Текст книги "С нежностью цвета огня (СИ)"

Автор книги: Аадет Тэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Глава 17

Чем ближе ночь, тем сильнее меня беспокоят брошенные украдкой вопросительные взгляды Медифа. Не заговаривая, он, однако, с самого ужина держится поблизости – тихо посидел со всеми за столом, потом, пользуясь тем, что Аллеон и Эшер остались обговорить подробности грядущего визита к оборотням, сопровождал меня на прогулке по саду. Это могло бы быть романтично и мило, но инкуб так и не расстался с ролью охранника, бесшумной тенью скользя на пару шагов позади. Кажется, разговор в парикмахерской изрядно его взволновал, но что-то явно пошло не так. Или Аллеон прав, и он просто не умеет ухаживать за девушками?

– Медиф, – окликаю, устав от ощущения преследования, – иди, пожалуйста, рядом. Хоть поговорить будет можно.

– Ты хочешь что-то спросить? – с некоторой опаской уточняет он, приблизившись.

– Нет, – усмехаюсь, – а вот ты, судя по всему, хочешь. Я тебя слушаю.

Хотя бы в первое время мне, определённо, придётся взять на себя инициативу, и пока я ещё не успела понять, как к этому относиться.

Застигнутый врасплох Медиф выглядит так, словно я поймала его «на горячем». Но вопрос у него и в самом деле созрел.

– Я тебе не нравлюсь? – спрашивает осторожно.

Помнится, мы уже поднимали эту тему, но тогда всё было иначе.

Что заставило его усомниться? Ведь очевидно же, что он очень красивый. Может даже слегка чересчур. Все вокруг это замечают, и я ни за что не поверю, что собственная внешность для него – тайна.

– Дело в цвете кожи? В моей расе?.. Или в том, что, когда я был в доме матери, любая женщина…

– Ты мне нравишься, – прерываю, не желая слышать ничего о Талассе. – Разумеется, нравишься, Медиф, иначе бы никакие клятвы не заставили меня согласиться считать тебя семьёй.

– Но ты будешь держать меня на расстоянии, пока не решишь всё окончательно… – договаривает он предполагаемое окончание моих слов. Это даже не вопрос, простая констатация досадного факта.

Растерявшись, останавливаюсь.

– Что? С чего ты взял?

Инкуб тоже останавливается и, легко пожав плечами, поясняет, как нечто очевидное:

– Ты смотришь на меня иначе, чем на Аллеона, и ничего не позволяешь. Как тогда убедить тебя, что я заслуживаю своё место? Что нужно делать?

Что-то я совсем запуталась… Это всё из-за того, что его не пустили в кровать?

– Чего именно я тебе не разрешаю? – уточняю подозрительно.

Моё непонимание его озадачивает. Тёмные брови вопросительно изгибаются, как будто инкуб вот-вот усмехнётся и скажет: «А сама-то как думаешь?» Но он, конечно, отвечает более вежливо.

– Ты ни разу не позволила мне прикоснуться. Ни о чём не просила.

В голове мелькает безумная картинка, как я с царственным видом перечисляю ему, как именно дозволяю сегодня ко мне прикасаться, куда и сколько раз целовать. Он ведь не этого ждёт, правда?

– Ты знаешь, что значит «жених», Медиф?

Он на секунду хмурится и рапортует:

– Мужчина, вступающий в брак или имеющий намерение жениться.

– Ты будто учебник процитировал, – улыбаюсь, надеясь, что ошиблась.

– Я прочитал это в словаре, в библиотеке, – признаётся инкуб, смутившись. – У нас дома такого нет. Мужчина там или муж, или раб, или слуга, если повезёт.

«Прочитал в словаре»!

– Как вы там живёте? – вырывается у меня.

– Нормально живём, – находу пожимает он плечами. – Все с детства знают своё место.

Тронув его за локоть, жестом предлагаю присесть на скамейку возле старого буйно цветущего дерева. Усыпанная белыми зонтиками крона издаёт чудесный сладковатый аромат.

Медиф послушно садится. Несмотря на доверительную атмосферу, спину он держит ровно, а руки прилежно кладёт на колени. В сумерках его кожа кажется ещё более тёмной, а глаза и впрямь едва заметно подсвечиваются, мерцают. Фантастическое зрелище.

Могу ли я провести по его волосам? Будет ли это ему приятно?

Покосившись на напряжённую позу, решаю не рисковать. В первую очередь нужно поговорить, а уж потом, если желание никуда не денется…

– Как тебе здесь, в этом мире?

– Сначала казалось, что нет никакой разницы, – усмехается он, невидяще глядя мимо. – Те же взгляды на улице, те же эмоции, шушуканье… Но разница есть. Ты даже не представляешь, как часто я мечтал сказать «нет», но приходилось молчать, а теперь…теперь я могу это сделать, – внезапно спохватившись, он бросает на меня осторожный взгляд. – Разумеется, я говорил не о тебе! Тебе я в любом случае возражать не буду…

– Почему, Медиф? Ты можешь отказаться от чего угодно, если тебе так хочется.

Не решаясь перебить, он отрицательно трясёт головой.

– Нет, так нельзя! Я давал клятву и обязан…

– Это другое, – и тут мне в голову приходит очень неприятная мысль. – Или нет? Подожди-ка, ты что, затеял это всё только из-за той клятвы? Ты решил стать моим мужем, потому что так удобнее будет меня защищать?

– Нет, – он опускает смущённый взгляд на свои руки, медленно сжимает и разжимает пальцы. – То есть, конечно, мне действительно будет удобнее, но просил я не поэтому… Я… мне…

– Что? Смелее же.

– Ещё там, в кафе, мне очень хотелось, чтобы мать позволила сопровождать вас как можно дольше, до самого отъезда. С вами было приятно, куда лучше, чем с остальными гостями. Я никогда ещё не чувствовал такой искренней симпатии, такой любви и заботы. Знаю, твои эмоции были обращены к Аллеону, но мне показалось… – Медиф прерывается, чтобы на миг вернуться к воспоминаниям, и договаривает негромко: – … показалось, что я тебе тоже понравился. Не так, как другим.

– Ты необыкновенный, – улыбаюсь, тоже вспоминая, как впервые его увидела. – Объяснишь мне кое-что? Я понимаю, почему ты разозлился, когда леди Луассис заставила принести клятву, но почему всё так резко изменилось на следующий день?

– Аллеон предупредил, что, если я не хочу остаться в Талассе, должен вести себя сдержаннее. Я и сам это понимал: мать ведь потому меня и отдала, что я приносил больше проблем, чем пользы. Оставаться я не хотел. Однако уже успел с тобой поругаться, и не обманывался, конечно, что ты об этом забудешь… Поэтому и решил попробовать изменить впечатление.

– Как ты обошёл защиту? На меня не должна была подействовать твоя магия.

– Я не пользовался магией. Просто очень старался понравиться и сделал всё, чтобы тебя очаровать. Ничего в итоге не получилось.

– Получилось. Мне тогда очень хотелось к тебе прикоснуться, но это было неправильно. Прости, что ударила. Я испугалась.

– Это и сейчас будет неправильно? – спрашивает тихо, всем телом повернувшись ко мне.

Правду говорят, что в темноте откровенность даётся нам проще. Не уверена, что инкуб так открыто делился бы со мной днём, но сейчас, в сумрачном саду, наполненном ароматом цветов и пением какого-то насекомого, он явно чувствует себя свободнее.

Медленно протянув руку, наконец-то пропускаю сквозь пальцы его прохладные, упругие кудри. Мужчина не двигается и ничем не выказывает отвращения. Хочется верить, это потому, что я всё-таки исключение и ему приятно, а не потому, что он боится меня рассердить. Не удержавшись, повторяю нехитрую ласку снова, мысленно завидуя ему по поводу причёски.

Хотя, наверное, любоваться кудрями даже лучше, чем самому их носить.

– Ты на самом деле очень мне нравишься, но так сразу перейти к чему-то более серьёзному я не могу.

– Обещаю, ты не будешь разочарована. Я много умею и смогу доставить тебе удовольствие.

Он действительно не понимает?

Что ж, попытаюсь объяснить. Жаль, если Медиф не услышит и не поймёт разницу в том, о чём мы с ним говорим.

– Удовольствие зависит не столько от мастерства, сколько от того, кто находится рядом. Какой смысл делить постель с тем, к кому ничего не чувствуешь? Влечения тел мало, сердца и души тоже должны тянуться друг к другу. Скажи, ты когда-нибудь ходил на свидания? Тебе кто-нибудь нравился?

Он смотрит со священным ужасом, как если бы я спросила, не хочет ли он отпилить себе руку или ногу пилочкой для ногтей.

– Нет, Дарисса.

Кажется, это будет труднее, чем я думала. Не покупать же ему книгу с инструкцией? И Аллеона просить прочитать для коллеги лекцию вроде как неудобно.

Моё молчание затягивается, и инкуб обеспокоенно хмурится:

– Это плохо?

– Нет. На самом деле, это неважно. Всё равно у вас, в Талассе, ухаживают, наверняка, по-другому.

– Почему? Если позволишь, я могу за тобой ухаживать. Если это то, чего ты хочешь.

Неужели?

Возникает смутное подозрение, что мы друг друга как-то не так поняли, но инкуб выглядит прямо-таки ободрённым.

– Значит ли это, что мне можно иногда к тебе прикасаться?

Как он вообще собирался налаживать отношения в роли жениха – и не дотрагиваться? Ждал, что я догадаюсь и сама разрешу ему? Стоит ли мне тоже спросить разрешения?

– Разумеется, можно, Медиф! В любое время! Только…

– Я помню, – насмешливо улыбается он. – На спальню это не распространяется, так?

– Пока, – уточняю, впечатлённая его улыбкой.

Медиф только чуть изогнул уголки губ, но даже это разрушило впечатление неживого спокойствия мраморной статуи. Ну нельзя же быть таким безупречно красивым! Я начинаю чувствовать себя одной из тех мечтательных барышень, что могут часами любоваться портретом возлюбленного.

– Пока, – эхом повторяет инкуб.

Его взгляд меняется, задумчивость уступает место сосредоточенному вниманию. Он заметил. Почувствовал, охватившее меня восхищение, и теперь жадно вглядывается, ища подтверждение, подмечая каждую чёрточку. Над кем-то другим я бы обязательно посмеялась, напомнив, что в самолюбовании нет ничего хорошего, но ему только тепло улыбаюсь. Пусть смотрит.

– Расскажи что-нибудь о себе? – прошу, чтобы нарушить молчание.

– Что ты хочешь узнать?

– Например, кто твой отец? Ты его знаешь?

– Нет, я никогда его не видел.

– Ты говорил, что восьмой сын. Вы ладили с братьями и сёстрами?

– Сестёр воспитывали отдельно, и они такие же, как мать. Для них я ничем не отличаюсь от других мужчин. Мы, к счастью, почти не пересекались.

– А братья?

– В доме живёт только Келэйл. Остальные вошли в другие семьи. Мы не общаемся.

Он говорит о своих родственниках ровным, безразличным голосом, как о совершенно чужих людях.

– Мне всегда хотелось иметь старшую сестру.

– Зачем? Это же опасно!

– Опасно? Наоборот, Медиф, это здорово! С ней можно было бы делиться секретами, о которых нельзя знать родителям, обсуждать мальчиков; можно было бы вместе ходить по магазинам, делать друг другу смешные причёски. Она помогала бы мне с учёбой…

– И все действительно это делают? – переспрашивает он, не скрывая недоверия.

– Если хотят, – пожимаю я плечами. – Бывает, конечно, что дети не ладят, но с возрастом это обычно проходит… У вас, судя по всему, любить родственников не принято?

– Моя сестра приказала забить меня плетью за то, что я не помог ей соблазнить понравившегося гостя.

Они там все чокнулись! Как он рос, абсолютно один?

– Просто поразительно, как ты вырос нормальным в таких-то условиях… Я бы, наверное, не смогла.

– Девочек никто не наказывает. У тебя было бы всё, что пожелаешь.

Не зная, как это объяснить, качаю головой. Мне его жаль – до пронзительной боли в груди. Медиф – самый одинокий человек из всех, о ком я только слышала. У него никогда, даже в детстве, не было никого, кто мог и хотел бы его защитить. Никто не читал ему книжек. Не обнимал, не говорил, что любит. Я даже не уверена, что ему было с кем просто поговорить.

Повернувшись к инкубу, прижимаюсь к его груди, обнимаю, стараясь, чтобы получилось тепло и в меру крепко. Да, это мужчина должен быть опорой для женщины, но я и не беру на себя его роль. Медиф отлично справится сам. Он сильный и честный, он гораздо заботливее и добрее, чем можно было бы ожидать. Всего лишь нужно помочь ему починить то, что там, внутри него, сломано.

– Я рада, что ты рядом.

Его ладони неуверенно опускаются мне на лопатки, робко поглаживают.

– Не надо жалости, – просит, в очередной раз слишком хорошо разобравшись в моих эмоциях. – Детство у меня было не самое плохое: много учителей, одежда, хорошее питание, крыша над головой. Не всем так везёт. Не верю, что у тебя в мире иначе.

– Разное бывает, но в целом там всё-таки лучше. Надеюсь, нам никогда больше не понадобится наведываться в Талассу, – говорю, взяв себя в руки и отстраняясь.

На какой-то миг мне захотелось поцеловать Медифа. Сегодняшний день, наши разговоры оставили в душе смесь сочувствия, симпатии и влечения, толкающую на необдуманные поступки.

Но он прав. Жалость тут неуместна. Это, однозначно, не то чувство, которым стоит руководствоваться в отношениях с мужем.

– Идём домой?

Шагая по неширокой мощёной дорожке, первой тянусь к его расслабленной ладони и совершенно счастливо улыбаюсь, когда удивлённый инкуб осторожно берёт меня за руку.

Чувствует ли он то, что зарождается сейчас в моём сердце?

Войдя в дом, я начинаю немного сомневаться: стоит ли разнять руки, чтобы этого никто не увидел? Довольно непривычно осознавать, что Аллеон, скорее всего, не рассердится. Какой-то въевшийся инстинкт требует не только отпустить Медифа, но и отослать его, чтобы не вызывать подозрений. Однако я этого не делаю. Не собираюсь стыдиться наших с ним отношений.

Проводив меня прямо до двери спальни, инкуб замирает, а затем, чуть склонившись, всё же целует кончики пальцев.

– Безмятежных снов, Дарисса.

– Спокойной ночи, Медиф, – улыбаюсь, очень довольная прогрессом.

Он отступает, а я вхожу в комнату. Лен уже тут, развалился в кресле, читая маленькую, но толстую книгу.

– Выглядишь счастливой, – заключает он, придирчиво рассмотрев меня с ног до головы.

– Мы с Медифом гуляли по саду.

– Снова мучаешь серьёзными разговорами? – смеётся сиир. – Дай ему хоть денёк отойти!

– Вообще-то, – возмущаюсь я, кое-что вспомнив, – с тобой мне тоже нужно поговорить.

– Что-то важное?

Пройдя к его креслу, привычно устраиваюсь на подлокотнике.

– Это о нас. Скоро действие суфура закончится, и нам многое будет можно… Я пока не готова к детям, Лен.

Какие дети, если я до сих пор даже со своими мужчинами не разобралась! Не говоря уж о том, что мне трудно назвать себя достаточно взрослой и ответственной.

Как мама вообще справлялась, ей же было всего восемнадцать?

– В первый раз ниикто не бывает готов, Дари. Но я тебя не тороплю. Впереди много времени.

– Может, нужно купить таблетки? Или у вас тут для этого тоже есть артефакты?

– Есть. Ты его уже носишь. Благодаря браслету, ребёнок появится только тогда, когда мы – ты или я – сильно этого захотим. И да, там, где нет магии, это тоже работает.

– Какая полезная, многофункциональная вещь!.. Но кое-что я не поняла. Почему он сменил цвет? Ты ведь ни о чём таком не предупреждал.

– Цвет отображает нашу с тобой связь – помолвка, брак, слияние судеб – та самая Церемония. Я не хотел что-то обещать и рассказывать о ней заранее.

– Ну ещё бы, – хмыкаю вредным тоном. – Тебе это точно не навредило?

– Точно-точно! Просто вложил все силы в то, чтобы наделить твой браслет свойством продления жизни. Я не маг, поэтому пришлось тяжело, конечно, но не смертельно.

Окончательно успокоившись, возвращаюсь к тому, о чём мы говорили с ним раньше.

– А наши дети… кем они будут?

– Девочки – людьми, как и ты, с небольшой примесью моих генов. Для оборота не хватит, зато может проявиться более быстрая реакция или хорошая регенерация.

– А мальчики – только сииры?

– Скорее всего, но не обязательно, – окончательно отложив книгу, Аллеон мягко пересаживает меня к себе и вкрадчиво шепчет в самые губы: – Мне нравится, что ты уже думаешь об этом …

Знаю, что поцелуй – единственное, что он себе позволит, но и его достаточно. Там, в лесу с Рраяром и среди Золотых котов, мне так не хватало любимых рук, родного запаха и самых нежных на свете губ! Тая от неспешной ласки, я всем телом, трепещущей от восторга душой чувствую, что любима. Никто и никогда не сравнится с Аллеоном, ставшим моей первой настоящей любовью.

– Я так люблю тебя… – признаюсь шёпотом.

Тёмно-зелёные глаза смягчаются и словно искрятся. Не обязательно быть эмпатом, чтобы понять, каким счастливым делают его эти слова.

– Если б ты только знала, если б могла почувствовать, как сильно люблю тебя я!.. Я даже не представлял, что могу так любить – до нехватки воздуха, до замирания сердца! Быть счастливым уже оттого, что ты здесь, со мной…

Замолчав, Лен снова легко касается моих губ, и я отвечаю, не сомневаясь, что этот миг, этот незабываемый момент близости, останется с нами навсегда, сколько бы лет ни прошло.

Когда мужчина – романтик, это всё-таки мило. Поднимаясь с кресла, Аллеон подхватывает меня на руки, чтобы немного покружить по спальне и аккуратно опустить на кровать. Вот тут-то его паранойя и даёт о себе знать – едва положив, он рывком хватает меня обратно, отскакивая на середину комнаты.

Из-под шевелящегося покрывала недовольно выбирается потревоженный кот.

– Это всего лишь Салазар! – смеюсь.

– Мелкий паршивец!

Переглянувшись, с разочарованными вздохами расходимся по ванным.

Сегодня у меня нет желания долго лежать в воде, поэтому, быстро освежившись, возвращаюсь в кровать. Аллеон уже тут, ждёт, приглашающе придерживая одеяло.

– Так мы пойдём отмечать твой день рождения? – спрашиваю, устраиваясь с ним рядом.

– Хочешь?

– А ты?

– Там будут гости, две трети которых я видел только однажды, когда отец нас представлял. Двухсотый день рождения – важная дата, но значима скорее для семьи в целом, чем для меня самого.

Я примерно так и думала, но всё же мне хочется чего-то особенного.

– Тогда почему бы не провести этот день там, где нас никто не найдёт? Помнишь, ты рассказывал о домике на берегу моря? Мы могли бы отлично отдохнуть перед твоим возвращением на службу.

– Полагаю, нам ничего не мешает туда заглянуть. Я давно уже хотел показать тебе это место.

– Только родителей всё же предупреди. Вдруг, они тоже захотят присоединиться?

– У них соберутся гости. Будут поздравлять с наследником. Мы отправимся туда только втроём.

Судя по голосу, идея ему действительно нравится и Аллеон уже приступил к составлению плана.

– Я ужасно соскучилась, – шепчу, крепче прижимаясь к его боку.

– Я думал, с ума сойду… – говорит он, целуя в макушку. – Тебя очень долго не было, Дари. Единственное, что Медиф мог сказать, – ты жива, но ни мы с ним, ни приглашённый маг не могли понять, куда было направлено перемещение. Это было так страшно – каждую минуту гадать, что с тобой, не грозит ли тебе опасность, одна ты или с Рраяром, справится ли он… вернёшься ли ты…

Невольно вздрагиваю.

– А можно что-нибудь сделать, чтобы мы всегда знали, кто где? Есть же для этого артефакты?

– В случае с Зачарованным лесом это бы не помогло. Там особая область, я бы просто не смог к вам попасть… Завтра же купим что-то, чтобы ты не терялась. И запас телепортов.

– Как вообще получилось, что часть мира оказалась закрыта?

– Примерно триста лет назад на тех землях неожиданно появилась орда нежити. Её уничтожили, но через некоторое время твари напали опять. Их убивали не один десяток раз, Дари. Каждая схватка уносила жизни лучших бойцов, а нежить возвращалась снова и снова. Всё было напрасно. Положение становилось шатким, ведь человеческие ресурсы не бесконечны. Никто не мог понять, почему любое живое существо, ступившее на те земли, постепенно превращается в чудовище. Поэтому под конец пятеро сильных магов объединились и пожертвовали своими жизнями, чтобы навсегда отгородить от мира проклятые места.

– Но ведь монстрами были не все! Там жили люди, они и сейчас живут! Их просто заперли? Оставили умирать?

– Очень многие были убеждены, что проклятие затронуло всех, кто населял эту область. Просто проявляется постепенно – отсюда и новые волны тварей… В любом случае, уже ничего нельзя было сделать.

– Что будет теперь? Купол снимут?

– Как только убедятся, что опасности нет, думаю, снимут. Учёные десятилетиями строили теории, объясняющие появление нежити. Надеюсь, одна из них окажется верной, и угрозу удастся уничтожить.

Мы засыпаем, продолжая крепко друг друга обнимать, и мне, как обычно, снится Рраяр. На этот раз, сон довольно банальный – простая магическая тренировка. Кто бы мог подумать, что заклинания требуют такой колоссальной концентрации? Полночи прометав в мишени молнии, я чувствую себя так, словно голова вот-вот расколется на двое.

Вопреки традиции, за общим завтраком Салазар забирается на колени не к Аллеону, а к Эшеру. Кот ещё вчера почуял в нём родственную душу и теперь дарит свою большую любовь оборотню, демонстративно не замечая впавшего в немилость сиира. Впрочем, нельзя сказать, что кого-то из них это расстроило.

За обсуждением планов на день я вспоминаю, что, помимо покупки артефактов, у меня есть ещё одно важное дело.

– Мы можем навестить Драхара? Мне нужно с ним поговорить.

– С Драхаром?

– Это насчёт Рраряра.

Аллеон задумчиво отпивает чай и неохотно произносит:

– Я спрошу, но не лучше ли будет поговорить с самим Рраяром? Вы с ним должны прояснить свои отношения. Хоть он успешно всё портит, ты ведь понимаешь, что не безразлична ему? Между вами есть связь и с каждым днём она становится крепче…Он единственный, кто сумеет последовать за тобой куда угодно.

– Я очень ему благодарна, но у нас всё совсем запуталось. Ему будто нравится делать мне больно.

– Тебе не нужно его бояться. Рраяр сильный, однако полностью от тебя зависит. Только ты можешь сделать его или очень счастливым, или совершенно несчастным. Вплоть до того, что ему будет физически плохо.

– Я не боюсь. Просто иногда… чаще всего, вообще-то, он ведёт себя, как полный придурок… Кто бы мне объяснил, что у него в голове…

Ненадолго за столом устанавливается вдумчивая тишина. Вопрос, конечно, был по большей части риторический, но услышать ответ я бы не отказалась. Наверное, понять джаройя может только другой джарой.

– Ты злишься, что он тебя поцеловал? – неожиданно уточняет Эшер.

– Разумеется! Это было унизительно!

– Если б Рраяр дал тебе выбор, ты бы могла отказаться, – рассудительно замечает оборотень.

Не только могла, но и отказалась бы!

– То есть, по-твоему, он всё сделал правильно?!

– Нет. Но нужно много смелости и уверенности в себе, чтобы спокойно относиться к отказам. Никто не хочет быть отвергнутым или высмеянным. Именно поэтому он ведёт себя агрессивно.

Довольно неожиданно обнаружить в коте зачатки психоаналитика, однако упускать такую возможность нельзя.

– Он мне даже шанса не дал. Это нечестно.

– Не дал, потому что, скорее всего, не верит, что это поможет. Уверен, он чувствует себя одиноким, Дари. Любому существу страшно остаться никому не нужным. Сначала, в молодости, это называется свободой, но Рраяр производит впечатление взрослого. Если ты никому не нужен, значит, с тобой что-то не так. Другие люди будут думать, что вся твоя жизнь – одна большая неудача и сам ты – неудачник. Поэтому, некоторые предпочитают вообще не пытаться.

Обдумав ситуацию, понимаю, что не представляю, что с этим делать. Кто-то должен уступить, это ясно, но глупо ждать благоразумия от Рраяра. Сама же я не хочу сдавать позиции из упрямства: джарой и так слишком много себе позволяет! Моя уступка только убедит его продолжать в том же духе.

– Замкнутый круг какой-то! То есть, чем больше я буду злиться, тем дольше он будет так делать?

– Наверное.

А ещё говорят, что у женщин с логикой нелады!

– Спасибо, Эшер! У мужчин мозги набекрень!

Он смеётся. Ну да, наверняка, он так же о нас думает.

– Откуда ты столько всего знаешь? Ты же толком с Рраяром и не знаком?

– В деревне я много наблюдал за окружающими, за их поведением и поступками. Друзьями мы с Золотыми котами не стали, так что смотреть и делать выводы было едва ли не единственным моим развлечением.

– Вероятно, Эшер прав, – заключает Аллеон, неторопливо отпивая чай. – Я связался с Драхаром и передал твою просьбу. Они с Вайол ждут нас завтра к обеду, однако я всё же считаю, что тебе стоит поговорить с самим Рраром.

– Я просто хочу сначала уточнить некоторые моменты. Для разговора с ним мне необходимо чувствовать себя уверенной, Лен, иначе Рраяр изведёт меня насмешками или скажет, что я всё придумала.

– Тогда сегодня выберем артефакты, а завтра гости.

– Вы собираетесь пройтись по магазинам? – любопытствует Эшер.

– Да. Нужно позаботиться о безопасности. Тебе бы это тоже не помешало, между прочим.

– Вы не будете возражать, если я присоединюсь?

Посмотрев на Аллеона и дождавшись кивка, он переводит взгляд на всё это время молчавшего Медифа.

– Если Дарисса не возражает, – отзывается тот, поняв, что оборотень ждёт именно его мнение.

– Идёмте все вместе, это будет ещё интереснее, – соглашаюсь с энтузиазмом.

– Я не обременю вас надолго: после полудня мне нужно увидеться с ниссом Элктаром.

Точно, насчёт возвращения семейной собственности. Здорово, что у него есть дом и средства, но всё равно немного жаль, если Эшер съедет от нас куда-нибудь в другую часть города. Кто будет подсказывать мне, что делать с Рраяром? Не похоже, что подобные разговоры делают Аллеона счастливее.

– Предлагаю встретиться в холле через полчаса, – подводит итог сиир.

Погода сегодня чудесная, тихая и солнечная, так что дома я бы с удовольствием надела шорты, однако здесь подобный наряд точно сочтутэпатажным. Жаль, но нужно что-то классическое. И красивое. После всех пережитых в лесу ужасов мне очень хочется снова почувствовать себя привлекательной.

Пару минут поперебирав вешалки, останавливаюсь на лёгком нежно-голубом платье. Не до пола, конечно, но колени прикрывает и, благодаря широкому поясу, выглядит необычно.

Несмотря на то, что гардеробные у нас с Леном разные, спальня, из которой в них можно попасть, общая. Обнаружив, что не дотягиваюсь до молнии, я совершенно спокойно выхожу, чтобы попросить его помочь, и замираю, неловко заведя руку за спину.

– Медиф?

Кто бы мог подумать, что ему настолько идёт гранатовый? Насыщенный цвет рубашки подчёркивает тёмные волосы и смуглую кожу, делая инкуба ошеломляюще красивым. С его левого плеча свисает перевязь с чёрными узкими ножнами, делая получившийся образ не только соблазнительный, но ещё и опасным. Беспроигрышное сочетание.

Судя по расфокусированному взгляду, прямо сейчас инкуб вовсю наслаждается, впитывая мои эмоции. Значит, такое внимание всё-таки не всегда его раздражает?

Преодолев разделяющее нас расстояние, медленно, глядя в глаза, кладу ладонь на его грудь. Разом «протрезвевший» инкуб неуверенно смотрит на меня сверху вниз, а затем плавным движением опускается, собираясь, по-моему, поцеловать мне колени.

– Не так! – ловлю его за плечо и заставляю подняться обратно.

От моего негромкого, в общем-то, восклицания Медиф пугается так, словно за неверный поступок вот-вот последует наказание.

– Прости…

– За что?

– Я думал… мне показалось, ты…

– Я хотела тебя поцеловать, да. Разумеется, если и ты этого хочешь. Если нет…

– Я хочу, – признаётся он голосом, каким обычно в преступлении сознаются, и предпринимает ещё одну попытку сползти вниз.

Сдержав вздох, далёкий от восторженного, позволяю. Он ведь помнит, что мне это не нравится, но всё равно почему-то так делает. Я хочу понять, почему.

Теперь его голова чуть ниже моей груди. Куда он собирается целовать?

Ожидаемо, Медиф сразу улавливает перемену.

– Что я делаю неправильно?

– В Талассе, чтобы поцеловаться, принято вставать на колени? – спрашиваю, ласково проводя по его волосам.

– Да, – с готовностью подтверждает мужчина.

С сомнением на него посмотрев, пожимаю плечами:

– Ладно, давай попробуем… Хотя, нет! Не хочу, чтобы наш первый поцелуй был таким. Лучше сначала я покажу тебе, как принято целоваться там, где я выросла, а потом, если таласский вариант покажется тебе лучше, ты покажешь его мне.

Только теперь я начинаю догадываться, что мы по-разному видим ситуацию. Для меня вот так стоять на коленях – однозначно унизительно. Но для него, похоже, нет. Если так, в этом, наверное, нет ничего плохого.

Хотя, честно говоря, мне всё же это не нравится.

Предложение не вызывает у Медифа особой радости, но он не спорит, чуть напряжённо ожидая инструкций.

Попытавшись найти в происходящем хоть что-то хорошее, улыбаюсь: этот поцелуй несомненно может претендовать на звание самого незабываемого!

– Для начала, встань.

Едва он поднимается, сама подхожу ближе, и, положив ладони на его плечи, расслабляюще поглаживаю шею большими пальцами.

– Обними меня, ладно?

Честное слово, даже в детстве процесс целования проходил проще, естественнее. Инкуб же ведёт себя так, словно ему и впрямь требуется устное разрешение на каждый вздох в мою сторону.

Но какие у него губы! М-м-м, бархатно-мягкие, сладкие – ласка этих губы стоит всех потраченных сил! Поцелуй почти целомудренный, бережный. Он не возбуждает желания, зато согревает душу, растекается теплом взаимной открытости и доверия, и это во сто крат дороже. Всё-таки самое лучшее удовольствие рождается в голове, а не в теле.

Чуть отстранившись, мы смотрим друг другу в глаза, и в ответ на восхищённую улыбку Медиф тоже начинает улыбаться.

– Ну что? Ты всё ещё настаиваешь на таласском варианте?

Вместо ответа мужчина медленно, не отводя неонового взгляда, опускается на колени. С моего молчаливого согласия его ладони ложатся на поясницу и ненавязчиво притягивают ближе. Подозреваю, ему просто захотелось добавки. Не важно, как.

– Это точно нормально – вот так стоять? Тебе не обидно?

Вообще, я собиралась спросить, не считает ли он эту позу оскорбительной, однако сильно смягчила формулировку.

– Возможность преклонить колени перед своей госпожой – награда, которую нужно ещё заслужить. Почему мне должно быть обидно? Я рад, что ты позволяешь быть рядом.

Это как же нужно промыть мозги, чтобы человек начал считать подобное наградой?!

Вот бы всех мужиков, поднимающих руку на женщин, ссылали в Талассу на перевоспитание! И дамам развлечение, и обществу – польза. Месяц-другой – и любителей без риска помахать кулаками было бы не узнать. На всю жизнь бы запомнили.

Однако из Медифа, хоть он и вырос в Талассе, её воспитание выветривается довольно быстро. Теперь, даже стоя передо мной на коленях, он не выглядит, как безвольный, покорный раб. Всего за несколько дней здесь он стал увереннее и продолжает меняться дальше.

Наклонившись, уже смелее касаюсь его приоткрытых губ, запускаю жадные пальцы в тёмные кудри. Инкуб отзывается в тот же миг – прижимает теснее, ведёт ладонями вниз.

Где бы ещё я нашла настолько неизбалованного лаской мужчину? Он же даже самыми простыми прикосновениями наслаждается.

Дразню его кончиком языка, немного тяну за волосы, вынуждая сильнее откинуть голову, и Медиф вдруг прижимается ближе и стонет – почти беззвучно, но я чувствую едва различимую вибрацию. Осознав это, он немедленно отпускает, распахивает глаза.

Нет, всё-таки рано я радовалась. На месте его воспитание, никуда не исчезло.