Текст книги "Товарищ Йотунин (СИ)"

Автор книги: Адель Гельт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 26

– Мало ли в Казани троллей! – чуть не поднял меня на смех Колобок.

Мы с моим начальником встретились, как и положено, следующим утром – на работе.

– Таких – мало, – возразил я.

Мертвая моя команда – и примкнувший к ней вполне живой урук – засиделась вчера за обсуждением ситуации до самого позднего вечера. Дошло до того, что я чуть не опоздал на работу: весь обратный путь пришлось проделать пешком.

С одной стороны – подумаешь, несчастных восемь километров! Почти совсем ничего для молодого тролля, ловкого и выносливого – в этом, конечно, мире.

С другой – топать пришлось мимо болот, хтонических полностью и не до конца, постоянно ожидая неприятностей: то ли из глубин гнилых вод, то ли еще откуда-нибудь. Скажем, пролетит вдруг кто-нибудь на вертолете, и необязательно волшебник…

Так, о чем это я? А, ну да! Вчера засиделись допоздна, и даже после того, как отчаянно зевающий урук утопал куда-то на второй этаж, в смысле, спать, я не мог успокоиться – слишком животрепещущей оказалась тема обсуждения.

– Так, юноша нас покинул, – пошутил старик Зайнуллин. – Хорошо хоть, только до утра.

Вот что еще меня в этом мире удивляло неимоверно: чувство юмора у тех, у кого вообще никаких чувств быть не должно! Высоко организованные восставшие могут, конечно, изображать эмоции, но всякий некромант ощущает таковые как… Наверное, как игру плохого актера на подмостках провинциального театра юного зрителя. Тут же мертвецы ничего не имитировали – я был уверен в том, что все чувства их не показные, но настоящие.

– Дело, – согласился легендарный государь-или-нет. – Можно будет нормально поговорить… Без иносказаний и недомолвок.

– Да, – я был односложен. – Поговорим. Что?

– То, – не сдался дохлый эльф. – Пентада – в нашем случае – структура объемная. Скажи, потомок, изучал ли ты начертательную и аналитическую геометрию? Ну, в своем воображаемом мире?

– Изучал, – не стал спорить я… И снова стал. – Чего это мой мир воображаемый? Да он более настоящий, чем вы тут все! Ни логики, ни нормальной диалектики, колдуют, как на душу положит, а туда же. Воображаемый, а!

– Ладно, ладно, не заводись, – эльф сделал призрачными руками движение – будто успокаивает набежавшую волну, причем у него получается. – Обсудим еще, есть пара мыслей. Давай ближе к делу.

– Если это жертвенная пентада, – почти не напрягаясь, вспомнил я, – должен быть еще фокусирующий фактор. И стабилизирующий, но это может быть одно и то же.

– Например? – эльф сделал мнимым лицом выражение «высокомудрый наставник искренне радуется успехам нерадивого прежде ученика».

– Человек. Последняя жертва – человек. Осталось понять, какой именно…

– Вот, – согласился житель посоха, и второй мертвец за нашим столом поддержал того кивком.

– Тут просто, – взял слово старик Зайнуллин. – Обратите внимание оба, если еще этого не сделали. Все жертвы – почти все, из тех, о которых нам известно – они чем-то выделяются из числа соплеменников, или выделялись при жизни, если точнее.

– Снага – карлик, – еще раз пережил я миг своего позора, эльф – из очень серьезной древней семьи, урук… Не знаю.

– Урук тоже, – поделилось умертвие. – Я его узнал, совершенно случайно – ну, когда смотрел твои воспоминания, начальник. – Уникум в своем роде, резчик, отказавшийся от дара, и успешно.

– Кто? – с этой стороной жизни черных орков я знаком не был. Заю Заю расспросить, что ли…

Почти встал, почти собрался звать того обратно, в нашу тесную компанию, но передумал: и урук уже спит, наверное, и слышать ему надо не все из того, о чем мы говорим… Вместо этого взял чайник, наполнил его водой из крана, да взгромоздил тот на плиту.

– Резчик, – дождался меня эльф. – Профессия… Уважаемая и волшебная. Это при том, что оркам не подвластна стихийная магия…

– Она и троллям неподвластна, – хмыкнул я. – Типа. В этом мире.

– Вот ты уперся! – восхищенно отметил эльф. – Нет никакого «этого» мира, и «того» тоже нет, уймись! Используй то, что под рукою!

– Ты же сам, – возразил я, – опознал во мне пржесидленца! Я он и есть, жил в том мире, теперь, вот, в этом.

– Параллельные миры антинаучны, поэтому их не существует, – гнул свою линию эльф. – С чем я готов согласиться – так это с переносом во времени. Прошлое, будущее – все равно, но выяснить можно будет. Как-нибудь потом. Единственное что… – внезапный лектор взял паузу. Я воззрился на него с некоторым ожиданием: мало ли…

– Валинор, – надеждам моим оправдаться суждено не было. – Заокраинный запад. Как хочешь называй. Только ты ведь тролль…

– А как же то, что ты приходишься моему начальнику предком? – удивился старик Зайнуллин. – И ему четыреста лет, я же вижу. Ты тоже видишь!

– Я ему не прихожусь. Я его признал. Разные вещи! – возразил Гил-Гэлад. – Четыреста лет… Да. Ну вот, он прожил – в теле аутентичного, не пришлого – тролля четыреста лет, и пржесид… Язык сломаешь!

– Кто бы говорил, – процитировал я на память несколько строчек на высоком квэнья, старательно коверкая окончания. – Про язык. Тем более, у тебя того и нет.

– Так вот, Валинор, – сказал эльф. Я тоже всегда так делаю, когда не имею шансов на победу в споре – перевожу тему. – Теперь туда нет хода даже перворожденным, а ведь в былые времена мотались туда-сюда, как на работу и с работы…

Закипел чайник, и эльф вынуждено прервался: пока я шел к плите, пока сыпал заварку – прямо на дно большой чашки, знай наших! – пока заливал ту кипятком и нес получившееся обратно к столу…

– Откуда тогда, – я сполна воспользовался ситуацией для того, чтобы перехватить инициативу, – мои знания? Эфирная магия, бестиарий иного мира, необычные заклинания…

– Шизофрения, – выругался эльф на искаженном эллинском. – Душа твоя расщеплена, нам, мертвым, это хорошо видно. Ты – одновременно – юноша Ваня Йотунин, осколок могучего некогда клана, и сразу – четырехсотлетний ворчливый пердун, привыкший каменеть на солнце и умело варящий всякие эликсиры.

– Если бы у меня были какие-то психические отклонения, – начал я, но был перебит.

– Не все шизофреники гениальны, но ты – именно из таких. Стройную, логичную, неимоверно эффективную теорию магии ты попросту… Выдумал! – вошел в нетипичный для мертвых раж мой оппонент. – А она возьми – и заработай!

И тут я понял, что, если среди нас и есть сейчас шизофреник, то это точно не я.

– Вы, однако, увлеклись, Ваше Величество, – вовремя встрял старик Зайнуллин. – Ну и ты, начальник, тоже, – Я заметил, что умертвие избегает теперь называть меня прадедушкой – во всяком случае, при эльфе.

– Пентада, – вспомнил я. – Да?

– Да, – просто согласился мертвый пенсионер. – Меня больше заботит не человек… Тролль. Необычный такой, самый необычный из всех, что встречались мне за мою… – Старик посмотрел на эльфа – … не такую уж и долгую жизнь.

– Не начинай, – потребовал Гил. – Для второго дитя ты прошел хороший путь. Насыщенный такой. Не каждый из моих потомков может… Что?

Мы воззрились на эльфа удивленно: каждый по-своему.

– Ну да, из потомков… Вспомнил кое-что, правда, все – будто в тумане. Прояснится – расскажу, – непонятно объяснился дохлый царь.

– Его величество имеет в виду, начальник, – перехватил эстафетную палочку старик Зайнуллин, – что следующей жертвой вполне можешь стать ты сам.

– … Вот примерно так, – закончил я свой рассказ.

Конечно, пришлось умолчать о многом – практически, две трети нашего разговора не стоило пересказывать вообще никому из живых, мертвые же… Да, вы в курсе.

– Дела, – потянул Пакман. – Это, конечно, бред, но фабула в нем, определенно, прослеживается. Так, знаешь, что?

– Что? – я посмотрел вопросительно: не знал.

– Мне тут сорока на хвосте принесла. Основательная такая сорока, о двух винтах и штатном вооружении…

– Опричники прилетали? – догадался я. О том, что государевы люди предпочитают – по возможности – перемещаться по сервитуту, не касаясь бренного праха под ногами, я уже знал.

– Они, кто же еще, – самодовольно согласился шеф. – Есть одна мысль, и ради ее проверки к нам завтра приедет некромант – из самой столицы!

– Интересно, – сделал вид я, сам же задумался: куда бы завтра свинтить? Имелось некое опасение, что свой своя спознаша… Буду я, получается, официально некромант в полной версии – а не местной, урезанной, упокойщицкой… Не хотелось.

Мало ли, какие вопросы задаст приезжий маг. Например, «Как так вышло, что коллега Йотунин владеет навыками, знаниями, а главное – раскачанным эфирным ядром, больше приличествующим кому-нибудь постарше?» – и глазами так – цвирк!

– Так вот, к мысли, – стоило Колобку покатиться тропою смыслов, сбить его с курса становилось совершенно невозможно. Впрочем, я ведь и не пытался! – Ты шаман. Череп в твоем посохе – эльфийский. Дух предка у тебя – кто-то из перворожденных владык, пусть сам он это и – почти – отрицает. Голову мы потеряли чью?

– Лаэгрим, – мрачно ответил я. – И это не мы, это смежники!

– Мы – в смысле, Институт… То есть, конечно, морг! – Пакман сделал вид, что оговорился, но вовремя поправился. – Общая, получается, проблема… Ты вчера крайне вовремя уехал туда, – завлаб показал глазами куда-то вверх – куда уехал.

– Я немного в курсе, – согласился я. – Было весело.

– Откуда… – начал шеф. – Я-то тебе вечером ничего не рассказал… А, опричники поделились?

– Почти, – повинился. – Подслушал удачно.

– Хорошее дело, – вдруг ушел в себя Иватани Торуевич. Настоящий, блин, ученый, возможно – будущий профессор. Или даже бывший. – Мне надо кое-куда отлучиться. Ты пока готовь, что там у тебя – посох, бубен, амулеты…

– Дымовая шашка, – подхватил я.

– Да-да, и шашку, – совсем невпопад согласился Колобок, поднялся из кресла, да и выкатился из кабинета в коридор. Хлопнула дверь.

Я не знал тогда, что именно задумал врач-патологоанатом высшей квалификационной категории, поэтому готовиться решил к тому, что придумал сам. Еще вернее – до чего-то ли догадался, то ли нет, по отрывистому бормотанию своего замечательного шефа, мной же самим и перебитого.

– Твое величество, мой великий предок, к тебе взываю, – вынуть бубен из чехла было делом двух минут.

– Бумммм! – гулко, басово, отозвался мой сыи’ив ли хенгорота пензер – семироговой, гремящий.

Бубенчики, отчего-то, молчали.

– Не паясничай, – строго потребовал дохлый эльф, являя свою эфирную проекцию. – Тоже мне.

– А ты запрети, – сощурился я. – Или нет, лучше не надо. Одна осталась радость, и та – клоунада… Ладно. Слышал?

– И даже немного больше, чем ты сам, – согласно кивнул липовый владыка. – Пойдем.

– Куда? – не сразу понял я.

– Да в подвал же, куда еще-то? – как бы вознегодовал призрак. – Или ты камлать тут собрался, прямо в конторе? Пол потом от крови отмывать…

– Чьей крови? – затупил я.

Я ведь шаман ненастоящий, я свой бубен нашел… Хотя нет. Эта шутка повторялась – при обеих моих жизнях – часто настолько, что успела надоесть даже тем, кто ее ни разу не слышал. Мне же просто не хватает шаманского знания – и это уже безо всяких шуток.

– Да все равно, чьей, – пояснил эльф. – Главное, чтобы не очень мало. Пары литров хватит вполне.

– Двадцать пять цыплят, – быстро пересчитал я. – Или половина той, что натечет из свиньи… Да, лучше свинью.

– Что – свинью? – Колобок, как это часто бывает с очень полными людьми, умел иногда передвигаться совершенно неслышно. Я даже не заметил, как тот миновал дверной проем!

– Ну, бубен, посох, амулеты… Готовлю, – пояснил я. – Вы же сами!

– Свинья зачем? – все еще интересовался потомственный мясник, оставивший дело предков, но, видимо, сделавший это не до конца.

– Кровь. Два литра или немногим более того. Для ритуала – мы же собрались спрашивать о чем-то дохлого эльфа?

– Но-но! – неслышимо для завлаба запротестовал еще один эльф, дохлый не окончательно. – Я бы попросил!

– Свиная разве годится? – удивился шеф. – Я думал, только человечья… Ну, разумного вида.

– Не только, – невидимый и неслышимый завлабу призрак замотал головой. – Любая пойдет, кроме рыбьей.

– Не только, – повторил я за великим духом предка.

– Эм… Ты ведь сейчас с ними на связи? – Колобок кивнул на расчехленный бубен. – С духами? Спроси знаешь, о чем…

Я ухватился за второй главный шаманский инструмент – не по значению, но по времени появления в моем инвентаре. Кивнул: «мол, готов».

– Можно ли использовать плазму человеческой крови? – спросил завлаб. – Для ритуала.

Я сделал непреклонное лицо – такое обычно было у товарища Митича, когда он играл – будучи хуманом – орка североамериканских равнин.

– Бум, бум, бумм! – зазвучал бубен.

– Скажи ему, что можно, – поделился мертвый эльфийский царь. – Так даже лучше будет, без всех этих эритроцитов и прочей дряни… Суть крови – как раз в плазме!

Я снова был чем-то вроде моста.

Стоял между миров, и посох мой был светофором, бубен – инспектором, неспешно поднимавшим и опускавшим мнимый шлагбаум.

Перед кем? Перед всеми. Почти.

Я оглядывался на посох.

Если череп сверкал красными глазами – бил в бубен резко, отрывисто, дважды: энерго-информационный пакет, принявший форму небольшого эсомобильчика, разворачивался и уносился вдаль по шоссе.

Если вместо яростного высверка виделся спокойный зеленый свет, бубен бил единожды и протяжно: шлагбаум поднимался, и пакет-мобиль проезжал в нужную сторону – вверх, вниз…

Такая вот получилась визуализация.

В этот раз я пришел в себя сам, и почти сразу же: Колобок, кажется, и вовсе не заметил того, что его подчиненному несколько поплохело.

– Данные принял, – совсем по-современному отрапортовал мертвец. – Сто сорок семь пакетов, задержка – шестнадцать миллисекунд, потери – ноль процентов…

– На обработку потребуется время, – сообщил я начальнику лаборатории, повторив эту фразу за моим местным предком. – Немного. К утру все будет.

– Ну, раз так, – повеселел шеф. – Подождем. Представь: прибудет с утра волшебник, а мы тут уже! Баллов на сто потянет, если не на сто пятьдесят…

– Каких еще, – не понял я, – баллов?

В голове моей тут же попыталась сложиться очередная мозаика – такая, вы видели, детская картинка из кусочков.

Вспомнились первые дни моего пржесидления, и уверенность, с которой я считал все окружающее новой и интересной игрой для мощного счетника и гипнопроектора…

Встряхнулся: наверняка, происходящему имелось и другое, неигровое, объяснение.

– Ваня, – голос Колобка, и раньше не отличавшийся стальной твердостью в интонациях, окончательно смягчился и стал несколько даже вкрадчивым. – Ты ведь уже понял, что мы тут – не просто морг?

– Главный, городской, – подхватил я. – Понял. Хотя бы потому, что сервитуту такое заведение без надобности: простые трупы закапывают, проблемные – жгут! Спички и бензин справляются с восставшими мертвецами – превентивно – не хуже грамотного упокойщика, и даже – некроманта!

– Интересно, – обрадовался Колобок. – Всегда приятно иметь дело с думающими разумными! Еще что-то?

– Название слишком длинное. Это ж примитивная каббалистика – чем более комплексное понятие хочешь скрыть, тем длиннее и бессмысленней должна быть маскирующая фраза!

– Неплохо, – кивнул завлаб. – Сколько, говоришь, тебе лет?

Я понял, что немного зарвался… Как хорошо, что капитан егерей – который Кацман – уже подсказал мне ответ.

– Алки – видите? – провел я пальцем вдоль нижнего края сначала одного уха, потом – второго. – Камни-то я вынул, но…

– А, да… – рассеянно согласился Пакман. – Клан… Это многое объясняет. И то, что ты, господин Йотунин, так и не зашел в кассу – ни за подъемными, ни за авансом… Значит, есть у меня, Ваня, вот какое предложение.

– Называем Ваню Иваном Сергеевичем и начинаем работать всерьез? – предположил я.

– А ты Сергеевич? – вдруг уточнил шеф.

– А то Вы не в курсе, – саркастически усмехнулся я. – Папу звали Сергеем, стало быть – Сергеевич.

– Хорошо, – Колобок… Нет, все же, Иватани Торуевич Пакман, обрел неимоверно серьезный вид. – От лица руководства Кэ-Ха-НИИ делаю Вам, Иван Сергеевич Йотунин, официальное предложение.

«Замуж не пойду!» – чуть было не схохмил я. Удержался, понятное дело.

– Занимайте вакансию штатного шамана, Иван, – продолжил Пакман. – Оклад… – Шеф назвал сумму, превышающую зарплату прозектора мало не впятеро. – Опричные льготы, но это после испытательного. Договоримся? Или есть вопросы?

– Только один, – решился я. – Что такое «КэХаНИИ»?

Глава 27

– Так себе названьице, – согласился Зая Зая.

Мы сидели на крыльце дачи: оба, не сговариваясь, признали погоду слишком хорошей для того, чтобы коротать теплый вечер в помещении.

Поставили на крыльцо два стула, между ними – маленький столик: почти журнальный. Уж не знаю, откуда такая мебель взялась в загородном имении Йотунина, но вот, пригодилась: как подставка под чашки и тарелку с какой-то сладкой ерундой, вроде халвы и печенья.

– Оно, как будто, нелогичное немного, – отозвался я. – Казанский Хтонический Научно-исследовательский институт. Получается, будто институт организован хтонью, или прямо из той вышел.

– Может, оно так и есть? – предположил урук. – А то с этой историей не все ясно. То морг, то вот, теперь, Институт.

– И я то ли прозектор, то ли шаман…

– То ли оба сразу, – предположил третий голос. Мне и озираться не потребовалось, чтобы признать капитана Кацмана.

Дамир Тагирович подошел почти неслышно – даже с учетом не совсем бесшумных железных протезов ног. Другое дело, что я уже знал о приближении егеря… И вообще – почти обо всем, что происходило в бывшем дачном поселке.

Вы их помните же: те пять сотен мертвых мужиков, повторно сложивших буйные головушки во имя… Даже уже не помню, что я им тогда втирал.

Они ведь были дачники, почти все из них, те же – народ, обычно, семейный.

Вот я и подумал, и придумал, и сделал.

После некоторой селекции, отделив и упокоив детей, а также тех из баб, что сохранили и в посмертии особенно вздорный и дурной норов, определил всех, кто остался, в службу МНОС – «мертвецкое наблюдение, обнаружение, связь».

Работали мертвецы не за страх, а за совесть: бояться мертвым нечего, совесть же у них была сильная, объемная, непреклонная – моя.

– Наслышан, – сказал капитан егерей после того, как мы, все трое, перездоровались, – о твоих недавних подвигах. Далеко пойдешь… Если опричнина не остановит.

– С чего бы ей? – немного удивился. – Я, кажется, свой. Ну, теперь.

– Всякое бывало, – пожал плечами Кацман.

Орк зашел в дом, и почти сразу вышел обратно: нес еще одну чашку и чайник.

– Спасибо, но нет, – отказался гость. – Я ненадолго, по делу.

– Как всегда, – я пожал плечами. – Слушаю внимательно, Дамир Тагирович.

– Телек ты, конечно, еще не смотрел, – начал капитан.

– У меня его тут и нет, – подтвердил я. – Не смотрел.

– Как вы здесь живете? – немного наигранно удивился егерь. – В лесу…

– Молимся колесу, – согласился я. – Что-то случилось?

– Утром тебя ждет сюрприз, – сообщил, будто в пространство, капитан. – Такой, знаешь, в синем мешке…

– Тролль, – мрачно догадался я. – Нет обеих кистей рук, правая теменная пробита неустановленным предметом…

Неплохое, в целом, настроение, немедленно испортилось и таким осталось до наступления следующего дня.

– Ты, я так понимаю, уже в курсе? – уточнил, не вставая из кресла, Колобок. – Дежурка записала звонок капитана егерей Кацмана. Звонил тебе, только, отчего-то, на рабочий номер, и в три часа ночи.

– В курсе, шеф, – ответил. – Голова там, надеюсь, на месте?

– Шутку понял, – криво усмехнулся Иватуни Торуевич. – Однако, есть и хорошие новости. Тебе, получается, уже нечего бояться? Тролль… Как бы вот он? Ох, прости, – Пакман понял мою гримасу как-то по-своему. – Соплеменник ведь…

– Я не то, чтобы часто общаюсь с другими троллями, – ни словом не соврал я. – По крайней мере, теперь… Дела клана, все такое. Да и кто сказал, что…

Договорить мне не дали.

– Внимание! – сообщил замогильный голос. – Обработка данных завершена!

Эльфийский призрак возник сразу во всех диапазонах восприятия: стал зрим, слышим, обоняем, контактен на ощупь.

Последние два сенсорных явления мне могли показаться – так, запах озона и немного статического электричества…

– Пришлось повозиться, – совершенно человеческим жестом потер руки мертвый остроухий царь. – Но оно того стоило. Поэтому, – кивок, почти поклон, в сторону моего шефа, – и осмелился прервать вашу ученую беседу.

– Ближе к делу, – предложил, совершенно отказываясь удивляться или пугаться, Пакман. – Есть результаты?

– И немного эльфийской магии, – согласился Гил-Гэлад. – Вы позволите?

– Что именно позволим? – я немного занервничал: мало ли…

– Почти ничего, – постарался успокоить меня дух великого предка. – Небольшой морок. С эффектом погружения, а то рассказывать – слишком долго.

– Где-то через два часа, – Пакман посмотрел на часы, – явятся опричные гости. – Хотя они постоянно опаздывают.

– Нормально, – мнимо обрадовался древний владыка. – Хватит и получаса. Так я… Колдую?

Колобок воззрился вопросительно: на меня. Мол, это ты тут специалист по злокозненным духам…

– Колдуйте, Ваше Величество, – я разрешил.

Меня зовут Лаэриндур, сын Лаэриона, из рода Итильборингов.

Местные называют примитивно: Лаэр Лаэрович.

Им, вторым, третьим и прочим, детям Эру, невдомек: Лето, сын Лета, и достаточно.

Второго уровня смыслов, намекающего, что отец отца моего тоже носит летнее имя, не понять уже никому, кроме отдельных перворожденных – и тем нужно иметь для того приличное образование. Лаэрион – это не просто кто-то летний, это Лето, сын Лета…

Я – старший сын старшего сына, первая ветвь рода. Под моей рукой скоро будет ходить полная хоругвь лучших заклинателей стихий и бойцов на белом оружии: мне вести в бой гвардию, случись война.

Я – плохой сын, тот, кто не слушает наставлений отца и деда, подводит предков, рушит честь дома.

Я – еще и лгун.

Потому, что не зовут, но звали, не будет ходить, но могла бы, не подводит, но подвел.

Веду точный счет времени, и потому знаю: ровно сорок минут назад я был подло убит.

Вот я, лишенный сейчас посмертия, расскажу без утайки все, чему был свидетелем в последние минуты не-жизни: прежде, чем дух покинул мертвое тело.

Справедливо упрекаю себя в том, что повествование буду вести низшей, повседневной, речью: память уже отказывает мне, и высокий квэнья первым стирается из той. К тому, придется мне передавать и сказанное теми, кто окажется рядом – и ни один из тех недостоин даже и единого слова, сказанного наивысшим слогом всех живущих в пределах Арда.

– Дрался, как чорт, гнида остроухая – этого бандита не было видно, но слышал я его преотлично. – Носок уже и не встанет.

– Жалко Носка, – согласился еще один, невидимый. – Правильный был пацан.

– Жалко у пчелки, и то – в жопе! – хохотнул третий, стоящий в створе зрения. – Дышит еще?

Этот негодяй выражал собой, кажется, все пороки, присущие младшим детям Эру. Он был невысок – то есть, сластолюбив и завистлив, толст – значит, падок до жирной и сладкой пищи, глуп лицом – неумен… Еще и голос имел высокий, громкий, визгливый: будто не совсем и мужчина.

Мерзкий образ довершали плохая, негодная, одежда, будто давно не стиранная и снятая перед тем с чужого плеча, и пегая щетина, лезущая под разными углами из-под угреватой кожи подбородка.

Сохрани я, попущением вечной вала Эстэ, перильстатику – меня, верно, вытошнило бы прямо на камень, поверх которого лежит все, что осталось от моего бессмертного организма.

– Кто – дышит? – Удивился один из мне невидимых. – Остроухий?

– Да щас, – вознегодовал второй из тех, первых. – Гвоздь в башке, прямо в темя, строго по инкс… искн. Интсрукции! Во, торчит!

И верно, гвоздь. Видимо, поэтому голова моя лежит так неправильно – упирается скуловой костью и тем самым гвоздем – вместо того, чтобы откатиться назад, как всякий, увы, бесполезный круглый предмет.

– А, Димон-то… Отходит он. Уже и не дышит почти, в натуре, – вновь послышался самый первый голос.

– Не знал, что Носка так зовут, – удивился зримый негодяй. – Считай, звали.

Еще бы он что-то знал. Такие, кажется, имя отца-то узнают от матери только на смертном одре последней!

– С другой стороны, – продолжал гадко радоваться толстяк, – бабло дали на четверых, и делить надо было на четверых. Теперь троим больше достанется, верно я говорю, братва?

– Слышь, Пузырь, не гони, а? – послышалось извне. Тут я определился: первый голос звучал с левой стороны, поэтому он будет Сено. – Носкову долю надо бы бабе егойной закинуть. Ну, хоть часть. Еще трое детей же, пусть они и снага…

– Бля буду, пошутил я, – как говорят атани, «фраер сдал назад». – От нервов. Сам огорчился, знаешь как? Куда вы его дели, Носка, в смысле?

Я вспомнил этого Носка: тощего немытого снага я красиво поразил клинком – несколько раз.

Мне не дали завершить последний разрез, иначе явилась бы в образе хулигана красота, недоступная при его никчемной жизни: раскрылся бы торс его карминным узором «Орел, летящий по воле Манве Сулимо, узрел козу на горном склоне, и канул вниз, чая ту изловить». Не вышло, помешали: вместо дивной красоты получилось несколько порезов, ни один из которых ублюдка даже не убил до конца.

– К лепиле, куда же еще? Там и отходит, – отозвался тот, что был справа, то есть – Солома.

Сено, Солома, Пузырь… В какой же негодящей компании мне предстоит провести первое время посмертия!

– Давайте тогда по делу, – Пузырь стал серьезен, и даже заговорил иначе: не так противно, как до того.

В поле моего меркнущего зрения появилась аспидная доска. Почти такая, только дороже, стояла в зале постижения – современным языком говоря, классной комнате, в каковой я – и другие дети приличествующего положения – превосходили самую суть наук.

Противно заскрипел мел.

– Получается, этот – четвертый. Из шести, – поделился толстяк.

Сено и Солома ничего не ответили.

– Гоблин, снага, урук, – на доске появились три кружка, размещенные как бы по углам пятиугольника. – Эльф, – к тем трем добавился четвертый кружок.

Символ, вышедший из-под корявых пальцев Пузыря, совсем не был похож на перворожденного! Останься у меня чувство прекрасного – о, как бы оно сейчас страдало! Утешало меня теперь только то, что четвертый кружок был больше похож на овал, а значит – отличался от прочих некоей утонченностью формы.

– Остался еще тролль. И человек, – напомнил, кажется, сам себе толстый разбойник. – Только это все зря.

– Как – зря? – возмутился Солома. – Одного бабла только…

Я был возмущен не менее! Смерть перворожденного – беда сама по себе, если же та еще и пропала впустую…

– А вот, гляди, – ответил Пузырь. – Сундук.

– В курсах, – согласился Солома, – что сундук. Он пустой, так-то.

– Дело не в том, что внутри, – толстый разбойник постучал по предмету, мне невидимому: тот отозвался деревянно. – На крышке, камушки, ну?

Послышались шаги – Сено обходил мой посмертный постамент по широкой дуге, глупо подволакивая ногу.

– Буба, не тупи! – потребовал хромоногий у тугодумного. – Этот, как его… Ну… Ризананс! Нет его!

Из дальнейшего объяснения, путанного и косноязычного настолько, что мне, даже мертвому, приводить то нет ни сил, ни желания, следовало вот что.

Все, что творили разбойники, укладывалось в некую систему, в основе которой был… Коммерческий заказ. Неведомый подлец, верно – колдун, уплатил дуракам денег в сумме немыслимо великой: я не стану той даже называть, чтобы не прослыть лгуном еще и в посмертии.

Жертв должно быть всего шесть. Оставлю на полях новое свое возмущение: неведомый колдун посчитал равноценной жизни и грязных гоблинов, и тупых снага, и уруков… И перворожденного!

Еще – тролль и человек. Это даже немного утешало: почти приятно осознавать, что зачинатель сгубившего тебя плана, как минимум, умеет считать и владеет основами умозрительного объемомерия!

Жертва годится не всякая: прежде, чем планировать убийство («казнь», как заявил самодовольно Пузырь), требуется провести сложные расчеты… Каковые оказались недоступны недоразвитым существам – ни одному из них!

Сундук, который так и остался для меня невидим, снабжен шестью камнями, встроенными, как я услышал, в крышку: после принесения верной жертвы, очередной камень станет светиться, засияют все – в сундуке окажется некий свиток…

– Пузырь, погодь! – перебил подельника Сено. – Какой еще, нах, свиток? Бабло же!

– Какое бабло? Сундук-то – маленький! – возразил толстый разбойник. – Ну, тысяча монет. Ну, полторы… Ради этого, в натуре?

– Да, ты чо, – удивился Солома. – Свиток же. Развернем, там карта. На карте точка. В точке нычка.

– В нычке монеты. Много монет! – многозначительно закатил глаза Пузырь. – Деньги нам, заказчику – кольцо. Одно!

Мне, даже мертвому, занехорошело. Когда кому-то очень нужно кольцо, причем или одно, или… Единое?

Бандитов, однако, аналогия не смутила: вернее всего, они даже не сумели той постичь.

– И не горят, – уныло заключил Сено, – камушки.

– Не, – согласился Пузырь.

– Все по-новой? Гоблин, снага…

– Не сразу. Даже если, – разбойник напрягся, явно вспоминая чьи-то чужие слова – «что-то пошло не так», надо, типа, довести дело до конца, и начать сначала. Иначе не сработает.

Трое постояли, посмотрели, подумали – если этим правильным словом можно назвать то, что творилось внутри гладких долей под низкими лбами.

– Может, тогда и ну его? – вдруг предложил Солома. – Бабки-то уплачены…

– Есть такое. Три тыщи, – согласился Пузырь. – Только в нычке, там – тыщ сто. И кольцо еще. Поэтому будем делать дело. Еще бы этот, который заказчик, не крылся…

Как я понял, колдун, затеявший сие непотребство, сделал заказ, внес монетами залог, и не выходил на связь – возможно, с тех самых пор, когда заплатил. Это даже внушало некую надежду: может, другой эльф избежит позорной участи?

– А он кто? – заинтересовался Сено. – Заказчик?

– Тебе зачем? – удивился Пузырь. – Меньше знаешь, крепче спишь…

– Ну, – продолжал настаивать вопрошающий, – интересно!

– Да он сам не знает, – неприлично громко рассмеялся Солома. – А понты колотит. Нет, скажешь?

Пузырь отмахнулся от вопроса: нашел себе дело.

Стер нарисованное на доске, задул две свечи, что я видел, и еще, судя по звукам, три невидимых, несколько раз обошел по кругу мой постамент.

– Точно не эльф, – ответил он наконец. – Базарит больно просто. И не гном, ростом высоковат.

– Урук? – попытался угадать Сено.

– Не, пацан прав, – ответил толстяк. – Не знаю я. Видел, – неуч напрягся, но выдавил из себя: – Магическую проекцию. Ни рожи, ни кожи, одна видимость. Но колдун… Типа.

– Ну ладно, раз колдун… Э, братан, а ты там чо?

– Не в мызь мне этот чорт эльфийский, – Солома вдруг подошел, склонился пред ликом моим и помахал ладонью, словно проверяя, не могу ли я еще смотреть, видеть и запоминать.

– Будто смотрит, а! Встанет еще…

Дальнейшее действительно заставило меня пожалеть о том, что мертвый эльф не может восстать в тварной форме – или сам я о таком прежде не слышал, и к подобному неспособен.