Текст книги "Летаргия (СИ)"

Автор книги: Адам Грамм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Спустя полчаса я остановился возле высокого железного забора, и за ним, за кустами и грудами мусора высилось недостроенное кирпичное здание. Мне уже приходилось перелазить через этот забор, и сейчас, оглядевшись по сторонам, что бы убедится в отсутствии любопытных глаз, я перебрался через него. Когда за моей спиной оказались толстые металлические прутья, я почувствовал себя в некоторой, относительной безопасности. Я шел по плохо различимой тропинке, по которой ходил несколько лет назад. С тех пор мало что изменилось, быть может, даже, мусор лежит все тот же. Когда я подошел к входу здания, то увидел на стене надпись, которой раньше не было. « Мы все здесь сдохли». Безобидный стрит арт, если можно так сказать. Но когда я вошел в темный подъезд, то понадеялся, что те, кто тут сдохли, не разгуливает сейчас по этажам во мраке. Я не хотел бы с ними встретиться. Вдруг окажется, что я не один такой, кто пожирает людей. В прошлой жизни в моем разуме было много страхов, связанных с темнотой. Мне видились разные чудовища, которые только и делают, что поджидают меня. Сейчас же мое сердце ускорилось лишь на десяток ударов в минуту, когда я спускался в темный подвал. А когда я забился в самый дальний угол, забаррикадировав дверь в эту часть подвала, в моей душе воцарил покой. Казалось, что у меня никогда не было дома лучше, чем этот. Казалось, я никогда не чувствовал себя в такой безопасности. Я лег на пол, который оказался относительно чистым. Во всяком случае, тут не было разного мусора и дерьма, никто не спускался сюда уже давно и не было оснований полагать, что сделает это в ближайшее время. Я закрыл глаза, и мое сознание быстро погасло. Может быть потому, что его активность мешала машине внутри меня, что меняла прошивку на совершенно другую, а может быть я просто устал. Может быть, воскрешение из мертвых забирает много сил.

Когда я открыл глаза, в подвале было все по-прежнему. Я не знал, сколько прошло времени, может быть пару часов, а быть может пару дней. Когда я ложился спать, я рассчитывал на то, что в моей голове появится что-то, что я смогу принять за мысль, идею, план. Но кроме неестественного желания там не было ничего. Мне было страшно, я бы хотел остаться в этом подвале навечно. Или выйти наружу и упасть на колени перед человеком, прося прощения перед всей его расой за свое существование. Решить мои проблемы одним движением руки, убить себя, и не думать ни о чем. Но, на самом деле, у меня был только один вариант. Я больше не один у себя в голове, нечто живет рядом со мной. Оно заполнило собой пустоту на том месте, где у других людей находится душа. Но сейчас оно спит, и я слышу его дыхание, которое похоже на звук выпускаемого из трубы горячего пара. Через несколько минут мое здравомыслие исчезнет, и тогда пока что безликое нечто будет диктовать мне свою волю, которой я не могу противостоять. Наверное, потому что не хочу.

Хорошо, если сейчас ночь. Но даже если и ночь, даже если день, куда мне идти, спрашивал я себя. Что мне делать? Я мог бы пойти к тому, что было дорого моему сердцу. Куда бы я пошел в таком случае. И что бы нашел там? Я пошел бы к себе домой и обнаружил там гниющий труп? Я пошел бы в знакомый морг, убил всех работников и стал лихорадочно открывать одну ячейку за другой в надежде обнаружить в одной из них знакомое лицо? А если ничего не найду, мне пойти в другой морг и проделать то же самое? А потом обойти все кладбища, раскапывая свежие могилы и вскрывая гробы, но ничего не найдя, что мне делать? Искать некроманта, который найдет милый моему сердцу труп? Это все бред. Но я знал, что рано или поздно нужно будет разобраться в произошедшем. Одно дело, если все это случайность, причуда богов, а что, если нет? Что, если она пришла ко мне, зная все наперед? Что, если перерезала себе горло, зная, что не умрет, а подарит мне вторую жизнь, и это она летела по небу и шептала мне указания и направляла мою руку, когда я резал головы? Что, если она сейчас сидит в соседнем подвале и гладит своей рукой стену между нами, чувствуя мое тепло? Я посмотрел по сторонам, но не увидел ничего, потому что было темно.

Я сидел на полу и вспоминал, что я читал об этом, что видел в фильмах или придумывал сам. Я спрашивал себя, что делает человек, когда превращается чудовище, и находил только один ответ. Человек становится монстром для того, что бы убивать людей, внушать им ужас и разрывать их на части. Ничем другим он не занимается, и сложно придумать, зачем еще отращивать клыки и когти, кроме как для того, что бы запускать их в тело жертвы. Всякое чудовище есть символ зла, внешний враг, против которого сплотится все человечество, что бы низвергнуть его и убить. Но я не был уверен в том, кто я есть. Мне показалось, что что-то изменилось во мне, но в зеркале я видел себя прежнего. Что бы решить это наверняка, я бы положил себя на стол, собственной рукой вскрыл себе живот и вытащил внутренности наружу, что бы посмотреть из чего я состою. Мне было бы интересно это узнать, но что было важно именно сейчас, я знал и так. Вне зависимости ни от чего, я знал, что мне делать в перспективе нескольких часов, и в этом плане у меня не было никакого выбора.

Когда я вышел из подвала, то увидел, что была ночь. Или поздний вечер. Того же дня, или следующего, это не имело значения. Я пошел по тропинке и перелез через забор. Отметил, что действительно сделал это более ловко, чем тогда, пару лет назад. Во всяком случае, я не зацепился за острые прутья своим самым уязвимым местом. Я ступил на тротуар и пошёл куда-то, сам не знал куда. Мне хотелось думать, что инстинкт ведет меня по городскому лабиринту туда, где есть добыча. Но возможно я просто блукал по полу знакомым улицам, даже не смотря по сторонам. Дело в том, что я не совсем предстал себе, как будет происходить эта самая охота. Да, моя звериная, или какая там еще часть, рисовала картины убийства на любой манер, но мой разум затруднялся придумать алгоритм, как воплотить это в жизнь.

Я бродил несколько часов, и так случилось, что я свернул с широких и ярко освещенных улиц и оказался на школьном дворе. Окажись я здесь раньше, и смог бы увидеть собак, бегающих туда сюда и играющих друг с другом, мог бы увидеть маленьких мерзких детей, которые делают то же самое. И тех, и других выгуливают их хозяева, которых можно отличить лишь по наличию кожаного поводка. Это хозяева собак. Чаще всего собак. И те, другие сейчас дома, уложили своих питомцев спать и повесили кожаные плетки на гвоздь у двери.

Сейчас же на школьном дворе я увидел группу молодых людей – парней и девушек лет семнадцати, которые сидели на железных конструкциях, предназначение которых никому неизвестно. Первого взгляда на них было достаточно, что бы понять, что они не являются каноническими обитателями района, с их атрибутами и манерой поведения. Я не видел, как в их компании тлеют огоньки сигарет и не слышал в их речи громких экспрессивных выражений, обильно сдобренных бранной руганью. Со всеми на то основаниями можно было предположить, что это культурные молодые люди, которые занимаются спортом и вот сейчас коротают вечер со своими девушками. Эти парни и девушки излучали здоровье и счастье в их примитивном понимании оного, их кровь бурлила страстью и любовью и должна быть сладкой, как первый поцелуй. Я присел на окраине школьного двора, на теплотрассу возле котельной, обратная сторона которой служила общественной уборной, курилкой для школьников и местом забав для разных педофилов и извращенцев. Я наблюдал за компанией молодых людей сидя почти неподвижно, это было незнакомое чувство, азарт и терпение, это была самая настоящая охота. Так я просидел около часа, а потом этих мальчиков и девочек стали звать домой родители и они, нехотя, стали расходиться. Одна парочка пошла в одну сторону, а девушка с двумя парнями в противоположную, прямо ко мне. А я сидел и пытался сделать самый невинный вид, на который был способен, якобы я смотрел на звезды и думал о вечном. Они прошли мимо меня, даже не взглянув в мою сторону. Парни наперебой рассказывали забавные истории и шуткували, пытаясь завладеть вниманием девушки, а та одаривала улыбкой то одного, то другого. Когда они зашли мне за спину метров на тридцать, я встал и пошел за ними. Они шли по дворам минут десять и, наконец, остановились у одного из подъездов одной из многочисленных многоэтажек. Очевидно, тут жила девушка, так как она поцеловала парней в щеку и зашла в подъезд. Парни пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Один из них сразу же достал телефон и зашел в какую то игру, а второй засунул руки в карманы и, глядя себе под ноги, пошел домой неспешным шагом. Его-то я и выбрал. Я следовал за ними на некотором расстоянии, и когда он стал заходить в подъезд, я ускорился и зашел в еще не закрытую дверь с разницей в несколько секунд с ним.

– Эй! – позвал я его.

Он повернулся, и я быстро зажал ему рот рукой, а другой схватил его за шею, что бы не дать ему возможность бежать. В его глазах отобразился страх и непонимание, а еще в них была паника. Уже в тот момент я понял, что он будет легкой добычей. Он ударил меня руками в грудь и толкнул в стену. Меня позабивало его сопротивление, разожгло мой азарт еще больше. Я прижал его еще крепче и улыбнулся, глядя ему прямо в глаза. А потом свернул ему шею. Послышался уже знакомый хруст, и его тело упало на пол. Я оттащил его в тень, под первый лестничный пролет и замер. Это был красивый мальчик, он наверняка любил ту девочку, как и его друг. Возможно, он был умен или талантлив. От него приятно пахло мужским одеколоном. Я подумал, что мне будет приятно разорвать его горло. Быть может, я хотел бы это проделать в другой обстановке, на широкой кровати и гладких простынях при свете нескольких свечей. Так и будет когда то, но не в этот раз. В этот раз мне предстоит трапеза в этом мерзком подъезде. Без капли сожаления я стал вгрызаться ему в горло, глотая кровь и отрывая куски плоти. Когда поток крови ослаб, я обгрызал его плоть с шеи и плеча. Делать это было не так легко, не позволяли тупые зубы. Я подумал, что недурная идея их заточить. Мое пиршество продолжилось несколько минут. За это время не хлопнула ни одна дверь. Наверное, жителей этого подъезда хранил их бог от такого проклятия, как я.

Когда я почувствовал, что мой голод утолён, и снова обретаю разум, я прислушался. Было тихо. Все людишки боятся высунуться из своих нор и своих детенышей учат тому же, что бы их не загрызло чудовище в собственном подъезде. Я посмотрел на мальчика. Он еще не отдался мне полностью. Нет, я не собирался насиловать его тело, пускай оно и было симпатичное. Я пошарил у него по карманам и достал несколько купюр и мобильный телефон. Мне они пригодятся больше, чем ему. На этом все, и я поспешил убраться отсюда. Когда найдут труп, поднимется много шума, и кто знает, вдруг, кому придет в голову связать это убийство с моим исчезновением.

Я брел по ночным улицам города. Не в самом центре, но и не на окраине. Там, где кипит жизнь, но не настолько сильно, что бы можно было обжечься. Я забрел так далеко не по божьему указанию, а с конкретной целью. Я искал сигаретный ларек. Хотелось курить и выпить кофе. Яркими огнями горел киоск, в котором продавалась разного рода гадость, которая убивает людей. То, что мне нужно.

Более того в непосредственной близости был ресторан быстрого питания. Ночью тут немноголюдно, зато днем можно в изобилии встретить людей, которые запихивают в себя то дерьмо, что тут продают. Если бы они сравнили его с дерьмом из канализации, то удивились, как мало между ними различий. Но несомненным достоинством этого заведения был бесплатный интернет, который, как дух божий, носился в воздухе.

И вот, с пластиковым стаканчиком кофе и дымящейся сигаретой я сел на бордюр возле входа. В первую очередь меня интересовали новости по поводу моих дел в университете и моего побега из морга. Как и следовала ожидать, вся общественность только об этом и говорила, кудахтала наперебой, предлагая разные версии.

Кто-то говорил о халатности врачей, которые сразу же за нее поплатились. Другие отвечали, что всякий человек имеет право на ошибку, и, использовав это право, он не обязан платить своей жизнью. Родителям убитых мною детей было плевать на двух работников морга. Они говорили, что меня нужно повесить на центральной улицы города, на главное площади отрубить голову, сжечь меня на аутодафе. Они были готовы собственными руками воплотить вынесенный ими приговор. Им никто особенно не возражал, потому что они были страшны в своем гневе, в своем трауре. Единственные, кто с ними охотно связывался – это журналисты, которые возбуждались от кровавых подробностей и глубокой душевной драмы, словно извращенцы. Этого в Сети было в избытке. Кто-то гадал, что все это может значить, и не кроется во всем этом некий замысел. Он составлял безумную теорию и кричал о ней на весь мир, но его не было слышно, потому что таких, как он были тысячи. Другие делали осторожные, или смелые прогнозы относительно того, что будет дальше, как много людей еще умрет страшной смертью, пока виновник одного из самых ужасных, жестоких, кровавых, и, что самое пугающе, бессмысленных преступлений не будет найден. Они думали, что еще может прийти в голову такому человеку, как я. Их воображение настолько ярко рисовало картины, сцены, варианты того, как можно лишить человека жизни, что мне казалось, что один лишь страх возмездия удерживает их от того, что бы все это реализовать. В закоулках Интернета нашлись и те, кто поддерживали меня по тем, или иным причинам, те, кому смерть пришлась по душе и они хотят еще. Они говорили, что именного этого и заслуживает наш мир – плевок в свое надменное лицо.

Все это очень забавно, смотреть, как людишки кричат наперебой, в страхе, гневе или отчаянии. Но это не самое главное, что я извлек, пока читал новости. Главным было то, что ни в одном сколь угодно серьезном источнике не предлагали версию того, как все произошло на самом деле. Никто не спросил ближнего своего, как такое возможно, что человек восстал из мертвых. Когда-то люди уже совершили эту ошибку, но она их ничему не научила. По той причине, что они ее до сих пор не осознали. Никто не обратил внимания на разные сомнительные детали, потому что побоялся выглядеть глупо. Тема воскрешения исключительно религиозная прерогатива. Все это было мне на руку, пускай я сам не был уверен до конца. Но пока я сидел и читал новости, курил сигарету и пил кофе, я слышал гул, которого не было раньше. Источник звука находился внутри меня, и я никак не мог сказать, что его не существует.

Сейчас же мне нужно идти обратно в свое логово. Желательно сделать это до рассвета. Я еще не видел солнца в новой жизни, и не хотелось бы узнать, что оно поджарит меня до углей где-нибудь на людной улице. Я встал и зашел за угол ближайшего дома, бросил телефон на асфальт и несколько раз ударил по нему ногой. Осколки я смел в подвал. Все это несколько осложнит задачу тем, кто может меня искать. После этого я быстрым шагом отправился к себе домой, в холодный и темный подвал.

Я лежал на бетонном полу, заложив руки за голову и думал, с чего же мне начать. В своей памяти я возвращался к моменту своего первого убийства, которое имело еще и иной смысл, помимо вымещения злобы и ненависти, кроме простого, всем хорошо знакомого и понятного желания убивать. Я вспоминал свою первую охоту, и мой рот растягивался в улыбке. Я предавался ощущениям вкуса человеческой крови, и думал о том, что я не просто порождение мрачной человеческой фантазии.

Я не надеялся на что то, совсем уж невероятное. Я встал и начал расхаживать по периметру. Во мне бурлило желание сделать нечто этакое, чего никогда не делал. Я остановился у стены и ударил по ней кулаком. Получилось значительно сильнее, чем я ожидал, со стены посыпались крошки бетона, а я согнулся пополам от боли, держась за разбитые костяшки пальцев. Видимо, смерть не прибавила мне ни сил, ни мозгов. Я немного посидел, жалея себя. И понял, что тут нужен другой подход. Более методичный, рациональный и научный. Я сделал ревизию ресурсов – пару купюр совсем уже мелкого достоинства, россыпь монет, пачка сигарет и зажигалка. А еще вкрадчивый голос в моей голове, который вопреки моему решению и, не смотря на здравый смысл, подговаривал меня выйти наружу и добыть немного мяса. Не потому что я был голоден, а потому что в этом моя суть. Во всяком случае, по мнению вкрадчивого голоса в моей голове. Я честно боролся с ним, использовал самые несокрушимые аргументы, моя логика была как сталь. Но голос заставил меня вспомнить вкус крови и радость убийства, и мои доводы рассыпались до основания, словно здание, которому подорвали фундамент. Я снова вышел на охоту.

Еще одна деталь не давала мне покоя. Она могла показаться мелкой, но тем трудней ее достать, когда она начнет впиваться в кожу. Я думал о том, что пора мне найти себе нормальную одежду. Та, что была на мне, пропиталась кровью, грязью и смертью. Мне нужно было что-то, что отведет от меня посторонний взгляд, не будет обращать на себя внимания. Мне совсем не хотелось выделяться среди прочих, напротив, куда удобней затеряться в толпе.

Я бродил по улицам, всматриваясь в лица людей. Я пытался определить себе жертву, используя разум. Это было бесполезно. Я не слышал урчания машины внутри меня, которая заводится, когда появляется тот, кто мне нужен. Или она определяет его по запаху, или по внешним признакам, или еще по черт-знает-чему, но я уже третий час бессмысленно бродил по городу. Вечер был не поздний, еще не разошлись по домам молодые люди, которые выгуливают своих девушек, прежде чем уложить их в постель. Я сидел на лавочке в сквере одного из университетов и смотрел на этих гуляющих людей и еле себя сдерживал. Мне невероятно хотелось познакомиться с двумя симпатичными девушками и провести с ними ночь. Но это было невозможно. Единственное, на что я мог рассчитывать – это компания их трупов. Даже в прошлой жизни я никогда не развлекался таким образом – никогда не гулял вечером в обществе прелестных созданий, я не распивал с ними из одной бутылки что угодно пьянящее и дурманящее, и не целовался, чувствуя вкус алкоголя на их губах, я не трогал их кожу и не вдыхал их запах. Мне никогда не приходилось испытывать ничего подобного, хотя я часто об этом мечтал, даже втайне от себя.

Если до этого момента я был мертв, то внезапно я ожил. Я почувствовал, что воздух начинает гореть, потому что в нем появилось то, что я искал. Совсем маленькие, их почти нет, но из них состоят наши души. По воздуху поплыл аромат, который вывел меня из раздумий. Я осмотрелся и увидел того, кто мне нужен. Я увидел парня лет двадцати пяти, и был он воплощением мечты всех женщин. Со смазливой улыбкой и в дорогом костюме, он вызвал столько же обожания, сколько я отвращения. Неспешной походкой он прогуливался по аллее и направлялся, наверное, в свою шикарную квартиру, где его ждала не менее шикарная женщина.

Я последовал за ним. Не знаю, как мне удалось остаться незамеченным. Может это он ослепил всех вокруг, и меня уже никто не видел. Может он слышал только восхищенные вздохи, в которых терялись мои шаги. Я шел за ним и думал, что никогда в жизни у меня не было ничего дороже хотя бы его рубашки. Я всегда ходил как жалкий нищеброд, а его носки стоят дороже моих ботинок. Это в прошлой жизни я презирал роскошь, может, пришло время изменить свои взгляды? Ведь на самом деле я не знаю, каково это, когда у тебя в кармане купюра достоинством выше двадцатки.

Мы шли не долго. Я так и подумал, что он не станет утруждать себя долгой прогулкой. Скорее всего, он ходил в ближайший супермаркет купить презервативов и шоколадку для своей женщины, а еще самых дорогих сигарет, и на кассе ослепительно улыбнулся кассирше, и довольный собой идет обратно. А кассирша, наверное, придет домой, и будет всю ночь напролет мастурбировать, вспоминая его прекрасные глаза. Быть может, он даже трахнул ее во время перекура где-нибудь в подсобке. Это вполне в духе альфа самца, каким он себя наверняка считает.

Мы прошли весь сквер и, перейдя дорогу, зашли во двор многоэтажки. Было очевидно, что тут живут непростые люди, а такие, как он.* Не настолько непростые, что бы на входе была охрана, но достаточно, что бы в лифте не лежало дерьмо. *Когда же он вошел в лифт, я замешкался. Заходить туда вместе с ним я не хотел. Я не мог этого объяснить, но инстинкт говорил, что этого делать не следует. И я стал подниматься по лестнице, ориентируясь только на шум лифта.

(запах, не духи)Я услышал, что лифт остановился где то посредине дома. Я зашел на один этаж, и сразу же вышел. Потом на еще один, и еще. С четвертой попытки я угадал и попал туда, куда нужно. Лишь только я открыл дверь на этаж, так почувствовал запах дорогого мужского одеколона, такой мне знакомый. Я прошелся по этажу, принюхиваясь. То ли он вылил на себя пол флакона, то ли мое обоняние обострилось, но я смог определить дверь, от которой воняет сильнее всего. Я постоял перед дверью несколько секунд, думая, что же делать, но потом доверился интуиции и постучал. Послышались шаги.

– Кто там?

– Ваш сосед снизу, – сказал я, пытаясь превратить свой голос в грозный бас.

– Что надо?

Видимо его не впечатлила моя попытка.

– Вы нас топите.

– Что за бред?! – выругался он.

Послышался звук поворачивающегося в замке ключа, и вот он предстал передо мной во всей красе – в полу расстегнутой рубашке, растрепанными волосами, и, наверняка, стоячим членом. Секунду мы смотрели друг на друга, а потом я ударил его по его гладковыбритым яичкам, которые должно быть застрахованы на значительную сумму. Он согнулся пополам и охнул от боли, и я, уже входя в квартиру, захватил его голову и стал бить коленом по лицу.

– Что там происходит, дорогой? – послышался голос его девушки.

Судя по всему, он был довольно мускулистый, и только неожиданность была на моей стороне. Пока он был оглушен моими ударами и болью в яичках, я развернул его к себе спиной и быстрым движением рук развернул его голову на неестественный угол. Потом я запер за собой дверь.

– Все в порядке? – еще более встревоженный, почти испуганный голос из комнаты.

Квартира и вправду была что надо. В прошлой жизни я бы никогда не смог в такой жить. А вот сейчас, пожалуйста. Еще и приятное дополнение в виде теплого женского тела. Я прошел в комнату и увидел ее, сидящую на кровати и прикрывающую простыней свое, по-видимому, обнаженное тело. Лишь только она увидела меня, так сразу закричала душераздирающим криком.

«Вдруг услышат соседи и спасут ее и рук ужасного монстра.» – подумала она.

Я быстро подошел к ней и с размаху ударил ладошкой по лицу. Она не замолчала, и я ударил ее еще раз. Потом еще раз. У нее изо рта потекла струйка крови, и она замолкла.

– Закрой свой рот, – сказал я ей, – если не хочешь умереть мучительной смертью. Не вставай с кровати, иначе я тебе поломаю ноги.

Я вышел в коридор и от туда затащил тело в комнату. Его девушка хоть и молчала, но не могла сдерживать слезы и всхлипы. Стараясь не обращать на них внимания, я снял с трупа рубашку. Я не ошибся, она стоила дороже, чем вся моя одежда, чем я ношу на протяжении года. Я вытянул ремень из его брюк и осмотрелся. Я приметил очень удобный уголок для девушки.

– Вставай, – сказал я ей, – и иди сюда.

Я подошел к окну и указал ей на место возле батареи.

– Садись и заведи руки за спину.

Она слушалась меня беспрекословно. Может сильно испугалась. А может всегда была такая покладистая. Она завела руки, и я привязал ее к батарее.

– Сиди тут, и не пытайся вставать. Ты знаешь, что будет в противном случае.

В комнате возле кровати стоял шкаф для одежды, на дверце которого висело большое зеркало. Я подошел к нему и стал себя разглядывать. Нельзя сказать, что я сильно изменился после своей смерти, разве что отсутствие глаза портило внешний вид. Я снял с себя осточертевшую рубашку, пропитанную кровью своей первой жертвы. Я исхудал за эти дни. Нужно набрать немного мышечной массы. К тому же, я проголодался. Тело Егора еще не остыло, и я, сев на пол, запустил в него свои зубы. Я грыз шею, как место с самым нежным мясом и обилием кровеносных сосудов. Лишь только я начал, как девушка закричала, и мне пришлось вставать и опять бить ее по лицу. То ли она все осознала, то ли мои удары были убедительными, но она больше не кричала. Все то время, что я грыз ее возлюбленного, пока я чавкал и причмокивал, она только негромко всхлипывала. После того, как я закончил, я поднял с пола свою рубашку и вытер ею рот. Девочка смотрела на меня остекленевшими от ужаса глазами и даже забыла, как плакать.

Когда мой голод был утолен, я лег рядом с Егором на пол, сложил руки на груди и закрыл глаза. Я мог позволить себе немного расслабиться, чувствуя приятную тяжесть и удовлетворение. Я мог отодвинуть на второй план многие терзавшие меня вопросы, на которые нет ответа. Именно в данный момент все было не так уж плохо.

– У тебя хорошая квартира, – сказал я, не поднимаясь с пола и не открывая глаза, – я в такой никогда не то что не жил, но даже не переступал порог. В том мире, в каком жил я не было таких квартир. А у меня никогда не было ничего этого, – я неопределенно махнул рукой.

– Ты можешь забрать все, что хочешь… – начала девушка.

Я поднес палец к своим губам, призывая ее к тишине.

– Я знаю, что я могу забрать все, начиная со всех материальных ценностей, заканчивая твоей жизнью. Теперь у меня есть так много, что я не знаю, что с этим делать, – я сел, и, глядя на девушку, улыбнулся, – я думаю, тебе знакомо это чувство. Бесконечные возможности удовлетворения своих желаний…

Она непонимающе смотрела на меня и плакала. Ее руки тряслись и губы дрожали.

– Я ведь ни в чем не виновата, – говорила она, – я никогда не делала ничего плохого, старалась не делать. Разве я в чем-то виновата перед тобой? Почему ты пришел именно к нам домой, убил Егора и собираешься убить меня? Зачем ты это делаешь?

– Я думаю, что задержусь тут ненадолго, – сказал я, игнорируя ее вопросы, – мне нравится тут. Даже пол мягче, чем бетон, на котором я спал вчера. Тем более, тут меня никто не побеспокоит и не найдет. Посмотри внимательно в мои глаза, в то, что от них осталось. Тебе не кажется, что мы раньше встречались?

– Я не думаю, – она с ужасом и отвращением смотрела в мою пустую глазницу, – я бы запомнила.

– Да? – я приподнял бровь, – запомнила бы такого урода? Или посмотрела бы сквозь, так, словно меня нет, словно мое существование нелепая ошибка и досадное недоразумение?

– Я вовсе не это имела ввиду…

– Неужели? Но мне кажется, что ты меня уже видела, просто не обратила должного внимания. Мое имя у всех на слуху, я пользуюсь завидной популярностью. Все только и делают, что обо мне говорят. О тех ужасных вещах, которые я натворил, о тех убийствах, что совершил. О возмездии, что ждет меня в этой жизни, и в следующей.

Прошло несколько секунд, и в ее глазах появилось понимание того, кто сидел перед ней.

– Я тебя не узнала, – прошептала она, – Я… Я…

– Ты была слишком напугана, – подсказал я, – и слишком потрясена такой ужасной смертью своего парня, я понимаю, и ни в чем тебя не виню, – я покачал головой.

Я встал с пола и подошёл к большому, во весь рост, зеркалу на дверце шкафа.

– Я видел ту фотографию, которой они пугают добропорядочных граждан. Не то, что бы я плохо на ней получился, но прошло уже года три или четыре, на ней я выгляжу таким хорошим и невинным, и тем сильнее контраст между той милой улыбкой и беспрецедентным кошмаром, который уверенно занимает свое место в ряду событий, которые потрясли весь мир. Примерно так написал один журналист в своей статье, и мне польстила его оценка.

Я провел рукой по своей щеке, шее и ключице.

– Я уже не тот, что раньше, во всех смыслах. Не удивительно, что ты меня не узнала. Меня сейчас ищут все, кому нечем себя занять. А твой дом это отличное место, что бы спрятаться, – я снова улыбнулся, и девушка потупила свой взгляд.

– Твой друг, – я похлопал Егора по ноге, – уже не в той форме, что бы составить нам компанию. Да и ты, я думаю, не хотела бы смотреть, как любимый тобой человек разлагается на твоих глаза. Запах его гниющего тела будет привлекать лишнее внимание. Что будем делать? – я смотрел на девушку и выжидал, не столько ожидая ответа, сколько для того, что бы доставить ей больше душевных терзаний.

– У нас нет большого холодильника, – продолжал я, – нет нескольких литров кислоты, что бы растворить его в ванне. Нет несколько свиней, что бы скормить им его труп. У нас ничего нет, черт побери, – мой рот сам растянулся в ухмылке, видя отчаяние в глазах несчастий девушки, – и единственное, что приходит в голову, это разрезать его на мелкие кусочки и смыть в унитаз, что скажешь?

От моего предложения девушка пришла в еще больший ужас. Должно быть, ей казалась немыслимой идея так поступить с человеком, особенно близким ей человеком, которого еще полчаса назад она обнимала и целовала. Она слышала об этом когда-то, о неимоверной жестокости, которая случается с незнакомыми людьми где-то на другом краю света, и никак не могла предположить, что нечто подобное постучится однажды в ее дверь.

– Знаешь, что я придумал? Я хочу, что бы ты помогла мне в этом. Мы сделаем это вместе, только ты и я.

– Я прошу тебя, – плакала девушка, – не заставляй меня. Я не хочу…

– Я развяжу тебя, – прервал я ее, – а ты не будешь делать глупости, иначе мне придется в одиночестве расчленять уже два трупа.

Я подошел к ней, наклонился и освободил руки. Она с опаской смотрела на меня, так, словно в любую минуту я могу передумать, накинуться на нее и разорвать на части. Нельзя сказать, что это было совсем уже невозможно. Я не имел умысла убивать ее в этот день, может в следующий, когда проголодаюсь. Наверное, было что-то в моем взгляде, что заставляло ее чувствовать близкую смерть.

Повернувшись к ней спиной, я подошел к ее другу, взял его за руки и потащил на кухню.

– Почему ты делаешь это? – раздался ее голос, – почему загрыз его, пил его кровь, а не просто убил, раз уж решил спрятаться в нашем доме?

Я остановился, замер на секунду, и задумался.

– А ты как думаешь?

– Я думаю, что ты сумасшедший. Чокнутый, больной, ненормальный…

– Довольно, – я продолжил тащить тело в ванную, – я тебя понял. Возможно, ты права.

Ванная комната представляла собой проявление творческого гения дизайнерской мысли. Пускай она не была покрыта золотом, инструктирована драгоценными камнями или обставлена раритетной мебелью, она внушала незнакомое мне чувство уюта, чистоты и правильности. Если бы мои руки не были заняты, я бы взял тряпку и с удовольствием протер ею несколько поверхностей, глядя, как сверкают в отражении лучики солнца. Как и все прочее, как и всегда, я осквернял собой это помещение, приносил грязь, кровь и смерть. Я не мог принести с собой ничего другого, потому что у меня ничего не было, кроме мертвого тела в моих руках