Текст книги "Ленин в судьбах России"

Автор книги: Абдурахман Авторханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Комментируя эти слова Розы Люксембург, Каутский пишет, что она разгадала всю сущность будущего ленинизма уже на его начальной стадии возникновения, но "конечно, не могла она еще 30 лет назад предвидеть все губительные действия, которые таились в утробе ленинизма… Диктатор является в высшей степени ревнивым богом. Он не терпит другого бога около себя. Ленин был того мнения, что весь пролетариат беспрекословно должен повиноваться его руководству. Кто в партии не верил в его божественную непогрешимость, тот пожинал его пламенную ненависть… Отсюда и невозможность для Ленина, как и для всякого другого, кто хочет быть диктатором в партии, работать коллективно с другими товарищами по партии, которые иногда думают иначе, чем диктатор" (стр.9). Отсюда Каутский приходит к выводу:

«Если диктатура проникла в партийный организм, то партия духовно нищает, ибо диктатура вынуждает творческие, духовные силы партии к отказу от духовной независимости или исключает их из партии» (стр.9). Прямым следствием ленинского фанатизма и необузданности его диктаторской воли Каутский считает и трагедию гражданской войны, последовавшей за разгоном Учредительного собрания. Вот его слова: «Если бы не разгон Учредительного собрания, Россия не подверглась бы всем ужасам и опустошениям гражданской войны, как богата сделалась бы страна, сколько процветания принесла социалистическая перестройка трудящимся. Как быстро пошло бы экономическое и духовное обогащение масс, как выросло бы доверие между рабочими, крестьянами и интеллигенцией, как росла бы социалистическая продукция – на путях к созданию царства свободы, равенства и братства» (стр.13).

И этого человека, которому сам Энгельс поручил управлять и комментировать свое литературное наследство, Ленин заклеймил как "ренегата" марксизма и "изменника" рабочего класса.

Однако по существу подобной же критике, что и Каутский, ленинскую "диктатуру пролетариата" подвергла выдающийся теоретик марксизма, организатор и вождь Германской компартии Роза Люксембург за несколько месяцев до своей трагической гибели в январе 1919 г. Из ряда ее статей была потом составлена книга "Русская революция", которая, кажется, никогда не переводилась на русский язык (цитаты по последнему изданию, Rosa Luxemburg, "Die russische Revolution", Europaische Verlagsanstalt, 1963). В книге Розы Люксембург поражают проницательность анализа и необыкновенный дар предвидения. Она, как коммунистка, безусловно разделяет программу Октябрьской революции и признает, как она выражается, ее "выдающихся руководителей – Ленина и Троцкого". Признает она и "диктатуру пролетариата", но ее понимание сущности этой диктатуры абсолютно противоположно тому, как понимают "диктатуру пролетариата" Ленин и Троцкий. Вот рассуждения Розы Люксембург:

«Свобода только для сторонников правительства, только для членов партии – не есть свобода. Свобода – всегда только свобода думающих иначе» («Freiheit ist immer nur die Freiheit des anders Denkenden», стр.73).

Люксембург говорит, что Ленин и Троцкий исходят из предположения, что революционная партия уже имеет в кармане готовый рецепт, как построить социализм, как создать новую хозяйственную, социальную и правовую систему, но в этом их заблуждение. Она пишет:

«Мы знаем приблизительно, что именно сперва надо убрать, чтобы открыть путь к социалистическому хозяйству, но каковы тысячи больших и малых шагов, которые надо для этого предпринять, – этого мы не знаем… Социализм невозможно построить изданием декретов… Вся масса должна в этом участвовать, иначе он будет декретирован дюжиной интеллектуалов. Безусловно нужен общественный контроль, иначе обмен опытом останется достижением закрытого круга бюрократов нового правительства».

Каковы будут результаты такой системы и что надо делать? Автор утверждает:

«Коррупция неизбежна… Никто не знает этого лучше, чем Ленин. Но в выборе средств (против нее) он совершенно ошибается. Декреты, диктаторская власть надзирателей предприятий, драконовские штрафы, господство ужаса, – это все паллиативы. Единственный путь к возрождению – это школа самой общественной жизни, неограниченной, широчайшей демократии, общественное мнение. Правление методами страха только деморализует массы!»

Автор догадывается, что Ленин и Троцкий на это не пойдут. Тогда, пишет Роза Люксембург, в советской России сложится политический режим, которого она не увидела, но зато хорошо знаем мы теперь, через 70 лет. Вот продолжение ее рассуждения:

"Если все это отпадает, то что же тогда остается делать? Ленин и Троцкий выдвигают выборные органы Советов, как истинное представительство трудящихся. Однако, с уничтожением общественной жизни во всей стране будет парализована жизнь и в самих Советах. Без всеобщих выборов, без неограниченной свободы прессы и собраний, без свободы борьбы мнений замрет жизнь и во всех общественных инстанциях. Останется кажущаяся жизнь, при которой только бюрократия будет действующим элементом… Общественная жизнь постепенно засыпает… Действует лишь дюжина выдающихся партийных руководителей и будут таскать элиту рабочего класса по собраниям, она будет аплодировать речам вождей и единогласно утверждать предложенные ей резолюции. Словом, это будет в основе своей диктатура, но не диктатура пролетариата, а кучки политиков” (стр.74–75).

Много немарксистских писателей от русского Замятина и до англичанина Орвелла по-разному предсказывали будущую картину советского социализма, но никто с такой гениальной точностью даже в деталях не предсказал картину сегодняшнего советского социализма, как это мы видим из приведенного анализа марксистки Розы Люксембург.

После прихода к власти под лозунгом "Вся власть Советам!", большевики тотчас же столкнулись с проблемой, что должен означать этот лозунг на практике: единовластие одной партии, которая получила большинство мандатов на II съезде Советов, или эта партия большинства должна возглавить коалиционное правительство из всех советских партий, готовых войти в такую коалицию. По данному вопросу как в составе первого советского правительства, так и в самом ЦК большевиков мнения резко разделились. Образовались два крыла в руководстве: одно крыло, во главе с Лениным и Троцким, категорически стояло на позициях однопартийного большевистского правительства, другое крыло во главе с Каменевым, Зиновьевым, Рыковым столь же категорически требовало создания коалиционного социалистического правительства из большевиков, эсеров и меньшевиков. Фракция большевиков из В ЦИК Советов, избранного на II съезде Советов, а также большинство ЦК большевиков голосовали за создание коалиции. Ленин и Троцкий, совершенно неожиданно для них самих, были дезавуированы. Но "старые большевики" (презрительный термин Ленина для правого крыла в ЦК) Каменев, Зиновьев, Рыков вновь недооценили виртуозного мастерства Ленина ловким маневром превращать любое партийное большинство в ЦК – в меньшинство, да еще объявив их "уклонистами".

Апеллируя к партийной массе и активистам, стоявшим вне ЦК, Ленин вынудил уйти в отставку из состава ЦК и правительства "уклонистов" – Зиновьева, Каменева, Рыкова, Милютина, Ногина. Однако, пока не были запрещены социалистические партии, среди которых тон задавала партия левых эсеров, участвовавшая в Октябрьском перевороте и голосовавшая за все ленинские декреты на II съезде Советов, позиция Ленина оставалась шаткой. К тому же требование о создании "однородного Советского правительства из всех социалистических партий" исходило от такой всесильной организации, как Викжель, угрожавшей всеобщей забастовкой железных дорог России, если Ленин не согласится на создание коалиции. В своем воззвании "Всем, всем, всем" Викжель писал: "В стране нет власти… Образовавшийся в Петрограде Совет Народных Комиссаров, как опирающийся только на одну партию, не может встретить признания и опоры во всей стране. Необходимо создать новое правительство", включив туда всех социалистов – от большевиков и до самых правых социалистов. Ленин предлагал послать в Москву, где находился центр Викжеля, верные революционные войска и разогнать эту организацию. Ленин знал, почему надо так круто поступить с этой "контрреволюционной" пролетарской организацией: она целила в самую сердцевину "диктатуры пролетариата" – в однопартийную систему большевистской власти. Ленин – который не терпел инакомыслия в собственной партии и не знал по отношению "диссидентам" иной меры воздействия кроме объявления их "изменниками", и в мыслях не мог допустить, что он должен делить власть с другими партиями, пусть даже признающими Октябрьский переворот и ведущую роль его собственной партии. Но когда его единственная опора вне его партии, а именно левые эсеры, угрожали поднять в стране новую волну революционного движения против "однопартийной диктатуры", Ленин вынужден был пойти на частичные уступки: он принял в состав своего правительства лидеров левых эсеров, предоставив им семь наркомовских постов. Это было в конце декабря 1917 г. Они получили важные посты также в армии и Чека. Однако, левые эсеры оставались бескомпромиссными в своих политических требованиях: за многопартийную систему, за неограниченную свободу печати, за Учредительное собрание, против "диктатуры пролетариата", против сепаратного мира с Германией на началах "аннексий и контрибуций". Всякий, кто имел хоть бы малейшее представление о глобальном ленинском стратегическом плане: вовне – вызвать мировую революцию, внутри – приступить к строительству военно-полицейского социализма, мог легко догадаться, что противоестественный "брак" Ленина с партией левых эсеров обещает быть недолговечным.

Действительно, с первых же дней после заключения коалиции с левыми эсерами, Ленин был весь поглощен одной заботой: как спровоцировать левых эсеров, чтобы их можно было убрать или чтобы они сами вышли из этого невыносимого союза, да еще так, чтобы окончательно похоронить идею многопартийной социалистической системы. Для этого очень скоро представились два случая: один совершенно естественный для стратегии Ленина, а другой, вероятно, спровоцированный его сторонниками.

Первый случай был связан с политикой мира. По этому вопросу в ЦК образовались три группы: 1) группа Ленина: за сепаратный мир с Германией любой ценой, кроме "требования о ликвидации большевистской власти” (в последнем случае, сказал Ленин "надо воевать"); 2) группа Бухарина: за продолжение "революционной войны"; 3) группа Троцкого: "ни войны, ни мира".

Ни одна из групп сама не составляла большинства, а на компромиссы никто не шел. Ленин впервые в своей карьере, как лидер партии, увидел себя на краю страшной пропасти. Не из-за угроз антибольшевистских сил, а из-за непримиримых противоречий и расколов в своем "генеральном штабе": "раскольники" не хотят понять элементарную для Ленина истину, а именно – без немедленного мира большевизм погиб. Армия, которая была так основательно разложена самими большевиками, не хотела воевать. Она, как и при Керенском, продолжала голосовать "ногами" за "революционную войну" – массовое дезертирство приняло катастрофический характер. В этих условиях "раскольники" очутились, не желая этого сами, в союзе с левыми эсерами, наиболее решительными врагами мира с Германией под ее диктовку. Ленину ничего не оставалось, как прибегнуть к своему испытанному методу – вынести спор на суд всей партии: он созывает седьмой Чрезвычайный съезд партии для обсуждения вопроса мира или войны с Германией. Германские условия заключения мира с советской Россией, выдвинутые Германией в Б реет-Л итовске 9 (22) января 1918 г., были беспримерно тяжелыми. Глава советской делегации Троцкий с самого начала заявил, что его правительство хочет мира "без аннексий и контрибуций”, но признает "право народов на самоопределение". Глава германской делегации Кюль-ман, легко разгадав советскую тактику, ответил, что тогда Россия должна признать независимость Польши, Литвы и Украины, а также отход от России значительной территории Латвии, Эстонии и Белоруссии. Троцкий прервал переговоры, сделав во всех отношениях бессмысленное заявление: войну прекращаем, мира не заключаем, а армию демобилизуем. Естественно, что через месяц немцы начали развернутое наступление. На этот раз Ленин был близок к панике. Он понял, что новое наступление немцев неминуемо приведет к гибели большевистской диктатуры, если не будут приняты германские условия. Однако, легкие успехи нового наступления подбодрили немцев, и они поэтому выдвинули новые, еще более тяжкие условия, которые сводились к следующему: Россия теряла кроме Польши, Украины, Литвы и всю Прибалтику плюс большую часть Белоруссии, кроме того Россия уступала в пользу Турции города Карс, Батум и Ардаган. Россия обязывалась немедленно вывести свои войска с Украины и из Финляндии, заключить мир с Украинской Народной республикой (Радой), немедленно приступить к демобилизации армии да еще заплатить Германии шесть миллиардов марок контрибуции ("Документы внешней политики СССР", т.1, Москва, стр.119–124, 446). Россия должна была принять эти условия в течение 48 часов, направить в Б реет-Лито век делегацию для их подписания в трехдневный срок. Вот как сработали немецкие деньги по разложению русской армии! Россия отбрасывалась в своих западных территориальных приобретениях на 250 лет назад. Только одного немцы не требовали: свержения советского правительства, отлично зная, что любое другое правительство в России, кроме большевистского, никогда не пойдет на такую капитуляцию ради сохранения своей власти над остальной частью страны. 24 февраля 1918 г. Ленин и Троцкий протелеграфировали в Берлин, что советское правительство принимает германские условия и направляет делегацию в Брест-Литовск для подписания мирного договора. Для ратификации этого Брест-Литов-ского сепаратного договора Ленин и созвал чрезвычайный съезд партии, который заседал с 6 по 8 марта 1918 г. На этом съезде Ленин поставил вопрос ультимативно: или принятие немецких условий или гибель советской, то есть партийной, власти? Партия предпочла спасти свою диктатуру ценой неслыханного национального позора – перед теми, кого Россия спасла от их собственного национального позора ровно сто лет назад, когда освободила Пруссию, Австрию и все немецкие королевства и княжества из-под владычества Наполеона.

Съезд ратифицировал договор и Ленин остался у власти. В ответ на это левые эсеры вышли из состава правительства. Конечно, Ленин не думал, что этот мир, который он сам называл "похабным", будет долговечным. Он откровенно признавался, что он "торгует пространством для выигрыша времени", что данный мир всего навсего только "пауза", "передышка", будет немедленно разорван, как только он будет в состоянии поступить так. Но спасли Россию от "похабного" мира не Ленин и Троцкий, а бывшие союзники России – Франция, Англия и Америка, принудив Германию в начале ноября 1918 г. к капитуляции. Через пару дней после этого – 13 ноября 1918 г. Москва объявила Брестский мир аннулированным.

Политические последствия сепаратного мира для Ленина оказались весьма благоприятными: в ответ на мир с немцами левые эсеры ушли из состава советского правительства, что в глазах Ленина было более важным событием, чем сам этот мир. Только теперь перед Лениным окончательно открылась дорога к "строительству социализма".

С дороги надо было убрать еще и тех сторонников левых эсеров, которые успели занять видные руководящие позиции во ВЦИК, армии и Чека. Тогда только сможет Ленин уверенно прийти к полновластию. В это переходное время произошло событие, которое упростило его игру: чекист, левый эсер Блюмкин 6 июля 1918 г. убил в Москве посла Германии графа Мирбаха, в его собственной резиденции. Осталось загадкой, кто подослал убийцу – большевики или левые эсеры, но сослужило оно службу только одному Ленину: Ленин приступил к чистке армии, Чека и всех советских учреждений от левых эсеров и к ликвидации самой партии левых эсеров, обвинив ее в организации убийства посла. Меньше всех пострадал сам убийца: Блюмкин был присужден условно к трем годам заключения и еще до истечения этого условного срока принят в члены… большевистской партии.

В своей фундаментальной монографии, основанной на критическом анализе советских и западных источников, Ю.Фелыитинский пишет по данному вопросу:

«Кем и когда начата была подготовка убийства Мирбаха? Кто стоял за убийством германского посла? На эти вопросы ответить не так просто, как пытается это представить советская историография. Дело в том, что никаких документов, подтверждающих причастность ЦК партии левых эсеров к организации убийства германского посла, нет. Самый полный сборник документов о событиях 6–7 июля был издан чекистами в 1920 г… Но даже в нем нет документов, подтверждающих выдвинутые большевиками обвинения» (Ю.Фельштинский, «Большевики и левые эсеры», Имка-Пресс, Париж, стр.170).

В таких случаях надо исходить из объективных последствий всякого злодеяния. Убийством Мирбаха Ленин воспользовался для уничтожения партии левых эсеров, чтобы установить свое единовластие. Приходит на ум и аналогия с другим убийством: убийством Кирова Сталин воспользовался для ликвидации "ленинской гвардии" и установления единоличной тирании. Идея власти затмила в голове Ленина все другие идеи: гуманистические, патриотические и даже социалистические. "Мы Россию завоевали, – повторял он, выражаясь языком оккупанта собственной страны, – теперь мы должны Россией управлять". Управление это началось с братоубийственной гражданской войны и ужасающего "Красного террора" – не во имя социализма, а во имя удержания власти любой ценой и с любым количеством жертв. В конечном счете выяснилось, что для большевизма власть – всё, а конечная цель – ничто.

Глава XIV. ОТ УТОПИИ СОЦИАЛИЗМА К РЕЖИМУ ТОТАЛИТАРИЗМА

Совершенно естественно, что догматическая организация заговорщиков, пришедшая к власти путем насилия и против воли большинства народа, не может управлять этим народом иначе, как посредством, террористической диктатуры. Что первое поколение заговорщиков управляло методами террора, это вполне обычное явление в истории всех насильственных переворотов, но что их сменяющиеся наследники на протяжении четырех поколений продолжают удерживать свою диктатуру ортодоксальнейшими методами первого поколения основоположников их власти, как это случилось в России, – это уже беспрецедентное явление в мировой истории. Трудно это объяснить лишь виртуозной техникой заговорщиков. Вероятно, разгадка лежит отчасти и в феноменальном характере русского человека: бесконечно терпеть, приспособляться к всяким тяжким ситуациям, как он веками приспособлялся к монгольскому игу, крепостному праву и суровым условиям окружающей среды. Надо отметить и другой факт, который обычно игнорируют: ленинскую концепцию террора и заговора ученики и наследники Ленина распространили и на внутрипартийную жизнь – сначала как идеологический террор, потом как физический террор, и, под конец, и как метод захвата власти путем внутрипартийных заговоров. Ни один наследник на ленинском троне не пришел к власти в партии в ее легальных уставных рамках. Каждый генсек, начиная со Сталина, приходил к власти путем внутрипартийного заговора, при взаимодействии партийного и чекистского аппаратов:

1) Сталин – через заговор "тройки” против Ленина и Троцкого; 2) Берия, Хрущев и "калиф на час" Маленков – путем заговора против законных наследников умирающего Сталина, а именно – против Молотова, Ворошилова, Кагановича; 3) Хрущев – путем заговора сначала против Берия, потом против Маленкова и Молотова; 4) Брежнев, Подгорный, Суслов и Шелепин – путем заговора против Хрущева; 5) Андропов – путем заговора КГБ против партаппарата; 6) Горбачев – путем второго заговора КГБ против партаппарата. Армия участвовала только в трех заговорах: во время переворота против Берия, против "ан-типартийщиков" и против Хрущева, а политическая полиция активно участвовала во всех заговорах, кроме заговора против Берия. Обо всем этом позднейшем развитии монопартийного режима надо сказать, чтобы предпослать изложению данной главы следующие основополагающие постулаты Ленина и ленинизма в отношении правовой природы однопартийного режима, на которые я уже ссылался в других работах, но для данной темы повторенние этих азов ленинизма необходимо для полноты картины:

1) По Ленину «диктатура пролетариата» и «диктатура партии» одно и то же, а «научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть» (Ленин, тХХУ, стр.441);

2) «диктатуру осуществляет коммунистическая партия большевиков» (там же, стр.193–194);

3) «Фактическая конституция советской республики строится на том, что партия все исправляет, назначает и строит по одному принципу» (Ленин, т.31, четвертое изд., стр.342);

4) «Партией руководит ЦК из 19 человек» (Ленин, tJCXV, стр.193–194);

5) «Волю класса иногда осуществляет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим» (Ленин, т. ХХУ, стр.119).

Если партия и ее аппарат во главе с "одним диктатором" – мозг режима, то чекистская политическая полиция – его корпус, отсюда понятно и их органическое взаимодействие. На этом основании я и назвал советскую политическую систему "тоталитарной партократией". Вот на этой довольно стройной и научно-обоснованной "философии диктатуры" и построено все материально-правовое здание ленинизма, которое окончательно утвердилось как тоталитарное государство в период Гражданской войны и "военного коммунизма". Вполне логично и закономерно, что в лице Сталина это тоталитарное государство нашло куда более идеального диктатора, который "один более сделает и один более необходим", чтобы осуществить волю своего класса – партаппарат™й бюрократии, чем Ленин. Путь к завершению такого тоталитарного государства оказался тяжким, продолжительным и кровавым. Начал его, вопреки утверждениям советских исследователей, не Сталин, а Ленин, у которого сам Сталин был "винтиком" в революции, "разъездным громилой" в Гражданской войне и палачом на "стройках военного коммунизма", как надзиратель от ЦК над Чека.

Если Ленин говорил в книге "Что делать?", что "подготовленная проповедью Ткачева и осуществленная посредством действительно устрашающего террора попытка захватить власть – была величественная", а академик Покровский называл Ткачева "первым большевиком", то тогда становится понятным и замечание Бердяева: "Маркс и Энгельс говорили о буржуазном характере революции в России и были скорее меньшевиками, чем большевиками". Против кого же было направлено острие террора Ткачева, которым так восхищался Ленин? Сохранилось очень интересное свидетельство сестры Ткачева – А.Анненской, в котором говорится: "Он со всем пылом молодости ненавидел господствующий в России режим, и находил, что для обновления страны необходимо ни мало, ни много, как уничтожить всех людей старше 25 лет" (В.С.Варшавский, "Родословная большевизма", стр.20, 1982).

Ленин не был так циничен, но философия террора Ленина была не далека от такой постановки вопроса, ибо он к сведению всей России повторял лозунг на-родников-террористов: "Кто не с нами, тот против нас". Поскольку "законы классовой борьбы" не знают по Ленину пощады к противникам, то судите сами, куда завела бы Ленина его террористическая философия, если вспомнить, что уже при Советской власти более 76 % российских избирателей во время выборов в Учредительное собрание голосовали против большевиков. Ведь если делать политику по лозунгу Ленина, то создалось бы абсурдное положение, когда невозможно ни уничтожить, ни даже закрыть в концлагеря 2/3 населения страны. К тому же не так понимали марксистские учителя Ленина "законы классовой борьбы" при переходе к социализму. Мы уже писали об отрицательном отношении основоположников марксизма к тайным организациям и политическим заговорам. Писали и о том, как Маркс и Энгельс выдвинули тезис, что в демократических странах (Англия, Америка, Франция, Швейцария и Голландия) к социализму можно прийти при помощи мирных средств. Этим самым они пересмотрели и свои старые взгляды на террор якобинцев и народников. В письме к Марксу от 4-го сентября 1870 г. Энгельс писал:

«Террор представляет собой большей частью бесцельную жестокость людей, которые сами напуганы и стараются успокоить себя. Я убежден, что в царстве террора во Франции 1793 г. были почти целиком повинны сверхнервные буржуа, выступавшие как патриоты, мещане из мелкой буржуазии, пачкающие свои штаны от страха, и сброд, делавший из террора выгодное дело».

Весь верхний командный этаж ленинской партии как раз и состоял из буржуазно-дворянских сынков (Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Дзержинский и другие). Рабочий народ сюда редко попадал (Шляпников, Томский, Федоров). Средний этаж весь состоял из "сброда" вроде Кобы-Сталина и его бандитского окружения. На нижнем этаже обитала "пролетарская масса", которая не имела ни малейшего представления, что это за штука "диктатура пролетариата" и какой "социализм" она ей готовит. Зато гениальный Толстой угадал, какой социализм готовят России русские марксисты, когда заявил в "Русском богатстве" в 1891 году: "При социализме придется учредить такое количество чиновников, что они съедят 3/4 всего того, что будет заработано людьми" (вот данные из советской печати: 18 миллионов советских бюрократов проедают ежегодно 40 миллиардов рублей!). Ленин, конечно, выдумал свою революцию и свой "казарменный коммунизм" не для наказания несогласных с ним русских людей, а как благо для них и для всего человечества. Но проблема не в том, что Ленин хотел, а в том, что он сделал. Он начал прокладывать дорогу пролетариату в рай на земле, через трупы миллионов "непролетариев", на чем и провалился, не успев сказать, как его учитель Бабеф: "Любовь к революции убила во мне всякую другую любовь и сделала меня жестоким как дьявол". Русские марксисты во главе с Лениным восхищались якобинским террором и были падки на заимствования их учреждений, терминологии и политических ярлыков, таких, к примеру, как пресловутый термин "враг народа". Этот термин Ленин впервые употребил как криминальное обвинение против партии русского классического либерализма и демократии – против кадетов буквально на второй же день после прихода к власти. Как известно, вся философия тирании Сталина была построена на априорности истины: человек, которому наклеили ярлык "враг народа" – уже враг, и доказывать это фактами и уликами не требуется. Большевики только отказались перенять у французов гильотину, зрелище чуждое русскому менталитету. Чекисты кончали с врагами тайно и оптом из автоматов в подвалах тюрем или в глухих лесах далеко от городов. Исходные позиции марксизма – гимн свободе и равенству – в социализме ленинских марксистов сработали "диалектически": превратились в свои противоположности. В основе этой трансформации идей свободы и равенства в духовное и материальное рабство лежит – по Бердяеву – своеобразие русского исторического про-цеса: "Русская революция, – пишет Бердяев, – порождена своеобразием русского исторического процесса и единственности русской интеллигенции… Произошла русификация и ориентализация марксизма" ("Истоки и смысл русского коммунизма"). В.С.Варшавский приводит любопытную цитату на этот счет из самого Маркса, который писал:

«Не в суровом героизме норманской эпохи, а в кровавой трясине монгольского рабства зародилась Московия, и современная Россия является не чем иным, как преобразованной Московией. Монгольское рабство было той ужасной и гнусной школой, в которой сложилась и возвысилась Москва. Она добилась своего могущества лишь благодаря тому, что достигла виртуозности в искусстве раболепства. Даже после освобождения от монгольского ига Москва, уже под личиной хозяина, господина, продолжала играть традиционную роль раба». Маркс заключает: «Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордым честолюбием монгольского повелителя, которому Чингисхан внушил миссию завоевателя мира».

Такие цитаты не модны в советской квазипатриотической печати, хотя сам Бухарин назвал Сталина "Чингисханом с телефоном", явно вспомнив Маркса. Однако империя Ленина и Сталина превосходила империю монгольских ханов только в рабстве. Варшавский замечает: "Свобода совести – вот главное, что поразило доминиканских и францисканских монахов – путешественников в империи Великого хана" (стр.101). Это ведь Бердяев писал в "Русской идее": "Лучший период в истории русской церкви был период татарского ига, когда она была духовно независимой". Большевистское иго довело русскую церковь физически почти до уничтожения, но духовно она победила.

Литература о большевистском "Красном терроре", основанная на самих большевистских источниках, так велика, что нет никакой возможности сделать хотя бы ее краткий обзор. Для моей цели в этом нет и нужды. Меня интересуют философия и психология самого террора. Если гражданская война началась с разгона Учредительного собрания, то "Красный террор" был объявлен только после убийства Володарского в конце июня 1918 г., то есть в ответ на индивидуальный и единичный террористический акт Ленин потребовал от своего наместника в Петрограде Зиновьева объявить массовый "Красный террор" (Соч., т.35, 4-ое изд.). Зиновьев отозвался в духе Ленина: "Буржуазия убивает отдельных революционеров, а мы уничтожим целые классы" (Д.Шуб, стр.374). Нарком внутренних дел Г.Петровский направил местным Советам следующий приказ:

«Надо покончить с сентиментальностью… Всех известных властям правых социалистов-революционе-ров надо немедленно арестовать. Из буржуазных и офицерских кругов надо арестовать значительное число людей в качестве заложников. При любом признаке сопротивления, при малейшем движении из белогвардейских кругов надо ответить массовыми казнями» («Еженедельник ВЧК», Москва, 1918 г., № 1).

Петроградская "Красная газета" писала в эти дни: "За жизнь одного нашего борца должны заплатить своей жизнью тысячи наших врагов… Хватит! Мы слишком долго возились с ними". Все лица, не согласные с большевиками считаются без исключения "буржуями" и "белогвардейцами". Поэтому газета требует: "Зададим буржуазии кровавый урок… Товарищи, матросы, рабочие и солдаты, – уничтожайте остатки буржуазии и Белой гвардии, чтобы от них ничего не осталось. Лозунг дня гласит: Смерть буржуазии"! (там же, стр.374). Еще до убийства Урицкого и до покушения на Ленина газета "Правда" от 4-го августа писала: