Текст книги "Ленин в судьбах России"

Автор книги: Абдурахман Авторханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава XVI. МЕСТО ЛЕНИНА В ИСТОРИИ РОССИИ

О месте Ленина в истории России существует огромная литература на всех языках мира. По-настоящему понять Ленина старались историки и политологи Запада, что же касается советской литературы о Ленине, то она, составленная по образцу «жития святых», знает Ленина как бога и ничего не знает о Ленине человеке. Классическую характеристику этой литературе еще в 1930 г. дал Троцкий: «В эпигонской литературе Ленин изображается ныне приблизительно так, как суздальские иконописцы изображают святых и Христа: вместо идеального образа получается карикатура. Как ни стараются богомазы подняться над собою, но в конце концов они отражают на дощечке лишь свои собственные вкусы и вследствие этого дают свой собственный, но идеализированный портрет. Но так как авторитет эпигонского руководства поддерживается запрещением сомневаться в его непогрешимости, то Ленин в эпигонской литературе изображается не революционным стратегом, который гениально разбирался в обстановке, а механическим автоматом безошибочных решений. Слово гений в отношении Ленина было впервые сказано мной, когда другие не решались его произносить. Да, Ленин был гениален… Но Ленин не был механическим счетчиком, не делающим ошибок… Ошибки у Ленина были и очень крупные ошибки» («Моя жизнь», ч. И, стр.194–195).

Для политических противников Ленин не гений, но его исключительность, стратегическую одаренность признают и они, подчеркивая одновременно его нигилизм в моральной философии и однобокость в политическом мышлении, помноженные на фанатическую уверенность Ленина в своей избранности как нового Мессии, призванного осчастливить все человечество. Как иследователя в области марксистской теории Ленина никто из его современников всерьез не брал. Уничтожающую характеристику по этой части ему давали не только Каутский и Плеханов, но и знаменитые русские "легальные марксисты": Туган-Барановский писал, что Ленин "как экономист, теоретик, исследователь – ничтожный" (Валентинов, стр.73). Булгаков был еще более резок: «Ленин нечестно мыслит. Ленин загородился броней ортодоксального марксизма и не желает видеть, что вне этой загородки находится множество вопросов, на которые марксизм бессилен дать ответы… Разве можно серьезно спорить с человеком, применяющим приемы гоголевского Ноздрева… От некоторых страниц „Что делать?“ так и несет революционным полицейским участком» (там же, стр.74).

В своем квазиученом произведении "Материализм и эмпириокритицизм" Ленин отвечал им, а в их лице всей русской элите: "Все профессора-экономисты ничто иное, как ученые приказчики класса капиталистов, а профессора философии – приказчики теологов". Неукротимый в брани и гневе по адресу врагов, в политике Ленин превосходил всех их. Его соратник по марксизму еще с 1894 г., успевший побывать в ленинской тюрьме один из лидеров меньшевиков А.И.Потресов писал о Ленине в немецком журнале Тезелыиафт":

«Никто, как Ленин, не умел так заражать своими планами, так импонировать своей волей, так покорять своей личностью, как этот на первый взгляд такой невзрачный и грубоватый человек, не имеющий никаких данных, чтобы быть обаятельным. Ни Плеханов, ни Мартов и никто-либо другой не обладали секретом излучавшегося Лениным прямо гипнотического воздействия на людей, я бы сказал, господства над ними. Только за Лениным беспрекословно шли, как за единственным, бесспорным вождем, ибо только Ленин представлял собой в России редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливающей фантастическую веру в движение, в дело, с неменьшей верой в себя. Это своего рода волевая избранность Ленина производила когда-то и на меня впечатление».

Потресов как раз был тем коллегой Ленина по газете "Искра", который назвал его книгу "Что делать?", вышедшую под редакцией Б.Аксельрода, "поэзией". Ленин вовсе не родился грубияном. В своих воспоминаниях Мартов отмечает, что Ленин в молодости был удивительно скромным даже с противниками, считал Плеханова и Аксельрода своими учителями и не был убежден ни в себе, ни в той исторической роли, которую он будет играть в жизни России.

Ленин ездил в конце девяностых годов к своим марксистским кумирам в Женеву, где существовала созданная ими "Группа освобождения труда", потом в 1900 г. вместе с деятелями этой группы и со своими соратниками по петербургскому Союзу Ю.Мар-товым и А.Потресовым организовал в Мюнхене газету "Искра" и буквально через три года, на II съезде партии радикально разошелся с ними, сначала по тактике, а потом и по программе. Впервые на этом съезде, собственно говоря, и родился русский Робеспьер (Плеханов), партийный "Людовик XIV: партия – это я, Ленин" (Вера Засулич), партийный заговорщик (Мартов), даже партийный Аракчеев (Акимов). Свой разрыв с ними Ленин первоначально объяснял не политическими, а организационными причинами. Он говорил в беседе с Валентиновым:

"Плеханов – первоклассный ученый, но не способен вообще что-нибудь и кого-нибудь организовать”, "а о других – Аксельроде, Засулич, Потресове – смешно и говорить. Кто с ними имел дело, скажет: "Как вы ни садитесь, в дирижеры не годитесь!” Мартов – прекрасный журналист, но разве он может претендовать на дирижерскую палочку” (стр.167).

Естественно, что на палочку дирижера революционной России мог претендовать только он один, поэтому партия тоже он один, как это стало известно после революции даже поэтам: ^мМы говорим – партия, подразумеваем Ленин, мы говорим Ленин – подразумеваем партия!”

Ленин любил не всякую истину, а только свою собственную, не всякий марксизм, а только свой собственный марксизм, который он называл большевизмом, а его ученики "ленинизмом". Ленин никогда не был догматиком, более того, он часто бывал и еретиком, когда его вчерашняя теория приходила в противоречие с политической ситуацией страны на новом этапе ее развития. Это он доказал как раз в двух революциях 1917 года. Старая большевичка, которая входила в узкий круг Ленина в эмиграции, после революции работала секретарем Коминтерна, а потом вновь эмигрировала, Анжелика Балабанова писала: "Ленин был человеком, который интересовался только тем, что подтверждает не вообще теорию социализма, а теорию большевизма… Ему было абсолютно безразлично, что о нем думают и пишут… Его популярность была ему в тягость. Он не был толерантен к инакомыслящим… Он был одновременно и ортодоксом и еретиком" (Балабанова, там же, стр.12).

Все это имел в виду и Троцкий, когда к 50-летию Ленина нашел важным подчеркнуть не столько меняющуюся политическую философию Ленина, сколько его безошибочную интуицию. Троцкий писал: «Литературный и ораторский стиль Ленина страшно прост, утилитарен, аскетичен, как и весь его уклад… Ясная научная система – материалистическая диалектика – для действий исторического размаха, какой выпал на долю Ленина, – необходима, но не достаточна… Тут нужна еще интуиция: способность на лету оценивать явления… Когда Ленин, прищурив левый глаз, слушает радиотелеграмму, содержающую в себе парламентскую речь одного из империалистических вершителей судеб или о ч ерю дну ю дипломатическую ноту – сплетенье кровожадного коварства с полированным лицемерием, – он похож на крепко умного мужика, которого словами не проймешь и фразами не обманешь… Эта мужицкая сметка, только с высоким потенциалом, развернувшимся до гениальности» (Л.Троцкий. «Национальное в Ленине». К 50-летию Ленина, («Правда», 23.4.1920).

В этом, вероятно, и секрет, что Ленин произвел глубокое впечатление не только на мир колониальных народов, знаменосцем свободы которых он себя объявил, но и на весь политический и интеллектуальный мир Запада. Известный либеральный писатель из белой эмиграции М.Алданов еще в 1919 г. писал в своей французской книге о Ленине на этот счет следующее:

«Ни один человек, включая Петра Великого, не оказал такого влияния на мою страну как Ленин. Россия дала миру много выдающихся представителей духовной жизни, как и глубоких мыслителей, но никто из них не оказал на западный мир такого влияния, хотя бы отдаленно приближающегося к влиянию этого фантаста, который, может быть, не так уж умен». Уничтожающе оценивали деяния Ленина, оставшиеся еще в живых представители из числа его русских духовных предтеч – народники и анархо-ком-мунисты. Мы помним пророчество Бакунина, что «диктатура пролетариата» Маркса неизбежно приведет к тирании люмпен-пролетариата. Соратник и единомышленник Бакунина по I Интернационалу Петр Кропоткин был свидетелем, как сбылось это пророчество Бакунина при Ленине. Вначале он приветствовал Октябрьскую революцию, ошибочно считая, что Ленин уничтожает буржуазную государственную машину, чтобы, опираясь на Советы, создать тот тип анархо-коммунизма, при котором не будет государства, как главного зла трагедии человечества. Его ожидало глубокое разочарование. Как при личной встрече с Лениным, так и письменно, он осудил ленинский террор и широко практиковавшиеся чекистами массовые расстрелы заложников. Он писал самому Ленину:

«Я не могу поверить, что в Вашем окружении нет ни одного человека, который бы не сказал Вам, что такие решения напоминают мрачную эпоху Средневековья периода Крестовых походов. Владимир Ильич, Ваши действия совершенно недостойны идеалов, которые Вы проповедуете. Какая должна быть будущность коммунизма, если уж один из его важнейших поборников топчет таким методом любое честное чувство людей…» (James Joll, Die Anarchisten, S.138, Verlag Ullstein, Frankfurt, 1969).

В другом месте он говорит:

«В настоящее время (это было во время Гражданской войны – А.А.) русская революция творит мерзости и внушает отвращение. Она разрушает всю страну. В своем безрассудном бешенстве она уничтожает людей» (там же, стр.139).

Кропоткин не дожил только пару недель до кровавой бойни, которую устроили Ленин и Троцкий над кронштадтцами. Под свежим впечатлением этой бойни соратник Кропоткина – знаменитый итальянский революционер Эррико Малатеста отметил смерть самого Ленина некрологом, который кончался словами:

«Ленин умер. Мы не можем отказать ему в том невольном восхищении, которое вызывают сильные личности, пусть они были злые и шли по ложному пути, но оставили глубокие следы в истории: Александр, Юлий Цезарь, Кромвель, Робеспьер, Наполеон. Несмотря на лучшие намерения, Ленин был тараном, который задушил русскую революцию. Мы не восхищались им при его жизни, как не в трауре сейчас. Ленин умер. Да здравствует свобода» (там же, стр.137).

О Ленине, как о человеке, имелись некоторые сведения в воспоминаниях членов его семьи и его соратников по партии и революции. Но все эти произведения при Сталине были запрещены не потому только, что их авторы оказались "врагами народа", а еще и потому, что у них Ленин не бог, а человек, хотя и великий, но со всеми человеческими чертами и слабостями. А Сталину нужен был Ленин, окруженный божественным сиянием, призванным освящать преступления партии, которая стала называться теперь "партией Ленина-Сталина". Более того, Ленину начали приписывать не только сверхъестественные качества, но и такие изречения, мысли, слова, которые он никогда не высказывал. Первой восстала против этого мистического нимба вдова Ленина – Крупская. В 1924 г. Крупская была, как и Троцкий, против того, чтобы положить забальзамированный труп Ленина, подобно египетскому фараону, в мавзолей на Красной площади вроде зрелища для любопытних или, как Сталин выражался, как место паломничества иностранных рабочих делегаций. Крупская, которая говорила в кругу близких, что "живи Володя сегодня, он оказался бы в сталинской тюрьме", выступила в том страшном 1937 г. в печати с заявлением, что Ленин был против того, чтобы после смерти большевистских революционеров превращали в "безобидные иконы". Посмотрев какой-то фильм о Ленине, Крупская сказала, что недопустимо сочинять то, чего не было в жизни Ленина, так же как недопустимо приписывать Ленину слова, которые он никогда не произносил (журнал "Красный архив", 1937 г.).

Может быть, эти высказывания Крупской имел в виду поэт Твардовский, когда осмелился после XX съезда выразить вслух запретную истину: "Великий Ленин не был богом и не учил творить богов". Если бы он эту мысль высказал при Сталине, его постигла бы участь Мандельштама. Крупская умерла вскоре после обнародования такой "крамольной философии" в 1939 году – в последнем году кровавого террора, причем умерла не болея, "внезапно", после "чаепития с друзьями". "Внезапная" смерть тоже один из методов расправы Сталина с неугодными лицами. Именно потому, что частная жизнь Ленина оказалась запретной зоной, в западной литературе родились легенды о его любовных похождениях и романах, то с Инессой Арманд, то с Александрой Коллонтай (Сталину приписывали слова, что если Крупская не перестанет "бунтовать", то он вдовой Ленина сделает Коллонтай). Все рассказы об "амурах" Ленина, вероятно, из области фантазии. Правда, для страны было бы, пожалуй, лучше, если бы политик Ленин увлекался слабым полом, музыкой, искусством, изящной словест-ностью, философией гуманистов – хотя бы в той мере, в какой увлекались многие из великих политиков. Эренбургу, который провел несколько лет среди русской эмиграции в Париже, часто встречаясь с Лениным, приписывают слова: "Стоит посмотреть на Крупскую, чтобы убедиться, как мало интересовали Ленина женщины". Одна из его знакомых рассказывала, что и среди прекрасных альпийских пейзажей Швейцарии, когда спутники Ленина восхищались величественной панорамой снежных вершин, водопадов и зеленых долин, Ленин, не обращая внимания на открывавшиеся красоты, все твердил свое: "Меньшевизм надо вырвать с корнем"! Кажется даже, что Ленин и вообще женился лишь для того, чтобы иметь помощницу. Детей иметь он никогда не хотел. Представление о любви у него тоже ортодоксально "классовое". Обратите внимание, как Ленин трактует любовь и сердечное влечение между полами. В письме к Инессе Арманд 17-го января 1915 г. Ленин с классовой точки зрения критикует присланную ему на просмотр рукопись ее брошюры "Требование свободы любви". Ленин упрекает ее, что она не делает разницы между "пролетарской" любовью и любовью "буржуазной". Ленин наставляет: "Дело не в том, что вы субъективно хотите понять под этим. Дело в объективной логике классовых отношений в делах любви". "Классовость" любви – вот до какого абсурда может договориться фанатик ослепленный собственной утопией! Но загадочна душа Ильича: после смерти Инессы он уже традиционно поручает класть цветы на ее могилку. Столь же классовое отношение у Ленина и к литературе, которая должна быть пронизана идеологией пролетарской партийности. Поэтому и Толстой его интересует, лишь как "Зеркало русской революции". Музыка Бетховена его страшит своей глубокой человечностью, ибо она объединяет, а не разъединяет людей на классы. Хорошо передана философия Ленина против общечеловеческого внеклассового искусства в воспоминаниях Горького. Горький пишет, что Ленин, послушав свою любимую Апасси-онату Бетховена, заметил: "Часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить, гладить людей по головкам (…) А сегодня гладить по головкам никак нельзя, и надо бить по головкам, бить безжалостно". Горький, который переиздал эти свои старые воспоминания в 1930 г. с большими сокращениями и необходимыми при Сталине дополнениями, кончил их так: "Ленин умер. Наследники разума и воли его живы и работают так успешно, как никто, никогда, нигде в мире не работал", – что верно, то верно: когда Горький писал эти строки, в стране была в разгаре "вторая Октябрьская революция" – ликвидация крестьянства как класса на основе сплошной коллективизации, единолично объявленной Сталиным 27-го декабря 1929 года.

Очень любопытно как определяет американский профессор Стефан Поссони место Ленина в мировой истории:

«Святой или дьявол, но Ленин был человеком выдающихся способностей и железной воли. Его мысли идеологические и догматические, но его действия, напротив, были трезвые и впечатляющие… Ленин был антиподом Цезаря Борджиа, но не Моисея, Будды, Магомета или Иисуса… Ловкость и практические знания Ленина превосходили все, что рекомендовал Макиавелли. Ко всему этому: кости Ленина были костями борца, а плоть – человека, одержимого идеей власти», но, однако, добавляет Поссони, «жизнь Ленина убедительно опровергает представление, что можно осуществить утопию без сверхчеловека. Сам Ленин увидел к концу жизни, что невозможно построить совершенное общество, о котором он сам не имел ясного представления, даже будучи человеком самым жестоким среди смертных» (Поссони, там же, стр.13).

Приведу и другой любопытный документ. Это хвалебный некролог, написанный по просьбе Кремля человеком, о котором едва ли кто-нибудь из читателей данной книги догадается. На второй же день после смерти Ленина, Кремль обратился через берлинского корреспондента "Известий" Лапинского с просьбой написать такой некролог… к Карлу Каутскому. Каутский, воспитанный на морали древних римлян, что о покойниках говорят "хорошо или ничего", был поставлен перед "задачей – головоломкой": что сказать хорошее о человеке, который объявил весь П Интернационал сборищем предателей и изменников рабочего класса, а самого Карла Каутского ренегатом пролетарской революции и революционного марксизма? Или, с другой стороны, как отказать в просьбе владыкам новой России, которые пришли к власти все-таки под тем же знаменем марксизма, под которым боролся и борется сам Каутский? В Каутском взяла верх черта, которой был начисто лишен покойник, – человечность. Каутский рассказывает, что был страшно удивлен, что Москва обратилась именно к нему, кого советская печать постоянно проклинала, как "Иуду", "предателя", "ренегата". Каутский написал, правда не без колебаний, просимое в виде письма в редакцию "Известий", в котором назвал Ленина "великим человеком", мотивируя такую оценку тем, что Ленин "ликвидировал анархию и создал свой порядок, превратив смертельно усталую Россию в единый государственный организм. Это было деяние, редкое в мировой истории". За этим последовали слова, в которых Каутский прибегает к не очень лестным для организатора "пролетарской диктатуры" историческим аналогиям. Он писал:

"Ленин был и колоссальной фигурой, какие редко встречаются в мировой истории… Среди правителей нашего времени есть только один, который может быть сравним с ним – это Бисмарк. Их цели, конечно, разные – здесь всесилие династии Гогенцоллер-нов, там пролетарская революция. Мала была цель Бисмарка, неслыханно велика цель Ленина. Однако

Ленин подобен «железному канцлеру» в упорстве, непоколебимости и мужественной силе воли. Если Бисмарк думал, что все большие проблемы времени должны быть решены кровью и железом, то также думал об этом и Ленин. Подобно Бисмарку, Ленин был мастером дипломатии, мастером искусства обманывать своих врагов, застегать их врасплох, находить у них слабые пункты, чтобы выкинуть их из седла. Как и Бисмарк, Ленин всегда был готов, если видел, что намеченная дорога не ведет к цели, вернуться назад, чтобы избрать другую дорогу, – к примеру, отход Ленина от чистого коммунизма к нэпу". Каутский кончает письмо тем, что хотя он и не согласен с методами Ленина, но все же он склонен думать, что имя Ленина останется в Пантеоне борцов пролетариата («Kautsky gegen Lenin», S.80–86, Berlin, 1981).

Карл Каутский каялся впоследствии, что этим своим письмом он стал "невольным участником обожествления Ленина, как Далай-Ламы, что и характерно для азиатского большевизма”.

Каждый государственный муж велик по своему: одни велики национальными подвигами по объединению страны, как Бисмарк, другие – национальными потрясениями, ведущими к разъединению и гибели страны, как Ленин. Несмотря на кратковременность его личного правления и независимо от его субъективной воли, Ленин оказался историческим несчастьем для России – могильщиком февральской демократии и основоположником нового типа полицейского государства – тоталитарной партократии.

В период гласности заговорили в советской печати о массовом красном терроре как в 1918 г., так и на всем протяжении Гражданской войны и даже в начале нэпа при Ленине. В советских писаниях пока что превалирует тезис: наиболее рьяными проповедниками красного террора были соратники Ленина, а не сам Ленин, а именно: Троцкий, Зиновьев, Свердлов, Сталин, Бухарин, Дзержинский. Читателю внушают идею – на основе вырванных из контекста цитат из Ленина, что Ленин выступал против насилия и проповедовал приоритет общечеловеческих духовных ценностей перед классовыми интересами пролетариата. Вот две ленинские цитаты, которые приводит на этот счет один из идеологов Кремля ("Литературная газета" от 6-го сентября 1989 г.): 1) "С точки зрения основных идей марксизма интересы общественного развития выше интересов пролетариата" (ПСС, т.4, стр.220); 2) "В нашем идеале нет места насилию над людьми" (ПСС, т.30, стр.122). Скажите, чем Ленин не из тех толстовцев, о которых говорили, что они из-за "идеала" "непротивление злу насилием" не бьют даже вшей в собственной бороде? Невозможно выдумать более дикой клеветы на Ленина, чем эти утверждения, основанные на случайных и искажающих Ленина словах, что Ленин ставил общечеловеческие духовные ценности выше классовых, пролетарских и, главное, его идеалом в революции не было насилие. И в теории и на практике он постоянно проповедовал и применял насилие. Смешно даже доказывать эту банальную истину. Его насилие одинаково относилось, не только к тем людям, которые сопротивлялись режиму, но также и к тем, которые безмолвно покорялись ему, если они происходили из враждебных коммунизму классов и социальных групп. Все 55 томов собрания сочинений Ленина (теперь собираются издавать 70 томов!), из которых наш автор выудил искаженные цитаты, – говорят об этом. Однако, важны не слова, а дела. О насилии вопиет вся практика правления Ленина с 1917 по 1922 годы. Что же касается новой теории "перестройщиков" о "гуманисте" Ленине и террористах Троцком, Зиновьеве, Сталине, Бухарине, которых Ленину приходилось якобы сдерживать, то эту теорию опровергают сами официальные документы Ленина, обращенные к названным лицам. На второй день после убийства Володарского 21-го июня 1918 г., вопреки требованию петроградского "пролетариата” объявить массовый "Красный террор" в ответ на убийство Володарского, руководство Зиновьева вынесло постановление: удержать "пролетариат" от массового террора, пока не будет в нем необходимости. Такое решение крайне возмутило Ленина. Он писал Зиновьеву:

"Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и, что вы (не Вы лично, а питерские цекисты и пекисты) удержали! Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Террористы будут считать нас тряпками… Надо поощрять энергию и массовидность террора"… (ПСС, т.50, стр.106).

После убийства германского посла Мирбаха, к которому, как мы видели, ЦК партии левых эсеров не имел никакого отношения, Ленин решил развернуть новую волну "Красного террора" против этой партии. Ленин написал находящемуся на Царицынском фронте Сталину: "Повсюду необходимо подавить этих жалких и истеричных авантюристов… Итак, будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте чаще" ("Правда", 21.1.1936).

Сталин ответил по-сталински: "Будьте уверены, что у нас не дрогнет рука…" (Сталин, Соч., т.4, стр.118).

Один советский писатель видит трагедию России и истоки красного террора не в Ленине и его болыне-визме, а в заговоре нерусских деятелей типа Троцкого, Свердлова, Зиновьева, Сталина, Дзержинского против национальной России. Он говорит, что Троцкий был организатором массового террора даже против Красной Армии, которой он командовал. Вот его слова:

'Троцкий, будучи на посту председателя Реввоенсовета республики, казнил без суда и следствия десятки и десятки тысяч военных – это доказано сейчас многими исследованиями" (А.Иванов, «Правда», 3.9.1989).

Но автор, вероятно, не знает, что Троцкий действовал в данном случае по прямому поручению Ленина. Когда царицынская группа "либерала” Сталина обвинила Троцкого, что он прибегает к неоправданным казням командиров и комиссаров, Ленин вручил Троцкому следующее полномочие на бланке Совнаркома:

«Зная строгий характер распоряжений то в. Троцкого, я настоятельно убежден, в абсолютной правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В.Ульянов-Ленин» (Троцкий, «Моя жизнь», ч. П. стр.204).

Устно Ленин добавил: "Я вам выдам сколько угодно таких бланков”. Однако Троцкий и не нуждался в каких-либо бланках от Ленина, ибо, как он пишет, – "В годы войны в моих руках сосредоточивалась власть, которую практически можно назвать неограниченной” (там же, стр.203–204).

Ленин давал приказы о применении массового террора без суда и следствия не только своим прямым подчиненным, но – не всегда полагаясь на их жестокость – он через их головы обращался к местным партийным губернаторам с приказами широко применять террор к потенциальным врагам.

Идеологи "нового мышления" пускают в ход и другую теорию, связанную с нынешним заигрыванием с интеллигенцией: Ленин, якобы, требовал бережного отношения к русской интеллигенции, а его соратники, пользуясь болезнью Ленина в 1922 г., организовали погром русской интеллигенции, выслав из страны наиболее выдающихся ее представителей. Вот что пишет на этот счет идущий в авангарде гласности журнал "Огонек":

«Отсчет начала наступления на интеллигенцию следует, вероятно, вести с 1922 г., со времени, когда Ленин по болезни уже не мог активно противодействовать бюрократизации государственной и интеллектуальной жизни. Появление в „Правде“ статьи „Диктатура, где твой хлыст?“ (Существует предположение, что статья написана Троцким) открывает гонение на ту часть интеллигенции, которая продолжала отстаивать право на независимость мнений от господствующей идеологии. Вслед за статьей последовали и практические меры по „очищению“ страны от несогласных. В августе 1922 г. из страны без суда административным решением ГПУ были высланы 160 человек» («Огонек» № 49, декабрь 1988).

Высланы были верхи русской интеллектуальной элиты, среди которых значились ученые с мировыми именами: Новиков, Карсавин, Стратонов, Зворыкин, Буркус, Лодыженский, Прокопович, Кизеветтер, Флоровский, Мякотин, Боголепов, Питирим Сорокин, Бердяев, Франк, Лосский, Шестов, Ильин, Трубецкой, Булгаков, Степун – всех не перечислишь. Журнал мужественно напомнил об этом варварском акте против русской науки и культуры, но он ошибается, когда утверждает, что это было сделано против воли Ленина. В том-то и дело, что именно Ленин, несмотря на болезнь, подготовил и осуществил эту акцию. Гонения на ученых и писателей Ленин начал еще в разгар гражданской войны. Хорошо известно письмо Ленина Максиму Горькому от 15-го сентября 1919 г., в котором он обосновывает против Горького и Короленко "махаевщину" большевиков по отношению к русской интеллигенции в оскорбительных выражениях. Вот выдержка из него:

«Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно».

А вот и другое письмо Ленина шефу ГПУ Дзержинскому от 10-го мая 1922 г. с указанием, чтобы Дзержинский подготовил высылку за границу вышеупомянутой группы интеллектуалов. В нем говорится:

«По вопросу о высылке за границу писателей и профессоров. Надо это подготовить тщательнее. Обязать членов Политбюро уделить 2–3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг. Собрать систематически сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей. Поручить все это толковому и аккуратному человеку в ГПУ… Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг, шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих вредителей изловить и излавливать постоянно и систематически высылать за границу».

"Левый коммунист", потом превратившийся в силу законов "марксистской диалектики" в "правого оппортуниста", Бухарин даже разработал в книге "Экономика переходного периода" (1920 г.) цельную марксистскую классификацию социальных групп, подлежащих ликвидации в начавшемся строительстве социализма. Они по Бухарину следующие:

"1) паразитические слои (бывшие помещики, рантье всех видов, буржуа-предприниматели, имевшие мало отношения к производственному процессу); торговые капиталисты, спекулянты, биржевики, банкиры; 2) вербовавшаяся из тех же слоев непроизводительная административная аристократия (крупные бюрократы капиталистического государства, генералы, архиереи и проч.); 3) буржуазные предприниматели-организаторы и директора (организаторы трестов и синдикатов, «деляги» промышленного мира, крупнейшие инженеры, связанные непосредственно с капиталистическим миром изобретатели и проч.); 4) квалифицированная бюрократия – штатская, военная и духовная; 5) техническая интеллигенция и интеллигенция вообще (инженеры, техники, агрономы, зоотехники, врачи профессора, адвокаты, журналисты, учительство в своем большинстве и т. д.); 6) офицерство;

7) крупное зажиточное крестьянство; 8) средняя, а отчасти и мелкая городская буржуазия; 9) духовенство, даже неквалифицированное".

Ленин высоко оценил "Экономику переходного периода” и поздравил коммунистическую Академию с этим "выдающимся трудом" ее члена.

Вот вся эта ленинская философия насилия, проповедуемая уже несколько поколений, возведенная в государственную догму, материализованная в гигантском террористическом аппарате режима, дала свои результаты: систематически убивая в человеке человеческое, она привела к одичанию нравов в советском обществе. Поразительный пример на это счет привел недавно ректор МГУ академик А.Логунов:

«Наше общество крайне нуждается в системе нравственного воспитания… Мы долгие годы искусственно пытались создать некоего идеального советского человека. А что получилось в результате? Помните передачу по Ленинградскому телевидению, когда на вопрос ведущего к аудитории: Кто мог бы принять участие в расстрелах? – большинство присутствующих подняли руки» («Правда», 7.8.1989).

Я больше чем уверен, что даже среди потомков африканских каннибалов местное телевидение не собрало бы такое "демократическое большинство" потенциальных палачей, как их собрало телевидение столицы Октября среди потомков "дедушки Ленина".