошла дальше, утопая в чвакающей грязи.

– Стой! У тебя что, случилось чего? – крикнул мне вслед.

Случилось. Только что я похоронила свою любовь. Свою душу.

– Давай я подвезу, куда тебе? А то на тебя смотреть страшно, бледная как смерть, – догнал, перепрыгивая глубокие лужи и, взяв меня под руку, довёл до Жигули, бережно усадил в тёплый салон.

Внутри уютно пахло хвоей, на зеркальце брелок в виде ёлочки, на приборной панели прилепленные иконки. Я смотрела перед собой, игнорируя стекающую с волос воду.

– Ну и напугала ты меня, – забрался на соседнее кресло паренёк, и завёл мотор. – Я чуть коньки не откинул. Второй месяц за рулём и чуть… Не дай Бог! Куда тебе?

– На Школьную, – прошептала онемевшими губами. До меня только стало доходить, что сейчас едва не произошло…

– О, так мы соседи! Я на Вавилова живу, – обрадовался он, и протянул платок. – На́ вот. Он чистый. А то смотреть на тебя страшно. – Забрала платок и послушно вытерла лицо. – А ты ничего, – оторвав взгляд от дороги, оценил он. – Ты куда тащилась-то среди ночи? Ещё и в такую погоду.

– Не знаю…

– Слушай, ты точно не вштыренная? – обеспокоенно нахмурил кустистые брови и, спустя пару безуспешных попыток затеять разговор, наконец умолк.

Эта обыденность: «шестёрка», шансон из динамиков, дурацкий брелок – будто вернули меня к жизни.

Это страшно, это больно, это несправедливо… Не должно быть так! Не должен он быть моим братом, но увы, реальность порой больно бьёт под дых.

Ян мой родной брат. В нём течёт моя кровь.

Дикость. Бред лишившигося разума сказочника. Но тем не менее это правда, и нужно как-то настраиваться на то, что мне придётся с этим жить. День за днём, шаг за шагом…

Войдя в квартиру, сразу услышала разрывающийся в прихожей телефон.

Я знала кто это.

– …

– Яна!!! Я чуть не свихнулся! Звонил, наверное, раз сто! Ты где была? – его голос. Встревоженный, расстроенный, даже немного злой. Но такой родной.

Родной… теперь это слово имело роковое значение.

– Прости, я крепко спала, – сухо, безэмоционально. Так надо.

– Я был готов сорваться и снова ехать к тебе, честное слово! Как ты себя сейчас чувствуешь?

– …нормально.

– А ты та ещё соня, оказывается. Ну ничего, будем в Новороссийске в шесть утра на пробежку просыпаться. Полезные привычки они…

– Прости, я очень устала, – глотая слёзы, из последних сил старалась говорить не срываясь. – Давай потом…

– Хорошо… – растерялся он. – Тогда до завтра?

Я молчала. Что мне ему сказать? Что??

– Яна! Не молчи! Да что с тобой сегодня такое?!

– Да, до завтра. Пока, – опустила трубку на рычаг и уронила голову на руки.

Я рыдала без остановки до самого рассвета. Проваливалась в тревожный сон, резко просыпалась, и снова рыдала.

Я не знала, как смогу жить без него. Пока не знала. Но я должна была его отпустить. Раз и навсегда выдернуть с корнями, и пусть раны будут долго кровоточить, но это правильно. Так правильно! Так нужно. Но я боялась, что не смогу… Увижу его и малодушно поддамся…