Текст книги "Товарищ Йотунин (СИ)"

Автор книги: Адель Гельт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

Я никогда не задумывался о том, что некромантия может быть занятием настолько выгодным!

Главное – не строить из себя вселенского злодея, не пытаться захватить мир, не пытать по ночам невинные жертвы…

Кстати, а вот это вот «пытать» – оно вообще зачем? Ни прироста эфирных сил, ни особенного мастерства, да и любую суть, вплоть до совсем низших, можно призвать и так, безо всяких гекатомб!

Если очень хочется сил и страшно лениво расти самому, то можно – хотя, на самом деле, нельзя – принести в жертву человек десять. Только потом придется всю – недолгую – жизнь прятаться от малефического надзора: так было в моем мире, и, я уверен, примерно так же и в этом, со всей его удивительной малореальностью.

Пересчитал монеты, и даже мысль появилась – «может, ну ее, эту работу?».

Я думал так, просыпаясь.

Соображал, тщательно умывая лицо.

Предполагал, ковыряясь вилкой в полусырой яичнице.

Потом отринул глупые мысли, да и двинулся на работу: работать. Провожать меня было некому: страшно побелевший Зая Зая остался на болоте, и даже в сервитут я ехал сам, больше не оседлав трицикл, но ведя тот

в поводу.

День сегодня был пасмурный. Явно собирался дождь, в отдалении клубилась огромная туча: ветер гнал ее примерно в нашу сторону, но тут ведь никогда нельзя быть уверенным до конца.

Подумалось вдруг: если молнии вновь станут бить куда-то в Дербоград… Брошу все, пробегусь – пусть даже и пешком – до дома-на-болоте.

Очень уж неплохую прибыль принесла та, предыдущая, непогода!

Правда, надо будет потом как-то объясняться с егерем: не уверен, что ответ «сижу, никого не трогаю, боюсь выйти за дверь» сработает во второй раз, да при схожих обстоятельствах!

Ладно, это все были фантазии.

В реальности и прямо сейчас мне нужно было попасть в морг, так и остающийся, отчего-то, главным городским – несмотря на расположение в сервитуте.

Колобка я увидел еще на крыльце: тот явился на работу несколько позже, чем обычно, и пытался теперь вкатиться вверх по слегка крутоватым ступеням.

Еле сдержав первый порыв – подтолкнуть начальство со стороны афедрона – я зашел слева.

– Здравствуйте, Иватани Торуевич, – поздоровался я вежливо. – Поздравляю Вас с наступившей неделей!

Пакман остановился, повернулся, изобразил на круглом лице своем улыбку.

– День прошел – уже событие, неделя – праздник? – уточнил он. – Привет! Мне, кстати, как раз ты и нужен. И не только мне одному.

– Всегда готов! – честное слово, имей моя обувь каблуки, я бы ими прищелкнул. Однако, на работу я хожу в мокасинах… Чисто твой индеец, пацаны подметили верно! Вскидывать руку тоже не стал – мало ли, что такой жест означает здесь и сейчас. Совершенно необязательно, чтобы местные бойскауты… Полно, да водятся ли здесь вообще?

– Это хорошо, что готов, – немного рассеяно ответил начальник. Мне показалось, что тот уже немного про меня забыл, и снова примеряется взглядом к небывалой крутизне ступеней. – А, ну да! Давай, для начала, войдем внутрь!

Вошли, пусть и – конкретно я – ненадолго. Колобок честно выждал время: я накинул все тот же, слегка волшебный, халат, более или менее удобно устроился за столом, открыл, за позабытой прямо сейчас надобностью, некий отчет.

– Я это чего, – встрепенулось начальство, и мне подумалось: а не успел ли Пакман уснуть? – Как ты относишься к командировкам? – немного вкрадчиво спросил толстяк.

– Как к работе, – пожал плечами. – Пункт назначения, задачи. Транспорт.

– Ехать недалеко, – оживился начальник, ожидавший, судя по тону, решительного сопротивления новой инициативе. – Но транспорт… Все равно будет.

– Только я не вожу эсо… машину, – оговорившись, решительно применил я вновь выученное слово. – Как-то не сложилось.

– А тебе и не надо, – хохотнул Пакман, радуясь непонятно чему. – И мне, заодно. Есть тут один…

Машина ожидала меня на заднем дворе: я вышел, зачем-то, через главный вход, обошел здание по периметру, и там, в середине обнесенной решетками площадки, обнаружил ее. В смысле, это: легковой мобиль класса седан, старенький, квадратных форм и тесный внутри даже при взгляде снаружи. Общее впечатление только усугубляла неожиданно глубокая расцветка – темно-фиолетовая, с некоторым даже металлическим отливом.

Назвать ни марку, ни, тем более, модель, я бы не решился, поскольку так и не сподобился полистать местные справочники: сами понимаете, недосуг.

При машине, на уместном сиденье, обнаружился водитель – тот самый, который один, тут, есть.

– Здрасьте, – помахал я рукой, пробуждая шофера от утренней дремы.

– Привет, – буркнул тот. – Куда?

– Щас, – я развернул путевой лист, выданный мне, честь по чести, в транспортном цеху. – Крематорий.

– Который у реки или который на горе? – водитель решил, что здорово подколол новичка: даже собрался рассмеяться. Я, однако, уже был в курсе темы – чуть раньше и совершенно случайно просветил кто-то из охранников.

– Оба, – совершенно серьезно сообщил я. – У реки. И на горе.

– Паря, крематорий-то один! – почти торжествующе сообщил водитель.

– А я как сказал? – сделал я невинное выражение лица. Осталось только ножкой шаркнуть, честное слово.

– А, ну да, – шофер будто бы утратил ко мне интерес, но для чего-то же меня сюда отправили те, кто не послал?

– Вот, – оконное стекло со стороны водителя было приспущено, но совсем чуть-чуть: для воздуха, поэтому я не стал давать путевой лист никому в руки – только прижал тот к стеклу.

– А, ну ладно, – водитель вчитался в печатный текст. – Падай, погнали.

Я обошел мобиль, открыл пассажирскую – переднюю – дверь, да и уселся.

– Закрой, – потребовал водитель. – Хлопнешь – прибью!

Не, не прибил: вместо этого завел двигатель и тронул машину с места. Решетчатые ворота перед нами открылись сами собой – или, что вернее, кто-то, нас сейчас видящий, нажал на кнопку или дернул рычаг.

Казанский крематорий… Внушал.

Довольно объемное здание его, выстроенное из тяжеловесных форм красного гранита, высилось на обрыве над рекой: парой сотен метров ниже нес свои не самые чистые воды местный приток Волги, вполне себе река, именуемая просто и без претензий: Казанка.

Я, кстати, прикинул, и получилось, что приболевший Водокач поселился на берегу той же речки, только немного подальше, за двумя или тремя изгибами русла.

Так вот, крематорий…

– Солидно, – поделился я первым впечатлением.

– А то, – согласился водитель. – Не местный, что ли?

Мы вышли из машины, и шофер немедленно закурил.

– Ну, почти, – не стал отрицать очевидного я. – Всякое бывало.

Постояли, посмотрели.

– Труба-то! И это, сверху… – я вернулся к интересной теме.

На самой вершине отдельно стоящей, квадратной в плане, трубы, постоянно крутилась какая-то фигура, напоминающая то ли трехзубую вилку, то ли поднявшего руки кверху человека, одетого, притом, в широкую складчатую драпировку.

– Печи под землей, понятное дело, – согласился так и оставшийся безымянным шофер. – Потому и труба. Тяга, все такое… Дым сносит на реку.

– Должно быть наоборот, – не понял я. – Вон, ветер. С реки же. Или не всегда так?

– Всегда, – водитель – совершенно явно – обрадовался возможности поговорить. – На то и фигура… Ярканат-кеше, как мы говорим.

– Ә син татар кешеме әллә? – проявил я понимание.

– Югыйсә син үзең күрмисең! – почти удивился шофер, и повторил на местном диалекте советского языка: – Будто сам не видишь.

– Слышу, – уточнил я. – Так что с ярканатом? – слова «летучая мышь» и «человек» по отдельности я, конечно, знал, но такое их сочетание встретил впервые. Человек-летучая мышь – это, наверное, вампир, фигура неприятная и к демонстрации на весь гор… то есть, конечно, сервитут, непригодная.

– Ветряной проектор это, – сообщил водитель. – Как мельница, только наоборот: дует в нужную сторону. Сам понимаешь, не дело пеплу лететь в город – мало ли, кого перед тем сожгли.

– Заодно, выходит, прах – развеять над водой, – понял я. – Романтика!

– Ладно, романтик, – засобирался шофер. – Ты как обратно? Самоходом или подождать? Я, так-то, могу и потом приехать. Через пару часов.

– Давай так, – согласился я. – Зовут-то тебя как, скажем? – вдруг вспомнил.

– Бахыт, – водитель протянул руку. – Я думал, ты и не спросишь.

– Ваня, – ответил я. – Извини, так получилось. Больно уж ты…

– Неприветлив? – догадался водитель. – Ага, я такой.

Встретили меня странно.

– Задрали вы своими проверками, – сообщил мне, не вставая из-за стола, крупный худой дядя в пиджаке: неопределенного возраста эльфийский квартерон, если судить по внешности, повадкам и глубоко посаженным глазам. – Вчера же только!

– Вчера было воскресенье, – поделился я наблюдением.

– Тогда в пятницу!

– Да я вообще не по этой части, – возразил я. – Морговские мы. Посчитать кое-чего. Кстати, здравствуйте.

– Тогда привет, раз не проверка, – обрадовался дядя. – Вэллаир Усманов. Можно по-простому, Вил Нургалиевич. Директор всего этого… Великолепия.

Представился в ответ.

До кабинета директора я, перед тем, добрался очень просто: на проходной крематория не обнаружилось никакой охраны, кроме очень пожилого и к происходящему безразличного, гоблина, едва видимого из-за входной стойки.

Тот, вооружившись огромными очками – минус, навскидку, семь, или даже больше, – читал книжку, аккуратно обернутую обложкой в газету.

– Мне бы к директору, – попытался я привлечь к себе внимание. – Йотунин моя фамилия.

– Там, – гоблин, не отрываясь от книги, протянул руку в некоем направлении.

– Что – там? – уточнил я.

– Где – там? – не понял гоблин. – А! Директор! Прямо до упора, потом направо. Там лифт, только он не работает. Еще раз направо, там лестница, по ней – на третий этаж. Кабинет триста один, найдешь же?

– Читать умею, – нашелся я с ответом.

– Вот и молодец, – обрадовался гоблин, вновь отдавая должное печатному слову.

Пошел, повернул направо, потом еще раз. Взбежал на третий этаж – не уставая радоваться новым своим легковесности да бегучести.

Постучался, вошел, нарвался… Хорошо, что все решилось наилучшим возможным образом.

– Что считать-то собрался, Ваня? – с некоторой долей снисходительного превосходства уточнил директор крематория.

– Да все, как обычно, наверное, – я потащил наружу из сумки лист описи. – Из пункта А в пункт Б выехала труповозка, на борту – эн подданных, усопших, комплектных частично. Дано: посчитать, сколько доехало. Простая сверка.

– Бухгалтер? – хохотнул Усманов.

– Прозектор, – не согласился я. – И упокойщик еще.

– Дела… В смысле, тела мы, допустим, сведем и посчитаем. Или наоборот, – неожиданно воодушевился директор. – Правда, есть тут еще один момент, как раз по твоему профилю… Который «и еще».

– У вас тут, говорят, столовая, – намекнул я. – Кормят, говорят, вкусно.

– И много, – согласился директор. – Сам там обедаю, и ужинаю еще иногда. Давай так: ты посмотришь наш сложный момент, с меня два… Нет, три талона на обед!

«Надо же», умилился я понятию, знакомому еще по прежней, советской, жизни. «Талоны на обед… Поможем товарищу. Или подданному, но все равно поможем. Вот так и стал ты, товарищ Йотунин, работать за еду».

– Это что? – удивился я, первым входя – директор даже приоткрыл передо мной дверь – в большую комнату, расположенную под самой крышей здания.

Передо мной предстала картина из тех, что ожидаешь меньше всего: вместо гор неучтенного и ненужного хлама – тщательно вымытый пол, аккуратно выкрашенные стены, чистые стекла окон, витрины… А также – экспонаты внутри этих витрин.

– Известно, что, – поделился директор, входя следом и прикрывая – больше в комнате никого не было – за собой дверь. – Крематорию двести лет, на века строили, да и я тут работаю со дня постройки… Музей это. Инициативный, существует на средства работников. В смысле, на мои.

– Богато, – восхитился я. – Можно посмотреть?

– Успеется, – возразил директор. – Сначала дело, потом обед, потом – гляди, сколько влезет. Можешь даже фотографировать, если есть, на что.

«Фотографировать», подумал я. «Если дословно с эллинского – 'светописать? А то фото то, фото сё… Понятно теперь, что за фото такое. Светопись, она же светография!»

– Делу – время, – согласился я.

Прошли мимо нескольких витрин, и уперлись в одну, самую большую.

Внутри той, на красной бархатной подушечке, подсвеченный нарочно устроенными лампами, возлежал… Череп. Причем, не человеческий, вернее, не совсем. Расчистка не оставила при черепе ничего, кроме кости, но, будь бывшая голова комплектной – уверен, уши были бы острыми.

– Впервые вижу череп эльфа! – обрадовался я. – В смысле, такой чистый череп, и такой целый!

– Наследие предков, – усмехнулся директор. – Нет, не моих. Просто первый, кого привезли на кремацию, те самые двести лет назад… Тогда ему уже было под две тысячи, мертвому. Я после проверял, недавно совсем – так и есть, радиоуглеродная датировка не врет.

Я покивал уважительно: ему бы музеем заведовать, директору крематория! Впрочем, он, в некотором роде, и так…

– И что с ним? – осведомился я. – Красивый такой, лежит себе…

– А ты точно упокойщик? – осведомился директор. – Или так, для красного словца, приврал?

– Не извольте сомневаться, – я поджал губы: не люблю, когда меня обвиняют во лжи, тем более – безосновательно. – Сейчас посмотрю.

Точно ли я, блин, упокойщик. Неточно! Некромант я, первая буква «эн»!

Раз директор говорит, и даже готов платить – хоть обед, все не бесплатно – значит, что-то тут есть. Прислушался. Тишина, но все же…

– Тут, с черепом этим, постоянно что-то не то, – решил просветить Вил Нургалиевич дремучего меня. – Пару раз чуть не выбросили, мол, ненастоящий… Спасибо хоть, не пластмасса! Теперь вот, шумит иногда. Песни поет, сказки рассказывает – подвиги какие-то, снежное копье, двенадцать звезд… Иногда – даже громко… Персонал пугается!

– Настоящий… Уверены? – не удержался я от подколки, как бы пропустив мимо ушей описание проблемы.

– Сейчас, – директор крематория извлек из кармана пиджака маленький бронзовый ключ. – Он тут один, от всех витрин, больше для порядку, – будто извиняясь, пояснил владыка печей и пепла.

Открыть витрину – пара пустяков, тем более, что, судя по отсутствию всякого лязга и скрипа, за состоянием замков и петель в этом музее следили не менее пристально, чем за отсутствием пыли и чистотой стекол.

Череп перекочевал с бархатной подушки прямо мне в руки.

– Хорошо, – поблагодарил я. – Физический контакт… Так проще.

– Знаю, – умудренно согласился эльфийский квартерон.

– Есть здесь кто-нибудь? – поинтересовался я, встраиваясь ментальным щупом в некротический план.

– Здесь, так-то, крематорий! Конечно, есть, – обрадовался кто-то. – Некромант, что ли?

– Он самый, – согласился я. – Только я это, по делу. Потом поболтаем как-нибудь.

– Точно? – усомнился голос. – Хотя да… По делу – так по делу. Что нужно?

– Не «что», а «кого», – фраза эта, произносимая постоянно, меня уже откровенно достала. Верно, так сказывается разница культур и языков, намешанных в этих краях в количествах: иного объяснения столь частому употреблению уточняющих конструкций подобрать не получается. – На последнем этаже, в музее, эльфийский череп. Который внутри самой красивой витрины.

– Он там один, – ответил голос. – Сейчас позову.

– Ты сам-то кто? – решил спросить я. С мертвыми, знаете ли, надо быть куда более вежливым, чем с живыми.

– Печник я местный, Степанычем звали, – охотно представился голос. – Жил, жил, трудился, потом, вот, помер, тут же сожгли, как и хотел. Решил остаться, почти при деле, да и куда они тут, без меня… Ладно, некрос, зову я твоего лаэгрим…

– Погоди звать, – вдруг решил я. – Сначала пару слов… Он, вообще, кто? А то тут живые напрягаются…

– Не знаю я, – ответил мертвый печник. – Сам-то он говорит, конечно, но это ж перворожденный! Туману напустит, песен споет, сказок расскажет… Вроде как, царь он какой-то. Был. Если не врет. Хотя у этих – одна долина, полтора замка, пятнадцать эльфов населения – сразу царь… Сам спроси, короче.

Незримый мертвец будто напрягся: так делают живые гоминиды перед тем, как особенно громко закричать.

– Эрейнион Фингонович! Тут к тебе!

Глава 20

– В памяти моей сего не сохранилось, – дух мог пожать плечами, а мог – и не пожать. Все равно ментальный щуп, даже запущенный на некротический план на всю длину, картинки не дает, да и звука – тоже. Так, ощущения, который каждый для себя определяет так, как привык. Я вот – акустически.

– Есть же причина? – не сдавался я. – Не просто же так тебя называют…

– Всему, что есть на свете и за ним, причина определена, – ответил, предположительно, эльф. – Вторые дети, жизни коих прервались, никогда не делают чего-то просто так. Этот опыт пришел ко мне с тысячами годовых колес, прокатившихся мимо! Однако же, сама причина… Нет, мне неведома.

Вести беседы с перворожденным, что не покинул, отчего-то, пределы Арда… Тфу, блин, это что, заразно? Короче, болтать с дохлым эльфом было несложно – когда говорил я сам. Вот уже его сентенции…

– Слушай, будь проще, а? – решился я. – Матом заклинаю! Не как снага там, или даже орк – варианта «обычный человек» будет вполне достаточно. Знаешь ведь, что это?

– Ну, – согласился незримый дух. – Вообще не вопрос. Я так-то думал, тебе интересно пообщаться с эльфийским владыкой, а, некрос?

– Ты ж не Гил-Гэлад, верно? Во всяком случае, не тот самый?

– Я тебе битых полчаса толкую: не помню! – были бы у мертвеца нервы, он бы нервничал. – И как дошел до смерти такой – тоже! И вообще, тебе что надо-то? Сам не чуешь, так я напомню – благодать твоя на исходе!

– Какая еще благодать? – снова удивился я. День открытий, блин!

– Эфир!

– А… – эфирный колодец мой, всегда казавшийся почти бездонным, действительно показал дно. Пора было разрывать контакт, но перед тем…

– Слушай, твое недоказанное величество, вел бы ты себя потише, а? Живые пугаются. Ну чего тебе стоит?

– Скучно мне, тролль, – урезонил эльф. – Жесть, как скучно. Вот и развлекаюсь, как могу.

– Давай договоримся, – догадался я. – Уймись. Ненадолго, дня на три – ты ведь знаешь счет дням? А я потом еще приду, пообщаемся.

– Пусть так, – согласился эльф. – Покеда, некрос.

Обед оказался очень кстати. Известно ведь, что лучшее средство от магического истощения – это как следует пожрать! Или я об этом уже говорил… В общем, оно так.

– Куда что лезет! – неоригинально восхитился директор крематория.

Я к тому моменту отоварил уже два обеденных талона, и всерьез нацелился на третий… Решил приберечь – мало ли, мне ведь еще предстояло являться в эти края, и, как я догадался верно еще тогда, не раз и не два.

– Уф, – я откинулся на спинку столовского стула. – Ваша правда, това… господин директор. Кормят и сытно, и вкусно, и много. Все замечательно, только мне пора – работа!

– Хорош работник, – согласился собеседник. – Я без иронии. Эльфийского призрака ты успокоил хорошо.

– Только не до конца, увы, – повинился я. – Придется еще пару раз наведаться, ну, чтобы наверняка.

– Кормить больше не буду, – хитро глянул квартерон.

В ответ я показал последний талон: достал, повертел в руке, убрал обратно в жилетный кармашек.

– Ладно, – согласился директор крематория. – Бик зур рэхмэт, – добавил он уже громче. – Аш бик тэмле!

Дело было не при мне, я о том узнал сильно позже – да и то потому, что читал теперь разум давешних своих противников, снажьих низовых авторитетов, на манер раскрытой книги…

– Индеец так и сказал, отвечаю, да и пацаны вот слышали! – снага по имени Наиль, он же – Гвоздь, стоял перед боссом райончика почти навытяжку, будто по стойке «смирно» – хотя, в отличие от служившего когда-то во флоте Марика, делать этого толком не умел.

Сам Марик выглядел импозантно – по крайней мере так, как, в меру снажьего понимания, видел это сам. Пиджак малиновый, фирменный, штаны модные, коричневые, цепь желтого металла в три пальца толщиной обвита трижды вокруг мощной шеи. Картинку портила только засаленная майка, надетая немолодым снага под пиджак.

– Гил-Гэлад… – потянул босс. – Погоняло эльфийское, вроде. Чо у нас по лаэгрим?

В недальней стене бесшумно открылся люк. Из проема показалась голова гоблина: в цветастой вязаной шапке и двух парах очков, электрических и просто с диоптриями. Целиком гоблин наружу не полез.

– А ничо, босс! – гоблин заржал. Пахнуло горелым камышом. – Ни единой эльфской банды на весь сервитут, бля буду!

Гоблинская голова убралась обратно в стену, неприметный люк захлопнулся, стена вновь стала навроде монолита.

– Ты-то будешь, – согласился вдогонку Марик.

Встал, дошел до другой стены – в той оказался музыкальный бар. Устроил себе пять капель – того, кстати, Йотунинского спирта, пусть и перелитого в красивую бутылку из-под горского бренди. Выпил резко, закусывать не стал, вернулся в кресло.

Гвоздь молча проводил босса преданным взором, слегка шевеля носом в сторону запаха спирта.

– Звучит больно знакомо, – Марик еще раз повторил эльфийское имя. – Стопудово, слышал, и не раз.

– Ты же в школу ходил, босс, – рискнул напомнить Гвоздь. – Пять классов!

Всяк на районе знал, что начальное среднее образование, полученное в детстве, наполняло душу босса живой радостью – читать и писать в сервитуте умели почти все, а вот четыре действия арифметики, дроби и прочие науки – пусть и самое их начало – выгодно отличали Марика от подопечных… Во всяком случае, так было еще до морской службы, и самому ему нравилось считать именно так.

– Было дело, – надулся от гордости снага. – А чо?

– Пятый класс, «История родного края». Эльфийские владыки древности, – совсем уже умно сообщил Гвоздь.

«Подрос Наилька», – подумал босс. «То ли убивать пора, то ли двигать куда повыше. Дам ему, наверное, аптеку в кормление, все равно Шавкатик мне теперь должен… Поделится».

Наедине сам с собой и внутри себя Марик, то есть, Марин Александр Иванович, говорил, то есть думал, куда ярче, образней и грамотнее, чем показывал на людях.

«Сестры покойной, опять же, внук… Пусть и троюродной!» – родственные связи в среде снага не афишировались, однако, крепостью отличались необычайной.

– Тот Гил-Гэлад помер давно. Его этот убил, самый главный, который… – Марик прекрасно помнил все имена Владыки С., но произносить их не рисковал – не теперь. Другие времена, иные нравы… – Так что это точно погоняло, а не имя.

– Может, он тогда не лаэгрим? – уточнил Гвоздь. – Ну, может ведь, а?

– Не, – ответил босс. – Стремно брать эльфийское, когда сам не… Я бы точно не стал!

– Ты? – удивился торпеда, искренне до того считавший, что умение бояться у Марика атрофировалось наглухо еще в годы службы. Подводники – они ребята такие…

– Я, – жестко согласился босс. – Только никому. Ты, – снага повысил голос, – тоже ничего не слышал!

Снова открылся люк, вновь появилась голова, опять пахнуло свободой.

– Дык! – согласился гоблин, и снова спрятался внутрь стены.

– Раз так, надо сделать… Что именно? – Марик обожал такие вот, как сам он говорил, «внезапные проверки». Интеллект подчиненных… Он – как мышца. Если не нагружать, перестанет работать, да и вовсе может отвалиться – если будет, чему отваливаться.

– Пробить надо, – догадался Гвоздь. – Ближайший к востоку эльфятник у нас в… Около… Короче, за Бааловской юридикой, так что это вряд ли будут они. С западными мы в контрах… Хотя с ними все в контрах, никто не дружит. Надо бы через подвязки… Есть у меня тут немного, знакомство свел, на курсах.

– О! – почти не в тему поинтересовался босс. – Ходишь учиться-то? Помогает?

– Братва сказала «надо», пацан ответил «есть», – ответил младший бандит почти по-книжному. – Самому так больше нравится. Умнею, что ли.

– Умней, чо, – согласился босс. – Станешь совсем башковитый, пошьем тебе малиновый пиджак…

– Не надо малиновый, – попросил снага. – Пожалуйста. И без того пацаны базарят, мол, это все потому, что я твой родич…

– Даже родович, – уточнил Марик. – Внук, так-то. А эти… Пусть себе болтают – зависть… Так, ладно, – будто встряхнулся снага. – Что у нас по эльфятнику?

– Пробью я, босс, – посулил Гвоздь. – Небыстро, но пробью. Неделя на все, а?

– И Джу подключи. Эй, слышал?

Вновь – через люк – высунулась голова в шапке, да кивнула утвердительно: говорить толком гоблин, судя по густоте травяного аромата, уже не мог.

– И с Индейцем как-то попроще, что ли, – вдруг вспомнил Марик. – Раз он в основные выбился – под кем бы, на самом деле, не ходил, явно не один темы мутит.

Гвоздь не рассказал боссу даже о половине увиденного и услышанного на болотах: например, ни слова о жуткой некромантии. Честно собирался, готовился, подбирал слова и обосновы – но не смог.

«Теперь главное, чтобы Таран тоже…» – думал Наиль, уже понимая – подельник будет держать язык за зубами чуть ли не крепче, чем сам Гвоздь.

– Да, босс, а Гурбаш? – вдруг будто вспомнил снага. – С ним чего?

– Тем я сам займусь, – решил Марик. – Заодно и с Шавкатиком! – о том, что разговор с соседним криминальным авторитетом уже состоялся, и итог беседы вышел явно не в пользу последнего, троюродный дед внуку говорить не стал.

Пока не стал.

Знаете, я давно не имел дела с криминалом. Не в смысле, в качестве жертвы, но так, как в этом мире – всерьез, с полным погружением в мутные схемы деловых пацанов и бандитов постарше. Сначала было не до того, потом мелкий криминал – как явление в целом – перестал быть что опасен, что интересен такой фигуре, как целый директор спиртзавода…

Да и в самом Союзе гопоты осталось исчезающе мало. Говорили – страшным, конечно, шепотом, что последние шайки мелких уголовников Комитет – тот, что бурит глубже всех – культивирует прямо специально. На то, мол, и гопник в городе, чтоб милиционер не дремал!

Хотя я, напомню, со всем этим дел не имел и потому особенно в курсе не был.

Шевеления местных преступных авторитетов вокруг хилой и скромной моей фигуры вызывали некое… Неодобрение, причем не у меня одного.

– Ты аккуратнее, – посоветовал мне Кацман, дозвонившись тем вечером мне на носимый телефон.

Связной аппарат я завел прямо в этот же понедельник – устал от постоянных проблем со связью. Не элофон моего мира, конечно: в тридцать раз тяжелее, в семь раз больше линейно, не умеет ничего, кроме собственно звукосвязи, но и то – хлеб.

– Всегда, – согласился я. – А это Вы сейчас, господин капитан, о чем?

– Ты ведь помощник старшины, лицо почти официальное, – пояснил егерь. – Но вот эти твои друзья… В смысле, партнеры. Ладно, пока никто из начальства не в курсе, но могут спросить, могут!

– А я что? Я ничего! – согласился я, с трудом уже удерживая кирпич телефона на весу. – Как надо, так и будет!

– Ну-ну, – усомнился капитан. – Ладно, отбой!

– Кто звонил? – спросил начальник, стоило мне разорвать связь.

Я уже вернулся на работу: магазин связных амулетов располагался в двух шагах от крематория, купить телефон оказалось неожиданно легко, до морга меня домчал владелец овощного седана…

– Да так, – заскромничал я. – Знакомый.

– В чине капитана знакомый-то? Опричник, небось?

– У опричников, кажется, другие звания, не армейские, – возразил я. – Но не поручусь.

– Ладно, твои секреты, – вздохнул любопытный Колобок. – Да и рабочий день уже того, закончился. Шел бы ты домой, что ли, Ваня…

Я посмотрел на часы: действительно, длинная стрелка отклонилась от единой вертикали с короткой уже на целое деление – пять, стало быть, минут.

– Насчет домой, – начал осторожно я. – Можно, я малость задержусь?

– Это зачем? – насторожился начальник. – Все нормальные люди…

– Я, во-первых, тролль, – возразил я. – Во-вторых, учиться надо, – потряс удачно прихваченными конспектами. – Не вечность же в упокойщиках ходить… Второго разряда.

– Парень с амбициями? – одобрил Колобок. – Допустим. Только я так и не понял… А, нет, дошло. Камушек?

– Угу, – смысла спорить не было, да я и не спорил.

Камушек, он же бивень, он же камень душ (стационарный), он же кристалл фокусный (стабильный), располагался еще в одной комнате подвала здания – одной, кстати, на четыре такие же лаборатории, как наша.

Штукой камушек был наиполезнейшей – в моем мире, например, таких могучих накопителей сырого эфира попросту не создали, видимо, ввиду отсутствия надобности. Зачем, спрашивается, нужна такая прорва энергии, да собранная в одном месте, если всякий, освоивший высокую физику, умеет колдовать таковую на собственном немаленьком резерве?

Здесь было иначе – и в смысле физики, и в плане резерва, конкретно – моего.

В общем, начальство возражать не стало – переоделось в цивильное, попрощалось за руку, да и вышло вон.

Зачем мне – на самом деле – понадобился бивень, он же – камушек?

Скажем так, не только он. Еще – наилучшим образом экранированное помещение, а то мало ли… Знаем мы их, древних эльфийских владык. Вернее, как раз не знаем.

– Торитель путей душ призвал его, и вот: он явился! – должным образом заклятый камень душ (стационарный) светился уже минут двадцать, когда дух эльфийского лжецаря откликнулся на мой, выполненный по всем правилам, зов.

За это время я успел еще заварить себе чаю – в подвале холодно, мне же нравится работать с комфортом.

– Ты чего это о себе в третьем лице? – удивился я вместо приветствия.

– Да так, – ответил эльф, сделав лицом легкое недовольство: как же, снова пришлось убавить древнего пафоса. – Трудности перевода с высокого эльфийского. Но это сейчас даже проще, а представь – каково было в эпоху… да в любую из номерных?

– Три эльфийских языка, четыре гномских, темное наречие, – принялся перечислять я. – Там тоже, кстати, диалекты.

– Валарин еще, – поддержал эльф. – Ты это… Чего звал?

– Слушай, а ты точно не Гил-Гэлад, с валарином-то? С кем еще стали бы общаться Все Древние, да на родном языке? – вновь усомнился я.

– Валар и Древние – не одно и то же! – возмутился не-Гил-Гэлад.

– Ну да, а Ульмо, конечно, никакой не Ктулху, – об мой сарказм сейчас можно было натирать сыр или даже морковку. – А Манвэ – не…

– Сменим тему, – предложил призрак. – Неуютно!

Я кивнул: и правда, зарываться не стоило. Мало ли, в чем еще проявится различие миров…

– Так вот, я не Гил-Гэлад. Или, даже если тезка, то точно не тот! – сказал, как отрезал, дух древнего эльфа.

– И не был тем при жизни? – Я хлебнул из чашки и скривился: варево остыло окончательно. – А то знаю я эти ваши эльфийские заморочки. В одном синдарине – семь умолчательных падежей и три обходных!

– Зато в человеческих языках, – оппонировал призрак, – три раза по столько диалектов, в любом! В каждой местности свой, и не один. Как с этим, кстати, обстоят дела в твоем мире? – самую суть души-пржесидленца мертвые улавливали замечательно… Хорошо хоть, не болтали о том!

– Примерно так же, – помрачнел я. – Кстати, о мире, то есть, о мирах. Есть ощущение, что когда-то…

– Давно, – подхватил эльф, – наши миры были едины. Легендариум почти тот же, многие расы между собой очень похожи…