Текст книги "В чужой стране"

Автор книги: Абрам Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

Конец Черного Голландца

Фашистское командование бросило в район Мазайк – Элликум два полка и несколько отрядов жандармерии. Гитлеровцы охватили все леса, двинулись через них плотными цепями. Впереди автоматчиков по просекам шли броневики и легкие танки. Они беспрерывно вели огонь. Снаряды с корнем выворачивали деревья, градом сыпались ветки, срезаемые пулеметными и автоматными очередями. Все вокруг гремело и стонало.

Немецкий полковник, руководивший операцией, сказал командиру отряда жандармов Мадесто:

– Вот так надо уничтожать партизан! Я уверен, что в этих лесах не останется ни одного живого партизана!

– Вы совершенно правы, господин полковник, – ответил Мадесто и усмехнулся в душе: «В этих лесах не было ни одного партизана еще вчера…»

Одни отряды перешли голландскую границу, укрылись в дальних лесах, другие, рассредоточившись мелкими группами, скрылись в населенных пунктах.

Прошло несколько дней, и снова начались диверсии. Партизанские группы просачивались все дальше – к Лёопольдсбургу, Лувену, Льежу, выводили из строя дороги, линии связи, обстреливали из засад небольшие колонны противника.

Убедившись, что большие облавы не дают результатов, враг прибегнул к засадам, по существу принял тактику партизан. Небольшими группами, скрытно, только ночами, гитлеровцы пробирались к лесным опушкам, к селам, куда, по их сведениям, приходили русские партизаны, и устраивали засады. Усиленно действовала вражеская агентура. Выслеживая партизан, гитлеровцы рыскали по лесным дорогам и населенным пунктам. Гестапо использовало все средства и способы, чтобы проникнуть в партизанские отряды, заслать туда своих агентов. Под видом бежавших из лагерей военнопленных в лесах стали появляться власовцы. Гестапо также стремилось завербовать агентов среди бельгийцев, пользовавшихся доверием партизан.

Для борьбы с вражеской агентурой штаб бригады создал отдел контрразведки. Возглавил его Трефилов, который в то же время оставался командиром четвертого отряда.

* * *

…Браток, ездивший по заданию в Нерутру, доложил Трефилову:

– Я встретился с одним бельгийцем. Он приехал сюда из Антверпена, ищет нас. Парень, видать, крепкий. Может дать оружие. Намекнул, что был во Франции, в партизанах…

– Как ты с ним сошелся? – спросил Трефилов.

– Он родственник Луизы. Когда-то, еще мальчишкой, жил здесь, в Нерутре.

– Где же у него оружие, сколько?

– Ну, про это он мне не сказал. Намекнул, что ему надо встретиться с нашим главным.

– Так, говоришь, парень крепкий? – Трефилов раздумывая прищурил глаза. – Ладно, приведешь его в тот лесок за Нерутрой. Скажешь, что мы живем в том лесу.

Трефилов пришел в лес к Нерутре с Тюрморезовым, Чаловым, Резенковым и Белинским. Партизаны расположились около старой, заброшенной землянки, развели в яме небольшой, бездымный костер, повесили над ним чайник.

Скоро на тропе появились Браток и бельгиец. Бельгийцу было не больше тридцати лет. Стройный, крепкий, он шел быстрым, твердым шагом, энергично размахивая руками. Увидев расположившихся вокруг костра партизан, широко улыбнулся, сверкнул золотыми зубами.

О, камрады! Наконец-то я с вами… – Окинув взглядом партизан, он подошел к Тюрморезову, сидевшему поодаль от других.

– Меня зовут Жан. Я пришел к вам, чтобы помочь. Я ваш друг…

– Друзьям мы рады, – ответил Тюрморезов. – Садись… Резенков, принеси-ка выпить! Надо же угостить камрада…

Резенков спустился в землянку, принес вина, стаканы. Все это партизаны предусмотрительно захватили с собой, отправляясь на свидание с бельгийцем. Он должен убедиться, что они живут здесь, в этом лесу.

Трефилов, наблюдая за гостем, подумал: «Принимаете Тюрморезова за командира. Думает, наверное, что перед ним Шукшин…»

– Так вы приехали из Антверпена? – спросил Тюрморезов, разливая по стаканам вино.

– Да, из Антверпена. Сам-то я местный, из Нерутры. Жил в Брюсселе, потом пришлось перебраться во Францию. Я коммунист… Теперь партия сказала, что тут я нужнее. Да, дела развернулись настоящие! Узнал вот, что тут русские, и решил найти… О вас вся Бельгия говорит! О, русские!..

– Ты говорил, что можешь помочь оружием? – остановил Тюрморезов. – Много дашь?

– Много не дам, много у меня нет! – Бельгиец улыбнулся. – Ну, десяток автоматов, сотню гранат найдем. Толовых шашек дадим. На первый случай устроит, а? С русскими мы готовы поделиться последним!

– Спасибо, камрад, – ответил Тюрморезов. – Когда сможешь передать оружие?

– Мне надо сначала поехать в Антверпен, увидеть одного человека. Если со мной поедет ваш человек, так мы сразу кое-что захватим.

– Ты там договоришься, все подготовишь, тогда мы пошлем наших людей, – сказал Трефилов, выливая в стакан гостя остатки вина.

– Когда тебя ждать? – спросил Тюрморезов.

– Я вернусь через два дня. Где я вас найду?

– Здесь. Тут наше местожительство.

– А вдруг вам придется уйти? Может быть облава! Я сегодня был в Опповене, видел, как прошли три машины с солдатами. Смотрите, друзья, как бы они не сделали сегодня облаву!

Тюрморезов переглянулся с Трефиловым.

– Если нас тут не будет, приходи к Опповену. На северной окраине тебя встретит Браток. К вечеру приходи.

– Значит, через два дня! – Бельгиец поднялся, протянул Тюрморезову руку. – Тебя зовут Констан? Я слышал…

– Нет, я не Констан…

– Констан вернется ночью, – сказал Трефилов, поднимаясь. – Встретишься с ним, когда придешь.

* * *

На другой день Браток, вернувшись из Эллена, куда он ездил на разведку, доложил Трефилову, что в Нерутре была облава. Гитлеровцы прочесали лес, в котором партизаны встретились с Жаном, и соседние леса.

– А ты знаешь, чья это работа? – спросил Трефилов, строго глядя на Братка. – Это Жан, твой «родственничек». Его работа!

– Жан? Брось ты!.. Он же сам предупредил, что может быть облава!

– Предупредил… Эх ты, разведчик!.. Хитрый ход… Хитрый, но не новый! Подсунули нам своего агента…

– Но он же двоюродный брат Луизы!..

– Двоюродный брат, которого она не знает. Сам же говоришь, что он уехал из Нерутры двадцать лет назад. Может быть, того Жана давно и в живых нет.

– Ну, если так… – глаза Братка потемнели. – Не уйдет он от меня, гад!

* * *

Они встретились у Опповена. Жан, схватив Братка за руку, взволнованно, с тревогой в глазах, проговорил:

– Мне сказали, что была облава! Все ваши успели уйти?

– Все. Хорошо, что ты предупредил… Идем, Констан тебя ждет.

…При обыске у «Жана» нашли удостоверение, выданное брюссельским гестапо. Он настолько был уверен в успехе, в том, что ему удалось войти в доверие к партизанам, что оставил удостоверение в кармане… Он долго запирался, но когда Браток, потеряв терпение, сдавил ему горло, сразу заговорил. Гестаповец сообщил, что приехал с группой Черного Голландца. Найти дорогу к русским ему помог бургомистр из Опповена, пользовавшийся доверием партизан. Как только русские вернулись с голландской границы, бургомистр сразу же предупредил гестапо. Гестаповец сообщил и еще об одном агенте, более опасном. Из лагеря Ватарше бежал красноармеец Коваленко. Его схватили на дороге гестаповцы. Под именем Коваленко в лес отправлен власовец. Он уже у партизан, за каналом… Допросив гестаповца, Трефилов тотчас же послал связного за Жефом. Через несколько часов он уже был в лесу. Когда Трефилов рассказал ему о предательстве бургомистра из Опповена, Жеф схватился за пистолет и рванулся к двери.

– Мерзавец, собака… Я с ним разделаюсь!

– Стой, Жеф! А если гестаповец наврал? Он мог решить, что его выдал бургомистр, и…

– Да? Я об этом не подумал!.. Так что же теперь делать, отпускать его? – Жеф уставился на Трефилова горячими, нетерпеливо бегающими глазами.

– Попробуем проверить. Придется прибегнуть к нашему старому способу…

– А, вон как ты… Давай! Я буду ждать в Нерутре. Если эта скотина… – Жеф снова схватился за пистолет. – Ну, я поехал!

На другой день Трефилов и Браток в немецких мундирах отправились в Опповен. Бургомистр их встретил радушно, на столе появились вина, закуски. Трефилов, наполнив высокую серебряную рюмку коньяком, дружески чокнулся с бургомистром.

– Мой шеф велел заехать к вам и сказать, что он доволен вами… За нашу победу!

– За нашу победу! – бургомистр торопливо выпил. – Вы накрыли их, герр лейтенант, этих русских бандитов?

– Разумеется, но главарь, этот Констан, ускользнул. – В том лесу их было немного…

– Я помогу вам схватить всю их шайку! – Бургомистр придвинулся к Трефилову и поднес палец к губам. – В Нерутре живет Йозеф Курчис, партизан, большой партизан… Надо следить за ним, он приведет вас к Констану! У русских есть еще один вожак. Валентин. Он был здесь, в Опповене, но я его не видел. О нем такое рассказывают, об этом Валентине! Я не хотел бы попасть к нему в руки… Да, здесь, в Опповене, живет одна… Тоже связана с русскими! Сейчас я покажу вам ее фотографию. – Бургомистр прошел в свой кабинет.

Партизаны переглянулись. Браток провел по горлу пальцем: убрать! Трефилов отрицательно покачал головой.

Вернулся бургомистр, подал Трефилову карточку Гертруды…

– Это важная птица! О, если ее заставить говорить… Почему вы не пьете? Разве у меня плохой коньяк?

– Очень хороший, выпьем!

Трефилов осторожно, как бы между прочим, расспросил, кого еще подозревает бургомистр, кто ему помогает следить за партизанами.

– Ну, нам нужно ехать. – Он дружески протянул бургомистру руку. – Мы я вам завернули попутно…

Когда они вышли на дорогу, Браток сердито бросил:

– Что с ним возиться? Шлепнуть – и весь разговор. Фашистская сволочь!

– Его будут судить бельгийцы. Как говорит Маринов, это вопрос их компетенции…

– Тьфу ты!.. – Браток зло сплюнул. – Компетенция… Раз враг – бей! Жеф ему сейчас пропишет компетенцию…

Бургомистра в ту же ночь судил партизанский суд. Приговор привели в исполнение немедленно.

Власовец, проникший в группу Марченко, также был уничтожен.

* * *

Спустя несколько дней после этой истории из Мазайка приехал Трис. Увидев Шукшина и Трефилова, сидевших в стороне от землянки, под сосной, он бросил в траву велосипед и, шумно дыша, поспешил к ним.

– Камрады, есть возможность получить оружие. Склад оружия!

– Ты хочешь сказать, что можно сделать налет на склад? – Трефилов выпрямился, глаза загорелись.

– Нам удалось завербовать немца, ефрейтора… Он работает на складе оружия! Этот немец сделает все!

– Немец? Это интересно… – Трефилов достал сигареты, закурил.

– Встретиться с этим ефрейтором можно? – спросил Шукшин.

– Он боится. Я передал, чтобы он пришел к нашему человеку на квартиру. Не пришел, боится.

– Понятно… Может быть, он в лес приедет? Мы обеспечим безопасность… Понимаешь, Трис, с этим нельзя медлить. Сегодня он здесь, а завтра его на фронт отправят… – Шукшин помолчал. – Да, накрыть бы этот склад… Ефрейтор может хорошо помочь! Но с ним надо осторожно. Сам понимаешь!

«Да, немец… Нет ли тут ловушки? – размышлял Трефилов. – Кажется, нет… Гестапо не станет подсовывать нам немца, солдата. Они же понимают, что мы сразу насторожимся… А может быть, на это и расчет?»»

– Ефрейтор давно в этом батальоне?

– Нет, недавно. Он с фронта сюда попал, раненый.

– Встретиться с ним стоит, – проговорил Трефилов. – Как говорится, игра стоит свеч… Да, учти вот что. Если он согласится приехать в лес, место встречи не назначайте. Он не должен знать, где мы будем ждать его. Кто-нибудь из ваших встретит его за Мазайком и приедет с ним к Нерутре.

На другой день Трис передал через Гертруду, что ефрейтор согласился встретиться с партизанами. Шукшин, решил поехать на переговоры сам, но Трефилов убедил, его, что этого делать не следует.

– Я с ним познакомлюсь, Константин Дмитриевич, а потом, если надо будет, встретитесь вы.

С ефрейтором приехала Луиза. Браток встретил их на дороге и лугом повел в лес.

Ефрейтор был немолод, шел, заметно припадая на правую ногу. Но Трефилов, наблюдавший за ним из-за деревьев, сразу заметил хорошую солдатскую выправку.

Войдя в лес, немец прислонил к дереву велосипед и, морщась, погладил правую ногу ниже колена: «болит, очень болит!».

Подошел Трефилов. Ефрейтор внимательно посмотрел ему в лицо.

– Здравствуй, гэносэ. Это ты хотел видеть меня?

– Я. Пойдемте подальше…

– Да, да, надо подальше!

Браток и Луиза остались на опушке, а Трефилов повел ефрейтора в глубь леса.

– Хорошо как тут, в лесу! – немец глубоко вздохнул. – Кто выдумал эту проклятую войну… Живи себе человек, наслаждайся жизнью, так нет же, нет! Сиди в окопах, голодай, мерзни… Я, гэносэ, полтора года был на фронте. Я знаю войну… – Он снова вздохнул. – У меня семья погибла. В Гамбурге… Бомба разорвалась прямо в моем доме. Ни семьи, ни дома…

– Сядем вот тут, на полянке. – Трефилов устроился на пеньке, снял шляпу. Ефрейтор медленно, держась за больную ногу, опустился на траву.

– Два раза меня ранило, и все в эту несчастную ногу…

– Значит, вы из Гамбурга? Я много слышал об этом городе…

– Из Гамбурга. Я рабочий, металлист… – Ефрейтор встретился с Трефиловым взглядом. – Вы хорошо говорите по-немецки. Я бы никогда не подумал, что вы русский… Вы правда русский?

– Русский. – Трефилов протянул немцу сигареты. – Курите!

– Скоро домой вернетесь, скоро… Ваша армия идет к границам Германии. Конец Гитлеру! Что ждет теперь нашу несчастную страну? Гибель, уничтожение… Вот что сделал с нами Гитлер! Теперь мы, немцы, задумались над своей судьбой. Но слишком поздно…

– Вы решили порвать с гитлеровцами и помочь нам, партизанам? – проговорил Трефилов, незаметно рассматривая ефрейтора. Этот человек мало походил на немца.

Сухощавое лицо его было темным, почти коричневым. Нос горбинкой, черные, чуть тронутые сединой, курчавые волосы.

– Я готов на все, – ответил ефрейтор. – Я понимаю, что лучший исход для немцев – скорее покончить с гитлеровским режимом. Так думаю не я один. У меня есть товарищи… – Ефрейтор повернул голову к Трефилову, снова твердо посмотрел ему в лицо. – Вам нужно оружие? Я помогу вам достать его.

– Какое оружие на складе?

– Автоматы, десять минометов, пулеметы… Пулеметы старой системы, но они еще годятся. Гранат много, патронов.

– Как вы думаете это сделать? Ефрейтор помолчал.

– Могу я знать, с кем говорю?

– Меня уполномочил главный начальник. Самый главный, поняли? Если будет надобность, вы встретитесь.

– Хорошо! – немец кивнул головой. – Склад взять нетрудно. Можно сделать подкоп. Там рядом есть домик, один бельгиец живет. С ним можно договориться. А еще лучше подождать, когда часовыми поставят моих друзей. Нас четверо. Я посоветуюсь со своими друзьями. Мы придумаем, как это сделать. Я приеду через два дня, с товарищем. Он тоже в складе работает. Встретимся и договоримся, как действовать. Ваш начальник будет?

– Будет. Когда вас ждать?

– Послезавтра, в это же время. Мы захватим патронов. Куда приезжать?

– Сюда, гэносэ. Мы будем здесь… – Трефилов говорил, дружелюбно посматривая на ефрейтора, а сам думал: «Заход далекий, а работа грубая. Тонкости вам, гестаповцы, не хватает. Недооцениваете противника. По виду тебе за сорок, значит, взят из запаса. А выправка отличная, кадровая, офицерская выправка… И мундир на тебе новый, еще не обмялся как следует. Нет, ты на фронте не был… А руки? «Рабочий, металлист. На фронте солдатом воевал»… Нет, эти руки окопы не рыли! Руки офицера…

Вон даже след от кольца. Да, грубо работаете. И этот стандарт: каждый раз одна и та же приманка – оружие… Знаете, сволочи, что с оружием у нас плохо! А лицо волевое, крепкий, видать, орешек. Черный, как наш Браток… Черный… не ты ли пожаловал к нам собственной персоной, Черный Голландец? Ход главным козырем…»

Трефилов проводил ефрейтора до шоссе, постоял, пока тот не скрылся из вида.

– Ну как, командир, будет оружие? – спросил Браток.

– Будет!

* * *

В назначенное время ефрейтор появился на дороге. Сойдя с велосипеда, он окинул быстрым взглядом лес и отер белым платком лицо. Постояв на шоссе, неторопливо, сильно хромая, пошел через луг.

В это время опушкой леса, прячась за деревья и кустарник, двигались немецкие автоматчики. Они шли с двух сторон к тому месту, где в прошлый раз Трефилов встретился с ефрейтором.

Партизаны, находившиеся в засаде, их хорошо видели. Гитлеровцы шли в приготовленную для них западню…

Черного Голландца взяли живым, привели на допрос в командирскую землянку. Шукшин, с усмешкой взглянув на него, спросил:

– Так сколько ты должен получить за меня – сто тысяч? Что же, свою задачу ты выполнил: Констан перед тобой… Только деньги получишь от Гитлера на том свете. Не беспокойся, долго фюрера тебе ждать не придется.

Люди, поклонитесь их праху!

Ночь по-настоящему летняя, теплая, тихая, звездная. Партизаны расположились на небольшой, круглой полянке окруженной стеною густого сосняка. Небольшой костер, спрятанный в яме, под тяжелыми ветвями, догорает. Лица людей, сидящих близко к костру, кажутся бронзовыми.

Шукшин рассеянно смотрит перед собой, на отсветы слабого пламени. Около него, заложив руки за голову, лежит Зуев. Он приехал к Шукшину вместе с Марченко, чтобы посоветоваться насчет одной операции, которую они задумали провести. Шукшин и командир отряда Трефилов одобрили замысел. Прямо отсюда Зуев, Марченко и Браток отправятся на разведку.

– Интересная штука – небо… – задумчиво говорит Зуев. – Звезды тут совсем, как у нас дома. Вон Большая Медведица, семизвездный ковш, а это вот Венера светит. Красивая звезда… Самой последней гаснет. Замечали, как она блестит на рассвете? Небо уже совсем светлое, все звезды погасли, а Венера все блестит. Как алмазная капля…

Зуев умолкает, смотрит в небо. Потом, вздохнув, говорит:

– Может, сейчас на эти звезды глядит мать или жена… Наверное, погибшим считают. Да, не ждут, не чают, а мы приедем. Думаю я, Константин Дмитриевич, что войне скоро конец… Вот вернемся мы домой, а добрые люди спросят: на каких фронтах воевали, молодцы, много ли орденов-медалей заслужили? А что мы им ответим? Из плена вернулись… Про нашу эту борьбу, про все наши муки мы одни знаем… А вот что мы в плену были – об этом узнают. Это теперь на всю жизнь! Кто он такой, попавший в плен? Изменник, предатель.

– Брось, Александр, не трави душу. – Шукшин сердито шевельнул бровями. – Узнает о нас народ правду! А если и не узнает… Лишь бы, Саша, совесть чистой была, чтобы мог в глаза людям смотреть. Не за славой и не для оправдания вины своей пришли мы в лес.

Подошел Браток. Присев на корточки, поворошил палкой затухающий костер, подбросил сухих сучьев. Когда костер ожил, он пристроил над огнем чайник и негромко позвал:

– Луиза! Иди сюда…

Луиза перед вечером приехала в лес со стариком Густавом, привезла продукты, собранные крестьянами для русских партизан. Густав вернулся в деревню, а Луиза осталась. Утром она пройдет по землянкам, чтобы починить одежду и постирать белье.

Луиза подошла к костру.

– Сейчас мы с тобой чай будем пить, – весело сказал Браток, поднимаясь. – Проголодалась?

– Правда, проголодалась! – Луиза тихо засмеялась, положила голову на плечо Братка. – Так хорошо на сердце, Мишель… Мне всегда хорошо, когда я с тобой. Почему ты не хочешь, чтобы я жила в отряде? Я бы не была здесь лишней!

– Нет, Луиза. Здесь опасно… Ни за что! Кто-то громко, радостно воскликнул:

– Комиссар приехал!

Шукшин повернул голову и увидел Маринова. Последние дни Маринов находился в новых отрядах бригады, в районе Диета и Хасселта. Что заставило его приехать в четвертый отряд ночью? Шукшин встал, протягивая руку, встревоженно спросил:

– С какими вестями, комиссар?

– С добрыми! Союзники высадились на побережье Франции!.. Вчера высадились…

Партизаны вскочили, обступили комиссара. На поляне сразу стало шумно. Шукшин с трудом водворил тишину.

– Тихо, товарищи! Садись, Григорий, и рассказывай! Все, что слышал…

– Дайте закурить!

К Маринову сразу потянулся десяток рук. Он закурил, сел у костра, рядом с Братком.

– Слушал я английское радио и Берлин. Союзники высадились крупными силами, бои идут большие. Это, конечно, не частная операция. Второй фронт… Англичане сообщают, что за берег зацепились. Сил у немцев тут не много, наверное, нет и пятой части того, что стоит против Красной Армии. Да и дивизии тут больше потрепанные…

– Через неделю здесь будут, в Бельгии! – нетерпеливо перебил Зуев. – Тут же рядом!

– Нет, на это не походит, – ответил Маринов. – По сообщениям чувствуется, что союзникам приходится туго…

– Это тебе не Красная Армия! – проговорил Марченко – Наши бы их так шибанули, что и тут, в Бельгии, не задержались бы!

– Известное дело – Черчилль! – послышался бас Мити. Пузо у него, ядрена палка, больно большое…

Раздался дружный хохот.

– Гадать, когда союзные войска освободят Бельгию, трудно, – сказал Маринов. – Ясно одно, товарищи: бригаде предстоят решающие бои.

– Наше дело – бить по коммуникациям! – проговорил Марченко. – Дороги надо рвать, мосты…

– Дороги – это верно. А насчет мостов – подожди! – возразил Новоженов. – Ты мосты уничтожишь, а как союзникам через каналы идти? Захватывать мосты надо!

– А я бы туда, во Францию рванул! – горячо сказал Браток и сбил на затылок кепку. – К союзникам пробиться можно!

– Хо, сказал! – Новоженов покачал головой. – Они десанты будут выбрасывать, чтобы по тылам бить, а мы к фронту пойдем… Стратегия! Завязался спор.

– Ну что вы шумите? – примиряюще сказал Чалов. – Такие дела, а они спорят… Домой скоро, друзья-приятели! Эх, баяна нету… Спеть бы, сплясать! – Чалов хлопнул по спине Новоженова, сидевшего с ним рядом. – Давай, Петро, споем! – Чалов весело поглядел на друзей, обнял Новоженова за плечи и запел сильным, звонким голосом:

 
Ты сторонка,  сторонка  родная,
 
 
Нет  на  свете  привольней  тебя,
 
 
Уж ты поле мое золотое
 
 
Да высокие наши хлеба…
 

Шукшин и Маринов, посидев немного с партизанами, ушли в землянку. Поднялся и Марченко, тронул Зуева за плечо:

– Пора уходить. Проселочной дорогой пойдем, а с рассветом на шоссе, к каналу… Браток, возьми в землянке пару гранат!

– Есгь!

Браток встал. Луиза с тревогой посмотрела на него.

Она не поняла, о чем говорил Марченко, но сердце ей подсказало: уходят на задание! Она тоже поднялась, пошла следом за Братком по тропинке.

Мишель, вы сейчас уходите?

– Да. Но я завтра к вечеру вернусь. – Браток остановился, взял Луизу за руки, прижал к груди. – Хорошая ты моя…

– О, Мишель…

– Ну, прощай! – Он отстранил Луизу.

Марченко, Зуев и Браток ушли. Партизаны стали расходиться по землянкам. Новоженова окликнул связной:

– Петр, Шукшин вызывает.

Шукшин решил послать Новоженова и Чалова в Мазайк. Надо срочно связаться с Вилли и Трисом, выяснить обстановку, договориться о совместных действиях на случай приближения союзников. А главное – нужно узнать, какие сообщения получены Мадесто из Англии. Ведь союзники обещали сбросить оружие бельгийцам с открытием второго фронта!

– Как начнет светать, отправляйтесь, – сказал Шукшин. – Мать пошлите в Айсден, к Вилли. Триса найдете в Мазайке. Вернуться завтра к ночи!

Новоженов и Чалов вернулись только на третий день. Шли медленно по тропе, едва передвигая ноги. Чалов обхватил Новоженова за шею, он был бледен, сильно хромал.

– Что случилось? Где вы пропадали? – резким голосом спросил Шукшин. – Нашли Триса?

– Все в порядке, – ответил Чалов, опускаясь на траву. – Трис ждет Вилли, они приедут вместе. Скоро… – Чалов, снимая ботинок, застонал.

– Ранен, что ли?

Чалов осторожно распрямил сильно опухшую окровавленную ногу.

– Патрулей на дорогах – до черта. На мостах поставили пулеметы. В Мазайк новая часть пришла, морская пехота… Боятся немцы за коммуникации!

– Ладно, отдыхайте. Утром пойдете в Эллен… – Шукшин направился в землянку, с тревогой подумал: «Почему же так долго не возвращается Марченко? Как там они…»

Перед вечером приехали Трис и Вилли. Недалеко от землянки их встретил Трефилов. Трис обрадованно заулыбался.

– О, Виталий! Давно я тебя не видел… – Трис обнял друга, и они пошли вместе по тропе. Вилли, шагавший сзади, посмотрел на них и невольно усмехнулся: рядом с высоченным Трефиловым толстяк Трис казался крошечным, он не доставал ему до плеча.

В землянке ждали Шукшин и Тюрморезов. Здороваясь с ними, Вилли возбужденно проговорил:

– Ну, свершилось! Высадились все-таки союзники!

– Что передают по радио? – спросил Тюрморезов.

– Бои идут на плацдарме. Кажется, союзные войска закрепились прочно. Бельгия готовится к восстанию. Поднимутся сотни тысяч… Да, в этот решающий час с нами будет весь народ!

– Ас оружием? – Шукшин вопросительно посмотрел Вилли в лицо. – Что говорит Мадесто, какие у него сведения?

Вилли ответил не сразу. Прикурил от лампы, сел рядом с Тюрморезовым.

– Мадесто я видел, Констан, говорил с ним. Но он мне ничего не сказал. Англичане молчат.

– Мадесто думает, что союзники нам сбросят оружие, когда их войска подойдут к границам Бельгии, – добавил Трис.

– Да, руководство Секретной армии и Белой бригады считает, что надо развертывать активные действия после того, как немцев выбьют из Франции, – сказал Вилли. – Они не торопятся!..

– Я не понимаю политики союзников, – заговорил Шукшин, постукивая кулаком по колену. – Они же превосходно знают, что здесь действуют партизаны. Немцы перебрасывают на побережье войска, боеприпасы, а англичане и американцы не хотят сбросить оружие, чтобы бить по коммуникациям врага… Не понимаю!

– Кроме военных, существуют соображения политические… – заметил Тюрморезов. – Время покажет… Нам надо договориться с руководителями местных организаций Белой бригады и Секретной армии. Надо, чтобы они действовали вместе с нами.

– Правильно! И откладывать это нельзя, – поддержал Шукшин. – Мы не знаем, как развернутся военные действия во Франции. Может случиться, что союзные войска через неделю окажутся у границ Бельгии. Надо договориться о совместных действиях, наметить основные опорные пункты, дороги, мосты, где мы преградим врагу путь отступления. – Шукшин встал, прибавил огонь в лампе. – Мы с Трефиловым наметили план обороны мостов…

Все склонились над картой. Шукшин, излагая план, очерчивал карандашом мосты и населенные пункты, где партизаны должны занять оборону.

– Значит, на нашем участке главный узел – Ротэмские мосты? – спросил Трис.

– Да, я считаю, что противник устремится сюда, – ответил Шукшин.

– Все дороги мы не перекроем, у нас не хватит сил, – добавил Трефилов. – Главный узел обороны на Ротэмских мостах. – Но мы должны создать подвижные маневренные группы, которые будут бить по отходящим колоннам на всех дорогах района…

План обсудили и приняли.

Когда разговор был окончен, Тюрморезов спросил Вилли:

– Что в лагере? Сипягина видел?

– Видел. Они готовят побеги. Завтра уходит группа, пять человек. Сипягин тоже хочет уйти. Он велел сказать…

– Нет, нет! – Тюрморезов замотал головой. – Нельзя! Он должен оставаться в лагере до последнего!..

– Я ему тоже так сказал. – Вилли расстегнул пиджак, отпорол внизу подкладку и извлек свернутый листок бумаги. – Это передал Яковлев…

На листе был начерчен план лагеря, нанесено расположение всех постов, караульного помещения, казармы.

– Они ждут, – сказал Вилли, передавая план Тюрморезову. – Лагерь могут отправить из Бельгии…

– Да, могут… – Тюрморезов задумался. – Но мы не можем сейчас поднимать лагерь, ты это знаешь, Вилли. Где мы укроем безоружных людей?

– Они велели сказать, что готовы на все!

– Нет! – решительно проговорил Трефилов. – Поднимать в лагере восстание сейчас невозможно. В Мазайке три батальона, части морской пехоты. Как только поднимем восстание, гитлеровцы перебросят несколько полков с побережья. Через несколько часов они будут здесь… Нет, мы не имеем права!

– Да, нельзя! – Шукшин тяжело, сильно сутулясь, прошелся по землянке. – У нас только одна возможность освободить лагерь: когда приблизятся войска союзников. Если конечно, не добудем оружия… Так и передай товарищам, Вилли. Нам дороги их жизни…

Шукшин и Тюрморезов пошли проводить Вилли и Триса до проселочной дороги. Когда они вернулись в землянку, там были Резенков и Белинский. Трефилов показывал им на карте район, куда ушла группа Марченко.

– В Опповене зайдите к Гертруде. Она пойдет с вами.

Они могли уйти далеко за Опповен…

– Ясно, – сказал Белинский. – Можно отправляться?

– Идите!

Резенков и Белинский, проверив пистолеты, вышли. Но через полчаса они вернулись. С ними был Жеф. Шукшин взглянул на бельгийца, и сердце его дрогнуло.

Жеф, держась за стену, сполз в землянку, двумя руками поднял ведро с водой, припал к нему. Пил громкими глотками, вода текла на грудь.

Шукшин и Трефилов молча ждали. Жеф поставил ведро, снял шляпу. Лицо его, всегда такое живое, энергичное, казалось сейчас каменным. Глядя куда-то в темный угол землянки, он проговорил глухо:

– Браток и Александр… Они погибли, Констан.

Шукшин сел на нары, медленно провел рукой по лицу.

– А Марченко?

– Марченко ранен. Они увезли его…

– Где это случилось? – спросил дрогнувшим голосом Трефилов.

– В Опутре.

– В Опутре? Но зачем они зашли туда?

– Не знаю.

* * *

Через несколько дней Шукшин приехал в Опутру, чтобы узнать обстоятельства гибели группы Марченко. Однако бельгийцы много сообщить ему не могли. Они только знали, что около четырех часов ночи дом, в котором помещается кафе, был окружен большим отрядом карателей. Поднялась сильная стрельба. Жители думали, что в селе много партизан, но утром стало известно, что русских было только трое. Двоих нашли убитыми во дворе, а третьего гитлеровцы увезли.

– Я видел, как они его тащили к машине, – рассказал старик-шахтер, живший по соседству с кафе. – Я как раз из дома вышел, хотел до работы огород полить… Этот парень был весь в крови, без сознания…

Старик повел Шукшина к лесу, где бельгийцы похоронили Братка и Зуева.

Глинистая земля на могиле уже успела высохнуть, стала сизой, а высокий шестигранный столбик, увенчанный тяжелым крестом, еще пахнул сосной. И крупные красные розы, рассыпанные по краям могилы и у столбика, были тоже свежи. Должно быть, их сорвали только сегодня.

Шукшин снял шляпу, сел на траву рядом с могилой, пригладил ладонью высохшие комочки земли.

– Камерад, – тихо сказал старик, – мы потом хороший памятник поставим. Из мрамора. И ограду сделаем. Мы уж так решили. Всей деревней памятник поставим…

– Спасибо, отец. А что здесь написано? – Шукшин наклонился над квадратной доской, прислоненной к столбику, всмотрелся в коричневые, чем-то выжженные буквы.

– Мы долго думали, что здесь написать. Никто не знал, как зовут твоих товарищей… Но мы знали, что это русские партизаны. Они отдали жизнь за то, чтобы мы были свободными… – Старик помолчал, поправил доску и прочел со вздохом: – «Люди, поклонитесь их праху»… Здесь написаны эти слова, камерад…

* * *

Друг Михаила Модлинского Сергей Белинский сохранил охотничий нож Братка и его тетрадь, которую тот завел, когда изучал фламандский язык. На одной из страниц тетради рукой Братка написано: «Вычитал в книжке завещание древнего мудреца: «Узнай, о человек! И слушайся меня, ибо я стар, как кора земли. Для меня и для всех, кто прожил на земле столько лет, сколько я, любовь выше бессмертия…» Но мне не нужно бессмертия. Мне нужна Родина! И любовь… Если верить этой книге, я должен забыть Родину, ибо я люблю на чужбине. Но разве можно забыть Родину? Нет, легче умереть! Я люблю Родину с тех пор, как стал мыслить, она во мне, в сердце, я живу надеждой увидеть ее. И я люблю девушку-чужеземку. Люблю! Можно ли соединить эти две любви в одну? Можно ли?»