Текст книги "Летаргия (СИ)"

Автор книги: Адам Грамм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Внимание! Текст содержит ненормативную лексику, сцены эротического характера, насилия и жестокости. Все персонажи, события и обстоятельства полностью придуманы автором. Все совпадения случайны.

ЛЕТАРГИЯ

Летаргия  – болезненное состояние, похожее на сон и характеризующееся неподвижность, отсутствием реакции на внешние раздражители и резким снижением всех внешних признаков жизни. Летаргический сон, как правило, длится от нескольких часов и до нескольких недели, в редких случаях – месяц

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Я держу в руках ключ. Он довольно таки неказистый на вид. Если его положить в один ряд с другими ключами, только лишь безумец выберет его. Все говорят, что это плохой ключ и что его следует выбрасывать при первой же возможности. Есть специалисты, которые учат других людей избавляться от подобных ключей раз и навсегда. Я не знаю, откуда у меня этот ключ. Я не помню, когда он появился у меня в кармане. То ли когда я ехал в метро, мне его подкинул незнакомец, то ли он появился за мгновение до того, как я засунул руку в карман. А может быть он лежал там уже много лет, просто я не замечал его среди прочего мусора. Может быть, он появляется в карманах только тех людей, которые хотят найти его, а не использовать. А возможно, он с презрением относится к подобным извращенцам коллекционерам, которые повесят его на стенку рядом с другими ключами. Возможно, он приходит лишь к тем людям, которые имеют твердое намерение дойти до конца и появляется, когда они уже стоят перед дверью.

Передо мной была дверь, но я не видел ее, потому что вокруг было темно. И на это была объективная причина – лампочка была давно разбита, а ее осколки вбиты в пол. Я вставил ключ в замочную скважину, повернул его и открыл дверь. Но я не увидел того, чего так боятся все люди – я не увидел пылающих костров, клубы дыма, жутких чертей и дьяволов, расхаживающих по раскаленным углям и пронзающих время от времени грешников своими вилами. Я не увидел зеленых лугов и голубое небо, не увидел прекрасных ангелов и не услышал звуки арф. Я не увидел ярких красок других миров. Я не увидел ничего, потому что было темно. Лишь приглядевшись, я увидел знакомые очертания. А, собственно, какую еще дверь может открыть ключ от моей квартиры?

Я переступил порог, закрыл дверь, но не спешил включать свет. Сегодня был долгий и тяжелый день, я слишком долго смотрел на мир, и мне хотелось хоть под вечер забыть о том, какой он есть. Я был не один. Со мной была моя вечная спутница, у которой много имен, но ей, на самом деле, все равно как ее называют. Она пришла ко мне однажды, и сказала, что будет со мной до моего самого последнего дня. Все это время у меня не было никого ближе ее. Она говорила со мной, учила меня мудрости, и я знал то, чего не знаю другие. Долгими холодными ночами она шептала меня слова утешения. Когда мне было грустно, тоскливо и одиноко, она садилась рядом со мной, и говорила, что не стоит переживать по этому поводу. Все это не имеет никакого смысла, бесконечно повторяла она, никакой разницы и цели. Все твои страдания исчезнут, как только ты перестанешь дышать. Они потеряются в исчезнувших страдания миллиардов людей. Где все это сейчас, спрашивала она. Сколько из них прожили счастливую жизнь, полную радости, удачи и любви? Сотни тысяч. Сколько людей прожили свои жизни в ужасных страданиях, терпели голод, холод, боль, одиночество, скольких пытали и замучили? Миллионы. Где их счастье и страдание теперь, спрашивала она меня. Канули в бездну забвения. Когда ты умрешь, то, как будто никогда и не существовал. Во всяком случае, с твоей точки зрения.

К сожалению, она не была человеком, не была даже живым существом. Она менее осязаема, чем приведение, но самое реальное из того, что было у меня. Я так часто мечтал, что бы она воплотилась в реальном мире, и пришла ко мне на самом деле. Только в том случае, если ты примешь мои правила моей игры, смеялась она из ниоткуда. Я был согласен на что угодно.

Сегодня был мой самый обычный день, который повторяется уже тысячу раз подряд. Сегодня не произошло ничего ужасного, того, чего не было вчера. Но именно сегодня я чувствовал себя особенно скверно. У меня болела голова, и я не прочно стоял на ногах. Сегодня я не сделал ничего, но у меня совершенно не было сил, и я понятия не имел, куда они подевались.

Пройдя на кухню, я поставил чайник на огонь. Я смотрел на свой пустой стол, заглядывал в пустые ящики и пустой холодильник, и пытался найти там что-то, что можно заварить в горячей воде, что дополнит палитру моих ощущений, вызовет рвотный рефлекс. Я не нашел ничего, кроме того, что нашел вчера, банка, на дне которой было нечто, я боялся думать что. Но если оно не убило меня вчера, вряд ли убьет сегодня. Сквозь оконное стекло я видел горящие окна дома напротив. Там я видел знакомые лица незнакомых мне людей, жизнь, которой у меня никогда не было, и никогда не будет. Очень странным я находил то, что они такие же люди, как и я, но живут словно бы в другом мире. Я думал об этом всякий раз, как смотрел на них, и никак не мог разгадать их секрет.

Я сделал себе пойло, которому нет названия, сел на пол на кухне и подкурил сигарету. За окном горел желтый фонарь и в его свете я видел очертания предметов. Мой взгляд упал на петлю, привязанную к люстре. Не то, что бы я хотел на ней повеситься, потому что она едва ли выдержит мой вес. Ее смысл заключался в напоминании мне о том, что все может быть окончено всего лишь в одну минуту. Если мне станет совсем невыносимо, она всегда к моим услугам. Но каждый раз, когда я смотрел на нее, я находил причины продолжить свое существование. С каждым разом они становились все абсурдней, и я знал, что скоро настанет день, когда мне нечего будет ей сказать.

Я выдыхал дым в потолок и находил глубокое удовлетворение в своем одиночестве, потому что нигде в другом месте я найти его не мог. Но сегодня я могу попытаться. Сегодня я буду разговаривать не только сам с собой, прикасаться не только к холодной бетонной стене. Сегодня вечером у меня будет компания, о которой можно только мечтать.

Когда от сигареты остался лишь тлеющий едким дымом фильтр, а в чашке остались мерзкие и вовсе уж отвратительные не растворившиеся останки, которыми побрезговал даже я, я отправился в комнату. Там я нажал на кнопку и включил монитор, на экране которого мелькали разноцветные картинки. Я нажимал на кнопку и картинки менялись одна на другую. Вначале мне было смешно, но потом я понял, что что-то не так. Какого черта происходит, спрашивал я отражение в зеркале, но оно не могло ничего сказать, потому что оно это я. Я продолжал в отчаянии нажимать на кнопку, и мне было жутко. Сегодня мне не было жутко, не так, как раньше, потому что я смирился, и принял, как есть. Я перестал спрашивать, что происходит, потому что понял, что не смогу получить ответ.

Раздался условный стук в дверь. Это значит, что пришла моя надежда на приятно проведенный вечер. Пройдя по темному коридору, я открыл входную дверь, и даже в окружающем мраке я увидел кривую ухмылку на ярку накрашенных губах. Моя гостья смело переступила через порог, притянула меня к себе и впилась поцелуем. Я почувствовал знакомый вкус персиковых сигарет и запах духов, основа которых так и остается для меня загадкой. Да мне, в принципе, все равно. В ту секунду я подумал, что мир не так плох, как я иногда думаю. Моя абстрактная спутница ревниво смотрела на меня, обещая как следует наказать меня за такое предательство. Но это будет потом, сейчас же в моих объятиях реальная девушка, власть которой надо мной никак не меньше, чем у абстрактной.

– Как же я рада тебя видеть, – она небрежно скинула куртку и сняла сапоги, – сегодня был ужасный день. Я думала, он не закончится никогда.

– Он уже почти закончился, – ответил я, вдыхая запах ее рыжих волос, – осталось совсем немного времени.

– Очень мало, но я знаю, как его потратить. Идем на кухню, – сказала она, – сделаешь мне что-нибудь выпить.

Не включая свет, мы прошли на кухню. Я снова поставил чайник на огонь. Моя очаровательная знакомая подошла к окну и подкурила сигарету. На улице горел желтый фонарь, и я любовался ее силуэтом в его свете. Было слышно лишь как она выдыхает дым и как кипит чайник. Кода он закипел, я взял чашку, бросил туда растворимого дерьма и залил кипятком.

– Твой кофе, – я протянул ей дымящуюся чашку.

– Не льсти себе, – она обернулся, взяла чашку и сделала небольшой глоток.

– Не знаю, как у тебя получается делать его с каждым разом все более отвратительным.

– Просто я добавляю туда частичку своей души, – ответил я.

– Это многое объясняет, – согласилась она со мной.

Я сделал два шага к ней и взял ее сигареты. Тонкие и персиковые. Сам бы я не стал себе такие покупать, но мне доставляло удовольствие курить ее сигареты.

– Сегодня был жуткий день, – сказала она.

Она всегда так говорит, каждый раз, как мы видимся. Каждый ее день жуткий.

– Не такой жуткий, конечно, как это пойло, но более жуткий, чем обычно.

Я выдохнул дым.

– И что же такого жуткого произошло сегодня?

– Я сегодня была в университете, – ответила она, – и мы должны были выбрать предмет для изучения в следующем семестре.

– Ты можешь выбрать то, что тебе по душе.

– Ты не видел список. У меня возникло чувство, что тот, кто его составлял, использовал всю свою извращенную, больную фантазию, что бы продолжить нам именно те предметы, из которых нам следует выбирать.

Я сделал глубокую затяжку.

– И что ты выбрала?

– Ничего. Сказала, мне нужно подумать.

– Если все настолько плохо, то нет особой разницы. Не всегда можно найти меньшее из зол, потому что все одинаково нелепо, – сказал я.

Она обреченно кивнула, отвернулась от окна и села на подоконник. Ее взгляд упал на петлю, подвешенную к люстре.

– Сколько раз я тебе говорила, перевесь ее куда-нибудь, где ее можно будет привязать покрепче.

– Много раз, но я постоянно забываю об этом. В конце концов, если я захочу покончить с собой, то вряд ли буду вешаться на этой петле, насколько бы сильно она не была закреплена. Она просто радует мой взгляд.

Она развернула меня к себе, обвила руками и уткнулась лицом в шею.

– Я думала о тебе сегодня. Сегодня меня посетило вдохновение. Я шла по улице и нашла ключ. Он лежал в грязи, и его едва было видно. Наверное, по тому его никто не поднял, побрезговал грязью, побоялся замарать руки.

– Ты о чем сейчас? – спросил я.

– О ключе. О ключе от двери, какую мы с тобой долго не могли открыть. Теперь я все поняла.

Она подняла голову и принялась целовать меня. Я чувствовал вкус персиковых сигарет и мысленно перебирал ее слова. Ключ? Она остановилась, посмотрела на меня и странно улыбнулась.

– Пойдем в комнату, я тебе покажу.

Она взяла меня за руку и повела сквозь темный коридор в комнату, где стояла кровать, которая никогда не бывает застелена. Скомканное одеяло валялось на полу, но моей очаровательной знакомой было плевать на это. Так и сейчас она прошла по нему, как по ковру и толкнула меня кровать.

– Сейчас, – сказала она.

Она развернулась и пошла в коридор и вернулась с сумочкой в руках.

– Ты хочешь показать мне ключ?

– Не совсем. Но можно и так сказать.

Из сумочки она достала только телефон и подошла ко мне. Телефон она бросила на кровать, а сама залезла ко мне на колени и начала целовать и стягивать с себя одежду. На пол полетели ее кофта, потом майка и лифчик. Потом она стянула с меня футболку и кинула ее куда-то, неизвестно куда. Она заставила меня лечь на кровать. При тусклом желтом свете фонаря я видел, как безумно горели ее глаза. Она взяла в руки телефон и скинула с него крышку. Я знал, что там лежит, и совсем не удивился, когда увидел, как блеснуло лезвие. Мои губы растянулись в улыбке. Я знал, что моя порочная знакомая любит такие игры.

Она склонилась надо мной, и я почувствовал ее горячее дыхание на своей груди и прикосновение ее губ. Потом я почувствовал прикосновение метала и острую боль. Я негромко вздохнул, и моя ласковая знакомая тут же принялась слизывать кровь. Она разрезала мою кожу и та раскрывалась подобно цветку, обнажая кровоточащую плоть. Она спускалась все ниже, ее язык следовал за лезвием, которое оставляло следы на моем теле. Их и так было немало. Белые полоски покрывали кожу в самых немыслимых местах. Потом она расстегнула ремень и стянула с меня штаны.

На этом она остановилась и спустя секунду ее лицо оказалось над моим. Она коснулась моих губ своими, и я почувствовал вкус собственной крови. Помимо всего прочего я чувствовал все усиливающуюся эйфорию от многочисленных порезов. Помимо всех прочих гормонов мое тело вырабатывало анальгетики, подобные опиатам.

– Ты знаешь, что я люблю, – прошептала она и вложила мне в руку лезвие.

Она слезла с меня легла рядом со мной.

Теперь уже она было подо мной, а я склонился над ней, прикасаясь губами к ее шелковой коже на шее и вдыхая ее запах. Он всегда сводил меня с ума. Всякий раз я пытался уличить ее в том, что она подмешивает в свои духи феромоны, но она лишь смеялась надо мной.

Я целовал ее грудь, а мои руки стягивали с нее штаны. Она запустила руку мне в волосы и прижимала к себе.

– Давай, – сказала она, – я хочу почувствовать боль.

Я и сам этого хотел. Удивительна она была тем, что позволяла мне срывать на себе всю мою агрессию и жестокость, принимая ее словно ласку. Не знаю, кто из нас получал от этого большее удовольствие, когда я кромсал ее тело. Сейчас я погружал в нее лезвие и смотрел, как оно раскрывает кожу и она вначале белеет, а потом начинает кровоточить. Я высасывал кровь из ее ран, как жаждущий пьет долгожданную воду.

Я спустился к ее трусикам и немедленно стянул их с нее. На секунду я замер, любуясь ею в тусклом желтом свете. Потом я сделал горизонтальный разрез на пол сантиметра выше Amor de Venos. Из него полилась кровь, и я стал пить ее, смешанную с ее соком, сладким и терпким. Она тяжело дышала и была уже близка к своей кульминации. Ее кровь становилась все горячее, и я чувствовал это самым непосредственным образом.

– Довольно, – неожиданно сказала она, – иди ко мне.

Я с сожалением оторвался от такого вкусного источника и склонился над ее лицом.

– Не для того я пришла к тебе сегодня.

– Неужели? – удивился я, – чаще всего ты приходишь, что бы предаваться самым порочным удовольствиям.

– Не в этот раз. Дай, – она протянула руку, и я вложил в нее лезвие.

– Ты помнишь, как мы познакомились?

Я с непониманием смотрел на нее.

– Помню. Я стоял возле метро, а ты попросила сигарету. Когда я доставал пачку, вместе с ней достал упаковку лезвий. Ты увидела это, и мы разговорились.

– Да, все было именно так, – улыбнулась она, – А помнишь, о чем мы говорили?

– О том, что жизнь не имеет смысла, – теперь уже я улыбнулся.

– Да… Ты рассуждал об этом с завидным энтузиазмом. Но суть не в этом. Вспомни, что мы делали все это время. Мы ходили по этому миру в поисках чего то, но сами не знали чего. Но ответ на все вопросы все это время лежал у нас в кармане. Он лежал у тебя в кармане в день нашего знакомства.

Я молчал.

– Я знаю, как открыть дверь, потому что-то нашла ключ, и ты тоже узнаешь.

– А за дверью мы увидим разгадку самой величайшей загадки, которая может как и превзойти наши ожидания, так и оказаться банальной

– Я помню, когда ты сказал это. Когда мы смотрели вниз с крыш наших домов.

Я тоже это помнил.

– Но это все дела давно минувших дней. Я хочу сказать, что нас ждет совершенно новая жизнь, которая не будет банальной. Я уверена, что тебе понравится.

Она смотрела мне в глаза, словно гипнотизировала. Потом резко повела рукой и вспорола себе горло лезвием, и оно разошлось широкой зияющей раной. Мне в лицо брызнула кровь, а потом она полилась потоком на ее обнаженную грудь. А почему бы и нет, подумал и прижался губами к разрезанной шее и стал пить ее кровь большими глотками. Я прижимал ее тело к себе и чувствовал, как с кровью, в меня входит ее жизнь.

Это была замечательная романтическая сцена в тусклом желтом свете. Это была красивая смерть, о которой она всегда мечтала, и я мог бы насладиться этим моментом и навеки запечатлеть ее прекрасное лицо в своей памяти, мог бы обратить свой взор на картины, которые пронеслись перед глазами – это были картины вместе проведенного времени, которое разбавляло собой мое существование, и которое заставляло верить меня, что я живу в чудном мире, а не в канализационной трубе, полной дерьма. Так все и было бы, но ее горячая кровь не дала остынуть моему желанию, которое горело во мне с того момента, как я услышал стук в дверь. Насколько бы глубоким философским смыслом не обладал этот момент, я мог думать только о ее теплом теле.

Мертвая девушка не скажет « нет ».

Я раздвинул ей ноги и быстро ввел в нее свой до боли наполненный кровь член. Ее кровью, как мне казалось. Я трахал ее, как никогда не позволял себе, не смотря на все ее уверения, что я могу делать все, что захочу. Я трахал ее и из моей груди вырывался вой полный тоски и злобы. А когда мое тело свела судорога и волна удовольствия прошлась по каждой моей клетке, я лег возле моей мертвой знакомой, прижал ее к себе и закрыл глаза.

Мы уснули на мокрых от крови простынях. Она обрела свой покой, которой искала, а мне еще предстояло его найти. Но перед этим, я должен кое-что сделать, свое самое последнее дело, которым поставлю точку в своем существовании. Моя знакомая дала мне ключ, и все, что мне оставалось сделать – это открыть дверь.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Мое самое любимое время года это осень. И не только потому, что оно самое красивое из всех, не только потому, что красно-желтые листья настраивают меня на романтический лад, но и потому, что у меня, как и у всякого, кто ходил в школу есть некий условный рефлекс. Он заключатся в том, что любой ученик или студент каждый год дает себе клятвенное обещание начать новую жизнь с первого сентября. И он действительно верит, что уж в этом году он не будет пропускать занятий, будет аккуратно вести конспекты, будет делать домашние задания, черт бы их побрал! Но как каждый успел заметить, если в предыдущий год он слыл отменным раздолбаем, то в последующем ничего не изменится.

Точно так же, как и все остальные, я верил в начало новой жизни и прикладывал все усилия, что бы она началась. Но на сегодняшний день, я помню лишь то, как одна неудача следует за другой. Я помню свою жизнь, как одно большое сокрушительное фиаско. Те ничтожные успехи, которыми судьба одаривала меня, теряются во мраке, который иногда становится таким непроглядным, что я перестаю видеть окружающий мир. Безусловно, у меня, как и у всех, горел огонь, но он давно погас, и не найти даже тлеющих углей том пепле, из которого теперь состоят мои мечты.

И, тем не менее, я продолжаю любить осень. Еще и потому, что именно в это время года холод начинает сковывать лужи на улицах, в это время года всех одолевает тоска по утраченному лету. И именно осенью самый высокий уровень самоубийств – именно тогда мой разум проясняется, и я вижу мир таким, какой он есть на самом деле – серым, грязным и безрадостным.

Но этот день отличался от того, каким бы он мог быть в дождливый ноябрь. Была середина октября, и солнце еще радовало нас своим теплом. Не настолько, конечно, что бы можно было увидеть кучу мерзких тел на пляже, но достаточно для того, что бы вечером увидеть мерзких детей, играющих на школьном дворе. К счастью, в этот момент я их не видел, иначе моя печаль была бы совсем черна. Я стоял в университетской лаборатории возле открытого окна и смотрел на проезжающие внизу машины, на людишек, которые входят и выходят из метро. Я вдыхал теплый воздух, смотрел на чистое небо и наслаждался теми блаженными минутами покоя, до тех пор, пока меня не позовут делать что-то, неведомо что. Мой взгляд скользил то с одного на другое, то застывал расфокусировано, когда мои мысли отдалялись. В один из моментов, когда я смотрел в небо, я увидел вдалеке птицу. В этом не было ничего необычного, но она была одна, черная точка на голубом небе, и взгляд сам цеплялся за нее. Внизу не было ничего интересного, и я смотрел на эту птицу. Я не мог похвастаться острым зрением, но все-таки смог увидеть некую странность в этой птице, когда она подлетела поближе. Странность заключалась в том, что она была много больше, чем положено быть обычным птицам, каких можно встретить в городе. А еще через несколько секунд я увидел, что это и не птица вовсе, а человек, который летел по воздуху, взмахивая крыльями, которые росли у него за спиной. У меня в голове мелькнула мысль, что это невозможно, и что-то тут не так, но я отбросил ее прочь и просто наблюдал за этой диковинкой. Еще спустя некоторое время, когда до человека-птицы оставалось не более пятидесяти метров, я увидел, что это была девушка с развевающимися черными волосами, которая, по всей видимости, летела прямо ко мне. Никто из людишек, копошащихся внизу не замечал ее, во всяком случае, никто не проявлял никаких реакций по поводу летящей над ними гарпии. Пускай у нее не было изогнутых звериных когтей и кривых окровавленных клыков, но это первое, что пришло мне в голову. Но когда она оказалась совсем близко, когда она, спикировав, влетела прямо в открытое окно, и ее крылья, словно призрачные, прошли сквозь стены, когда она села на подоконник, облокотившись спиной об стену, и стала смотреть на меня, я понял, что никакая она не гарпия, а самый настоящий ангел. Но она не была обычным ангелом, которых Господь Бог создал себе на потеху, что бы они услаждали его взор и развлекали, когда ему наскучит заниматься своими божественными делами. Она была самым прекрасным ангелом именно в моих глазах, и боги не могли создать ее. Пускай кто то, взглянув на нее, не станет задерживать свой взгляд, но для меня она была совершенством. И только я мог ее создать такую, по своему собственному разумению, и поселить где то на далеком облаке, которого не видно из этого окна. Оттуда она и прилетела ко мне, к своему создатели и богу.

– Какой сегодня замечательный день, не правда ли? – сказала она, – совсем не время, что бы прозябать в этой причудливой комнате, похожей то ли на алхимическую лабораторию, то ли на камеру пыток.

– Согласен, – ответил я, – но у нас нет выбора.

– Неужели? – она изогнула бровь, – неужели кто-то из этих людей хочет находиться тут? Неужели хоть кто-то видит в этом смысл?

– Все прекрасно осознают, что в этом нет никакого смысла. Но делать бессмысленные вещи – это единственная возможность выжить в нашем мире.

– Должно быть это ужасный мир, – печально сказала она.

– Другого у нас нет, – пожал я плечами.

– Это так, – согласилась она, – но мы можем создать его. Мы можем сами создать такой мир, какой захотим. Подумай, в каком мире ты бы хотел жить?

Я задумался.

В моем воображении, как кадры в фильме, стали мелькать картины удивительных сказочных миров, которые я встречал в книгах, фильмах, или же придумал сам.

Вот я стою в ночном лесу, где меня окружают древние деревья, по земле стелется туман, а в небе горят звезды, проплывают редкие перистые облака, иногда закрывая собой луну. Я сделал десяток шагов, вышел на обрыв и увидел, как подо мной раскинулся густой лес, которому не видно края. Его рассекает извилистая тропа, по которой не спеша едет телега, запряжённая лошадью, а вдалеке я слышу вой волков, которые вышли на охоту. Мои губы изогнулись в ухмылке, сердце забилось сильней, разгоняя по венам адреналин, а моя рука сомкнулась на рукояти меча.

Спустя секунды я осознал себя на огромном поле, где схлестнулись в беспощадном бою две армии. Я видел, как рубили мечом врагом пехотинцы, как лучники натягивают тетиву и пускают в небо отравленные стрелы, видел, как всадники на грифонах атакуют с воздуха. Везде мелькали вспышки заклинаний, а вот разверзлись небеса и на землю упал огромный огненный шар, испепелив все, в радиусе пятидесяти метров от эпицентра. Я увидел свои руки, которые были одеты в перчатки из кожи с нарисованными рунами, которые светились разными цветами. Я ощутил в себе запредельную мощь, я концентрировал ману в единый поток и выжигал разум врагов, подчинял их и сводил с ума.

На поле боя я сражался лишь короткий миг, и вот сейчас я мчался верхом на коне по бескрайней равнение в далекое путешествие, открывая новые земли, обагряя их кровью.

На мне изысканный костюм и я веду танец с прекрасной девушкой на званном балу в огромной дворце. Через секунду я сражаюсь на дуэли, держа в руке пистолет.

Лесная поляна сменилась песком арены, а пение птиц ревом толпы. Я держу в руках окровавленный меч, и вокруг валяются трупы поверженных противников. Я наслаждался самым чудесным мгновением в своей жизни, а толпа бесновалась и кричала мое имя.

Но вот видения пропали и я увидел улицу, кишащую людьми, как разлагающееся тело кишит червями. Обернувшись, я увидел своих одногрупников, занятых кто чем – кто-то писал в тетрадь, кто-то проводил манипуляции, смысл которых не осознавал, а кто-то просто сидел и смотрел в одну точку, отсчитывал минуты, когда сможет убраться отсюда. Все они разные, но их объединяет грустное выражение лица, печальные мысли, и безнадежность, которую не все видят за самообманом в виде радости и веселья. Все они были глубоко несчастны, и причиной тому служила ежедневная пытка в университете под названием высшее образование.

– Я вижу, у тебя множество альтернатив, – ухмыльнулась девушка, – тогда почему ты еще здесь? Чего ты ждешь?

– Я жду удобного момента, – ответил я.

Девушка слезла с подоконника и встала напротив меня, она приблизилась ко мне вплотную, коснулась рукой моего лица и прошептала на ухо:

– Сделай так, что бы земля содрогнулась, сделай так, что бы содрогнулись человеческие души, что бы сжались из сердца. Другими словами, сделай то, что ты так давно хотел сделать.

Она улыбнулась и легко коснулась своими губами моих. А потом она пропала, растворилась в воздухе, как мираж, будто ее и не было вовсе. Но ее слова звучали в моей памяти отчетливо и ясно.

Сделай то, что так давно хотел сделать.

Я развернулся. Я стоял спиной к окну, слева от меня висела доска, возле нее стоял учительский стол и ряды парт, а справа, на полочках, стояли разнообразные приборы для лабораторных работ. На занятии была только лаборантка, девушка не старше тридцати лет, не обремененная умом и ответственностью. Нельзя сказать, что она была плохая, она не давала нам знаний, но и не создавала проблем. Сейчас она рассказывала что-то двум моим одногрупницам, которые слушали ее и поддакивали с умным видом. Ключ от лаборатории лежал на столе, и он был первым, что мне было нужно. Я взял его, прошел десять метров к двери и запер ее. Ключ я положил в карман. Разумеется, мой маневр привлек внимание. К счастью, не лаборантки, а двух девочек, которые выполняли работу непосредственно возле двери. Они удивленно смотрели на меня. Что ты делаешь, спрашивали они, но я не отвечал.

На секунду я остановился и обвел взглядом комнату. Мне нужна была эта секунда, что бы я все осознал. За эту секунду все необходимые знания появились у меня в голове. То ли они были там изначально, то ли пришли из неведомых глубин, это не важно, – четкий, структурированный план, фильм, разложенный по кадрам, сценарий к фильму, вот что мелькнуло у меня перед внутренним взором за эту секунду.

Я сделал несколько шагов вдоль столов и полок с разнообразными приборами и установками и взял в руки инструмент, знакомый каждому. Он был предельно прост и эффективен. Мои пальцы сжимали рукоять молотка.

Пока я делал несколько шагов обратно к девочкам с удивленными глазами, я вспомнил, как всякий раз, присутствуя тут на занятиях, я бродил по комнате с молотком в руках под крики «Положи молоток на место или разобьешь что-нибудь!». Как же я хотел разбить их черепа.

Девочки с удивленными глазами не успели пока ничего сказать. Не знаю, подсказывала ли им интуиция об опасности или предательски молчала, но испуганные крики раздались только после того, как я со всех доступных мне сил проломил висок одной из них. Пожалуй, она оказалась самой везучей из всех – она умерла быстро, без боли и страха. Вторая девочка резко отпрянула и вжалась в угол. Ее рот раскрылся в беззвучном крике, а глаза были полны ужаса. Я нанес ей удар, тоже целясь в висок, но промазал и попал в левую скулу. Я почувствовал, как железо проломило кость и ушло на пол сантиметра вглубь ее лица. Она потеряла если не жизнь, то сознание, и безвольно осела на пол. Из ее лица торчали кости, и сочилась кровь.

К этому моменту взгляды всех людей в комнате были сосредоточены на мне. По счастливому стечению обстоятельств в моей группе на лабораторных работах были одни девочки, и даже все вместе они были слабее меня. Как бы сильно они не хотели жить, они ничего не могли сделать.

Ближайшая ко мне пара девушек находилась в метре прямо по курсу. Они хотели было убегать, даже успели развернуться, но я делал стремительный рывок и проломил одной затылок, а вторую схватил за волосы и резко дернул на себя. Она упала спиной на пол, но подняться я ей не дал несколькими ударами молотками.

Если до этого момента была тишина, то только я нанес последний удар, как раздался оглушительный визг нескольких глоток. Мне нужно было заткнуть их в самое ближайшее время. Пускай был конец дня, и на кафедре почти никого не осталось, мне было совсем не нужно, что бы кто-то начал ломиться в дверь. Вместе с криками начались и движения. Девочки забегали по комнате, не зная, что делать, но отчаянно желая спастись. Большая часть побежала в противоположный от меня угол, инстинктивно сбиваясь в кучку во главе с самой старшей из них – лаборанткой. Но одна девочка находилась намного ближе к двери, чем к тому углу, и ее инстинкт подсказал ей бежать туда. Это было неверное и опрометчивое решение, ее сил никак не хватило бы, что бы выломать дверь. Я заметил ее лишь мельком, увидел, как на периферии зрения мелькнули ее светлые рыжие волосы. К двери она прибежала на пол секунды раньше меня, и едва ее рука коснулась ручки, я ударил ее головой об стену, на которой осталось маленькое кровавое пятно. Она безвольно упала на пол. А ведь сегодня не ее день, подумал я. Я не видел ее раньше на лабораторных работах. Она пришла не в свой день, движимая скорее жаждой оценки, чем знаний, но кто бы мог подумать, что ей проломят череп ».

Не стоит быть слишком прилежным.

Я обернулся, что бы посмотреть, как обстоят дела у остальных. Они все так же стояли в кучке и со страхом смотрели на меня. Некоторые кричали, и этот крик длился уже почти десять секунд, и с каждой последующей возрастал шанс, что это привлечет к себе внимание.