Текст книги "Ленин в судьбах России"

Автор книги: Абдурахман Авторханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Канун большевистского переворота характеризуется в лагере демократии растерянностью, беспомощностью и всепронизывающим чувством обреченности. Каждый кивает друг на друга – Временное правительство на ЦИК Советов, а ЦИК на Временное правительство. Вожди злополучной русской демократии, как правящие, так и оппозиционные, настолько ослеплены внутренними интригами и дрязгами, что в них они проявляют больше изобретательности, чем в поисках средств против надвигающейся катастрофы. Они словно не знают, что сидят на одном корабле, который дал течь и плывет по морю, полному подводных рифов. Однако слышны не сигналы "SOS", а издевательский совет обезумевшей толпы: "Кум, не трать силы, спускайся ко дну!" И февральский "кум" спустился ко дну без славы, без героизма и даже без подобающего в этой ситуации драматического жеста а ля Дантон из французского "февраля": ”0 безумцы, зовущие "к топору", знаете ли вы, кого ведете под топор гильотины – вы ведете под него Великую Русь!"

Глава XI. ОКТЯБРЬСКИЙ ЗАГОВОР ЦК

Если бы октябрьский заговор ЦК потерпел поражение и его непосредственные участники были бы посажены на скамью подсудимых, то первые два места на этой скамье заняли бы Каменев, председательствовавший на том историческом заседании ЦК от 24 октября 1917 г., на котором решили начать восстание в наступающую ночь, и с ним рядом Троцкий, давший приказ как председатель Петроградского Совета своему подсобному органу – Военно-революционному комитету – приступить к восстанию. Двух других членов ЦК – Сталина и Зиновьева – могли не судить, они намеренно создали себе юридическое алиби: они не участвовали в том заседании и, и в Смольном их в ту историческую ночь никто не видел. Неинформированный Ленин в заседании не участвовал. Только поздно ночью 25 октября он явился в Смольный, когда восстание началось и практически уже победило. И все-таки октябрьское восстание дело рук не отдельных революционеров, им руководила созданная тем же Лениным гениальная машина заговора под именем ЦК. Троцкий был талантливым "прорабом” этого механизма, а все остальные, каждый на своем месте, его «винтиками», в том числе и Сталин. В литературе об Октябре укоренились беспочвенные легенды. Одна из них утверждает, что октябрьский переворот не состоялся бы без Ленина (что очень популярно на Западе); другая, «троцкистская» легенда – Октября не было бы даже с Лениным, но без Троцкого (она очень популярна у Троцкого); третья легенда, сталинская – не Ленин и не Троцкий, а Сталин возглавил октябрьский переворот (для этой цели Сталин выдумал мифический «Партийный центр» по руководству октябрьским переворотом и назначил себя его руководителем. См. «Краткий курс»).

Чтобы оспорить руководящую роль ЦК и тем самым подчеркнуть исключительную роль Ленина и свою в подготовке Октября, Троцкий выставляет ЦК как бы в роли коллектива саботажников как раз накануне восстания. Позиция Троцкого, вероятно, объясняется тем, что во время бегства Ленина и Зиновьева и ареста Троцкого и Каменева, ЦК возглавляли Сталин, Свердлов и Бухарин, а после освобождения Троцкого и Каменева ЦК фактически возглавил уже председатель фракции большевиков в ЦИК Советов – Каменев, а не Троцкий, вступивший в партию только в июле 1917 г. Да, верно, Каменев и Зиновьев считали, что условия для захвата власти даже после разгрома Корнилова и после завоевания большинства в столичных Советах еще не созрели, ибо еще неизвестно, пойдут ли провинции России за победившими в центре большевиками. Ленина в этот период – с сентября по октябрь – словно подменили: никогда не игравший ва-банк, он при каждом новом повороте текущих событий начинал требовать нового восстания! Троцкий перечисляет эти события и ленинские требования, как бы защищая Ленина и разоблачая "саботажников" из ЦК. Троцкий писал в 1933 г., когда Ем. Ярославский, а не Сталин, был авторитетом по истории партии, следующее:

"Новейшая советская историография совершенно вычеркнула из Октябрьской революции крайне важную и поучительную главу о разногласиях Ленина с ЦК, как в том основном и принципиальном, где Ленин был прав, так и в тех частных, но крайне важных вопросах, где правота была на стороне ЦК: согласно новой доктрине ни ЦК, ни Ленин не могли ошибаться… факты говорят однако другое. Ленин настаивал на поднятии восстания в дни Демократического совещания: ни один из членов ЦК не поддержал его. Неделю спустя Ленин предлагал Смилге (члену ЦК) организовать штаб восстания в Финляндии и оттуда нанести удар по правительству силами моряков. Еще через десять дней он настаивал на том, чтобы Северный съезд (Советов) стал исходным моментом восстания. На съезде никто не поддержал этого предложения. Ленин считал в конце сентября оттягивание восстания на три недели, до Съезда Советов, гибельным. Между тем, восстание, отложенное до кануна Съезда, закончилось во время его заседаний. Ленин предлагал начать борьбу в Москве, предполагая, что там дело разрешится без боя. На самом деле восстание в Москве, несмотря на предшествовавшую победу в Петрограде, длилось восемь дней и стоило много жертв” (Л.Троцкий, «История русской революции», т.2, «Гранит», Берлин, 1933).

Перечисленные Троцким предложения Ленина в разное время о разных сроках восстания хорошо известны. Они сформулированы в его секретных письмах на имя ЦК. Все они отвергались единогласно всеми членами ЦК, в том числе Сталиным, Троцким, Каменевым, Рыковым, Свердловым, Бухариным, Дзержинским, Ногиным, даже скрывающимся, как и Ленин, Зиновьевым и другими. Генштаб Ленина – ЦК держал курс на восстание с гарантией на абсолютный успех, а Ленин на этот раз явно действовал вопреки собственной доктрине: "Восстание, как и война, наука и искусство, с восстанием нельзя играть". Стратегическое превосходство над Лениным его генштаба в судьбоносные дни подготовки решающего восстания не умаляет заслуг Ленина, наоборот, еще больше подчеркивает их: Ленин создал такой совершенный механизм революции, который начал действовать наверняка и в условиях отсутствия своего рулевого, порой даже против его инструкций!

Читая тогдашнюю печать, документы правительства и разных общественных организаций и политических партий, ответственные заявления ведущих политиков того времени и мемуары активных участников происходивших событий, невольно приходишь к выводу: да, конечно, октябрьский переворот готовил и Ленин, и Троцкий, и ЦК, но не забудем и о его уникальной питательной почве, каким было безбрежное море русской анархии, приведшей к тотальному развалу государства. В самом деле, вникните в описание такого добросовестного наблюдателя и участника событий, как Суханов, когда он рисует Россию накануне Октября:

«Никакого управления, никакой органической работы центрального правительства не было, а местного – тем более. Развал правительственного аппарата был полный и безнадежный. А страна жила. И требовала власти, требовала работы государственной машины. О земельной политике теперь не было и речи. Даже разговоры о земле застопорились на верхах, в то время, как волнение низов достигло крайних пределов. В Зимнем дворце даже не было министра земледелия, а по России катилась волна варварских погромов, чинимых жадными и голодными мужиками. С продовольственными делами было не лучше. В Петербурге мы перешли предел, за которым начался голод со всеми его последствиями. И никакого выхода не виделось в перспективе. Органическая работа была нулем, но политический курс давал отрицательную величину. Не нынче – завтра армия должна была начать поголовное бегство с фронта, ибо голод – прежде всего. Во всех промышленных центрах не прекращались забастовки, в которых, по очереди, участвовал, кажется, весь российский пролетариат. Положение на железных дорогах становилось угрожающим. Движение сокращалось от недостатка угля… Вся пресса, сверху донизу, в разных аспектах, с разными тенденциями и выводами, но одинаково громко и упорно вопила о близкой экономической катастрофе. Чисто административная разруха также была сверх меры. Там, где в корниловщину возникли бойкие военно-революционные комитеты, уже не было речи о законной власти, действующей согласно общегосударственным нормам и директивам из столицы» (Н.Суханов, «Записки о революции», книга VI, стр.73–75).

Вот из этого хаоса, а не из марксизма, Ленин и вывел свой "основной закон революции", сформулированный им после своей победы в "Детской болезни "левизны" в коммунизме", в котором, между прочим, говорится, что "для революции необходимо, чтобы эксплуататоры не могли жить и управлять по-старому. Лишь тогда, когда "низы" не хотят старого и когда "верхи" не могут по-старому, лишь тогда революция может победить. Иначе эта истина выражается словами: революция невозможна без обще-национального кризиса".

Этот "общенациональный кризис" достиг своего апогея, когда Ленин начал бомбардировать ЦК из подполья письмами, с требованием назначить срок восстания. Таких писем было всего четыре – три в сентябре и одно 24 октября, которое, впрочем, запоздало, ибо восстание уже началось до его получения. Почему Ленин так настойчиво торопил ЦК с восстанием, а ЦК его не послушался до самого 24 октября? У Ленина и у ЦК мотивы разные, но все они веские. Сокровенные мотивы спешки Ленина, на мой взгляд, следующие: не исключена опасность, что Керенский и его министры, наконец, очухаются и истинно революционным шагом лишат Ленина всякой почвы для его "пролетарской революции": Россия выйдет из войны, крестьяне получат землю, а Учредительное собрание будет немедленно созвано для утверждения этих актов и формального объявления страны парламентской республикой. Ленин смертельно боялся этого, а ЦК боялся другого: да, демократия безнадежно больна, но есть опасность, что этот больной, не дойдя до агонии, воспрянет духом и разгромит наше преждевременное восстание, как он разгромил июньское и июльское восстания. Но, увы, и Ленин и ЦК переоценивали волю к власти, более того – волю к жизни русской демократии в лице Временного правительства и ЦИК Советов вместе с Предпарламентом. Тем легче оказалась расправа с этой импотентной демократией политических евнухов – мирная, планомерная, почти бескровная. Охрана Зимнего дворца, состоящая из женского батальона и группы молокососов из юнкерского училища, тут же сдалась. Единственный артиллерийский выстрел с "Авроры” по Зимнему дворцу, и тот оказался холостым, как бы на прощание с "временщиками", которые по воле народа оказались у власти, не имея ни дара интуиции политиков, ни воли революционных властителей. Отсюда понятен и невероятный на первый взгляд факт: человеческих жертв во время октябрьского переворота было всего шесть. Кровь лилась обильно и миллионы были убиты уже позже, а не во время переворота.

На Западе историки не знали, а советские историки намеренно скрывали истинную роль двух членов ЦК во время октябрьского переворота: руководящую роль в перевороте того, кто до сих пор выступал против него – Каменева, и трусливую роль – бегство в ночь переворота – того, кто, по "Краткому курсу", руководил самим переворотом – Сталина. Об этом советские люди узнали только через четыре года после смерти Сталина, в связи с опубликованием протокола заседания ЦК от 24 октября 1917 г., который Сталин содержал в строжайшей тайне. Прежде чем говорить об этом, вернемся к предыстории Октября, в первую очередь к письмам Ленина в ЦК перед переворотом.

В связи с подготовкой к захвату власти в ЦК образовались три группы по вопросу о сроке восстания: 1) Группа Троцкого – власть захватить, но сам захват приурочить к открытию II съезда Советов для легализации новой власти от имени этого съезда (абсолютное большинство членов ЦК); 2) Группа Зиновьева-Каменева – захват власти в столице в данных условиях – авантюра, надо расширить влияние на фронте и провинции (абсолютное меньшинство); 3) Группа Ленина – власть захватить немедленно, не дожидаясь открытия съезда (в ЦК у Ленина нет сторонников, но есть сторонники среди районных активистов партии).

Какие же аргументы Ленина? В первом письме от 12–14 сентября 1917 г. (накануне открытия Демократического совещания) Ленин пишет в ЦК: "Получив большинство в обоих столичных Советах, большевики и могут взять власть в свои руки… На очереди дня поставить вооруженное восстание в Питере и Москве, завоевание власти, свержение правительства. Обдумать, как агитировать за это, не выражаясь так в печати" (Ленин, ПСС, т.34, стр.239–240). Ленин считает нужным дать ясную инструкцию, с чего начать само восстание. Поэтому во втором письме от 13–14 сентября Ленин преподносит ЦК нечто вроде тактико-стратегического трактата под названием "Марксизм и восстание". Его главная мысль: восстание – искусство. Отсюда и практические указания:

"А чтобы отнестись к восстанию по-марксистски, то есть как к искусству, мы в то же время, не теряя ни минуты, должны организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку (там должно было 15 сентября открыться

Демократическое собрание – А.А.), занять Петропавловку, арестовать генеральный штаб и правительство… занять сразу телеграф и телефон, поместить наш штаб восстания у центральной телефонной станции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооруженной борьбы" (там же, стр.247).

Эти письма Ленина ЦК обсудил на заседании 15 сентября. На нем присутствовали: Троцкий, Каменев, Рыков, Ногин, Сталин, Свердлов, Дзержинский и другие, всего 16 человек из 24 членов ЦК. Из протокола обсуждения этих писем видно, что ЦК требования Ленина отклонил. В постановлении ЦК сказано:

«ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать только указаниям ЦК и вновь подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым какие-либо выступления на улицу… Членам ЦК, ведущим работу в Военной организации и в Петроградском Комитете, поручается принять меры к тому, чтобы не возникло никаких выступлений в казармах и на заводах» («Протоколы ЦК РСДРП (б)», Москва, 1958, стр.55).

Как бы для успокоения своего вождя ЦК дополнительно записывает: "В ближайшее время назначить собрание ЦК, посвященное обсуждению тактических вопросов” (там же). ЦК тут же выносит и постановление: уничтожить все письма Ленина, кроме одного экземпляра.

Ленин с самого начала отнесся отрицательно к идее участия большевиков в Демократическом совещании и в Предпарламенте. Он стоял за бойкот. Троцкий поддерживал Ленина, но решением большинства ЦК была признана необходимость участия в обоих органах. Однако, Ленин не успокоился. Он начал поносить всякими сердитыми словами "старых большевиков”, сеющих "конституционные иллюзии", которые могли оказаться гибельными для его стратегии. Он продолжает бомбардировать категорическими письмами не только ЦК, но явно в нарушение устава, апеллирует, минуя ЦК, непосредственно к местным комитетам партии. Ленин идет даже на то, что пишет статью "Ошибки нашей партии", критикуя линию ЦК. В этой статье, отклоненной органом ЦК "Рабочий путь", он замечает: "Надо было бойкотировать Демократическое совещание… Надо было бойкотировать Предпарламент" (Ленин, ПСС, т.34, стр.262). Во всех письмах и обращениях Ленина к ЦК и местным комитетам одно и то же категорическое, настойчивое и бескомпромиссное требование: не медля, не откладывая, сейчас же назначить срок восстания и всю дальнейшую работу партии подчинить этой цели. ЦК все это столь же категорически отвергает. Вот тогда Ленин решил предъявить ЦК ультиматум: или ЦК назначит восстание, или он уходит из его состава. Таково его письмо на имя ЦК от 29 сентября. В нем говорится:

«Если бы ударили сразу, внезапно из трех центров, в Питере, Москве и Балтийском флоте, то девяносто девять сотых за то, что мы победим с меньшими жертвами, чем 3–4 июля… При таких шансах, как теперь, не брать власть, тогда все разговоры о власти Советов превращаются в ложь… Видя, что ЦК оставил даже без ответа мои настояния в этом духе с начала Демократического совещания, что Центральный орган вычеркивает из моих статей указания на такие вопиющие ошибки большевиков, как позорное решение участвовать в Предпарламенте, как представление места меньшевикам в Президиуме Совета (по решению ЦК большевиков от 25 сентября был избран Президиум Петроградского Совета, как „коалиционный президиум“ в составе 4 большевиков, 2 эсеров и 1 меньшевика – А.А.) и т.д. и т. д., видя это, я должен усмотреть тут „тонкий“ намек на нежелание ЦК даже обсудить этот вопрос, тонкий намек на зажимание рта и на предложение мне удалиться. Мне приходится подать прошение о выходе из ЦК, что я и делаю, и оставить за собою свободу агитации в низах партии, ибо мое крайнее убеждение, что если мы будем „ждать“ съезда Советов и упустим момент теперь, мы губим революцию» (Ленин, там же, стр.282–283).

ЦК отверг и этот ультиматум, а само письмо решил сжечь, не доводя до сведения всех тех, кому Ленин его адресовал: "Для членов ЦК, Петроградского Комитета, Московского Комитета и Советов". Есть воспоминания Бухарина об обсуждении этого письма на заседании ЦК, с которыми он выступил еще при жизни Ленина на вечере, посвященном четвертой годовщине Октября. Бухарин говорил, что «письмо Ленина было составлено чрезвычайно решительно… Мы все были ошарашены… Может быть, это было единственный раз в истории нашей партии, когда ЦК единогласно постановил сжечь письмо Ленина… Хотя мы верили, что нам безусловно удастся захватить власть в Петрограде и Москве, но мы думали, что в провинциях мы все еще не в силах добиться этого» (обратный перевод из немецкого издания «Истории русской революции» Троцкого).

Письмо Ленина все-таки заставило ЦК приступить к практической подготовке восстания, тем более, что точка зрения Троцкого по тактическим вопросам касательно Демократического совещания и его Предпарламента полностью совпадала с позицией Ленина. Совпадение позиций этих двух лидеров – вождя ЦК Ленина и Председателя Петроградского Совета Троцкого прорвало "единый фронт" в ЦК против Ленина: 5 октября ЦК выносит решение – всеми голосами кроме одного – уйти из Предпарламента, а 7 октября в Предпарламенте с декларацией о выходе выступает сам Троцкий, мотивируя выход тем, что Предпарламент лишь инструмент Временного правительства, которое отказывается заключить мир, дать землю крестьянам, созвать Учредительное собрание, хочет уничтожить Советы. Того же 7 октября, по специальному решению ЦК от 3 октября, Ленин возвращается из своего финляндского подполья в Петроград, чтобы быть ближе к ЦК и Петроградскому Совету. На всякий случай он сбрил бороду и усы, надел грим и ему сделали фальшивое удостоверение на имя рабочего Константина Петровича Иванова. Эти предосторожности в общем-то были излишни, ибо после корниловских дней Ленина никто не ищет, обеим сторонам было выгодно молчаливое соглашение: Ленину важна роль преследуемого "мученика", а правительству – ограничение свободы действий Ленина. Через три дня – 10 октября 1917 г. происходит заседание ЦК при участии Ленина, посвященное только одному вопросу: восстанию. Об этом историческом заседании рассказывает Суханов:

"Собрался полностью большевистский ЦК… О, новые шутки веселой музы истории! Это верховное и решительное заседание состоялось у меня на квартире, на Карповке (д. 32, кв. 31). Но все это было без моего ведома. Я по-прежнему очень часто заночевывал где-нибудь вблизи редакции или Смольного, то есть верст восемь от Карповки. На этот раз к моей ночевке вне дома были приняты особые меры: по крайней мере, жена моя точно осведомилась о моих намерениях и дала мне дружеский, бескорыстный совет – не утруждать после трудов дальнейшим путешествием. Во всяком случае, высокое собрание было совершенно гарантировано от моего нашествия («Записки о революции», книга VII).

Никаких "шуток веселой музы истории" тут, конечно, нет. Суханов, видимо, разводит здесь дипломатию, шитую белыми нитками, чтобы снять с себя моральную ответственность за предоставление в распоряжение штаба большевиков своей квартиры для заседания, на котором было принято решение уничтожить русскую демократию. Поэтому он намеренно умалчивает, что его жена Г.К.Флаксерман-Суханова была членом большевистской партии и сотрудником Свердлова по секретариату ЦК партии большевиков. Суханов знал больше, чем он сообщил в своих "Записках". Недаром его газета "Новая жизнь" первой в стране сообщила, что "два видных большевика" – Каменев и Зиновьев, – голосовали против восстания.

На собрание Ленин явился в парике с удостоверением на имя Иванова, а Зиновьев с бородой, но без своей шевелюры и тоже с фальшивым удостоверением (Зиновьев без риска уже с сентября появлялся на заседаниях ЦК, его даже хотели легализовать под залог, но ЦК не хотел оторвать его от Ленина). Протокол заседания перечисляет его участников по степени важности в следующем порядке: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Коллонтай, Бубнов, Сокольников, Ломов (Оттоков) – 12 членов ЦК из 24. Председательствует Свердлов. Главный политический доклад сделал Ленин, который в концентрированной форме выражал требование о восстании, обоснованное еще в письмах на имя ЦК. Ленин говорил, что восстание давно созрело: "Политически дело совершенно созрело для перехода власти… Надо говорить о технической стороне. В этом все дело. Между тем мы, вслед за оборонцами, склонны техническую подготовку восстания считать чем-ть вроде политического греха. Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно" ("Протоколы ЦК…", стр.84–85). Голосуется за резолюцию Ленина, в которой сказано, что внешняя и внутренняя обстановка "ставит на очередь дня вооруженное восстание. Признавая таким образом, что вооруженное восстание вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям руководствоваться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы" (там же, стр.85–86). За резолюцию голосовало 10 человек, против два (Каменев и Зиновьев). Таким образом решение о восстании было принято меньшинством ЦК (10 за, против 2, отсутствуют 12). По предложению Дзержинского было создано "для политического руководства на ближайшее время Политическое бюро" из семи членов ЦК. Туда вошли: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов. Политбюро такого состава никогда больше не упоминается в партийных документах. Так что оно оказалось мертворожденным (как действующий орган ЦК оно впервые появляется в 1919 г. рядом с Оргбюро и Секретариатом). Очень характерно, как сам Ленин объясняет в резолюции свою спешку с восстанием. Он признает, что существует "угроза мира" империалистов с целью удушения революции в России" ("Протоколы…", стр.86). Другими словами: если Россия и ее союзники заключат с Германией и ее союзниками мир, то мы, большевики, проиграли революцию! Эта "угроза мира" дополнялась еще и другой "угрозой": ЦИК Советов и Временное правительство были заняты разработкой проекта закона о переходе помещичьих земель в руки крестьян. Между тем "мир" и "земля" как раз и были те два кита, на которых строилась вся ленинская стратегия захвата власти. Убить этих двух китов – значит, убить ленинский заговор.

После решения ЦК о восстании Каменев и Зиновьев решили воспользоваться традицией, которую установил в ЦК сам же Ленин: если лидер не согласен с решением ЦК, то он обращается через голову ЦК непосредственно к партии и даже к прессе. На второй день после решения ЦК Зиновьев и Каменев обратились с заявлением к "Петроградскому, Московскому, Финляндскому областным комитетам РСДРП, большевистской фракции Петроградского Совета, большевистской фракции съезда Советов Северной области". В заявлении говорилось: "Говорят: 1) За нас большинство народа в России и 2) За нас большинство международного пролетариата. Увы! – ни то, ни другое не верно. И в этом все дело" (там же, стр.88). Голоса Каменева, Зиновьева и многих других сомневающихся большевистских деятелей заглушила машина восстания, пущенная в ход на всю мощность Лениным и его "прорабом" Троцким. Это именно Троцкий вспомнил предложение Ленина из одного его письма в ЦК: для успеха восстания надо создать "Повстанческий штаб". Такой штаб и был создан по докладу Троцкого при Петроградском Совете 12 октября 1917 г. под названием "Военно-революционного Комитета". Было сделано все, чтобы скрыть его истинное назначение: во-первых, во всех документах пропаганды говорится, что Военно-революционный Комитет создан для организации обороны Петрограда от наступающих немцев, которым Керенский хочет сдать без боя столицу революции – Петроград (теперь Ленин больше "оборонец", чем сам Керенский!); во-вторых, чтобы дезориентировать правительство, во главе Военно-революционного Комитета ставится не большевик, а левый эсер П.Е.Лазимир, который, разумеется, не знал, что он возглавляет штаб большевистского вооруженного восстания (накануне восстания его заменили большевиком Подвойским). Уже структура Военно-революционного Комитета показывает как на конспиративное мастерство организаторов восстания, так и на всеохватывающую деятельность Военно-революционного Комитета, в котором созданы отделы: 1) обороны, 2) снабжения, 3) связи, 4) информации, 5) рабочей милиции, 6) донесений, 7) комендатуры. Под этими названиями скрывались вспомогательные службы готовящегося восстания. Виртуозно замаскирован заговор и в постановлении Петроградского Совета, в котором говорится, какие задачи ставятся перед Военно-революционным Комитетом: «Ближайшими задачами Военно-революционного Комитета являются: определение боевой силы и вспомогательных средств, необходимых для обороны столицы; учет и регистрация личного состава гарнизона Петрограда и его окрестностей… разработки плана обороны города, меры по охране от погромов и дезертирства, поддержание в рабочих массах и солдатах революционной дисциплины. При Военно-революционном Комитете организуется гарнизонное совещание, куда входят представители частей всех родов войск. Гарнизонное совещание будет органом, содействующим Военнореволюционному Комитету в проведении его мероприятий, информирующим его о положении дел на местах и поддерживающим тесную связь между Комитетом и частями» (Суханов, там же, стр.40–41).

Таких комитетов большевики создали около 40 во всех крупных центрах и гарнизонах.

Второе расширенное заседание ЦК, посвященное восстанию, состоялось 16 октября. На нем, кроме членов ЦК, присутствовали и руководители Исполнительной комиссии Петроградского Комитета, Военной организации, Петроградского Совета, Профсоюзов, железнодорожников, Петроградского окружного Комитета. Заседание происходит в помещении районной Думы, где председателем был М.И.Калинин. Председательствует опять Свердлов, но руководит Ленин. Из протокола видно, что присутствуют около трех десятков людей. Совершенно очевидно, что такое сборище заговорщиков не могло быть тайной для правительства. Почему ведут себя заговорщики так открыто и вызывающе? Почему они чувствуют себя безнаказанными и вне опасности? Ответ знал Ленин уже в своих сентябрьских письмах в ЦК: “двоевластие кончилось” – в Петрограде и Москве установилась советская власть с тех пор, как большевики завоевали большинство в столичных Советах на сентябрьских выборах, пользуясь своей славой “спасителей революции” от “контрреволюции". Московскую советскую власть возглавляет член ЦК большевиков Ногин, которого поддерживают члены ЦК Бухарин, Милютин и Рыков. Петроградскую советскую власть возглавляет член ЦК большевиков Троцкий, фактически руководящий и Военно-революционным Комитетом, в который, решением ЦК того же 16 октября, включена, как его руководящее ядро, группа членов ЦК – Свердлов, Сталин, Дзержинский, Урицкий и Бубнов. На том же заседании ЦК Ленин требует подтверждения решения предыдущего заседания ЦК о восстании. Это предложение принимается с дополнением поручить ЦК и Петроградскому Совету “своевременно указать благоприятный момент и целесообразные способы наступления". Резолюция Зиновьева: "Не откладывая разведочных, подготовительных шагов, считать, что никакие выступления впредь до совещания с большевистской частью съезда Советов – недопустимы", – отвергается. Эта резолюция Зиновьева полностью опровергает ходячую легенду о том, что Каменев и Зиновьев были в принципе против восстания.

Да, верно, Каменев выступил в газете Горького и Суханова, трибуной которой иногда пользовался и Ленин, с опровержением слухов о назначении большевистского восстания (что, впрочем, делал и Троцкий на заседаниях Совета в целях дезинформации правительства). Вот выдержка из этого заявления Каменева в "Новой жизни" от 18 октября:

"Должен сказать, что мне неизвестны какие-либо решения нашей партии, заключающие в себе назначение на тот или иной срок какого-либо выступления. Подобных решений партии не существует. Все понимают, что в нынешнем положении революции не может быть и речи о чем-либо подобно «вооруженной демонстрации”. Речь может идти только о захвате власти вооруженной рукой, и люди, ответственные перед пролетариатом, не могут не понимать, что идти на какое-либо массовое выступление можно, только ясно и определенно поставив перед собой задачу вооруженного восстания. Не только я и т. Зиновьев, но и ряд товарищей практиков находят, что взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент, при данном соотношении сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для революции и пролетариата шагом».

Всякий политически и юридически грамотный человек отлично понимает, что, во-первых, автор этого заявления в принципе не против вооруженного восстания, но только против него в "настоящий момент", "за несколько дней до съезда Советов"; во-вторых, автор прав и в том, что ЦК никаких сроков восстания до сих пор не назначал. Современники и свидетели знают, и это отражено в их воспоминаниях, что у Ленина была одна болезненная слабость, весьма контрастная его холодному разуму – он бывал порой вспыльчив и по пустякам входил в "раж", по выражению и свидетельству его жены. Правда, это у него довольно быстро проходило. Вот, находясь в таком "раже", Ленин решил, что "Каменев и Зиновьев выдали

Родзянко и Керенскому решение ЦК своей партии о вооруженном восстании. Ответ должен быть один: немедленное решение ЦК… ЦК исключает обоих из партии". По этому поводу было созвано заседание ЦК от 20 октября. Ни один из членов ЦК не поддержал предложение Ленина: